Вечером накануне выставки Марина выглядела печальной. Володя поначалу только наблюдал, ожидая, не захочет ли она сама объясниться, но она молчала.
– Что такое? – спросил он наконец. – Ты волнуешься?
– Нет, – произнесла она почти безразлично, потом притянула его за руку и усадила рядом. – Это другое. Да, так вышло, я – художник. Принято считать, что художник рисует для других, для зрителей, но это неправда. Я рисую просто потому, что не могу не рисовать. Это мой способ жить. У меня «руки чешутся». Каждый рисунок – это как музыка, как песня моей души. И о чём я пою? Иногда радуюсь, иногда грущу. Это моя жизнь, мой мир, и это – моё личное дело! – последние слова она выкрикнула так, точно спорила с кем-то, а тот пытался возражать.
Володя слушал с тихой улыбкой, поглаживая её тонкую нервную руку, которую она временами пыталась у него отобрать, но он не позволял.
– А потом приходят все эти люди, которых я даже не знаю, все эти толпы, и то, что вчера ещё было частью меня, моей личной жизни и моей истории, сегодня уже мне не принадлежит. Как это, по-твоему?
Володя, который прекрасно знал, как круто меняется Маринкино настроение, а вместе с ним – и все её суждения, только нежно поцеловал её руку, погладил волосы и сказал спокойно:
– Давай доживём до завтра!
"С точки зрения...", отрывок из романа