Секретарь Светочка улизнула из редакции по делам, оставив мне дюжину газет и мелочь на сдачу в металлической коробочке. Колесов, оправдывая свою фамилию, вкатился в кабинет, поздоровался, представился и усадил своё долговязое тело на стул, открыл рот с гнилыми зубами и не закрывал его, пока я не попросился у него в туалет. Пуская светло-жёлтую струю, глядя как она покрывает белый унитаз, я перелопачивал наш разговор. Пахло хлоркой. И этот тёрпкий запах напоминал армию летом – бачки с крепко хлорированной водой перед входом в столовую, в которую надо было опускать руки. Но даже она не спасала от дизентерии. Засранцев селили в палатках в километре от казармы. Их так и называли: «зенитно-ракетный дивизион». Жрать им оставляли у тропинки в бачках. Не успевал дневальный по кухне салага поставить на землю бачок, как засранцы выныривали из кустов дубняка, и ловко орудуя ложками, вылавливали остатки картошки и капусты.
Давнее промелькнуло одним махом, оседая глубоко в душе, уступая место разговору с сегодняшним посетителем.
Вначале Колесов сказал, что зовут его Сергей и можно говорить на ты. Поинтересовался, знаю ли я Фёдора Волкова, который писал о пилинге деревьев несколько лет назад, но городские власти, все равно продолжают обрезать деревья. Нехотя ответил: Знакомы. Не близко, шапочно. Это было верно, мы знали друг друга, раскланивались, держа дистанцию. Федя, бывший националист, имевший на руках, груди и спине наколки с фашистской символикой. Отказавшийся посещать философский клуб «Флориан Гейер», еще не значит, что Феде по ночам не снится хоровое исполнение: «Ведет нас Флориан Гейер / вопреки страху и ненависти! / И на флаге — его башмак, / а сам он в шлеме и латах. / Копья вперед — коли, / подожги монастырь». Для меня он такое же самое двуногое существо, что мусульманский экстремист или игиловец. Хоть и писал о пилинге деревьев, костерил власть за равнодушие и бездействие. Приди они к власти – рубили бы не деревья, а головы. Жена его с телевидения. Худосочная особа, покорная и готовая к любым жертвам. На экране предельно вежливая дама, а дома скверная матерщиница, поносящая власть, начальство, соседей, коллег и раздосадованная тем, что не может об этом сказать открыто, вымещала шипением и подзатыльниками свое зло на сыне от первого брака. С Федей у них детей не было. Гены фашизма наверное так и умрут с Федей. Это радовало….
Монотонный голос Колесова сказал, что очень жаль. Чего он меня жалеет, что я тоже не фашист и не состою в клубе «Флориан Гейер», чтобы бороться с тиранами? Об этом я ему ничего не сказал….
Он ждал меня у кабинета, показывая, что не покусится на кассу и ни за какие коврижки не сопрёт ни копейки. Он честный малый и с ним можно иметь дело или хотя бы выслушать его бредятину.
- А знаешь, Никита, что тополиный пух впитывает всю копоть, газы, пыль…. – сказал он мне.
- У людей от пуха жуткая аллергия – пробовал возразить я.
- Ничего, ничего, две недели потерпят, помучаются, зато тополиный пух приносит больше пользы, чем вреда. Он воздух очищает.
Замолчал, сжимая сам себе руки в крепком пожатии, словно знакомя их – вот это правая, а я левая. Одной пишу, другой в носу ковыряюсь. Очень даже полезные орудия труда. И совсем неожиданно перевел разговор на личную тему:
- Я утром рано встал и пошёл и пошёл, ничего не ел. – А я-то думал, что он такой бледный и поросшие седой щетиной впавшие щёки выдавали усталость человека пекущегося об экологии, но мало думающего о своем здоровье.
- Давайте чаю принесу.
- Да, да чайку не помешает. Только давай на ты, Никита – как-то умоляюще попросил он.
Я принес чаю, три шоколадные конфетки и два круассана. Колесов обвил кружку обеими руками, как это делает человек, только что пришедший с мороза и уставился в стол.
Заходили посетители он первым, доброжелательно, как хозяин брал деньги, подавал газеты и вёл себя так, как будто он сотрудник редакции и на него возложена миссия, встречать и разговаривать с посетителями и продавать им газеты.
- Чё не пьешь? Уже остыл – показывая кивком головы на кружку, напомнил я Колесову о чае.
- Сейчас. Успею ещё. Я вообще всё делаю медленно. Никогда не надо торопится. Вначале всё надо обдумать.
- А чё тут думать, пей себе чай и пей. Это же тебе не математическую задачку решать – чувствовалось, что он не только всё делает неспешно, но и не торопится уходить.
Это настораживало и раздражало.
- Я только быстро знаешь, что делаю…? – Колесов хитро заулыбался, делая паузу, - Со своей женщиной управляюсь. Не успели начать, а я уже кончил – торжественно и весело раскрыл интимные подробности своей жизни Колесов.
- Ну, это ты зря. Лучше медленно и печально.
Он замялся.
- Да, наверное, так, но я быстро, зачем медленно это делать. Дурное дело не хитрое.
Белозубая улыбка вернувшейся Светочки прервала наш разговор. Она помахала мне рукой и прошмыгнула в свой кабинет. Я с кипой не проданных газет и металлической коробкой с мелочью отправился к ней.
Вернулся я минуты через три, Колесова уже не было. На столе стояла пустая кружка. Все-таки выпил чай и выпил быстро, а когда он успел съесть конфеты и круассаны, медленный ты мой посетитель?