(рассказ-быль из цикла «Ментовские истории»)
В дверь кабинета начальника РОВД постучали…
– Да! – не поднимая глаз от бумаг, отозвался Сергей. Дверь приоткрылась, в кабинет осторожно заглянул капитан Мокрецов, оперативный дежурный.
– Ну, заходи, что мнёшься, – нетерпеливо спросил Сергей, – случилось что?
Он понимал, что не просто так идёт в кабинет его «правая рука», «ночной начальник РОВД» – как шутили коллеги. Оперативный дежурный незамедлительно докладывал начальнику по телефону не только о происшествиях, но и о иных значимых для работы отдела событиях. Сейчас же Мокрецов, обычно степенный и невозмутимый, растерянно ерошил свою рыжую шевелюру, словно пытался таким способом довести до шефа непростую проблему.
– Так это…, товарищ подполковник, Чарушина вешаться удумала, – выдал, наконец, Мокрецов и ещё энергичнее заскрёб в затылке. Сергей в сердцах бросил ручку на стол:
– Только этого нам сейчас не хватало!
Чарушина Люба, шестнадцатилетняя особа местного розлива, не отягощённая ни надлежащим воспитанием, ни даже средним образованием, если и не была патологической клептоманкой, то тащила без зазрения совести где бы то ни было, в том числе и у лучших подруг всё, что ей нравилось. А нравилось ей многое, и потому воровала Любка часто и практически безнаказанно. Мать-пропойца жизнью дочери перестала интересоваться после того, как Любка, будучи ещё двенадцатилетней, внаглую «реквизировала» грошовую материну получку, мол, всё равно пропьёт.
В прошлом году Чарушина получила свой первый, разумеется – условный срок за кражу (обчистила карманы у заезжего «хомяка», пожелавшего разговеться горячим девичьим телом). Символическое наказание никак не изменило привычного образа жизни Любки, и менее чем через год она вновь попалась…
Чего угодно Сергей мог ждать от суда, определявшего меру пресечения для будущей юной рецидивистки, но только не заключения под стражу. Этой новостью Мокрецов ошарашил его сегодня в десять часов утра, и содержание девицы-малолетки в камере стало для ментов практически неразрешимой проблемой. Из четырёх камер в изоляторе райотдела свободных не было: в первой содержались арестованные по уголовным делам мужчины, вторую занимал такой же уголовник, содержать которого вместе с подельниками в первой камере запретил следователь, распутывающий непростое дело. В третьей камере содержались административно арестованные, «суточники». Наконец, четвертая камера служила комнатой для содержания доставленных с улицы пьяных.
Чтобы найти уединённый уголок для Любки, срочно освободили «пьяную» комнату, отправив её постояльцев на «крестины» в суд. Сергей по телефону лично упросил судью ограничиться штрафом либо предупреждением, но не назначать арест…
Избавившись таким образом от уже попавших в РОВД алкашей, Сергей настрого запретил оперативному дежурному доставлять в отдел свеженапившихся.
– А куда же их девать, товарищ подполковник? – недоумевал Мокрецов.
– Куда угодно! По адресам развозите, в речке топите – но чтобы в отдел, пока эта мартышка у нас сидит, никого не доставлять, – железным, не допускающим никаких возражений тоном приказал Сергей.
Мокрецов и сам понимал, что иного выхода у них нет. Ради этой самой Любки он переселил административно арестованных в освободившуюся пьяную комнату, в камеру административно арестованных – одиночку-уголовника, камера которого и досталась Любке. И вот спустя всего четыре часа после «новоселья» Чарушина выдала такой фортель!
… – Вешаться, говоришь, решила, – задумчиво повторил Сергей. – А что, молодая, с непривычки психанёт, вздёрнется… Смотри, Мокрецов, в оба! Наряду своему накажи – чтобы глаз с неё не спускали. Не дай бог проспите – всем на орехи будет!
Мокрецов ринулся из кабинета на свой пост, Сергей вновь принялся за бумаги. Но полученное известие неприятно сверлило мозг, отвлекало от решения других, более важных задач. Он прекрасно понимал, что сделанная им профилактическая накачка ничуть не усилит бдительность дежурного наряда, привыкшего безмятежно дрыхнуть в предутренние часы. Допусти такое ЧП в своём подразделении – и последствия могут быть самыми непредсказуемыми, ведь информация о нём гарантированно дойдёт до МВД…
Сергей не выдержал, встал и спустился на первый этаж.
– Показывай мне свою суицидницу, – проворчал он Мокрецову. Вдвоём они зашли в изолятор, где по команде Мокрецова дежурный по ИВС, рослый сержант, отомкнул запор третьей камеры. Сергей вошёл, распорядившись, чтобы за ним затворили дверь.
За несколько секунд глаза привыкли к полумраку камеры. Столик у оконца, две металлические двухъярусные «шконки» друг против друга. На одной из них, отрешенно глядя в сторону окна, сидела молодая крашеная брюнетка, одетая вульгарно, безвкусно. Довольно правильные черты лица, худощавая фигура. Сергей прежде мельком видел Чарушину, но не обращал на неё никакого внимания. Теперь же он изучал её очень пристально: «Такую бы хорошим стилистам – сделали бы куколку!»
– Я – начальник РОВД Корепов Сергей Алексеевич, – привычно, заученно объявил он, как делал это постоянно при обходе изолятора, – есть ли ко мне какие-то претензии, жалобы?
Любка с каменным лицом по-прежнему, не шевельнувшись, смотрела в сторону. Сергей присел на шконку напротив её… Так, глаза сухие, не припухшие, не воспалённые. Значит, не плакала… Это плохо, слёзы расслабляют человека, плачущий человек не способен на решительные действия… Стенкой от меня отгородилась. Ну что же – ломать будем стенку, надо же её хоть как-то разговорить…
– Жалоб, Люба, значит, у тебя нет – есть только желание повеситься? Или неправда – наврал мне дежурный? – Сергей пристально смотрел в лицо девчонки.
– И повешусь! – неожиданно спокойно и холодно ответила Любка, в упор взглянув в глаза мента.
«Не врёт, – мысленно поёжился Сергей, – эта сможет!» и неожиданно для самого себя таким же спокойным, обыденным тоном спросил:
– Тебе верёвку принести?
– Обойдусь, – усмехнулась Любка и хлопнула себя по чёрной коленке. Сергей понял, что она намекает на свои капроновые колготки.
«М-да, – с досадой мелькнуло в голове Сергея, - вот у мужиков шнурки из ботинок изымаем при личном обыске, а тут целая «верёвка» – и попробуй отобрать. Нет, снять с девицы колготки – за такое самому потом вешаться придётся!»
Как дальше строить разговор, Сергей ещё не представлял. Он лишь понял, что душеспасительные, воспитательные беседы с девчонкой ничего не дадут. Нужно было чем-то ошарашить…
– Люба, а ты висельников когда-нибудь видела? – спросил Сергей. Молчание убедило его, что девица в этой теме – полный профан.
– Так вот что я тебе скажу, суицидница ты наша! За свою долгую ментовскую практику я много всякой грязи видел… да и крови тоже. Видел и стреляных, и резаных, и утопленных, и горелых… Но нет ничего омерзительнее висельника!
– Это почему? – живо, даже с некоторым интересом спросила Любка.
– Сейчас объясню – почему. У тебя с воображением как?
– Нормально, – недоуменно пожав плечами, ответила Любка.
И Сергея "понесло"… Он обстоятельно и убедительно смешивал правду и вымысел, собственные впечатления и прочитанные когда-то данные судебно-медицинских исследований и экспертиз:
– …Так вот к этому мужику, висящему в петле, не подойти было, хотя он даже ещё не остыл, не окоченел. Я ведь неспроста спросил тебя про воображение. Представь: выпученные глаза в слезах…
– А почему в слезах? – перебила Любка.
– Повесишься – узнаешь! – ответил Сергей и продолжил: …толстый, синий, искусанный до крови язык изо рта вывалился. А самое главное – вонь несусветная!
– А вонь-то отчего? – опять вмешалась Любка.
Тут Сергей выдал «открытым текстом»:
– А от говна, золотце, от говна! Когда человек умирает, у него расслабляются все мышцы, в том числе и сфинктеры. Понимаешь, о чём я?
Любка опять пожала плечами.
– Поясняю, – уточнил Сергей, – что у висельника ещё было в кишечнике и мочевом пузыре – всё это совершенно свободно сползает и стекает ему в штаны. Представила картинку?!
И тут Любка вздрогнула, как будто ей вдруг стало зябко. Сергей осмелел совершенно:
– Может, тебе учебник по судебной медицине подогнать? Полистаешь, картинки посмотришь…
– Не надо… Пришлите лучше что-нибудь из детективов!
– Добро! – Сергей встал со шконки. – Вопросы возникнут – вызывай через дежурного. Приду, я не гордый!
Он подошёл к двери, гулко стукнул кулаком.
... В дежурной части Мокрецов с тревогой ожидал резюме начальника:
– Ну, как вы считаете, товарищ подполковник?
С трудом пряча улыбку и делая нарочито скорбную мину, Сергей сокрушённо вздохнул:
– Повесится, Мокрецов, как пить дать – повесится…
Иллюстрация из Интернета