Пробираться через дворы было еще тем занятием, мои ребра ныли, я то и дело отплевывал кровавую слизь которая говорила, что мне досталось по самые помидоры, но уж лучше так, чем лежать с дыркой в груди от крупнокалиберной винтовки. А ведь мне и вправду несказанно повезло, потому что пули такого калибра обычно пробивают такие пластины с легкостью. Но тут видать большую роль сыграло расстояние, и хорошая броня шестого с плюсом класса хоть и изрядно потрёпанная.
За последнее время что-то мне чересчур сильно везет, а в виду последних событий это везение уже граничит с полным безрассудством. Встрянь так кто ни будь другой, то давно бы сдрейфил и был бы аккуратнее самого аккуратного человека на всей земле, но я видать не из такого теста сделан и для меня все эти тревожные лампочки красного цвета и сирены раздающиеся чаще чем мой пульс вовремя бега, как какая то успокаивающая музыка.
За последние два часа мы продвинулись не больше чем на пол километра. Наше движение затрудняло то, что по улицам то и дело проскакивали машины с вооруженными людьми и нам приходилось двигаться максимально скрытно и всячески избегать столкновений с противником дабы попросту не подвергать свои жизни ненужной опасности. Да и наличие автомобилей с вооруженными людьми говорило о том, что противник мобилен и в случае каких-то не предвиденных обстоятельств подкрепление подоспеет очень быстро, и это никаким образом не сыграет нам на руку.
Свежий ветер дул несильно и легко, иногда донося запахи паленой пластмассы и черные хлопья от горелой резины. Также ветер доносил приглушенные расстоянием звуки стрелкового боя. Иногда звуки были совсем рядом, а иногда еле слышны. Город медленно и неуклонно рушился и падал в пучины хаоса и анархии. Хотя самый свой пик этой самой анархии и хаоса он уже пережил и было это несколько дней назад, но то было нечто другое, оно было сильное, разрушительное и утопило все вокруг в массовых смертях и насилии, изрядно приправив это все грохотом от выстрелов и телами наемных солдат, которые уже ни когда не получат свой гонорар. И ни кто не знает, откроются ли врата валгаллы перед ними и смогут ли они вних войти.
Ребра начинали ныть сильнее, да и вдохнуть больше чем на треть груди у меня не получалось. Судя по всему, заброневую травму я получил колоссальную и если в ближайшие двадцать четыре часа не попаду в больницу для лечения, то скорее всего скончаюсь в страшных мучениях, потому что без тщательного обследования и выявления всего нанесенного урона, было трудно судить все ли у меня в порядке. Хотя что-то подсказывало мне, что у меня есть очень серьёзные проблемы с несколькими органами и в ближайшее время они проявятся, да так проявятся, что вопрос останусь я жив или умру будет зависеть только от меня самого и того насколько быстро мы доберемся на вертушке в город.
Я криво ухмыльнулся и сплюнул себе под ноги. Слюна была мерзкого привкуса. Она с шлепком ударилась о гладкий бетон двора в котором мы сидели и ждали удобного момента перебежать улицу, дабы не привлекать лишнего внимания, и вообще остаться незамеченными.
Растер красный от крови плевок подошвой ботинка и запрокинув голову начал тупо пялится в небо, по которому неспешной чередой шли низкие серые тучи. Скорее всего через пару часов будет дождь. С одной стороны, это радовало меня, так как в таком случае пробираться будет проще, потому что не один нормальный человек не захочет добровольно мокнуть, скорее всего будет искать укрытие от дождя, а любое укрытие в любом случае уменьшает обзор и скрадывает звуки. Но это также было и не на руку нам, так как можно было ненароком нарваться на какой ни будь дом в котором укрылись противники и быть просто застигнутыми врасплох. Но сейчас и без дождя риска хватало. Как не крути, а риска куда меньше там, где нет войны, но это уже лирика.
Элис сидела рядом со мною прислонившись спиной к моему рюкзаку. Который после того как в меня попали, стал будто в сотню раз тяжелее. Но я то знал, что вес у рюкзака как был неизменный, так и остался. Это просто я стал чувствовать себя немного хуже, чем обычно и куда лучше, чем те, кто сейчас остывает на земле где-то позади нас. Меня все также терзали смутные сомнения насчет Руслана, уж очень подозрительно он вел себя последнее время, хотя скорее не подозрительно, а как-то уже неуважительно и небрежно, будто так, словно я превратился в его глазах в какую-то ненужную вещь, которую не выкидывают лишь по той причине, что она для чего то нужна. Но вот для чего, я не понимал.
Правду говорят, что своя голова потемки, а чужая так и вовсе дремучий лес, который невозможно постигнуть. Хотя и себя то понять не всегда получается. Вродибы кажется, что знаешь себя вдоль и поперек, а попадешь в какую-нибудь задницу с летальным исходом равным девяноста девяти процентам, и сам удивляешься от того какие финты ушами можешь сделать дабы сохранить свою жизнь.
Тяжелая большая капля воды с негромким шлепком ударилась о мой лоб. Я невольно поморщился, и рукой утер свой лоб. Дождь начинался медленно и не спеша. Капля за каплей падали с неба разбиваясь о твердую поверхность бетона, перекрашивая его с светло серого, в темно серый. По улице проскочил еще один джип с пулеметчиком в кузове. Машина неслась быстро то и дело подпрыгивая на ухабах. Отчаянные ребята, подумалось мне, ведь это по сути самоубийство с их стороны, вот так глупо разъезжать беспечно полагая что они вовремя успеют отреагировать на любую угрозу. Самая большая ошибка любого солдата или наемника в том, что после пары побед, человек начинает вести себя беспечно и порой даже глупо, а виной всему состояние опьянение от победы, которое вселяет нечем не обоснованную уверенность в себе и уверенность в том, что фортуна на их стороне. Эти самые люди не понимают, что их случайные победы это всего лишь намек на то, что следующими могут быть они, если не будут бдительны и осторожны.
Машина скрылась вдалеке. Мы быстро пересекли улицу и скрылись в очередном дворе. Прошли через огород и подошли к забору. Руслан все также спокойно и не церемонясь в пару ударов выбил несколько досок образовывая лаз. По очереди мы все протиснулись через него и очутились в следующем дворе. Все также спокойно и не торопясь прошли по двору.
Дождь припустил в полную силу. Твердые и тяжелые капли били меня по каске, тонкими струйками сбегали перед лицом и продолжали свой путь уже по моей разгрузке, форме и обуви. Элис вымокла до нитки. Ее била небольшая дрож, которая передавалась рюкзаку за который она держалась, а стук зубов отчетливо доносился до меня неровной дробью. Также я слышал, как чавкает вода в ее кроссовках. Не сладко ей приходится, из теплицы и прямо в суровую реальность бытия простых смертных. Ой не сладко ей сейчас, не сладко. Как бы не заболела она. И когда это я начал думать о других, не как не припомню этого момента изменения моего мышления и хода мыслей, как бы сильно не старался и не тужил свои извилины.
Мы все также продвигались сквозь дворы и огороды. Руслан бесцеремонно ломал доски заборов преграждающие наш путь, а Александр все также молча шел сзади охраняя наш тыл от всякого рода неожиданных сюрпризов. За последний час мы не видели не одного транспорта противника. Оно то и не удивительно, так как дождь шел не жалея воду в тучах, и тех, кто попадал под нее.
Впереди по курсу замаячило кирпичное квадратное здание в два этажа. Оно было отчётливо видно даже за одноэтажными домами частного сектора. К нему подходили толстые провода, висевшие как лианы где-нибудь в джунглях. Погода все также не намеревалась налаживаться, и даже скорее всего в ближайшее время собиралась припустить так, как будто в последний раз, роняли тучи тяжелые капли воды и это было словно от отчаяния. Тихого безмолвного отчаяния, от лицезрения человеческой не человечности и зверств которые за последние дни произошли здесь под этим самым небом. И небо все видело, из далека, словно нехотя и не желая присматриваться к тому что творится там внизу, но в какой-то момент оно поняло, что больше не может делать вид того, что не замечает всего этого, и разразившись большими и горькими слезами стало оплакивать всех погибших.
Мы в плотную подошли к большому кирпичному зданию. По внешнему виду это была толи подстанции, толи водонапорная башня. Дверь в нее была закрыта на толстую шину, по диагонали пересекающей дверь из толстого листового метала. Я обошел здание вокруг. Оно было без окон и с одной дверью. Как попасть внутрь я представлял смутно, также смутно я представлял насколько это крепкое и надежное строение, так как уверенности в точности арт удара у меня не было. Подергал шину, та и на миллиметр не сдвинулась и сидела мертво.
- Сука!: - с досадой проговорил я.
- Открыть нужно?: - тихо и спокойно переспросил Саша.
- Ага: - все также с досадой в голосе ответил я ему.
- Сейчас сделаю!: - и он быстро скинул рюкзак сплеча, прислонил его к стене возле входа, расстегнул его, пошарил там и достал какой то моток проволоки. Я смотрел на него с некоторым интересом, мне было непонятно, как и чем он будет вскрывать эту шину, а потом и дверь. Он быстро размотал проволоку. Это оказалась проволочная пила, такие обычно туристы используют в походах что бы не носить с собой громоздкие топоры или пилы. Я все также с недоверием смотрел на него, что-то мне подсказывало, что такой пилой не чего металлического не перепилишь, максимум это поцарапать, но не более.
Саша ловко просунул один конец пилы под шину, зажав крепко штырьки рукоятей на концах пилы между своих пальцев, уперся одной ногой в дверь и начал пилить. Звук от скрежещущего метала о метал был довольно громкий, но сильный дождь скрадывал его. А уже через несколько минут я с удивлением увидел, как шина одним краем упала на землю. Александр все также невозмутимо просунул рукоять пилы в ушко массивного навесного замка, который закрывал дверь и все также опершись одной ногой принялся пилить. И через минуту замок был побежден. Дверь с протяжным скрипом отворилась, и я первым шагнул в разверзшуюся темноту, на ходу включая фонарик на своем автомате.
Узкий неяркий луч обшарил стены. Помещение было пустым, с одной лестницей уходящей вниз и огромным колодцем по середине в который свисали тросы лебедки закреплённой у самого потолка. Я зажег фаер желтого цвета и небрежно бросил его в огромный колодец, занимающий более двух третей всего пола помещения. Тот полетел вниз освещая метр за метром тихо шипя.
Колодец оказался глубиной метров в десять, а на самом его дне стояли какие-то установки, скорее всего выполняющие роль насосов. Из увиденного следовало, что это была водокачка которая служила для перекачки воды из какого-то другого места и поддержания нормального давления в магистрали. Я собирался устроить привал, а для этого следовало обезопасить наше место.
Саша закрыл дверь и поставил на нее растяжку. Немного подумал и поставил еще одну, но только теперь немного подальше от входа так что бы ее было трудно обойти и еще труднее было заметить.
Спустившись на несколько пролетов вниз я остановился на довольно большой площадке, здесь можно было легко нам всем четверым разместиться и немного отдохнуть перед нашим вылетом на большую землю. Аккуратно скинул рюкзак с одного плеча, дикая боль прошлась по телу. Я поморщился, но не издал не звука. Нужно было еще вколоть обезболивающее, так как эффект от предвидущей инъекции уже практически прошел. Рука машинально нащупала аптечку, открыла ее и в моих пальцах появился шприц тюбик с боле утолительным. Иголка неприятно кольнула грудину впрыскивая препарат в мышцу.
- Отдыхаем, можно поспать: - вяло и как-то безучастно проговорил я смотря на часы. Времени было более чем достаточно и им нужно было воспользоваться. Я попробовал прилечь, но от веса бронежилета и разгрузки ребра заныли весьма сильно, тогда я сел прислонившись к стене, и практически тут же уснул.
***
Мой сон был беспокойный и я постоянно просыпался, то от боли в ребрах то от кашля с кровью. Мне становилось все хуже. Элис лежала рядом со мной, ее одежда была по прежнему мокрой, но она была укутана в спасательное одеяло и больше не дрожала. Саша дремал сидя немного в стороне от меня. На карауле был Руслан.
Пол под нами задрожал. Где-то вдалеке громко ухнуло и раскатистое эхо быстро прошлось по нашему убежищу. Я достал "ММСС", посмотрел на его экран, там были большие цифры часов тускло подсветившиеся от нажатия клавиши разблокировки. Время было без двадцати минут полночь. Стены вокруг нас стряхнулись с новой силой, с потолка начала падать пыль и куски штукатурки. Все помещение гремело и тряслось словно от неистового землетрясения. Элис пискнув резко прижалась комне. По ребрам прокатилась волна боли, и я закашлялся, как-то жутко хрипя и прерывисто, в перерывах между спазмами. Вместе с воздухом наружу вырывалась какая-то слизь на вкус очень напоминающая кровь. Мои дела были дрянь.
Взрывы от снарядов слились в одно непрерывное грохотание. Так как будто звук от взрыва был долгим и не прерывался вовсе. Здание сильно тряхнуло, а с потолка отвалился огромный кусок бетона и с грохотом полетел туда, где стояли водонапорные компрессора. Грохот усилился в несколько десятков раз. Теперь через проломленную крышу можно было рассмотреть небо. Черное небо без единой звездочки, затянутое тяжелыми тучами, которые постоянно извергали из себя холодные капли воды стремительно летящие на землю.
Растяжка, установленная на дверь, сработала вместе с второй растяжкой, установленной немного поодаль. В помещение оглушительно грохнуло, а где-то наверху разлетелась шрапнель, впиваясь своими острыми краями в все до чего получится дотянутся.
Элис жалась комне все сильнее и сильнее, я чувствовал как ее трясет. Скорее всего она еще и что-то говорила, но от оглушительного шума взрывов, не представлялось возможным слышать себя, не то что других. Все вокруг заволокло белым туманом от поднявшейся пыли. Здание продолжало содрогаться, а сверху то и дело падали куски бетона и кирпичей. Меня начало беспокоить это, ведь если дела пойдут так дальше, то нас тут попросту похоронит заживо, а вертолет прилетев и не найдя кого забрать, улетит восвояси. Глупый конец какой-то получается, вот так идти, идти перешагивая все трудности, откровенно смеясь опасностям в лицо, умереть такой глупой смертью, саморучно похоронив себя на дне водонапорного сооружения. Нет так дела не пойдут! Если выберусь отсюда, а я обязательно выберусь от сюда, то некогда в жизни не буду так легкомысленно относится к выбору убежища.
На улице все стихло. Разом, так будто кто-то взял и выключил весь этот парад взрывов и представление иллюминации. Давящая тишина опустилась туда, где только что, бушевала неукротимая сила взрывов и неистовых разрушений.
Я поднялся на ноги. Ребра и грудина снова прорезала дикая неистовая боль. Действие от обезболивающего закончилось. Достал заранее приготовленное обезболивающее, и не раздумывая вколол его себе. Через минуту боль утихла.
С неба лил дождь, с каждой каплей все больше и больше прибивая пыль к полу. Я поднялся по лестнице, остановился у того места где была установлена растяжка. Здесь лежал чей-то труп. Его оружие валялось в стороне, а половину тела раздавило куском бетонного перекрытия. Не повезло бедолаге, подумал я, и спокойно пошел дальше. Массивная железная дверь, на которой была установлена растяжка, сорвавшись с одной петли, перекосившись висела, открывая проход. Не трогая ее, прошел мимо, и попал на улицу. Дождь тут же забарабанил по моей каске, и струйки воды побежали по твердому стеклу тактических очков.
Улица изменилась до неузнаваемости. Часть домов были разрушены до основания, а на их месте громоздились кучи битых кирпичей в перемешку с мебелью, шифером, досками и всяким мусором в который превратилось все, из чего когда-то состоял дом. Развалины дымились, от них шел запах горелой древесины. Я достал "ММСС" посмотрел на карту, жирная точка места эвакуации была совсем рядом, при нормальном темпе нам добраться до нее за десять минут не составит ни какого труда. Но двигаться нужно было аккуратно, а это скорее всего будет темп черепахи идущей в понедельник на работу. Впрочем, думаю за час мы доберемся на место, в любом случае должны.
***
На нашем пути не встретился ни один человек. Все то что когда-то было территорией складов и примыкающей к нему частный сектор, превратились в сплошное месиво из строй материалов, усыпанное глубокими воронками от разрывов снарядов. Я поинтересовался у Элис, что за арт удар она заказывала, она ответила, что здесь должны были отработать три батарее "Градов" и две батарее "Солнцепеков". От сказанного я немного задумался, так как получается, что этим всем комплексом можно было бы спокойно накрыть площадь в десяток раз больше чем требовалось здесь. Но как мне стало понятнее позже, Элис решила просто перестраховаться и как я замечу, перестраховалась она очень даже хорошо, даже можно сказать, что слишком хорошо. Но что толку уже об этом говорить сейчас. Когда весь этот огневой потенциал уже выпушен и обратно его не засунуть в черные узкие трубы ракет.
Мы сидели ровно там, где и был маркер на карте. Дождь лил ровно и не собирался прекращаться. У меня то и дело в глазах мерцали какие-то странные цветные всполохи, как будто мне то и дело кто-то ради забавы светил в глаза разноцветными лазерами, хорошей мощности, и от этого все вокруг становилось какого-то красноватого цвета, желтого цвета, а парой и вовсе переливалось радугой. Я был плох, мне срочно требовалась медицинская помощь.
Шум винтов вертолёта я услышал только за двести метров до его подлета к нам. Он в полуметре завис над битым кирпичом, в десяти метрах от нас, открылся боковой люк и оттуда выскочили две фигуры с оружием в руках, а за ними еще двое но уже без оружия, а с борта на нас светил мощный фонарь. Я с трудом поднялся, все вокруг плыло, меня резко пробило на кашель, я небрежно отдернул балаклаву и тут же зашелся в диком хриплом кашле, которой бесследно тонул в гуле винтов. Что-то мокрое и липкое вылетало с этим кашлем, мои ноги начали подкашиваться и я начал заваливаться вперед, лицом в битый кирпич.
Сильные крепкие руки подхватили меня под мышки, а какой-то мужской голос негромко приказал мне еще немного пожить, и дотерпеть до госпиталя. Собрать всю волю в кулак оказалось очень трудной задачей, с которой мне еле удавалось справится. Все вокруг было как восне, и я уже не понимал, что происходит.
Меня затащили в открытый люк вертолета, боль медленно и остро пульсировала в всем теле. Кто-то что-то говорил, кто то что то требовал, но я уже не разбирал слов, все они слились в одно мерное рокотание винтов и надрывное рокотание двигателей. Жизнь верно и неумолимо покидала мое тело. Какой-то страх и тревожное беспокойство окутало меня.
Я тонул в пучинах переживаний и отчаяния, и абсолютно не мог не чего сделать. С меня стащили разгрузку, бронежилет, затем разрезали футболку и принялись ощупывать мою грудь. Надомной стоял какой-то мужчина в марлевой маске, рядом с ним стояла Элис, по ее щекам катились большие слезы, она плакала. Вертолет шел ровно и его практически не трясло.
Где-то с левой стороны торса, что-то кольнуло, Элис зашлась еще больше, теперь она прикрывала лицо своими руками и навзрыд рыдала. Мне стало как-то чересчур жалко ее. Тело практически не слушалось меня. Я лежал и тупо смотрел в разные стороны, не в силах сделать еще что-либо.
По телу прошла теплая волна, а дыхание успокоилось, и я стал дышать ровнее и не так поверхностно, а уже через пару минут и вовсе дышать стало легче. Вокруг меня все также возился человек в маске и делал какие-то непонятные для меня манипуляции. Он поставил капельницу и только тогда присел рядом сомной на пол. Мне под голову подложили какой-то сверток и теперь мне стало видно практически все внутреннее брюхо вертолета, в котором он нас нес.
Я видел, как ребята снимают свои разгрузки и снаряжение, складывая его у люка для десантирования, как за ними пристально и не отводя глаз следят двое вооружённых парней, готовые открыть огонь в любой момент.
Саша снял с себя все снаряжение довольно быстро. Он стоял в одной футболке и штанах, Руслан же как то нехотя раздевался и не особо спешил с этим делом. Мой рюкзак и все мои вещи лежали в общей куче, вместе с оружием и всем остальным.
Вертолёт сильно тряхнуло, да так что все наши вещи подпрыгнули на пол метра разом вместе со всеми остальными. От удара о пол вертолета я громко выдохнул и в груди снова защемило. В салоне раздались выстрелы, какие-то непонятные телодвижения и тут же я увидел, как заваливаются двое бойцов с автоматами, человек в маске и второй его помощник который был без оружия. Саша лежал на куче снаряжения без движений. Элис была рядом со мной и держала меня крепко за руку, она была напугана и не знала, что делать.
Руслан стоял гордо и ровно, в одной руке у него был мой "Стриж", а в второй руке он держал свой "Глок". Его лицо надменно смотрело на меня. Весь его вид показывал что он сейчас чувствует себя победителем. Один пилот был мертв. А второй решил не дёргаться и как ни в чем ни бывало вел крылатую машину.
Руслан подошел комне, что-то сказал, прицелился мне в грудь из "Стрижа" и нажал четыре раза на спуск. Пули были бронебойные и прошили мое тело на вылет. Меня забило в конвульсии, я начал корчится в предсмертной агонии. Мои глаза застелила пелена из кроваво красного марева. И тут я увидел, как из уха Руслана вылазит кончик моего "КМ2000", он падает рядом со мной, а за ним стоит Саша держась за левый бок, его серая футболка намокла от крови, но он жив. Свет гаснет, я падаю в пропасть, туда где нет дна и откуда еще не возвращался ни один человек.