Все высыпали на палубу. Катер еле качало на мелких, игрушечных для него волнах. Но, по мере того, как он все дальше отходил от берега, волны росли пропорционально тому, как пропадал в телефонах интернет.
Берег постепенно превращался в тоненькую полоску, как экран древнего, только, что выключенного телевизора.
На верхней палубе плыли мужчина и женщина с овчаркой. Собака плохо ходила, прижимая свою заднюю часть к земле.
- Наверно лечить ее на большую землю возили, - сказал я Егору.
- А почему они здесь едут на верхней, открытой палубе? – спросил он меня.
- Потому, что с собаками вовнутрь нельзя наверно, - предположил я.
Мы с сыном, впрочем, как и все, бегали из внутренних отсеков, наружу, и обратно. Все пассажиры были рады тому, что они все же плывут. Радовались даже и те из них, кто был недостаточно тепло одет. Ведь они могли согреваться внутри. Но, все равно всех тянуло наверх, поближе к холодному, соленому, морскому ветру. У всех на лицах были счастливые улыбки.
Мы в очередной раз вернулись в носовой отсек, где и были оставлены наши вещи, чтобы слегка продохнуть. Перед нами сидели группа из трех парней с огромными баулами. Рядом с ними присел, явно не принадлежавший к их компании молодой человек, с видом бывалого матроса. Явно местный житель с острова.
- А, что ребят на заработки едите? – все же спросил он их, первые минут двадцать поездки присматриваясь к ним, и прислушиваясь.
- Нет, отдыхать, в отпуск, - с улыбкой на лице, соврал один из них, видно самый разговорчивый, он-то и был, как мне показалось старшим из их компании.
- А откуда вы? – продолжил допрос с видом бывалого человека местный житель. Он был довольно высок, и крупного телосложения. Одет, скромно, но со знанием дела, как и подобает одеваться на севере. Не очень тепло, но и не очень холодно. В черную, рабочую, непродаваемую куртку, и такие же штаны. Обут он был в огромные, резиновые сапоги. На его голове топорщились ежиком коротко подстриженные русые волосы.
- Из Москвы, - так же нахально, но с пониманием дела, ответил старший. Он тоже, как и вся его компания был одет явно не по-московски, скорее в рабочую одежду, чем, как турист. С той лишь разницей от местного жителя, что обут он был, как и вся его бригада, в кроссовки.
- А! ну.. уп… давай, давайте, раз из Москвы, - сразу уловив тональность шуточного ответа, сказал местный. Словно у них шла игра, кто больше всех соврет. Но, каждый должен был догадываться и читать между строк, зашифрованную там правду.
- На работу едем, - наконец открыл тайну один из бригады. Явно не приспособленный к качке строитель. Нет, ему не было еще плохо, но он уже подозревал что-то неладное.
- К кому? – спросил местный.
- Так на пустынь, - сказал Бригадир и добавил ее название.
- Ой ребятки, не советую я вам! Ой не советую! Намучаетесь вы там, - хотя, ваше дело. Не мне вас учить. Сказал местный, и откинувшись головой на спинку сидения, закрыл глаза, так, словно бы сделав главное дело, теперь мог и спокойно покемарить сидя на лавке, не обращая никакого внимания на разыгрывающийся шторм.
- Может пойдем на верх? – сказал я Егору.
- Пойдем, - ответил он.
Мы шли мимо основного отсека, где сидел тот самый замерзший, легко одетый, но теперь явно согревшийся мужчина, лет сорока. Он пытался вклиниться в дружную компанию, которая состояла ровно на половину из девушек, имея состав два плюс два. Он был среди них лишним, но подогретый спиртным, явно не хотел ничего понимать.
- А вот ты мне нравишься подруга. Ты умница. Так держать, - услышал я его слова, проходя мимо.
Двое молодых ребят пока еще надеялись на мирное решение вопроса, не подозревая о том, что сама природа поможет им в их начинаниях.
Сделав небольшую передышку нахальный, неприспособленный к северу замерзший тип человека, достал из нагрудного кармана своей тоненькой, подбитой синтепоном, болоньевой куртки фляжку, открутил крышечку и жадно проглотил наполнившую его рот жидкость, явно концентрирующую в себе далеко не низкий градус.
Ходить было уже тяжело. Катер выходил в открытое море, где волны вели себя, как хозяева.
Кто-то в салоне уже начинал крепко задумываться о вечном. У многих пропали улыбки на лицах. Но пока еще никого не тошнило.
- Егор давай посидим здесь пару минут, пока толпа в коридоре, перед туалетом не рассосется? – предложил я сыну.
- Давай.
Мы присели на полпути, чтобы перевести дух, а затем продолжить движение к выходу.
- Знаешь Егор, я не хотел тебе говорить об этом, но существует такая вещь, как морская болезнь. Ты ведь наверняка знаешь об этом? – спросил я сына.
- Да папа.
- Так вот у меня ее нет, и я точно знаю об этом.
- Откуда?
- Однажды, в детстве, когда мне было практически столько же лет, как и тебе, я со своей мамой, твоей бабушкой, попали в шторм. Это было в Крыму, под Керчью. Катер болтало в море часа полтора, а потом он не мог причалить к берегу. В общем, иными словами, тошнило всех, кроме меня с мамой. И мама потом, спустя много лет, рассказывала мне, что я не мог понять, что происходит, почему всех тошнит. Она говорила, что я ее спрашивал даже: - «А, что это такое случилось со всеми людьми?».
- Пап, а мне кажется, что у меня тоже морская болезнь есть.
- Не говори ерунду. Я хорошо знаю тебя и твою маму. Вас никогда не укачивает в машине. У вас не может быть ее.
- Но, мне показалось, что у меня болит голова.
- Нет Егор, это все совершенно из другой оперы.
- Хорошо, я посмотрю, как будет дальше. А ничего, что я позавтракал?
- Конечно ничего. Ты же не как все остальные. Ты мой сын.
- Пойдем на верх? – предложил я Егору.
- Пойдем, - ответил он.
Мы встали и подошли к выходу из основного салона на открытую палубу. Я заметил, что те двое молодых людей, которых я приметил в баре и окрестил их трезвенниками, сидят рядышком, держа друг друга за руки, и молча смотрят в разные точки интерьера.
- Интересно удастся ли им справится с морской болезнью? Или, может быть у них ее и вовсе нет? – подумал я, увлекаемый сыном на улицу, поближе к стихии, захватывающей постепенно наш катер в свои объятия.
Когда мы проходили мимо туалета, нам пришлось пробираться сквозь так и не рассосавшуюся очередь из тех людей, которые не знали о том, что такое иногда приключается с людьми на кораблях, в шторм.
Некоторые держали в руках гигиенические пакетики, такие, как на самолете. Но мало, кто успевал ими воспользоваться.
Качало уже не на шутку. Но прикольнее всего было фотографировать то, как корма нашего катера врезается в набегающую волну, разбивая ее на множество мельчайших брызг, которые, разлетаясь, накрывают собой всех, кто стоит на улице, вдоль бортов катера.
Выходить на улицу становилось все тяжелее и тяжелее. Да и находиться там тоже было нелегко. Мы с сыном были одеты в непромокаемые и не продуваемые вещи, но брызги были неумолимы, пробираясь через все преграды.
- Егор, я пойду вниз. Ты долго тут не находись. Иногда показывайся внутри. Ладно? – попросил я сына, передумав выходить на улицу.
- Хорошо.
Я пошел в сторону прохода вовнутрь. Там накопилось очень много укачанных людей. Дело в том, что, когда человека начинает укачивать он интуитивно тянется на верхнюю палубу. Я очень хорошо это знаю, из поездки на машине по северной Европе с одной девушкой. Мало того, что ее укачивало в машине, так, когда мы заезжали на паром, начиналось самое интересное. Особенно если море штормило. Только на огромном, двенадцати палубном пароме Стокгольм-Турку, ей было более-менее хорошо. Помню, как она попросила меня, чтобы мы поднялись на верхнюю, открытую палубу. Но, легче ей там не стало. Она мужественно перенесла эту почти часовую качку, и ее даже не стошнило. Она сильный человек, и мы не смогли быть вместе. Два таких характера, не уживаются рядом.
Я шел на свое место. Замерзший мужчина уже лежал на той самой скамейке лицом вниз, где всего десять минут назад он приставал к девушке. Компания же с радостью пересела, предоставив ему койку в госпитале, для лечения, поняв, что он обезврежен, и на долго.
Я пробрался в кормовой отсек. Там тоже было все не слава Богу. Тот вольнонаемный работник, который раскрыл тайну о намерениях всей бригады, сидел в углу, на корточках, зажав рукой рот.
- Леха пойдем в туалет, я тебя отведу, - предложил ему бригадир.
Но Леха был уже где-то не здесь. И брать его надо было силой. Что бригадир и предпринял, заручившись поддержкой третьего члена своей бригады.
- Да, ребятки, как же вы работать-то будете после этого!? – без улыбки на лице, задал вопрос, заранее понимая, что не получит на него ответа – местный житель.
Я взял в руки телефон и проверил связь. Ее не было. Качало уже не просто сильно, а скорее страшно. Потому, что в тот момент, когда нос поднимался над водой, снизу в него со страшной силой били волны, словно какое-то морское чудище с кувалдой в руках бил ей нам в дно. Вибрация распространялась по всему катеру. Его борта ныли от этих ударов, и спрятаться от всего этого не было никакой возможности.
Егора долго не было. И я было уже пошел за ним наверх, но пройти по скользкому от блевотин полу было не так уж и легко. Девушки, вовремя прикрывшие свои худые ноги юбками, еще на берегу, жались к туалету. Их было двое. Одна держала гигиенический пакет в руках. Другой было видимо уже все равно.
Справа от меня сидела молодая парочка. Они еще каких-то двадцать минут были счастливы и улыбались. Теперь же девушка лежала лицом на коленях у парня, а он гладил ее по голове.
- Да, это воистину сближает больше чем семейная жизнь. Только бы сошлись характерами, - подумал я.
В этот момент я увидел продирающегося вовнутрь катера, с верхней палубы Егора.
Говорить было сложно. Все грохотало, и я не слышал собственных слов. Наконец Егор пробрался ко мне поближе.
- Егор я испугался за тебя. Все, теперь наверх только вместе, - сказал я.
- Пап капитан зашел между островов, чтобы меньше качало. Но, когда он разворачивался, мы поймали бортовые волны, и нас сильно накренило! Ты видел?
- Нет, я чувствовал. Но изнутри это не так страшно, - сказал я.
- Меня не укачивает пап.
- Я знаю, и вижу.
- Я никогда не думал, что все это именно так, - сказал Егор.
Мы прошли на свои места, и присели.
- Что-то у меня с фотоаппаратом, - сказал Егор.
- Что случилось? – испугался я, прекрасно понимая, что без него мы на острове, как без рук. Телефоном не на фоткаешь то, что можно сфотографировать только фотоаппаратом.
- Что-то мутно стало в объективе, - объяснил Егор.
- О! Это вода морская, соленая попала. Нужно, для начала его высушить. А потом посмотрим, - предположил я.
Мы посидели молча какое-то время, благо, что из кормового отсека сдуло всех, кого выкручивало теперь наизнанку возле туалета. Катер стало качать чуть меньше.
- Пошли? – спросил меня с хитрой улыбкой на лице Егор.
- Пойдем, - согласился я.
Мы вышли на улицу, и поднялись на верхнюю палубу, где перевозили больную овчарку. Хозяева надели на нее детскую, теплую куртку, а сами прижались к одной из двух труб катера, чтобы меньше промокнуть от долетающих до них все равно со всех сторон, холодных, морских брызг, стоя по левую, и правую сторону от спокойно сидящей между ними овчарки.
- Какое же умное и выносливое животное! Не каждый человек так может переносить шторм, как она! – сказал я.
С верхней палубы было видно, как на корме, у самых поручней сгруппировавшись вместе, стоят трое рыбаков, словно братья из сказки. Худому и длинному было явно не по себе, но он героически держался, пытаясь подкурить на ветру у внезапно ожившего и выползшего на корму замерзшего пассажира, который также пытался спасаться курением, зажав свою сигаретку в кулак таким образом, чтобы ее не захлестнуло водой.
Катер опять выходил в открытое море, так, как острова, которые здесь называли кузовами, кончались, и опять ничто не могло защитить его от беспощадных морских волн.
Капитан решил слегка изменить направление, и катер на пару минут стал к волнам правым бортом. Его очень сильно качнуло несколько раз, и всех, кто был на открытой палубе накрыло с ног до головы соленой, морской водой.
- Хорошо, что ты фотоаппарат оставил на сиденье, - сказал я.
- А толку-то!? Он все равно не фотографирует.
- Ничего, еще высохнет, - успокоил сына я.
Мы постояли еще чуть-чуть и пошли в низ. Но передвигаться было практически невозможно. Я раньше и не мог представить, что человек не способен предвидеть последующие качки судна, не имея никакой возможности поставить ногу в следующем шаге таким образом, чтобы она все же смогла коснуться убегающего от нее куда-то вниз – пола. Для тех, кого не укачивало, все равно оставалась еще эта проблема невозможности предугадать степень и направление качки. И как мы не старались, у нас, впрочем, как и всех, это не получалось.
Двое братьев, лет тридцати, сильно похожих друг на друга, но не близнецов, стояли возле закрытой наглухо, аварийной двери. Одному из них, с более вульгарным выражением лица было явно не по себе. Но он мужественно держался, и гигиенический пакет, зажатый в его кулаке так и не пригодился ему. Не понятно, кто был из них старшим, а кто младшим. Что у одного, что у другого пробивалась светлая, в цвет русых волос, но слегка потемнее – борода. У одного она была густая, у другого, который стоял с гигиеническим пакетом в руке – не очень. Но, что самое поразительное – они оба улыбались, понимая весь юмор ситуации.
Сейчас, когда все на борту поняли, что можно ждать от своих организмов пассажиры сидели, или стояли по своим углам, каждый в той позе, которая была менее болезненна для них и только те из них, кто мог еще получать удовольствие от буйства стихии, пытались шутить и улыбаться на зло шторму. В этом был скрыт какой-то спортивный интерес, и дух противоречия.
Мы продирались на свои места, в нос катера. Я посмотрел на Егора с улыбкой. Мне было смешно от того, что я представил, как мы выглядим со стороны, словно инопланетяне, пробирающиеся по чужой планете, с незнакомой им до этого особенностями ее гравитации.
- Пап, мы сколько уже плывем? – произнес Егор, который даже во время этого страшного грохота не посчитал нужным повысить свой голос. И я, скорее прочитал текст по его губам, чем услышал его.
- Да уже часа полтора. Осталось совсем чуть-чуть.
Мы сели на свои на свои места. Перед нами спал на своем месте местный житель, и мне показалось даже, что он храпел.
- Егор, а ты знаешь, так приятно укачивает, что если закрыть глаза, то можно уснуть, - сказал я.
- Да пап я заметил. Но мне интереснее было на верху.
- Знаешь, раньше, еще до революции, служить на флот призывали только из деревень.
- Почему?
- Потому, что в деревнях, младенцев укачивали в люльках с самого первого дня появления на свет. И от этого их вестибулярный аппарат развивался лучше, чем у городских, - вспомнил я, как это мне говорил один мужик в телевизоре.
Шторм утихал, а точнее, конечно это мы просто подходили к островам.
- Пойдем на верх? – предложил я сыну.
- Нет сил, - сказал он.
- Хорошо. Давай посидим здесь, пока катер не причалит.
В отсеках никто не говорил, не шутил, и даже казалось, что и не дышал. Люди затихли, словно в подводной лодке прилёгшей на дне моря.
Казалось бы, что многие должны чувствовать сейчас какое-то облегчение. Но нет, лица людей по большей своей части выражали какое-то безразличие ко всему. Никого не радовал тот факт, что они через пять минут смогут ступить на сушу. И их уже не будет качать, и выворачивать на изнанку.
Всем было все равно.
- Наконец капитан уменьшил обороты двигателей, и мне даже показалось, что он их вообще выключил. Катер по инерции продолжил свое движение еще минут пять, и вдруг, уже почти не раскачиваясь на волнах, сильно ударился левым боком об автомобильные покрышки, вывешенные по краю причала.
- Ну вот и все, - сказал я.
И все пассажиры, которые еще пару мгновений назад не подавали признаков жизни, вдруг встрепенулись, кто-то вскочил, кто-то пошел к выходу, но все, при этом, стремительно, и словно по одной команде – начали говорить. То ли от пережитого стресса, то ли от радости закончившегося путешествия, это уже не имело значения. Народ возвращался к жизни. И тут я заметил, что те двое молодых людей, которых я назвал про себя «трезвенниками», мирно спят. Девушка положила свою голову на плечо к молодому человеку, а тот, в свою очередь, слегка наклонил свою к ее.
И именно в тот момент, когда я бросил свой взгляд в их сторону, девушка открыла свои глаза и поймала ими мои. Всего, какое-то мгновение прошло, но этого хватило для того, чтобы она показалась такой, какой ее мог видеть только ее муж по утрам, когда она просыпалась. Это, видимо сильно смутило ее, и она отвернулась, но тут же, как-то очень нелепо, не сумев сдержаться – резко зевнула, тут же прикрыв свой рот рукой с зажатым в ней телефоном, который упал на пол.
Ее муж тоже проснулся. А мне показалось, что она вовсе и не думает о мне, как об алкоголике, и мне это скорее всего показалось.
- Внимание, катер прибыл на Тамарин причал большого Соловецкого острова, всем хорошего отдыха! До свидания! – прозвучало по громкой связи.
Народ повалил на верхнюю палубу, стремясь как можно скорее покинуть это злосчастное, потрепанное штормом судно.
- Подожди Егор. Пускай все выйдут, - сказал я.
Мы вышли предпоследними. За нами шли супруги с овчаркой, которая послушно, как ни в чем ни бывало шла за своими хозяевами, не показывая никоим образом радости от того, что она опять дома. И мне даже показалось, что она не так сильно поджимает свою заднюю часть к земле.
Три ночи, и четыре дня на острове. А сможем ли мы столько продержаться здесь, не заскучав о большом береге? – подумал я.
На причале было много встречающих. Это, в основном местные жители, предлагающее жилье по не такой большой цене, как можно было заказать его через интернет.
- Папа тут ловит интернет! – обрадовался Егор.
- Да, я тоже заметил, и уже выложил несколько фотографий со штормом. И маме твоей направил, ведь я ей обещал докладывать о том, как у нас идут дела.
- И, что она ответила?
- Говорит: - «Это вы!?»
- Не понял?
- Ну, я послал ей фотку, где огромная волна разбивается о борт катера, разлетаясь на множество брызг, а она видимо подумала, что я шучу, и прислал ей чужую, скачанную из интернета фотку.
- А! – с улыбкой сказал Егор.
- Мама написала мне: «А вы на автомобильном пароме плывете?»
- А, что ты ей ответил?
- Что на острове нет дорог и машин. И, что нашу машину мы оставили на берегу, на парковке. Смешная у тебя мама. Не знает про Соловки ничего.
«Замерзший» мужчина подошел ко мне.
- Извините, у вас не будет огоньку? – спросил он, не вынимая сигареты изо рта, держа руки в карманах, вытащив неизвестно из каких таких скрытых мест своего воротника жеванный капюшон, спасаясь таким образом от пронизывающего островного ветра.
- Я не курю, - ответил я.
- Бывает, - сказал он, и пошел в сторону начала причала, где стояла толпа встречающих., среди которой затесались пробравшиеся туда бородатые братья. Они курили, и он пошел явно к ним. В руках у него был только маленький, кожаный портфельчик.
Мы сошли с причала. У меня не было карты острова, и навигатор я не догадался взять с собой. Но, еще в Москве я знал, что та гостиница, где мы сняли номер, находится где-то совсем близко, по другую сторону монастыря. Но, где именно?
Я поддался панике, и увидев УАЗик «буханку» с надписью на лобовом стекле «Такси», пошел в его сторону. В нее уже залезал тот самый турист с причала в Кеми, который волновался, что катер вообще могут отменить, и спрашивал нас об этом.
- Пятьсот рублей будет, - ответил ему водитель буханки, как раз в тот момент, когда подошел к ним я.
- Не возьмете еще и нас? – спросил я водителя.
- А вам куда?
- На Приморскую 8, - сказал я.
- И вам туда же? Тогда с каждого по триста, и вперед, - сказал водитель и мы все забрались в машину.
- Егор ты когда-нибудь на УАЗике ездил? – спросил я сына.
- Конечно ездил. На даче.
- А на «буханке» ездил? – настаивал я.
- Нет, не ездил.
Такси тронулось с места, страшно раскачиваясь на грунтовой дороге, поскрипывая на ходу всеми своими составляющими, начиная от рессор, и заканчивая пружинами в самих сиденьях, оббитых коричневым дерматином.
- На острове дорог нет. Поэтому и машины здесь все только такие. Мы едем в объезд монастыря. Это наша окружная дорога. Монахи запретили под стенами ездить – якобы это их разрушает. Английская эскадра своими ядрами не смогла разрушить, а две, три машины в день – разрушит. Смешно! – начал свой экскурсионный обзор водитель такси, чтобы хоть как-то оправдать свою завышенную стоимость проезда по острову.
- И, что тут ни у кого машин нет? – спросил турист.
- Нет. Мало у кого есть. В основном квадроциклы и скутеры. Мотоциклы старые еще есть. Джипов очень мало. Еще ПАЗики экскурсионные есть. Кстати у меня экскурсия стоит час- тысяча. Это не дорого. За день я смогу вам весь остров показать. А это у нас АЗС. Работает два раза в неделю. Только в определённые часы. И ничего не поделаешь. Пытались мы с заправщиком договариваться. Но, не идет он нам на встречу.
- И очереди за бензином, наверное, огромные? – спросил я.
- А как же!? Берут все впрок! А вот это наша генераторная станция. Слышите, как тарахтит? Если заблудитесь на острове, то идите на ее шум. Если генератор ломается, то света во всем поселке нет. Ну, если у кого свой генератор только если есть.
- Вот с этой стороны, где мы сейчас объезжаем монастырь, его изображение на новой пятисотрублевой купюре, а с другой стороны было на старой, - вошел в роль экскурсовода, таксист.
Мы сделали огромный круг, объезжая монастырь, и вскоре оказались на Озерной улице. Буквально через пять минут тряски.
Такси остановилось.
- Вот он ваш восьмой дом, - указал нам водитель, и мы вышли из «буханки».
Это был именно тот барак, покрашенный в тот же цвет, как красят дома в Швеции. Только, что-то говорило мне, что это не гостиница. Мы подошли к одному из двух его подъездов, с деревянными козырьками.
- Здравствуйте! Вы по поводу квартиры с катера? – спросила нас, ковыряющаяся в своем маленьком огородике, перед окнами первого этажа, женщина в свитере и юбке, в резиновых сапогах.
- Да. Вот, - протянул я ей распечатку нашей брони, все же надеясь на то, что у нас гостиница.
Она взяла ее в руки и сказала:
- Нет, вы не мои. Это вам к Катерине. В другой подъезд, - сказала она.
- А, что же нам делать тогда? – растерялся я.
- Идите вовнутрь. Там записка вам есть. Но, где же тогда мои? Наверно вечерним приедут? - ответила она.
Мы вошли в подъезд. На первом этаже было всего две квартиры. В дверь одной из них была воткнута записка. Я вытащил ее и прочитал написанное красивым, женским подчерком, следующее: - «Ключ в салатовом шкафчике на стене. Ваша комната при входе налево. Когда откроете дверь, позвоните мне, я все расскажу». Снизу был приписан телефон и имя Ольга.
Мы открыли дверь и вошли вовнутрь. Это была двухкомнатная квартира. Внутри пахло какими-то травами. И этот запах был не резким, но в то же время достаточно стойким и сильным. Он напоминал мне какую-то косметику. Но было совершенно точно ясно, что это именно травы, а не ароматизатор. Да и откуда он мог здесь взяться?
- Пап, так это квартира опять, - сказал Егор.
- Да, я вижу. Ну, и что теперь делать-то? Когда я выбирал в интернете, то там было написано: - «гостиница для паломников с ванной комнатой и туалетом в номере». Я же не виноват. Хорошо еще, что не дорого. Чувствуешь запах какой-то?
- Да. Но он не противный, как в сказке, - подтвердил Егор.
- Ладно, погоди, я звонить буду ей.
Я набрал номер телефона хозяйки квартиры.
- Алло Катерина. Здравствуйте. Да приехали. Да, нашли. Через сколько? Ждем. Хорошо.
- Ну, чего пап она говорит? – спросил Егор.
- Говорит, что придет скоро, чтобы мы осваивались пока тут в комнате, и не закрывали входную дверь на щеколду.
- Значит точно не гостиница, - сказал Егор.
Через пятнадцать минут пришла Катерина.
Это была женщина лет сорока, может быть и слегка меньше. Она открыла дверь своим ключом и постучавшись зашла к нам в комнату.
- Добрый день! Поздравляю вас. Теперь вы на острове.
- Как тут у вас все необычно, - сказал я.
- Да. Тут все по-другому. Не как на материке.
- А это квартира? – спросил ее я.
- Да, - удивившись моему вопросу, и даже слегка расстроившись моей неосведомленности, ответила она.
- А мы тут будем одни? – спросил я.
- Да. Но иногда я буду заходить не на долго. Но вас не побеспокою. Я очень тихо.
Катерина была ростом ниже меня сантиметров на десять, а может и пятнадцать. Ее длинные, черные волосы, с сединой были прибраны таким образом, чтобы не закрывать лицо. Я видел такого рода прически, но давно и в кино. В городах так не ходили. У нее уже была видна седина.
На ней была кофточка, с вышитыми узорами, словно самодельная, и длинная, до щиколоток, юбка. Вместо носков, на ногах у нее были вышитые вручную, словно бы с применением похожей на Вологодскую вышивку – следики.
- Мы вроде бы все оплатили? – поинтересовался я, решив начать разговор с самого главного.
- Да. Вы перевели мне деньги сразу, - с еле заметной ноткой обиды, произнесла Катерина, словно мы усомнились в ее честности. И тогда я добавил, оправдываясь:
- У нас очень сложный маршрут и я, если честно уже путаюсь во всех этих адресах, и ценах. Поэтому решил уточнить.
- Ничего страшного, - улыбнувшись сказала она, обрадовавшись тому, что все же ошибочно подумала обо мне что-то не то.
- Скажите Катерина, а что бы вы нам посоветовали тут, на острове посмотреть? У нас всего тут три ночи, и четыре дня. Уезжаем мы семичасовым катером, сказал я.
- Тут, у нас все интересно. Но, в первую очередь я бы посоветовала вам съездить на Анзер, потом на Заяцкий острова. Взять экскурсию на Секирную гору и ботанический сад. А потом, напоследок взять велосипеды на прокат, и сгонять на Белухин мыс, к Белухам, и на мыс Печак. Та собираются Тюлени, - коротко обрисовала она.
- Тюлени? Тут есть тюлени? – спросил Егор.
- Да, а как же. Остров Заяцкий вообще так называется в честь Зайцев. Это такой вид тюленя местного.
- А их легко увидеть? – спросил я.
- Вы знаете, если, например, съездить на мыс Печак, то можно их там наблюдать. Правда не всегда.
- А когда они там? – спросил ее я.
- Они почти всегда. Вы знаете, они приходят на человеческий голос, или если запеть. Любят, когда поют. – сказала Катерина, и как-то по-детски засмеялась. Но, так, словно бы стеснялась своего смеха, сдерживая его силу.
- А сегодня, куда лучше пойти? – спросил я.
- Сегодня идите в монастырскую столовую, поешьте, а потом сразу на экскурсию по монастырю. Я думаю, что успеете, - улыбаясь сказала она.
- А отсюда можно в Архангельск слетать на самолете? У вас тут АН24 летают, я знаю, - спросил я.
- Можно. Но я вам не советую.
- Почему?
- Потому, что он, во-первых, летает три раза в неделю. Во-вторых, может быть нелетная погода. Это здесь у нас, к сожалению очень частое явление. А в-третьих, один только билет, в одну сторону стоит больше семи тысяч рублей.
- Все. Вопросов больше нет.
- Я летала как-то, поэтому все знаю. Но это давно было. Можете в интернете посмотреть сами, или в аэропорт сходить. Это такой синий сарайчик, вот видите тут на карте. Километра два от нас примерно.
- Катерина, а не подскажете нам, как бы нам лучше попасть на службу в храме. Дело в том, что Егор не ходит с детства в церковь. Так уж получилось, что я с его мамой развелся, когда ему было семь лет. Да и раньше она не особо-то приветствовала данное начинание. И теперь его очень тяжело загнать на службу. Тем более исповедоваться. Но мне бы очень хотелось это сделать тут. Поэтому я хотел спросить можно ли успеть все это сделать во время ранней? А то если мы исповедаемся на вечерней, то до утренней я его просто не доведу.
- Конечно можно. Приходите в Никольскую церковь. Спасо- Преображенский собор сейчас на ремонте. Там ранняя начинается в половине восьмого. В семь исповедь. Все должны успеть, - с пониманием, все разъяснила Катерина.
- А, как тут у вас со скитами? Можно ли попасть туда на службу? – попытался я все же охватить большее, чем мог.
- Со скитами тяжелее. Монахи прячутся от посторонних. Они хотят служить Богу.
- А как же тогда таинство исповеди? Кто будет очищать души кающихся, ищущих покаяния? – не понял я.
- Понимаете, они сами могут найти свой скит, проявив настойчивость. На то и исповедь. Ведь она гораздо ярче и искренней, если происходит с великими трудностями, разве не так?
- Понимаете, мне просто нужно поговорить о многом с видящим меня батюшкой. Хорошо, если это монах. Мне страшно это, но нет другого пути. Наверно я готов услышать о себе многое то, чего мне не мог сказать мой Московский духовник, - сказал я.
- Но тут я вам не смогу помочь советом. Каждый сам выбирает свой путь в очищении от грехов. Можете попробовать подойти к паломникам в монастырской столовой, поговорить. Но у вас очень сжатый график тут, и вы, скорее всего все не успеете.
И только тут я стал замечать, что на стенах нашей комнаты висят не только иконы, купленные в храме, которые я видел еще на фотографиях в интернете. Тут были еще и работы маслом с местными пейзажами, а на полках стояли книги по иконописи.
- Вы рисуете? – спросил я.
- Да. Чуть-чуть, - ответила она мне, с такой интонацией, словно не хочет развивать эту тему, и добавила тут же:
- Ладно я, пожалуй, пойду.
- Подождите Катерина. А у вас есть тут вай фай? – спросил ее я.
- Нет. Извините. Но, если хотите я дам вам свою симку из телефона. На ней есть интернет.
- А его можно на компьютер распределить? – спросил я.
- Ой, на компьютер не получится. Только телефон, - виновато произнесла она, и вытащила из ящика комода маленькую, перевязанную ленточкой с бантиком коробочку.
Она протянула ее мне и развязав бантик, открыла ее. В ней, на бархатной подложке лежала телефонная карточка.
- Если без компьютера интернет, то тогда не надо, - сказал я.
- Я все равно оставлю вам, вот тут, - сказала она, положив коробочку на краю стола.
- А скажите пожалуйста, что это? – указал я на листок бумаги с планом поселка, и подробной экспликацией к нему.
- Это шпаргалка для вас.
- Ой, спасибо. А можно на ней пометки делать? – спросил я, обрадовавшись заботе о нас.
- Да, конечно! Подождите я вам еще карту дам. Но на ней не рисуйте. Ее с возвратом, - сказала она и ушла в другую комнату.
Через пару мгновений, она принесла нам карту и развернув ее, словно скатерть, положила на письменном столе.
- Вот, - гордо произнесла она. Словно это была принадлежащая только ей одной – страна.
- Какой огромный остров! – сказал Егор.
- Да, голова кругом идет от того, что нам предстоит познать, - сказал я.
- Все, я ушла, сказала Катерина, исчезла в дверном проеме.
Я только мельком успел заметить, как она захватила с пола лежащий на нем мотоциклетный шлем, который видимо оставила там, когда вошла в квартиру.
И тут я вспомнил, что на фотографии дома в интернете, на переднем плане перед ним стоит Баги.
- Какой интересный человек! – подумал я.
И, как только я так подумал, с другой стороны дома, как раз куда выходило наше окно, очень медленно и аккуратно проехал такой же Баги с девушкой водителем за рулем.
- Смотри Егор, наша хозяйка едет, - указал я Егору на проезжавшую мимо нашего окна женщину.
- Не, это не она, - сказал сын.
- Почему?
- Просто не она.
- Тогда в следующий раз проверим, - предложил ему я.
- Пап, что будем делать? – спросил Егор.
- Пошли есть и на экскурсию. А завтра, можешь говорить мне, что угодно, но мы идем в храм, на раннюю.
Егор ничего не ответил, как-то затаившись. Это могло предвещать как согласие, так и полное противление предложенному, просто выраженное в скрытой форме.
Что бы мы делали, если бы не эта столовая, где можно было пообедать вдвоем всего на триста рублей. Это был подарок судьбы. В ней только наблюдался один маленький недостаток – не было мясных блюд. Но, во-первых, сейчас был пост, а во-вторых это монастырская столовая. А в монастырях не едят мяса.
Съев полноценный обед. Мы успели на экскурсию, зайдя в экскурсионное бюро, которое, видимо дожило до наших дней, зародившись еще при СССР. Мы не только успели на экскурсию в монастырь. Но и всего в течении пятнадцати минут умудрились спланировать экскурсии на все те дни, что мы должны были прожить здесь.
На следующий день мы взяли Секирную гору, и Заяцкий остров. А через день записались на Анзер. Это была серьезная экскурсия, длящаяся целый день.
У Егора постепенно ожил фотоаппарат. Но вот второй объектив, который он купил себе именно для нашей поездки почему-то весь развинтился и перестал фокусироваться. Егор сам определил причину его поломки, которая заключалась в том, что в нем выкрутились все три винтика, соединяющие между собой его внутренний и наружный корпуса. Такое просто не могло случиться. Но, тем ни менее случилось. В итоге мы имели простой фотоаппарат, и слава Богу, что еще хоть так, ведь и он грозился нам отказом работать, прекратив фокусироваться. Но, это была всего лишь вода, которая испарилась, вернув ему его боеспособность.
В течении почти двух часов, пройдя по всем закоулкам монастыря, попав даже в те места, где оказаться просто так, без экскурсовода было просто невозможно, мы, уставшие, но не побежденные, шли обратно, к себе на квартиру, которая была всего п двухстах метрах от стен монастыря.
- Пап, а как мне лучше сфотографировать камни? – спросил Егор, когда мы с ним шли обратно.
- Не понял
- Ну, я имею ввиду вот, что. Смотри тут башня на переднем плане с валунами, покрытыми мхом, и на заднем видно такую же стену крепостную и другую башню. Вот я и не знаю, размыть мне передний план, или задний, - сформулировал Егор.
Я задумался и ответил не сразу:
- Пусть задний план будет размыт. Тут главнее сами камни, а не то, что из них сложено. А заднюю башню все равно можно будет угадать в размытом виде, - поумничал я, прекрасно понимая, что прав, так, как тут, в этих местах, все из гранитных валунов. Они здесь основа всего. И сам монастырь, выдержавший прямые попадания ядер, выпущенных из пушек Английских боевых кораблей. И лабазы, вместе с пакгаузами, сложенные из таких же валунов. И сами скалы, торчащие из земли то тут, то там. Здесь, на острове все пронизано атмосферой холодного гранита, определяющего стойкость православной веры, еще в начале пятнадцатого века так прочно укрепившийся здесь на острове, создав оплот северного православия.
- Ужинать не будем? – спросил я сына.
- Нет сил пап.
- Тогда пошли спать. Но перед сном я выложу фотографии, сделанные за день телефоном своим, и твои перепишем ко мне на компьютер с фотоаппарата. Пока не пропали.
Мы вошли в квартиру и завалились на наши постели не в силах шевельнуться. Но фотографии я все же скачал. И многие из них отправил по вотсапу Татьяне.
Она отвечала мне что-то в течении дня, пока я слал ей местные пейзажи, и вчера, когда отправлял ей фотографии с места съемок фильма «Остров». Но, сегодня ей стали приходить виды Соловецкого монастыря, и в итоге вечером, перед самым сном, пришло вот это:
- Вова, а ты что мне не говорил куда едешь? Я всю жизнь мечтала там побывать! Это же Соловецкий архипелаг. Я тоже сюда хочу! Ты мне совсем своим севером голову заморочил! Сказать сразу, что ли не мог куда едешь!?
- Таня, я тебе говорил, и не раз. Просто у тебя голова хер знает, чем забита. Какими-то шуточками, прибаутками. Фрагментами камеди шоу! Вот ты и не слышала меня.
- Ничего подобного. Я все слышала! Просто ты специально мне голову морочил!
- Ладно Тань, все это разговоры в пользу бедных. Никому я ничего не морочил. Просто каждый слышит то, что ему приятно слышать.
- Егор, ты спишь? – спросил я, покончив с Татьяной.
- Нет, а, что? Ты же знаешь папа, что я рано не засыпаю.
- Ничего, тут заснешь без задних ног. Ты видел сколько в туалете пузырьков разных стоит? – спросил я.
- Да пап, а что это?
- Это наверно, как раз и есть различные концентраты, и настойки на спирту. А может быть Ольга ведьма? – в шутку спросил я.
- Тогда почему у нее везде иконы? – спросил сын.
- Маскируется.
- Зачем?
- Вот на этот вопрос я не смогу тебе ответить, - сказал я.
- Почему?
- Потому, что действительно у нее нет никакого смысла маскироваться. Зачем? Тут все на виду. Остров.
- А ты видел из нашего окна виден ее пристроенный, остекленный балкон? Там окна от самого пола стеклянные, без глухих вставок, так, как и все тут делают, - спросил сын.
- Да видел. Ты про поддоны с травами, которые на нем лежат слоями, друг над другом, с небольшими интервалами между собой? – спросил я.
- Да. У нее очень много заготовок. Она наверно лекарь народный. Как доктор тут у них на острове, - предположил сын.
- Наверно. Но, вот только, как же она, явно из крупного города, научилась всему этому? Ведь она или из Питера, или из Москвы. Но второе вряд ли. У нас уже нет нормальных людей в городе. Ну, ты знаешь сам, - предположил я.
- Она из Питера, - уверенно сказал сын.
-Но, как же она сюда попала? Почему решила остаться здесь жить?
- Не знаю. Тут тихо, - сказал Егор.
- У меня в квартирке, в Москве тоже тихо.
- У тебя не то.
- Почему? – не понял я.
- Потому, что у тебя ночью темно.
-. А ты видел в прихожей над дверью у нее икона висит? – спросил я.
- Да, и что?
- А то, что это она сама нарисовала.
- Пап, а ты видел, тут все из ИКЕА?
- Да, и не только мебель. А на кухне камин самодельный, а перед ним кресло-качалка, прямо как в сказке.
- У тебя дома тоже есть такое кресло, тоже из ИКЕА.
- Да Егор, но у меня нет камина. И зимой всегда очень тепло. И поэтому мне не надо никогда заботиться о дровах.
- А дача? Там у нас печка, которую ты сделал сам.
- А ты знаешь зачем я там посадил столько сосен?
- Теперь знаю.
- Правильно Егор. Я всегда любил север. Но никогда не был на нем. Если не считать конечно дальний восток. Он ведь находится прямо за Сибирью. Правда несмотря на то, что зимой там действительно очень холодно, это далеко не север, а скорее субтропики.
- А, что это такое субтропики?
- Егор, да я и сам толком не знаю. Наверно это как Крым, который теперь наш.
- Но, у нас не растет такой мох, как здесь.
- Да Егор. Но зато я нашел, и притащил на участок несколько гранитных валунов, оставшихся там еще со времен ледника.
- И у нас прошел этот ледник?
- Да Егор. Мы тоже имеем право причислять себя к северным людям, только забытым ближе к югу. Но, теперь мы на пути на север. Ты знаешь, что у нас зарезервирована еще гостиница в Мурманске. И мне очень хотелось бы добраться туда. Я надеюсь, что нашего сцепления вполне хватит на это. Нам обязательно нужно завтра сходить в храм, исповедоваться и причаститься.
- Хорошо, - без особой охоты ответил Егор.
- Понимаешь у меня очень все плохо с работой. И это наверно моя последняя поездка в отпуск на такое большое расстояние. Она очень важна для меня не только тем, что мы в ней с тобой вдвоем. Но и тем, что я думал побыть здесь, чтобы как-то собраться с мыслями, сосредоточиться что ли. Мне нужно понять, что я буду делать дальше, как жить. Понимаешь, все идет к тому, что я стою перед серьезным выбором. Менять, или не менять профессию. И самое интересное здесь то, что, как бы я не хотел этого делать, мне все равно придется с этим смириться. Батюшка мне запрещает это. Говорит, чтобы я остался в ней, хотя бы изменив слегка направление своей деятельности. Но все идет к тому, что сама жизнь делает все так, что с каждым днем мне все больше и больше становится противно заниматься тем делом, которое я раньше очень сильно любил, а теперь я стал никому не нужен, как генератор идей. Кругом нужны тупые исполнители воли тупых непрофессионалов. Я вытеснен из этой жизни на улицу. Но я справлюсь. У меня нет другого пути. Мне кажется, что я нашел свой север здесь. В этих местах, как и Катерина. Только я слабее ее. Гораздо слабее.
Ты слышишь меня Егор? – спросил я сына, догадываясь о том, что он уснул сегодня очень рано. Но он не ответил.
- Нам с тобой обязательно надо исповедоваться и причаститься, - сказал я уже скорее всего просто так, понимая, что Егор уснул.
Но надо было еще прочитать последование ко святому причащению. Я достал свой молитвослов и принялся за дело. На это у меня уходило примерно, что-то около сорока минут.
Наконец я, покончив с последованием, с чистой совестью решил спать. Интуитивно мне захотелось погасить свет, но он не горел, а выключить ночь я не умел. Нужно было спать. Завтра должен был быть очень тяжелый день. Ранняя служба в храме, а затем две экскурсии. Одна из которых еще и на катере по морю.
Я встал в шесть утра, и пошел в душ.
Когда я вернулся, сын не подавал признаков жизни.
- Егор вставай. Ты обещал, - тихо сказал я.
Но, в ответ ничего не услышал.
- Егор, ты обещал, - настаивал я.
Сын поджал ноги и накрыл голову одеялом.
Я начал одеваться, понимая, что у меня еще есть время. Все складывалось так, что после службы в храме мы должны были успеть позавтракать в монастырской столовой и потом сразу бежать в экскурсионное бюро, чтобы успеть на запланированную нами первую экскурсию на Секирную гору и ботанический сад. Теоретически все получалось. Но практически нужно было проверять.
- Егор, вставай, в конце концов, - уже дергая его за плечи, сказал я.
- У-у-у! – ответил сын.
- Так, я не понял!? Ты, что не пойдешь!? – начал нервничать я.
Таким трудом мне удалось пробиться сюда, на остров, сквозь множество искушений и трудностей, только лишь для того, чтобы сейчас услышать это от «У-у-у» от сына. Мне захотелось сесть. В ногах наступила какая-то страшная слабость. У меня не было сил стоять. Что же это такое? Почему? Я присел на стул, рядом с его кроватью.
- Надо срочно помолиться, и тогда все будет хорошо, - что-то подсказывало мне. Я собрался с силами и пересев на свою кровать, попросил Бога о помощи. Но, то ли я очень нервничал, и не мог сосредоточиться от из-за этого. То ли Господь действительно проверял меня таким непонятным мне сейчас, в данный момент, путем, но одно я знал точно. То, что я не смог сейчас найти в своем сыне продолжение себя. Он лежал, проснувшийся, но все равно не имеющий никакого, малейшего желания вставать. И ведь надо было только-то всего, как, одевшись, дойти до храма, каких-то триста метров, не больше. Это не то, что в Москве, для этих целей нам нужно было ехать сорок пять минут по утреннему городу, в страхе быть остановленными ДПСниками, умеющими находить алкоголь даже в трезвенниках.
Молитва не помогала. А может быть я просто торопился? Может быть нужно было просто успокоиться, глубоко вздохнув несколько раз, и попробовать еще? Не знаю.
- Егор, я тебя умоляю! Найди в себе силы! Вставай! – сказал я снова, понимая, что уже около двадцати минут пытаюсь поднять сына. Но, при этом я не мог придать ему сил и энергии для этого, такого нужного, как я понял, скорее для меня – подъема.
- Пап, я не пойду, - наконец сказал он.
А я знал наверняка, что если Егор говори т нет, то его уже никто не сможет заставить. Он был в этом в маму. Более жестких и решительных женщин я не видел никогда за все эти семь лет, прошедшие после нашего развода.
Это все. То есть после этих его слов, я мог спокойно, с чистой совестью идти в храм один. А здесь, в этой, обставленной мебелью из ИКЕА, с множеством иконок на стенах – комнате, по потолку которой вился вьюнок, словно мы не на севере, а где-то далеко на юге, но также на берегу моря, здесь, в ней оставался не мой сын, а мамин, прежде всего, как ее продолжение, воплотившееся во всем. В характере, упрямстве, уверенности в себе и, конечно же замкнутости в себе самом, своем мире.
- Егор, смотри сам. Я все сделал, что в моих силах, - сказал я и стал собираться в храм.
Наконец, одевшись окончательно, накинув куртку и надев резиновые сапоги, я сказал еще раз, заглянув в комнату только своей головой, ногами оставаясь на полу прихожей, чтобы не наследить:
- Последний раз спрашиваю.
В ответ я ничего не услышал.
Через десять минут я уже был на службе, в храме, где действительно в скором времени началась исповедь.
В храме было очень много паломников. И только время от времени входил кто-то из местных, и пристраивался к исповедникам. Определить, что это местные жители было очень просто. Это, как правило были мужики в забрызганных грязью мотокостюмах, со шлемом в руке.
Вообще следует отметить, что сам Никольский храм был не просто свеже отреставрирован, но и покрыт золотом настолько, что казалось, что реставраторов даже уговаривали монахи, не покрывать им оставшиеся от деревянных окладов икон, стены. Везде весели таблички со следующим текстом: «Просьба, по возможности не прикасаться к золотому покрытию. Оно очень быстро стирается». Мужчин в храме было не много. Примерно в три раза меньше чем женин. Но они вели себя как-то уверенно, словно хозяева. То ли мне это показалось, то ли это действительно было так, но явно сама атмосфера церковной службы сильно отличалась от Московской, где мужчин не меньше женщин, и возможно от этого они выглядят как-то более зашуганно, что ли, или может быть просто закомплексовано.
Исповедовали два батюшки, явно не городского вида. Один очень высокого роста, нелепо двигающийся, словно ему было тесно в этом храме, с огромными руками, и розовыми щеками. Другой гораздо ниже его, но уже, не смотря на свои примерно тридцать лет – с приобретенным брюшком и серьезным лицом, но такими же розовыми, надутыми на северном ветру щеками.
- К кому идти? – подумал я.
И пошел в тому, что был ниже ростом. Исповедь шла очень быстро. Женщины, стоящие передо мной, всячески подталкивали меня вперед, отступая назад.
- Надо же, какие тут все женщины нерешительные! – подумал я.
Наконец наступила моя очередь. Я подошел, поздоровался и начал:
- Основной мой грех, это гордыня. Мне ее очень сложно победить. Здесь же ее нет у меня. Я приехал из Москвы с сыном. Он не пришел со мной сегодня. Спит в гостинице. Мне тяжело жить в городе. Я чувствую, что теряю работу, но, при этом понимаю, что пристроится работать по профессии больше не смогу. Мой духовник говорит мне, чтобы я не менял свою профессию. По принципу, где родился, там и пригодился. Я родился архитектором.
- Вы готовились к исповеди? – спросил строго батюшка.
- Да, как мог. Читал последование ко святому причащению. Потом сейчас пост, и я старался не есть мясного. И, по-моему, мне это пока удавалось.
- Неужели так сложно в вашей профессии? Вот уж не думал, - не согласился со мной батюшка. И мне показалось, что я, своими словами очень сильно его удивил.
- Попробуйте открыть что-то свое. Свою частную контору. Начните работать самостоятельно, - предложил он мне.
Как, как объяснить все то, чем переболела моя душа за последние три года? Это практически невозможно. Но можно сказать что-то главное, значимое, то, от чего становится легче. Но, поймут ли тебя? Сможет ли батюшка проникнуть в глубину всего того, что не было высказано за такие краткие сроки исповеди? Я нервничал, а батюшка не мог понять всего того, что происходило со мной все эти последние годы. Да я и не ждал от него этого, прекрасно понимая то, что сам факт того, что мне удалось исповедоваться на Соловках, уже и есть счастье, дающее возможность прожить еще какое-то время в благодати от проделанного.
- Понимаете, у нас развалили все проектные институты. Я работал в одном из них. Теперь бежать некуда. Только на несколько должностей вниз. Но и это меня уже не пугает. Просто мой потенциал очень велик. Я умею многое, и не хочу заниматься той работой, которую смогут выполнить даже студенты. Но, надо как-то жить. Как-то смиряться. И я научился многому. Но вот вы говорите, чтобы я не уходил из профессии. А как же мне в ней оставаться, если для этого я должен забыть все свои, накопленные в боях знания? Какой-то абсурд получается. От этого-то мне и тяжело. Понимаете, я думал, что все мои грехи завязаны на гордыни. И это так. Мы вычислили этот мой грех вдвоем с моим духовным отцом. Но, как же жить совсем без нее, этой гордыни? Я не знаю.
- Вам надо оставаться в вашей профессии обязательно. Вы проектировали храмы? – спросил он меня.
- Да. Вы знаете, и даже, как это не смешно, даже типовые, и храмовые комплексы. И многие построены даже. Но это все происходило как-то само собой, - рассказал я ему.
- Это не, само собой. Все по воле Божией. Вы знаете, мне кажется, что вас Господь к чему-то готовит. Все, что делает Бог, все с какой-то целью. И она нам не известна. Мой вам совет. Или нет, даже просьба. Оставайтесь архитектором. У вас все будет хорошо. Вы молитесь дома?
- Как вам сказать? Я читаю утреннее правило, делаю поклоны. Но, как тут можно сказать, молюсь я, или нет? Наверно в меру своих сил и возможностей. И конечно я могу больше. Но, пока слаб.
- Хорошо. А за сына не переживайте. Хорошо, что вы доехали сюда. Это уже не просто, - сказал он накрыл меня епитрахилью для того чтобы прочитать молитву.
Я поцеловал Евангелие и крест, и сказал:
- Батюшка, благословите меня на силу духа, в принятии решения, по возвращении назад, в Москву. И, еще на дорогу до Мурманска.
- А зачем вам в Мурманск-то? – искренне не понял мое желание он.
- Мы с сыном путешествуем по северу.
- И, что смотрите? – недоумевал он.
- Я хочу ему показать страну. Его родину. Это я много, где побывал. И в Сибири, и на дальнем востоке. А он только по заграницам и ездит. Вот В Питере были тем летом. Зимой в Кириллове. А теперь Соловки, в Мурманск хотим. Надо так, как я понимаю, и именно сейчас, когда у меня все сложно. Будто бы понимать я начал чего-то. В самом начале пути нахожусь, боюсь, что не осилю, - сказал я.
Батюшка молча благословил меня. А я, поцеловав его руку, отошел в сторонку.
Что он мог сказать еще. Ведь то, что происходило в Москве, и начиналось в Питере не так затрагивало провинцию, где и без того жилось очень плохо. Им было не понять наши проблемы, людей хорошо пристроенных и защищенных от жизненных невзгод городскими дотациями и льготами. И только сейчас я понял одну вещь.
Дело в том, что все мое окружение, все мои друзья, их профессии, или нет, все потеряли работу. К этому они шли долго, последние несколько лет. И с каждым месяцем ситуация усугублялась. При чем у каждого из них все происходило, как бы индивидуально, но все равно по одной и той же, будто бы прописанной заранее схеме. Всех именно увольняли за ненадобностью. Сначала брали бесполезных людей, затем те все разваливали, оставаясь на своих пока еще не остывших от теплой жизни местах, а тех, кто их им согревал убирали.
И именно сейчас, здесь, на исповеди, я догадался, что происходит.
Если в провинции и так много тяжелой работы, то им и не так заметна эта тенденция, которая произошла в крупных городах, не распространяясь на остальную страну. Случилось выживание высококвалифицированного, умственного труда, с последующей заменой его на более тяжелый – физический. Именно по этому-то и все, кого увольняли, находили себе работу. Она была и много. Только уровнем по ниже. И так далее, все ниже и ниже, до следующего увольнения. Страна летела в пропасть. И ее уже было не остановить. Зачем это делалось? Я прекрасно понимал, как и то, что творилось это умышленно. Правящей верхушке нужны были рабы. Много рабов.
Но, здесь, сегодня, в эти дни я начинал понимать не только это, но и то, что Господь даст всем своим рабам сил, чтобы выжить и найти работу по душе. Просто нужно быть посмелее и учиться смирятся.
- Надо сбегать за Егором. Может быть он хоть сейчас созрел для того, чтобы прийти в храм? – подумал я, надеясь на то, что причиной его отказа была всего лишь усталость от вчерашнего, тяжелого дня. И, что к этому моменту он все же выспался.
Я побежал обратно, за сыном, радостный от того, что сам исповедовался. Народу за мной было еще достаточно много, и мы могли еще легко успеть.
- Егор вставай. Пошли! – выкрикнул я, еще и не успев войти в комнату, не снимая своих сапог.
- Нет.
- Почему? Ведь ты же уже не спишь, я вижу.
- Не хочу.
Егор, мы еще успеваем.
- Нет, не пойду, - ответил сын, и я даже заметил легкое удивление на его лице от того, что он не ожидал того, что смогу вернуться за ним.
- Ну, что ж, не только он упрям, но и во мне есть тоже характер. Ведь он не только мамин, но и мой сын тоже, - подумал я, но не стал дальше продолжать свои уговоры, прекрасно понимая их безысходность.
- Ну, Егор! Смотри, как знаешь! – сказал я и растворился в дверном проеме, так же, как и появился в нем пару мгновений назад. Так, словно я был не человек, а всего лишь, какое-то утреннее явление. Мимолетность, которого походила скорее всего на предрассветный сон, а не на ту реальность, которую преподносит нам жизнь.
Обратно в храм я уже шел не спеша, понимая, что все равно успею. И только когда вошел в него, сильно расстроился от того, что увидел то количество исповедующихся людей, которое еще предстояло подойти к этим двум батюшкам. Но, что делать. Сын не хотел.
Я встал в сторонке, готовясь к причастию, весь в своих мыслях и думах. Уже отпели Символ Веры, и Отче наш. И вот началось причастие. Я боялся пробиваться вперед, прекрасно понимая то, что причастят все равно всех, кто исповедовался сегодня, или вчера, на вечерней службе.
В очереди на исповедь было много монахинь. Но почему-то все женщины, которые стояли рядом со мной, да и не только со мной, а и со всеми другими мужчинами, зачем-то подталкивали их вперед себя, уступая дорогу. Я не понимал отчего такое уважение к мужчинам именно тут, на острове, пока не встретился взглядом с глазами одной пожилой, исповедовавшейся после меня монахини. Она сказала:
- Молодой человек, проходите вперед, не стесняйтесь. Здесь первые всегда мужчины.
- Почему? – растерявшись, спросил я.
- Потому, что этот монастырь мужской, - ответила с легкой, счастливой улыбкой, она.
- Владимир, - назвал свое имя я, подходя к причащающему всех батюшке, в руках которого была чаша, с плотью и кровью Христовой.
После причастия все подходили к мощам трех святых. Савватия, Зосимы, и Германа. Я тоже встал к ним в очередь. Время сильно поджимало. Если бы Егор сейчас был со мной, то мы бы с ним легко успели на завтрак, а затем еще и на экскурсию. Но Егор спал на квартире. И за ним нужно было бежать. Телефону я не доверял. Особенно с такой связью, какая была тут, на Соловках. Да, и в Москве Егор, перестал мне звонить. Весь мир, буквально за какие-то последние пару, тройку лет, перешел на сообщения. В вотсапе, в контакте, в фейсбуке, но только не по телефону, с помощью человеческого голоса. Голос постепенно отошел на задний план, превратившись в недоступную роскошь. Люди стали боятся применять его при общении, наверно в страхе проникнуть в личное пространство того, к кому они обращались. Ведь на живой голос нужно тут же отвечать, а на сообщение можно ответить и на другой день.
Я бежал за сыном, чтобы успеть сделать все нами намеченное на сегодня. Ведь мы и так уже пропустили самое главное, то, с чего собственно и нужно было начинать.
- Егор, давай бегом, - сказал я прямо с порога.
Егор словно ждал этой команды, прекрасно понимая свою вину. Он знал, что поступил не по-мужски, проявив слабость, из-за страха перед исповедью. И я все-таки сказал.
- Ты знаешь Егор, мы тут с тобой, как в армии, во время учений. Конечно нет таких вещей, как возможность одеться за сорок пять секунд, нет такой скудной и убогой еды, которую надо сожрать за восемь минут, отведенные на принятие пищи, но есть дисциплина по умолчанию, которую ты сегодня нарушил. И ничего страшного в этом нет. Но, теперь придется нам с тобой побегать. Надо быть сильным, иначе зачем быть. Знаешь, кто сказал?
- Нет.
- Ну, и не важно.
Егор ничего не ответил. Но я не просто видел по его лицу, но и понимал, что ему действительно стыдно о том, что утро сегодняшнего дня началось таким образом.
Мы бежали в столовую.
И действительно, так быстро я ел последний раз наверно только еще в армии.
На экскурсию мы не просто успели, но и пришли раньше времени, присев в сторонке на камешке, для того, чтобы перевести дух, после пробежки по острову.
- Так друзья мои! Сикирка шагом марш на автобус! Заяцкий, отошли в сторонку, вот сюда, к камням. Правильно, молодцы. Так, а теперь давайте посчитаемся, - сказала женщина, вышедшая к пришедшим на экскурсию туристам. Сразу было видно, что это опытный организатор и массовик затейник, разрулившая на своем век десятки тысяч туристов, посетивших остров. Ей было на вид лет пятьдесят. Она была одета в легкую, короткую, болоньевую курточку, джинсы, и на ногах у нее красовались маленькие, зеленые, женские, резиновые сапожки.
Мы подошли к своему автобусу, и остановились в ожидании того, что нас сосчитают. И нас сосчитали.
- Все, теперь можно расслабиться, если можно так сказать, ведь нам предстоит проехаться по дороге, построенной аж в шестнадцатом веке, и с тех пор не ремонтируемой, как я думаю, ни разу, - сказал я.
Вообще, я не представлял себе, еще неделю назад, как мы будем тут жить, и на какие экскурсии ходить. И то, что они все же начались, как-то, пусть и несколько стихийно сформировавшись в своем графике и очередности – уже являлось каким-то чудом.
Наверно верно то, что начали мы именно с так называемой Секирной горы. У нее есть своя история, мифы и легенды. Но, я думаю, самое главное, чем она известна современным людям, это та тюрьма, а точнее изолятор, который находился в ней, до 1936 года.
Мы побывали там, на этой горе с сыном, поднявшись на нее не с паломниками, а с простой экскурсией, и среди нас были те многие, кто перенес вчерашний шторм. Это и братья, не близнецы, и рыбаки, и даже «замерзший» молодой человек. Который сегодня был трезв, и ни к кому не приставал, сидя спокойно, в сторонке.
- Там, впереди, далеко внизу находится здание скита Саватьево, которое и было приспособлено в годы войны под школу Соловецких юнг, - рассказывал нам экскурсовод.
- Так вот значит откуда это название! – сказал мне сын, посмотрев на меня.
- Да Егор. А ты думал, что это просто так соседняя от моего дома остановка называется в их честь. У нас такой район. Все названия северные, хотя и Москва, но Измайлово-то само по себе северное, не южное, - объяснил я сыну.
В одной группе с нами были еще и трое пожилых французов. Мужчина и две женщины, со своим личным переводчиком, явно неместного происхождения. И, я думаю, судя по их лицам, что привело их сюда практически то же желание сбежать от этого мира, спрятавшись хотя бы на три дня в этих, таких пока еще не людных, но уже и не диких местах, облагороженных, и прирученных руками местных, православных монахов.
Экскурсия заняла всего три с половиной часа. И практически всю ее записывал на портативную камеру мужчина, лет пятидесяти, который ходил следом за экскурсоводом и снимал все, все, все подряд, каждое слово, каждое здание, каждый шаг.
Он был одет м что-то на подобие афганской формы
- Рыбак, - подумал я. Они все такие любознательные. Не было ни одной темы, поднятой экскурсоводом, которую он бы не записал себе на память. Казалось, что его интересует все, что когда-либо, происходило на земле. Но его маленькой, цифровой камеры, явно не хватало на сбор таковой информации, и наверно дома у него все компьютеры были забиты файлами с никому не нужными, но постоянно навязываемыми всем его гостям – сюжетами о природе, архитектуре, рыбалке, одним словом он не доверял себе. Он не мог положиться на свою голову, в которой, видимо не было свободного места от ненужной информации, поэтому он пытался уже хранить ее, где только придется.
- Ну, и как тебе Егор? – спросил я сына, когда нас трясло на скрипучих сидениях ПАЗика по дороге обратно, даже и не ожидая того, что такого рода путешествия смогут заинтересовать моего, уже четырнадцатилетнего, выросшего в городе, сына.
- Пап, а почему заместитель начальника лагеря жил в ботаническом саду?
- Это потому, что люди ищут всегда и везде места, где как на курорте.
- Так ведь тут не курорт!?
- Вот именно поэтому он пробрался в самое теплое место. Так всегда. А в наши дни особенно так. Все стремятся пробраться туда, где потеплее. Но тепла уже давно не хватает на всех. Поэтому многих начинает тянуть на север. Более того скажу тебе. По этому-то мы и здесь, - ответил я сыну.
График был таким, что на обед у нас оставалось всего полчаса.
- Бегом в столовую, - сказал я сыну, как только наш автобус остановившись, открыл свои двери возле экскурсионного бюро.
На этот раз нам можно было не бежать. Мы дошли, не спеша и поели в удовольствие, готовясь к путешествию на катере.
- А если опять шторм? – спросил Егор.
- Ну, и что? Нам не впервой, - сказал я.
Через полчаса мы уже сидели в катере, который отправлялся с другого причала, прямо напротив самого монастыря.
- Пап, а ты видел, какое здесь небо?
- Да Егор. Я, как раз хотел сказать тебе про это. Понимаешь, мы много, где с тобой были, и везде оно разное. И здесь тоже свое, не как в других местах.
- Нет, я не про это.
- А про что тогда?
Про то, что все время низкие, но белые облака по всему небу и сильный ветер, который их постоянно нагоняет, все новые и новые. Но, при этом все время светит солнце.
- И точно Егор. А я как-то и не задумался об этом. Интересно, как это может все происходить?
- И я не знаю.
- А я знаю. Это сам Господь Бог делает так, чтобы у людей было чувство радости, не смотря на всю суровость местной природы.
- Наверно пап.
Катер постепенно наполнился туристами, и отдал стал отчаливать.
- Да, именно с этого ракурса и показывал я тебе фотографию монастыря, тогда, в Москве, еще зимой. Помнишь? – спросил я Егора.
- Пап пошли на палубу?
- Пошли, только тут она не такая большая, как на том катере, на котором мы приплыли сюда.
- Мы должны поместиться. Я хочу сфотографировать так, как на пятиста рублях.
- Ты хочешь выпустить свои деньги?
- Нет, деньги мне не нужны. У меня пока есть хороший спонсор.
Мы вышли на открытую палубу, на корме катера, так, как он был всего однопалубным, то по крыше его салона ходить было нельзя – она не была приспособлена для этого.
Катер удалялся от острова.
Я стоял в углу палубы. По мере того, как мы отходили дальше от берега, волны становились все больше и больше. И, наконец, когда капитан сделал довольно резкий маневр, они стали бить в борт катера с особой силой, естественно, не предупредив никого об этом. И одна из них, может быть и самая первая, накрыла именно меня с ног до головы, залив при этом и мои сапоги.
- Все Егор, теперь можно ехать обратно, - сказал я.
- Почему? – не понял он.
- Потому, что мне сапоги залило.
- Не стой на краю.
- А я и не стоял. Все, я пошел вовнутрь, сохнуть. А ты смотри поосторожнее тут.
- А я и так осторожен. Ведь не меня, а тебя залило.
Прошло что-то около получаса. Мы опять стояли на палубе. Уже была видна пристань Заяцкого острова, а за ней сложенный из гранитных валунов дом и деревянный храм.
- Пап, а ты слышал, как экскурсовод вчера говорила нам, когда мы записывались на завтрашнюю экскурсию на Анзер, что там невозможно подойти к берегу, и нужно будет высаживаться с помощью резиновой, моторной лодки.
- Да, а что?
- А то, что вот она, на крыше прикручена. Мы завтра на этом же катере поплывем.
- Ты думаешь?
- Да. Других тут и нет. Разве только те малюсенькие, что стояли пришвартованные сегодня рядом с нашим. Но на них нет надувных, моторных лодок.
Остров становился все ближе и ближе, но наш катер от этого не качало меньше, хотя мы и находились между большим и малым Заяцкими островами, и от этого волны должны были быть на много меньше.
Катер заглушил двигатель и стал причаливать к причалу. Вот уже до него оставалось метров пять, два, один. Вот уже рабочий на берегу поймал канат, брошенный с нашего катера.
- Не будем причаливать! – вдруг раздался чей-то голос.
Я посмотрел по сторонам, и никого не увидел. Наверно это донеслось со стороны капитанской рубки.
Но нет, не может быть! Мы же уже почти пришвартовались.
Мужик на берегу, выпустил из своих рук конец каната, и как-то растерянно, и безнадежно посмотрел в сторону капитана нашего катера. Но тот видимо был не умолим. Катер включил двигатель, и стремительно удалялся от берега на заднем ходе. Мужик на берегу махнул рукой и пошел в сторонк сложенного из валунов дома, так и не оглянувшись назад не разу, пока не скрылся за его углом.
- Штормит сильно. Капитан принял решение не швартоваться. Тут так бывает иногда. Говорят, что в том году, лето вообще было очень плохое. Все экскурсии по отменяли. Оно же здесь вообще в Июле только начинается и до конца Августа только, - сказал нам, вышедший на открытую палубу какой-то незнакомый нам мужик, пытаясь подкурить на ветру сигарету, всячески прикрываясь от его стремительных порывов.
- Вот так вот Егор. Но деньги, я думаю нам вернут. Просто время жалко. Ну, ничего, зато пойдем сегодня ужинать в кафе. Помнишь там возле нашего дома было одно? Перед ним еще лодка рыбацкая лежит.
Деньги нам вернули тут же, в кассе экскурсионного бюро.
- А когда второй заход? – успел вставить я свой вопрос, в образовавшийся звуковой зазор между гулом, взволнованной толпы, к самой инициативной среди работающих здесь женщин, организатору экскурсий, в резиновых, зеленых сапожках.
- Так, внимание, для всех неудачников повторяю, что следующий Заяц будет теперь только послезавтра утром, - хорошо поставленным, практически театральным голосом, произнесла она для всех, кто обступил ее плотным кольцом в попытке получить информацию о наболевшем.
И странное дело, никто не возмущался, просто люди были встревожены тем, что, войдя в азарт путешественника, находясь практически у цели, и почти коснувшись ее бортом катера, вынуждены были повернуть назад. Не каждый мог быстро перестроится на обычный, спокойный строй островной жизни, не зная, куда же пристроить свой выработанный адреналин.
Но никто не задавал таких глупых вопросов, типа: -«А, что же теперь нам делать?», или «Что это за безобразие, ведь не такие уж и большие были волны?». Народ просто громко изливал свое волнение, переговариваясь скорее друг с другом, но вокруг стола организатора экскурсий. Не задавая вопросов напрямую, а скорее просто делясь между собой своими несбывшимися мечтами. По этому-то нам и удалось найти это случайное «окно», в которое я протиснул свой, главный для всех вопрос, который многие даже и не могли сформулировать, настолько сильно переживая о несбывшихся мечтах, считая, что им уже не осуществиться никогда.
И, как только прозвучал ответ на него – люди стали расходиться, и помещение быстро опустело.
- Егор нам надо, что-то пожрать купить на завтра в поход. Нас же предупреждали, что экскурсия продлится двенадцать часов, и чтобы мы взяли с собой обед.
- И, что теперь делать?
- Что, что? В магазин пойдем зайдем. Я его видел возле причала.
- Пошли.
Мы вошли в длинный, деревянный барак, оббитый доской, покрашенной в синий цвет. Внутри, как и положено в сельских магазинах, сохранивших свое убранство еще со времён СССР, был один огромный зал. Но, что-то сразу показалось мне здесь не таким, как в других, таких же магазинах. И это что-то было ограниченностью выбора его товаров. Масло, сыр, молоко, творог, и практически никаких йогуртов, но еще и при этом за какие-то немыслимые деньги, процентов на восемьдесят дороже чем в Москве. Хлеб был только «кирпичик» черного, и белого. И в этом не было ничего плохого. Когда нет выбора, людям легче, так, как нет искушений. Но, нам нужна была еда, и готовить что-то на кухне у нас на квартире, я не собирался.
И тут я увидел пирожки. И они были с чем угодно, только не с мясом. С рыбой, картошкой, яйцом, грибами. Потом шли сочетания того или иного, перечисленного выше.
- Вот их-то и возьмем! – обрадовался я тому, что все же есть здесь видимо какой-то хлебозавод. Его не может не быть.
Мы взяли десяток наивозможнейших пирожков, которые оказались на удивление свежими, и пошли в вино-водочный отдел, который удивил меня не меньше. Выбора в нем практически не было. Три сорта пива, и две, три водки, и две наливки. Цены также превышали Московские практически вдвое. Но, зато были какие-то немыслимые для данного места сорта Виски, цены на которые я даже и не стал смотреть.
Перед нами брал выпивку местных житель.
- Две Балтики двухлитровые и водку столичную, - сказал он.
Женщина, продавец, взглянув на меня, сразу поняла не только то, что мы не местные, но, я думаю, еще и определила с точностью до названия, и сам город. При этом выражение ее лица как-то изменилось. Оно стало независимым и гордым. Он перестала улыбаться, и стала смотреть как-то в сторону. На ее левой руке не было обручального кольца. Ей было около сорока лет, а может и больше того. И ее лицо, и фигура говорили мне о том, что она еще далеко не в самом рассвете сил и красоты. Это был такой тип независимой женщины, которым не нужны «спонсоры». Они самостоятельны и сильны во всем. А может быть именно так и должны выглядеть поморские вдовы? Подумал я. Но нет, почему же обязательно вдовы? Но, как бы не было на самом деле, она была не просто загадочно, по северному красива, но и сдержанно загадочна. И я видел то, что не стоило нам заходить в этот магазин. Я смущал ее.
- Два Хольстен, - сказал я.
- Вам из холодильника? – спросила она необычайно красивым, в своей сдержанности голосом.
- Нет, сильный ветер, - ответил я. И в этот момент, местный мужик, аккуратно укладывающий свое «горючее» в авоську, посмотрел на меня так, словно я был сделан из стекла. Но, сдержавшись, ничего не сказал, а взяв авоську в правую руку, вышел из магазина. У него был на спине был рюкзак.
- Наверно трудник из какого-нибудь скита, - подумал я.
Женщина взяла деньги, поставила на прилавок пиво, и дала мне сдачу.
Мы вышли из магазина. Я не обернулся, потому что знал, что она может украдкой посмотреть мне в спину, прекрасно понимая, что мы из разных миров, и что, если даже я и обернусь, это будет всего лишь мимолетно-прощальный взгляд.
Не пройдя и ста метров нам встретились «трезвенники». Молодой человек с женой.
- Тут есть пиво? – не поздоровавшись от неожиданного увиденной у меня в руке банки с пивом, спросил он.
- Да, вон там магазин. Только выбора практически никакого нет, - как бы извиняясь, сказал я.
- Ничего страшного, - сказала уже его жена, которая теперь не стеснялась смотреть прямо мне в глаза, при этом улыбаясь.
- Только тут дорого все очень, - успел сказать я им в спину, так, как они уже стремительно ускорялись в сторону магазина.
- Теперь уже не имеет значения. Мы на острове, - сказал ее муж.
Кафе находилось прямо по дороге к нашему дому, не доходя до него, каких-то сто метров. На полпути от монастыря.
- Ну, что? Идем? Или будем искать по круче? – с улыбкой, спросил я Егора.
- Идем. Оно прикольное.
И действительно, кафе на самом деле было бывшим поморским сараем, две стены которого разобрали предприимчивые местные молодые люди, и вместо досок, оставшийся от них каркас обтянули прозрачным пластиком, на ощупь напоминающим целлофан, но, с первого взгляда, казалось, что это огромные витражи, и только если бы не их легкое колебание на сильном, северном ветру, то можно было бы и далее оставаться при своем мнении о неплохом финансировании данного коммерческого объекта.
Прямо на этом пластике, фломастером было написано основное меню данной забегаловки. И, конечно это была свежая рыба.
Кафе находилось на краю небольшой возвышенности, идущей от монастыря в сторону поселка, и справа от него, слегка наискосок, таким образом, что нос слегка зависал над посетителями, а корма лежала на земле – валялась старая поморская, рыбацкая лодка, метров семь в длину.
Мы взошли на маленькое, пристроенное к бывшему сарайчику – крылечко, на котором мирно беседовали о чем-то космическом, двое местных молодых людей. Мне показалось, что они оба имеют отношение к именно к этому кафе. Скорее всего один из них был повар, а другой снабженец.
- Добрый вечер. А кафе открыто? – спросил я их.
- Да, дверь только потяните на себя, - пошутил один из них, явно снабженец.
Что я и сделал. И она, как ни странно, сразу при этом открылась.
Внутри никого не было. Четыре пустых столика, покрытых скатертью, и гул ветра снаружи. На звук колокольчика, прикрепленного над дверью, тут же выскочила девушка, с рыжими волосами, и веснушками на лице, в кожаной курточке и старых, вареных джинсах, с пришитыми к ним бабочками из цветных лоскутков.
- Добрый день! – успел выстрелить первым я.
- Добрый. Поужинать? – моментально спросила она.
- Да, а, что у вас есть? – спросил я, уже на ходу, продвигаясь к барной стойке, читая то, что было написано на огромной, черной, школьной доске, позади ее. Там была очень важная для нас фраза: -«Раба свежая, только, что из моря»
- Какую вам поджарить спросила она, - тут же поняв мою заинтересованность.
- А, какая у вас есть?
- Селедка и палтус.
- Давайте селедку. Никогда ее не ел жаренную.
- На гарнир, что? – без лишний слов, спросила она.
- Егор, с чем будем? – спросил я, пристраивающегося на самом лучшем, с точки зрения обзора месте Егора.
- С фри, - не задумываясь сказал сын.
- Фри, и пюре. Можно?
- Конечно. Садитесь. Сейчас мигом приготовим! Пиво будете?
- А водки нет?
- Нет. У нас кафе.
Ту я заметил, что в холодильнике, который стоит справа от меня стоит только пиво, и всего двух сортов. Но цена его такая же, как и в местном магазине, в который мы уже, проходя мимо успели заглянуть. Оно было примерно на восемьдесят процентов дороже чем в Москве.
- Два пива по пятьсот, - добавил я.
- Какого? - просила хозяйка, как будто выбор был колоссален.
- Самого крепкого, и одну банку кока-колы, - сказал я, посмотрев в сторону Егора, ища и тут же обретя поддержку в его взгляде.
- Две селедки! Срочно! Да. Пюре и фри! – скороговоркой, произнесла она, просунув свою голову за кухонную занавеску. И оттуда, в это мгновение донеслось скворчонке чего-то жарящегося на сковородке, и грохот ворошащейся посуды.
- Ой, Егор! Забыли! – вспомнил я и попросил девушку еще об одном одолжении, махнув ей рукой. Она тут же откликнулась.
- Что-то забыли?
- Нет, то есть да забыли. Извините, у вас есть салат из морской капусты?
- Да, конечно есть, - даже несколько удивилась она вопросу.
- И салат мне, - сказал я, посмотрев на Егора.
- У меня из-за нее аллергия, - сказал он.
- Даже из местной? – спросила девушка.
- Я не хочу рисковать, - ответил он.
- Тогда один, - попросил ее я.
Не прошли семи, восьми минут, как нам принесли наш заказ, перед этим практически моментально поставив передо нами баночное пиво и кока-колу, вместе с двумя бокалами.
- Ваша селедка, - сказала девушка, с рыжими волосами, поставив перед нами на стол две тарелки со свежей, поджаренной селедкой, не познавшей холодильника.
Девушка с улыбкой, заглянула мне в глаза, словно бы стараясь понять мою реакцию на такую скорость приготовления еды.
- Вы знаете, я никогда не ел еще жаренной селедки. Тем более свежевыловленной.
- Она ничего не ответила, продолжая улыбаться так же загадочно и дальше, удаляясь обратно к себе за барную стойку, прихватив с соседнего стола за одно, оставленную кем-то из тех, кто тут ужинал до нас – тарелку и бокал.
- Как тебе? – спросил я Егора.
- Но тот ел молча, и, что не мало важно, с огромным аппетитом. А это уже и являлось ответом на мой вопрос.
- Ты знаешь Егор, это та самая капуста, что мы покупаем в Москве. Только она свежая и местная, - объяснил я сыну, уплетая принесенный мне салат.
- Нет, пап, я боюсь, что таблетки не помогут.
- Наелся? – спросил я его буквально через минут пять, когда он уже доедал последние кусочки рыбы и картошки.
- Ну, не знаю?
- Одну на двоих, с фри? – спросил его я.
- Ну, давай.
- Девушка, вы знаете, у вас тут такая вкусная селедка, что мы решили еще одну порцию на двоих попросить. Можно, но с фри на гарнир, - спросил я рыжую девушку поморку.
- Что, вкусно? Сейчас! Пару минут и сделаем, - сказала она и исчезла за занавеской. Но, на этот раз уже целиком.
Мы съели и вторую порцию на двоих, так же быстро, как и первую.
- Принесите счет пожалуйста, попросил я.
Рассчитавшись мы вышли на улицу. Уже не такой сильный, вечерний ветерок, дул нам прямо в лицо, со стороны моря. Мы шли к себе на квартиру.
Мне показалось, что в лодке, стоящей возле кафе, кто-то притаился.
- Наверно дети в прятки играют, - подумал я.
- А теперь будем отдыхать, пока позволяет нам погода. В любой момент может начаться работа. Вон, как облака нахмурились! Может быть шторм, а нам нельзя без рыбы возвращаться! – услышал я детский голос из лодки.
Это была девочка лет девяти, явная заводила. Она сидела в носу лодки, слегка приподнявшись и присев, так, как только, что вообще лежала на ее лавке. Посередине, и в самой корме сидели еще по одной девочки, которым было уже лет по семь и шесть, не больше. Они послушно лежали на лавках, и только одна, самая младшая из них, спросила:
- А мы не утонем?
- Нет. Мы не можем утонуть.
- Почему? – спросила третья, что выглядела лет на семь.
- Потому, что нас ждут дома, - ответила капитанша.
Все дети были с светлыми волосами и одеты не так, как утеплились мы, надев еще и термобелье. Но, и сказать, что дети были одеты, легко тоже нельзя было. На всех были свитера, или короткие курточки и теплые коготки. Так же, все они были обуты в резиновые сапожки.
Мы лежали в постелях, перед сном, каждый общаясь со своими друзьями в интернете.
- Ты знаешь Тань, я понят тут на острове сегодня одну вещь. Все то, что происходит со мной не просто так. Ведь многих уволили, и меня, как ты знаешь могут уже скоро убрать. Практически все мое окружения. Всех друзей, приятелей, знакомых. И ты знаешь почему? Потому что все они занимались не физическим трудом. У всех были так, или иначе связанные с определенным уровнем интеллекта – должности. И мне сегодня показалось на исповеди, что дело в том, что нашей правящей верхушке просто не нужны больше мыслящие люди. Им требуются простые рабы, которые смогут выполнять их любую задачу, не выпендриваясь. Ведь все проблемы от ума. Горе от ума, - отправил я ей голосовое сообщение.
Не прошли и минуты, как она ответила мне.
- Сейчас просто идет страшный кризис в стране, и все работодатели не хотят платить деньги просто так, бездельникам. Все научились считать свою копеечку. Деньги не просто так стали даваться, а с огромным трудом.
- То есть ты хочешь сказать, что все крупные проектные холдинги вдруг так резко обанкротились и по увольняли всех своих сотрудников только потому, что они работали в пол силы? Интересно ты мыслишь. Неожиданно. Да и как-то не по земному. Но вот в том, что в стране кризис, я с тобой не соглашусь. Страну разваливают специально и умышленно. И делает это правящая верхушка, лишь только для того, чтобы разделить народ, сделав его тупой скотиной, - написал я ей в ответ.
- Никто ничего не разваливает. Просто обленились все. Вот и увольняют всех. Люди работать не хотят. Так всегда было. И ничего со страной не будет. Никто ничего не разваливает. Ты просто телевизор много смотришь, - получил я ответ.
- Таня, у меня нет телевизора уже много лет. Ты знаешь это прекрасно, - ответил я.
- Ты сам виноват в том, что у тебя все так плохо. Вот и окружение твое тоже притягивает к себе негатив. Надо не видеть плохого и веселиться. Тогда и будет все хорошо. А то ты видишь, как, на север убежал от проблем. А есть ли они проблемы то? Они все в тебе самом. Ты сам их и создал. Сам виноват.
- Таня я не пойду назад. Я не смогу стать скотом, как все.
- Тогда беги за границу и режь там салатики в баре за три копейки, если тебе тут не нравится. Вон как Леха Закурдаев убежал, теперь режет их с утра до вечера.
- Таня почему ты всех, кто задумывается гонишь из страны? Если ты не способна на это, то не запрещай другим.
- Я не способна. Да если бы ты знал на что я способна, то и не выпендривался бы сейчас на меня. Просто ты обленился совсем и не хочешь ничего от жизни. А мне еще очень много надо. Я не хочу стареть, мне еще хочется пожить и порадоваться всем ее прелестям, и прошу это у Бога, с утра до вечера, потому, что я люблю людей в отличие от тебя. А ты их ненавидишь. Они для тебя все враги.
- Таня, ты любишь только себя. Посмотри сколько лет ты уже в фитнесе сидишь, и учишь всех!
- Просто это капитализм Вова, самый настоящий. Все к этому шло. Вот и наступило. А вы все не приспособлены к нему оказались.
- У нас капитализм? Интересно ты рассуждаешь! А в Финляндии, Германии, Швеции, Франции, Испании, да той же Америке, почему нет такого? Почему там у всех пенсии большие, пособие платят? Может у них давно уже социализм там? – спросил ее я.
- Там просто он давно уже и иони научились, как правильно надо. А у нас страна большая, и поэтому всегда крайности происходят.
- Слушай Тань, ты сама-то понимаешь, что говоришь? Какие крайности? Всегда в худшую сторону только? Ну тебя нафиг! Ты прям, как будто с первого канала вещаешь! Может ты еще и за четвертый срок голосовала?
- Голосовала, или нет, не твое дело! Ты просто совсем уже ополоумел от того, что у тебя давно бабы нет, я тебе скажу. Все ищешь себе искусствоведа. Простую тебе Казашку или Татарочку надо.
- Ладно Тань. Давай остановимся на этом. Спокойной ночи.
Егор вставай. Мы кажется проспали. Уже восемь часов, а нам в полдевятого отплывать. Еще позавтракать надо успеть! – сказал я, проснувшись и взглянув на часы. Давно я так хорошо не спал, как начал спать здесь, на острове.
Егор вскочил, присев на кровати, потом лег обратно, потом вскочил опять и спустил на пол свои ноги, ищи ими на ощупь тапки.
- Ты выспался? – спросил его я, прекрасно понимая, что он не только выспался, но еще и переспал лишку.
- Я!? Да, то есть нет. То есть не понял еще, - сказал он и душераздирающе сильно зевнул.
Опять все бегом. Мы встали, умылись оделись, позавтракали, и уже в пятнадцать минут десятого, как оловянные солдатики, сидели на валунах, перед экскурсионным бюро.
- Анзер строиться! Все быстренько встали по левую руку от меня, кто на Анзел, чтобы не мешать остальным, кто на Секирку. Так, хорошо, хорошо. Замечательно. Все почти в сапогах у меня, - сначала услышали, а уж затем увидели мы с Егором нашу, теперь уже хорошо знакомую женщину организатора.
- А, что же нам делать-то теперь, если у нас сапог нет? – спросила группа туристов, обутая поголовно в летние кроссовки.
- Ничего страшного. Можно и так. Но, если хотите у нас тут прокат сапог есть. Вы еще успеете. Там не дорого, ответила она им.
- Да, мы хотим, - ответил они, практически все, одновременно.
- Так, Марин, давай, обеспечь туристов обувью быстренько, - прокричала она в подъезд экскурсионного бюро.
- А мы успеем?
- Давайте быстренько! Меньше вопросов, больше дела! – сказала она и затолкала не подготовившихся туристов в подъезд.
- Давайте быстренько посчитаемся. Раз, два, три, пять, десять, пятнадцать… Все на месте. Замечательно. Сейчас пойдем все за мной на катер, как только выйдут переобутые, - сказала организатор.
Через десять минут мы все уже сидели в салоне катера, с заведенными моторами. Плыть предстояло около двух часов, может слегка меньше. Для того, чтобы попасть на Анзер, нужно было обойти справа почти весь большой Соловецкий остров, а затем взять чуть-чуть вверх, обогнув Анзер с левого боку и причалив к его левой части.
- Пап, а это тот же самый катер, что вчера нас до Заяцкого острова не довез, - сказал Егор.
- Да, Егор, это самый большой у них, из всех местных, пришвартованных к причалу, напротив монастыря.
Мы вышли в открытое море, обогнув оставшийся слева от нас Заячий остров, на который мы не попали вчера. У его причала не было видно ни одного катера, да и на подступах к нему тоже было тихо. Наверно в море сегодня опять штормит. Да и нас тоже начало качать не на шутку. Но, на этот раз, на катере подобрались люди подготовленные, и стойкие
Через полтора часа плавания, катер слегка убавил обороты своего двигателя и пошел медленнее, вдоль берега, какого-то острова. И это мог быть только Анзер. Наконец он повернул направо и плавно стал заходить в какую-то бухту.
Мы с Егором стояли на маленьком участке, открытой палубы, в кормовой части нашего катера. Вдалеке, у самого берега, стала проглядываться вереница гранитных валунов, лежащих прямо в воде. И чем ближе мы подходили к берегу, тем яснее становилось видно, что практически на каждом из них сидит тюлень, греясь на изредка проглядывающем из-за туч, утреннем солнце.
- Пап это Тюлени? – спросил Егор.
- Да. А объектива нет. Думаю, что ближе нам их тут уже не увидеть. Только если случайно повезет. Они не подпустят на дальность восприятия твоего «родного», ожившего после соленой, морской воды, объектива.
Катер постепенно останавливался. И, примерно метрах в ста пятидесяти от берега, остановился окончательно. Солнце именно в этот момент пропало, а на небо наползло какое-то огромное, темно свинцовое облако.
Неожиданно прибежало двое матросов, которые тут же принялись, включив электрическую лебедку, спускать надувную моторную лодку на воду. Все это они проделали моментально, и тут же началась погрузка пассажиров в нее, для дальнейшей эвакуации на берег. Матросы действовали слаженно и быстро. Мы оказались в числе первых, желающих оказаться на берегу, только благодаря тому, что находились как раз под этой самой лодкой, когда прибежали матросы.
- Рюкзаки снимаем! И быстро, быстро, усаживаемся, - сказал, грубо один из них, который принимал пассажиров в лодке, придерживая их рукой.
Я пропустил Егора первым в лодку, поняв, что один из матросов, помогающий всем спускаться вниз с борта катера, стоя на самом его краю, увидел, что мы вместе, и пропустит к сыну еще и меня.
- Ой, сейчас, я быстро, - извиняющимся тоном, произнес я, стараясь быстро снять свой рюкзак с левого плеча.
- Надо было не на ходу снимать, а заранее! – грубо огрызнулся второй матрос, принимающий пассажиров на борту лодки.
Мы с Егором оказались самыми последними на этом, первом рейсе с катера на берег. Как только мы сели на оставшиеся два свободных места, моторист прибавил газку, и лодка, взревев мотором, приподняла свой резиновый нос над морем и понеслась к берегу. Облака, словно поддержав этот ее порыв, подкрепили его резко просыпавшимся из них колючим и холодным градом, усыпавшим всю поверхность воды мелкими, вспенивающими ее брызгами. Через, буквально, каких-то секунд тридцать, мы были уже у деревянного причала, где нас встречал местный, явно прикомандированный к нему матрос.
Моя нога коснулась причала раньше, чем Егорова, так, как я сидел в самом носу лодки. Как только мы с сыном ступили на берег, град тут же прекратился. Остров видимо испытывал всех нас, прибывших на него своей природой, наивозможнейшими, известными только ей одной приемами.
Но Анзер «пал» гораздо быстрее чем сам, главный Соловецкий остров, встретивший нас штормом, выворачивающим людей наизнанку. Дольше всех держал свое сопротивление Заяцкий, но на завтра был назначен и ему решающий бой. Анзер, тоже нагнал волн, но, все же разрешил нам высадиться на мелководье.
Высадка продолжалась всего минут десять. Параллельно с нашим катером, к берегу подошел еще один, намного меньший. Он приволок с собой, привязанную сзади него, за корму, моторную лодку, правда уже деревянную. Высадка началась еще из него. И, какое-то время лодки чередовались в своих подходах к причалу.
Град перешел в дождь. Все скрылись под навесом деревянной беседки, что так удачно была построена здесь чьими-то умелыми руками.
Последним приехала наш экскурсовод. Женщина лет пятидесяти пяти, та, которая рассказывала нам про ботанический сад и Секирную гору. Но сегодня у нее на голове была надета шапочка, напоминающая собой Саамскую. И мне захотелось спросить ее про этот головной убор, но все, как-то не получалось подступиться к ней.
- Хочу всех вас огорчить товарищи. Мы сегодня не смогли причалить там, где катера обычно это делают, - говоря это она развернула карту острова, и объясняла нам уже все по ней.
- Мы сейчас здесь, а это, как вы понимаете – середина острова. Нам же надо было подойти к его левому краю. Но, из-за шторма капитан не стал этого делать. Да и, как видите, не только наш катер, - указала она на стоящий в стороне от нашего, намного меньший в своих размерах катерок, уже так же высадивший своих пассажиров-паломников, во главе которых был тот, другой, долговязый батюшка, проводивший исповедь вчера утром в Никольском храме на утренней службе.
- Значит он тоже тут, как паломник, - догадался я.
- Поэтому мы все пойдем не с левого края острова от Свято Троицкого скита, а с другой его стороны, примерно вот от сюда, и дойдем до Голгофы, и даже Елеазаровой пустыни, но не дальше. Так, как нам тогда придется пройти двадцать два километра. А вы на это просто не рассчитаны.
- Но ведь все равно же мы потом подошли бы к берегу на лодке, - сказал кто-то в толпе.
- Нет, там нет бухты, как здесь, и подойти к берегу на моторной лодке, в шторм опаснее чем здесь, а на катере нельзя из-за такой же отмели. Вообще хочу сказать вам, что на Белом море вообще очень много отмелей, так, как оно, само по себе не отличается большой глубиной, каждые сто лет уменьшая свои глубины на десять сантиметров, - объяснила экскурсовод.
Экскурсия началась. Все обступили экскурсовода и шли, создавая вокруг нее некое кольцо из тянущихся к знаниям людей, словно это была стая пчел, летящая вокруг своей матки. Постепенно мы прошли мимо Голгофы, и дошли до Елеазаровой пустыни, где и сели перекусить.
Вдруг из лесу вышла худая и голодная лиса. Точнее это был лис. Рассмотреть это мог каждый, так, как она подошла на столько близко к нам, что можно было дотронуться до нее рукой.
Этот лис хорошо знал во сколько и куда именно нужно ему подходить. Ибо голод не тетка.
- Только смотрите осторожнее, не делайте резких движений, она может вас укусить от страха, - предупредила всех экскурсовод.
Вообще, хочу сказать, что пирожки, с чем бы они не попадались нам, так, как были одинаковой формы и цвета – были все очень вкусными. И лису достался пирожок с яйцом и рисом, который я как раз в этот момент надкусил.
Лис подошел ко мне не спеша, маленькими шажочками, принюхиваясь.
- Егор, фоткай быстрее, - шёпотом, сказал я.
Егор быстро вытащил фотоаппарат, благо для данных снимков объектив не требовался, и прицелился.
- Скорее же, а то он ест очень быстро, - взмолился я, передавая сыну еще и свой мобильный, как можно плавным движением руки.
- На, вот еще и на телефон сфоткай, а то не поверят, - добавил я.
Лис ел очень подозрительно, принюхиваясь и выедая сначала все то, в чем присутствовал запах дичи, или попросту – белок. Он даже дотронулся до моей руки зубами, но очень аккуратно, вежливо и осторожно, словно был воспитанным и городским.
Наконец мою инициативу перехватили молодой человек, который вчера обрадовался пиву, обнаруженному у меня в руках. Они тоже поехали сегодня с нами в эту экскурсию. Но, вчера видимо подготовились к сегодняшнему дню гораздо основательнее. У них на обед была колбаса и сосиски. А лисы, как вы знаете, яйцам с рисом предпочитают сосиски.
Его супруга фотографировала его в этот момент. И так получилось, что бедный лис, стоял какое-то время между ним и мной, не зная, что есть, и даже откусив сосиску, возвращался пару раз еще к моему пирожку, пытаясь все же съесть все, что было ему предложено. Таким образом, я думаю попал к ним на фотографию, в семейный альбом.
Наконец пищи собралось так много, что лис просто брал ее и отходя в сторону, спокойно поедал ее там.
- А теперь поднимемся на Голгофу, - предложила дальнейший план действий экскурсовод, когда все наконец пресытились своими запасами.
- Пап, а ты видел, у них такой же фотоаппарат, как и у тебя, - сказал Егор мне.
- У кого? – не сразу понял я.
- Да у них, которые про пиво нас спрашивали, - уточнил Егор.
- А! Нет, я не обратил внимания. Но, все равно интересно. И, что модель та же самая?
- Да.
- Не может быть!? Ему же уже лет двенадцать наверно? – удивился я.
- Вот и я так подумал, - сказал Егор, запивая кока-колой, съеденное.
Поднявшись на гору с таким страшным названием многие сразу же бросились в храм, писать и подавать записки. И я тоже поддался этому позыву, услышав даже от нашего экскурсовода о возможности это сделать из-за десятиминутного перерыва, предложенного ею нам всем тут, на самой вершине.
Я, встав в сторонке, быстро написал все, заученные мною уже с годами имена, друзей близких мне людей и родственников, и стал протягивать свои записки сквозь толпу страждущих в коробку, куда все стремились их положить, толкая друг друга. Сделав это, я полез в кошелек, так, как тут можно было просто жертвовать деньги не по определенному тарифу. Зная примерно сколько стоит одна записка, я никак не мог найти у себя в кошельке ничего больше ста рублей. А сто за две давать мне было стыдно. В итоге, вытащив тысячу и сто рублей из него одновременно я протянул их монаху, дежурившему подле ящика, чтобы он разменял мне тысячу хоть как-то. Но тот не обратил на меня внимания, и я положил на пожертвования ее, словно поняв, что именно здесь мне и нужно пожертвовать больше других. Сам не понимая зачем я это сделал я отошел в сторону, и задумался. Может быть так надо. Ведь нам предстоит еще дорога дальше, на Мурманск. Господь все видит.
По дороге обратно, я все-таки улучил момент и задал экскурсоводу воарос:
- Скажите пожалуйста, а эта ваша шапочка Саамская?
- Нет, это Новгородская. У них очень похожи стали со временем головные уборы. Но, тут, на моей совершенно другие узоры нанесены, не Саамские, - объяснила она мне.
- А вы не с Соловков? – спросил ее молодой человек, любитель пива.
- Нет, я из Петрозаводска. Вы знаете, мы приезжаем сюда вахтовым методом, на лето, на заработки. У нас тут больше никак и не заработаешь. Все разрушено вокруг.
- А кто такие Лопари? – спросил опят он.
- Это старое название Саамов, и возможно поэтому так и называется север Финляндии. Лапландия. Правда там звучит другая буква «А», вместо «О». Но, не только я так думаю, но и многие другие, - ответила она.
- А откуда пришли Саамы, - спросил я..
- А это те же Европейцы, они просто смешались с местными жителями, - сказала она.
- А тогда почему же Ушкуйники Новгородские приходили сюда их грабить? Значит они были уже здесь задолго до Новгородцев, - спросил любитель пива, его жена все время стояла рядом с ним, держа его за руку.
- Правильно, они пришли сюда на север еще в очень давно. А Новгородцы доходили сюда, начиная с двенадцатого века. Но Шведы тоже грабили Лопарей, и побольше Новгородцев. Вот вы знаете, например, что как-то Саамы объединились и дошли до шведской столицы. Не до Стокгольма, а до старой еще, не помню ее названия, кажется Уппсала, и сожгли ее все до основания. Правда потом ушли обратно. Они не грабили. Им это было ни к чему. Другой народ. Не понятный нам еще до конца своими корнями.
- Да, с Новгородцами они были как-то по сговорчивее, - сказал я.
- Да, они, видимо не так сильно обижали их своими набегами. Да потом еще и сама христианизация сделала свое дело. Лопари выбирали исходящую от Новгородской республики религию больше чем ту, что навязывалась Шведами. Разделения на православных и Католиков еще не было. Но, причина видимо в том, что Шведы проявляли силу в крещение местных язычников в отличие от Новгородцев, - высказала свое мнение экскурсовод.
Разговаривая таким образом мы очень быстро преодолели почти пять километров пешего пути, совершенно не переживая о том, что в этой экскурсии из-за шторма так и не побывали в Свято-Троицком скиту.
Посадка на катер осуществлялась уже не под дождем и градом, а под ярким солнцем, разогнавшим все тучи своими лучами. Анзер принял нас, как и Соловецкий. Предстояло еще почти два часа плавания до дома на катере. Но это была дорога победителей, а не побежденных, как вчера по дороге с Заяцкого острова.
Катер причалил. Мы вышли на берег. Я спросил Егора:
- В кафе, есть рыбу?
- Да.
- Приключений не будем искать?
- Нет.
- Тогда в перед! – сказал я, и мы двинулись в путь, который мог занять целых пять минут, по пересеченной, не покрытой асфальтом местности.
- Добрый день! – поздоровался я с девушкой у барной стойки.
- Добрый день! Очень рады, что вы к нам пришли сегодня! Так же, как и вчера? – догадалась девушка.
Я посмотрел на сына вопросительно.
- Да пап, только с фри, и кока-кола, - предупредил сын меня о том, что если без бургера, то с колой уж точно.
- Да, - подтвердил я.
- А может вам сразу селедку двойную? – догадливо, но не без своей корысти, спросила она нас.
- Давайте, - подтвердил я.
В кафе, кроме нас ошивался один из тех двоих парней, которых мы тут видели. Тот, которого я определил, как снабженца.
- Ты, когда поедешь-то? – спросила его девушка, успев лишь только передать наш заказ на кухню, просунув туда буквально на пару мгновений свою рыжую голову.
- Сейчас. Сейчас. Погоди. Слушай, дай пива в долг хотя бы, - ответил он ей, явно не спеша никуда ехать.
- Ладно, возьми бесплатно. Ведь ты мне за сигаретами обещал сгонять.
- Спасибо Тамарка. Ой, классная ты баба. Знаешь я тут сегодня лекцию накатал. С шести утра сидел в интернете. Про север. Ну я там сначала про флору, потом про фауну, всякую, про льды, море, погоду. В общем интересно все очень получилось. Фоток накачал много. Восемьдесят слайдов получилось, - от радости подаренного пива, понесло на лирику снабженца.
- Так у тебя еще и своих фотографий куча, - подсказала она ему.
- Да, я и их тоже добавил. Вообще интересная лекция получилась. Даже мне интересно было бы послушать.
- Так твоя темя же – север, - сказала Тамарка.
- Да. Только вот еще хочется что-то, - отпив холодного пива и задумавшись, сказал он.
- Ну, я и не знаю, про что тебе еще написать-то. А ты, где собираешься-то ее читать?
- В клубе.
- А расписание смотрел? Там все расписано на неделю вперед.
- Да ты что!? Я думал, что из-за погоды там все свободно. Туристов то нет пока еще совсем. Проектора у меня только нет. Где его взять не знаю.
- У Славки спросил?
- Да откуда у Славки-то? Он же не фанат.
- Тогда и не знаю я. Попробуй в том же клубе узнать, - посоветовала Тамара.
- А дадут мне там?
- Так ты и скажи им, что Славик тебя направил. Ему-то не откажут. Он же помор, ка и ты.
- Точно Тамарка! Ты умница. Только вот все равно чего-то в этой лекции не хватает еще.
- А вы напишите про Нансена, - не удержался я.
- А, что про него написать-то можно? Все, все про него знают.
- А то, что он взял конструкцию своего корабля Фрам, у поморов.
- Я не знал.
- Да, именно у них. Саму форму корабля. Ведь Кочи у них были так сделаны, что их льдом не разламывало, а выдавливало на поверхность. Они так и дрейфовали до открытой воды. Вы знали об этом? Это есть в интернете. Только об этом почему-то не принято говорить. Сейчас, впрочем, как и всегда, во всем только Западу доверяют, и преклоняются перед ним.
- Хорошо. Я и не знал об этом. Только боюсь, что не подойдет мне этот сюжет.
- Почему?
- Потому, что это тема уже про открытие севера, а не про него самого.
- Согласен. Но, это смотря, как подать, и как посмотреть. Но, вы ради Бога извините меня за то, что я влез со своими советами. Я больше не буду вам мешать, - извинился я и принялся вместе с Егором за только, что принесенную жаренную селедку, которая еще отчаянно шипела на наших тарелках, явно не собираясь так просто сдаваться.
В этот момент в кафе вошли несколько человек. Твое мужчин, и одна женщины, лет пятидесяти. Это были те самые рыбаки, которые сейчас были без удочек и рюкзаков. На экскурсиях я их не видел нигде и от этого не мог понять цели их визита на остров. Ведь на простых паломников они и вовсе не походили. Скорее всего они были, все же практически местные местные, откуда-то из Кеми, или Белоозерска, что совершенно не далеко отсюда. Но поймать рыбки здесь им что-то помешало.
- А рыбка-то у вас свежая? – по-деловому, словно настоящий рыбак, спросил самый длинный из них, глядя на надпись с меню на черной, школьной доске.
- А, как же? Вчера поймали!
- То есть не сегодня? – уточнил тот, что был с солидным брюшком, не большого роста.
- Нет, сегодня не ходил никто, - виновато согласилась Тамара.
- Хорошо. А, что за рыбка есть? Селедка-то пошла уже? – спросил тот, кого укачивало в море.
- Пошла! Принести вам?
- Да, с картошечкой, сказал за всех самый длинный.
Они все уселись за длинный стол, стоящий у самой стены, в ряд, словно детишки в сельской школе перед экзаменом.
- И пивка нам побольше принеси красавица, - сказал брюхастый.
- Какого?
- А все равно. По крепче только неси.
- Хорошо, я мигом, - обрадовавшись новым клиентам, ответила Тамарка, поморская женщина.
Мы сегодня опять доплелись к нашему дому уставшие, но счастливые.
Перед соседним с нашим домом располагались маленькие сарайчики, прилепленные тесно друг, к другу, так здесь было принято – возле дома иметь хозяйственные постройки. К одной из них был еще пристроен и маленький огородик, в котором жила собака, привязанная на цепь, видимо охранявшая что-то особо ценное, не поместившееся в доме. Каждый раз, когда мы проходили мимо нее, она встречала нас лаем. Но лай этот был не пустой, как позволяют себе Подмосковные собаки. Это был лай с пониманием дела, такой, словно этой собаке, с длинной шерстью и закрученным хвостом не столько нужно было напугать прохожего, сколько показать, что внутри есть охрана, и она не дремлет. Эта собака привыкла к нам за пару дней, пока мы ходили мимо ее вынужденного вольера, но тем ни менее, все равно, каждый раз выполняла свою работу, отрабатывая хлеб насущный. Отлаяв три, четыре раза для порядка, она отходила в сторону и ложилась на скупом, северном солнышке, глядя на нас совершенно не злыми глазами.
- Видишь Егор, какие здесь собаки? Не как у нас. Все знают себе цену, и не будут опускаться до того, чтобы просто так создавать шум на улице, - обратил я его внимание на эту местную, островную охрану.
Перед подъездом стоял знакомый нам Баги.
- Дома, -сказал я.
Егор ничего не ответил.
На крыльце нас ждала черная, пушистая, местная кошка. Она из вежливости подпускала нас к себе, но гладить не каждый раз позволяла.
- Встречает, - сказал я.
- Да пап. Она домашняя. На зиму ее забирают домой.
-Да. Зимой здесь хорошо только душам.
- Как это?
- А, я имел в виду, то, что только людям. Ведь у них и есть души.
- А у зверей нет?
- Так говорят. Не я это выдумал.
Мы вошли в подъезд. Там, как ни странно, не пахло сыростью. Но почему? Ведь это был довольно старый дом. И мен показалось, что ему не меньше шестидесяти лет.
На второй этаж вела двух маршевая лестница, с просветами в подступенках, выведенная по деревянным косоурам.
Я подошел к нашей двери, перед которой висел почтовый ящик, расписанный масляной краской, словно это был какой-то домашний сундук, для хранения чего-то главного, того, что может быть в доме, накапливаясь с годами. Он был белый, с узорами из вьюнка, идущим по его периметру.
Я достал из кармана ключ. Но, что-то говорило мне, что дверь открыта. И я постучал в нее. Но ответа не последовало, и тогда, я уверенно спрятав ключ в карман, открыл ее нажатием ручки.
Мы вошли, и сняли обувь.
Прямо перед нами стояла самодельная корзина, полная каких-то трав, явно собранных сегодня, где-то на острове.
Сняв верхнюю одежду, мы открыли нашу дверь.
В этот самый момент из кухни вышла Катерина. Как-то стремительно. Явно с целью только поздороваться с нами, и забрать ее, эту корзину.
Нет, она не то чтобы вышла, а скорее как-то выскочила из-за кухонной занавески, стремительно откинув ее в сторону, нагнувшись за корзиной, и тут же, только произнеся одно слово: - «Здравствуйте» - спрятавшись обратно.
- Добрый день Катерина. Вы собираете травы? – только и успел спросить я.
- Да. Это одна из моих работ. Биокосметика, - ответила она нам уже с кухни.
- У вас потрясающее средство для передвижения. Я вам завидую. Оно создано именно для этих мест, - сказал я, застыв на мгновение перед дверью нашей комнаты.
- Да. Я знаю. Давно о нем мечтала. Но, вы знаете, тоже не особо надежное. Суппорт поломала я на нем по бездорожью, -ответила она, все еще не показываясь, из-за занавеси. Так, как на кухню двери не было.
- И, как же вы тут живете? – спросил я, решившись все же на этот вопрос.
- А, как все и живу, -ответила она, показавшись из-за занавески.
- У вас камин на кухне. Вы его сами сделали? Ведь, как я понял, в доме раньше была только печь, и все? – продолжил я, осмелев.
- Да. То есть нет. Я попросила. Ну, как вы тут, освоились?
- Да. Как на Родине. А вы из Питера? – спросил я.
- Нет, - коротко ответила она. Так и не добавив откуда именно.
- А, как же вы сюда попали?
- Сначала экскурсоводом, вахтовым методом, а потом и на совсем, - ответила она, явно давая понять, что больше не хочет ничего говорить о себе, и своем образе жизни.
- Хорошо Катерина. Спасибо вам большое, - сказал я.
- За что?
- Как, за что? За то, что вы так тихо здесь живете. Мы вас и не слышим, - сказал я.
- Ну, и слава Богу!
- А та икона, что в прихожей, написана вами? – все-таки спросил я ее.
- Да. Это давно, и я уже забыла о ней.
- А у вас на кухне миски с кормом и водой, это для кого? У вас киса живет? – спросил я.
- А! Да, это не имеет значения, -сказала она.
- У меня тоже. Но, моя тут не выживет
- Почему?
- У нее очень короткая шерсть, впрочем, как и у меня.
- У вас есть замечательная, теплая куртка, я видела, - не поддалась на шутку хозяйка.
- Спокойной ночи Катерина. У вас здесь пахнет, как в сказке, - сказал я ей.
Спокойной ночи. Спите спокойно, - сказала она и скрылась в кухне. И только тогда я оценил наличие колокольчика перед дверью в туалете. Который, кстати так и не прозвучал ни разу, но не по нашей вине.
- Да, если вам холодно, то можете включить обогреватель на потолке. Он очень хорошо помогает.
- Спасибо Катерина, спокойной ночи, - сказал я, начиная чувствовать сильнейший озноб.
Я закрыл дверь. И сказал Егору:
- Что-то холодно очень. Давай включим этот кипятильник. Такое впечатление, что они здесь, на острове, променяли тепло на свет по ночам.
Егор включил штекер в розетку. Я сильно промерз именно сегодня. Сам не знаю почему. Может быть накопился тот холод, что проникал в меня последние дни, может усталость? Но озноб был настолько велик, что мои зубы буквально стучали друг об друга, не попадая сами на себя.
Я укрылся одеялом, покрывалом, не снимая термобелья. И только уже, где-то под самое утро мне стало легче. И, если бы не этот потолочный электроприбор, то я, возможно бы заболел на следующий день. Но он хорошенько меня прогрел этой ночью. И на следующий день я был здоров, как будто вчера приехал из Крыма
- Все, Егор! Батарея подъем! – сказал я.
- А? Что, уже вставать? – спросил сын.
- Да, а как ты думал? Ведь ты же хотел добить Зайца?
- Какого?
- Экскурсия у нас, полдевятого, на Заячий! Забыл, что –ли? Вставай, умывайся и вперед.
Я вышел за дверь нашей комнаты, и увидел на полу, слева от нее, два небольших, но очень красивых камня, переливающихся на утреннем солнце, встроенными в них блестками. Один из них был черный, как антрацит, а другой абсолютно белый.
- Егор, ты видел этих друзей? – спросил я еще сонного сына.
- Каких? – явно ничего не понял он, подумав, что у нас под дверью завелись какие-то живые существа.
- Ну эти два камня тут лежат. Я их вчера еще не видел. Наверно ночью пришли.
- Где? – высунул голову из комнаты Егор.
- И я не видел их тут вчера, - добавил он.
- Наверно сами пришли. Тут ведь все живое.
Мы все успели. И у экскурсионного бюро сидели, как обычно, на камнях еще за полчаса до отплытия.
- Ну, что зайцы!? Соскучились по мне? Ничего! Сегодня доплывете до своего острова! – радостно объявила всем женщина организатор, тут же начав считать своих зайцев.
Через десять минут мы уже сидели в практически родном нам катере.
Когда он отплывал, ни я, ни Егор, не нашли в себе сил выйти на палубу. Ведь мы уже все видели. И даже солнце, которое все же вышло на небосвод для того чтобы греть, а не подглядывать за нами из-за туч, не радовало нас сегодня. Мы были счастливы уже сами по себе, только от того, что остров нас принял, и возможно полюбил. Мы нужны были ему. Да, и наверно он ждал нас, просто не хотел показывать этого, чтобы не баловать.
Он догадывался где-то в глубине своей окаменевшей от северного ветра, неподвижной, но все еще теплой и живой души, что мы поймем его, не как многие другие, кто ступил на его поверхность одновременно, вместе с нами. Он догадывался о том, что мы были практически готовы для того чтобы понять его. Почувствовать тепло его холодного ветра, яркость, постоянно прикрытого облаками солнца, свежесть утреннего воздуха, на фоне непрекращающегося ни днем, ни ночью – дня. Он, как будто взял нас на свои руки, согревая ими наши души, и понес дальше на север, туда, где нет деревьев, кустарника, и травы, а один только мох и скалы. Остров дал нам пропуск, путевку в жизнь, и жизнь не ту, что можно прожить, потеряв ее дни, а ту, что предстоит пройти, не считая их, сколько бы ты не шел, не теряя сил и уверенности в своем выборе цели, которая прячется в этой северной тишине, между голых, полярных скал Баренцева моря.
Териберка, рыболовецкий поселок стал теперь таким близким, и родным, но не с того ни с сего, а только после Соловков. Мы, словно почти шесть веков назад, Соловецкие святые Савватий Зосима и Герман, шли на север, покоряя его, и познавая для себя, как новый мир, как духовную пищу для наших измученных, и изуродованных городом, душ. Мы прятались от него, хотя бы на время, не имея сил и возможности уйти на всегда, в этом оттаявшей на короткое лето, природе севера.
И, как преподобный Трифон стремились в Печенгу, понимая, что это самая крайняя точка при освоении севера православными монахами.
Теперь же появлялась какая-то уверенность в том, что машина доедет до цели.
Через Кемь, и место съемок фильма «Остров», которое вовсе не было святым, да и сам, оставшийся после съемок фильма храм, на самом деле был всего лишь, старой, разваливающейся избушкой, к которой приделали деревянную маковку, мы вышли к причалу с катером на Соловки. «Остров», несмотря на то, что это всего лишь фильм, с подвигнул нас на Остров настоящий, который уже пускал нас дальше.
- Егор, когда приедем с Зайца, сразу пойдем в Никольский храм, поклониться мощам преподобных Савватия, Зосимы, и Германа, - сказал я, неожиданно для Егора.
- Хорошо, - ответил сын. Но, с такой интонацией, что я почувствовал, что он не обманет.
Катер причалил к острову, с первого раза. Море было абсолютно спокойно, и катер практически не качало. Все высыпали на берег.
- Только ради Бога, я вас прошу, не надо меня фотографировать! – попросил, вышедший на причал монах. Мужчина лет шестидесяти. Он был полноват, на его лице виднелась улыбка полная счастья от того, что приехал катер с людьми, что им интересно побывать здесь на острове, где ничего нет, кроме деревянного храма, точнее просто часовенки, и выложенных из валунов, кухни и домика для паломников.
- Но там же лабиринты!? – возразят мне.
- Ну, и что!? – отвечу я.
Действительно лабиринты на острове были, и мы прошли их посмотреть. И, даже, может быть, они и оставили во мне большее впечатление чем сам храм. Но они, без него были ничто, вступая с ним, как бы в противостояние языческого и православного.
Когда экскурсовод, та же, знакомая нам по своей вчерашней шапочке, женщина, рассказала нам все о храме и каменных строениях острова, мы пошли во внутрь острова, подойдя к этим самым лабиринтам, которых было три, и каждый следующий больше предыдущего.
- А, как же монахи не разрушили все эти языческие постройки? – возник такой естественный вопрос из толпы туристов.
- Соловецкие монахи постоянно встречались здесь с языческими сейдами, и вообще наивозможнейшими их памятниками. Но они ничего не трогали. Они верили в Бога, и эта вера давала им силы. Но, вот как раз возле этого, самого большого лабиринта, мы видим, выложенный из камней, огромный православный крест. Он выложен, как раз монахами, жившими здесь на острове ранее. Это они сделали чтобы защитить себя от влияния языческих святилищ, но не разрушая и не обижая их Богов. Здесь, на севере, всегда было так. Он не прощает, когда берут силой, - ответила экскурсовод.
- А, скажите пожалуйста, здесь нет гадюк? А то очень много мха и камней, страшновато, как-то.
- А разве вам не говорили, что на островах нет волков и гадюк. Да и не было никогда. Может раньше, еще давно, когда-то и были, но сейчас нет однозначно. Правда пара лосей заплыла недавно на сам основной, Соловецкий остров, и размножилась. Теперь у нас лоси тут есть. Многие их видели.
- А, да, точно! Нам же говорили, еще в первый день, - вспомнила женщина с деревянным посохом в руках.
- Здесь нет никаких гадов. И клещей здесь, что удивительно, тоже нет. В Карелии есть, а она всего в шестидесяти километрах отсюда, а тут на островах нет. Тут все заняты своим делом, - с улыбкой, ответила экскурсовод.
Экскурсия подходила к концу. Мы возвращались по деревянным помостам, выложенным в виде тропинки, не касаясь самого мха, на небольшом возвышении от него. Это было сделано с той целью, чтобы многочисленные ноги туристов не вытаптывали очень медленно восстанавливающийся, мох.
Подходя к деревянному храму, в котором бывал и Петр первый, но теперь уже с другой его стороны, мы увидели маленький, приземистый, деревянный сруб, размером всего три, на два метра. Перед ним стоял деревянный, грубо сколоченный стол из обрезной доски и пара лавок. На одной из них сидел тот самый, встречавший нас счастливой улыбкой монах. Он пил чай из алюминиевой кружки.
Все прошли мимо, стараясь не тревожить его. И больше никому в голову не пришло фотографировать его тут, словно это был редкий, мало кому известный, занесенный в красную книгу, зверь.
Уже в двенадцать часов дня, мы стояли на берегу, на причале.
- Егор, пошли благословляться, - сказал я.
Егор, послушно склонив голову, побрел за мной, выполняя свое обещание.
Мы зашли в монастырь, и прошли в храм. Там уже было мало народа, который видимо собирался на молебен. Мы вошли как раз вовремя, чтобы, не пробиваясь в толпе пройти к мощам святых.
Я подошел первым, и вставая на колени, по очереди перед Савватием Зосимой, и Германом, прикладывался к ним по очереди, молясь про себя.
Егор повторил все за мной в точности, не проявляя инициативы.
Я был счастлив и уверен в себе, и своих помыслах. Нам надо было идти дальше. По плану у нас был обед и аренда велосипедов. Мы выходили из храма.
Я перекрестился, Егор сделал то же самое, и мы спустились в подклеть храма, чтобы из нее уже выйти на улицу. Там был проем в кирпичной стене. Его высота не превышала моего роста. Но я, все равно пригнулся, чтобы не задеть низкой притолоки, дверного проема, со снятой дверью.
- Можно было и не приклонятся, ведь и так выше моего роста, сантиметра на два, три, - успел подумать я, заметив его высоту уже вблизи. И именно в этот момент так сильно долбанулся своим лбом об перемычку, что в глазах засверкали искры.
- Это, чтобы я не зазнавался, они меня так благословили на дорожку, - моментально понял я.
Мы поели, и побежали в сторону аренды велосипедов.
К нам подбежали две местные собаки, виляя своими хвостами, но остановились не вдалеке. Я присел перед ними на корточки, и они бесстрашно подошли ко мне поближе. Одна была совсем старая, она не спеша подошла ко мне, и посмотрела мне прямо в глаза. Другая осталась стоять в сторонке.
- Егор, у тебя оставались со вчерашнего дня пирожки в рюкзаке? – спросил я Сына.
Егор достал пирожок, но сам не решился кормить животное.
Я отломал кусочек и дал местному пожилому псу. Тот понюхал его слегка, и потом одним ухватом заглотил в свою пасть, проглотив, слегка переживав его для приличия.
Я погладил его по голове, и он опустил ее, чтобы я продолжил гладить его. Другая собака подошла поближе, и тоже нагнула голову. Теперь я уже гладил двоих.
- Егор, фотографируй, пока не убежали! Где еще увидишь таких не запуганных, и ласковых, уличных собак? – сказал я.
Егор сделал снимки.
- Давай еще пирожок? Или сам покорми, – предложил я ему.
- Нет пап. Вот на, у меня в рюкзаке всего два было, - протянул он мне второй пирожок.
Я взял его и разломив, скормил собакам. Они поели, и пошли дальше своей дорогой. Та, что постарше свернула в подъезд деревянного, двухэтажного барака, и легла поперек него при входе, на коврик. Другая побежала дальше, по своим собачьим делам.
- Пошли дальше, за велосипедами? – предложил я.
- Пошли, - ответил сын.
Через сто метров, по дороге мы встретили Катерину, которая припарковалась на своем Баги возле сувенирной будки, и стояла, разговаривая рядом с вышедшей ей наружу продавщицей, не снимая своего шлема, будто бы собираясь в скором времени ехать дальше.
Мы остановились, и, хотя и были на другой стороне дороги, поздоровались с ней первыми:
- Добрый день.
- Ой, здравствуйте. А я, как раз хотела искать вас. Потому, что мне надо сказать вам, что завтра нужно будет освободить квартиру пораньше.
- Когда примерно?
- Ну, хотя бы в около двенадцати дня.
- Хорошо, мы можем в десять уйти, но сумки оставим у вас.
- Да, да, конечно.
- А можно мы потом еще переоденемся на кухне, осторожно, когда умки придем забирать?
- Конечно. Мне просто нужно успеть порядок навести. А то приедут следующие жильцы. Они могут утренним катером приехать, в двенадцать.
- Хорошо. Мы будем очень аккуратны. Уйдем в десять утра, и зайдем за сумками в шесть. Так, что, наверно до свидания тогда. Нам было очень хорошо у вас на острове и в вашей квартире. Она очень теплая.
- Приезжайте еще, - улыбнувшись сказала она на прощание.
- Не знаю, сможем ли, - сказал я.
- Ой, только карточку не забудьте мне отдать! – вспомнила Ольга.
- А мы ей и не пользовались. Она на столе так и лежит, - сказал Егор.
- Хорошо, жалко, что не пригодилась.
- Нам тут интернет не понадобился. Нашего хватило. У вас и без него хорошо тут!
- До свидания, - еще раз сказала Катерина.
Мы подошли к аренде велосипедов. Тут было все, начиная с простых, без передачи, и даже складных велосипедов, семискоростных, и с двадцать одной скоростью. Имелись так же и тюнингованные специально для профессионалов, усиленные, горные монстры.
- Что будем брать Егор? – спросил я сына, вспомнив, как буквально вчера видел ту самую Француженку, одну из трех, приехавших из Франции туристов, которые ездили с нами на Секирную гору. Она ехала на обычном велосипеде, несмотря на то, что сам остров состоял далеко не из равнин.
Ее кроткие, толстенькие ножки, едва доставали до педалей, и без того, такого небольшого велосипеда, к тому же еще и не имевшего рамы. Но, казалось, что ее это вовсе не тревожит. Она сделала свой выбор, и теперь получала удовольствие от передвижения по острову на том, на чем она и ездила наверно в своем родном городе.
- Не знаю, - как обычно, ответил сын.
- Тогда, я думаю, что надо не экономить, и брать такие, на которых мы и привыкли ездить в Москве, то есть с двадцать одной скоростью, - сказал я, и мы вошли на территорию велосипедного рая, огороженного низким, деревянным штакетником.
- Добрый день. Вы выбрали? – спросила нас девушка, очень общительная на вид, и сильно напоминающая мне одну из наших бывших сотрудниц, которую уволили буквально пару месяцев назад.
- Какой интересный выбор новой профессии! – подумал в шутку я, про эту девушку, прекрасно понимая, что это всего лишь совпадение.
- Да. Нам для непроходимых дорог, с двадцать одной скоростью, - сказал я.
- Хорошо, сейчас подберем, - сказала она и посмотрела в сторону двух парней, ее помощников, которые ничего не говорили, а просто моментально выполняли свою работу, принимая возвращенные велосипеды, мгновенно делая им ТО, или просто смазывали и регулировали те, что только на пять минут заезжали к ним, проезжая мимо, от одной цели путешествия, к другой.
- Нам бы попрочнее, - сказал на всякий случай я.
- Конечно. Я все знаю. Далеко собрались для первого раза? – поинтересовалась она, не произнося слово: «Куда», умышленно, зная о примете, говорящей о том, что его лучше не говорить, потому, что на острове все дороги были построены еще в шестнадцатом веке, и считались по сроку давности, уже, хотя и на половину разрушенным, но памятником, а новые строить не разрешал Юнеско.
- Мы хотим вообще-то на дамбу, но туда все говорят, что не проехать, поэтому сегодня мы поедем на мыс Печак.
- Правильно езжайте для начала на Печак. Но там тоже болота и велосипед тащить надо будет на себе. Не спешите, там указатели есть. До Переговорного камня сначала, а потом будет Маями Бич. Это пляж. Можете искупаться, если не боитесь. Там песочек. И. еще примерно метров двести придется по лужам ехать. Поэтому надевайте сапоги лучше. А-а, так вы уже в них. Замечательно. Вот молодцы, прямо, как будто все знали.
- Да, мы подготовились. Из самого нашего дома сапоги приперли, - с улыбкой, сказал я.
- У нас можно за пятьдесят рублей всего арендовать, - сказала девушка.
- Нет, у нас свои. Я специально с дачи забрал.
- На два дня будете брать?
- Не знаю. А как лучше? – спросил я.
- А когда уезжаете?
- Завтра в семь вечера.
- Тогда лучше на сутки. Так дешевле. В день стоит такой велосипед тысяча двести, а в сутки всего две обойдется. Сейчас без десяти два, ну, будем считать два часа. Завтра в два и вернете. Можете еще и ночью поездить. У нас тут не страшно, даже в лесу. Хищников нет. Правда вот лосиная пара заплыла к нам и размножилась, но они людей не едят, да и не трогают.
- Тогда на сутки. Но мы можем чуть-чуть задержать.
- Ничего страшного. Сочтемся как-нибудь. Сделаем скидку, или вообще не заметим. Все по месту, - обнадежила девушка.
- Хорошо, тогда на сутки давайте, - согласился я.
- С вас четыре тысячи.
- Только мне нужен будет еще залог, - предупредила она.
- А, что это может быть? У меня все деньги на карточке, - сказал я.
- Паспорт можете дать.
- Мне его не жалко, вот, возьмите, - протянул я ей его.
- Все почему-то готовы с паспортом расстаться легко, - заметила она.
- А что еще-то? Ну, у меня еще билеты на катер есть, - вспомнил я, о самом главном, ведь без них мы не попадем в Мурманск.
- Давайте билеты, - предложила она.
- Лучше паспорт.
- Нет, билеты как-то романтичнее, - умоляюще посмотрела на меня она.
- Хорошо, - протянул я ей билеты, согласившись.
- Не волнуйтесь, верну я вам их, - успокоила она нас.
- А, как же с цепочкой? Есть у вас? Или это отдельные деньги? – спросил я.
- Нет, все включено. Вот пожалуйста, - протянула она мне цепочку с встроенным в нее замком.
- А вторую?
- Зачем? Вы же вместе. Этой хватит на оба велосипеда, она длинная. Перчатки возьмите еще, а то холодно. Вот вам одни большие, и вторые поменьше, - сказала она, положив перед нами на стол, у себя в будке, где стояла касса и висело множество велосипедных причиндалов.
- Подождите, я самое главное не сказала. У нас переключение скоростей на левой ручке, сделано так, что все время третья стоит. А правые скорости переключаются все. Это специально, чтобы цепь не перекашивалась. Она таким образом все время прямо стоит. Так надежнее в лесу. Ведь там нас рядом не будет, а остров большой. Попробуйте сначала тут рядом прокатиться, и скажете, если, что не так вам, - предупредила она нас.
- Мы сели на своих коней и сделали пару кругов. Я ничего не понял, но сказал:
- Хорошо. Замечательно. Мы поехали.
- Ну, давайте. Заезжайте завтра с утра, перед дамбой, - сказала она.
- Хорошо. Спасибо. Ну, с Богом, - ответил я и мы уехали.
Сначала, как и положено, дорога была замечательной, потом пошла в горку. И мне показалось, что она все время поднимается, хотя в редкие промежутки в деревьях мы видели берег моря, и мы при этом находились практически на его уровне.
- Мистика какая-то, - сказал я.
- Я устал, - ответил Егор.
- Это потому, что ты в этом году еще ни разу не ездил. Все время дома сидишь перед компьютером, а велосипед ржавеет у тебя.
- Где этот чертов Переговорный камень? – нервничал я.
- Не знаю. Тут все указатели повалены.
- Поехали тогда прямо, пока на эту грязную дорогу не выедем, - предложил я.
- Поехали.
И мы поехали. Но грязи нигде не было. Дорога уперлась в развилку.
- По-моему она говорила, что надо все время держать правее? - вспомнил я.
- Я не помню.
- Хорошо, давай правее поедем, и там отдохнём у моря, - предложил я.
И мы выехали к указателю:
«Маями бич».
- Смотри Егор, мы Переговорный камень проехали! Ну, и хрен с ним. Пошли купаться! – предложил я, бросив свой велосипед, и раздеваясь на ходу, ступая по песку в сторону стоящего на нем, около самой воды, огромного гамака, и такого же огромного сколоченного из стволов деревьев, стола со скамейкой перед ним.
- Наверно это они в шутку сделали? Как будто для великанов, - предположил я, бросив снятые вещи в гамак.
Егор стоял в стороне, думая, что я шучу, раздеваясь на таком ветру, да и солнце от стыда сразу же спряталось за пойманное им, пробегающее рядом облако, лишь выпуская из него редкие, не поместившиеся за ним, свои лучики, касающиеся воды. Словно бы замеряя температуру моря, в котором собирается купаться этот идиот.
- Егор, на, сфоткай меня на телефон и фотоаппарат, пока я коньки не двинул, - сказал я и побежал в море. Оно же, в свою очередь, никак не собиралось, как назло начинаться. Я уже был метрах в пятидесяти от берега, а мне все еще было по колено.
- Ладно, дойду вон до того валуна, и там окунусь. Была не была! – принял решение я.
У валуна мне было по пояс, и я нырнул.
- Успел?
- Нет.
- Блин! – сказал я и нырнул еще раз.
- А сейчас?!
- Не знаю.
- Егор, имей совесть! Тут же холодно все-таки!
- А зачем же ты тогда купаешься, - улыбался сын, явно успевший меня сфотографировать, но теперь просто трепящий мне нервы.
Я вышел из воды. Мне было очень тепло, несмотря на то, что солнце вообще решило полностью закутаться в свое белоснежное облако, чтобы больше сегодня не показаться вообще, как мне показалось тогда.
Егор валялся в гигантском гамаке, раскачиваясь отталкиваясь своей ногой от одной из его опор, так, как не мог достать ею до земли.
- Тебя сфоткать? – спросил я его.
- Нет. То есть да.
Я взял его фотоаппарат и сфотографировал сына. А потом еще и на свой телефон.
- Только никуда не выкладывай, - предупредил строго он меня.
- Хорошо. Только вот я не могу понять, почему ты так комплексуешь?
- Я не комплексую.
- А, что тогда?
- Просто не хочу, чтобы меня видели.
- Ты шифруешься?
- Нет. Просто не хочу.
- Ну, ладно. Хрен с тобой. Шифруйся дальше.
Я стал одеваться. Медленно, и с трудом, так, как песок попадал мне между пальцев, сначала в носки, а затем в сапоги, как тогда, прошлым летом в Кронштадте. Именно тогда я решил начать традицию, купаться во всех тех морях, на которых мы побывали.
Ведь как приятно похвастаться иногда в компании, фразой:
- «А я там не просто был, я купался в Белом море». И все сразу же с уважением на меня посмотрят, как на героя, подумав, что он там наверно жил долгое время, раз купался в нем. А если еще и добавить:
- «И в Баренцевом тоже» - То все просто обзаведутся, представив себе некоего моряка в бушлате, раздевающегося для того, чтобы нырнуть в ледяную воду.
Но, на самом деле все это не так. Просто мне хотелось почувствовать эту воду, с ее северной солью, вдохнуть ее запах в себя, попробовать языком.
- Поехали дальше Егор. Ты отдохнул?
- Нет. Но у меня еще есть силы.
Мы поехали дальше, забравшись в какие-то непроходимые дебри, где, казалось, что кусты растут прямо из воды.
Вдруг, справа от меня захрустели ветки, ломаемые мощной грудью убегающего от нас, огромного, местного лося.
- Егор, ты видел?
- Да пап.
- А ты раньше из видел?
- Нет.
- А я видел в Москве, еще пару лет назад, пока лес не упал у нас рядом с домом, в Измайлово. Теперь леса нет, и лось ушел. Правда там посадили семена какие-то. Но, думаю, что лет через сто, там что-то вырастет.
Лось продолжал валить карликовые, Карельские березы, но, уже где-то далеко впереди, даже и не думая останавливаться.
И потом, еще пару километров, мы наблюдали перед собой, на песке дороги, отпечатки его копыт. Что могло сказать нам только об одном. О том, что местные лоси тоже, как и люди, предпочитают дороги, лесным чащам.
Мы опять ехали дальше, пока через, примерно километр, не уперлись в болото. Двадцать минут, и оно было позади. Но ребенок уже не мог брать горки с ходу, не слезая с велосипеда, он тащил его, каждый раз теперь за собой
Мы вышли к лукоморью. Длинная полоска леса, а перед ней песчаные дюны, уходящие в каменистое дно, с огромными валунами, лежащими кое, где, не вдалеке от берега.
- Все, я больше не могу, - сказал сын.
И я знал наверняка, что если он так говорит, то значит он действительно не может больше.
- Хорошо. Давай тогда ляжем здесь в песочек, между дюн, - предложил я.
И мы рухнули в песок, побросав свой транспорт.
Я слега приподнял голову, и увидел, что метрах в ста от берега, на краю которого мы и валялись, на невидимом нам, скрытым полностью под водой, огромном валуне, греется на солнце тюлень.
- Егор ты видишь его?
- Да пап.
- Попробуй сфоткать, - шепотом предложил я.
- Этим? – показал он мне стандартный, маломощный объектив.
- А, что делать-то!? Другого ничего нет.
- Егор, без особого желания, достал свою технику и лениво попробовал, что-то сделать. Я же, в свою очередь попробовал фотографировать своим телефоном. Но, как бы я не старался приближать свою примитивную, индийскую оптику, у меня на фотографиях был виден только один, огромный камень в воде, и различить в нем тюленя было просто не реально.
- Ладно, хрен с ним. Поехали, - сказал я уже громко, и тюлень, тут же спрыгнул с камня в воду.
- Я не могу пап.
- Хорошо. Тогда вон до того мыса. Это наверно и есть сам Печак.
Он лениво поднялся, и мы поехали на мыс. Взобравшись на него, я увидел бескрайнее пространство моря, и тут же, метрах в десяти от себя – развалины огневой, скорее всего пулеметной точки, сна половину заросшим, и обвалившимся окопом, ведущем к ней
- Тут должна быть еще вторая огневая точка, чтобы простреливалась и вон та бухта, - предположил я, указывая в ее сторону рукой.
- Я не пойду.
- Хорошо Егор. Я сам сгоняю туда, а ты тут подожди, и отдохни.
И точно, метрах в ста от первой, была вторая, так же разрушенная, огневая точка. Ее перекрытие, которое было сделано из бревенчатого наката, давно прогнило и обвалилось. Но ее геометрия очень хорошо просматривалась.
- Там вторая точка тоже есть! – крикнул я радостно Егору из далека. Но его, судя по его внешнему виду, уже ничего не интересовала, кроме одного – добраться до дома.
И мы повернули назад.
И на обратном пути так и не заметив этот злосчастный переговорный камень, мы в скором времени, проехав мимо Соловецкого кладбища, с могилами прямо в песке, оказались на окраине поселка, проезжая мимо одной из самых дорогих гостиниц на острове, перед которой курили братья, но не близнецы. Они явно не были сторонниками спортивного образа жизни. И путешествовали исключительно не пешими, а уж тем более велосипедными экскурсиями.
В руках у них были картонные стаканчики с кофе, который аппетитно дымился на ветру.
- Добрый день, - поздоровался с ними я.
- Здравствуйте, - одновременно ответили они нам, вдвоем, проводижая еще долго своими взглядами.
- Егор, в магазин зайдем. Тут есть, я видел. Купим мне выпить чего-нибудь. И там еще музей есть ГУЛАГа, посмотрим его расписание. Завтра, после дамбы, пойдем в него отдыхать перед катером, чтобы на квартире не маячить, - предложил я расписание на завтра.
Егор ничего не ответил.
В магазине был огромнейший выбор крепких, исключительно из местной ягоды – наливок, наивозможнейшего объема. Мы встали в очередь.
Перед тем, как поехать на дамбу, нужно хорошо отдохнуть, - сказал, улыбнувшись я.
- Вы не доедите туда никогда, - сказала женщина, стоявшая перед нами, повернувшись к нам лицом.
- Это почему-же-то еще? Мы же на велосипедах! – возразил ей я.
- Вот именно поэтому и не доедите. Там, после зимы, дороги вообще нет. Одно болото. Даже пешком тяжело будет, - с видом знающего человека, сказала она.
Я не стал спорить, а просто взял пол-литровую бутылку клюквенной наливки.
Мы вышли из магазина, и я застыл перед огромным плакатом, который говорил всем о поведении на Белухином мысу, где они, эти самые белые киты, именно сейчас собираются для того, чтобы родить и вырастить своих детей.
- Егор, а может туда завтра поедем?
- А туда дорога есть?
- Нет. Туда не только дороги нет, но болота засосавшего ее в себя тоже. Там только тропинка по берегу. А это, только без велосипедов. А у нас они на сутки взяты. Можно, конечно ночью, пешком сгонять? Пойдешь?
- Нет. Ночью не пойду.
- Хорошо, тогда пошли расписание музея посмотрим, и в хату – спать, - успокоил сына я, прекрасно понимая, что он уже на приделе, и что со мной не соскучишься.
- Завтра у тебя велосипед полегче пойдет. На второй день всегда так. Ты не слушай этих местных. Мы сильнее. У нас своя сила. Мы благословились сегодня в храме. Так, что, поверь мне, и ты сможешь, и Господь нас пропустит, - добавил я, и наш трудовой день кончился.
- Смотри, Катерина опять грузит свои травы, - сказал я Егору, указывая на припаркованный рядом с подъездом Баги.
- Нет пап, она вон там, в огороде возится, прямо под окнами, - проявил наблюдательность сын.
И точно, Катерина что-то пропалывала на маленьком клочке земли у себя перед окнами, на главном фасаде барака. Она, увидела нас раньше.
- Добрый вечер, - сказала она.
- Добрый, ответили мы, одновременно, и я стал пытаться прикручивать наши велосипеды на один замок оба одновременно.
А Ольга подошла по отмастке дома к тому месту, где под окном ее кухни, стоял маленький, глиняный кувшинчик, обложенный какими-то редкими, красивыми, местными камешками, и подложила к ним еще один, видимо найденный ею в огороде.
- А, что это за два друга пришли к нам сегодня ночью и уснули под дверью? – спросил я ее.
- Какие? – искренне удивилась Катерина, не понимая, о чем это я, и от этого стараясь настроится на мой шутливый стиль беседы. Но у нее ничего не получалось, так, как она и действительно не могла понять, о чем же это я.
- Я, имею ввиду этих двоих каменных красавцев, черного и белого цвета. День и ночь. Инь и Янь этих мест, - подсказал я ей.
- А-а-а! Это не местные. Черный из Карелии, а белый с Кавказа, с Эльбруса. Я его оттуда привезла, - улыбнувшись, сказала она.
- Да вы еще и путешественница! – удивился я.
- Да, давно это было. А их я просто вчера из сарая привезла домой. Уж больно они хороши! Пусть глаз радуют!
Мы не думали ее встретить сегодня, попрощавшись с ней уже вчера, но тайна камней видимо должна была раскрыться каким-то образом. И это произошло.
- Вов, ну ты хоть на службу-то сходил? – написала Татьяна мне в вотсапе.
- Да Тань.
- А к монахам?
- Нет.
- А почему? Такие места посетил, а к монахам-то и не смог.
- Потому, что прячутся все они от людей тут.
- Как это прячутся? Они не имеют права! У них работа такая, что им нельзя прятаться!
- Откуда ты знаешь-то все Тань? Уж не читала ли ты что православное случаем? Тебе же нельзя. Ты же баптистка.
- Читала, не читала, не твое дело. Просто мне интересно все. Переживаю я за тебя может. Волнуюсь. Во как!
Мы уснули. День был тяжелый, особенно для Егора.
Утром, все повторилось, словно по заученному. Ванная, завтрак, и аренда велосипедов. Я хотел поговорить с девушкой о дамбе, на которую нам предстояло добраться по дороге, которой не было на самом деле, она существовала только на картах.
Мы вошли на территории выгороженную под склад велосипедов, ждущих своей аренды. К нам тут же подошли двое молодых людей и взяли у нас из рук наши велосипеды.
- Мы еще не сдаёмся! Нам еще на дамбу надо! – оправдался я, глядя прямо на вышедшую нам на встречу девушку.
- Они вам их смажут и подрегулируют. А пока давайте я вам схему проезда туда дам, раз вы решились.
- А вчера, как, до Печака доехали? – спросила девушка нас.
- Да, только вот переговорный камень так и не нашли. Но на Маями бич, я даже искупался, с гордостью, рассказал я.
- А я вот в Крыму, в Мае купался, так вода там семнадцать градусов была. Местные смотрели на меня, как на идиота. А я и в правду разницы не почувствовал между семнадцатью у них, и пятью у нас здесь, - сказал один из техников, не откладывая при этом, в сторону, налаживаемый им велосипед.
- Вот и я говорю, что если меньше семнадцати, то и не имеет значения сколько градусов она, - подтвердил я его слова.
- Ой, вы тоже на дамбу? И я туда хочу добраться. Как вы думаете, можно в кроссовках доехать? – спросила меня женщина, собирающаяся взять так же, как и мы велосипед, но явно неподготовленная никем о состоянии дороги в данную точку острова.
- Вы знаете, я и сам бы хотел сейчас спросить об этом девушку. Но, думаю, что сапоги тут нужны обязательно. А вот, что касается состояния дороги, то, говорят, что она вся под водой с весны, и к осени просохнет. Но, мы будем пробиваться однозначно туда.
- А можно я вами? Я не буду вас напрягать. Просто вы спереди, а я, если отстану, то мне не страшно будет от того, что впереди кто-то есть, ведь дорогу назад я и так найду, уже пройдя ее, - предложила она.
- Хорошо. Давайте. Только, боюсь, что мы сами от вас отстанем. У меня сын вчера очень устал на Печак пробираться, - согласился я.
- Хорошо, тогда я тоже беру велосипед, и еще мне сапоги дайте пожалуйста, - попросила она девушку, решившись на подвиг.
- Вот, возьмите схему проезда. Только имейте ввиду, что в этот раз вам придется «плыть» раза в четыре больше чем, когда вы «плыли» на Печак. – сказала девушка и протянула каждому из нас схемку проезда на формате А4.
- И мне? – удивился Егор.
- А, как же! – сказала девушка.
- Я своих детей не бросаю! – улыбнувшись, сказал я.
И мы пустились в плавание.
Когда нам нужно было повернуть от самого монастыря, и двигаться дальше от него, в глубь острова, вдоль озера Святое, я решил достать из кармана схему нашего маршрута, чтобы лишний раз свериться, перед тем, как выехать из поселка. Я достал листочек, развернул его, потянувшись в другой карман, за своим очечником и вдруг обнаружил, что вижу все буквы на этой схеме. Названия улиц были написаны так мелко, что, будучи я и в очках, вряд ли смог бы что-то разглядеть. Но без них, именно сейчас, и в этом самом месте острова, я все видел своими глазами, без посторонней помощи!
- Егор, я все вижу без очков! – сказал я, задумавшись.
- Пап, не придумывай, - ответил он, зная, как профессионально умею я разыгрывать.
- Честно Егор! Вот проверь сам, - протянул я ему листок, и стал читать из его рук.
- Ты просто запомнил названия, - не поверил он мне.
- Хорошо! Тогда вот, смотри, - сказал я и прочел телефон девушки, выдававшей нам велосипеды.
- Он крупно написан, - продолжал не верить Егор.
- Тогда смотри, - сказал я и прочитал ссылку на сайт в интернете, из которого был скачан, и распечатан этот листок.
Егор задумался на мгновение, и вдруг понял, что я, либо обманывал его эти последние пару лет, с тех пор, как стал надевать очки для чтения, или действительно прозрел.
- А может быть ты меня обманывал раньше, что плохо видишь? – спросил он, с хитрой улыбкой.
- Ладно Егор. Мне не до шуток. Посмотрим, как будет дальше. Но, думаю, что зрение опять ухудшится. У меня так уже в Москве много раз было. На станции метро Давыдково, я всегда могу читать без очков. Не понимаю почему это происходит там, да и здесь тоже, не знаю, почему именно в этой части острова.
Мы поехали дальше. Дорога шла параллельно зданию аэровокзала, а затем его взлетно-посадочной полосе.
- Егор, на обратном пути заедем, - предупредил я сына, чтобы он не расслаблялся.
Как теперь, я уже могу сказать, как человек, прошедший весь путь – болота начались, где-то на половине пути. Попутчицу же мы потеряли еще перед ними, в ее попытке забраться на маленький холмик, и не встречали уже больше никогда. То ли она вернулась обратно, то ли ее съели местные лоси. Теперь уже это не имело никакого значения.
Болота были не то, чтобы глубокие, или опасные. Нет, они были бескрайни и пахли клюквой. Нет, это не тот запах, что раздается от давленной в сахаре клюквы. Это то, непередаваемый, таинственный, тяжелый дух леса, его-то отдаленные нотки мы и слышали в Катерининой квартире. Видимо, какая-то из собираемых ей трав, росла именно в этих, заболоченных местах.
Запах клюквенных болот мне был знаком еще с Финляндии, с Диминой дачи , моего друга, который, в свое время уехал туда на ПМЖ, как называли все раньше тот способ бегства из России. Но не из города, а из самой страны, как ненавистной тогда многим, нашедшим причину ненависти к ней в ее народе, природе и истории.
- Так пахнут клюквенные болота. Чувствуешь? – спросил я сына.
- Да, есть какой-то запах, непонятный.
- Правда, напоминает тот, что у Катерины в квартире?
- Есть, чуть-чуть.
Болота тянулись почто всю дорогу, с того момента, как мы потеряли женщину. Но, вдруг они резко закончились, и дорога пошла слегка в горку, превращаясь в непроходимую, песчаную насыпь, ехать по которой становилось все тяжелее и тяжелее.
Через километр она закончилась, и в тот самый момент, когда я просто почувствовал, что Егор скажет: - «Все, я больше не могу!» - дорога пошла вниз, под горку. Затем слегка повернула, и вдалеке стала просматриваться морская гладь.
- Приехали! – сказал я.
- Откуда знаешь? – не поверил Егор.
- Чувствую.
И действительно, через метров двести, мы выехали на начало длинной, наваленной из гранитных валунов дамбы.
- Пап, а, где же тогда вода выше? Слева, или справа?
- Тут море, и поэтому везде один и тот же уровень.
- Тогда почему дамба называется?
- А, как еще они должны были ее назвать?
- Ну, скажем… Скажем… - замялся Егор.
- Вот видишь! Просто и нет другого слова в Русском языке.
Мы сфотографировали дамбу, и сами на ней. Пахло морем, солью, и одиночеством.
Надо было идти дальше, в сторону Большой Муксалма, на которой находился Свято Сергиево-Радонежский скит, и до него уже было буквально подать рукой. На дамбе, вдалеке от нас, стояла группа людей, и один маленький человечек, в стороне от них, сильно жестикулируя руками, что-то оживленно видимо рассказывал им.
Пока мы передвигались до этой группы туристов пешком, она растворилась в недрах самого острова. Так, как мы постоянно останавливались для того, чтобы сделать фотографии. Такого ландшафта я давно не видел. Он напомнил мне чем-то остров Саарема, который был мне очень дорог, с определенного времени, и не только тем, что я полюбил, когда-то его природу, а воспоминаниями о том, что он оказался главным для меня местом на карте мира, в процессе познания когда-то такого близкого мне человека, а теперь далекого и чужого.
Камни, мох, Можжевельник, и одиноко стоящая среди всего этого, низкая сосна.
Мы сошли с неровной, каменистой дороги проходящей по верху платины, и сев на велосипеды, быстро обогнали потерянную, было нами из вида экскурсию, во главе которой шел экскурсовод, мужчина, явный энтузиаст своего дела. Вокруг него ходил кругами, хорошо знакомый нам Афганец, или рыбак, это уж, как вам будет угодно – с камерой в руке, стараясь не упустить ни одного его слова.
- Пап, я хочу пить, - сказал Егор.
- Сейчас доберемся до скита, и там напьемся.
Мы выехали на огромную поляну, на которой и находилось каменное строение скита. Мы подъехали к нему. Рядом с ним стоял какой-то строительный валок. Я зашел в него, заметив, как в него вошел молодой трудник, с чайником в руке.
Егор встал рядом со мной, в дверном проеме.
- Добрый день. Скажите пожалуйста, а у вас не будет попить? – решился спросить людей, которые были внутри него я.
Там было двое мужчин, помимо вошедшего. Лет шестидесяти, и тридцати. Вошедшему же возможно исполнилось не более двадцати.
Старший из них сказал:
- А кофейку не хотите?
Если бы такой ответ прозвучал где-нибудь в Москве, то я понял бы его только, как насмешку над моей просьбой. Но здесь он выглядел очень естественно.
- Нет спасибо. Нам бы просто воды испить, - ответил я.
- А у нас еще и чай есть, - сказал тот, что вошел в валок с чайником, он был одет в простой тренировочный костюм, в отличие от остальных, которые были в каких-то, видимо рабочих брюках, ранее принадлежавших возможно и костюмам, и клетчатых рубашках.
- Нет, нам бы просто воды. Сына жажда мучит, - виновато попросил я.
- Тот, что был старшим, зачерпнул пластиковым ковшом воду из огромной, открытой, пластмассовой бочки, и протянул его нам.
- Пейте на здоровье. Она из колодца.
- Спасибо, - сказал я и передал его сыну. В ковше плавали сосновые иголки. Егор выпил, потом выпил я. Вода еще оставалась, и я спросил его:
- Будешь допивать?
- Да, - сказал сын и допил остатки воды.
- Спасибо, - сказал и Егор.
Мы отдали ковш и ушли.
- Давай на причал? Вон он, за пролеском виден, - предложил я.
Егор согласился. И мы спустились к причалу, подле которого стоял, пришвартованный, маленький катерок, неизвестно каким образом разместивший на своем борту всю эту экскурсию.
- Все Егор, теперь можно обратно, - сказал я.
И мы пустились в обратный путь. На дамбе, я спросил:
- Может теперь перекусим оставшимися со вчерашнего дня пирожками? Их все равно нужно доесть.
- Давай, - сказал сын, и мы присели на теплый от солнечных лучей камень, и приступили к своей паломнической трапезе.
- Раньше люди ходили молится к мощам святых, к которым им нужно было приложится – пешком. Потому, что только тогда ты остаешься на едине со своими мыслями. Дорога помогает сосредоточиться. Но сейчас другие времена, и не каждый может позволить себе, находиться в пути пару месяцев. Народ отвык от тяжелых, походных условий. Все стремятся к максимальному комфорту. Вот только нужен ли он нам, если он расслабляет, и уводит в сторону от главного. Наверно поэтому все же своя, собственная машина, гораздо интереснее в путешествии, чем, ну, скажем самолет, или поезд. Хотя, кто его знает. Сегодня мы вообще на велосипедах с тобой.
Мы доели и сев на свои транспортные средства попытались проехать между каменистой неровности дороги, проложенной по дамбе.
- Смотри пап, там, кто-то без велосипедов из лесу вышел, - обратил мое внимание на путников Егор.
- Да, это две женщины, по-моему, - ответил я.
- Пап, а они без сапог, в кроссовках.
- Интересно, как же они прошли там, где мы на велосипедах-то еле проехали? – удивился я.
- А, может быть они просто отстали от этой экскурсии, которую привезли сюда на катере? – предположил Егор.
Мы подъехали к ним поближе.
- А это ваши следы на болоте! Тяжело наверно было велосипеды на себе тащить? – спросила та, что была постарше. Она выглядела лет на сорок пять. Тридцатилетняя, стояла в сторонке, на самом краю дамбы, любуясь морем, и морской капустой, выброшенной на берег.
- Мы не тащили их на себе, а волокли по болоту. А как же вам удалось пробраться, не замочив ног? – спросил я, глядя на кроссовки женщин.
- А мы по жердочке, по бревнышку. С березки на березку, сказала та, что постарше.
- Сколько ж вы добирались-то? – спросил я.
- Так, это ж. Сколько? – спросила она свою младшую попутчицу.
Та, от неожиданного вопроса, чуть не упала с откоса, состоящего из наваленных друг на друга камней, но, удержав свое равновесие, все же посмотрела на наручные часы, и ответила:
- Часа два наверно будет, как вышли.
- А вы сколько ехали? – спросила старшая, делая особенное ударение на слове «ехали», при этом приветливо улыбаясь.
- А мы полтора наверно, - сказал я.
- Всего полчаса разница. Нет, уж лучше, как мы, без тяжестей, - сделала вывод она.
- Там паломники на катере, может вас обратно возьмут? – предположил я.
- Нет, мы своим ходом. На катере нас не благословляли. Нам опаздывать нельзя. У нас в четыре часа работа начинается. Трудницы мы, при монастыре, - сказала та, что помладше, отойдя от края дамбы.
- Ну, Бог-помощь, - сказал я, и мы с Егором поехали дальше, в сторону монастыря и поселка.
Сев на велосипеды, мы проехали еще пару километров, упершись в болота.
- Видишь Егор, как они прошли в простых кроссовках там, где-мы-то с трудом в сапогах пролезли.
- А почему пап?
- Потому, что, как и мы благословились на это путешествие они. Только вот веры у них побольше будет, чем у нас, раз они в такой обуви, да по болоту прошли.
Дорога обратно была гораздо легче и веселее. Мы были рады и счастливы от маленькой победы, случившейся только благодаря нашей, не такой сильной, но все же вере. Болота больше не пугали нас своими размерами. Теперь мы уж точно знали, сколько нам осталось до дома.
- На аэродром поедешь? – спросил я Егора, когда мы подъехали к развилке, на обратном пути.
- Нет сил.
- Хорошо, тогда посиди здесь, пока я сгоняю, - сказал я и рванул к зданию аэропорта.
Я поставил свой велосипед перед сооружением аэропорта – деревянным, одноэтажным бараком, оббитым доской, покрашенной в голубой цвет, возле которого стояла каменная часовенка, примерно начала девятнадцатого века. Все здесь было рядом, и самолеты, и часовни, и монастырь. Я прошел вовнутрь аэропорта. Там никого не было. Висело лишь скромное расписание рейсов, распечатанное из компьютера.
Помню, как однажды, лет двенадцать назад, мы с женой и сыном зашли в здание Курессаарского аэропорта. Там внутри было не больше места, с той разницей лишь, что все рейсы высвечивались на плоском мониторе, и в где-то в глубине помещения, имелось маленькое кафе, которое почему-то работало, несмотря на то, что в день было всего два рейса. Здесь же осуществлялось всего три в неделю.
Я посмотрел прейскурант, который мне говорил о том, что слетать за двести километров, в Архангельск, с сыном, мне обойдется в пять раз дороже, чем сплавать в Кемь на катере.
- Дороговато! – подумал я, и вспомнил, что говорила об этом Ольга. Она была права. Лучше Архангельск на следующий раз.
В этот момент из служебного помещения вышел мужчина, в рабочей одежды и пошел к выходу, через зал ожидания на улицу.
- Добрый день. Скажите пожалуйста, а какие самолеты здесь летают? – спросил я его.
- Элька, и Ан24. Элька вторник четверг, а Ан по субботам, - тут же ответил он.
- И это все рейсы? – не поверил я его словам, впрочем, как и своим глазам.
- Да, А, что тут такого? Все равно они полупустые летают. Скорое один рейс отменят наверняка, - сказал мужчина и исчез в дверном проеме.
Да и я сам потянулся за ним, в страхе лишиться своего велосипеда.
Ну, что Егор, отдохнул? – спросил я сына, вернувшись с летного поля, на котором, в данный момент не было ни одного самолета.
Да пап, поехали.
И мы поехали сдавать свои велосипеды обратно. На часах было без пяти два. Нам удалось уложится минуту в минуту.
Мы заехали на территорию проката велосипедов. Молодые ребята-техники, тут же приняли из наших рук, железных коней, и принялись за их ТО. - Ну, как доехали? – спросила нас девушка на приемке велосипедов. Возвращая мне наши билеты на катер.
- Да.
- Ну, да? И как дорога?
- А, как везде. Сплошное болото. Но мы прорвались.
- А, как сын? – спросила она, глядя на Егора.
- И он, легко. Просто вчера он с непривычки чуть испугался. Всю зиму не ездил. Да и в том году тоже не очень катался, сказал я.
- Вы молодцы! Если честно, то мало, кто до нее еще на велосипедах доезжал. Все возвращаются с полпути, как и эта вчерашняя ваша попутчица, - рассказала нам девушка.
- Спасибо вам. До свидания. Кто знает, может быть мы и еще приедем, через пару лет к вам, - предположил я.
- До свидания. Приезжайте.
- И купайтесь на здоровье, - добавил местный техник, с улыбкой.
Айда домой, переодеваться!? – предложил я сыну.
И мы пошли в сторону нашей местной квартиры, приютившей здесь нас, аж на целых четыре ночи.
По дороге нам встретился Афганец, и только сейчас я понял, что же было необычного в его внешнем виде. У него были совершенно прямые, и не зауженные к низу, камуфляжные брюки. Поэтому из далека они смахивали на клеши.
- Добрый день, - поздоровался с ним я первым.
- Добрый. Уезжаете сегодня? – спросил он.
- Да.
- А вы?
- Тоже.
У него в руках была камера, и казалось, что он взял ее с собой в этот раз не просто так, а собираясь на очередную охоту.
- Все успели посетить? – в шутку спросил я его.
- Нет. Говорят, что вон там открывается морской музей завтра. Я хочу попробовать туда пробраться. Не могу вот так вот уехать, не побывав там! Не менять же билеты из-за этого? – искренне, спросил он нас.
- Вон в том вот здании? – поинтересовался Егор.
- Да. Там. Попробую денег им предложить. Может за тысячу и пропустят. Сначала пятьсот конечно для приличия предложу. Там ведь наверняка все сегодня уже готово и расставлено, я уверен.
- А в музее ГУЛАга были? – спросил я.
- Да. Только там надо экскурсовода брать. Самому очень долго разбираться. Дело в том, что все даты, события, хронология. Пока все в голове в стройную линию выложится, много времени пройдет. А так хочется все понять по порядку, как на самом деле было. – с грустью, сказал он нам.
- Ну, мы сами походим.
- Правильно. Скоро домой уже наверно? – поинтересовался он.
- Да. Сегодня. Но мы поедем дальше.
- Далеко?
- До Мурманска.
- О-о-о! По осторожнее там.
- А, что дорога плохая очень? – испугался я, понимая, что на нашей машине не проехать то, что не смог проехать явно человек на джипе.
- Скажите, какая у вас машина? – ответил вопросом на вопрос Афганец.
- У нас низкая очень. Официально двенадцать сантиметров клиренс.
- Это все. Хотя, если не гнать, и аккуратней, то еще можно как-то. Дело в том, что дорога, как раз после Кеми, перед Лоухи у них постоянно чинится. И там такие ямы глубокие, что не проехать. Тогда у меня Туксан был. Летел я на нем и поймал яму одну. Потом, уже после Мурманска, на рыбалке, когда встали лагерем, смотрю, что-то у меня масла мало. Начал подливать. Так все время и подливал, до самой Москвы. А в Москве поехал на сервис, так они мне показали дырку в картере.
- Как это? Там же защита у вас, наверняка стоит, - не понял я.
- А, понимаете в чем дело – камешек. Да, да, простой, но очень острый камешек, попал, как раз между картером и защитой. Я залетел в яму, километров сто сорок наверно шел, да там меньше и нельзя. И вот этот камешек от удара защитой об асфальт, после ямы, вмяло в картер двигателя так, что он его прорвал. Маленькая такая дырочка, а масло-то сочится и сочится. Слава Богу он еще сам по себе эту дырку и закрыл. Его, как бы зажало промятой защитой там, под мотором. И масло еще хорошо, я в дорогу с собой четыре галлона взял.
- Мы еще в Териберку собрались доехать, - промямлил я.
- В Териберку!? Да вы что? Там на джипах-то не все умудряются проехать. Я там рыбачил лет шесть назад. Туда, за нее, где даже грунтовая дорога кончается. Хорошие места. Тундра. Ничего не растет, кроме мха, и низкого такого кустарника, в полметра высотой. Точнее это деревья такие там низкие. Ветер не дает подняться, как на Заяцком острове, только еще ниже. Вся прибрежная полоса такая, примерно километров семьдесят перед Баренцевым морем начинается такой ландшафт. Друг у нас один есть, так он там свои кроссовки бросил, и пачку от сигарет, в уже потухший давно костер положил. Говорил я ему, чтобы он не оставлял ничего. Не послушал меня. Так, что ты думаешь, через три года приезжали мы туда, а там все на своих местах так и лежит. Никого там, кроме нас и не было за три года. Только пачка выцвела слегка от ветра и мороза.
- Ничего, я осторожно.
- Попробуйте, может получится? Кто его знает? Но, я бы на таком клиренсе не рискнул.
- У меня нет выхода. Не машину менять же перед поездкой?
- А, что такого? Брали бы сразу джип, и не было бы никаких проблем.
- А вы же были в Мурманске? Мы там будем жить.
- Да был. Хороший очень город, чистый, правда бараки есть, и в них еще живут люди. Памятник на горе посмотрите там обязательно, солдату Алеше. Ведь Мурманск, как и Москва, город герой. Бои были под ним, со стороны Норвегии. Но линия фронта долго не менялась. Немцы все пытались ее передвинуть. А, как воевать в тундре? Деревья низенькие, если вообще есть, человека из далека видно. Если дать в руки снайперу хорошее оборудование, то он за час тысячу, ни меньше положит. Это ж, не лес, а поле, за три километра все просматривается. Вот и сидели по обе стороны, пока не надоело нашим. Да и обстановка на фронте уже к тому времени стала меняться.
- Посмотрим, если доедем. Вы ели в этом кафе? – спросил я его, указывая рукой на кафешку, которая находилась в ста метрах от нас.
- Нет, в этой не ел. У нас в гостинице шикарная, и не дорого.
- А мы в этой ели. Там селедка свежая потрясающая!
- Свежая!? Интересно откуда у них может быть свежая селедка, ведь в Белом море еще не пошла? Даже мальков не вывела.
- А, что же они тогда нам за нее выдавали? – удивился я.
- А хрен их знает товарищ командир? Земля не наша, собака след не берет. А если серьезно, то у них скорее всего Арктическая. Она только, что пошла. В магазине они ее берут, мороженную, и здесь продают, как свежую, для таких, как вы туристов, - с улыбкой истинного рыбака, открыл мне всю правду Афганец.
- Ох, ну, и где же вы раньше были, а то мне перед сыном стыдно!
- Ничего, пусть узнает всю правду о нашей Российской рыбе, которая дороже мяса. А все почему?
- Почему?
- Потому, что сделано все таким образом, что выгоднее ее в Норвегию гнать. Эх Россия! Вся ты в музеях видно осталась!
Быстро заскочив домой, мы обнаружили, что в квартире никого нет, но новые жильцы уже затащили свои вещи к себе, в бывшую нашу комнату. Мы прошли на кухню, и переоделись, надев на всякий случай термобелье, на обратный путь, ведь он был по морю, на катере. Затем я сказал:
- Все, вещи бросаем здесь и в музей.
Мы шли в сторону музея ГУЛАга.
- Егор, подожди, давай в магазин сначала зайдем? Я выпить куплю, – спросил я.
- Давай. А тебе же вечером на машине еще ехать, - предупредил меня Егор.
- Так это еще часов через шесть, не меньше. А я просто пивка возьму литр, - объяснил я.
Мы подходили к магазину, и наш путь проходил через местное кафе «Якорь», в которое мы так и не зашли.
Перед ним, на корточках сидел, в позе гопника, наш «мерзнущий» друг. Он курил, при этом раскачиваясь взад и вперед. Скорее всего он был пьян, и порядочно. Мужик явно грустил. И грусть его заключалась возможно и втом, что он должен был покинуть остров, как и мы – сегодня. Но, об этом мы могли узнать только через несколько часов, на катере. А пока постарались проскочить мимо него незамеченными.
Но он, все равно узнал нас, и произнес нам в след:
- Не уезжайте без меня, и сел попой прямо на песок проезжей части, резко выпустив изо рта дым от сигареты.
Мы взяли пиво и тут же, выйдя из магазина, вошли в соседний барак, который и был музеем.
- Добрый день. А сколько у вас билеты стоят? – поздоровавшись, спросил я у женщины, пьющей чай у кассы.
- Взрослый сто, детский пятьдесят. С экскурсией, еще двести, - проглотив полный рот кипятка, ответила она нам, и теперь пыталась вдохнуть прохладного, местного воздуха, полной грудью.
- Нам без, ответил я, вспомнив про Афганца с камерой.
Мы вошли в первый зал, и тут я понял, что кроме нас, если не считать смотрительницы, сидящей скромно в углу, здесь больше никого нет.
- Егор, мы одни во всем музее! Представляешь себе? Только я один умею находить такие места! У меня на них нюх! – с гордостью произнес я и мы медленно проследовали к просмотру представленной здесь экспозиции.
Мы прошли первые три зала и наткнулись на мужчину, достаточно большого роста, который был смотрителем музея. Но, он, скорее наблюдал именно за нами, а не за самим музеем. Его, прежде всего интересовало, как мы будем реагировать на ту, или иную информацию, отображенную в экспозиции.
Наконец я не выдержал его натиска, и сдался первым:
- А вы не подскажете, это, на фотографии, как раз и есть тот самый начальник строительства Беломорканала, который «поднялся» из простых рецидивистов, до таких больших высот? Я даже, где-то слышал, что под конец строительства, его даже реабилитировали, несмотря на то, что свою первоначальную цель канал так и не выполнил – оказавшись не способным пропустить по себе военную эскадру, из-за недостаточной проектной глубины, и ширины шлюзов. Да и во время строительства у него был свой дом, и даже что-то на подобии семьи, - спросил я его первым. Про себя подумав, что денег уже все равно не смогу ему дать, так, как их просто уже и нет почти, как бы он не старался с ответами. Ведь для него это жизнь. Так же, как и для меня, моя работа, которую я практически потерял уже.
- Да это он. Френкель Нафталин Аронович. Легендарная личность. Дело в том, что в Одессе он был главарем банды. По образованию он экономист, и только по этому-то ему и удалось пробиться так высоко в криминальном мире, да и в строительстве самого канала он проявил не заурядный талант. Ведь только ему одному удалось довести строительство до такой немыслимой прежде рентабельности. И, к слову сказать, многие простые зэки, смогли сократить здесь свой строк за счет ударных темпов строительства, и перевыполнении норм. А автором таково поощряемого сокращениями сроков труда, был и частично он сам, ведь, через какое-то время к его мнению стали прислушиваться, как к грамотному специалисту. Вы знаете, а ведь весь канал, протяженностью около двухсот километров, был построен всего за два года, и возможно только один этот факт и послужил тому, что Сталин не расстроился от невозможности прохождения по нему военных кораблей. Ведь это был первый опыт, такого масштабного строительства для такой молодой страны, как СССР.
- От Москвы до Питера, за восемнадцать лет правление Владимира Владимировича с огромным трудом, неимоверными усилиями построили сто пятьдесят километров платного шоссе, а двести километров Беломорканала сделали за два года. Поразительная разница! – перебив смотрителя, не сдержавшись, заметил я.
- Нафталин Аронович был прежде всего не только грамотный организатор, но и жесткий, непреклонный авторитет, как руководитель. А это, согласитесь не каждому дано, и в наши дни тем более, когда все стараются пристроится на теплое место прежде всего с помощью своих связей и знакомств, по принципу - дашь, на дашь, и увести побольше денег.
- Да, сейчас это, как никогда так. И мне кажется, что мы скоро, да и сейчас уже, но пока еще не в полной мере, переживаем нечто подобное, - предположил я.
- Скорее всего вы правы. Осмелюсь спросить, вы из Москвы?
- Из Москвы.
- И, что, там тоже все так плохо? Но там не может быть такой борьбы за выживание, которая творится здесь у нас, повсеместно. Ну, вы, я вижу, как человек умный, заметили, что кроме туристического бизнеса у нас ткут ничего больше нет. Все загибается. Храм в Кеми, стали восстанавливать, только после его полного разрушения, и то, только потому, что на его восстановление деньги нашёл наш монастырь. Все возвращается на круги своя. Как и раньше, к нему отходят многие земли и памятники архитектуры, которые, находясь на государственном балансе, только разрушались. И, слава Богу, что мы не на материке, а на острове, иначе бы и нас уже давно стерли бы с лица земли, как ненужных нахлебников, хотя, как показало время, мы и сами способны кормить себя. Нам нужно только, чтобы нам не мешали. И тут, вдалеке от воров и убийц, возродиться на много легче, - сказал смотритель.
- Да, только тут и можно выжить! Нам гораздо тяжелее. Москва-мертвый город. Она больше не восстановится от засилья оккупантов, которые хотят из нее сделать страну, раздувая ее до бесконечности, и выжигая все в ее окрестностях, - ответил я.
- А вот тут у нас процентное соотношение всех, кто отсидел на Соловках. Не просто проценты. Но и слои общества, статьи, и сроки отсидки. Потом смертность, те, кто выжил, кто освобожден досрочно, и пропавшие без вести.
- Да, это очень серьезные таблицы. Они говорят об очень многом. Мне эти цифры напоминают наши дни. По-моему, все очень похоже. Сейчас тоже сидит очень много людей. Причем виноватых среди них единицы, и вина их настолько мала, что хочется не то, чтобы их освободить, а еще и доплатить деньгами за потерянные дни. Но, у власти бандиты, а им выгоднее, когда сидят вместо них простые люди, - добавил я.
- Вы знаете, нам здесь, на острове, очень сложно судить о том, что происходит на материке, тем более в столице. Но, как бы я не хотел с вами согласиться, мне все же страшно от этих мыслей. Я, пожалуй, не буду тут с вами заодно, а подожду пока у меня не сформируется свое, окончательное мнение, - словно чего-то испугавшись, сказал мне смотритель.
Мы вышли в последний зал музея, и присели на скамейки, стоящей посередине.
- Это нары из одного из бараков, - тут же прокомментировал нам мужчина.
- Когда очень устал, не имеет значения, где сидишь, - сказал я.
- Да, в этом я с вами абсолютно согласен.
- Это вся экспозиция? – спросил я.
- Да. Теперь обратно на выход, через все залы. Тут выхода нет – почему-то с грустью на лице, произнес смотритель.
- Пойдем Егор. У нас еще уйма времени до катера. Я, думаю, что мы сейчас зайдем за сумками, затем перекусим в столовой и пойдем на Тамарин причал.
- А вы знаете, кстати, почему он так называется? – спросил нас мужчина-смотритель.
- Нет, я и не думал об этом, - сказал я.
- Дело в том, если позволите, то я очень коротко. Когда его строили, то все практически рабочие были не от сюда. Кто-то из Белозерска, кто из Петрозаводска, некоторые из Кеми. Тогда был еще СССР. Так вот, к одному из них все время приносила обед на стройку его жена, Тамара, которая приехала на остров вместе с ним, и жила в бараке, как и он, не хотела его оставлять на лето, пока шла стройка. Наверно любила. Так вот, она приходила каждый день к нему, и приносила обед. Рабочие так и говорили:
- Вон Тамарка наша идет. Так, со временем и закрепилось: - «Тамарин причал».
Редко сейчас, когда тебя так любят. Все больше ищут поддержки и защиты в мужчине. А ему-то и нечем защитить женщину. Он и сам-то не знает, как выжить. Другая страна теперь. Словно не Россия. Другие времена. А причал-то все так и стоит, и имя ему-Тамарин.
- Спасибо вам большое, - сказал я.
- За что?
- За то, что вы тут живете, на острове. Без вас и нам-то никак, - сказал я.
И мы ушли с Егором из музея ГУЛАГа, в сторону столовой, где быстренько поели и пошли к своему бывшему жилью, чтобы, забрав вещи, идти через столовую на причал, ожидать своего вечернего катера на материк.
Я последний раз открыл дверь ключами, которые в соответствии с договоренностью, теперь должен был, уходя, оставить в ящичке, который уже не выглядел так жизнерадостно для нас, как в тот день, когда я первый раз протянул к нему свою руку.
Мы вошли в квартиру, сходили в туалет, взяли сумки. И тут я вспомнил:
- Егор, надо присесть на дорожку.
- А, где?
- Да вон тут прямо, на кухне. Тут кресло-качалка и табуретка. Ты где сядешь? – спросил я.
- Я на табуретку.
- А в кресле не хочешь посидеть последний раз? Ты ведь не садился в него еще.
- И ты тоже.
- Да, но оно такое уютное. Ты наверно боишься, что после того, как в него сядешь, не захочешь уезжать? – пошутил я.
Егор ничего не ответил, сев на табурет.
Я тогда опустился в кресло. Оно слегка нагнулось назад, при этом жалобно скрипнув.
- Ты знаешь, не хочется вставать. Может ты без меня поедешь? – с серьезным выражением лица, спросил я сына.
Он ничего не ответил. Тогда я сказал:
- Ну, все, пошли отсюда. Нас ждет дорога.
Мы вышли из дома и больше не оглядывались на него, оставив позади его позади, в недрах своей памяти навсегда, чтобы иногда, когда это потребуется, возвращаться в эти дни, и проживать их снова и снова.
До причала мы шли не спеша. Некими перебежками. Надев свою сумку на плечи, воспользовавшись ее ручками, словно это был рюкзак, я все равно очень быстро уставал, ведь в ней лежали еще две пары сапог. В руках у меня была сумка с компьютером. Егор нес свои вещи сам. Продуктов у нас не было. Так, что, можно было сказать, что мы идем налегке.
Вот уже вход в монастырь, экскурсионное бюро, прокат велосипедов, ларек с сувенирами.
- Давай зайдем?
- Давай, - сказал сын.
Мы зашли. Внутри все было так же, как и в любом другом, аналогичном ларьке, не имеет значение в каком городе, или стране.
- Добрый день, - поздоровались мы с женщиной, продавцом, которая в этот момент раскладывала свеже принятую партию сувениров по полкам.
- Добрый, - ответила она, не навязывая нам, при этом, свое внимание, оставив наедине с предлагаемой продукцией.
Нас интересовали прежде всего дешёвые колокольчики для мамы Егора, с местной символикой, и их мы быстро нашли.
- Смотри пап, там Саамские, женские, головные уборы, - заметил первым Егор.
- Да Егор. Я бы купил, но дорого, да и н некому. Мама твоя не поймет.
Егор ничего не ответил мне. Вдруг мое снимание привлекли глиняные, покрытые эмалью, фигурки Белух.
- Скажите пожалуйста, а по чем ваши Белухи? – спросил я продавщицу.
- Ой, я и не знаю еще. Только получили их. Это такие свистульки. Вам понравились? Мне тоже. Очень красивые они. Только сейчас руки дошли распаковать. Целый день то одно, то другое, а их еще с утра принесли.
- А их тут, на острове делают? – спросил я.
- Да. Тут такие умельцы у нас есть. Так, кажется по триста рубле они. Точно. Триста. Все так дорого стало. В том году еще совершенно другие цены были. А все бензин. Но, все равно берут люди, хотят, что-то домой на память привезти.
- А я вот, все больше не себе. Себе только память, которая внутри меня, - показал я пальцем себе на голову.
- Да, здесь другой мир, - сказала женщина, и наиграла какую-то незамысловатую мелодию на глиняной Белухе-дудочке, нестандартной конструкции.
Мелодия получилась какой-то северной. То ли Саамской, то ли Поморской, но такой необычной, и в то же время грустной, и почему-то такой знакомой мне, не понятно по какой причине.
- Вы знаете эта Белуха потрясающая. Я ее возьму.
- Ничего Егор, что я беру ее себе? – виновато спросил я сына.
Он, ничего не ответив, просто растерянно посмотрел мен в лицо.
- Сейчас я вам заверну.
- Подождите. Нам еще вот этот колокольчик, с монастырем, маленький, за сто рублей, - попросил я ее.
Еще, всего одна перебежка, и мы оказались у причала.
Там никого еще не было, кроме таких же, как и мы, любителей прийти заранее. Это была семья из троих человек. Отец сидел на одиноко стоящем подле забитого досками сувенирного ларька, сын бегал кругами, а жена нервно курила, приткнувшись к одной из двух деревянных стоек, на которых держался навес перед окошком этой кассы.
Мужчине, на вид было около пятидесяти пяти лет, впрочем, как и женщине. Оба они были полненькие, но не толстые. Сын же их страдал ожирением, и от этого выглядел явно старше своих лет, примерно на четырнадцать.
Мы подошли к ним, и я с облегчением опустил свою сумку на землю. На часах было уже пятнадцать минут седьмого.
- Мы первые наверно, - решился заговорить первым я.
- Первые, а, что-толку-то? Катер все равно перенесли, - ответил мне глава семейства.
- Как перенесли? – удивился я.
- А так! Никому, ничего не сказали, по-тихому, раз, и все, - пробубнил обиженно мужчина, тоже решив закурить, доставая из кармана пачку с сигаретами.
- Так у них же расписание есть в интернете какое-то? Я его видел на их сайте. Там еще сказано, билеты лучше заранее покупать. Почему же они его меняют как-то непредсказуемо? Ну, я понимаю, если там шторм, или еще что-то, но так просто, зачем? – спросил я.
- Российский, ненавязчивый сервис, - ответил он.
- А мне кажется, что это, своего рода, создание некой искусственной романтики путешественника, вынужденного постоянно преодолевать какие-то трудности. Это придает таинственности и мистики, в пути, и потом есть, о чем вспомнить, - предположил я.
- А, ну, если только это, - с удовольствием выпустив дым от только, что подкуренной сигареты, сказал мужчина.
- И на сколько его перенесли? – спросил я.
- На полтора часа. Пол девятого обещали, - сказал он.
- А откуда вы сами-то узнали?
- Нам друзья позвонили, уже сюда. Они в интернете, на всякий случай проверили. А мы вот, дикие.
- Как и мы, - согласился с ним я.
- Вы давно здесь, на острове? – спросил он, глядя на мою огромную сумку.
- Мы на четыре дня приезжали, и три ночи.
- А мы всего на день. Сегодня рано утром выехали из дома, и теперь нам на два часа позже выезжать из Кеми. Думали, что за день тут на острове обернемся. Но, не тут-то было. Недели не хватит все посмотреть. Но, если неделя, надо проживание еще оплачивать, а денег таких нет у нас.
- А вам далеко пробиваться?
- Нет, часа три наверно, может два с половиной. Но ночью придется ехать.
- Так она ж белая!
- Да, но за рулем-то я, а я тоже человек, и не могу сутки работать.
- Это да. У меня тоже так бывало, когда я по двадцать три с половиной часа сидел за рулем подряд. Тяжело, конечно.
- Дело еще и в том, что, сразу после Кеми, перед Лоухи, дорогу чинят.
- Да, мне говорили уже об этом сегодня. Один рыбак. Проезжал он там, только несколько лет назад. Значит до сих пор чинят.
- Так там же она по болотам проложена. Скалы — это видимость одна. Они по краям, она между них петляет вся, - разъяснил мне местную геологию мужчина.
- А, что именно с дорогой-то, как ее чинят? Расскажите мне пожалуйста, а то мне завтра с утра выезжать спозаранку, - попросил его я.
- А далеко собрались?
- В Мурманск.
- А чего там потеряли-то?
- Как же, там север. Вот хочу сыну показать.
- Там реверсивное движение. Поэтому разгонятся не надо особо. И выборки асфальта постоянные. Быстро по ним не пройти, а они не видны из далека, а вблизи уже поздно тормозить. И на мостах ям полно, причем на каждом. В общем сплошной газ, и тормоз. А медленно нельзя, в спину дышат. Вот и крутись, как знаешь.
- У вас наверно джип? – поинтересовался я.
- Какой джип! На джипе-то оно получше будет. Но у меня легковушка простая.
- Ну, вот и у меня тоже, - сказал я.
- На джипах еще коварное. Они высокие, кажется, что легко проскочит. Но в раскачку все равно еще больше цепляют. Просто с головой дружить надо. Тяжело это, когда постоянно в напряжении.
- С головой, если дружить, всегда в напряжении будешь, - с улыбкой, ответил я.
- Как тут на острове дорого все в магазинах. Люди выживают только за счет нас, туристов, - сказал я.
- Конечно, а больше никак и не выжить-то. Производства никакого нет. Но это и понятно – остров. Другое дело, что в Кеми, да и во всей Карелии такая же беда. Все разрушено.
- Туризм хоть как-то помогает, - все же вклинилась в наш разговор его жена.
- Да, а я вот тут в прошлом году на БАМе был по работе, в командировке. Так там вообще невообразимые вещи творятся. Люди выживают, кто как может. Пенсии копеечные, работы нет. Бежать некуда.
- Да, там туризма нет. Только рядом с Байкалом, - предположил я.
- Школы закрывают. Больницы давно уже закрыли. Теперь за поликлиники взялись, - пожаловалась его жена, нервно ища сигареты у себя по карманам.
- На Ларис, держи, - протянул ей пачку муж.
- Спасибо Слав, - поблагодарила она его.
- Чего он добивается? – спросил я.
- А ничего. Все уже знают давно, и ни на, что, кроме себя самих не рассчитывают. Нет у нас правительства. Бандитская шайка во главе страны стоит.
Закурил и Вячеслав.
Постепенно к нам стали подходить уже и те, кто знал из интернета о переносе катера. Сначала пришли друзья моего собеседника, тоже с детьми, по внешнему виду, которых мне удалось определить их возраст менее ошибочно, чем по чрезмерно упитанному мальчику, которого родители называли Петей. Им было лет по десять, одиннадцать.
Они сразу же обступили Петю, и вскоре убежали с ним на причал, придумав себе какое-то занятие. Их родители встали радом с Петиными родителями, и стали обсуждать цены в островных магазинах.
- Пойдем на причал? – предложил я Егору.
- Пойдем, - согласился он.
Еще через полчаса, на горизонте появился силуэт какого-то корабля.
- Плывет пап, - сказал Егор.
- Может это еще не он?
- Похож очень.
- Но, судя по времени, еще сорок минут. А тут плыть-то всего километров пять, не больше ему. Нет это не он.
- Посмотрим.
- Егор, блин, мне же надо позвонить с причала в Кеми, хозяйке квартиры, Татьяне, а нас перенесли на полтора часа. Совсем забыл. А она наверно думает, что мы приедем через полчаса уже, - сказал я, доставая свой мобильный телефон из кармана.
Я набрал ее номер и объяснил ситуацию. При этом ничуть ее не удивив.
- Ничего страшного, у нас это в порядке вещей. Но, все равно позвоните мне с причала, - попросила она меня.
Еще через десять минут всем стало понятно, что это не наш катер, а какое-то местное судно, в три раза меньшее, чем наше.
Возле причала стояла старая, деревянная, поморская лодка. На центральном ее сиденье лежали ракушки местных мидий, которые были очень маленькими, по сравнение, скажем с Черноморскими.
Я сделал напоследок такую фотографию. Фрагмент лодки, ракушки, ее борт, полоска каменистого берега, и гладь моря, уходящая вдаль, на фоне горящего на небе, и не собирающегося садиться за горизонт, северного солнца.
Катер появился еще только через двадцать минут, и моментально вырос из маленькой точки на горизонте, превратился в судно.
Пока катер швартовался, мы сидели на одной из скамеек причала, в ожидании. Матросы приставили деревянный трап, и по нему сошел единственный пассажир, с длинным, примерно трех с половиной метровым рулоном линолеума на плечах. Здесь, на острове не было хозяйственных магазинов.
Толпа окружившая трап так плотно, что у бедного линолеумоносца совершенно не оставалось места для разворота, моментально пожалела об этом, получив удар по головам качественным напольным покрытием, привезенным с большой земли.
Люди, мгновенно придя в себя, и даже не обидевшись на него, за этот, такой неожиданный для них поступок, сразу же бросились на погрузку, толкаясь и нервничая так, как будто это был последний катер с большой земли. И доказательством этому был именно этот его пассажир, который всем своим видом говорил, что поскольку там нет больше желающих оказаться на острове, то он был самый последний, кто приехал оттуда. И только из-за этого малого спроса на посещение острова, катера сюда ходить больше не будут.
Мы вошли последними. После нас, матросы убрали трап и катер тут же, включил задний ход, постепенно отплывая от Тамариного причала, который сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, по мере наращивания мощности оборотов двух дизелей, уходил в море, словно навсегда оставляя всех тех, кто имел здесь дома, одних, наедине с самими собой.
Я и Егор, сидели рядом с нашими случайными попутчиками, Славой и Ларисой, пришедшими, как и мы, на посадку за два с половиной часа.
Они сидели вместе со своими друзьями, такими же, как и они горемыками, не рассчитавшими того времени, которое может им понадобится на ознакомление с островом. Это были еще две пары, со своими детьми, и две, видимо незамужние женщины, так же приехавшие на Соловки, одна с сыном, а друга с дочкой. Судя по разговору они все имели непосредственное отношение к преподавательскому составу какой-то местной начальной школы.
Все мы разместились в кормовом отсеке, заняв примерно шестьдесят процентов от его посадочных мест. Дети сидели вместе, отдельной группой. Только две девочки, которые были явно старше своего окружения из мальчиков, отсели чуть-чуть в сторонке.
Через минут тридцать плавания, к ним подсел хорошо знакомый нам «замерзший» друг, который, к вечеру, видимо уже успел протрезветь.
- А вот, как вам понравился ли остров? – обратился он ни с того, ни с сего к одной из девушек.
Та ничего ему не ответила.
- Зря вы так со мной. Мне, например, было очень приятно от того, что вы меня сфотографировали сегодня, тогда, еще днем, у монастыря, - продолжил приставание он.
- Молодой человек, вы не могли бы пересесть? – попросил ее мужчина, не отец девушки, но, видимо коллега ее матери по общей работе, сын которого так же сидел с нами всеми, но на другом ряду.
- А, что я такого сказал!? Она просто фотографировала меня сегодня у стены. Да вы, и сами помнете. А, что я? Я просто спросить хотел, - начал что-то виновато объяснять он, все же, в итоге встав, и пересев в другой, центральный салон, где, еще четыре дня назад его сильно мутило.
Мы плыли в открытом море. Небо было выбеленного, голубого цвета, переходящего, ближе к горизонту в оранжево-красный, с синими, слегка выбеленными облаками. Мы стояли на открытой палубе, в корме судна. Буруны от его винтов, вспарывали тихое, провожающее сегодня нас практически полным штилем – море.