Черная любовь гениев России 3

ЧЕРНАЯ ЛЮБОВЬ ГЕНИЕВ РОССИИ  3


1

         А почему младший брат Акима Шан-Гирея – Алексей – женился на Надежде Верзилиной, сводной сестре Эмилии Клингенберг, которая была на десять лет моложе? На момент  скандала между Лермонтовым и Мартыновым в доме Верзилиных этой девушке было всего шестнадцать лет. Неужели и она участвовала в проделках старшей сестры? Конечно! Вспомним ее слова, которые приводят очевидцы: эта юная особа настолько не скрывала свою ненависть к Лермонтову, что была готова просить или даже просила кого-то из знакомых офицеров убить его … То есть, так спешила девушка-подросток завершить это страшное дело, которое ей уже начинало надоедать.
     Что же все-таки могло подвигнуть это семейство на «войну» против провинившихся молодых офицеров, сосланных на свою погибель на Кавказ царским правительством? Можно предположить, что причиной этому был банальный шантаж  Третьего Отделения после действий в отношении Эмилии со стороны Владимира Барятинского. А надо сказать, что и Владимир, и его брат Александр были еще те авантюристы. Да они и не могли оставаться иными, служа Бог знает в каком поколении Романовым, для которых, как и для властителей всех времен и народов, главным в управлении являлись дворцовые и международные интриги, многие из которых плелись исподволь и годами, и определенной части придворных там назначалась своя роль.
       Получил ее и Александр Барятинский. После того, как, ведя распутный образ жизни в высшем свете, в 1835 году он подобрался к великой княжне, дочери императора Николая Первого, Марии Николаевне, и об этом пополз слух в обществе. Вот так и он стал одним из тех молодых офицеров, которые получали в наказание направление на службу на Кавказ. В марте 1835 года личным распоряжением Николая I Александр Барятинский был командирован   в Кабардинский егерский полк  действующей армии.
 Там он с отличием участвовал в делах закубанских горцев, был ранен пулей в бок. В том же году  вернулся в Санкт-Петербург и был награждён золотой саблей с надписью «За храбрость». Назначен состоять при наследнике цесаревиче Александре (впоследствии императоре Александре II). В 1839 году стал его личным адъютантом.
Теперь это было безопасное время для влюбленных выходок Александра Барятинского – дочь Николая Первого вышла замуж, как пишут историки, по любви за герцога Максимилиана Лейхтенбергского, внука французской  императрицы Жозефины, жены  Наполеона Бонапарта. А Барятинский стал ухаживать за ее сестрой Ольгой, засидевшейся в девках. У него был  пунктик – жениться на ком-то из представительниц династии Романовых – из-за своего высокого происхождения. И в старости он женился-таки на  молодой грузинке Орбелиани,  из семьи грузинского царя Ираклия Второго, отбив ее у собственного адъютанта (вспомним, как совсем недавно английская королева Елизавета Вторая «отбила» у мужа  невесту для своего внука, принца  Гарри, актрису и модель, но главное – прямого потомка в дальнем колене  короля Франции Эдуарда Второго – и поженила их!).  Хотя  в том же году мог стать супругом любовницы  цесаревича Александра  Марии Трубецкой, которая без памяти, как говорили, была влюблена в него еще с тринадцатилетнего возраста, когда подростком он поцеловал ее в театре. Но в 1839 году вышла замуж за двоюродного дядю Лермонтова Алексея Григорьевича Столыпина.
Это было очень важное, можно сказать даже, роковое, событие в жизни Лермонтова, однако, совершенно недостаточно осмысленное исследователями.
Но чтобы разобраться с этим фактом, нужно заглянуть в покои императрицы Александры Федоровны, супруги Николая Первого. И сделать это – в 1832 году.

                2

Но сначала зададимся вопросом: почему Николай Первый и, тем более, его супруга Александра Федоровна, урожденная принцесса Фридерика Луиза Шарлотта Вильгельмина Прусская, сестра прусских королей Фридриха Вильгельма Четвертого и Вильгельма Первого, проявляли такой большой интерес к  поэту Лермонтову? Чем он им мешал и, если был нужен, то зачем? Историки построили несколько версий неприязненных отношений  императорского семейства и Лермонтова, но не обратили внимание на такие «мелкие» детали, которые отметают все их догадки и дают абсолютно иную картину событий 1839 года.
Одна из таких исторических версий – чисто женский интерес Александры Федоровны к популярному  автору восхитительных стихов в то время, когда она переживала особый период в своей жизни. С 1832 года семейное счастье омрачало её расстроенное здоровье (она выносила восьмерых детей) и невозможность приспособиться к климату Петербурга. Из-за частых болезней она была вынуждена уезжать лечиться на европейские курорты. Душевную боль приносили ей мимолётные увлечения мужа, особенно его связь с Варварой Нелидовой, возникшая после того, как врачи уверили государыню в опасности новой беременности для её жизни и посоветовали прекратить половые отношения с мужем.
          Странно, что при этом собственный круг друзей-мужчин Александры Фёдоровны в 1830-е годы составляли молодые кавалергарды Скарятин, Куракин, Дантес, Бетанкур и Александр Трубецкой, которого в письмах к подруге Софи Бобринской императрица ласково называла «Бархат». Поговаривали, и не без оснований, что у императрицы чахотка. Кроме того, у нее были припадки эпилепсии.  Тяжелую нервную болезнь она приобрела во время восстания декабристов, когда испугалась, что бунотовщики убьют ее детей.
Не минуло нервное расстройство по этой причине и самого императора – после декабрьских событий 1825 года его характер кардинально поменялся, стал злым, мстительным и раздражительным.
Но тут надо бы назвать вещи своими именами:  и государь, и его жена   в страшные для них дни получили тяжелое психическое потрясение, которое, к сожалению, не прошло и не вылечилось, а осталось как хроническое заболевание. Их обоих одолевала маниакальная подозрительность, которую они тщательно скрывали, как и подобает безумным, за «театром веселости и развлечений». Понимая это, современники отмечали, что
 

            Александра Фёдоровна умела владеть собой, скрывать под маской безоблачного счастья обиды и слёзы, старалась казаться здоровой и весёлой, когда её мучила лихорадка. Маркиз де Кюстин в 1839 году писал, что императрица не только танцевала все полонезы на свежем воздухе с открытой головой и обнажённой шеей, но и «будет танцевать до тех пор, пока у неё не станет сил держаться на ногах». При этом он не преминул отметить, что в свои сорок лет государыня выглядит гораздо старше своего возраста.
Именно тогда, в 1830-х годах, в моду вошли публичные маскарады. Здесь высшие сословия могли чувствовать себя более вольготно и затевать любовные интриги. Николаю I пришлось смириться с необходимостью воздерживаться от близости с супругой, но на маскарадах же царь начал заводить одну любовницу за другой. Супруге он об этом не рассказывал, однако сам  тщательно следил за верностью Александры Федоровны, даже лично принялся утверждать список тех, кто будет танцевать с императрицей на официальных мероприятиях. Чаще раза в год одна и та же фамилия в этом перечне не повторялась.
В это время отмечено увлечение императрицей князем Александром Трубецким, а императора – « бедной родственницей Романовых» Варварой Нелидовой (из рода Отрепьевых). Но если с любовной связью императора все понятно, то могла ли императрица позволить себе постельные утехи «на стороне», если врачами ей это категорически запрещено?  Нет, разумеется, и «поддельные» отношения с молодыми людьми лишь усиливали ее  нервное расстройство, толкали на всевозможные «экзотические» поступки.

                3

Маскарады давали возможность Александре Федоровне вести себя как женщине непристойного поведения, когда она позволяла себе приставать к понравившимся ей мужчинам  под маской на лице. Подобные низкие нравы царят теперь во всем высшем свете Петербургского общества, но даже тем, кто не хотел бы участвовать в этих аморальных маскарадах, приходится также надевать маски и танцевать на  скверных балах – так велит царь.
Именно об этом  пишет в своем дневнике А.С. Пушкин в 1834 году, в частности, о роковом событии, с которого началось разрушение его семьи: «1 января. Третьего дня  я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове. Так я же сделаюсь русским Dangeau …» И далее: « Всё это кончилось тем, что жена моя выкинула. Вот до чего доплясались». Тут же: «Скоро по городу разнесутся толки о семейных ссорах Безобразова с молодою своей женою. Он ревнив до безумия. Дело доходило не раз до драки и даже до ножа. Он прогнал всех своих людей, не доверяя никому. Третьего дня она решилась броситься к ногам государыни, прося развода или чего-то подобного. Государь очень сердит. Безобразов под арестом. Он, кажется, сошел с ума».
Но это же – сюжет драмы Лермонтова «Маскарад» о безумном картежнике и ревнивце Арбенине, которую он написал в 1835 году. И в этом образе можно узнать и самого императора, по-сумасшедшему ревновавшего императрицу на маскарадах. (Позднее оскандалившийся «маскарадный» Безобразов был сослан на Кавказ, а его жена – в Москву). Эта пьеса, запрещенная цензурой, сколько бы поэт ее не переделывал,  в полном виде так  не увидела света до 1864 года. И у биографов поэта сложилось мнение, что именно она вызвала недовольство  венценосной семьи, еще до стихотворения «На смерть поэта».
          Отметим: именно здесь же в своем дневнике Пушкин записывает: «Царь дал мне взаймы 20 000 на напечатание «Пугачева». Спасибо». И тут же отмечает:«Государыня спросила у меня, куда ездил я летом. Узнав, что в Оренбург, осведомилась о Перовском с большим добродушием».


Одна короткая запись, но как много она значит и для Пушкина и для Лермонтова!  В ней присутствует фамилия генерала В.А. Перовского. Именно о нем  пишет в своих дневниках уже после гибели Александра Сергеевича, в феврале 1839 года, императрица Александра Федоровна.
        В это время императрица заинтересовалась автором "Смерти поэта". В начале января 1839 года В. А. Соллогуб писал В. Ф. Одоевскому: "Императрица просила стихи Лермонтова, которые Вы взяли у меня, чтобы списать, и которые, что более соответствует моему, чем Вашему обычаю, Вы мне не вернули". Не отсюда ли начинается задание Соллогубу написать пасквиль на Лермонтова «Большой свет», который летом того же года ему закажет дочь Александры Федоровны – Мария Николаевна?
Его имя упоминается императрицей в эти же январские дни, но в другой связи. "На днях я была на маскированном балу у Энгельгардта (именно эти балы и  подвергал обструкции в своих стихах Лермонтов –Т.Щ.), - пишет она сыну - наследнику 12 января 1839 года. - Я очень веселилась, интригуя Головина, молодого Салагуба, Апони и т. д. и т. д. Было переполнено и в самом деле очень весело".
Эта же маскарадная ночь описана в дневнике подробнее: "9 января... к Сесиль (Фредерике), там нашли Вишнякову, Труб(ецкую), Катр(ин). После приятного ужина в четырехместной карете в маскарад. Как интересно! Салагуб, Головин, Апони, - объяснялась с Перовским, судорога в ноге прошла..."  Описывая уже 3 февраля свой следующий маскарадный выезд, императрица упоминает друзей поэта - А. А. Столыпина-Монго, А. П. Шувалова, А. Карамзина: "Вечером Софи Б(обринская), Перовский в кабинете. После 11-ти в карете С(офи) под маской и (в костюме) летучей мыши с Лили, Трубецкой в маскарад. Атаковала Монго и Шувалова, Карамзин, Трубецкой..."
  А 8 февраля отмечен разговор о Лермонтове с В. А. Перовским в Петергофе: "...Читала с Катр(ин) до 1/2 9. Н(икс) лихорадит. .. Перовский (нрзб.) о Демоне". Затем: "Н(икс) нездоров, я велела пригласить Арендта, вместе читали, завтракать к Шамбо, назад в ландо одни. Н(икса) мучил сплин. Мишель обедал у меня, Н(икс) нет. Вечером чтение Перовского"*.
Смысл этих лаконичных заметок расшифровывается в записке императрицы к Бобринской, очевидно написанной 10 февраля 1839 года:
"Вчера я завтракала у Шамбо, сегодня мы отправились в церковь, сани играли большую роль, вечером - русская поэма Лермонтова Демон в чтении Перовского, что придавало еще большее очарование этой поэзии.- Я люблю его голос, всегда немного взволнованный и как бы запинающийся от чувства.
Об этом у нас был разговор в вашей карете в маскарадную ночь, вы знаете".


4

    Только  слишком экзальтированной даме придет в голову развлекаться  ночью чтением  жутковатой поэмы «Демон» рядом с самым красивым молодым человеком столицы Столыпиным Монго, молодым дядей  Михаила Лермонтова и его близким другом, в карете, которая несется в шумный  маскарад великосветского свального греха холодного зимнего Петербурга. Можно представить, что императрица увлечена автором «ужасника» 19 века, но млеет-то она – от  голоса Перовского, взволнованного и запинающегося от чувств»…
Вот в фамилии этого замечательного «чтеца» и кроется великая тайна происходивших на тот момент событий вокруг Лермонтова, с которым ни императрица, ни император ни разу лично и близко не встретились, но  он поглощал подчас все их внимание. А чтецом был ни кто иной, как очень известный  и заслуженный  сорокачетырехлетний Василий Алексеевич Перовский, участник Отечественной войны 1812 года.
4(16) сентября попал в Москве во французский плен, где пробыл до 1814 года. Состоял при начальнике главного штаба на Венском конгрессе 1814-1815 годов, служил в лейб-гвардейском Егерском полку (1816-1828 годы), адъютант великого князя Николая Павлович (будущего императора Николая Первого –Т.Щ.). Член  «Союза благоденствия» (1818 год), вскоре отошел от декабристов, участвовал в подавлении их выступления.
 Член Комитета о преобразованиях учебных заведений (1826 год), участник русско-турецкой войны 1828-1829 годов.
Генерал-майор свиты Его Императорского Величества (1828 год), директор канцелярии начальника Морского и Главного морского штабов (1828-1831 годы). Исполняющий обязанности военного губернатора нескольких полицейских частей Санкт-Петербурга во время эпидемии холеры в 1831 году.
Оренбургский военный губернатор (1833-1842 годы), генерал-адъютант (1833 год), совершил неудачный поход на Хивинское ханство в 1839-1840 годах.
 В.А. Перовский 7 апреля 1857 года по болезни вышел в отставку и 8 декабря того же года скончался в Алупке, имении Воронцовых, холостым и бездетным.
Но как же такой именитый господин оказался в феврале 1839 года всего лишь в роли чтеца поэмы «Демон»? Правда, у ног самой императрицы…
Да, этот генерал-майор свиты Его Императорского Величества был еще и не в таких «ролях». И не случайно Пушкин упомянул его в своих дневниковых записях еще за 1834 год.
Известно, что из этой поездки Пушкин привез сюжет для «Ревизора» Гоголя. В августе 1833 года он прибыл в Нижний Новгород, где местный губернатор Бутурлин принял его за тайного ревизора. Принято считать, что прообразом городничего и послужил Бутурлин. Тем более, что Хлестаков в комедии Гоголя в своём путешествии повторяет часть маршрута Пушкина.
             Но все тот же вездесущий, но «непричастный»  В. Соллогуб рассказывал позже, что сюжет пьесы Н. В. Гоголя «Ревизор» был подсказан следующим эпизодом. Когда А. С. Пушкин приехал в Оренбург осенью 1833 года собирать материалы о пугачёвском восстании, то «узнал, что о нём получена графом В. А. Перовским секретная бумага, в которой последний предостерегался, чтоб был осторожен, так как история пугачёвского бунта была только предлогом, чтобы обревизовать секретно действия оренбургских чиновников». То есть, заслуженный и греющийся в лучах славы рядом с императором генерал и стал прообразом  смешного и нелепого городничего в пьесе Гоголя «Ревизор»?
    Выходит, что так оно и есть. Но смешно ли это в действительности? Если  посмотреть на события того времени, то это  не смешно, а трагично и  связано со страшной смертью замечательного человека, «настоящего ревизора», который действовал по личному заданию Николая Первого, начавшего борьбу с коррупцией, молодого и преданного России офицера Александра Ивановича Казарского.
Побывав с ревизиями в нескольких губерниях, Казарский, с которым был лично знаком Пушкин,  летом 1833 года по заданию императора отправился ревизовать Черноморский флот. Он обнаружил там преступную коррумпированность самого главнокомандующего адмирала Грейга, но  не успел довести дело до конца, потому что был отравлен крысиным ядом и умер в страшных мучениях. Уже в 1834 году в Севастополе по распоряжению нового адмирала –Лазарева - был заложен памятник герою. Восхитительный монумент по проекту художника Брюллова (говорят, что заказчиком был сам Николай Первый) был открыт в 1839 году. Когда осмеянный на весь свет оренбургский, простите,  гоголевский, «городничий» холодной зимней ночью в карете читал императрице  страшную поэму Лермонтова «Демон» голосом, от которого она приходила в восторг.

5

И было бы смешно представлять, как волновался  Василий Алексеевич Перовский, предупрежденный кем-то о приезде «ревизора» Пушкина, если бы сегодня не было так грустно от мысли, что в это же время уже жестоко убили в Николаеве  красивого молодого человека, патриота своей страны, славного боевого офицера, «настоящего ревизора» Александра Ивановича Казарского. Сама собой напрашивается мысль о том, кто мог предупредить Перовского о визите досужего поэта?
Им мог быть А.Н. Мордвинов, начальник канцелярии Третьего Отделения. В процессе работы над «Историей Пугачева» Пушкин посчитал совершенно необходимым посетить места событий и 22 июля 1833 года обратился к Бенкендорфу с просьбой разрешить ему поездку в Казань и Оренбург. 29 июля, по поручению Бенкендорфа, начальник канцелярии III Отделения А. Н. Мордвинов в письме Пушкину попросил его о дополнительном разъяснении причин планируемого путешествия. В ответе Мордвинову  поэт написал, что уже два года он был занят историческими изысканиями, отвлекавшими его от литературных трудов, что он хочет написать роман о событиях, имевших место в Оренбурге и Казани, «и вот почему хотелось бы мне посетить обе сии губернии». В первых числах августа Мордвинов направил докладную записку императору Николаю, в которой почти дословно повторил доводы Пушкина. На сохранившейся в архивах докладной записке сохранился автограф Бенкендорфа: «Государь позволяет». 7 августа Мордвинов известил Пушкина о полученном разрешении на поездку, 11 августа министр Несельроде на этом основании предоставил ему 4-месячный отпуск. А.Н. Мордвинов постоянно с тех пор был в курсе мельчайших подробностей путешествия Пушкина и обеспечения его  необходимыми архивными документами (их были тысячи! – Т.Щ.)
Но почему у неизвестного доброжелателя губернатора Оренбурга А.В. Перовского вдруг возникла такая необычная мысль о «настоящей» миссии поэта на Урал? О том, что он будет ревизовать царских чиновников? А если А.Н. Мордвинов или кто-то другой из Третьего Отделения и самого ближайшего окружения императора знал о действительно каком-то особом задании Николая Первого поэту? Но не думаю, что это задание касалось ревизии как таковой. Скорее всего, царю  от Пушкина было нужно совсем другое – произведение типа «Горе от ума» Грибоедова, которое  высмеивало бы и сурово обличало нравы  чиновников в провинции. Ведь путешествие Пушкина в Сибирь состоялось сразу после убийства приближенного к императору ревизора Казарского, и Николай Павлович захотел  убийственным смехом в адрес коррупционеров «казнить» всех мздоимцев в России разом.
Косвенно на такую договоренность указывает тот факт, что Пушкин очень давил на Гоголя, буквально заставлял писать пьесу, передав ему сюжет «Ревизора», вернувшись из поездки, о которой Гоголь знал очень подробно. Это тоже странно. И отказ Пушкина стать вторым Грибоедовым, записным царским сатириком, наверняка мог сильно рассердить царя, который, возможно, видел именно его знаменитое имя под  разгромной пьесой. Но Пушкин добился того, что Николай Первый получил-таки произведение, которое  хотел, а, кроме этого, нового гения России – из рук великого поэта прямо в царские руки. И император принял Гоголя и приблизил к себе до самой его и своей смерти. Тем более, что Пушкин очень  порадовал его текстом «Истории пугачевского бунта», на который, увы, не  было ни одной положительной рецензии от критиков – кроме царской. Но за «бунтом» тут же была опубликована «Капитанская дочка», вызвавшая восторг у читателей.
Казалось бы – невероятно, что Николай Первый мог замыслить использовать Пушкина в качестве шпиона-налоговика в дальних губерниях. Но в том-то и заключалась особенность его правления, что он умел использовать людей для таких целей, о которых и подумать было нельзя. Однако этот прием очень распространен в разведке, главным представителем которой в любом государстве является его правитель.
И вот всего лишь один из таких примеров «невероятных» приемов Николая Павловича именно в деле ревизий – декабрист Александр Николаевич Муравьев ( двоюродный брат А.Н. Мордвинова). Он -    участник Отечественной войны 1812 года и заграничных походов русской армии 1813—1814 годов, а также один из основателей декабристского движения. Но впоследствии - генерал-лейтенант, Нижегородский военный губернатор, сенатор. Как ни странно. Наверное, единственный  пример не только скорого прощения осужденного к высылке в Сибирь декабриста, но и стремительного возвышения его по карьерной лестнице.
Он был арестован в имении жены селе Ботове Волоколамского уезда 8 января 1826 года по приказу от 5 января 1826 года. 13 января доставлен в Санкт-Петербург на главную гауптвахту, 14 января переведён в Петропавловскую крепость. Осуждён по VI разряду 10 июля 1826 года; приговорён к ссылке в Сибирь без лишения чинов и дворянства. Выехал из Санкт-Петербурга в Якутск 28 июля 1826 года; супруга решила последовать за своим мужем, но им было запрещено ехать вместе.  После ходатайства тёщи, княгини Е. С. Шаховской, место ссылки было изменено на Верхнеудинск. Муравьёв узнал об этом по дороге в Якутск. Прибыл в Верхнеудинск  24 января 1827 года. Просил разрешения поступить на гражданскую службу, что было разрешено 30 ноября 1827 года. 19 января 1828 года был назначен городничим в Иркутск, вступил в должность 23 апреля 1828 года. 11 июля 1831 года назначен на должность председателя Иркутского губернского правления в чине статский советник.
25 июня 1832 года был назначен председателем Тобольского губернского правления; прибыл в Тобольск 28 октября того же года. С 30 октября 1832 года исправлял должность тобольского гражданского губернатора. Из-за конфликта с генерал-губернатором Западной Сибири И. А. Вельяминовым 25 января 1834 года переведён в Вятку на должность председателя уголовной палаты. Однако преемник Вельяминова Н. С. Сулима в конце того же 1834 года выразил желание возвратить А. Н. Муравьева в Тобольск на прежнюю губернаторскую должность. 25 мая 1835 года назначен председателем Таврической уголовной палаты. В 1837 году несколько раз исполнял обязанности гражданского губернатора. Из-за конфликта с генерал-губернатором графом Михаилом Воронцовым, 6 ноября 1837 года переведён на должность архангельского гражданского губернатора. Из-за крестьянских волнений в Ижемской волости уволен от должности губернатора 7 июня 1839 года.
С 15 апреля 1843 года состоял на службе в Министерстве внутренних дел. 16 февраля 1846 года назначен членом Совета министра внутренних дел, проводил ревизии различных губерний.
Как видим, организатор декабристского движения, находясь на высоких должностях после короткой высылки в Сибирь, не ладил с николаевскими аристократами, что не помешало ему оставаться на этих должностях и двигаться выше. И не эта ли его черта характера пришлась по душе Николаю Павловичу, который, в конце концов, назначил его главным ревизором России в 1846 году? Наверное, ревизором он был беспощадным и никому не давал спуску. Вот вам и  главный декабрист-мятежник, государственный преступник…
          Вернемся к А.Н. Мордвинову. Он был дальним родственником адмирала Н.С. Мордвинова, который, в свою очередь, приходился родственником Михаилу Юрьевичу Лермонтову. Княгиня Мария Аркадьевна Вяземская, урождённая Столыпина, в первом браке Бек — гофмейстерина, статс-дама, внучка адмирала графа Н. С. Мордвинова, двоюродная тётка поэта , жена  князя Павла Вяземского. Именно через А.Н. Муравьева Лермонтов обращался к Мордвинову с просьбами о заступничестве после запрета драмы «Маскарад» цензурой III отделения.  Как известно, обращение ничего не дало, «Маскарад» не увидел  печати и постановок. Но что, если Мордвинов, желая все-таки помочь поэту, оказал  ему услугу, предупредив  оренбургского губернатора  Перовского о  визите Пушкина? И Перовский из признательности  познакомил ( по просьбе Мордвинова)  императрицу  Александру Федоровну со стихами поэта и тогда-то  читал  ей поэму «Демон» в карете, мчащей их на маскарад? Конечно, это фантастическое предположение, тем более, что это чтение «Демона» состоялось пять лет спустя после путешествия Пушкина и когда его уже не было в  живых – в 1839 году.
       Но заметим:  после написания стихотворения «Смерть поэта»  в 1837 году Лермонтов снова обращается к А.Н Мордвинову, чтобы избежать гонений. Тот не нашёл в первоначальной редакции, без последних 16 строк, ничего предосудительного (даже назвал «прекрасным»), однако, счел нежелательной его публикацию. В марте 1839 года, спустя месяц после поездок Перовского с императрицей на костюмированные балы,  Мордвинов был уволен с поста управляющего  канцелярии Третьего Отделения, его место занял Леонтий Дубельт. Которого он сам продвигал по службе.
Как бы там ни было, а произведения Лермонтова привлекли внимание венценосцев. Но, как быстро выяснилось, не поэтической красотой, а целесообразностью для очень большого плана во внутренней и внешней политики Николая Первого. И не «Демон» был ему нужен, а «Герой нашего времени». Но не в лице бунтующего Печорина, а в лице мудрого служаки на кавказской войне Максим Максимыча. Почему?
Нужно вернуться к генералу В.А. Перовскому.



6


В начале 1839 года генерала постигла большая неудача. Но прежде, чем о ней рассказать подробно, зададим себе вопрос:  как мог Перовский, будучи губернатором Оренбурга, зимой 1839-го читать «Демона» в карете императрицы в Петербурге? Может быть, это был другой Перовский? Да нет, тот самый. И был он в столице в это время с особой миссией – с подготовкой плана похода русской армии на Хиву, который он возглавил и проиграл. Вот в чем была его большая неудача.
И все-таки, остается загадкой: как и зачем могло такое произойти, что после легкомысленного чтения в карете, мчащейся по маскарадам, всего через месяц генерал Перовский уже осуществлял военный поход на Хиву, имеющий огромное стратегическое международное значение? Или… эти поездки в маскарады были ни чем иным, как разведкой, которую осуществляла  Александра Федоровна, прихватив в помощники многоопытного Перовского? И все эти развлечения в карете в присутствии молодых офицеров были просто спектаклем, собственным «маскарадом» Ее Императорского Величества, под которым она скрывала желание узнать настроение петербургских аристократов в преддверии новой войны на Востоке, а, главное, выведать у великосветских болтушек, известно ли кому-то о тайных планах императора, который в это время уже ожидал в столице необычного гостя из Англии – маленького, никому не известного человечка немецкого происхождения – почти карлика и почти ребенка… Человечка, который должен был перевернуть всю жизнь в России!
Современные политики и историки ищут доказательства участия Романовых в событиях, которые привели к  Октябрьской революции 1917 года. Есть много фактов дворцовых усобиц, заговоров, противоречий в венценосном семействе. Но чтобы понять, что именно Романовы открыли двери  революции в России, приведшей к падению  великой империи, нужно отступить именно в 1839 год, в то время, когда никто бы и подумать не мог ( и сегодня не может) о революционных наклонностях в настроении Николая Павловича.
           Но после провала планов Александра Первого политического и экономического реформирования страны  с участием дворян, его брату, принявшему правление, пришлось эти планы сильно корректировать. Внимательно наблюдая за бурным развитием Англии, Николай Первый все больше  испытывал желание сблизиться именно с этой страной. Фразу, сказанную Лениным после  казни его брата (фатальное совпадение), «Мы пойдем другим путем», по справедливости нужно бы отдать Николаю Павловичу. Он продолжил дело своего брата, но так, что даже его приближенные поначалу ничего не заметили! Это была потрясающая «подпольная» работа!
В чем же она заключалась? В сговоре с иностранными государствами – с вольным городом Бремен Германского союза и Англией. В конце тридцатых годов 19 века Россию еще можно было называть «жандармом Европы», поскольку она пока что  контролировала новые территориальные образования там после победы над Наполеоном. А именно на Венском конгрессе был создан Германский союз вместо распущенной в 1806 году Священной Римской империи. В него входили Австрия, королевства Пруссия, Бавария, Саксония, Ганновер, Вюртемберг и четыре города-республики – Франкфурт, Гамбург, Бремен и Любек.
           Теперь, как говорится, «следите за руками»: ненавидя французскую революцию 1830 года, нового, «буржуазного», короля Франции  Луи Филиппа, из-за которого либеральное  революционное движение перекинулось и в Германию,  Николай Первый в 1839 году принимает в России эмиссара из Манчестера,  родившегося и получившего образование и воспитание именно в свободном, конституционном городе Бремене, одним из первых в Германии освободившем крестьян от крепостной зависимости – Людвига Кнопа.
           Тот, кто узнал бы о двойных стандартах в мышлении русского императора-реакционера, беспощадно подавившего бунт декабристов в 1825 году, и о его тайном сговоре с Англией и конституционным Бременом в 1839 году, мог бы назвать его государственным изменником. И, возможно, был бы прав…
          То, что сделал Николай Первый, было гораздо рискованнее и революционнее, чем  планировал его брат, император Александр Первый. Практически одновременно с Англией он начал в России промышленную революцию, которая затем совершила в короткое время  настоящий переворот в российском обществе, породив  новый класс влиятельной и богатой буржуазии – купечества и промышленников. Веками русские цари не могли справиться со своими антагонистами – боярами и дворянами-аристократами, сколько бы они не меняли их местами, не гнобили и не «переделывали», отрезая бороды и одевая в европейское платье, пытаясь приблизить их к прогрессу. Николай Павлович решил эту проблему быстро и радикально.

7

Для подобных преобразований нужна особая идеология. Часть ее – литературные произведения  талантливых авторов, направленные на проведение  определенной политики власти в жизнь общества. Вот, видимо, почему так старательно изучала царская семья  в 1839-м, а затем в 1840-м годах творчество поэта Михаила Юрьевича Лермонтова. Даже его ужасное  стихотворение «Смерть поэта», можно сказать, было им на руку, поскольку привлекло к молодому писателю  внимание российского общества. И царь уже был готов приблизить к себе поэта для своих практических целей, но вдруг обнаружил в опубликованном романе … себя самого и в образе холодного и бессердечного убийцы Печорина, и в образе противного, самонадеянного и глупого Грушницкого, да еще эта княжна с английским именем Мери! Если его покойный  брат император Александр Первый в образе Александра  Чацкого в пьесе Грибоедова «Горе от ума»  «пришелся ко двору» Николая Первого, то «герой» Лермонтова, вырвавшийся на волю без высочайшего разрешения,  вызвал гнев царя.
Сохранилось его известное письмо Александре Федоровне, которое он написал во время путешествия на корабле в июне 1840 года, прочитав  только что опубликованный роман Лермонтова, который, на мой взгляд, и стоил ему жизни: «…нахожу вторую часть отвратительной, вполне достойной быть в моде. Это то же самое изображение презренных и невероятных характеров, какие встречаются в нынешних иностранных романах. Такими романами портят нравы и ожесточают характер. И хотя эти кошачьи вздохи читаешь с отвращением, все-таки они производят болезненное действие, потому что в конце концов привыкаешь верить, что весь мир состоит только из подобных личностей, у которых даже хорошие с виду поступки совершаются не иначе как по гнусным и грязным побуждениям. Какой же это может дать результат? Презрение или ненависть к человечеству! Но это ли цель нашего существования на земле? Люди и так слишком склонны становиться ипохондриками или мизантропами, так зачем же подобными писаниями возбуждать или развивать такие наклонности! Итак, я повторяю, по-моему, это жалкое дарование, оно указывает на извращенный ум автора.
Характер капитана набросан удачно. Приступая к повести, я надеялся и радовался тому, что он-то и будет героем наших дней, потому что в этом разряде людей встречаются куда более настоящие, чем те, которых так неразборчиво награждают этим эпитетом. Несомненно, кавказский корпус насчитывает их немало, но редко кто умеет их разглядеть. Однако капитан появляется в этом сочинении как надежда, так и не осуществившаяся, и господин Лермонтов не сумел последовать за этим благородным и таким простым характером; он заменяет его презренными, очень мало интересными лицами, которые, чем наводить скуку, лучше бы сделали, если бы так и оставались в неизвестности — чтобы не вызывать отвращения. Счастливый путь, г. Лермонтов, пусть он, если это возможно, прочистит себе голову в среде, где сумеет завершить характер своего капитана, если вообще он способен его постичь и обрисовать».
Незадолго до смерти, возможно, понимая это настроение императора, Лермонтов написал  замечательное, хотя и очень грустное, предисловие ко второму изданию «Героя…»: «… Наша публика так еще молода и простодушна, что не понимает басни, если в конце ее на находит нравоучения. Она не угадывает шутки, не чувствует иронии; она просто дурно воспитана. Она еще не знает, что в порядочном обществе и в порядочной книге явная брань не может иметь места; что современная образованность изобрела орудие более острое, почти невидимое и тем не менее смертельное, которое, под одеждою лести, наносит неотразимый и верный удар. Наша публика похожа на провинциала, который, подслушав разговор двух дипломатов, принадлежащих к враждебным дворам, остался бы уверен, что каждый из них обманывает свое правительство в пользу взаимной нежнейшей дружбы. Эта книга испытала на себе еще недавно несчастную доверчивость некоторых читателей и даже журналов к буквальному значению слов. Иные ужасно обиделись, и не шутя, что им ставят в пример такого безнравственного человека, как Герой Нашего Времени; другие же очень тонко замечали, что сочинитель нарисовал свой портрет и портреты своих знакомых... Старая и жалкая шутка! Но, видно, Русь так уж сотворена, что все в ней обновляется, кроме подобных нелепостей. Самая волшебная из волшебных сказок у нас едва ли избегнет упрека в покушении на оскорбление личности! Герой Нашего Времени, милостивые государи мои, точно, портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии. Вы мне опять скажете, что человек не может быть так дурен, а я вам скажу, что ежели вы верили возможности существования всех трагических и романтических злодеев, отчего же вы не веруете в действительность Печорина? Если вы любовались вымыслами гораздо более ужасными и уродливыми, отчего же этот характер, даже как вымысел, не находит у вас пощады? Уж не оттого ли, что в нем больше правды, нежели бы вы того желали?..Вы скажете, что нравственность от этого не выигрывает? Извините. Довольно людей кормили сластями; у них от этого испортился желудок: нужны горькие лекарства, едкие истины. Но не думайте, однако, после этого, чтоб автор этой книги имел когда-нибудь гордую мечту сделаться исправителем людских пороков. Боже его избави от такого невежества! Ему просто было весело рисовать современного человека, каким он его понимает, и к его и вашему несчастью, слишком часто встречал. Будет и того, что болезнь указана, а как ее излечить — это уж бог знает!»

8

Зачем же нужен был Николаю Первому такой литературный  герой, как Максим Максимыч из Кавказского корпуса? Затем, чтобы российское общество  того времени  убедилось в необходимости людей, которые сражаются за интересы страны на восточных рубежах. А там с 1813 года  шла непрекращающаяся схватка за торговые пути для азиатского хлопка в Россию. Она имеет политическое название «Большая игра», жертвами которой, собственно, и стали четыре гения России: Грибоедов, Пушкин, Лермонтов и Гоголь. Да и Достоевскому от нее досталось едва не до смерти.
Большая игра  (другое русское название — Война тене;йй) — геополитическое соперничество между Британской и Российскойимпериями за господство в Южной и Центральной Азии в XIX — начале XX в. Выражение the Great (Grand) Game впервые использовал офицер на службе Ост-Индской компании Артур Конолли на полях копии письма, отправленного британским политическим представителем в Кабуле губернатору Бомбея в 1840 году. В широкий оборот термин был введён Редьярдом Киплингом в романе «Ким»  в 1901 году.
Интересно, что убежденный масон и друг английского короля Георга Пятого  писатель Киплинг в этом романе создал образ мальчика-сироты, воспитанного в Индии и ставшего с детских лет шпионом. Как этот образ напоминает нам другой – юноши, почти ребенка, прибывшего в Петербург из Англии  с великой международной  миссией, о которой не знал никто, кроме императора Николая Первого, задумавшего  выиграть в этой «Войне теней». Кстати говоря,  знаменитого на весь мир Киплинга, в отличие от русских гениев,  английский король  не убил, он до конца жизни был его другом, и Киплинг прожил очень долго и счастливо, в самом ее конце публично воспев свое любимое масонство в стихах «Материнская ложа»:


 ... Мне зёрна чёток памяти перебирать не лень.
Придёт воспоминание – не даром прожит день.

Я помню своих  Братьев, я не забыл имён.
«Рейл-Вэй», путейцы, станция и колокола звон.
Кондуктор был, тюремщик, редактор и сержант,
Полковник-полицейский, помещик, интендант.

Мне дорог бравый Рандл… ну, память, подскажи!
Бизли, Акман и Донкин, и Фрамджи Эд-Ульджи…

При встречах в людных улочках не скажем мы «Привет!»,
На взгляд знакомый радостно не улыбнёмся вслед.
Мы не знакомы в обществе банкиров и купцов,
Где чистоган господствует – кумир всех подлецов.

Но в Ложе нашей Матери нет Братьев нас родней,
Где Подмастерьем Истину познал из уст друзей.
Не жестов и не символов секреты – только Труд,
Покой и Просвещение народы обретут!

Сословные условности, цвет кожи и цвет глаз,
Язык, происхождение – не разделяют нас!..


9



Теперь – о «Большой игре». Начиная с 1813 года, британская дипломатия с беспокойством наблюдала за военными успехами русских войск против Персии, завершившимися подписанием Гюлистанского и Туркманчайского договоров.

          12 (24) октября 1813 года был подписан Гюлистанский мир (Карабах), по которому Персия признала вхождение в состав Российской империи Восточной Грузии и Северной части современного Азербайджана, Имеретии, Гурии, Менгрелии и Абхазии; Россия получила исключительное право держать военный флот на Каспийском море.
             Эта война и стала началом «Большой игры» между Британской и Российской империями в Азии.
             В 1814 году Персия подписала договор с Великобританией, по которому она обязалась не пропускать через свою территорию в Индию войска какой бы то ни было державы. Великобритания, со своей стороны, согласилась добиваться пересмотра Гюлистанского договора в пользу Персии, а в случае войны обязалась предоставлять шаху денежную помощь в размере 200 тысяч туманов в год и помогать войсками и оружием. Британские дипломаты, добиваясь прекращения персидско-турецкой войны, начавшейся в 1821 году, подталкивали Фетх Али-шаха и наследника престола Аббас-Мирзу на выступление против России.
             Напряжённая международная обстановка 1825 года и восстание декабристов были восприняты в Персии как наиболее благоприятный момент для выступления против России. Наследник престола и правитель  иранского Азербайджана  Аббас-Мирза, создавший с помощью европейских инструкторов новую армию и считавший себя способным вернуть утраченные в 1813 году земли, решил воспользоваться столь удобным, как ему казалось, случаем.
             Главнокомандующий русскими войсками на Кавказе генерал А. П. Ермолов предупреждал императора Николая I, что Персия открыто готовится к войне. Николай I, ввиду обострявшегося конфликта с Турцией,  был готов за нейтралитет Персии уступить ей южную часть Талышского ханства. Однако князь  А. С. Меньшиков, которого Николай I направил в Тегеран с поручением обеспечить мир любой ценой, не смог ничего добиться и покинул иранскую столицу.

               
              Началась Русско-персидская война 1826—1828 годов — военный конфликт между Российской и Персидской империями за господство в Закавказье и Прикаспии, в результате которого Россия окончательно закрепилась в этом регионе и присоединила к своей территории Восточную Армениюю. Теперь военные неудачи заставили персов пойти на мирные переговоры. 10 (22) февраля 1828 года был подписан Туркманчайский мирный договор (в с. Туркманчай близ Тебриза), заключённый между Российской и Персидской империями, по которому Персия подтверждала все условия Гюлистанского мирного договора 1813 года, признавала переход к России части Каспийского побережья до р. Астара,Восточной Армении. (На территории Восточной Армении было создано особое административное образование — Армянская область, с переселением туда армян из Ирана). Границей между государствами стал Аракс.
           Кроме того, персидский шах обязывался выплатить России контрибуцию (10 куруров туманов — 20 млн руб.). Что касается иранского Азербайджана, то Россия обязалась вывести из него войска по выплате контрибуции. Также персидский шах обязался предоставить амнистию всем жителям иранского Азербайджана, сотрудничавшим с русскими войсками. Но, подстрекаемые англичанами, персы устроили бунт в Тегеране, во время которого погиб Грибоедов.

10


            Предыстория же «Большой игры» такая. Ещё в 1600 году в Индию проникли англичане, основав там Ост-Индскую компанию и превратив всю Индиюв свою колонию.
Начиная со времён Петра I, Российской империей в Среднюю Азию снаряжались экспедиции и направлялись дипломаты для установления дипломатических связей с местными ханствами. Со временем Российская империя всё дальше и дальше продвигалась на Ближний Восток и в Среднюю Азию, и к началу XIX века российские и британские интересы в регионе столкнулись.
         Теперь  снова, как говорится, «следите за руками» и увидите, какое  истинное мошенничество используют историки, рассказывая о смерти императора Павла Первого. Подробно тому, как они высмеивают намерения Ивана Грозного жениться на английской королеве Елизавете Первой, объясняя это не его  серьезными геополитическими  устремлениями, а слабоумием царя, наши историки точно также высмеивают намерение Павла Первого завоевать Индию.В 1801 году  он поддержал идею Наполеона Бонапарта о совместном походе русско-французской армии в британскую Индию. В январе того же года в Среднюю Азию направились 20 000 казаков, однако, в марте они получили приказ об возвращении обратно в Россию в связи со смертью императора. Так что убийство Павла было международным заговором, а не дворцовым, т совершено в пользу Англии. После этого на протяжении двадцати лет планы завоевания «жемчужины британской короны» в Петербурге всерьёз не обсуждались.
          Но в 1822 году правительство неожиданно озаботилось судьбой «отечественного товаропроизводителя», введя высокие налоги на импорт готовой одежды. Дела российских текстильщиков пошли в гору, однако, им по-прежнему не хватало импортного сырья.
          Тогда-то   Александр Первый, видимо и составил план модернизации отечественного текстильного производства, но собственными силами, без помощи Европы. Он рассчитывал на хлопок с завоеванных территоий. Англия же была на чеку, и  России пришлось вести войну за войной на Востоке и пережить декабрьское восстание.
              Николай Первый пошел другим путем, вступив в  тайные договоренности с Англией. И получил-таки не только  восточный хлопок, но и машины, технологии и специалистов из самой Англии. Только теперь противнице России пришлось закрыть глаза на ее завоевания территорий на востоке, поскольку для английских машин в России нужно было очень много хлопка. Вот когда Николаю Первому понадобились патриотические художественные произведении о  героях кавказских войн типа Максим Максимыча Лермонтова. Но поэт осуждал и эти войны, и перемены, наступавшие в обществе в связи с  началом развития бизнеса и промышленного производства текстиля.
Российская же империя мотивировала своё расширение на восток желанием цивилизовать отсталые народы Средней Азии, открыть рынок сбыта для среднеазиатских товаров (в том числе хлопка), прекратить опустошительные набеги местных народов на её владения. Лев Феофилович Костенко писал: «Нечестолюбивые замыслы и никакие другие своекорыстные расчёты руководят Россией в её поступательном движении в Среднюю Азию, но исключительно только желание умиротворить тот край, дать толчок её производительным силам и открыть кратчайший путь для сбыта произведений Туркестана в европейскую часть России».






11



       Одной из причин Хивинского похода, который подготовил сразу после чтения поэмы «Демон» в карете государыни Александры Федоровны, осуществил его и проиграл в 1839 году В.А. Перовский, и стала Большая игра — российско-британское противостояние в Средней Азии и на Ближнем Востоке. Основными задачами похода, определёнными на заседании особого комитета Азиатского департамента в марте 1839-го, было прекращение набегов хивинцев на подвластные Российской империи территории, освобождение российских пленных в Хивинском ханстве, обеспечение безопасной торговли и транзитов грузов и исследование Аральского моря. Предположительно одной из целей было смещение тогдашнего хивинского хана Алла Кули-хана и возведение на престол человека, более лояльного к Российской империи.
По мнению некоторых исследователей, поход мог быть подготовкой к более масштабным военным действиям и последующим завоеванием Россией узбекских территорий.
Как писал И. Виткевич, адъютант Перовского, направленный им с разведывательной миссией в Среднюю Азию:"Ныне власть и влияние нашего управления простирается почти не далее пограничной черты Урала и не внушает ни кайсакам, ни областям Средней Азии особенного уважения". «С нашего каравана взято хивинцами с одних бухарцев на 340 бухарских червонцев, или на 5440 рублей. С татар наших берут, как известно, вдвое противу азиятцев… У татар наших развязывают тюки, бьют людей и собирают с неслыханными притеснениями и злоупотреблениями; из развязанных тюков хватают и тащат товары во все стороны…». «Если посмотришьсвоими глазами на эти самоуправства, о коих у нас едва ли кто имеет понятие, то нисколько нельзя удивляться застою нашей азиатской торговли.» «Хивинцы ездят по Сырдарье, до самого Ак-МечетаТашкентского, где отделяется Куван от Сыра, и грабят беспощадно чумекейцев наших, которые зимуют здесь и прикочевывают на лето к Оренбургской линии между Орска и Верхнеуральска.» «Ныне же насилиеэто вошло в употребление, и наши так называемые подданные (киргиз-кайсаки), будучи с нашей стороны освобождены от всякой подати и в то же время подвергаясь, по беззащитности своей, всем произвольным притеснениям и поборам хивинцев, поневоле повинуются им более чем нам и считают себя более или менее подведомственными хивинскому хану».
Россия хотела в этом районе получить новый стратегически важный торнговый путь: в регионе Хивинского ханства было большое количество хлопка, который на рынке стоил дорого. Хлопок было долго и небезопасно везти через казахские степи, поэтому более быстрым и безопасным путём могла бы стать Аму-Дарья (если бы она впадала, как думали в то время, в Каспийское море).
           Для Российской империи поход оказался безуспешным. Войска вернулись в Оренбург, потеряв в походе 1054 человека, преимущественно из-за холода и болезней. Из вернувшихся 604 человека были положены в госпиталь в связи с заболеванием цингой, многие из них не выжили. 600 русских пленных, отставших от отряда, а также взятых хивинцами в плен на пограничных постах ещё до начала похода, вернулись в Россию в октябре 1840 года. Одновременно с возвращением пленных, хан Хивы издал фирман, в котором его подданным запрещалось брать в плен русских или даже покупать их у других степных народов]. Очевидно, что несмотря на неудачный исход похода Перовского, Кули-хан не хотел дальнейшего обострения отношений с Россией.


12


      Проблемы с эффективными поставками импортного хлопка в Россию без всякой войны решил агент английской королевы Виктории немец Людвиг Кноп. Всего за десять лет ему удалось стать крупнейшим поставщиком хлопка из Америки, Египта, Индии и Туркестана, где у него были собственные плантации. В связи с бурным развитием хлопчатобумажной промышленности ввоз хлопка в Россию (в целях его переработки) вырос с 1,62 тыс. т. в 1819 г. до 48 тыс.т. в 1859 г., то есть почти в 30 раз, причем особенно быстро хлопчатобумажное производство росло в 1840-е годы. Таких темпов, как за 40-е годы, с учетверением за одно лишь десятилетие, не знала даже Англия в свои лучшие годы промышленного переворота XVIII века.
          История развития производства хлопка в России, начатая Кнопом, продлилась до времен СССР. Рост цен на американский хлопок и трудности с его доставкой в конце ХIХ заставили власти России приступить к его выращиванию в Туркестанском крае. Было решено превратить Туркестан в хлопковую базу Российской империи.
Но Средняя Азия не могла удовлетворить все потребности российской промышленности, поскольку Хива и Бухара еще не были полностью поглощены Российской империей. Эти ханства, хотя входили в состав России, но имели практически неограниченную власть во внутренних делах. Россия по-прежнему была вынуждена закупать хлопок в США. Извне его ввозилось около 60 процентов. В связи с чем в 1910 году встал вопрос о превращении Бухарского и Хивинского ханства в полные колонии России.
          Вступление Российской империи в Первую мировую войну отложило присоединение Бухарского эмирата и Хивинского ханства к России. Тем самым до революции Туркестанский край не смог обеспечить хлопковую независимость российского государства. Только с 1930-х годов, после победы над «басмачами» (то есть окончательного присоединения Средней Азии), Россия в лице СССР обрела полную хлопковую независимость. Но об этой войне  в школах и в отечественных кинофильмах говорилось без упоминания истории развития текстильной промышленности в России и СССР, начиная с неизвестного проекта Николая Первого, пошедшего на  тайные  экономические и политические договоренности с Англией во имя технического прогресса страны.
      Начиная с 1938 года, на территории Узбекистана начались грандиозные народные стройки каналов для полива хлопковых плантаций, в которых участвовало и сельское население и горожане. Методом народных строек были сооружены Большой Ферганский, Северный Ферганский и Южный Ферганский каналы, Южный и Северный Ташкентские каналы, Зеравшанский канал, Каракумский канал, Катта-Курганское водохранилище и многие другие. Построены и реконструированы осушительные каналы, улучшено мелиоративное состояние заболоченных земель. В результате в советское время дренажные работы получили большой размах. Благодаря широкой сети каналов, построенных в годы советской власти, засушливые и пустынные земли Узбекистана превратились в аграрные земли. Появились новые крупные районы хлопководства.
         В итоге Узбекистан превратился в «хлопковую державу», стал мощной хлопковой базой СССР, но потерял высохшее Аральское море.



                13


      Теперь вернемся в Зимний дворец и попытаемся посмотреть на описываемые ниже и хорошо известные многим события, понимая действия императора Николая Первого в свете его тайных договоренностей с Англией по ее участию в техническом  вооружении российского текстильного производства. Тогда многое увидится совсем в ином свете.
         В 1835 году, еще при жизни Пушкина, вокруг императрицы Александры Федоровны образовался кружок кавалергардских офицеров, дежуривших при ней. Она называла их «мои четыре кавалергарда». Среди них были: штаб-ротмистр Адольф Августович Бетанкур; поручик князь Александр Борисович Куракин; поручик Григорий Яковлевич Скарятин; поручик князь Александр Васильевич Трубецкой. В письмах императрицы Александры Федоровны к графине Софье Бобринской, опубликованных Э.Г.Герштейн в 1962 году, кавалергард Скарятин фигурировал под кличкой: Маска, Трубецкой — Бархат.
Но вместе с этими офицерами гостиную императрицы посещали и другие, среди них – Жорж Дантес. Как справедливо считали, именно отсюда выходили в свет  коварные интриги, стоившие жизни Пушкину. Однако, судя по происходившим с избранными императрицей приближенными офицерами событиям, сами кавалергарды не всегда могли объективно оценить свое положение и предназначенную роль.
            Так в 1836 году Дантес решил посвататься к сестре Александра Барятинского, Марии, одной из самых знатных и богатых невест России. Но, несмотря на дружбу и привязанность к французу, Барятинский ему отказал. А уже через месяц Дантес сватался к свояченице Пушкина  Екатерине Гончаровой. Именно такой была вторая часть его роли (первая – адюльтер с женой поэта, третья – смертельная), тщательно разработанная – только вот вопрос – кем, остается нерешенным для исследователей по сей день.
Но, возможно, ответ кроется в фамилиях людей, которые, по распоряжению Николая Первого, пристально следили за тем, как развиваются события в «золоченой клетке» импертарицы.
Дочь поэта Ф.И.Тютчева Анна Федоровна, с 1853 года фрейлина цесаревны Марии Александровны, внучки Николая Первого, в своих воспоминаниях писала об императрице Александре Федоровне: «Император Николай I питал к своей жене, этому хрупкому, безответственному и изящному созданию, страстное и деспотическое обожание сильной натуры к существу слабому, единственным властителем и законодателем которого он себя чувствует. Для него эта была прелестная птичка, которую он держал взаперти в золотой и украшенной драгоценными каменьями клетке, которую он кормил нектаром и амброзией, убаюкивал мелодиями и ароматами, но крылья которой он без сожаления обрезал бы, если бы она захотела вырваться из золоченых решеток своей клетки».
А следил за связанными «крыльями» императрицы А.Х. Бенкендорф, шеф жандармов и главный начальник Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии (служба госбезопасности). Вместе с ним этой работой занимался Алексей Федорович Орлов, внебрачный сын Федора Орлова, одного из братьев, помогавших Екатерине Второй взойти на престол. По ее указу все «воспитанники» Федора получили дворянство и права на наследство отца. Алексей Федорович сделал блестящую карьеру при дворе, в 1844 году сменил на посту Бенкендорфа.


14

Будучи под таким пристальным вниманием главы госбезопасности, разве могли кавалергарды сделать что-либо, что вышло бы из-под контроля императора? Никогда! Как говорится,  все эти  приближенные к императрице юноши ходили «по одной доске». И могли делать только то, что им разрешали или приказывали. Понятно, что судьба Дантеса полностью под контролем, он делает только то, что ему можно, а не то, что он сам хочет.
Посмотрим еще раз на «сценарий», по которому вели Пушкина к смерти. Навязанная его жене интрига с Дантесом, безденежье, невозможность  эффективно издавать журнал, изнуряющие сплетни в свете. В итоге – тяжелая депрессия. И, наконец, главный удар – «диплом рогоносца», повлекший за собой смертельную дуэль с Дантесом.
А теперь – о людях и обстоятельствах, среди которых в опасном окружении, словно в засаде, оказался поэт.
Прежде всего – это его жена, Наталья Николаевна, вольно или невольно сыгравшая роль погубительницы мужа. Затем – ее сестры. Одна – Александра - давала повод к грязным сплетням, другая – Екатерина -  ввела  врага Пушкина Дантеса в  дом  сестры и зятя, где сама-то пребывала на правах приживалки.
Затем – отец и теща, которые не протянули руку помощи Пушкину и внукам в тяжелейше для них время в 1836 году. Думаю, по одной и той же причине – из-за запрета императора оказывать  помощь, дабы поэт не получил даже лазейки для выхода из царского плена.
И, конечно, сестра Ольга и брат Лев, которые безжалостно тянули из него деньги.
То есть, в гибельном сценарии были задействованы самые близкие люди, родные, которые не только не противились этому положению, но, как Ольга и Лев,  «бежали впереди паровоза».
Еще два имени необходимо упомянуть – писателя Соллогуба, который принес  анонимку Пушкину и передал ее ему в руки первым из всех адресатов, и Александр Тургенев, поселившийся в это время по соседству с поэтом и часто посещавший его в предсмертные дни, а затем по приказу Николая Первого сопровождавший гроб с его телом в Михайловское.

15


Когда произошла дуэль Дантеса и Пушкина, то в гостиной императрицы, где развлекались привилегированные кавалергарды, они могли бы  с полным основанием  отметить: первый пошел! И это был Дантес, к которому питал особое расположение Александр Барятинский. Но в день кончины Пушкина, 29 января, появилось стихотворение Лермонтова «Смерть поэта», а 7 февраля  и он подписал себе смертный приговор, добавив к стихотворению после посещения его Арендтом, врачом, лечившим Пушкина после дуэли, шестнадцать заключительных строк:

А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда – всё молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!

                Лермонтов был арестован предположительно 18 февраля и содержался в одной из комнат верхнего этажа Главного штаба, а затем с 27 февраля находился под домашним арестом в квартире Е. А. Арсеньевой до отъезда 19 марта на Кавказ через Москву. А. Н. Муравьев писал: «Ссылка его на Кавказ наделала много шуму; на него смотрели как на жертву, и это быстро возвысило его поэтическую славу».
             Но, оказывается, еще не время было говорить вслед высланному за убийство поэта Дантесу : « Второй пошел!». Время это настало только в январе 1838-го, когда Лермонтов вернулся с Кавказа в Петербург. Кто же мог быть этим «вторым» вслед за Дантесом, кого в роскошной гостиной императрицы могли «назначить» палачом и жертвой одновременно?
         Может быть, тот – кто именно в это время сбежал от своей высокой покровительницы? Беглецом оказался фаворит Александры Федоровны, Александр Трубецкой, «Бархат», как она ласково называла его. Именно после гибели Пушкина и высылки Дантеса из России  он изменил императрице с итальянской балериной Тальони, которая в 1837 году прибыла в Петербург. Причем, сделал это, не скрываясь, на глазах у всех!
Но, кажется, главным обиженным тут оказался… император. Который, скорее всего, по просьбе жены не стал преследовать сбежавшего «Бархата», а обрушил свой гнев на его брата, Сергея Трубецкого, чья жизнь с тех пор пошла под откос.
Стиль такой был у Николая Первого – использовать близких родственников своих недругов, не выбирая средства. Мало того, именно он и  определял отношения между некоторыми родственниками своих приближенных - аристократов. Грибоедов, Пушкин, Лермонтов, а также окружающие их семейства входили в этот «заколдованный» императором круг.
Так почему совершил свой невероятный поступок фаворит императрицы, перебежав демонстративно от нее к танцовщице? Не потому ли, что заподозрил – вслед за Дантесом убийцей могут сделать его? И, грубо говоря, дал деру. Жизнь его с тех пор не сложилась, в истории он остался жалким сплетником и мошенником. И жизнь его брата Сергея Трубецкого была полностью загублена. В том же январе 1838-го Николай его насильно женил на своей беременной и распутной фаворитке Мусиной-Пушкиной, объявив Сергея отцом ребенка. Но это было только начало его злоключений…

16

              Если так сильно испугался Александр Трубецкой, что  по собственной воле покинул ряды фаворитов в Зимнем, то отчего вдруг возник этот  испуг? Может быть, он увидел, что в ход уже снова идет прежний сценарий,  с помощью которого был погублен Пушкин? Не удивительно: трудно было не заметить искушенному царедворцу, что события вокруг Лермонтова  прямо-таки «копируют» события вокруг Пушкина накануне  его смерти. И люди задействованы все те же!    Александр Иванович Тургенев также ловко восстановил против Лермонтова Баранта, как ловко он восстанавливал  Пушкина против  Карамзина,  Александра Первого и Аракчеева. Эпиграммы на этих людей были для юного выпускника лицея входным билетом в общество изощренных московских масонов – покровителей русской литературы и ее авторов в 19 веке. А Соллогуб с его «заказной» злой повестью-памфлетом на Лермонтова «Большой свет» и позорный «диплом рогоносца», который именно он принес Пушкину - нет ли и тут связующей нити?
Даже такая мало кому известная фамилия, как Жадимировский, всплывает уже через десять лет после смерти Лермонтова, но в связи и с ним, и с Пушкиным – через пятнадцать лет после его гибели. Сейчас эта фамилия на слуху у  искусствоведов и историков Петербурга, где под особую охрану Комитета по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры (КГИОП) попал «Особняк и дом Жадимировских ». Сообщается, что в 1793 году участок приобрел купец Жадимировский. Его родственники владели домами в северной части того же квартала у Конюшенного переулка. Это был известный петербургский купец, процветающий коммерсант, миллионер и коммерции советник. И.А. Жадимировский возглавлявлял крупнейший в столице семейный купеческий клан предпринимателей и крупных домовладельцев. Предприимчивые купцы Жадимировские во множестве скупали участки, занятые старыми особняками и дворовыми каменными флигелями, и либо надстраивали их дополнительными этажами, либо сносили и возводили на их месте доходные дома. И сегодня в Санкт-Петербурге есть остров Жадимировский, который по сей день носит имя своего хозяина – известного купца-миллионера 19 века.
            В 1851 году по столице стали распространяться слухи о неразделенном увлечении Николая Павловича Романова красавицей-невесткой Ивана Алексеевича Жадимировского. Однако попытки Николая I покорить красавицу Лавинию остались безуспешными. Говорили, что ее стойкость при отражении всех атак любвеобильного Николая Павловича объяснялась не супружеской верностью Лавинии своему законному мужу Якову Жадимировскому. Якобы она сама была безумно влюблена в офицера-красавца Сергея Трубецкого. При попытке бегства их задержали на одной из российских застав и с позором этапировали в Петербург, где почти одновременно прошло два судебных процесса. Первый – семейный – на набережной реки Мойки в доме № 8, в семейном кругу купцов Жадимировских. Второй – военный суд над заключенным в Александровский равелин Петропавловской крепости Сергеем Трубецким, которого разжаловали в солдаты и отправили в сибирскую ссылку.
Интересно, что муж Лавинии – Яков Жадимировский – не предпринял против супруги-беглянки никаких строгих мер. Напротив, спокойно и даже уважительно принял жену и вскоре увез ее в Европу. И это о многом говорит. Прежде всего о том, что для Сергея Трубецкого этот побег была очередная «подстава», точно также, как и другие – его насильственная свадьба по воле Николая Первого на Мусиной - Пушкиной и участие в дуэли Лермонтова и Мартынова в качестве секунданта.
           За что же царь так терзал несчастного молодого кавалергарда, брата  фаворита своей жены, Александра Трубецкого? Наверное, это было наказание именно сбежавшему к итальянской балерине от императрицы Александру Трубецкому. И Яков Жадимировский всего лишь помог царю отправить Сергея Трубецкого в Сибирь, где он пробыл до смерти Николая, и в 1856 году вернулся в свое поместье. Но через три года умер там в возрасте 44 лет – здоровье не выдержало всех этих испытаний. А его брат, спрятавшись в Европе, подальше от великолепной гостиной своей царственной покровительницы, прожил до 76 лет.
Значит, не просто так богатели купцы Жадимировские – они исправно несли службу государю, в частности, его спецслужбам. Поэтому и вызывает сомнение судебное дело, которое возбудил против Пушкина один из домовладельцев Жадимировских – Петр Алексеевич, брат Ивана Алексеевича Жидимировского.
          Один из серьезных скандалов у  поэта разгорелся с владельцем дома на углу Морской и Гороховой улиц, богатым купцом Петром Алексеевичем Жадимировским, где проживала семья поэта с 1 декабря 1832 года по 1 декабря 1833-го. Сохранились три расписки о получении денег от Пушкина приказчиком Жадимировского И. Ананьиным: 2 декабря 1832 года Пушкин внес 1000 рублей, 10 декабря -1000 рублей (за период с 1 декабря 1832-го до 1 апреля 1833 года). Из третьей расписки (недатированной) следует, что Пушкин внес 1100 рублей, оплатив квартиру до 1 августа 1833 года.
                Но в мае 1833-го  он с семьей переехал на дачу на Каменный остров и больше на квартиру в доме Жадимировского не возвращался. 1 сентября 1833 года, в его отсутствие, Н. Н. Пушкина заключила новый контракт на наем квартиры в доме А. К. Оливио  на Пантелеймоновской улице. Жадимировский обратился в суд, требуя возместить ему убытки из-за нарушенного контракта. Хотя долгов перед ним у Александра Сергеевича не было, поскольку квартира была оплачена по август, а съехали Пушкины еще в мае, дело было передано в 4-й департамент Санкт-Петербургского надворного суда, где решено 15 апреля 1835 года в пользу Жадимировского. Пушкин обжаловал решение, и дело 26 августа 1835 года перешло для ревизии в 1-й департамент Санкт-Петербургской палаты гражданского суда. Решение надворного суда было оставлено в силе, а из дела была составлена «записка» для прочтения обеими сторонами. 6 марта 1836 года Пушкин отказался читать «записку» и «чинить» по ней «рукоприкладство», то есть, утвердить подписью свое согласие с ее содержанием, и 10 июня 1836 года на него был наложен штраф в 53 рубля 17 копеек за неправильную подачу иска.
То есть, три года 4-й департамент Санкт-Петербургского суда держал поэта на крючке, который закинул миллионер Жадимировский, желая получить с Пушкина какие-то копейки в качестве компенсации за нанесенный, по его мнению, ущерб от досрочного съезда с квартиры в его доме? Ну кто в это поверил бы! А  Пушкину было не до шуток в  1836 году, когда в его жизни наступил тяжелый кризис. Вот такие были действия по указанию царя «героев невидимого фронта», убийственная «деятельность» которых до сих пор не оценена «по достоинству» нашими современниками и фамилии их пока что остаются в тени.

17


Можно подумать, что гостиная жены императора Николая Первого, Александры Федоровны, которую посещали ее приближенные кавалергарды, в том числе, и самый красивый, как считали, в Петербурге, молодой человек – Алексей Аркадьевич Столыпин Монго, двоюродный дядя Лермонтова, но моложе него на два года, была гнездом разврата и должна была создавать негативную репутацию царской семье. Но ничего подобного! Императрица не скрывала ничего, что там происходило и оставила об этом немало откровенных писем своим приятельницам. Но, судя по тому, в чьем ведомстве находилось это «гнездо», свои исторические «свидетельства»  Александра Федоровна оставила нарочито «откровенными» лишь для изощренной маскировки того, чем на самом деле занималась царская семья в этом «гнезде».
Можно  предположить, что оно было своего рода «отделом» Третьего Отделения по разработке стратегии и планирования многоходовых спецопераций, предназначенных для пресечения опасной для российской государственности деятельности представителей самых значительных фамилий. Если приглядеться к этой «работе» царской семьи, то она была весьма и весьма многотрудной и напряженной, и должно было пройти немало времени, должны были произойти какие-то важные  прогнозируемые или планируемые события с вовлечением в них определенных людей и с распределением среди них нужных ролей, чтобы в конце, как черт из табакерки,  наверх выскочил палач и водрузил над  спецоперацией венец смерти.
Конечно, не сама императрица или ее дочери, Мария и Ольга, составляли эти убийственные планы, этим занималось Третье Отделение – Бенкендорф, а затем Орлов, но свои задания они имели.
Вообще, как мне кажется, этот план и стратегия были  разработаны «рамочно»  для всех четырех  наших героев – Грибоедова, Пушкина, Лермонтова, Гоголя.  А затем лишь варьировались в соответствии с обстоятельствами. Поэтому можно найти в разработках спецслужб того времени для каждого нашего героя общие, очень похожие, подходы.
Их служба была связана с министерством иностранных дел,  и в случаях с Грибоедовым, Пушкиным и Лермонтовым закончилась международными скандалами, но в «очень правильное время». Гоголь не служил по этому ведомству, однако, десять лет жил в Европе и именно  там слишком близко подобрался к весьма неожиданной, но неизвестной пока широкой публике, международной проблеме России, желая отобразить ее во втором томе «Мертвых душ», что могло напугать Николая Первого, которому это было невыгодно. Если в случае  с Пушкиным и Лермонтовым это касалось Нидерландов и Франции, то в случае с Грибоедовым и Гоголем – Англии.
Но международные скандалы, с которыми связаны имена Грибоедова, Пушкина и Лермонтова, были Николаю Первому выгодны.
С «помощью» гибели в Тегеране русского посла Грибоедова, удалось покорить бунтовавшую с подачи Англии  и Франции против  Туркманчайского мира Персию и взять за смерть поэта большие «отступные», которые по сей день остаются национальным достоянием в алмазном фонде  России.
Смерть Пушкина «помогла» расправиться с уличенным в шпионаже послом Нидерландов в России Геккереном и напомнить Франции хотя бы на короткое время ее место, которое она заняла в Европе после  победы России над Наполеоном.
Дуэль Лермонтова с сыном французского посла де Баранта по факту стала  причиной  отъезда  последнего из России на долгий срок, что почти  прервало дипломатические отношения России и Франции, где воцарился ненавистный Николаю Первому  «король буржуа»  Луи Филипп, севший на трон в результате революции во Франции 1830 года, который жаждал протектората над находящейся в процессе отсоединения от Нидерландов Бельгии в результате этой революции и последовавших затем событий в Польше, о которых Пушкин написал в своем  роковом стихотворении «Клеветникам России», а также вступивший в союз с Египтом против Сирии и Турции.
В 1837 году  Дантес убил  нашего поэта, Николай Первый помирился с  нидерландским  принцем Оранским, но бельгийский вопрос все еще  стоял в Европе, угрожая перерасти в войну. И 18 ноября 1839 года начался конфликт Лермонтова с Барантом, в центре которого оказался приятель  французского посла, «друг» Александра Сергеевича Пушкина и сам дьявол  международного масонства, Александр Иванович Тургенев.  Когда Лермонтов зимой вернулся с Кавказа, куда был выслан за стихотворение «Смерть поэта» в 1837 году, то именно Александр Тургенев передал ему просьбу сына Баранта объяснить свою позицию в отношении французской нации в стихотворении «Смерть поэта», поскольку именно от этого ответа зависело приглашение поэта на новогодний бал во французское посольство. И Лермонтов тотчас же откликнулся письмом:

«Милостивый Государь
Александр Ивановичь
Посылаю вам ту строфу, о которой вы мне вчера говорили, для известного употребления, если будет такова ваша милость.
...«Его убийца хладнокровно
Навел удар — спасенья нет!
Пустое сердце бьется ровно,
В руке не дрогнул пистолет.
И что за диво? — из далёка
Подобный сотне беглецов,
На ловлю денег и чинов
Заброшен к нам по воле рока,
Смеясь он дерзко презирал
Чужой земли язык и нравы:
Не мог щадить он нашей славы,
Не мог понять в сей миг кровавый
На что; он руку поднимал !»
За сим остаюсь на всегда вам преданный и благодарный
Лермонтов
На обороте:
Его Превосходительству Милостивому Государю
Александру Ивановичу Тургеневу»

Конечно, из этого отрывка видно, с одной стороны, что речь идет именно о Дантесе, а с другой – и обо всех иностранцах, жаждущих славы и денег в России. Тургенев, понимая, что стихотворение несет в себе тяжелое обвинение всем  заграничным карьеристам, нет разницы, что французская нация тут не указана конкретно,  выкрутился чисто дипломатическим способом – он не поспешил дать свой ответ. Но Лермонтов и без него был все-таки приглашен на новогодний бал во Французское посольство и поехал на него. А Тургеневу, как человеку мудрому и искушенному во всяких политических играх, пришлось написать письмо Вяземскому, в котором он оправдывал свое невольное и нежелательное  участие в конфликте поэта и сына Баранта.

18


Но уже одно то, что именно в это время Александр Тургенев  послужил своего рода «мостиком», по которому  к Лермонтову подобрались во французском посольстве, а сам поэт получил возможность приблизиться к внешнеполитической жизни России, говорит сам за себя. Вольно или невольно, но Тургенев был замешан в конфликте Лермонтова и Эрнеста Баранта. Он не был наивным человеком, который давал бы разыграть себя  дипломатам и спецслужбам «втемную». Тургенев давно был скомпрометирован и шантажирован  смертным приговором  брату за участие в декабрьском восстании. Спасло Владимира Тургенева только  его пребывание во время следствия в Европе. Откуда он так и не сумел выбраться, сколько бы ни умолял его Александр Тургенев, который какие только  поручения Николая Первого ни выполнял.
И такой человек не понимал, к чему идет дело, что история Пушкина с Геккереном и Дантесом практически один к одному повторяется теперь с Лермонтовым и отцом и сыном Барантами? Но какова была цель вопроса о  знаменитом стихотворении? Может быть, это был всего лишь крючок, заброшенный для того, чтобы подцепить Лермонтова на тщеславии, которое не позволило бы ему отказаться от рокового бала во французском посольстве? И, не дав вовремя ответа Эрнесту Баранту, Тургенев надеялся, что Лермонтова не пригласят и все обойдется? Не обошлось – поэта все-таки пригласили, и именно  это планировалось и было важно для «сценаристов». Зачем?
Для того, чтобы понять, как Лермонтов оказался замешанным в сложнейшей международной политической игре крупнейших мировых держав, нужно внимательно проследить за событиями того времени при дворе Романовых в России и на международной арене.
В 1833 году, когда еще не был решен окончательно вопрос о независимости Бельгии, а нидерландский посол Геккерен решил для чего-то «обзавестись»  сыном французского происхождения – красавцем Дантесом, наместник Египта, номинально подвластного в то время Османской империи, Мухаммед Али напал на Сирию и завоевал ее. А в мае 1838 года дал понять европейским державам, что хочет получить для своей страны независимость. Луи Филипп поддержал его, желая заполучить Сирию, чем вызвал бурное негодование Великобритании, России, Австрии и Пруссии. Отношения Николая Первого и французского короля еще более обострились. До такой степени, что российский эстеблишмент ожидал даже развязывания новой войны.
Но французский посол де Барант считает в это тревожное время свое положение в России успешным и неуязвимым и в 1838 году, в самый разгар «восточного конфликта»,  вызывает к себе сына Эрнеста для того, чтобы сделать его первым секретарем посольства в Петербурге. Не подозревая, что ли, что русский император всего лишь обманул его бдительность, дав возможность приблизиться к  петербургскому научному  обществу, даже позволив ему стать почетным членом Петербургской академии наук. Опытный дипломат Барант до самого лета 1841 года, когда ему пришлось навсегда покинуть полюбившуюся ему Россию, пребывал в неведении действий Николая Первого, сплетавшего против него и, тем более, против его еще более наивного и легкомысленного сына-дуэлянта Эрнеста, сложнейшую политическую интригу. И счастье Баранта, что из нее он и его семья вышли живыми и невредимыми.  И то, наверное, лишь потому, что  исход отношений Франции и России на тот период  был мирным.
Что бы там не считал  посол де Барант, а приближенный к императрице Александре Федоровне Александр Трубецкой, видимо, заподозрил неладное. Наверное, он  уже разглядел начало того же самого сценария, по которому его товарищ  по великосветским забавам, красавец, сын посла Геккерена Дантес, убил Пушкина и был изгнан с позором из страны (хорошо еще, что не повешен!)  И вот в Россию приезжает  еще один юный красавец  - сын теперь французского посла, еще один молодой и непутевый француз и такой же карьерист, как и Дантес.  Возможно, Александр Трубецкой  заподозрил, что роль следующей жертвы на очередной «политической» дуэли будет предназначена ему – как месть государя за внимание к нему императрицы. И Александр Трубецкой бежит из Зимнего дворца к танцовщице Тальони.
25 января 1838 года Вяземский сообщает Мусиной-Пушкиной:
«Наикраснейший мало появляется в свете. Говорят, будто он поменял балы на балет и пребывает у ножек Тальони».
Императрица с обидой следит из дворцового заточения за развитием этого романа. Она пишет Бобринской: «Саша Трубецкой как безумный». Это истинные ее чувства или все-таки игра? Кто знает, может быть, истинные чувства в игре.
Интересно, что сам Александр Трубецкой не пострадал из-за своего вероломства, его всего лишь десять лет после этого не выпускали в Европу. Но за его отступничество пострадал  брат, Сергей Трубецкой, которому Николай Первый испортил жизнь и довел до преждевременной кончины. Однако Александр не мог заступиться за брата, как не смог это сделать и Александр Тургенев. И даже верная служба двору  сестры Трубецких – Марии – не помогла.

19

Александр Трубецкой если и подозревал, что ему хотят навязать какую-то плохую роль, то ошибался. Для задуманной  «международной» дуэли нужен был человек с более высоким статусом – не только по рождению, но и по общественному положению. И Александр Трубецкой французу Эрнесту Баранту никак не подходил. «Пример» Пушкина и Геккерена мог  вполне вдохновлять тех, кто разрабатывал следующую операцию по компрометации теперь уже французского посольства. А небеса как раз уже послали России нового великого поэта,  Третьему же Отделению – подходящую жертву.
Представители фамилии Трубецких понадобились лишь для продвижения замысла, его «идеологического» наполнения. Но не Александр Трубецкой, а его брат и сестра, Сергей и Мария, под угрозой кнута и пряника неведомо для себя участвовали в страшном сценарии готовящейся гибели Лермонтова.
Смотрим далее хронологию разворачивающихся в это время событий.
19 апреля 1839 года, наконец, решился «бельгийский вопрос» - был подписан Лондонский договор, также известный как Первый Лондонский договор или Конвенция 1839 года, подписанный представителями Великобритании, Австрии, Франции, Пруссии, России и королевства Объединённые Нидерланды. В соответствии с этим договором европейские державы признавали и гарантировали независимость и нейтральный статус Бельгии, а также подтвердили независимость Люксембурга.
        Наступила пора европейским державам решить и «восточный вопрос». В том же 1839 году на Египет двинулась Османская армия. А Стамбул предоставил европейским державам полномочия вести переговоры об урегулировании от лица Османской империи.
       В это время было очевидно, что Николай I решил использовать недовольство Англии длительным вмешательством Франции в «восточные дела», чтобы изолировать ненавистную ему «революционную» июльскую монархию «короля баррикад» Луи-Филиппа и разбить дипломатическое согласие Англии и Франции по другим вопросам. Русский император не прочь был содействовать политическому перевороту во Франции и приходу к власти племянника Наполеона I — Людовика-Бонапарта. Николай рассчитывал при этом, что борьба за французский престол отвлечет Францию от событий на Ближнем Востоке.
        Поэтому всеобщее внимание в этот момент было приковано к попыткам России «поссорить» Англию с Францией. И вот тут интересны события при дворе Николая Первого, которые отражают его  политические пристрастия.
  На «дворцовую сцену» в Зимнем в 1839 году выходят две высокопоставленные женские фигуры. Их появление имеет  значение как для Европы, так и для не равного им по высоте положения поэта Лермонтова. Который только что вернулся из ссылки с Кавказа, куда был отправлен после сочинения своего знаменитого стихотворения «Смерть поэта», оскорбившего честь  всего аристократического окружения царской семьи. Но, как ни странно, она вовсе не против, чтобы бунтарь находился совсем рядом – прямо во дворце. И Лермонтов получает приглашение на свадьбу своего двоюродного дяди и очень близкого друга  Алексея  Григорьевича Столыпина и сестры братьев Трубецких, Марии Васильевны Трубецкой, фрейлины императрицы. Шаферами на бракосочетании -  Александр Трубецкой и  второй двоюродный дядя Лермонтова и его близкий друг – Алексей Столыпин Монго. Оба из знаменитой гостиной  приближенных кавалергардов императрицы.
         И вот Лермонтов среди высокопоставленных гостей,  но какие чувства испытывает поэт? Чтобы это понять, необходимо знать, что Мария Трубецкая – это  любовница  цесаревича Александра Николаевича, будущего императора Александра Второго. Однако с тринадцати лет эта девушка любит Александра Барятинского, друга цесаревича, который, кажется, не возражает против этой увлеченности своей подруги… В общем, все при  дворе знают о типичном ле труа этой троицы, которая и после свадьбы Марии Трубецкой не отказалась от своих забав.
       Поэт тоже в курсе дворцовых сплетен и понимает, что такое это свадьба – всего лишь очень дорогой подарок хорошо послужившей наследнику престола девушке. Но ведь «подарком» - в мужья -  ей выбран его дядя и близкий друг, который стоит сейчас под венцом с распутницей, поникнув  опозоренной головой. Мало того, что у него отобрали честь, его, по сути, лишили и огромного состояния, которое теперь по праву принадлежит его супруге.
     После этой свадьбы Лермонтов впадает в тяжелую депрессию. Рассказывая московским друзьям о своем литературном успехе в высшем кругу, он говорит о своей скуке, желании бежать на Кавказ или хотя бы в отпуск в Москву. В письме, посланном А. А. Лопухину в конце февраля или начале марта 1839 года, Лермонтов говорил о каких-то конкретных фактах, усугубивших его тяжелое настроение. «Признаюсь тебе, я с некоторого времени** ужасно упал духом...» — начинает Лермонтов, но... передавая это письмо П. А. Висковатову, Лопухины оторвали его конец. По словам Висковатова, «враги охотно выставляли Лермонтова прихвостнем Столыпина в гостиных столицы». К этому времени и относятся письма поэта к Лопухиным, свидетельствующие о его чрезвычайно угнетенном состоянии.

20

Но не только двусмысленное положение  дяди из-за брака с Марией Трубецкой угнетает Лермонтова. По ассоциации с историей Александра Сергеевича Пушкина в 1836 году, он ожидает и для себя теперь чего-то вроде «диплома рогоносца». Основание опасаться есть.
     Через несколько  месяцев он «получает» то, чего  ожидал - еще один ощутимый моральный удар – от дочери царя Марии Николаевны, которая заказала Соллогубу повесть «Большой свет» - злую карикатуру на Лермонтова, где пущена в ход и эта злая сплетня о его отношениях с дядей. Соллогуб ретиво кинулся исполнять поручение великой княгини, и к ее свадьбе с герцогом Максимилианом Лейхтенбергским летом 1839 года повесть уже готова и ее читают в Петербурге и в Москве пока что в списках. Но она готовится к изданию.
Усугубляют и делают пугающим  оскорбление поэта те факты, что в это время Алексей Григорьевич Столыпин назначается  адъютантом  к мужу Марии Николаевны, а автор повести «Большой свет» - тот самый граф Соллогуб, который принес в ноябре 1836 года  запечатанный в конверт «диплом рогоносца» на квартиру Пушкину.
   Как видим, и сценарий  тот же, и исполнители – те же!
       Но едва ли тогда кому-то в голову  могли придти эти странные и страшноватые совпадения. Двор размышлял совсем о другом: о значении свадьбы русской принцессы с родственником Людовика Бонапарта, которого Николай Первый хотел бы видеть королем Франции вместо ненавистного ему «короля буржуа» Луи Филиппа, Максимилианом Лейхтенбергским.
          А тут еще 26 октября 1839 года «Русский Инвалид» отметил в хронике петербургской жизни, что прибывший из Любека пароход «Наследник» доставил в русскую столицу «камергера короля вюртембергского Баччиокки» - родственника Людовика Бонапарта и герцога Лейхенбергского. Баччиокки провел в Петербурге два месяца. Все это время он усердно посещал светские салоны, обращая на себя всеобщее внимание. Он сделался модной фигурой.
       Лермонтов не приближен ко двору, но именно в это время – 18 ноября 1839 года - у него начинается конфликт с сыном французского посла Эрнестом Барантом.
       Отношения России и Франции  обостряются еще больше, и в декабре 1839 года русский посол во Франции граф Пален выехал в Петербург. Он оставался в России около трех месяцев. Столь долгое отсутствие в Париже главы русского посольства в момент, когда внимание мировой дипломатии было приковано к участию Франции в «восточных делах», было воспринято французским правительством, как враждебная демонстрация.
      Русский дипломат в Париже  барон Медем  сообщал 4 января 1840 года в частном письме к министру иностранных дел Нессельроде, что если пребывание Палена в России продолжится, то французский король Луи Филипп примет крайние меры и отзовет Баранта из Петербурга на неопределенный срок.
         Тяга Луи-Бонапарта к союзу с русским царем несомненна. Об этом уже говорят не только дипломаты, но и весь  большой свет Петербурга. Однако 13 января 1840 года III отделение начинает  дело, озаглавленное: «О дошедшем слухе, что принц Луи-Бонапарте намерен прибыть в Россию». В секретном письме, содержащемся в этом деле, Бенкендорф извещает вице-канцлера Нессельроде о «высочайшем» повелении «для предупреждения неприятностей как нашему правительству, так и самому принцу Луи-Бонапарте» распорядиться о том, чтобы в случае, если слух этот подтвердится, Бонапарту не был бы засвидетельствован паспорт". Так что не все так, как кажется.
      Но в разгар этих международных «страстей» нервы не выдерживают у  двух молодых людей, и в феврале 1840 года  состоялась дуэль Лермонтова с Эрнестом Барантом. Она «вписалась» в контекст тревожных международных событий, когда при дворе Николая Первого уже открыто говорили о войне с Францией. Но император решил иначе.
      6 марта 1840 Пален выехал в Париж. Весь этот период — с декабря по март — Барант занимал в Петербурге выжидательную позицию, готовый в любой день выехать из России. А 6 марта он писал к Гизо, в это время французскому послу в Англии: «Я только что избежал, своего рода, разрыва. Г-н Пален направляется сегодня к своему посту. Таким образом, я остаюсь на своем, не для того, чтобы трудиться, как Вы, над соглашением, имеющим важнейшее значение, но чтобы ничего не делать, мало говорить, наблюдая за одним из важнейших пунктов Европы».
       Барант говорит здесь о подготовке международного договора по Египту – именно он предотвратил войну между Россией и Францией. 15 июля 1840 года были подписаны Лондонские конвенции, исключавшие Францию из Четверного союза европейских держав (Англии, Австрии, Пруссии и России), выступивших за поддержание целостности Османской Империи против египетского паши – союзника Франции. С этого момента тема России не сходила со страниц французских газет: в ней стали видеть либо возможную союзницу, главное преимущество которой в том, что у нее иные азиатские зоны влияния, либо заклятого врага, союз с которым не нужен и невозможен.

21

    Посол Франции сохранил свой пост, но не подозревал, что лишь на короткое время: может быть, Николай Первый не хотел видеть его на этом посту у себя в Петербурге как представителя ненавистного ему Луи Филиппа? Или в чем-то поведение дипломата не устраивало его?
А пока что он пребывал в российской столице только потому, что «Аннушка» в Пятигорске еще «не разлила масло». Летом 1839 года, пока в Петербурге праздновали свадьбу дочери императора Марии Николаевны и  герцога Максимилиана Лейхтенбергского, а писатель Соллогуб засел за повесть «Большой свет», брат Александра Барятинского, личного адъютанта  цесаревича Александра Николаевича, Владимир Барятинский,  мчался в Пятигорск излечивать свои фронтовые раны. И он никак не мог обойти дом, где цвела «роза Кавказа», которая уже умела «работать» с депрессивными молодыми офицерами, покорно принимавшими на Кавказе свое наказание за различные провинности. С некоторых пор «утешение»  было ее «профилем». Правда, «излечение» всякий раз  заканчивалось для них большим разочарованием – «роза» только соблазняла, но не была доступна. И молодые люди мчались в бой, подставляя в отчаянии грудь  шальным пулям. Во всяком случае, так свидетельствовали очевидцы.
   Но в случае с Владимиром Барятинским пострадала репутация самой «розы», которая неправильно поняла намерения князя. Впрочем, что у них там было и за что  Эмилия Клингенберг, как говорили, получила 50 тысяч рублей накануне приезда сюда Лермонтова с его «бандой» в мае 1841 года, так и осталось покрыто мраком тайны.
Сразу после дуэли Лермонтова с  сыном французского посла Баранта в Петербурге вышла в свет  скандальная повесть Соллогуба «Большой свет». И это было второе публичное оскорбление после свадьбы его дяди Алексея Григорьевича Столыпина на  любовнице цесаревича Александра Николаевича Марии Трубецкой. Пока Лермонтов пытался справиться с депрессией, вызванной этими событиями, царский двор поспешил оскорбить его в третий раз. 11 апреля 1841 года он получил приказ из Генерального штаба в 48 часов покинуть Петербург и отправиться в Тенгинский полк. После дуэли прошел год, к чему же вдруг такая спешка – в 48 часов?
Семья Романовых ясно дала  понять поэту, что не желает его присутствия в обеих столицах в дни празднования бракосочетания Александра Николаевича с Великой княжной Марией Александровной, дочерью великого герцога Людвига Второго Гессенского, именовавшейся до принятия ею православия принцессой Максимилианой Вильгельминой Августой Софией Марией Гессен-Дармштадтской.  Оно должно было состояться  16 (28) апреля 1841 года в Соборной церкви Зимнего дворца.
  Если в 1837 году высланный на Кавказ за стихотворение «Смерть поэта» Лермонтов покидал Петербург как герой, вызывая интерес и восхищение многих своих поклонников, тогда только об этом и говорили в столице, то теперь никому до его отъезда не было дела – все внимание было приковано к свадьбе цесаревича. И празднования планировали аж до самого июля.
     25 апреля Лермонтов встретился в Туле с Алексеем Столыпиным Монго и в конце мая они  уже жили на съемной квартире у капитана Чилаева в Пятигорске, рядом с домом генерала Верзилина и по соседству с Николаем Мартыновым.
  Для биографов по сей день остается загадкой: почему так совпало, что вслед за Лермонтовым на Кавказ еще зимой 1840 года отправились его приятели по «кружку 16-и», а  весной и летом 1841-го снова оказались рядом с ним в Пятигорске не только члены этого кружка Столыпин Монго, Гагарин и Васильчиков, но и Сергей Трубецкой, Сергей Пушкин, ставшие  свидетелями и участниками ссоры в доме Верзилиных, а затем и самой  смертельной дуэли? И сегодня многих не покидает сомнение: а не было ли задумано их участие Третьим Отделением, нет ли их вины в  организации преднамеренного убийства поэта, каким и оказалась дуэль у подножия горы Машук?
        Если  дуэль Лермонтова и была тщательно разработанной операцией по его уничтожению, то она была спланирована и расписана до мельчайших деталей так, что истинные события до сих пор никому неизвестны. Ведь нельзя же, на самом деле, верить материалам допроса двух секундантов – Васильчикова и Глебова, которые, как и Мартынов, на следствии скрыли участие Сергея Трубецкого и Алексея Столыпина Монго. На этом поединке не было ни врача, ни возницы с бричкой, чтобы осмотреть и увезти раненого. Даже в отсутствии этих свидетелей можно ли  говорить обо всех деталях дуэли Лермонтова и Мартынова со слов всего лишь двух заинтересованных человек, участников убийства?
         Но одно точно можно сказать:  все участники и свидетели этого события в истории навсегда остались под подозрением в предательстве Лермонтова. И, по всей видимости, именно такова и была задача тех, кто планировал эту операцию задолго до того, как произошла дуэль – навсегда скомпрометировать друзей и даже родственника Лермонтова, оппозиционную молодежь с известными фамилиями.

22

Но зачем это понадобилось Николаю Первому? Эти молодые люди действительно представляли опасность для государства? Или все-таки они были просто компанией своевольных и разгульных мажоров того времени, которых необходимо было приструнить?
       А, может, все-таки государь знал что-то более важное, что пугало его?
       Есть серьезные факты, которые биографы Лермонтова не посчитали таковыми, обратив их в анекдот.
Секунданты и убийца указывали, что причиной дуэли стала ссора, которая произошла между Мартыновым и поэтом накануне 13 июля на вечере у генеральши Верзилиной. Дамы, присутствующие на этом вечере, впоследствии подтверждали, что Лермонтов был весел и отпустил не совсем удачную шутку в адрес Мартынова, по-французски предостерег юную девушку от общения со странным человеком в горском наряде с большим кинжалом наперевес. Вот это и стало историческим анекдотом – большой кинжал Мартынова, над которым якобы без устали  потешался поэт.
          Но были  еще три, даже четыре кинжала – два маленьких кинжальчика на поясах у Эмилии и ее сестры Надежды, ценный коллекционный кинжал на поясе у самого Лермонтова и… «Кинжал» - стихотворение поэта, которое было опубликовано в конце мая 1841 года в журнале «Отечественные записки».
           А только ли для красоты молодые люди в гостиной Верзилиных «обвешали» вдруг свои пояса этими кинжалами и кинжальчиками? Кто на самом деле язвил по поводу опасного оружия горцев: Лермонтов или Мартынов и сестры Верзилины? Именно у них был повод затеять эту некрасивую склоку вокруг Лермонтова из-за его опубликованного стихотворения «Кинжал». Которое, на первый взгляд, ничем особенным не привлекало внимания, если бы не огромный скрытый за ним смысл. Прежде всего он заключался в самом кинжале, который Лермонтов получил в подарок от вдовы  Грибоедова  Нины Чавчавадзе из  ее фамильной коллекции и которому посвятил свое стихотворение. Ее он навестил еще в 1837 году и был поражен историей их семьи и собирался написать «роман из кавказской жизни».  Вот это стихотворение:

Люблю тебя, булатный мой кинжал,
Товарищ светлый и холодный.
Задумчивый грузин на месть тебя ковал,
На грозный бой точил черкес свободный.

Лилейная рука тебя мне поднесла
В знак памяти, в минуту расставанья,
И в первый раз не кровь вдоль по тебе текла,
Но светлая слеза - жемчужина страданья.

И черные глаза, остановясь на мне,
Исполненны таинственной печали,
Как сталь твоя при трепетном огне,
То вдруг тускнели, то сверкали.

Ты дан мне в спутники, любви залог немой,
И страннику в тебе пример не бесполезный;
Да, я не изменюсь и буду тверд душой,
Как ты, как ты, мой друг железный.

         «Светлая слеза – жемчужина страданья» праправнучки  грузинского царя Ираклия Второго, оброненная на грозный кинжал из черных глаз, исполненных «таинственной печали» и сверкающих, как сталь этого грозного оружия при трепетном огне, - это напутствие потомка  воинственного правителя, который на поле боя бесстрашно сражался за свободу Грузии с армией иранского шаха, потомок которого  безжалостно путем интриг погубил  мужа Нины – Александра Грибоедова.
         Но не такой ли блеск черных глаз, сверкающих как сталь, вел и Грибоедова с саблей наголо в Тегеране на бой с целой толпой иранских фанатиков? С  неукротимой пылкостью, которую впоследствии публично осудил Николай Первый, принимая в оплату за невосполнимую жертву России великолепный алмаз «Шах».
         И если Лермонтов появлялся с этим царским кинжалом Нины Чавчавадзе, которую в Грузии считали чуть ли не святой, в доме Верзилиных, то какие чувства должна была испытывать признанная Пушкиным «роза Кавказа», вокруг которой  вились в Пятигорске  среди молодых офицеров  не самые лучшие слухи? А, может быть, стоит совсем в другом смысле рассматривать фразу Лермонтова о маленьком кинжальчике Эмилии Клингенберг, которым, как он однажды ей заметил: … особенно ловко колоть детей?  Ведь вот какую гнусность оставил  один из доброхотов о поэте, в которую невозможно поверить – чтобы он так прямо и по-хулигански намекнул Эмилии о  последствиях ее романа с Владимиром Барятинским. А своими детьми, между прочим, называли солдат и офицеров русские военачальники. В том числе, и тех самых молодых офицеров, присланных на Кавказ на исправление и попавших в  смертельные сети «розы Кавказа».

23

Да, Нина Чавчавадзе была необыкновенной женщиной страстей высочайшего накала. Почти десять лет спустя после гибели ее мужа Лермонтов уходил от нее, как и он, в полном смятении чувств и с душой, наполненной таким стремлением к сопротивлению деспотии и рабству, что об этом даже думать страшно. Да, в его стихотворении «Кинжал» - «прощальном привете» тяжело оскорбившим его Романовым – нет ничего такого, что могло бы насторожить власть. Но это обманчивое впечатление,  лермонтовский «Кинжал» - всего лишь ключ к сейфу, в котором хранилась тайна. И это – стихотворение Пушкина «Кинжал». Именно к нему адресует Лермонтов читателя, ведь даже начало его «Кинжала» -  точно такое же, как у Александра Сергеевича:
          
Лемносский бог тебя сковал
Для рук бессмертной Немезиды,
Свободы тайный страж, карающий кинжал,
Последний судия Позора и Обиды
Где Зевса гром молчит, где дремлет меч Закона,
Свершитель ты проклятий и надежд,
Ты кроешься под сенью трона,
Под блеском праздничных одежд.
Как адский луч, как молния богов,
Немое лезвие злодею в очи блещет,
И, озираясь, он трепещет,
Среди своих пиров.
Везде его найдет удар нежданный твой:
На суше, на морях, во храме, под шатрами,
За потаенными замками,
На ложе сна, в семье родной.
Шумит под Кесарем заветный Рубикон,
Державный Рим упал, главой поник Закон;
Но Брут восстал вольнолюбивый:
Ты Кесаря сразил – и, мертв, объемлет он
Помпея мрамор горделивый.
Исчадье мятежей подъемлет злобный крик:
Презренный, мрачный и кровавый,
Над трупом Вольности безглавой
Палач уродливый возник.
Апостол гибели, усталому Аиду
Перстом он жертвы назначал,
Но вышний суд ему послал
Тебя и деву Эвмениду.
О юный праведник, избранник роковой,
О Занд, твой век угас на плахе;
Но добродетели святой
Остался глас в казненном прахе.
В твоей Германии ты вечной тенью стал,
Грозя бедой преступной силе –
И на торжественной могиле
Горит без надписи кинжал.

               Большинство современников Пушкина и исследователей его творчества считали, что в этом стихотворении, написанном в 1821 году во время ссылки в Михайловском, наиболее глубоко проявились радикальные и антиправительственные взгляды поэта. В свое время стихотворение получило широкое распространение в русской армии.
          Сам же Пушкин в своем письме к Жуковскому В.А. уверял, что он дал слово Карамзину не писать против правительства и свое слово держит, что это стихотворение тоже написано не против правительства. Нет оснований считать, что это не так, тем более, что в период создания стихотворения поэт находился в ссылке в родительском имении и крайне не хотел бы, чтобы у правительства вновь возникли отрицательные впечатления о его политической позиции.
          В стихотворении описывается три политических убийства, совершенных в разное историческое время. Первое совершает Брут против Цезаря: «…Брут восстал вольнолюбивый: Ты Кесаря сразил…».
           Второе - это убийство Шарлоттой Корде Марата, лидера французских якобинцев 1793 года, казнивших Людовика Шестнадцатого и его жену Марию Антуанетту: «…усталому Аиду… вышний  суд послал Тебя и деву Эвмениду». «Тебя»- это обращение к кинжалу, а под богиней-мстительницей Эвменидой подразумевается Кордэ. Аид символизирует Марата.
          И, наконец, третье убийство. Совершает его юный студент Занд, убивший писателя А. Коцебу. В России это убийство вызвало тогда большой резонанс.
          Пушкин не случайно выбрал именно этих убийц. В своем выборе он руководствуется историческим содержанием их поступков. Так, симпатии поэта на стороне Брута, которого автор описывает как «вольнолюбивый». Поэт оправдывает Брута, убившего тирана из-за любви к Закону; Кордэ, убившую Марата из-за бесконечного террора якобинцев; Занда, казнившего Коцебу как изменника, мешающего свободе и объединению германских земель.
Давая в своем «Кинжале» «ключ» к тайне  политических намерений, которую раскрывало достаточно свирепое, я бы сказала, стихотворение  молодого Пушкина «Кинжал», Лермонтов, конечно же, еще больше  пугал Романовых.  И Эмилия Клингенберг – «Аннушка» «разлила» - таки «масло».
В июле 1841 года сосланный на Кавказ поэт Лермонтов за дуэль с сыном французского посла Эрнестом Барантом был убит на дуэли  Николаем Мартыновым.
В августе 1841 года французский посол Проспер де Барант навсегда покинул Россию.
По ходатайству высокопоставленного дяди Лермонтова и его друга Алексея Григорьевича Столыпина, супруга Марии Васильевны Трубецкой, тело поэта через год перевезли в Тарханы.