Платный отрезок Санкт Петерпургского шоссе кончился моментально, практически и не дав почувствовать все блага цивилизации. И мы тут же оказались в начале девяностых.
- Нам бы только под Питером в сторону уйти. Там дорога похуже будет. Но, за то по ней хоть как-то ехать можно. А то тут одни фуры, деревни, и джипы, - озвучил я свои мечты.
- Пап, а что мы в Ладоге будем делать? – спросил Егор.
- Как, что? Ночевать. Но, если серьезно, то я тебе говорил о том, что там, в Старой Ладоге восстановили крепость, которую, как я думаю, основал сам Рюрик. А за Ладогой сразу будут курганы. В одном из них и похоронен сам Вещий Олег, - сказал я ему.
Он ничего не ответил.
Нам нужно было уходить в сторону с трассы, на Ладогу примерно километрах в Семидесяти от Питера. Время тянулось мучительно долго, и радовало лишь только то, что на дворе во всю стоят белые ночи.
Шоссе Москва Санкт Петербург строили уже восемнадцать лет. Но мне казалось, что его не построят никогда. Только лишь потому, что в нем была такая высокая потребность, что оно все равно бы никогда не справилось с тем количеством автомобильного потока, который пытался с каждым годом все больше увеличиваясь, и увеличиваясь – проехать по ней. Эта трасса сама по себе, какой бы современной и комфортабельной она не была, не была способна пропустить весь этот, пытающийся уничтожить ее поток, покидающих цивилизацию машин.
Мне стало казаться, что все едут не столько в Питер, сколько стараются обманув всех, уйти сразу за Новгородом вправо, исчезнув где-то в просторах Ладоги, а затем и Онеги, растворившись в бескрайней Карелии, и проявиться вновь лишь только где-то за Кемью, словно бы телепортировавшись сквозь все эти сотни километров полупустой трассы, начинающей освобождаться от машин сразу где-то за Петрозаводском.
Навигатор говорил, что мы двигаемся параллельно Волхову. А это могло означать только лишь одно – скоро Ладога. Но километры тянулись нескончаемой чередой, а города все не было и не было. У меня кончалось терпение.
- Пап, а почему ты так медленно едешь? – спросил Егор.
Он только что вернулся из автомобильного путешествия с мамой из Грузии.
- А я боюсь быстро ездить. Тут кругом камеры. Погоди, давай подальше от Москвы отъедем. Тогда поедем быстрее. А то тут дорог нет. Ямы одни, и джипы спортивные кругом. Смысла нет никого обгонять. А вы, что там быстро ездили что ли? – спросил я.
- Сто семьдесят, - не моргнув глазом ответил Егор.
- Ничего себе! Но, ведь твоя мама боялась всегда больше ста разгоняться!? – удивился я.
- Так не она же за рулем была.
- А, кто был за рулем? – спросил удивленно я, догадываясь о том, что это был ее начальник по работе, которого, и еще одну сотрудницу они взяли с собой, чтобы дополнить компанию, состоящую еще из двух машин вместе с их. В каждой из которых было не менее трех человек.
- А, ну, тогда понятно, - сказал я.
- Но я не умею ездить быстро. Для меня это слишком дорого, - сказал я.
Древняя крепость Ладоги оказалась настолько мала, что мы просмотрели ее всю буквально за полчаса. Храм пятнадцатого века, где сохранились и по наши дни, древние резы на росписи – был закрыт на ремонт. Сами же стены крепости были полностью отстроены заново, судя по внешнему виду, всего лет десять, пятнадцать назад. И только лишь самое их основание говорило нам о его подлинности.
Насколько я знал, первоначально вся кладка из песчаника, осуществлялась раньше просто на глину. Поэтому на новую, сделанную с имитацией под старую кладку стену, было жалко смотреть. Все ее швы были заполнены грубым цементом, выдавленным при возведении стен наружу достаточно небрежно и грубо.
И несмотря на то, что все было сделано достаточно точно и геометрически верно, создавалось впечатление новодела, которое отталкивало, и разрушало всю ту, сформировавшуюся, где-то в глубине меня, еще задолго до поездки, атмосферу старины.
- Все, поехали к курганам, - сказал я.
- А что это такое? – спросил Егор.
Он конечно знал, что такое курганы, но просто никогда ранее их не видел, поэтому и задал этот вопрос скорее автоматически, чем от любопытства.
- Вот он, - сказал я и резко съехал на обочину, заранее зная, что у этих курганов нет никаких указателей, и что пропустить их по дороге – элементарно.
Мы вышли, закрыли машину и полезли на вершину одного из них. Где-то в стороне от нас, на соседнем кургане, в высокой траве, кто-то зашевелился.
- Наверное лиса!? – сказал я сыну.
Он настороженно посмотрел в сторону шевеления.
Но это были всего лишь двое молодых людей, парень и его девушка, которые загорали в таком удаленном от посторонних глаз месте, и испугавшись посторонних голосов решили приподняться, чтобы увидеть источник шума.
- Наверно это не тот курган, - сказал я Егору.
- Почему? – спросил он.
- Потому, что вон там, вдалеке есть еще много курганов, и на них, как я вижу, вся трава подстрижена, сказал я.
- Ты думаешь? – ответил Егор.
- Да, и вообще это все неправильные пчелы, - сказал я.
- Почему? – не понял он.
- Потому, что они несут неправильный мед, - закрыл тему я.
Мы спустились к подножию, затем подошли к машине, и сев в нее я завел мотор.
- Поедем дальше, - сказал я.
Метров через двести действительно были другие курганы. Возле них даже имелись припаркованные машины, и указатель с надписью, гласящей о том, что здесь находится именно тот курган, в котором и похоронен тот самый Вещий Олег. И, кто его знает? Сможет быть так оно и есть на самом деле, а не в альтернативу Киевскому его захоронению, о котором я знал и ранее, еще до этого. Но сыну об этом не говорил, так, как мне хотелось, чтобы он думал, что именно отсюда, с этого самого места и началась государственность Руси, со Старой Ладоги. Которую еще Петр Первый переименовал в Старую, построив километрах в десяти от нее Новую.
- Вот видишь? Это здесь. Теперь точно. Вот и памятник нам говорит об этом, - сказал я сыну.
- А почему тут на памятнике изображен трезубец, как на флаге Украины? – спросил меня Егор.
- Потому что это пикирующий сокол, символ всех Рюриков. Есть даже гипотеза о том, что само имя Рюрик на одном из славянских наречий — значит сокол.
Мы забрались на курган. С него было видно сам Ладожский кремль.
- Смотри, как географически верно он расположен. Волхов делает поворот прямо перед ним, и все ладьи неожиданно оказываются в зоне прямой видимости. И защитники крепости могут успеть приготовиться к неожиданным гостям. Раньше все крепости так строились, в самом выгодном стратегически месте.
Первая цель нашего путешествия была благополучно достигнута. Теперь оставалось нам добраться до гостиницы. Мы сели в машину и стал набирать в навигаторе интересующий нас адрес. Но его в нем не оказалось, несмотря на то, что карты, скачанные в него из интернета, были совершенно свежими, двухмесячной давности.
- Нет нашего адреса, - грустно сказал я.
- И, что будем делать? – спокойно спросил Егор. Он верил в отца, и знал, что я все равно что-нибудь придумаю.
- Наберем улицу, что рядом с нашей и поедем, - ответил я.
Мы въехали в Новую Ладогу. Центр города был двухэтажным. Покрутив по нему слегка, навигатор завел нас в явный тупик, а затем предупредил на всякий случай о том, что мы ушли с маршрута.
Несмотря на то, что город был очень оживленным по местным меркам, на его улицах было не очень много людей. Примерно по одному, двум, на каждой, не больше.
- Не подскажете, как проехать на озерную улицу? – спросил я девушку, случайно вышедшую из калитки, примерно минут через пять наших поисков хоть какого-нибудь живого человека.
- А, это вам на лаву надо, а там прямо, и потом сразу налево, и после направо, потом налево, и налево, - тут же, скороговоркой, ответила она.
- А, что такое лава? – спросил я.
- Так это ж такой понтонный мост, через канал. Но вы по нему все равно не проедите, - объяснила она.
Я начал догадываться о том, что что-то тут все же не чистое.
- А как до него доехать? Не скажете еще раз? – попросил я.
- А очень просто. Сейчас разворачивайтесь и прямо, потом налево, и еще раз налево, потом по кругу, и налево, потом направо, и упретесь в него, - легко объяснила она.
- А ориентиры есть какие-нибудь после первого поворота налево? – недоуменно спросил я.
- Ориентиры!? Не знаю. Нет наверно их, - растерялась девушка.
- Ладно. Разберемся, - сказал я и развернув машину, поехал в обратном направлении, надеясь только на Русский авось.
Не известно каким образом, то ли по воле Божией, то ли благодаря моему чутью, но мы все же доехали до этой лавы, которая одним только своим внешним видом говорила нам:
- Ни хрена вы по мне не проедите.
- Попробуем? – спросил я Егора.
- Мне выйти? – спросил он меня в ответ.
- Нет, сядем все, - ответил я, и продолжил движение, пропустив раскачавший лаву до умопомешательства джи с Питерскими номерами.
Мы ехали очень медленно, буквально рывочками, или маленькими шажками. На том берегу, незаметно собиралась пробка из джипов, которые послушно ждали пока мы проедем на своей «пузотерке».
Передние колеса благополучно забрались на раскачивающийся на плаву мост. Я почувствовал легкую невесомость, словно космонавт вышедший на земную орбиту в своем корабле. Задние колеса подтягивались медленно за передними, и в этот самый момент, что-то металлическое со страшной силой ударило в самое дно нашего космического корабля, словно это был заблудившийся метеорит. Сразу же за этим, как ни в чем ни бывало, задние колеса забрались на понтон.
Теперь предстоял еще съезд.
Но у нас было все же одно преимущество. Нас никто не торопил в образовавшейся перед нами пробке, а за нами еще никого не было. Но отступать я не собирался. Так же не спеша преодолев передними колесами корявый понтонный съезд, морда нашей машины оказалась на берегу, оставалось только оказаться на нем еще и задними колесами. Но опять раздался такой же по звуки и по интенсивности, удар в наше дно, и затем мы плавно съехали на берег того острова, где нам предстояло переночевать.
- Как же они тут ездят-то? – спросил я Егора, прекрасно понимая, что он мне не даст ответа.
- А может быть вода поднялась? – предположил он.
- Нет, не думаю.
- Вот она! – сказал Егор.
- Кто?
- Гостиница.
Он узнал ее по маленькой фотке, которая была на распечатке бронирования гостиничного номера. Примерно три на три сантиметра.
- Точно! Она! – с облегчением вздохнул я.
Мы подъехали к электрическим, раздвижным воротам, перекрывающим въезд на огромную территорию, процентов на пятьдесят заставленную прицепами с различными лодками, катерами и маленькими яхтами.
Ворота поехали в сторону, и я заметил фигуру мужчины, примерно шестидесяти лет в окне КПП.
Мы въехали на территорию, и я понял, что припарковаться будет сложно среди всех этих немногих джипов, расставленных там так, словно их всех сбросили с парашютов на землю, и они встали там и так, как и где упали на землю с огромной высоты.
С огромным трудом и помощью сына, я вычислил фронт парковки, и припарковался параллельно корпусу, недавно отстроенного барака гостиницы.
- Ничего не берем, кроме паспортов, и идем вовнутрь, - сказал я и мы вышли из машины. Комары тут же набросились на нас с кровожадным тоненьким свистом.
Внутри здание представляло из себя длинный коридор с ванной и туалетом в одном конце, и столовой по одну из сторон этого коридора. Все остальное были кельи номеров. Под лестницей, ведущей на второй этаж располагалась дежурная по гостинице, к которой мы и подошли.
- Заказывали? – спросила она.
- Да. Вот, - сказал я и протянул ей распечатку своей брони.
- Вам сегодня повезло. У нас совершенно свободно. Никого нет. Ваш номер второй, - сказала она.
- Он с туалетом? – на всякий случай спросил я.
- Нет,
- А с туалетом есть?
- Есть. Но зачем вам платить лишние деньги? Никого нет. Душ в конце коридора, - разъяснила дежурная.
- Да. Согласен, - сказал я и протянул ей наши паспорта для оформления, спросив:
- А, где тут можно поесть?
- Ой, это вам надо идти в поселок, на базу. Там есть кафешка, - ответила она.
- А далеко это? – спросил я, представив, словно вспоминая кошмарный сон, как мы переезжали лаву.
- Нет. Прямо, потом направо, потом еще раз направо, потом прямо, потом левее, правее и налево, - ответила она.
- Спасибо, - сказал я, поняв, что сегодня ложиться спать без ужина.
- Пошли? – спросил Егор.
- Идем, - согласился я с ним.
Мы подошли к КПП, и я увидел, как мужчина, который открывал нам ворота делает знак рукой, чтобы я зашел к нему в будку.
Я зашел.
- У нас платная парковка. Сто пятьдесят рублей в день, - сходу, не поздоровавшись, предупредил он.
Я полез в карман за кошельком.
- Вы на сколько дней? – спросил он.
- На одну ночь, - ответил я, протягивая двести рублей.
- Возьмите. Сейчас я выпишу вам квитанцию. Покажете ее при выезде, - сказал он протягивая мне пятьдесят рублей сдачи.
Мы шли, как нам казалось, именно по тому тревожному маршруту, постоянно меняющему направления, который был нам продиктован, но никакое кафе по дороге не встречалось.
Наконец я решил спросить переходящую дорогу, пожилую женщину.
- Скажите пожалуйста, а где тут у вас можно поесть?
- Так это ж, как его? На базе, - слегка растерявшись, ответила она.
- А, как туда пройти-то? – спросил я.
- Так вот прямо и идите. И придете на нее. На базу-то, - очень доходчиво объяснила она.
- А сколько примерно идти? – попытался я уточнить.
- Так, это ж. Пока не упретесь в нее. Ту не долго, - исчерпывающе, ответила она.
- Километр, два? – продолжил я настойчиво.
- Так, а кто ж его знает-то? – ответила она.
- Хорошо, а сколько минут тогда идти? – я попытался перейти на временное определение расстояния.
- Ну минут пять, или десять. Сложно сказать, может и пятнадцать. Смотря, как идти, - пояснила она.
- Хорошо, а может там какие ориентиры есть? – догадался я.
- Так вот дом стоит, а за ним еще, и потом еще один, - выкрутилась женщина.
- Может магазин какой, или остановка? – не теряя надежды, спросил я.
- Нет, какая остановка? Это ж остров. У нас тут не ездит ничего, - сказала женщина.
И тут я понял, что все в наших руках, или ногах. Иными словами – надо идти, там будь, что будет.
- Спасибо большое, - поблагодарил я женщину, и мы продолжили свой путь в неизвестность.
Мы прошли еще около километра. Местность была совершенно гладкая. По левую и правую сторону от дороги стояли редкие, одноэтажные, бревенчатые домики, обшитые доской. Кое-где были видны пятиэтажки. Все эти строения выросли как бы из песка, так, как почвой этого острова был именно он. Местами виднелись торчащие из него палки невысоких сосен. Несмотря на то, что было около шести часов вечера, на улице никого не было, да и в самих домах не наблюдалось явных признаков жизни.
Наконец, проходя мимо какого-то одноэтажного дома мы заметили, как какая-то женщина в шлеме, выкатывает свой скутер, чтобы отправится на нем в какую-то поездку. Она откатила его за калитку и прислонила к чему-то торчащему из песка, возможно это была простая, деревянная чурка, а сама пошла закрывать за собой калитку. Только она отошла от своего транспортного средства, оно с грохотом завалилось на бок.
Женщина, не матерясь, и не ругаясь, закрыв калитку, подняла завалившегося на бок, своего двухколесного друга, села на него, и заведя мотор кигстартером, с мерным тарахтением выехала с песчаной тропинки на асфальт улицы, и протарахтела мимо нас куда-то вперед, в сторону базы.
- Смотри пап, там какой-то ларек. Может это и есть база? – сказал Егор, указывая на стоящий слегка в стороне от дороги ларек, постепенно проявляющийся из поднятой скутером, дорожной пыли.
- А кто их знает, что у них там базой называется? – сказал я.
Мы подошли к этому ларьку. Точнее это был снятый с какого-то грузовика кунг, в котором было два окна и дверь. Перед дверью, прислонившись к кунгу, стояло огромное, плюшевое кресло. На нем, вальяжно развалившись, положив ногу на ногу, курила какая-то женщина, выпуская время от времени, тонкую струйку дыма, как бы пытаясь проткнуть ей выпускаемые время от времени, колеблющиеся в воздухе дымные кольца.
Скорее всего это и была продавщица, так как через открытую дверь было видно, что внутри этого заведения никого больше нет.
- Добрый день, - поздоровался я.
- Добрый, - произнесла курильщица, выпустив накопившиеся внутри нее запасы дыма, на этот раз через нос.
- Скажите пожалуйста, а где тут у вас база? – спросил я.
- Так вы уже почти пришли. Вон она, за тем лесочком, - сказала она, указав направление рукой с сигаретой, которая, словно факел, распространяла легкий, развеваемый ветром, табачный дымок.
- Спасибо большое, а то мы уж думали, что и не дойдем никогда, - поблагодарил ее я.
- Пожалуйста, - сказала она, и затушила бычок о стоящую рядом с креслом урну, покрашенную в такой же, как и сам кунг, небесно-синий цвет.
- Я думаю, что мы сегодня все же поедим, - сказал я.
- Да пап, вон уже видно какой-то забор, а за ним джипы.
И действительно мы входили на территорию такой же гостиницы, как и та, где мы остановились. Только эту почему-то островитяне называли каким-то овощным словом – «База». Может быть потому, что на ее огромной территории, так же, как и там, где мы оставили свою машину, было разбросано очень много джипов с прицепами, на которых стояли лодки, катера, и яхты. Легковых машин тут практически не было. Да и не удивительно. Не каждая легковушка сможет тащить за собой такой огромный груз. Даже если у нее под капотом и в два раза больше лошадей, чем в джипе. Хотя бы только потому, что со стороны это будет выглядеть смешно и нелепо.
У нас не было лодки, или катера, но мы от этого не считали себя ущербными, пробираясь между бортами плав средств, ища зрительно хоть какое-то подобие кафе.
- Странные здесь какие-то люди. Помнишь, как в Кириллове? У них нет представления о времени и расстоянии. И еще они не понимают, что такое ориентир, - сказал я.
- Да, - ответил сын.
- Наверно это от того, что людей здесь очень мало, и они никогда ничего друг у друга не спрашивают. Ведь они и так все знают. А у чужих есть нормальные навигаторы, в которых прописаны все улицы, не то, что у нас.
- Пап смотри! Вот оно кафе, - сказал Егор.
И точно. Мы нашли сегодня свой ужин. Это была огромная терраса, закрытая от комаров толстой, пластиковой, прозрачной пленкой, которая издалека напоминала собой огромные стекла.
Мы вошли вовнутрь, и сели за пустой столик в углу.
- Как-то тут очень душно. Нагрелось за день. Может у воды сядем, рядом с каналом? Вон, смотри, там тоже столики есть, - предложил я.
- Да, - согласился Егор.
Мы пересели.
За нами сразу же пошла девушка официант с меню, и подождав, пока мы выберем один из свободных столиков, положила две папки с меню перед нами.
Я открыл свою и начал рассматривать предложение. Для таких путешественников, как мы, оно было весьма разнообразным. Не было только крепких напитков.
- Значит так. Я буду рыбный суп по-Саамски, на молоке. И жаренную треску с пюре. Ты выбрал что-нибудь? Давай здесь в нашем путешествии есть только рыбное все? - предложил я.
- Давай, - сказал Егор и добавил: - но я буду гамбургер с картошкой фри.
• * * *
•
Я очень плохо сплю. И это длится примерно последние восемнадцать лет. И началось после первого моего развода. Но этой ночью, в Новой Ладоге, я спал на удивление хорошо. Мне нужно было выспаться. Ведь я в этой поездке не только организатор, экскурсовод, и спонсор, но еще и водитель.
Мы проснулись примерно в половине седьмого утра.
- Я пошел в душ, а ты просыпайся постепенно. Когда я приду, ты почистишь зубы, умоешься, и мы сразу же поедем, - сказал я Егору. Он ничего не ответил, не показывая при этом признаков жизни.
- Ничего вроде не забили? – спросил я, скорее самого себя перед тем, как завести мотор в машине и тронуться в путь.
- Наверно нет, - сказал Егор, имеющий способность забывать все и везде, где только можно.
Мы подъехали к КПП, и я остановился на мгновение, чтобы сказать до свидания, но ворота были открыты, а внутри никого не было видно.
- Не будем останавливаться, - сказал я, словно бы спрашивая разрешения у сына на дальнейшее движение.
Первые триста метров от гостиницы шла песчаная дорога, хорошо накатанная джипами, но имеющая при этом легкую волнообразность, которая очень сильно отражалась на нашей жесткой, спортивной, подвеске. И, если вчера я старался ехать, как-то по медленнее, то сегодня уже не жалел машину, понимая, что на самом деле дорога очень мягкая, и, что это просто наши жесткие амортизаторы, практически не имеющие запаса хода, грохочут пугающе громко.
Мы подъехали к лаве.
- Выходи, - сказал я Егору.
- Зачем? – не понял он.
- Ну, уж не затем же, чтобы тут остаться!?
- А зачем тогда?
- Чтобы машина полегче стала, и приподнялась хотя бы на сантиметр над землей. За одно и посмотришь со стороны, какой у нас зазор под брюхом. Ведь нам еще на обратном пути тут проезжать. А если вода поднимется еще больше? – объяснил я.
- Хорошо, - нехотя согласился неразговорчивый Егор, и вышел из машины, словно узник в кандалах, шествуя рядом с ней, пока я проезжал на микроскопической скорости этот плавучий мост.
Мы выехали на трассу. Нужно было искать место, где можно позавтракать. Но, я хотел отъехать километров на сто, сто пятьдесят, чтобы успеть проголодаться. Трасса была на удивление подозрительно хороша. Имея всего по одной полосе в каждую сторону, она не вызывала проблем, связанных с постоянной невозможностью обгона. Машин было мало, а фур вообще не встречалось ни одной. Более того, практически везде был разрешён обгон. Таким образом мы постепенно начинали ускорятся, не соблюдая требований знаков дорожного движения в отношении соблюдения скоростного режима.
- Впереди круговое движение. Второй поворот направо, - женским голосом, сказал навигатор.
- Смотри пап, там еще и пост ДПС! – предупредил меня Егор.
- Я вижу, - сказал я.
Действительно, прямо перед нами красовался, покрашенный белоснежной краской, одноэтажный, словно пришедший к нам из времен СССР, пост ДПС. Мне даже показалось на мгновение издалека, что на нем все еще есть надпись ГАИ. Подле самого здания, но на проезжей части стоял ГАИшник, да, да, именно гаишник. ДПСником назвать его не поворачивался язык, так, как он и не был на него похож. Может быть дело было и в том, что форма на нем была еще старого образца, а может быть мне это показалось по той простой причине, что само выражение его лица говорило мне, что он еще из той, прошедшей жизни. От которой осталось с нами лишь одно только воспоминание.
Но, что же могло создавать такую видимость? Может быть сам его взгляд. Он приветливо улыбался мне, словно я был давно знаком ему, и он ждал пока я подъеду к нему поближе, чтобы просто поздороваться со мной, спросить о том, как мои дела, и все ли у меня в порядке.
Я был больше чем уверен в том, что он меня остановит. Ведь он смотрел мне прямо в глаза, а кроме меня на этом кругу никого больше не было.
Не дожидаясь пока он сам поднимет свою волшебную палочку, я решил слегка притормозить сам, и в итоге оказался прав, инспектор подтвердил своим жезлом мои намерения.
- Старший лейтенант Виноградов, - представился долговязый мужчина, примерно метр девяносто в высоту.
- Лошадей четыреста наверно!? – с хитрой улыбкой, произнес Виноградов.
Я сразу не понял, что он шутит. Ведь, хотя и наша машинка выглядела как дорогой спортивный автомобиль, она стоила не дорого, и имела такую же компоновку кузова, как и обычная легковая машина, с мотором, расположенным в переднем отсеке и с передним приводом.
Ведь даже в этой, достаточно удаленной от столицы местности, должны попадаться такие транспортные средства, как наше. И уж такой опытный человек, как инспектор ДПС, должен разбираться в машинах и в их комплектациях.
- Нет, тут всего двести, - сказал я, словно бы извиняясь за то, что подвел его ожидания.
- Страховка есть? – спросил он, словно могло быть так, что она отсутствовала.
Я протянул ему документы на машину и страховку. Он не стал смотреть сами документы, а развернул лист формата А4, со страховкой.
- Просрочена, - продолжая улыбаться, сказал он.
- Как просрочена!? – ужаснулся я. Ведь такого просто и не могло быть. До конца страхового полиса оставалось еще ровно два месяца. Но, я все время, что-то путаю, теряю, и ошибаюсь. По этому сходу, тут же поверив ему на слово, машинально спросил:
- Как просрочена? На сколько?
- Не знаю на сколько. Просрочена и все, - ответил он, отдавая мне все документы обратно.
Дрожащими руками, я взял из его рук их, и внимательно вгляделся в свой страховой полис, где черным по белому было прописано, что до конца страхового года у меня есть еще ровно два месяца. Я не верил своим глазам.
- Шутка, - коротко сказал Виноградов.
Дрожащими руками я прятал документы на машину обратно в карман своего пиджака.
Я помню, как еще в детстве пошутил с папой, да и с нами всеми его двоюродный брат, инспектор ГАИ, в звании полковника, когда явился в форме прямо к нам в комнату в пансионате в Крыму, как раз, когда мы все отдыхали после обеда, и сказал:
- Бойко Владимир Григорьевич, собирайтесь с вещами на выход.
Папа, конечно знал своего двоюродного брата в лицо, и так же помнил, что он работает в ГАИ. Но он не видел его лет десять, и совершенно не мог даже предположить, что тот припрется в пансионат для того, чтобы вот так вот пошутить.
Вот это была шутка так шутка. Так раньше шутили. В те времена, когда память о массовых репрессиях оставалась только у тех людей, которые родились в конце двадцатых годов, они не просто могли оценить такие шутки, но и с облегчением вздохнуть, раскусив замысел шутника.
Мне тогда было лет шесть, или семь. Но я испугался не меньше того, что и сейчас, стоя перед инспектором, но уже не ГАИ, а ДПС.
Так со мной давно не шутили. Да и шутят ли ДПСники с автомобилистами теперь, когда борьба с коррупцией достигла небывалых результатов, а озлобленность самих ДПСников, лишенных возможности заработать не знает границ. Именно в это время встретить такого веселого и шутливого, неунывающего, не смотря на маленькую зарплату, и тяжелую работу, человека – большая редкость.
А может быть все дело в удаленности от Москвы? Ведь здесь, как я уже начал замечать, на дороге, после Ладоги, люди любят друг друга и уважают, помогая при обгоне, притормаживая и беря в сторону, правее, или предупреждая поворотником едущего сзади него автомобилиста о том, что обгон возможен. Может быть именно поэтому и нет той, заранее накопленной злости и ненависти к водителям? Кто его знает? Мне было сложно понять в этот момент причину этого незлобного поведения сотрудника ДПС на трассе Москва – Мурманск. Но я был рад, что встретился с таким же, как и я человеком, умеющим шутить с людьми, уважающим их.
- А, где тут у вас можно позавтракать? – справившись с самим собой, спросил я.
- Да вон там вот, сразу за поворотом, есть очень хорошее кафе для дальнобойщиков. Мы тоже там едим. Очень неплохо кормят, - сказал инспектор Виноградов, и добавил: - Счастливого пути.
Улыбка, при этом ни на секунду на покидала его лицо.
- Представляешь себе, он пошутил со мной!? – сказал я Егору, залезая обратно в машину.
- А как?
- Сказал, что страховка у нас просрочена на машину.
Мы проехали за поворот и свернули к кафе. Указатель которого был сделан в виде огромного колеса от Белаза, поставленного вертикально, и покрашенного в желто-зеленые цвета. На него была прибита надпись «Кафе». Дальше, после съезда с трассы имелась огромная площадка, на которой ночевала одна фура. И нам сразу стало ясно, что это кафе нравится не только ДПСникам, но его полюбили еще и дальнобойщики.
- Ты видел Егор? Колесо от Белаза!
- Нет пап. У Белаза оно другое.
- Какое же?
- Шире. А это какое-то узкое, - объяснил Егор.
- Так это ж старый Белаз еще, да и к тому же у них сзади пара таких стоит, вот и кажется, что они толстые, - говорил я и параллельно с этим парковался перед кафе.
- Хорошо, но тогда где же здесь они могут работать? Тут же нет гор, - продолжил спор Егор.
- Да. Нет. Но в детстве, в Крыму я видел их под Керчью, на рудном, обогатительном комбинате, в Аршинцево. Там тоже не было гор.
- Нет, это не от него, - уперся сын.
- Тогда от чего же!?
- Не знаю.
- Ладно Егор. Не будем спорить. Пойду, посмотрю, работает ли кафе, - сказал я и вышел из машины.
Подходя к двери я уже видел, что она закрыта. Рядом с ней висела табличка, говорящая о том, что оно открывается только в десять утра. Я сел обратно в машину.
- Ну, как? – спросил Егор.
- Закрыто еще, - ответил я.
И мы продолжили свой путь дальше в поисках пищи.
Мы поели ровно через сто пятьдесят километров от Новой Ладоги, в придорожном отеле, с очень неплохой столовой. И завтрак наш представлял собой скорее обед, так как мы взяли и первое, и второе, и даже салат, сильно проголодавшись к тому времени.
Чем дальше от Москвы, тем дорога становилась спокойной и предсказуемой. Все камеры, фиксирующие превышение скоростного режима, располагались как правило в предсказуемых местах, на перекрестках с переходами. Те же из них, что были установлены в других, не поддающихся логики местах, имели предупреждение, в виде нарисованных на асфальте знаков.
Но, пару раз, еще не поняв всей этой логики установки камер, мы все же попали под их зоркий объектив. Постепенно теряя страх перед скоростью, оказавшись на идеальной дороге, с минимальным, и постоянно сокращающимся количеством машин, мы ехали все быстрее и быстрее. Сначала сто двадцать километров в час, потом я выставил на круиз-контроле скорость в сто тридцать километров, потом в сто сорок, сто пятьдесят. Ехать с большей скоростью не позволяла дорога, иногда все же меняя свое направление, петляя между озер, и перепрыгивая мостами через реки. Мы прошли Лодейное поле, и подъезжали к Петрозаводску.
На дороге появился указатель с надписью Кижи.
- Егор, посмотри пожалуйста в интернете, далеко ли до Кижей. Мы слишком быстро едем, и поэтому у нас может остаться время много вечером. Конечно мы его посвятим музею в Кеми, но может быть все же заскочить на Кижи, если они где-то рядом? – предположил я, явно будучи не подготовленным к посещению Кижей. Ведь я думал, что они будут по левую руку от нас, и мы заедем в них на обратном пути. Главной целью у нас были Соловки, для этого мы сегодня должны были оказаться в Кеми. Ведь утром из ее порта нас должен был отвезти на остров катер.
Да, подготовился к путешествию я конечно неважнецки, гораздо больше времени уделив подготовке самого транспортного средства к путешествию.
- Навигатор в телефоне показывает, что нам ехать до Кижей всего семьдесят километров, - сказал Егор, смотря в свой телефон.
- Давай заедем? – спросил я.
- Давай, - согласился сын.
- Но я не вижу указателя на поворот. Не хочу навигатор на ходу перестраивать с Кеми, на Кижи. Хотя, давай попробуем? - сказал я и притормозил, съехав на обочину, для того чтобы его перенастроить.
- Давай, - согласился Егор.
Я выбрал новый маршрут. Но навигатор упрямо отказывался искать населенный пункт с таким названием.
- Что за мистика такая? Нет такого города в нем! – возмутился я.
- Не может такого быть. До них всего семьдесят километров было, - сказал Егор.
- Ладно, давай вернемся к старому маршруту, и будем искать поворот на Кижи, и если он будет, то тогда свернем на него, - сказал я.
Мы продолжили движение.
Дорожные указатели говорили, что скоро Петрозаводск.
- Будем заезжать? – спросил я сына, понимая, что хоть на пол часика, но в город заехать надо, ведь мы тут никогда не были.
- Давай заедем, - без энтузиазма, сказал сын.
Долетев через минут пятнадцать до съезда с федеральной трассы на Петрозаводск, мы свернули, но в скором времени очень пожалели об этом. Дело в том, что именно после съезда идеальное дорожное покрытие осталось лишь в наших воспоминаниях. У меня начало портиться настроение. Но мы все же продолжали погружаться в атмосферу этого серого, с «убитыми» дорогами, города, проезжая светофор за светофором. Наконец, мое терпение кончилось.
- Нет Егор, я так больше не могу. Поехали обратно, - сказал я, и стал искать удобное место для разворота.
Наконец развернувшись, мы двинулись в обратном направлении, но уже хотя бы примерно зная, где нас могут поджидать воронки от разорвавшихся мин в асфальтовом покрытии.
- Давай хоть заправимся тогда по случаю, на нормальной заправке, раз заехали в город, - сказал я и съехал на первую попавшуюся АЗС, с неземным названием, типа «ТатМатНет».
Через пятнадцать минут мы было опять на трассе, продолжив поиск съезда на Кижи. Но его нигде не было. Встречались лишь только указатели с их изображением. Мы продолжали наше движение, и я очень хорошо понимал, что мы слишком рано окажемся в Кеми, и это смягчение нашего трафика несколько тревожило меня. Впереди появился указатель на Кондопогу.
- Смотри Егор Кондопога. Интересный город. Я помню показывали в новостях, как они там бунт устроили, и выгнали всех Чеченцев, которые пытались там контролировать всех частных предпринимателей. И все это произошло только после того, как чеченцы зарезали одного местного парня. С этого и начался бунт. Это север, здесь не будут терпеть выродков, - рассказал я сыну.
Мы пролетели съезд в город.
- Давай заедем? – предложил я.
- Давай, - без особой охоты согласился Егор.
- Только тогда уже не возвращаясь, а если будет еще один съезд, - предложил я.
И точно, съезд был, и мы повернули на него. Но это оказался разбомбленный участок дороги, по которому было не просто передвигаться на большой скорости. Он заставил нас ехать по нему не более двадцати километров в час.
- Нет, ну ее на фиг эту Кондопогу! – сказал я и развернувшись припарковался на обочине.
- Давай в туалет хоть сходим тогда? – предложил Егор.
- Давай, - согласился я с ним.
Что мы и сделали.
- Ты видел, тут уже появляется белый мох, как в Финляндии? – спросил я Егора.
- Да.
- Наверно скоро еще и красный должен показаться, - сказал я и завел мотор.
Мы выезжали на трассу.
- Пап смотри там менты стоят, - предупредил меня Егор.
- Да, я вижу, - сказал я и повернул в сторону Кеми.
Мы стали разгонятся, но не так быстро, чтобы не вызвать подозрения у ДПСников. Те же, в свою очередь пересекли трассу, и скрылись на дороге, ведущей в сторону Кондопоги.
Я прибавил газу от радости, и вскоре мы уже летели сто километров в час, забыв про Кондопогу и Петрозаводск. Помня лишь о том, что еще все же можем увидеть этот злосчастный поворот на Кижи. Ведь это остров, и я запомнил зрительно, когда смотрел карту в интернете, что он находится очень близко от берега, и до него всего метров двести по Онеге. Но я не знал названий близлежащих населенных пунктов для того чтобы построить маршрут на Кижи через них, ведь сами они у меня в навигаторе не определялись, словно такого места и не было на карте.
Но тогда мне и в голову не могло прийти, что Кижи — это не деревня, а название острова.
- Водитель транспортного средства Пежо, госномер….. прижмитесь к обочине и остановитесь! – услышал по громкой связи, едущей сзади нас патрульной машины ДПС.
- Это про нас поют, - сказал я Егору, и стал, притормаживая постепенно съезжать на обочину в том ее месте, где это было возможно сделать безопасно.
Наконец я припарковался. Полицейская машина встала за нами. Я вышел на встречу полиции.
- У вас, как мне показалось фары не включены. Здесь федеральная трасса, и без фар никак нельзя, - сказал ДПСник, молодой человек, лет двадцати восьми, тридцати на вид.
Я было уже полез за документами на машину, которые лежали в кармане пиджака, а он, в свою очередь валялся у меня в багажнике, оставленный там еще с того момента, как нас останавливал ДПСник-шутник.
- Не может быть, - сказал я и открыл водительскую дверь, чтобы убедиться в этом. Инспектор так же заглянул в салон машины, через мое плечо. Фары действительно были выключены. Но, как же это я так умудрился. Включенные фары для меня всегда очень важный, принципиально соблюдаемый момент. Помню, еще давно, когда правила дорожного движения этого не требовали, я всегда ездил с фарами, научившись этому еще при езде по Испании и Финляндии. И только потом, через несколько лет после этого, данное требование ввели и у нас в стране.
- Надо же, не могу сам понять, как это могло случиться. Понимаете, я всегда езжу с фарами. Меня и когда я иду пешком-то не видят. А уж на дороге и подавно. Причем цвет машины не имеет значения. Помню ездил на желтой машине, так вообще не замечали меня в упор. Все время приходилось сигналить. Даже звуковой сигнал перегорел через пару лет всего, на новой машине, - сказал я, и вспомнив о том, что все-таки держу документы на машину в своих руках, протянул их инспектору.
- Далеко направляетесь? – деловито спросил меня инспектор.
- Да. В Мурманск. Но сегодня гоним на Кемь, - ответил я. И вспомнив, что мы ищем Кижи, добавил: - А вы не подскажете, как ни Кижи проехать?
- Кижи!? Не знаю такого. Может Кивач? Это вам еще километров десять, пятнадцать ехать, - ответил он мне, возвращая документы.
- Нет, не Кивач, а Кижи, - настаивал я.
- Подождите, я спрошу, - сказал он и пошел в сторону патрульной машины, за рулем которой сидел его напарник.
Он наклонился над его окном, и примерно секунд двадцать говорил с ним, потом подошел ко мне и сказал.
- На Кижи вы так просто не попадете. Это остров. Туда катером надо из Петрозаводска, - поделился добытой информацией он со мной.
- А по-другому никак? – не желая расставаться с остатками надежды, спросил я.
- Нет, только катером, - был неумолим он.
- Тогда на обратном пути, - сказал я, сам не веря еще в то, что меня могут вот так вот просто отпустить после того, как я был пойман посредством погони, совершив такое страшное и непростительное преступление, как не включение фар на трассе федерального значения.
- Навигатор мне голову заморочил, вот я и задел рукой кнопку включения фар на руле, не заметив этого, - оправдался я.
- Езжайте, и будьте повнимательнее на дороге. Заранее посмотрите сейчас то, что вас интересует в интернете, пока он еще есть. Через десяток километров он пропадет до самой Кеми, имейте ввиду, - улыбнувшись, сказал инспектор, и пошел обратно к своей машине.
- Спасибо за понимание, - сказал я и сел за руль.
- Отпустили? – не веря своим глазам, спросил Егор.
- Да, тут все у них не так, как у нас. Люди другие. Нормальные. Доверяют друг другу.
Я завел мотор, и мы продолжили наше путешествие.
- Знаешь Егор, мы с тобой выглядели наверно, как разведчики, нелегально перешедшие границу СССР. – сказал я сыну.
- Почему?
- Потому что я ему говорю правду, а у него на лице написано, что он мне не верит, от того что так не может быть, понимаешь? Нормальный человек не будет искать съезд с трассы на остров, забыв при этом еще и фары включить. Нормальный человек вообще не поедет в Кижи! Что он там забыл? Или поедет, приехав в Петрозаводск на поезде, или автобусом, а здесь только рыбаки на джипах встречаются, и все. Понимаешь, мы под их типаж никак не вяжемся. Поэтому и не можем здесь оказаться никак, и то, что мы все же здесь оказалась – ошибка матрицы, сбой программы. Вот поэтому он нам и не поверил. Но поскольку он человек современный, не верящий ни в какую мистику, да и до границы отсюда километров двести наверно будет ему проще отпустить нас и не париться о том, что так не бывает. Ведь программа, дав сбой, все равно рано, или поздно вернется на круги своя, - сказал я.
- А в Кижи, когда теперь? – спросил Егор.
- На Кижи теперь на обратном пути, с заездом в Петрозаводск. Нужно будет подготовиться не спеша. Посмотреть расписание катеров, подстроится под них. А сейчас для нас главнее Соловки. Остальное уже потом, с нашим-то сцеплением! Ну, его на фиг! Будем от крупного к мелкому действовать, - сформулировал я.
- Вон смотри указатель какой-то на Кивач, - сказал Егор.
- Кивач, какой Кивач? Ах, ну, да! Конечно же Кивач! Поедем на него? – спросил я, вспомнив про то, как инспектор говорил мне про него сам путая Кижи с этим местным названием.
- А, что это такое Кивач? – спросил Егор.
- Это водопад такой местный, - сказал я и не дожидаясь ответа сына плавно свернул налево, в сторону водопада. Судя по указателю до него нужно было ехать еще что-то около десяти километров.
Вообще, конечно, самое страшное в дороге – это неуверенность. Сколько приключений происходит с теми, кто не уверен в избранном маршруте и начинает от этого метаться, и искать себе приключений на одно место. Но теперь я знал точно, что Господь, после всех этих наших сегодняшних метаний, все же послал нам красивое природное явление – водопад, только лишь для того, чтобы успокоить наши души.
- Пап, а почему здесь такая узкая дорога? – спросил Егор.
- Потому, что так дешевле.
- Но ведь тут не смогут разъехаться две машины, а уж автобус и машина – наверняка, - сказал Егор.
- А, когда едет встречная машина, то все съезжают на обочину. Я видел такие дороги в Амстердаме. Только там еще при такой ширине и велосипедные дорожки присутствуют. И приоритетом движения является именно велосипедист. Это у нас все широкое и разбитое, так, что все равно не проехать, - пояснил я.
Водопад оказался не столько большим, сколько удивляющим отсутствием туристов. Их не то чтобы было мало, их вообще не было никого. Только мы и все, кроме конечно же кассира и охранника, поднимающего шлагбаум для проезда на территорию на машине.
- Если бы не темная вода, то все так же, как и тогда в Хорватии. Ты помнишь, - спросил я.
- Да.
- Тебе тогда было всего четыре годика. И когда мы вернулись, я забрал пригнанный как раз к тому времени из Швеции, наш новый Сааб синего цвета. Я тогда еще боялся брать белую машину, и только сейчас у нас белая. Но ей очень идет белый цвет.
- Да пап, я все помню. И даже помню тот магазин в Хорватии, где стояли все модели Саабов, но белого цвета. Очень красиво. Ты тогда еще жил с нами вместе, - вспомнил Егор.
Дальше до Кеми мы ехали молча. Лишь изредка перекидываясь какими-то фразами. Погода заметно портилась, а температура стремительно падала. И перед самой Кемью градусник в машине показал температуру за бортом, всего двенадцать градусов.
Природа тоже постепенно менялась. Мы заехали глубоко в республику Карелия. Постепенно из земли стали вырастать гранитные скалы. Дорога время от времени проходила в ущельях, прорубленных в них, но туннелей нигде не было.
- Пап, а давай тут остановимся? – попросил Егор, увидев в окно справа по пути нашего следования маленькое озерцо, расположенное прямо в гранитной скале. По краям него росли маленькие, низкорослые, северные деревья.
Я остановился, и мы вышли из машины фотографировать эти незнакомые нашему взору – пейзажи.
- Я не думал, что тут так, - сказал Егор.
- Да, тут так. А дальше будет еще интереснее. Но, для начала мы поживем на острове. Для этого мы и приехали в Кемь.
Не доезжая до съезда с трассы в сторону Кеми, мы переехали через мост, слева от которого предстало перед нашим взором величественное, не смотря и на давно не ремонтируемые фасады, здание гидроэлектростанции на реки Кемь.
- Что это? – спросил Егор.
- Я думаю, что это ГЭС.
- А, что это ГЭС?
- Гидроэлектростанция, - пояснил я сыну.
На самом же съезде с трассы стояла патрульная машина ДПС. Но никто не вышел из нее, чтобы остановить нас. И мы так же спокойно продолжили свой путь к цели.
- Погоди Егор. Мне надо где-нибудь припарковаться здесь. Я должен позвонить хозяйке квартиры. Она попросила меня об этом, потому, что ей надо еще успеть дойти до дома, где мы сегодня будем спать, чтобы принести нам ключ, - сказал я и съехал на обочину, но в том месте, где меня не могли видеть ДПСники.
- Алло. Добрый день, Татьяна. Да. Да. Навигатор говорит, что еще семнадцать километров. Да. Я поехал, - сказал я в телефон нашей Кемьской хозяйке.
Вообще, даже если вы и посмотрели внимательно, в интернете, то место, где вы собираетесь жить в отпуске, все равно прибыв на место вы его не то чтобы не узнаете, нет, скорее воспримите совершенно по-другому, не так, как видели на спутнике в Гуголе, или в Яндексе, даже если вы и посмотрели выложенные там местные фотографии. Все равно то, что показал вам интернет будет мертво в вашем сознании ровно до тех пор, пока не оживет, получив свое реальное обличие, проникнув в вас посредством непосредственно увиденного вашими глазами на месте, одновременно с местным ветром и воздухом, которым вы будете тут дышать. Это словно ни как незапоминающиеся стихи, которые нужно выучить к завтрашнему уроку литературы. Они не запоминаются ровно до тех пор, пока вы их, что называется, не пропустите через себя, прочувствовав каждое четырехстишие, и поняв замысел автора сполна, со всеми его полутонами и намёками.
По дороге в город, слева от нас была какая-то воинская часть, потом пятиэтажки, где видимо жили семьи офицеров. И прямо во дворе, между ними, из одной из скал торчал, как бы взлетающий военный самолет, который был памятником.
- Смотри Егор, тут видимо где-то военный аэродром был. Я на карте смотрел не нашел ничего. Думал с Соловков в Архангельск самолетом слетать, а обратно сразу в Кемь тоже самолетом, но не нашел тут аэродрома. А он видимо был раньше, только вот военный, не гражданский. А так тут вокзал есть железнодорожный, и причал. Портом его никак не назовешь. Так, что на Соловки одна дорога, через Кемь.
Еще через несколько километров мы переехали через железную дорогу, видимо направления Москва-Мурманск, и сразу же оказались в городе, о чем нам сказал указатель, и, буквально через километр, на его железнодорожном вокзале, свернув от которого в сторону попали сразу же на нужную нам улицу.
Мы припарковались во дворе выложенной из силикатного кирпича, пятиэтажки, в которой, не смотря на ее длину, подразумевающую, как минимум четыре секции, имелось всего лишь два подъезда.
- Наверно коридорного типа, - сказал я сыну.
- Как это? – не понял Егор.
- А так, что длинный коридор внутри, и в нем много, много квартир, в основном однокомнатных, - объяснил ему я.
Я увидел, что к нашей машине идет женщина.
- Вот, это за нами, - сказал я и вышел из машины.
- Здравствуйте. Вы Татьяна? – спросил я.
- Да. Пойдемте, - сказала она и повела нас на четвертый этаж, в квартиру.
Вот, проходите. Тут собственно все понятно, - сказала она, и отдала мне ключь.
- А как же мне его вам отдать? У нас завтра катер в восемь утра, - спросил я Татьяну.
- А вы его просто положите в почтовый ящик.
- А потом, через четыре дня, когда мы обратно поедем, как вас найти? – спросил я.
- А вы мне позвоните с причала, я и принесу ключ. Во сколько у вас катер обратный?
- В семь вечера с Соловков выплывает, - сказал я.
- Ну, вот и прекрасно. До встречи через четыре дня, - сказала она.
- Подождите, а как тут у вас пройти в центр, к музею и деревянному храму? – спросил ее я.
- А вы и так уже в центре. Пройдете еще метров двести и будет площадь центральная. У нас городок-то маленький очень. Все друг друга знают.
- А скажите пожалуйста Татьяна, а где тут у вас фильм «Остров» снимали? – спросил я.
- Так рядом с причалом прямо и снимали, метров двести всего в сторону. Там сами и увидите все.
- Как тут все близко у вас, - сказал я.
- Так, а что им ехать-то куда-то? Здесь прямо в городе и дешевле и удобнее. У нас тут где угодно снимать можно. Везде разруха.
Татьяна ушла, оставив нас одних.
- Значит так, план такой. Сейчас на причал выкупать билеты на катер, а потом в музей, и к церкви деревянной восемнадцатого века, а потом домой, машину бросаем и идем есть, - скорректировал наши действия я.
Установив на навигаторе гостиничный комплекс «Причал», я пожалел о том, что решил сэкономить почти полторы тысячи рублей за ночь, выбрав квартиру в самом городе. До него нужно было ехать где-то, что-то около пятнадцати километров. И дорога оказалась не очень хорошей, мягко говоря.
Это было все же асфальтовое покрытие, и даже без ям, и трещин, но, при этом какое-то очень бугристое. Точнее не то чтобы бугристое, а волнообразное, и если ехать по нему медленно, то создавалось впечатление, что ты плывешь на лодке по волнам Белого моря, если же ехать быстро, то волны эти уже превращались из маленьких и безобидных, в огромные и отчаянные, бьющие в дно нашего плавательного средства с каким-то северным ожесточением и ненавистью ко всему южному и неприспособленному к местному суровому климату.
Мы выкупили билеты на катер, проникнув на рецепшен самого гостиничного комплекса «Причал», и уже собирались уходить, когда женщина с рецепшена, сказала:
- Завтра приходите за полчаса до катера. А лучше позвоните, потому, что погода тут меняется стремительно, и скорее всего все перенесут часов на десять утра. Парковку можете оплатить сегодня, - сказала женщина.
- Я чего-то боюсь заранее оплачивать. Знаете, эти всякие там приметы? – сказал я.
- Ничего страшного. Даже если что-то и произойдет вы всегда сможете получить деньги обратно, - успокоила она меня.
- Ладно, давайте действительно я ее оплачу. А обратно поеду очень медленно.
- С вас четыреста пятьдесят рублей, - тут же подсчитала она.
- Хорошо. Спасибо большое. А скажите пожалуйста, как пройти к тому месту, где кино снимали – решился спросить я, протягивая ей деньги без здачи, так как подъезжая к «Причалу» я, так и не заметил поблизости ничего похожего на увиденное мною в фильме.
- А это, как выедите от нас, так сразу за магазинчиком направо, и там метров сто надо проехать, если сможете. У вас джип? – спросила женщина.
- Нет, - сказал с грустью я.
- Тогда лучше пешком, - добавила она.
- А машину у вас завтра можно будет тут оставить на четыре дня? – спросил я.
- Да. Сто пятьдесят рублей в день.
- Хорошо. До завтра, сказал я, и мы вышли на улицу, а затем прошли к своей машине, и сев нее поехали прямо до поворота налево.
Но, что-то сам этот поворот выглядел на мой взгляд очень подозрительно, и я решил спросить еще раз у какого-то мужика, набирающего воду в огромные пластиковые канистры на колонке.
- Скажите пожалуйста, а как нам проехать к месту съемок фильма «Остров»?
- Сейчас, подождите, я воду наберу, и проведу вас. За мной поедите. Там быстро не получится. Асфальт положен прямо по бревнам. Да и на этой машине вы все равно далеко не проедите, - сказал он нам.
Набрав последнюю канистру воды до краев, он поставил ее к остальным ее родственникам, дожидавшимся ее стоя на тележке с маленькими колесиками. Впрягшись в нее, он медленно пошел в сторону того места, куда мы так стремились с самой Москвы.
Подождав чуток, пока он пройдет вперед, я не спеша поехал за ним, мерно подпрыгивая словно на кочках, вместе с машиной, на покрытых асфальтом бревнах. Так мы двигались всего лишь метров пятьдесят. Пока мужик, с рыжей бородой, не оставил свою телегу у ворот какого-то строящегося из бревен православного подворья, с маленьким деревянным храмом внутри.
- Вот теперь туда, на пригорок, еще метров пятьдесят, и вы сами уже поймете, как дальше. Оттуда все видно, уже будет, - сказал он, взмахнув своей натруженной рукой в сторону интересующего нас места, и его черное, практически монашеское одеяние затрепетало на северном ветре.
Я добавил газку, чтобы взобраться в горку с места, и вскоре оказался на узкой заасфальтированной еще при СССР, улочке, зажатой двухэтажными, деревянными домами, между которыми и действительно вскоре стало видно все те декорации, оставленные нам, простым смертным, после съемок фильма. Это была та самая, деревянная церковка, и сложенный из камня барак кочегарки, расположенный несколько поодаль на каменистом острове недалеко от берега моря.
И вовсе это был не остров, а скорее небольшой, каменный мыс берега, уходящий в Белое море.
- Егор, надо бросать машину здесь, и дальше идти пешком, - сказал я и заглушил мотор.
Мы вышли из машины, и спустились огородами к скалистому берегу моря, нащупав там еле заметную тропинку, ведущую к каменному мысу. Она петляла между банями, и маленькими заливчиками, сарайчиками, и разрушенными маленькими причалами, до тех пор, пока не привела нас прямо к самому началу этого, теперь известному на всю страну, но под названием Остров – мысу, выдающемуся в море, словно тянущемуся к его холодным, белым волнам, остужающим, и убаюкивающим его после выполненной им миссии.
- Давай подойдем к храму? – предложил я сыну.
Он ничего не ответил, так как был не многословным, в маму, и просто молча пошел за мной.
Несмотря на то, что мы сейчас находились всего лишь в ста пятидесяти, двухстах метрах от жилого микрорайона людей нигде не было видно. Их не было, как и на улице, между домами, так и здесь, на удалении от них. Но их присутствие все же ощущалось повсеместно. Во-первых, это протоптанные тропинки, аккуратно сколоченная мостовая из не струганных досок, идущая прямо по камням, сделанная только для того, чтобы не мялся мох под ногами.
Более того, в одном месте этот помост расширялся и на нем стояли две, грубо сколоченные скамейки по краям такого же грубого стола. Нигде не было мусора, ни бумажек, ни окурков, ни пластиковых бутылок, впрочем, как и знаков, предупреждающих о штрафе за разбрасывание мусора.
Сам храм стоял с заколоченными окнами и дверью, на которой была прикреплена кем-то шутливая табличка, написанная чем-то черным на куске широкой, обрезной доски. Она гласила: «Просьба не беспокоить после 24. 00».
Мы были сейчас здесь одни. И я спросил сына:
- Егор, а ты смотрел «Остров»?
- Нет.
- Но ты знаешь об этом фильме?
- Да. Мама смотрела. Я видел отрывки.
- Так значит ты узнаешь это место?
- Да.
- Сфотографируй меня тут пожалуйста, - попросил я его, и прошел к камням, на которые и присел, так, как они располагались как раз где-то посередине между деревянным храмом, слева от меня на переднем плане, и каменным бараком-кочегаркой, находящимся по правую мою руку, но на заднем плане и на островке в виде всплывшей, гладкой спины, окаменевшего древнего чудовища.
Несмотря на то, что на часах было всего лишь около пяти часов вечера, время здесь совершенно не чувствовалось. Сейчас могло быть и семь, и восемь вечера, и час ночи, и рассвет. И только фигура, забравшегося в море по пояс, благодаря резиновым штанам, рыбака с удочкой, говорила нам о том, что все еще длится этот неимоверно длинный, насыщенный впечатлениями день. И если бы мы могли прилететь сюда из Москвы сразу, на самолете то все равно бы моментально не просто заметили бы, но и прочувствовали ту разительную разницу между тем местом, где мы родились и выросли, и этим отрезком морского, каменистого, покрытого мхом берега.
- Интересно, а если бы я родился в Кеми, меня тянуло бы в Москву? – спросил я сына.
- Нет, - коротко сказал он.
- А тебя? – спросил я его.
- Не знаю, - сказал он.
- Ты знаешь, я всегда знал, что есть такое место где-то. Я его чувствовал в себе. Может быть во всем виноваты фотографии? Но ведь оны не передают запах, ветер, холод, влагу. Тебе никогда не снились эти камни?
- Не знаю, - ответил сын.
- Я был на Дальнем Востоке в армии, жил там целых два года. И мне портом постоянно снилось, что меня опять призывают в армию, и я еду туда же. Сейчас уже больше такое не снится. Прошло много времени. Конечно, я служил в Приморском крае, не на берегу Японского моря, а достаточно далеко от берега. Но, что-то очень крепко связывает эти места. Я не могу понять, что именно. И этот гарнизон от военного аэродрома, при въезде в Кемь, мне очень напоминает п/о Кольцевое, мою воинскую часть. Ты знаешь, я ведь тоже носил синие погоны, как летчик. А в петлицах у меня были крылышки. И ведь мы-то всего лишь маскировались под летчиков, а на самом деле были ракетчиками, но что-то тут есть.
А может быть мне не просто так снилось все время, что я вновь оказываюсь в тех местах? Может быть это ощущение полной схожести с теми местами и есть воплощение моих пророческих снов? Как ты думаешь?
- Не знаю.
- Да, тебе еще рано знать такие вещи. Но я буду о них с тобой говорить.
- Хорошо.
Мы шли обратно берегом моря, которое постепенно затапливало еще полчаса назад оставленные отрезки своего дна в прибрежной полосе, так, как прилив вступал в полную силу. К нам на встречу выскочила местная собака, неизвестной породы. Но в ней было что-то от охотничьей породы.
- Смотри пап это не Гасконский Грифон, как ты хотел себе купить? – спросил Егор.
- Нет конечно! Откуда тут Грифоны? Но… Что-то в ней от него несомненно есть, - ответил я сыну.
Собака остановилась перед нами в нерешительности на узкой тропинке. Из-за нее выскочила другая, уже никак не похожая на охотничью породу, с закрученным, как у Лайки хвостом. Видимо это был ее друг, или подружка. Она, как ни в чем не бывало пробежала мимо нас, оставив позади Кемьского Грифона.
- Это чья же такая красивая собака? – спросил я, глядя прямо в глаза застывшей на месте собаки.
Она жалобно заскулила. Так, словно звук этот доносился не из ее пасти, а был навеян нам ветром откуда-то со стороны поселка. И тут я понял, что это сучка.
- Иди к нам красавица! – сказал я.
Девушка поджала хвост, и изменив направление своего стремления, побежала назад, слегка под взвизгивая на бегу, но не лая.
- Мы прошли мимо бань и огородов, которые выглядели неестественно среди зарослей северного мха, и стали подниматься наверх, к жилым домам.
- Смотри Егор, они все поставили себе пластиковые окна. Дома старые, перекошенные, а окна новые, как будто у них у всех изменился взгляд.
- Да пап, и они все сделали как ты у себя дома после ремонта, - ответил сын.
- Как это? Ты, о чем? – не понял я.
- Они не стали делать открывающимися все створки, для того, чтобы было больше стекла. Ведь, как ты мне объяснял, когда все створки открываются, то сами переплеты получаются толще, и от этого меньше света, - объяснил Егор.
- Зачем же им тут больше света, если у них тут и так белые ночи? – спросил я.
- Не знаю.
- А я знаю.
- Почему?
- Потому, что тут очень мало солнца. Света много, а солнца мало очень. И сейчас тоже одни облака. Смотри, как только мы отъехали от Кондопоги, так сразу все небо заволокло облаками. А они тут живут.
- А у тебя в Москве тоже мало солнца?
- Нет. Просто я люблю, когда видно много природы сразу, когда мало стен. Так ближе к пониманию мира, - сказал я.
- Так может и они тоже поэтому так все делают? – предположил Егор.
- Все. Они все так делают. Посмотри сам. У всех окна стали больше из-за того, что меньше открывающихся частей. А в Москве так никто не делает. Только я. Да и то, все, кто приходил ко мне в гости, сказали, что я напрасно так сделал.
- Но ты правильно сделал.
- Спасибо Егор. Я рад, что ты заодно со мной.
- В Москве боятся солнца, - сказал сын.
- Да. Они не знают, как себя с ним вести.
- А может быть это еще и от того, что дома в Москве панельные и их не перекашивает. А здесь все кривое, и по этому людям не так важно то, что внутри. Ведь снаружи все гораздо интереснее.
- Именно. Здесь все открыты. И скорее всего это от того, что условия жизни тяжелые, да и нет никакой перенаселенности. Смотри, когда мы ехали, не было никаких поселков вдоль дороги по сто, сто пятьдесят километров. Один лес. Люди не мешают друг другу. Они уважают и любят других, не боятся их, понимая, что всем не легко, - сказал я.
Мы сели в машину, которая смотрелась на этой улице, как какое-то инородное тело. Гораздо органичнее здесь выглядел бы какой-нибудь джип. Но именно белый цвет нашей, практически двухместной машинки очень хорошо сочетался с пластиковыми оконными переплетами в старых, двухэтажных, бревенчатых бараках. Ведь и у нас было тоже очень мало открывающихся частей в машине, только две двери, и к тому же еще стеклянная крыша. А это так опасно в крупных городах, когда тебя все видят. Но только не нам с сыном. Ведь нам нечего скрывать, кроме мыслей, которыми мы и так со всеми делимся.
Мы ехали от причала обратно в город. Двенадцать километров волн. Машина прыгала на них, словно маленькое морское суденышко. Она понимала, что завтра ее оставят на берегу, и не возьмут с собой на настоящий, не киношный остров, где будут жить без нее, целых четыре дня. И поэтому она показывала нам, что и сама может прекрасно вот так вот раскачиваться на волнах, понимая, сто такое море, и как выглядит шторм.
Дорога сделала резкий поворот. Я заранее сбросил скорость, и перед нашими глазами открылось место только что произошедшей аварии.
Двое местных автомобилистов столкнулись здесь только что, практически лоб в лоб. И только благодаря тому, что дорога не ровная, скорости у них были видимо не такие большие, и никто не пострадал. Но сами морды машин были сильно разбиты. Перед одной из них стоял мужик, наверно ее хозяин, и поглаживая рукой волосы на своей голове, задумчиво смотрел на последствия столкновения, видимо прикидывая по деньгам стоимость ремонта.
- Все живы, и слава Богу, - сказал я и мы пролетели мимо этого места в сторону центра Кеми, чтобы успеть в деревянный храм, который я видел в ютьюбе, и в музей.
Через десять минут мы были уже на центральной площади города.
Я не знал куда ехать, поэтому и не мог набрать в навигаторе адрес. Но, интуитивно догадывался о самом направлении движения. И вдруг мы увидели указатель, который говорил нам, что мы на правильном пути. Мы свернули налево, и оказались на берегу бурной, каменистой реки, которая, как раз в этом месте впадала в море. Но трех шатровых завершений деревянного храма нигде не было видно, а ведь он был явно не ниже девятиэтажного дома. В городе с максимальной высотой зданий в пять этажей, данное сооружение должно было быть видно из далека. Это меня не то, чтобы пугало, скорее расстраивало, говоря о чем-то нехорошем.
Мы ехали параллельно реке, слегка удаляясь при этом от моря. Наконец дорога взяла чуть левее и в горку. Перед нами открылась следующая картина. Небольшая площадь, окруженная частными, одноэтажными домами, по периметру, и огромное, плотно закрытое строительными лесами деревянное сооружение, высотой не более десяти, двенадцати метров, по левому краю этой площади.
- Смотри папа! Это наверно и есть тот знаменитый Кемьский храм? – предположил Егор.
- Какой ужас! – только и смог я сказать.
Мы припарковались на площади, и вышли из машины, которая одиноко и неестественно смотрелась здесь, среди так масштабно развернувшегося строительства.
Слышен был стук топоров. На лесах работало много плотником. Мне показалось, что они спешили. Словно бы пытались наверстать упущенное, успеть к какому-то сроку, чтобы никто не увидел то, что сейчас осталось от храма. Чтобы никто и никогда не смог даже догадаться о том, что такое вообще могло с ним приключиться.
- Храм будет закрыт вскоре на капитальный ремонт, и ему предстоит серьезная реставрация, так как его деревянные стены сильно пострадали в последние годы из-за отсутствия субсидирования хотя бы на консервацию сохранившегося… - вспомнил я текст, услышанный в документальном фильме про Кемь, который я смотрел всего лишь пару месяцев назад в Ютьюбе.
- Это символ Кеми Егор.
- Был, - ответил сын.
- Да. Но они все сделают. Только вот теперь уже зачем? Вся Россия превращается в один, сплошной муляж, - сказал я.
Мы огляделись вокруг, и я понял, что стоящее в стороне кирпичное здание, и есть краеведческий музей.
- Пошли? – спросил я сына.
- Пошли, - согласился он.
И мы вошли в музей. Судя по всему, экспозиция его была не большой.
- Сколько у вас стоит билет? – спросил я женщину, продающую билеты, при входе.
- Сто пятьдесят взрослый, и пятьдесят детский. Можете заказать экскурсию за двести рублей, - ответила она, обрадовавшись посетителям.
Я заплатил за билеты, и вопросительно взглянул на Егора.
- Нет, без экскурсии, - ответили мне его глаза.
Мы прошли вовнутрь.
- Пусть бахилы наденут, - послышался чей-то голос из выходящей в первый зал музея, комнаты, не имеющей двери, но завешенной плотными шторами.
- Наденьте пожалуйста бахилы, - попросила нас женщина, которая была, вахтер, кассир, и экскурсовод, одновременно. Она так обрадовалась нашему приходу, что даже забыла напомнить нам о бахилах. Та же, вторая, что осталась неизвестной, подав лишь свой голос из комнаты, была менее сентиментальной.
Мы пошли по залам музея. За нами следовала забывчивая женщина, для которой видимо важнее все же было не соблюдение чистоты, а предоставление информации о своем городе, который она не только любила, но и гордилась им, понимая, что это ее Родина, и другой не будет.
Она так и ждала, чтобы мы хоть что-нибудь спросили у нее.
И я спросил:
- Скажите пожалуйста, а почему от храма ничего не осталось?
- Я так и знала, что вы спросите меня об этом.
- А как же не спросить? Ведь это символ Кеми, - сказал я.
- Его с девяносто первого года собираются ремонтировать. И вот теперь, когда министерство культуры все же выделило какую-то копеечку, реставрировать уже и нечего стало. Семьдесят процентов под замену. А ведь, если остается меньше сорока процентов, то, по закону памятник уже не может является таковым, он превращается в макет! – с возмущением, рассказала она.
- Почему же не было денег на это? Ведь это не просто церковь деревянная. На сколько я знаю, это конец восемнадцатого века.
- Денег нет в стране. Нет денег. Это катастрофа. Понимаете, этот храм стоит прямо на вместе впадения реки Кемь в море, и он просматривается со всех сторон, ведь это возвышенность. Да и сама крепость, которая была на этом каменистом острове, прямо посреди всех этих бурунов, так же была нашим символом раньше. Но она не раз горела, осаждаемая Шведами. Ее не раз смывало по весне рекой. Теперь же на ней гидроэлектростанция крупная, от нее электричество на Санкт Петербург идет. Но вода уже не такая бурная из-за плотины. И если крепость была разрушена еще в девятнадцатом веке, то храм можно было хоть как-то сохранить. Мы тут забыты всеми. О нас вспоминают только тогда, когда нужно очередную ГЭС построить. Хотели прямо здесь строить, перед храмом, так народ собрал подписи и удалось отменить это решение. Не знаю на долго ли? И если бы не этот фильм, то о нас так и не знал бы никто ничего. Только паломники на Соловки приезжали бы время от времени, и все. За счет вас город и живет. Теперь больше у нас ничего и нет. А раньше даже школа шкиперов была до двадцать третьего года, - рассказала женщина, словно я задел ее за живое.
- А вам не кажется, что сейчас все повторяется, как тогда, после революции? – спросил ее я.
- Да. Один в один! – ответила она.
- А потом наступил тридцать седьмой год, - сказал я.
- Он уже наступил, - поддержала она меня в моих мыслях.
- Но, сами посадки еще не начались. Все будет слегка по-другому, я думаю. Сначала развал всей страны, а потом героическое ее восстановление. Храм же, в итоге восстанавливают. Хотя это уже не он. Это муляж. Макет, если угодно. Подмена святынь, - сказал я.
- Я больше не могу об этом думать и говорить. Мне хорошо тут в музее. В нем можно жить прошлым, воспоминаниями. И вы знаете что? Мне уже и не нужно могущества России. Мне хватает того, что у меня есть. Это мой город, моя Родина. Мне здесь хорошо. Я не знаю, откуда вы приехали, но мне это не важно, просто хочу, чтобы вы об этом знали, - сказала она нам.
- Мы из Москвы. Но это не имеет никакого значения. Я, в отличие от вас здесь, не могу там больше жить, хотя это моя Родина. Мне там невыносимо тяжело. Весь город против меня. Но вам этого не понять. У вас тут легко дышится, и я, если честно, забыл все, что меня там тревожило, и не хочу возвращаться к этому даже мысленно, - сказал я.
- Давайте лучше не будем об этом. А вот тут, посмотрите, макеты поморских кораблей. У нас тут все на общественных началах. Сами все экспонаты делаем. Есть у нас тут умельцы. Вот, например, макет Кемьской крепости вообще школьники из спичек сделали, - перевела она тему разговора.
- Почему же Петр Алексеевич не стал брать у поморов основы для формирования Российского флота? Вон ведь сколько у них принципиальных различных, конструктивно, моделей кораблей. И двухмачтовые есть, и двухпалубные. Ведь, когда в Европейской части Руси были только галеры, с одним парусом, который не давал возможности идти против ветра, Поморы уже во всю ходили по морю против ветра на своих Кочах, и доходили даже до Золотого рога, под Владивостоком. Там нашли якоря от Кочей. – спросил я.
- А потому, что, как у нас все!? Все, что с Запада – то лучшее. И Петр, собственно и заложил эту тенденцию! – сказала она.
Таким образом несколько маленьких залов музея, расположенного в здании бывшего Кемьского банка мы прошли за час, который пролетел так стремительно, что только в конце экспозиции я вспомнил о том, что ели мы только в девять утра.
- А, скажите пожалуйста, где можно тут у вас поесть? – спросил я нашего бесплатного экскурсовода, остановившись как раз у того окна, которое смотрело на самый центр города, который был, где-то там, в том месте, где бурная Кемь впадала в морской залив, в бесконечной попытке, все же смыть с лица земли тот каменистый остров, на котором первоначально и ютилась нынешняя Кемь.
- Так вот там вот, как раз, куда вы и смотрите. Видите, храм с серыми куполами, каменный? Возле него красная крыша.
- Да, - сам не веря в то, что я чего-то вижу, сказал я.
- Вот это и есть ресторан. Он у нас один. Зато какой! Еще дореволюционной постройки, а рядом с ним вон то двухэтажное, похожее на барак здание с зеленой крышей видите?
- Да, - на этот раз действительно разглядел я.
- Так вот в нем и жил сам начальник Соловецкого лагеря, со своей семьёй.
- А, что же это они-ресторан-то не закрыли? Храмы позакрывали все, а его не тронули! – спросил я.
- Так, а где же бы они тогда пирушки свои устраивали? Работа ведь тяжелая у них была, нервная. Вот они и отдыхали там, по вечерам. Только благодаря этому и храм возле него не разрушили наверно.
- Так у вас и ресторан в городе даже с историей? Там есть-то можно? А то я боюсь той его, дошедшей до наших времен, энергетики, - спросил в шутку я.
- Конечно можно! – улыбнулась женщина-экскурсовод.
- Спасибо большое вам за нашу экскурсию, - сказал я.
- Да, что вы! Какая экскурсия!? Мне просто приятно было пообщаться с единомышленником, - сказала женщина. И только тут я понял, что она моего возраста.
- Знаете, что? Вот, возьмите, - сказал я и протянул ей двести рублей, прекрасно понимая, что не обижу ее этим.
«За счет вас город и живет». – вспомнились мне ее слова.
Женщина виновата взяла деньги, сделав вид, что не обиделась. Но я знал, что делаю. По-другому я не мог.
- До свидания. Мне хорошо у вас. Тут я отдыхаю душой, - сказал я.
- Приезжайте, - с улыбкой сказала она нам в след.
Мы вышли на площадь перед разрушенным храмом.
Мужики, плотники устроили себе перекур, и сидели перед стройкой в ряд на огромном тесанном бревне, пуская струйки дыма в воздух. Двое из них разглядывали внутренности нашей машины, заглядывая в окна и что-то при этом обсуждая. Увидев наше приближение, они вежливо отошли в сторону.
- Наверно не из Москвы, и не из Питера. Местные мужики, скорее всего, - сказал я сыну.
Мы сели в машину и поехали на квартиру, чтобы оставить там машину, и наконец-таки пойти поесть.
Припарковавшись возле дома, у нас даже не было сил на то, чтобы подняться в квартиру. Бросив машину, мы тут же пошли обратно в центр города, благо идти нужно было что-то около полутора километров, не больше.
Это было трехэтажное, кирпичное здание, с огромными окнами на половине второго этажа, которые распространялись и на третий. Видимо там и был сам зал ресторана, который почему-то был поднят на этаж от земли.
- Странное решение. Ресторан на втором этаже. А вход в него с торца здания, через простую двух маршевую лестницу, - сказал я сыну, когда мы вошли в подъезд и начали подниматься.
До последнего момента я не верил в то, что мы попадем в ресторан. В Москве все подобные попытки, найти разыскиваемое, всегда заканчивались для меня ничем. Я уходил с пустыми руками, забредя в такие дебри, что потом долго выбирался обратно. Здесь же, далеко от Москвы, впрочем, как и в Кириллове, где был подобный ресторан, с названием «Русь», все поиски приводили только к положительному результату, не смотря и на то, что дорога никоим образом не давала и малейшего намека на успех мероприятия.
- Здесь все как-то по-настоящему. Если ресторан, то он есть, и работает. Если музей, то он открыт. Если храм, то вот он, даже если и разрушен. Не то, что у нас, где все как-то не по настоящему, словно во сне, - сказал я сыну, когда мы, оказавшись на втором этаже прочитали маленькую вывеску на стене, говорящую нам о том, что ресторан с одноименным названием «Ресторан» - открыт. И, что самое удивительное открыт и сегодня и в данную минуту. Это поразило меня.
Из маленького, с низкими потолками, коридора, мы вошли через витражные двери в огромный, двухсветный объем зала ресторана. Он удивил нас своим пространством и высотой потолка. Сама дорога к этому залу не оставляла даже надежды на то, что тут, где-то в самом ее конце нас ждет такой простор.
Сам интерьер зала говорил нам о том, что это далеко не Москва. Тем более, те, нелепо сколоченные под потолком антресоли, на которых удалось разместить дополнительные столы, так нелепо примостились под потолком, оставившим на себе еще часть дореволюционной лепнины.
Внутри пахло вкусной едой. Но не было ни одного человека. Только с кухни, хорошо просматриваемой через отсутствие разделяющей ее от зала стены, заменённой только лишь длинным прилавком, словно это была столовая, доносились звуки приготовляемой пищи.
Я кашлянул.
Через мгновение, перед нами возникла фигура молодого человека, явно не повара.
- Добрый день. У вас можно поесть? – спросил я.
Молодой человек смотрел на нас с нескрываемым удивлением, словно мы спросили его о том, чем он никогда не занимался. Но, быстро справившись со своим удивлением, он ответил:
- Да. Но только придется подождать.
Я вспомнил, как мы с Егором зашли в пафосный ресторан в Выборге, который располагался в старой каменной, круглой башне, на рыночной площади, в центре старого города. И нас там так же предупредили о том, что ждать придется минут сорок, потому, что они не ждали нас.
Но, сегодня у нас не было альтернативы, в отличие от Выборга. И я сказал:
- А долго ждать? Полчаса?
- Нет! Минут двадцать. Не больше, - успокоил нас молодой человек, который все же скорее всего и был хорошо замаскированным поваром. На нем был Норвежский свитер с оленями, и на лице его красовалась рыжая борода. И мен показалось, что мы не в России. Но где?
- А можно мы сядем вон там вот, на антресоли? С нее так хорошо видно, как Кемь впадает в Белое море? – с шуточным пафосом, спросил я.
- Да, конечно, - разрешил шкипер, с рыболовецкой шхуны, уловив нотку юмора в моем вопросе.
Не прошло и минуты, как перед нами лежали два меню, которое оказалось вполне разнообразным.
Просмотрев его бегло из-за сильно давящего чувства голода, я сказал:
- Ты, как хочешь, а я возьму эту их местную уху на молоке, по Саамски, а на второе треску с картошкой, с овощами, в горшочке.
- А я тогда бургер, - сказал Егор.
- Ты опять за свое? Это не Москва, - с улыбкой сказал я.
Мы заказали все у шкипера. И, что самое интересное, он не отказал нам в нашем желании. Не сказал, что не может приготовить то, что мы заказали. Тут явно было что-то одно из двух. Либо он был волшебник, либо мы угадали как раз то, что у него и было припасено на сегодня.
Но, самое интересное, что ровно через двадцать минут, он принес нам именно то, что мы заказали. И эта еда выглядела именно так, как может выглядеть только свежеприготовленная, с пылу с жару пища.
Я взял пиво, а затем еще и сто грамм водочки.
В наше окно виднелся тот самый барак, в котором раньше и жил руководитель ГУЛАГа, а точнее не один, а со своей семьей. Не знаю, когда, и кто именно его построил, но, именно сейчас оно выглядело каким-то приземистым, несмотря на то, что мы сидели всего лишь на втором свете второго этажа. Но, тем ни менее, нам казалось, что даже сам зал ресторана, построенный гораздо раньше всех этих решающих многое в истории России, да и православия в целом событий расположен гораздо выше этого затхлого, выбранного убогими представителями той власти – жилья. Оно было даже ниже того самого места, где они удовлетворяли свои непосредственные требы, такие, как трапеза, которая у них превращалась в некую вакханалию, сопровождаемую нелепыми самоутверждающими их пустую суть тостами, и речами во славу власти, и ее дел, таких же, собственно, как и она, нелепых и бессмысленных первое время ее становления. И только потом выросших в какой-то общенациональный смысл, поднимающий нацию из болота, опущенную туда чуть позже, что интересно – тем же самым правительством.
Мы шли обратно. Была половина восьмого вечера. На улицах почти не было людей. Город готовился к белой, как море ночи.
Квартира была очень уютной. Балкон остеклен, но его ширина не превышала пятьдесят пять сантиметров. Прямо под окнами протекала какая-то маленькая, очень узкая, и извилистая речка.
- Папа, давай закроем шторы, - попросил Егор.
Он очень плохо спал в Москве. Так же, как и я. Большой город очень сильно влияет на сон. И тут, в Кеми, Егор думал, что белая ночь будет мешать ему спать. Я закрыл шторы. В комнате стало темно.
Перед поездкой Егор купил себе объектив на фотоаппарат. Он давно собирался это сделать. В этом путешествии нам нужен был хороший объектив. Я знал, что он не раз пригодится. Это северное море, со своими обитателями. Оно всегда неожиданно сюрпризами и подарками, которые надо всего лишь успевать ловить, как частичку вечности, подаренную нам им.
Я встал первым, рано утром, часов в шесть, и пошел в ванную, принять душ, так как наливать воду в ванную мне не хотелось по той причине, что здесь, в Кеми, она была коричневого цвета.
Когда я вышел из ванной комнаты. Мне показалось, что на улице похолодало. Нужно было идти в машину за термобельем, которое мы надеялись все же не надевать в этом путешествии, но нам предстояло морское путешествие, поэтому я пошел вниз, к машине.
При выходе из подъезда, не смотря на ранний час, стояла девушка, и разговаривала по телефону.
- Откуда я знаю, как вызвать такси. Да здесь я здесь, у Любки. Приедешь за мной? Нет? А почему? Сломана? – говорила она кому-то.
В тот момент. Когда я проходил мимо нее, она, как раз прекратила свой разговор, и обратилась уже ко мне:
- Извините, а вы не знаете телефон такси в Кеми?
- Нет, - ошарашенный вопросом, ответил я на ходу.
Я подошел к машине и решил, вставив ключ в зажигание посмотреть на включившейся приборной доске температуру воздуха за бортом. Она оказалась шесть градусов по Цельсию.
Я вернулся обратно наверх, и прилег, время от времени поглядывая на часы. Было всего семь часов. Провалявшись таким образом до восьми, я разбудил сына.
- Егор вставай. Умывайся и поедем на причал. Лучше приехать пораньше. Так мне будет спокойнее. Тем более сам знаешь какая там дорога, - сказал я.
Егор вставал неохотно.
- Одевай термобелье. На улице шесть градусов, - сказал я.
Он на автопилоте надел его на себя.
Через полчаса мы спустились вниз, бросив в почтовый ящик ключ от квартиры. Сели в машину и поехали по сонному городу, на улицах которого никого не было. Да и можно ли было назвать улицей ту узкую полоску асфальта, зажатую между деревянными, одноэтажными избами?
Еще через двадцать пять минут мы уже подъезжали к туристическому комплексу «Причал». По дороге нам встречались сонные местные жители, добирающиеся до работы на велосипедах. Кто-то шел пешком. Все они, словно зомби, выплывали из тумана, а затем опять исчезали в нем, по мере отставания от нас. Утро было тревожным и непредсказуемым. Солнце на небе явно не собиралось показываться.
- Наверняка катер перенесут, - сказал я Егору.
Тот ничего не ответил, разглядывая уныло протекающие в наших окнах пейзажи, сформированные в основном из Карельской березы, плотно прижавшись друг к другу, заполнившей все пространство слева и справа от нас вдоль дороги.
Подъехав к шлагбауму, я сказал, что на парковку, и показал оплаченный еще вчера талончик. Бородатый мужик неохотно пропустил нас, закрыв за нами шлагбаум. Я припарковался перед центральным зданием туристического комплекса.
Мы прошли в здание гостиницы, на рецепшен, где уже накопилось много народу. Нам даже и не пришлось спрашивать о переносе времени отплытия. В вестибюле все только об этом и говорили.
- Пока только на десять часов дня, а потом будет известно, - говорила вчерашняя, дежурная девушка с рецепшена, какому-то туристу с рюкзаком.
- Егор, пошли машину, переставим ее к причалу, погуляем здесь, посмотрим, что к чему, позавтракаем, короче убьем время, как умеем.
- Давай пап.
Мы сели в машину и поехали в сторону причала, где имелась огромная парковка, на которой было много джипов из Москвы, и еще больше из Питера. Легковые машины были только с Европейскими номерами, в основном из Финляндии.
Припарковавшись, мы остались в машине, наблюдая за передвижением групп людей, добравшихся сюда, кто на чем смог. Некоторые были одеты по-летнему, несмотря на то, что лето здесь наступает не в июне, а в июле. Мимо нас проходили какие-то длинноногие девушки в коротких юбках, закутанные в шарф, с развевающимися на ветру длинными, распущенными по-городскому волосами. Мужики в теплой, приспособленной для рыбалки одежде. Мамаши с одетыми по-зимнему детьми.
Публика была настолько разнообразной, что казалось, что все они спаслись в последний момент, убежав от какого-то всепоглощающего, мирового коллапса, не успев взять с собой нужные вещи. Некоторые из них выглядели несомненно подготовленными к данному бегству, но, при этом глаза их были пусты и не выражали абсолютно никаких чувств, ни страха, ни радости, ни горя. Вся эта бездельно шатающаяся толпа, передвигалась по берегу, заходя время от времени в свои автомобили, или в кафе, для того чтобы съесть чего-то на нервной почве, или выпить алкоголь, согревающий душу на этом пронизывающем до самых костей, летнем, северном Беломорском ветру.
- Пойдем съедим чего-нибудь? – предложил я сыну, прекрасно понимая, что теперь довольно нескоро придется нам поесть в ресторане. Я совершенно не знал о том, что представляет из себя этот загадочный остров, на котором я давно мечтал побывать.
- Пойдем, - согласился Егор.
Мы вошли в кафе.
И мне показалось, что в нем собрались все те, кто со вчерашнего утра ждал сегодняшний катер, постепенно накапливаясь в Кеми, и непосредственно здесь на «Причале».
Все из присутствующих здесь людей прекрасно понимали, что надо поесть здесь на материке перед отплытием. По этому кафе еле вмещало в себя всех желающих, которых было не так уж и много, но само по себе оно было не большим.
Сев за крайний столик и заказав себе плотный завтрак, я кашу и яичницу с беконом, Егор гамбургер и Кока-колу, мы расслабились в ожидании заказанного.
Время текло неимоверно медленно. Казалось, что время отплытия переносится не из-за того, что на море продолжается утренний шторм, а только лишь потому, что капитан ожидает еще партию беженцев, спасающихся от того, оставленного ими далеко позади – мира, погибающего во всепоглощающей его стихии, не щадящей никого, кто посмел остаться в нем не испугавшись ее.
Мы старались есть не спеша. Но это не помогало. Я вспомнил, как, будучи маленьким ребенком не умел ждать, все время капризничая и вытягивая нервы из мамы. Егор был не таким, да и я не был его мамой. Он, словно взрослый, опытный путешественник переносил все тяготы походной жизни, только лишь ради достижения поставленных перед собой целей, прекрасно понимая, что только таким образом можно узнать то-то новое, перетерпев все невзгоды и лишения.
Наконец мы все съели.
- Пошли? – предложил я какое-то движение.
- Куда? – спросил Егор. И мне показалось в этот момент, что не он, как мне бы было понятней, а я сам, словно маленький ребенок, не знаю, чем занять себя, и от этого не нахожу себе место.
- На причал.
Мы встали из-за стола и вышли на улицу. Сильный, шквалистый ветер тут же ударил нам в лицо неся с собой морскую влагу и запах соли.
- Пойдем к берегу? – предложил я.
- Пошли, - согласился Егор.
Мы подошли к самой воде, метрах в ста от причала. Здесь, между сараями было тихо, и волны были совсем маленькими. В этот момент из-за туч выглянуло северное солнце.
- Может быть еще разгуляется? – с надеждой в голосе, предположил я.
Здесь, на берегу, в Кемьском заливе, шторм не так чувствовался, как в открытом море. Само Белое море не глубокое. Но этот факт все равно не спасал нас от величины угрожающих нам волн.
- Неужели опять отменят? – спросил меня, проходящий, медленной походкой, гуляющего туриста, человек с рюкзаком за спиной, в походной одежде.
- Я не думаю. Но я тоже первый раз тут, как и вы наверно? – предположил я.
- Я первый раз. Но, говорят, что вчера утром тоже отменяли катер из-за шторма. Я не понимаю, а как же тогда в других морях? Тоже все время отменяют? – спросил молодой человек.
- В других морях катера большие плавают, а не то на чем поплывем мы. Вон он стоит у причала. Он даже не двухпалубный. Таковым его можно назвать, только если считать за этаж капитанский мостик, - сказал я.
- Нет, там есть еще открытая палуба, на крыше, - поправил меня собеседник.
- Ну, все равно же это не огромное судно, а маленький катерок, человек на пятьдесят, не больше, - сказал я.
- Да, это так, - в задумчивости сказал молодой человек, удаляясь в сторону катера.
- Егор, пойдем выпьем чего-нибудь крепкого? – предложил я сыну.
- Я не пью, - ответил он.
- А я тебе и не предлагаю, - с улыбкой ответил я.
Мы пошли обратно в кафе. По дороге нам встретились голоногие, еще полчаса назад, а сейчас полностью утепленные, переодетые в длинные шерстяные юбки, паломницы, с уже проступающими на их лицах улыбками.
Я подошел к барной стойке, в глубине кафе и уставился на огромный, представленный там выбор Карельских наливок.
- Скажите пожалуйста, а вы не могли бы мне налить грамм сто, а лучше сто пятьдесят чего-нибудь крепкого, вроде водки? – спросил я девушку, нарисовавшуюся тут же передо мной за барной стойкой.
- У нас очень много наливок, и все они очень вкусные. Есть из морошки, из смородины, местной клюквы. Все, что хотите. Но, так же много и импортных. Вы что предпочитаете? – спросила красивая девушка меня.
У нее были длинные, черные волосы, убранные по древне Новгородски, но естественно без головного убора. Темно-карие, смелые глаза, и стройная фигура.
- Я предпочитаю исключительно Российское, и особенно местного разлива.
- Тогда возьмите настойку на клюкве, - тут же предложила она мне.
- А она не слабая? – усомнился в напитке я.
- Нет, что вы!? Все сорок градусов, как положено, - с улыбкой, ответила она, заглядывая мне прямо в глаза.
- Хорошо, давайте на клюкве, - согласился я и присел за ближайший к бару столик.
Я пил медленно, словно это был коньяк. Да и сама настойка позволяла такое с ней обращение.
Егор сидел молча напротив меня и играл с фотоаппаратом, в ожидании того удовольствия, которое возможно принесет ему новый для него объектив, хотя и купленный у кого-то по объявлению в интернете за полцены из-за того, что им уже изрядно пользовались. Сейчас все так делают. Новую оптику мало кто уже покупает.
Напротив, меня сидели двое молодых людей, парень и девушка. Видимо они были муж и жена, но, как мне показалось, у них не было детей. Когда я брал себе выпить его жена, как-то странно посмотрела на меня. Так, словно я чем-то нарушал закон. А через мгновение ее супруг повернулся, чтобы посмотреть на меня. Они явно приехали сюда не на машине.
Он был высокого роста, худой и в очках, не по возрасту начинающий лысеть. Одеты оба они были по-походному. В теплых штанах и свитерах. Мне показалось, что вместе они не очень давно. Может года полтора, не больше. Но все это было совершенно не мое дело. Меня только расстраивало то, что я вызываю у них какое-то раздражение, или мне так казалось. Но у молодого человека, это скорее всего был все же какой-то интерес. Он бы и сам сейчас с удовольствием выпил бы, но его что-то сдерживало. И это, что-то сидело напротив него.
- Трезвенники, - подумал я.
- Алкоголик, - подумала девушка.
- Молодец мужик, - подумал парень.
- Пап, уже половина десятого, - сказал Егор.
- Ну, и что? – спокойно ответил я.
- Пора.
- Ты думаешь?
- Я уверен.
- Тогда пошли, - сказал я и допил махом остатки настойки налив их в рюмку из маленького, кругленького графинчика, который, только своим внешним видом уже создавал приятную атмосферу расслабленного времяпрепровождения.
Я расплатился, и мы вышли на улицу. Ветер стал по тише. Мимо нас прошел человек одетый явно по-летнему, лишь только тоненькая курточка, с застегнутой до самого верха молнией, могла сказать о том, что ему тоже, как и всем сейчас холодно.
- Скажите, а там есть бар? – спросил он меня, слегка притормозив.
- Конечно, - со знание дела, ответил ему я.
- Замечательно, - сказал он, и тут я заметил, что от холода у него стучат зубы.
Мы же пошли в машину за вещами.
Я открыл багажник и на минуту задумался. - Егор, как ты думаешь, брать сапоги резиновые? – спросил я сына.
- Не знаю пап.
- Значит возьмём, - сказал я и стал запихивать в сумку незапихуемое.
В этот момент мимо нас прошла компания, состоящая из пятидесятилетних мужчин, мужественного вида, в охотничьих костюмах и резиновых сапогах. Их было трое. У всех за спиной были огромные рюкзаки, а в руках удочки. За ними семенила какая-то женщина, которая что-то быстро говорила им в ответ, пытаясь не отставать.
Я прислушался, и ветер донес до нас обрывки их разговора.
- Да, там есть рыба, - видимо отвечала на их вопрос женщина.
- А ее ловить разрешено? – спросил один из них, обладатель приличного, нажитого не простым путем брюшка.
- Конечно. Вы можете даже договориться и зафрахтовать катер, - опять долетел до нас женский голос.
- Это то, что нам нужно, - сказал уже другой из этой рыболовецкой троицы, тот, что был самым худым из них, но у него, зато висел за спиной самый огромный рюкзак.
Третий же мужичок, в сапогах по самый пах, шел молча, и курил.
Народ стремительно заполнял собой причал. Судя по всему, посадка могла начаться в любую минуту.
- Пап пошли? – взволнованно спросил Егор.
- Да, теперь пора, - ответил я и мы, закрыв машину, пошли в сторону причала.
Оживленная, радостная толпа заполняла собой катер. Никто и подумать не мог о том, что шторм на самом деле просто затих, но ни в коем случае не закончился. И даже специальные бумажные пакетики, прикреплённые на стенде в пассажирском отсеке катера, не заставили никого задуматься о том, как коварен на самом деле простой Беломорский шторм.
Многие, самые отчаянные, даже пробрались в головной отсек, где качает, как известно, больше всего, даже не подозревая о последствиях своего выбора.
Катер слегка качало на волнах.
Наконец погрузка была закончена, и матросы отдали швартовый. Мы постепенно отчаливали от причала.
Зазвучала музыка. Из-за сильного ветра и грохота дизеля было сложно понять, что это за музыка. Но, спустя полминуты, я догадался, что это «Прощание Славянки».
Я вспомнил, как мы с папой уезжали из Симферополя на поезде. Нас провожала тогда моя бабушка, папина мама. Она стояла одна на перроне и плакала, а по радио, на весь вокзал разносилась эта же самая мелодия.
Мама уехала раньше в том году из-за моего брата и нас ждала нас в Москве.
Бабушка плакала не просто так. Она что-то чувствовала
Папа сказал тогда в открытое окно стоя в коридоре вагона:
- Мама не плачьте. Все будет хорошо. Нам же надо уже в Москву. Володе в школу идти нужно.
- Да, да, Сыночек. Я все понимаю, - ответила баба Лена, не сумев справится со своими слезами. Она достала мятый платок, и попыталась им вытереть их. Но уронила его на перрон.
Поезд тронулся именно в этот момент, и папа громко сказал:
- Мама, поднимите платок!
- Что? Зачем!? – как-то беспомощно ответила она, смотря на нас, как мы медленно ускоряясь удаляемся от неё, вместе с поездом, оставляя одну.
Папа долго стоял у открытого окна. Но он не смотрел уже в сторону своей мамы. Он смотрел далеко в Крымскую степь. Мы уже проехали посёлок ГРЭС. Потом, только минут через десять пятнадцать, он сказал мне, справившись с собой:
- Пойдем в купе.
- Пап, а почему бабушка плакала? – спросил его я.
- потому, что она знает, что больше не увидит нас.
- А почему не увидит? – не сдавался я.
- Потому, что она уже очень старенькая, - ответил папа.
- Папа, ты слышишь? – спросил Егор.
- Да Егор. А ты узнал мелодию? – спросил в ответ я, вспомнив, что как-то рассказывал ему про этот эпизод из своего детства.
- Да.