Его учили видеть луну и солнце как космические объекты с тех самых пор, как подарили детскую энциклопедию с рисунками. Что это значило? Детали, формирующие день, формирующие ночь. Всего лишь детали.
Но представь только, что ты в этот момент вращаешься. Ты летишь в безвоздушном пространстве, сидя на маленьком шарике, лишь небольшой гравитационной точке, благодаря которой и существуешь. Ты – не просто пришелец, состоящий из тех же элементов, что и планеты, ты еще и астронавт. Мысль так увлекала, что он радовался появлению луны на дневном небе летом, в августе.
Август… Самый нелюбимый, самый арбузный. После него осень, холода, школа… Да, она закончилась уже десять лет назад (и на вопрос о встрече выпускников он ответил закономерное «нет» странному телефонному голосу, отдаленно напоминавшему Курицына, заядлого русоголового футболиста, только голос разжирел, а с незнакомцами вспоминать школу не охота). Но ожидание сентября, ненавистное 31-е, рюкзаки с учебниками и звонок, электрический раздражитель, вечный бегун на короткие дистанции, спринтер по проводам, этот звук: неестественный, злой, скрипящий. Он знал, что раньше звенели в колокольчики, проходя по коридорам, и становилось завидно. Кнопка звонка – не то же, что язычок колокольчика.
Вот и веселье кончается в августе. Арбузы на ночь – не самое грустное. Ему хотелось гулять, зависать ночами, напиваться у костра даже в городе, орать под гитару, соловеть, заглядываться на девчонок, купить машину, разбить морду Курицыну просто потому, что посмотрел не так или сказал не так, просто потому, что пинать мяч по подворотням мерзко и тупо. Но то время прошло, и он должен заниматься куда более приличными вещами. Сроки горят, нужно сдавать статью. Он поправил очки, впечатал их в переносицу. Сильные люди не пишут. Он знал, что стал слабаком, которому платили за слабость.
Тема статьи не волновала. Он печатал фразу, а сам думал о Курицыне. Захотелось вылезти в соц.сеть, но он дал себе слово, что не станет героем из плохих комедий и сериалов. Буква «К» залипала, нужно было сильно нажимать ее пальцем, а пару раз даже пришлось резко стукнуть. Еще один пункт в список дел, надо зайти в магазин за клавиатурой. А теперь давайте сравним их стоимость и потребительские качества. Качества вычеркнуть, оставить – свойства. Его подташнивало от футбола еще в далеком 1863, когда он читал роман. Нет, не так. Это роман был о 1863, а футбол вечен, самое неизменное в Курицыне, все, что запомнилось.
Статья застопорилась, потому что не выходило написать ничего после свойств. Он вышел в кухню, зацепился тапком о табурет. В окне мигал огонь соседнего дома. На 12 этаже некто ходил с фонарем при включенном свете. С сильным фонарем. Затем подмигнул. Он подошел к выключателю и моргнул в ответ. Разговор продолжался, оба не хотели умолкать. Фонарщик даже убрал фоновый свет в своей кухне. Или в комнате.
Ему казалось, что баловались дети. Самый очевидный вывод, ведь так? Но что, если нет? Если кто-то засиделся за компом из-за работы? Кто не сдал срочный заказ? Скучающий рекламщик? Менеджер. Или, может быть, диггер в каске. Но он не знал наверняка, моргают ли фонари у диггеров. Собеседник вдруг замолчал и потонул в темноте, растворился на фоне дома. Устал первым, значит, вымотался сильнее и уполз в глубь пещеры. Он вышел на балкон, вдохнул сырой ночной воздух. Иногда было жаль, что он никак не смог приучиться к сигаретам. Так был бы повод выходить на балкон почаще.
Курицын курил, но и бегал за мячом. Не одновременно, наверное. Безрассудное отношение к легким – так называла мать. Он соглашался, но после первой «Явы», протянутой пьяной рукой в гостях у Ирки, первого сдержанного кашля и горечи на языке, интерес пропал. Соглашаться или спорить про сигареты – было одинаково скучно. Ирка посмеялась над его неопытностью. Он в ответ выпил рюмку малиновой настойки, которую где-то добыл Иркин старший брат. Тот ошивался вокруг малолеток, соблазнял Иркиных одноклассниц. Успешно. Настойка была переслащенная, домашняя и напоминала забродившее варенье. Он боялся запьянеть, поэтому пил аккуратно, растягивая рюмку на три-четыре захода. А после Иркиного смеха выпил залпом. Вечер ушел впустую, он ведь – не ее брат, ему совершенно не везло с малолетками. А Ирка – так вообще была одногодкой. Голова была заплывшей, когда он потянулся за куском арбуза. Его разрезали на большие куски. Алые полумесяцы были неудобными, после наливки – не сладко. Он измазал щеки, наглотался семечек. С тех пор только мелкими кусками, и только вилкой.
Полумесяц вырисовывался в вышине. Полукролик. Полузверь, далекий и белый, непохожий на картинку из книжки. Когда рисуешь, можно обозначить луну кругляшком. Но и солнце тоже можно. В детстве он рисовал их одинаково и объяснял, где что словами. Мать слушала, а потом говорила: для луны нужно черное небо. Закрась. Он измазывался фломастерами, которые быстро теряли цвет от сильных штрихов, мохрили кончики от нажима. Черное небо ему не нравилось. Только через какое-то время понял: не хватает звезд. Но из-за луны их может быть не видно, разве нет?
Нет, отвечала мать. Это только если они слишком близко, тогда луна перекроет их своим светом. А цвет у луны белый или желтый? Посмотри сам в окошко. На рисунке получился желтый.
Фонарщик приоткрыл свой свет. Он сливался с лунным.
27.01.2016 – 02.09.2016