Значение Интуиции

Александр Бурлаков
Пятьдесят лет назад на планетах вокруг Тройта государств было много, но они разделились на два политических лагеря. Очень немногие, обычно слабые, как Воштония, придерживались нейтралитета.
 
Я всегда мало интересовался политикой – был поглощён своей работой. Зато политики не давали мне покоя с т ой поры, как один из пронырливых, но ничего не смыслящий в естествознании журналистов,– только ради того, чтобы любой ценой распиарить своё имя,– он выудил из совершенно обыденных дел в моих лабораториях нечто сенсационное и ляпнул: «Эверс готовится произвести переворот в сознании человечества…» Да – кажется так, у меня где-то валялась эта газетёнка – по всей вероятности, сегодня сгорела. Оргал оказался карателем невежд: меня покарал за невнимание к термодинамическим потокам, а жалкую писанину за несусветную галиматью.

На самом деле, мы: я с группой коллег и учеников – отобранных нами способных студентов, изучая разные виды вирусов, приблизились к открыванию той формы, какая по всем своим признакам должна была бы первой появляться в любой жизнеспособной среде. В начале процесса эволюции! Свойства её – понятно, были особенными. Уникальными! Она ещё будто не знала, кто она: не то животное, не то растение, не то грибница – откуда ей черпать энергию для жизнедеятельности.
Я понимал: какую ценность для власть имущих представляло наше открытие, и то, что произойдёт если эти полуграмотные существа воспользуются им. Поэтому, когда за несколько дней до решающего момента мой начальник объявил, что на экспериментах будут присутствовать военные плюс ещё какие-то спецы, я на отрез отказался. Тогда в мою убогую квартирку нагрянули гости на чёрных бронированных лимузинах. Мне огромный счёт в банке, персональное авто высшего класса с личным водителем, плюс отдельный дом со штатом прислуги – и тому подобное. Я ответил, что если они меня не оставят в покое,  то я уничтожу все записи, диски и лабораторию.

Меня оставили в покое,  зато взялись за жену, сделав заложником нашего годовалого сынишку. Они внушили ей, что я обезумевший от перенапряжения извилин тип, отказывающийся от всех земных благ, из-за неуёмного тщеславия, а возможно, уже завербован агентами враждебного социально-политического лагеря. Сильные того мира заставили мою Эльзию выдать мои труды одному из болванов в кожаном кресле, зазубрившему в университете пару книжек и видевшему себя великим мыслителем,– словом, учёному прирученному правителями страны. Этот, обласканный судьбой щёголь, сумел понравиться Эльзии, сделав её любовницей, он за месяц-другой получил материалы, над коими трудились без малого лет тридцать, а оплатой за всё стала моя жизнь и здоровье Тигера. Как только мои бумаги и файлы перекочевали в его перепачканные грязными деньгами руки, меня выгнали из института, затем вообще выселили из города. Только тогда я осознал масштаб содеянного моей женою и её подельником! Меня охватил ужас отчаяния, весь Мир казался мне затихшим в предсмертном мгновении. Лишь несколько моих бывших учеников остались со мной, поселившись предгорном селении, однако, и они были охвачены жутким предчувствием надвигающейся катастрофы. Мы были подавлены! Во всех газетах и журналах, по телеканалам во всю трезвонили о предстоящем эксперименте, прогнозируя неминуемый ошеломительный успех. Называли это событием тысячелетия, а меня сперва называли тронувшимся умом горе учёным, а позже и вовсе перестали упоминать. На всех планетах нашей системы следили за событиями в Саэрнии. Для проведения завершающей стадии отгрохали новый научный центр, напичкали его аппаратурой, но минул год, а ничего так и не произошло, да и словоохотливость газетчиков пошла на убыль: вскоре эта тема убралась с первых полос. В научных передачах стали с большим интересом болтать о шаровых молниях.
Вдруг, в лачугу, в которой я обитал, заявилась моя жена и привезла сына. Я был потрясён их видом: получив всё, что ему требовалось, мой соперник из обаятельного, услужливого господина превратился в изувера. Выяснилось: у псевдо гения так ничего и не получилось! И он принялся пытать её, издеваться над моим сыном, заподозрив, что она утаила от него часть рукописей либо продала их агентам, так ничего и не добившись, мой враг и связанные с ним заправилы убедились, что Эльзия не представляет всю ли информацию им передала. Они отпустили мою бывшую жену, понадеявшись, что ей удастся вымолить у меня прощение и уговорить меня помочь сопернику ради будущего нашего сына. Но я окончательно увидел, что с такими правителями ни у нас с сыном, ни у Ферзии будущего не будет. И это почувствовал не я один: стало известно, что копии моих рукописей попали-таки заграницу, и там ускоренно занялись подобными исследованиями. По сути – катастрофы было уже не избежать! В то же время это была моя моральная победа над противником: судьба предоставила мне шанс изменить наш Мир.

Прежде всего, я, благородно простив свою бывшую жену за измену, накормил её и сына чем смог: друзья принесли мне немного продуктов,– и уложил спать. А сам сел возле кровати на шатающийся стул: в моей лачуге не было даже света, не говоря о приличной мебели. Трое оставшихся друзей, приходя ко мне, садились либо на кровати, либо на двух ветхих, прислонённых к стене стульях.
Я сидел и гладил на своих коленях руку бывшей жены, а она забылась тяжёлым сном. У врага она жила во дворце, но лишь у меня в хибаре смогла по-настоящему заснуть.

В ту ночь у меня остался один из моих учеников. Мы попытались представить ход мыслей нашего оппонента, которыми он шел к эксперименту. А также тех умников за рубежом, которые действовали по скопированным моим рукописям. Нам стала ясна причина неудач! В моих  трудах – как, наверное, в черновиках любого настоящего творца – был особый момент – истинному, умеющему мыслить, учёному подобный казус не представлял бы сложности – здесь должна сработать интуиция. Интуиция – главный советчик любого творящего: от младенца, до поэта – и даже до Всевышнего! Ворам чужих идей она не доступна! Они способны лишь исправлять орфографические ошибки, тем не менее, создать что-либо принципиально новое не могут! Представив заново процесс развития БМКА из белковой среды, мы увидели, где можно значительно упростить серию реакций. Теперь биоплазму можно было создать значительно быстрее и проще.