рассказ
Его жизнь внезапно превратилась в сущий ад – с тех пор, как однажды его старшего сына по дороге из школы домой укусила бешеная собака.
Уже долгое время в камышовых зарослях вокруг обмелевшего озера близ лагеря для беженцев заселилась стая бродячих собак. Дорога, ведущая к школе, расположенной в старом вагоне, проходила рядом с озером, и в связи с этим руководство лагеря было предупреждено об опасности, которую создавали детям бродячие собаки. Однако, ни у кого из руководителей до этого не было дела.
Лагерь был разбит на низменной степи, на которой ничего, кроме полыни и тамариска, не росло. Беженцы из горных регионов Карабаха, поселившиеся в этой пустынной местности с кишащими змеями, переживали истинное адское мучение. Но оказалось, что настоящее мучение ещё впереди...
Когда его сын вместе с товарищами возвращался из школы, внезапно на него набросилась бешеная собака. Испугавшись, мальчик начал бежать, но споткнулся и упал, и подбежавшая собака укусила его чуть выше щиколотки.
Услышав крики, жители расположенных поблизости палаток прибежали к мальчику, истекающему кровью, и кое-как успокоив его, прожгли рану пеплом и повязали.
Он немедленно отвёл ребёнка в фельдшерский пункт лагеря, где не нашлось даже вакцины от бешенства. Мальчику вкололи обезболивающее, обработали ногу йодом и наложили повязку.
Вскоре рана зажила, и через пару дней покрылась коркой.
Мальчик выздоровел, встал на ноги – но через несколько дней у него начали наблюдаться некоторые странности. Некогда спокойный, ласковый мальчик стал хмурым и грозным.
Первая жалоба поступила от преподавателя мальчика.
– Он ведёт себя очень странно, то и дело грубит. Раньше он не был таким. Я даже не знаю, что с ним происходит...
– Возможно, это от испуга собаки... Скоро пройдёт, – смущённо ответил он, и напомнив о случившемся, принёс извинения.
Но странности в поведении мальчика постепенно начали проявляться всё отчётливее – онзаподозрил, что тут что-то не так, и страх тут не причём.
Мальчик ни с кем не ладил – грубил младшему брату и сестре, кусал им руку, лицо, уши. Беспрерывные наставления были тщетны.
Однажды в школе мальчик откусил у своего товарища ухо, и разразился нешуточный скандал. Испуганные родители, услышав о случившемся, тут же прибежали в школу.
Завтрашним утром к ним домой вместе с директором школы прибыл полицейский, чтобы взять у мальчика объяснительное. Мальчик накинулся на полицейского и исцарапал ему лицо.
Освободившись из рук мальчика с огромным трудом, полицейский заявил:
– Его надо отправить в психушку,- и не взяв объяснительное, ушёл.
Он понимал, что отныне отпускать в школу мальчика нельзя– он был в растерянности, не знал, что предпринять. Врач-психиатр, прибывший из больницы района, в котором был расположен лагерь, терпеливо обследовал мальчика, и с сожалением заявил, что за всю свою врачебную практику он впервые сталкивается с подобным случаем, и ему очень сложно что-либо советовать.
Мальчика изолировали от домашних. Он уже ничего не говорил – только лишь рычал, скалил зубы. Брат и сестра боялись его, не решались подходить близко. Лишь мать изо всех сил пыталась уговорить сына поесть – в попытке накормить сына, несчастная женщина зарабатывала кровоточащие шрамы на руках.
Он изредка сталкивался с сыном взглядами, и у него сердце изливалось кровью. Болезнь за короткое время полностью изменила мальчика, придав ему совершенно иной облик. Он долго разглядывал сына, пытаясь вспомнить его первичное выражение лица; но увы – первичное лицо сына он полностью запамятовал.
... Однажды утром он проснулсяот звука, напоминающего собачий лай; окончательно прозрев, осознал, что этот лай раздаётся из спальни сына. Дрожа от волнения, прошёл в спальню сына... и замер. Сын лаял, как собака. Увидев отца, мальчик упал на четвереньки, и с лаем набросился на него.
Он невольно попятился назад, но тут же взял себя в руки и попытался успокоить сына:
– Постой, сынок, что с тобой? А ну-ка, встань, - сказал он, пытаясь поднять мальчика.
Не обращая внимания на слова отца, мальчик продолжал лаять, скалить зубы и кидаться на него.
Поняв бессмысленность своих уговоров, он с трудом скрестил руки сына на спине, и связав, ничком уложил на кровать. Мальчик, извиваясь, начал издавать страшные звуки – он обнял сына, и попытался успокоить, но это было нелегко.
Вся семья, проснувшись от шума, была на ногах. Жена, прижав к себе маленькую дочку, обливалась горькими слезами:
– Господи, за что нам такие мучения?! – причитала она.
Лай мальчика раздавался по всей палатке. Теперь он лаял в унисон с дворовыми собаками.
Немного спустя, весть о случившемся распространилась по всему лагерю.Услышав о лающем мальчике, люди горько вздыхали, и с сожалением качали головой. Дети из лагеря собирались вокруг палатки,чтобы взглянуть на лающего человека. Он отгонял их прочь, но немного спустя детвора вновь подкрадывалась к палатке и прислушивалась к лаю. Учуяв человеческое дыхание, мальчик лаял ещё громче.
Ситуация становилась всё больше невыносимой – полностью утеряв навыки кушать по-человечески, мальчик отбирал у матери миску с едой и ел, встав на четвереньки, вылизывая миску языком.
Мальчик полностью порвал и снял с себя всю одежду. Родители, как ни старались, не могли одеть его– он злился, грыз себе плечи. На кровь, хлынувшую из плеча, не обращал внимания, и искусанные места кусал ещё раз. Он полностью растерял чувство боли.
На теле у него не было живого места. Он зубами и ногтями искалечил себе всё тело до неузнаваемости. Он набрасывался и кусал каждого, кто подходил к нему, поэтому все пытались держаться от него подальше.
Каждое утро, просыпаясь со страхом от мысли о происхождении чего-то нового, он видел, что состояние сына всё хуже и хуже.
Старушка, проживающая в лагере по соседству, узнав о болезни мальчика, провела у них своеобразный спиритический сеанс: перебирая чётки, она начала шёпотом читать молитву и называть имена покойников. Наконец, она сообщила, что на мальчика повлиял дух деда. По совету старушки онипомянули дух покойника молитвой и совершили жертвоприношение, но всё было бесполезно.
Затем, по сторонним советам родители отвели сына в святилище Джындырлы. Загадав желание, они провели всю ночь в пещере близ святилища. Но состояние мальчика продолжало ухудшаться.
Пожилой терапевт, которого они вызвали как проблеск последней надежды, оглядел мальчика со стороны, и покачал головой:
– У него бешенство, - сказал он. – это неизлечимо...
– И что же нам делать?
Терапевтвзглянул на него:
– Этого ребёнка надо убить! –хладнокровно сказал он.
Закрыв лицо руками, мать присела.
Лучики надежды, появившиеся в его глазах, угасли в одно мгновение.
– Доктор, вы что?–промолвил он едва слышным голосом.
– Другого выхода нет.
– Нет, это невозможно...
– А что будет, если и другие твои домашние заразятся от него? Ты хоть думал об этом?
– Нет, доктор, ради бога, найдите другое средство...
– Я понимаю, это тяжело, однако...
Внезапно он почувствовал бездонную пропасть, образовавшуюся в его душе, и в головокружительной глубине этой пустоты вся жизнь, весь мир, всё его существование утеряло свой смысл. Он извивался в горечи безнадёжности, как человек, осознающий нарушение ритма и гармонии всего мира и потерявший цепочку всего происходящего...
Жена, которая на протяжении всей болезни ребёнка вела себя сдержанно, внезапно набросилась на врача:
– Да покарает господь того, кто тебя врачом называет! Как у тебя язык повернулся, ляпнуть такое? Пошёл вон отсюда! – буркнула она, и схватив чемодан терапевта, вышвырнула на улицу.
Жена рыдала, проклиная всё на свете, но он её не слышал. Теперь он думал об участи других своих детей. После предупреждения терапевта их речь, голоса, кашель, все произносимые ими слова звучали в его ушах как лай, и страх всё больше обуревал его душу. Опасаясь, как бы этой болезнью не заразились и другие дети, он решил на всякий случай полностью изолировать сына.
Он соединил прутьями ржавые железные сетки, найденные на свалке чуть подальше от лагеря, смастерил просторную клетку и поставил её в верхней части палатки. На пол клетки, устланный дощечками, он разостлал бархатную простыню, которой жена не пользовалась и хранила как приданое, и не без труда заточив сына в эту клетку, запер дверцу.
После заточения в клетку состояние мальчика ухудшилось ещё больше. Он целыми днями бился в клетке, пытаясь разломать её, перекусив железные прутья.
Его душу теребили также сомнения жены, которая, опасаясь, что под воздействием слов терапевта он убьёт сына, оберегала мальчика от родного отца – он чувствовал, что всё это уничтожает годами заработанное доверие между супругами. Он вёл себя, как ни в чём не бывало, но места себе не находил, чувствуя, что терпение постепенно иссякает.
Мысли о сыне не давали ему покоя до самого утра. Он чувствовал, что жена, лежавшая рядом в обнимку с двумя маленькими детьми, тихо плачет. Иногда он вставал по ночам, выходил из палатки и расхаживался по пустынной территории вокруг лагеря, не зная, куда идти, куда деваться. В такие моменты он чувствовал, что и жена издали следует за ним.
По ночам, расхаживаясь вокруг лагеря, воспоминания уводили его в счастливые годы, когда родился его первенец – теперь эти годы казались ему сладким сном. Именно ради сына он всё это время мужественно выносил трудности, терпел унижения, мучился в адской жизни лагеря. И после всего прожитого терапевт хладнокровно советовал его убить сына...
Болезнь сына усилялась изо дня в день; мальчик угасал у родителей на глазах, постепенно умирала надежда в его выздоровлении. В последние дни мальчик, руки которого были связаны на спине, зубами грыз своё тело, превращая себя в получеловека.
* * *
...Он всю ночь, не смыкая глаз, раздумывал о происходящем. У него от боли раскалывалась голова.
Светлело.
Мальчик всю ночь то лаял, то скулил, то скалил зубы, и даже пару раз завыл, как волк. Теперь, под утро, не слыша из клетки никакого звука, он подумал, что сын заснул.
Взглянув на клетку, от увиденного он замер на месте.
Мальчик был мёртв. Он лежал на спине, раскинув разгрызанные руки; зрачки глаз утекли. На его бледном лице были запечатлены признаки пережитых им мучений.
Он медленно подошёл к клетке, и увидел лежащую на подушке гадюку песочного цвета.
Услышав шаги, гадюка подняла голову, запищала, затем залаяв, уползла к углу палатки и пропала из виду.
Октябрь-ноябрь, 2016,
Лондон
Перевод с азербайджанского языка
Джавида Аббаслы