(Первая часть: http://proza.ru/2018/05/27/123)
Вальпургиева ночь 2. Танцуя в май
Здешний лесничий, определённо, был сексуальным маньяком. Или же просто слишком хорошо изучил нравы своего хозяина? Так или иначе, но гордо возвышавшаяся по центру прогалины на вершине горы сосна оказалась аккуратнейшим образом выстрижена так, что напоминала сейчас гигантский мужской орган во всей своей мощи и силе. Замшелый ствол толщиной в полтора обхвата, узловатый и кряжистый, но без единого сучка, звал и манил: прильнуть, насладиться в прохладной тиши шершавым прикосновением к зеленовато-коричневой тверди под округлой шапкой кроны, с характерным расщеплением вершины, воздетой к стремительно темнеющим небесам... И насладиться.
Стройная негритянка, а точнее, что называется, нубийская женщина, с коническими грудями, высоко вздетой изящной шеей и гордым профилем, тонкая талия, только выпуклость пониже спины широка и упруга, затмевая объёмами ствол ритуального древа – она стала первой в череде пожелавших отдаться сегодняшней ночью этому образу и подобию Князя и Повелителя Мрака, символу его мужской демонической власти. По праву почётной гостьи, наверное: высокая жрица древнего и могущественного культа "вуду", и в её честь привычные венские вальсы вальпургиевой ночи уступили место дробному и гулкому перестуку тамтамов. Удар, и второй, и третий, всё быстрее, яростнее, звонче. А обнажённая темнокожая дева, перетянутая лишь тончайшей сетью золотой татуировки по всему телу – она скользит вдоль этого ствола, прижимаясь к нему грудями и обхватив руками. Стоны и всхлипывания чётко следуют барабаному ритму, и вот уже живица соков горячего, жаркого лона дочери африканских пустынь вязко стекает по древесной коре, тут же застывая потёками липкой янтарной смолы.
И снова удар, и второй, и третий, всё быстрее, яростнее... Но к звуку тамтамов добавляется теперь жгучий посвист розог, а иссиня-чёрное женское тело вспухает под их ударами новой сеткой, багрово-красной. Козлоногие сатиры с проступающими сквозь нечёсаные кудри свежезаточенными рожками, беснующиеся в экстазе ведьмы с космами всех цветов радуги и затянутые в чёрную кожу "ангелы тьмы", которые, кажется, только что соскочили со своих сверкающих хромом и надсадно ревущих "Харлей-Дэвидсонов" – круг желающих воздать хлёсткие почести заморской гостье неисчерпаем.
Хачатурян сегодня отдыхает – вместо "Танца с саблями" мы предадимся неистовой пляске плетей, сплетению страсти с бесстыдством. Демоны, лешие, ведьмы, фавны, суккубы кружатся в неистовом вихре разврата и блуда, даря наслаждение боли первой звезде этой упоительной ночи. В трёх её сокровенных цветах – золота, крови и тьмы.
Но где воссияла первая звезда, там во мраке встаёт и вторая. Прорывая круг и поднырнув под вздетые руки беснующейся вокруг непотребного древа с распятой на нём африканской принцессой нечисти, под удары плетей кидается новая ведьма. Рыжая такая веснушчатая ирландка, невысокая, кривоногая, но с огромными отвислыми грудями в синеватых прожилках натруженных вен. Неуловимый миг – и вот она обхватила ствол точно напротив негритянки, сплетясь с ней руками в неудержимом порыве. Стык встык, плоть в плоть, страсть в страсть. Гнедая с ворон'ой, золото и антрацит, красота и уродство, солнечный свет и непроглядная тьма - в эту ночь с нами сходит с ума и природа сама.
Барабанам тропических джунглей вторят теперь уже волынки древнего Эйра – надсадные, наглые, злые... Плети отброшены наземь, и чьи-то груди скользят в неистовстве по спине темнокожей богини, чей-то нетерпеливый язык прокладывает себе дорогу вдоль её распахнутой щели аж до былинного Киева, а в глубины ирландских легенд и сказаний погружаются один за другим нетерпеливые жадные члены... Члены сообщества Рыцарей Ночи, служителей всепобеждающей Тьмы -
И мы.
Джейн сегодня хороша, как никогда. Разгорячённая полным наслаждений полётом, она теперь ещё и заведена до предела открывающимся перед глазами зрелищем, этой разнузданной оргией... Ярко-красные волосы встали дыбом, щёки розовеют учащённым дыханием, и без того высокая грудь вздета ещё выше – как же она ждала весь год этой ночи, чёрт побери! И тут же улыбнулась буквальному смыслу привычной поговорки. Вот уж действительно, чёрт поберёт её сегодня, и не один, клянусь Вельзевулом. Ну давай же, давай!
Юная ведьмочка нетерпеливо передёргивает плечами, позволяя чёрным одеждам соскользнуть на влажную от вечерней росы травку. Пусть этой ночью со мной будет только ветер неистовой страсти, служение Господину! Чтобы чувствовать его всем телом, впереди и сзади, снаружи, внутри и везде. Слышать жаркое дыхание, хриплые стоны, ощущать эти руки, губы, изумительный и несокрушимый Жезл Всевластия, чтобы он заполнял и растягивал в бешеном ритме...
- Размечталась, подруга, - ехидно комментирует внутренний голос. – Много вас тут таких, молодых, наивных и прытких. Да и назначенный час ещё не пробил.
- Ах так?! Ну что же, тогда присоединимся к общему веселью. Как говорится, не догоню, так хоть согреюсь. – И девушка оставляет на себе тонкие чулки цвета графита, если даже не воронова крыла. Те, что прежде были надёжно упрятаны под высокие сапоги. А с чёрным алмазом на золотой цепочке вокруг пояса Дженни не расставалась нигде и никогда: её личный знак принадлежности Повелителю Мрака, символ покорности и подчинения.
- Ну и куда теперь?
Благо возможностей присоединиться к безумству было сегодня, что блох на кобеле. Ночь гарцевала пред ней в дымном угаре дурмана, мака и конопли: костры, бутыли вина необъятных размеров, кто-то бросает кости, затаив дыхание в надежде на две шестёрки... И повсюду, повсюду, на каждом мало-мальски пригодном клочке земли, на расставленных для гостей столах и стульях, да хоть на ветвях деревьев – предающиеся совокуплению люди и нелюди. Пары, тройки, а порой и невнятные клубки из многих тел, сцепившихся в клинче любовной схватки. Кто они, сколько их проникает сейчас друг в друга, издавая победные крики и стоны – да какая вам разница, дамы и господа?! Да здравствует непотребство всех видов и всех мастей! Мы здесь, на Брокене, и этим сказано всё. Трепещи, святая Вальпургия!
На какой-то мучительно долгий миг юная ведьма застывает в нерешительности – о, это извечная мука выбора между семью смертными грехами, каждый из которых привлекателен и хорош по-своему... Но наконец решительно срывается с места, и через мгновение она уже у центрального древа, бесцеремонно отпихнув в сторону других претендентов на задницу королевы бала.
- Ну же, давай, Дженни, давай, моя маленькая шалунья, покажи, на что ты способна!
И Джейн уходит в отрыв, отдаваясь разнузданному таинству ночи всеми вратами наслаждения, которыми наградил её Создатель себе же на голову. Прильнув к чёрной деве, выцеловывая и поглаживая набухшими враз грудями двойную сеть золотистой татуировки и багровых ожогов на её спине. Вторя тем движениям, ритмичным и круговым, с которыми сама Избранница Ночи ласкает собой воздетый в небеса древесный фаллос. Медленно, в ритме старинного церемонного танца, словно натягивая тетиву гигантского лука желания... С тем, чтобы в назначенный момент сорваться и выпустить в цель смертоносную злую стрелу.
Ей хотелось большего и всего сразу. Боли и страсти, презрительной трезвости и сумасшествия, властвовать и подчиняться одновременно. Чтобы эта сладкая пытка закончилась наконец мучительным взрывом, выворачивая её наизнанку – и чтобы оно продолжалось снова и снова, вынося её за пределы вечности. Сила крови вела Дженни ввысь и вперёд, в сокровенные глубины преисподней. Крови потомственной, ведьмовской, унаследованной от предков – и той крови, которую юная послушница Сатаны слизывала сейчас со спины своей старшей сестры, исполосованной сотней плетей. Да, так, ещё и ещё!
Рухнуть на колени, потому что ослабшие ноги не держат. Погрузиться языком в распахнутую щель меж этих сладких ягодиц, слизывая мёд и сливочную помадку, которыми уже успели начинить шоколадную деву десятки мужских извержений. И ощущать одновременно удары плетей по своей собственной спине и заднице, подчиняясь сладостной боли. Чей-то воспалённый трепещущий ствол врывается меж раскрывшихся ночным цветком нижних губок моей ведьмочки. А те давно уже сочатся нектаром вожделения, привлекая всё новых и новых двуногих шмелей. Один, другой, третий, вот кто-то пристроился повыше, распахивая и протыкая набухшим навершием своего жезла упругое колечко... Стоны, хрипы, танец страсти в бешеном ритме, впереди и сзади, снаружи и внутри. Натягивая, раздвигая, заполняя... Упоительная вакханалия – недаром слышиться что-то анальное в отзвуке этого слова.
Дженни вела сейчас своё "Болеро", отдаваясь Равелю всем телом, каждой клеточкой, каждой п'орой пропахшей вожделением кожи. Землетрясение, когда в одном месте земля лишь слегка приподнимается, чтобы встать чуть ли не вертикально в другом. И она танцевала этот дьявольский танец до самой последней ноты, до коды ослепительного взрыва всех красок и всех гармоний Вселенной, сжатых в одну узловую точку. Ту самую, надвратную, средоточие женской чувственности, -
После чего рухнула в изнеможении наземь, а точнее, была отброшена чьей-то нетерпеливой мохнатой рукой. Или лапой? Так или иначе, но теперь уже новый претендент предстаёт перед распластанной по древесному стволу повелительницей сегодняшней ночи. Чтобы в свою очередь облобызать полусферы, бронзовеющие в свете горящих повсюду факелов – ибо время близится к полуночи, и тьма всё увереннее вступает в свои права. Чтобы служить, ублажать, отдаваться и брать, извергаясь потоками удовольствия в ненасытных глубинах Преисподней, вознесённой сегодня к вершине заклятой горы. Белым по чёрному, инкрустация слоновой костью по эбеновом дереву, повторяясь и отражаясь в сотнях тел. Лишь меняются, словно кружатся в дьявольском калейдоскопе, цвета, места и позы. Их десятки и сотни, если не тысячи, но все едины в служении Неназываемому. Да будет так!
А что же старина Майк, спросите вы? Да ничего на сегодня - похвастаться демонической родословной, увы, не могу. "Мы артисты, наше место в буфете", как некогда метко сказал один балаганный шут. Благо картина предающейся ведьмовскому служению Дженни заводит и возбуждает неимоверно, да и остальные сцены не хуже. Мантия звездочёта скинута наземь, и вот уже рука привычно скользит вдоль твердеющего ствола. Курки взведены, бикфордов шнур неторопливо тлеет, а бес-искуситель за левым плечом начинает предстартовый отсчёт. Как я люблю эту упоительную ломоту в стволе, лёгкие содрогания во всё убыстряющемся темпе, под кружащие голову мелодии танца, под постанывания и всхрапы сплетающихся тел, что доносятся отовсюду. Секс вприглядку? Да почему бы и нет, в этом тоже есть своя прелесть.
Прикрываю глаза, отдаваясь пленительному ритму Вальпургиевой ночи... И вдруг в одинокое соло вплетаются голоса других инструментов, превращая его едва ли не в симфонию. Влажные девичьи губы обхватывают навершие моего "саксофона", а чьи-то тонкие фортепианные пальчики выстукивают ноготками остренькое стаккато по паре притаившихся в его основании тамтамов. Там-там-там, и там, и здесь, и повсюду, пока наконец этот огненный танец не выплеснется искрами праздничного фейерверка в чьё-то захлёбывающееся от удовольствия горло. Ай да девочки-кикиморы, близняшки и шалунишки!
Дженни тем временем уже пришла в себя, ловит взглядом своего "небесного извозчика", и её глаза темнеют от ревности и ярости. Так, кажется, сейчас здесь будут кого-то убивать! (Хотя у самой-то рыльце в пушку ведь по самые уши). А впрочем, все мы здесь свои на этом празднестве, - сменяет она гнев на милость: где две сгодились, там и три разместятся. Изрядно протраханная, но неугомонная ведьмочка упруго вскакивает на ноги и в решительном темпе направляется было по направлению к нам... Но воздух внезапно наполняется предожиданием и нетерпением, а в ушах звенят колокола громкого боя:
- Здесь! Сейчас!! Внемлите!!!
Когда это Князь Тьмы подчинялся стрелкам часов?! Напротив, это время служит ему, и полночь настанет тогда, когда Хозяину будет угодно. А стало быть, именно теперь. Темнокожая дева отступает на шаг от древесного фаллоса, на который устремлены теперь взоры всех гостей сегодняшнего бала... И тот раскалывается надвое под грохот молний, низвергающихся с чёрных, как смоль, небес. Обнажая утончённую мужскую фигуру.
Изломанный профиль, острый подбородок с бородкой клинышком, галочкой вспорхнувшие над пронзительными карими глазами тонкие брови... Ничего сверхъестественного, казалось бы. Да и облачён сегодня Повелитель Мрака, как водится, в чёрный плащ с кроваво-красной подкладкой, но ни рогов, ни копыт, ни даже хвоста не видно. Зато сквозь проёмы распахнутого плаща прекрасно наблюдается немыслимых размеров символ мужского достоинства Господина, жезл его демонической власти. Ублажить который было бы наивысшей честью любого участника сегодняшнего торжества – вне зависимости от пола, возраста, цвета кожи... Да-да, и вероисповедания тоже, уточним специально для буквоедов от дьявольской демократии.
Опираясь левой рукой на локоть нубийской принцессы, Князь подымает в правой хрустальный бокал шампанского. И уши внезапно сводит от наступившей оглушительной тишины. Ведь молчание – это музыка тьмы, не так ли? Лишь едва различимое шипение пузырьков в бокале напоминает о вечности. Но вот ритуальный глоток выпит, и вздох облегчения гостей сменяется звоном стаканов: "Да воссияет тьма!"
И снова вся публика застывает в ожидании встречи со взглядом хозяина бала: кого же Ему будет угодно выбрать?
Увы, к разочарованию для Дженни – а может быть, к её неимоверному облегчению, кто знает, - реакция Князя на вид моей маленькой ведьмочки, когда очередь дошла до неё, оказывается весьма скептической, а через мгновение указующий перст уткнулся в старого доброго Майкла, с безучастным видом покуривавшего себе в сторонке:
- Будешь служить ему, как служила бы мне!
.....
Что, собственно, и требовалось доказать.