Действующие лица:
Новиков Николай Афанасьевич, 65 лет. Директор крупного завода. Подрабатывает на продуктовой базе.
Елена Валентиновна, 60 лет. Пенсионерка. Жена Николая Афанасьевича.
Женя, 30 лет. Худенькая болезненная женщина.
Денис, 7 лет. Сын Жени.
Рита, 30 лет. Изящная, хорошенькая.
Тамара, 30 лет. Задумчивая, склонная к невростении.
Сушков Павел Васильевич, 40 лет. Добрый и внимательный.
Действие происходит в одном из крупнейших городов Сибири в конце 70-х гг. XX века.
Действие первое
Картина первая
Маленькая угловая комната в студенческом общежитии. Тамара лежит на кровати. Возле кровати на полу валяется газета. Летний день. В открытое окно влетают звуки большого города. За дверью слышно громкое пение.
Всё могут короли, всё могут короли.
И судьбы всей земли вершат они порой,
Но что ни говори, но что ни говори,
Жениться по любви не может ни один король…
Голос за сценой. Прикрой свою музыку, подонок! Заниматься невозможно! (Кто-то смеётся. Пение удаляется и смолкает. В дверь стучат. Тамара не открывает глаз. Дверь тихонько приоткрывается). Рита! ( Заглядывает в комнату). Можно? Алло! Хозяева, где вы? (Входит в комнату, смотрит на Тамару). Привет дуракам! Чего валяешься?
Тамара (открывает глаза). А, это ты… Здравствуй.
Рита. Здравствуй, здравствуй (садится на кровать). Ко мне сестра приехала. Я своих мальчишек ей подкинула, а сама к тебе пришла узнать, как живёшь.
Тамара. Как видишь.
Рита (оглядывает комнату). Вижу, что живёшь прекрасно. Магнитофон купила. Туфли вижу под кроватью дорогие. Импортные поди? (Тамара отворачивается к стенке). А в личной жизни всё по-прежнему? Замуж не вышла? Преподаёшь в своём институте историю партии? Готовишься поступать в аспирантуру?
Тамара. Никуда я не готовлюсь.
Рита. Почему? Да ты встань. Чего валяешься?
Тамара. Отстань, пожалуйста.
Рита. Отстань? Ах, ты, собака! Я в кои-то веки получила часок свободы и побежала не в кино, не по магазинам, а к дорогой подруге детства, а она мне говорит: отстань! Ну не свинья ли ты после этого?
Тамара. Отстань, мне нехорошо…
Рита. А что с тобой? Что-нибудь случилось? Заболела?
Тамара. Да.
Рита. Послушай, у тебя такой вид, будто ты проглотила кусок мыла. Что делать? Вызвать скорую? (Вскакивает).
Тамара (удерживает её). Погоди! Сядь! Какая ты… невозможная. Что со мной? Со мной ничего, но я, понимаешь, не хочу жить. Вот лежу и думаю, что мне сделать, чтобы не жить и чтоб не мучительно, а так… быстро и сразу.
Рита. Ты это всерьёз? А что за причина? Из-за чего?
Тамара. Из-за всего. Причин много. Вот хотя бы эта. (Указывает на газету).
Рита (подбирает с пола газету). «Литературная газета»? А что в ней?
Тамара. Статья… Статья о том, как один хороший человек стал преступником, насмотревшись на должностные преступления. На тех, кто вольничает с народным добром. Его судили, а тех – нет. Их не достанешь. Они стоят слишком высоко.
Рита. И это всё?
Тамара. Всё.
Рита. И нет никакой разбитой любви? Осмеянных чувств? Тебя даже не гонят из этой комнаты?
Тамара. Нет, не гонят. Она слишком хороша для этого.
Рита. Только газетная статья привела тебя к таким мыслям?
Тамара. Не одна эта статья. Всё вместе взятое.
Рита. Так. Понимаю. Ну, что ж, у меня тоже бывает. Только я о самоубийстве не помышляю. Нет. Мне нельзя. У меня дети. Какое счастье, что они у меня есть! Знаешь, что мне пришло в голову? Дети – это не обуза, нет. Дети – это наша защита, спасение. Слушай, заведи себе ребёночка. Роди, и тогда тебе будет так же весело, как и мне. Трудно с детьми, правда. Но когда он маленький, улыбается и тянет к тебе ручонки – это так приятно! А когда их двое, то это вдвойне приятно.
Тамара. Какая ты счастливая!
Рита. Конечно, счастливая. Роди, и ты тоже будешь счастливая. Никакая зараза к тебе не пристанет. Ты будешь бороться, а не хныкать.
Тамара. Я не хнычу. Всё это серьёзно, а ты смеёшься.
Рита. Я не смеюсь, а только улыбаюсь. Глупая ты, Тамара. Жить не хочется… Ну, убей себя! Что это даст? Кому-нибудь будет легче от этого? Никому. Никто тебя и не поймёт. Все будут думать, что ты из-за мужика руки на себя наложила. Газет начиталась! Подумаешь! Что бы с тобою было, если бы ты почитала то, что в газетах не печатают. Знаешь, что я тебе скажу? Дурью ты маешься, с жиру бесишься. Что тебе? Живёшь одна. Получаешь рублей двести. Спать можешь, сколько захочешь. Вот тебе и всякая дрянь в голову лезет.
Тамара. А если я вижу подлость!
Рита. Бей в морду!
Тамара. А если эта морда недоступна?
Рита. Доступна. Любая морда доступна.
Тамара. Ну, знаешь... Тебе можно позавидовать.
Рита. Мне позавидовать? Неужели? А, впрочем, почему бы и нет? Живу в доме гостиничного типа, в десятиметровке, с двумя детьми, муж бросил и не помогает. Где он – не знаю. А, знаешь, из-за чего он меня бросил? Из-за жратвы. Детей родилось сразу двое, а в магазинах – шаром покати – ничего нет. Одни лишь макароны да минтай. Я очередь за молоком занимала в пять утра, и молоко-то это было сделано, хрен знает, из чего, только не из молока. Вот мой Игорь Николаевич и взвыл диким голосом – и на меня… Я во всём виновата. Я плохая хозяйка, я не умею готовить. А вот другие жёны…Ну, и так далее. Как он злился, если бы ты знала. Пить начал. Пьяный он страшен. Трезвый тоже хорош. Я боялась к нему спиной повернуться. Знаешь, как это страшно, когда всей кожей чувствуешь, что сейчас тебе в голову прилетит что-нибудь тяжёлое. И это будет конец. Сколько я слёз пролила! Я плакала по нему, как по покойнику. Как только молоко не пропало. А потом я взяла себя в руки. Сказала себе: у тебя дети, надо жить для них. А его – к чёртовой матери. Пусть идёт туда, где легче. Сказала ему об этом. Он обрадовался и ушёл. И ничего. Не пропала. Полы мою в коридоре на двух этажах за 90 рублей. Пособие получала до года. Прожили! Потом работать пошла. Воспита-тельницей в детский садик. Прежнюю работу бросила. А что было делать? Иначе детей не устроила бы. Детских садов не хватает. Конечно, мне можно позавидовать. (Берёт со стола таблетки). Снотворное потребляешь? Чтоб уснуть? А я годами не досыпаю. Мне такие таблетки не нужны. А ты знаешь, как растягиваются жилы на руках от бесконечной стирки, выкручиваний? А ты знаешь, как это бывает, когда сама больная, с высокой температурой ходишь по комнате и укачиваешь плачущего ребёнка? А муж в это время пьяный валяется?: И ты ещё довольная, что он так напился, что встать не может. Позавидовать мне можно? Ну, что ж, давай завидуй. Женьке ещё позавидуй. Ты знаешь, что Женька вступила в жилищный кооператив и скоро получит квартиру?
Тамара. Знаю.
Рита. Квартира двухкомнатная, стоит девять тысяч. Первый взнос она уже внесла. А где она взяла деньги? У неё сын. От мужа ушла. Никто ей не помогает. Работает в библиотеке. Получает 150 рублей. Где она взяла деньги на кооператив? Она работала на двух, даже на трёх работах! Вот уж ей-то скучать некогда. Вот кому можно позавидовать! Да… Ей я завидую. Снимаю перед нею шапку. А, знаешь, она какая-то особенная. Я вот злая, а она добрая. Вот что удивительно.
Раздаётся стук. Рита открывает дверь. Входят Женя и Денис. У Жени в руках чемодан и сумка.
Женя. Здравствуйте.
Рита. Женька! Легка на помине. Мы только что про тебя говорили.
Тамара. Женя, Денис, проходите.
Женя. Проходите? Это громко сказано! Куда же тут пройдёшь?
Тамара. Ну, вот к столу…. Давайте чай пить! У меня конфеты есть мос-ковские.
Рита. Вот так-то лучше. А газетку надо убрать подальше, чтоб настроение не портила. (Прячет газету на книжную полку). И таблетки туда же. Нечего зря травиться. (Прячет таблетки).
Тамара (Денису). Тебе конфеты есть можно?
Денис. Немножко можно. Мама разрешает.
Тамара. Женя, садись. Чемодан можно под кровать задвинуть и сумку туда же. (Задвигает вещи под кровать).
Рита (Жене). А ты чего с чемоданом-то ходишь?
Женя. Так… Об этом после. Ну, как вы живёте? Тамара, тебе помочь?
Тамара. Не надо. У меня всё рядом. Не забегаюсь.
Рита. Мы с тобой, Женька, загрузились по уши. А Тамара – нет. Она у нас не занятая. Я уж к ней и так, и этак. Уговариваю её, чтоб она не была такой святой, а она – ни в какую. Нам с тобой весело, а она грустит. Отравиться хочет.
Женя. Что ты говоришь? Тамара, это правда? Не надо так… Надо держаться.
Тамара. У нас в стране два миллиона тунеядцев, а она (указывает на Ри-ту) смеётся.
Рита. Два миллиона? Обалдеть можно! Это ж два таких города, как наш!
Женя. Чайник закипает.
Тамара. Сейчас. (Заваривает чай).
Женя. А у меня сгущенное молоко есть.
Тамара. Где ты его достала?
Женя. По великому блату. Читатель презентовал. Он привёз его издалека, оттуда, где простые смертные не бывают. (Достаёт из сумки банку). Открывай.
Тамара. Не жалко?
Женя. Открывай.
Рита. Ты зачем с чемоданом ходишь?
Женя. Пристала. Хожу и всё. Чемодан ей мой мешает. Тамара, расскажи ещё что-нибудь интересное.
Тамара. Интересное? Ну, например, у нас воровство узаконено.
Женя. То есть, как узаконено?
Тамара. На мясокомбинате считается, что если рабочий унесёт домой через проходную колбасы один килограмм, то это – воровство. А если полкило, то это уже воровством не считается.
Рита. А если не через проходную, а через дыру в заборе?
Тамара. Ну, о том, сколько через дыру тащат, статистика молчит. (Тамара разливает чай).
Рита. Мне одной заварки.
Тамара. Ты с ума сошла!
Женя. Я всегда так пью, чтоб не спать. Мне ещё сегодня пару варежек связать надо. (Рита заглядывает под кровать).
Тамара. Рита, ты чего там ищещь?
Рита. Ничего. Смотрю на чемодан. (Жене). Слушай, дорогая, говори мне правду – ты без жилья осталась, да?
Женя. Да.
Рита. Выгнала тебя бабка?
Женя. Не выгнала, я сама ушла.
Рита. Почему?
Женя. Так…
Денис. Мама из-за дяденьки ушла. К бабе Вере дяденька приехал, и мы ушли.
Тамара. Что за дяденька?
Женя. Жених.
Рита. Чей жених?
Женя. Мой. Я так приглянулась бабе Вере, что она решила женить своего сына на мне. Написала ему про меня. Расписала все мои достоинства. Он приехал знакомиться… Ну, я сразу же собрала свои манатки, и мы с Денисом ушли.
Рита. Ну, и дура! Надо было приглядеться к человеку. Может, стоящий.
Женя. Он стоящий, да я не стоящая. У меня ребёнок.
Рита. Дура ты, дура!
Женя. Заткнись, ты, умная! (Тамаре). Я еле ноги таскаю. У меня всё болит: спина, плечи, пальцы скривило. Я два года вкалываю с шести утра и до часу ночи, и мне ещё замуж?
Рита. А, может быть, он хороший человек? Денису отца бы заменил. Тебе бы помог.
Женя. Мне некогда разбираться, хороший он или плохой. А добро для кого-то сделать – всегда вот э то самое бы мешает. Нет уж, не надо. Слишком много было всего хорошего. Больше не хочу. Да и какая я невеста? (Смотрит в зеркало).Страхотина, да и только. Худая, под глазами черно. Нет, мне бы не замуж, а отоспаться бы где-нибудь в тихом месте. В деревне, например. Вы мне лучше скажите, что с жильём делать. Через два месяца квартиру получу, а сейчас жить негде.
Рита. Не надо было тебе уходить из общежития.
Женя. Раскаиваюсь, конечно. Но и там было не житьё. Людмила опять замуж вышла. Кровати рядом… Мне эти брачные ночи… (проводит по горлу) вот так надоели! Денис болеть начал. Мне эта баба Вера здорово тогда помогла. Спасибо ей. Беда, что я ей так приглянулась, что захотела породниться со мной.
Рита. Что ж делать-то? У меня сейчас четыре человека в комнате. Сестра приехала. Она, конечно, скоро уедет…
Тамара. Живи у меня. Я через две недели в отпуск ухожу. Как раз на два месяца. Я уеду куда-нибудь по путёвке или к родителям.
Женя. Тесно у тебя. Комната для одной-то мала.
Тамара. Э! Поместимся. Денис будет спать на моей кровати, а мы на полу. Ничего, перебьёмся как-нибудь.
Женя. Спасибо. Я так и знала, что ты меня выручишь.
Тамара. Да ладно. Пей чай. Остыл уже.
Рита. Зачем ты, Женя, двухкомнатную квартиру добиваешься? Брала бы однокомнатную. Она всё-таки шесть тысяч стоит, а не девять. Всё-таки полегче было бы.
Женя. Во-первых, в этом доме однокомнатных квартир нет. Ждать, когда другой дом построят – нет сил. Долго ждать придётся. Во-вторых, мне ведь тоже по-человечески жить хочется.
Рита. Ну, ты даёшь, мать! «По-человечески жить хочется»… Да кто ты такая, чтобы жить по-человечески?
Женя. Как кто? Человек, женщина, мать… Я работаю…
Рита (смеётся). Не тем местом ты работаешь, чтоб на человеческую жизнь заработать.
Тамара. Рита! (Указывает на Дениса).
Рита. Ах, простите. Девочки, хотите, я вам современную сказку расскажу.
Женя. Анекдот? Давай.
Рита. Нет, не анекдот, а современная сказка. Идиллия, одним словом. Итак, в нашем царстве-государстве, на улице Николаева, супротив моей гостинки, стоит роскошный дом. Квартиры в нём улучшенной планировки. В одной из таких квартир живут старик со старухой. С ними живёт юная собачка по имени Пуфик. Живут они в четырёхкомнатной квартире. Старик занимает одну комнату, старуха – другую, а Пуфик – третью, а четвёртая комната у них – ничейная – вместо гостиной. Обстановка там райская, везде ковры. Везде, куда ни глянь, что-нибудь сверкает рублей на 200-300. Старик – пенсионер. Раньше работал директором завода, а сейчас работает на базе, с которой продукты идут на север. Старуха ничего не делает. Трёт с утра до вечера свой хрусталь да гуляет с Пуфиком. Слушайте! Мне пришла в голову идея: что, если пойти к этим старикам и попросить их, чтобы они взяли Женю с Денисом к себе на квартиру на два месяца.
Женя. Не надо. Я к таким людям жить не пойду.
Рита. Она ещё разбирается! Жениха ей не надо, райской жизни не надо.
Женя. Не надо.
Рита. Ну, не надо так не надо. Слушай, Тамарка, пойдём к ним, ну, ради хохмы. Ну, как на экскурсию. Посмотрим, какие у них рожи сделаются. Тебе это полезно будет. Враз раздумаешь в петлю лезть. Пойдём, а? И поговори с ними, сама поговори. Ты всё время газеты читаешь, а это тебе – живая газета.
Женя. Не ходите, на неприятность нарвётесь. Ты там, Рита, нахулиганишь.
Рита. Нет, ей-богу, нет. Да я там слова не скажу. Пусть Тамара говорит. Ну?
Тамара. Я, пожалуй, пойду. Интересно.
Рита. Ура! Она пойдёт! Пойдём сейчас.
Тамара. Пойдём, ненормальная. Подожди нас, Женя.
Женя. Идите-идите, шеи вам там намылят.
Рита. Не намылят.
Рита и Тамара уходят. Женя достаёт из сумки вязание и начинает вя-зать.
Денис. Мама, а их там побьют?
Женя. Нет-нет. А, впрочем, может быть, и да. Нет, я думаю, до этого не дойдёт. Риту побили бы обязательно, а Тамару – нет. Она не такая, она вы-держанная.
Денис. Мама, а ты не выйдешь замуж?
Женя. Нет.
Денис. И у нас никогда не будет папы?
Женя. А тебе он очень нужен?
Денис. Да…. нет… Мама, а когда я женюсь?
Женя. Когда станешь взрослым дядей и будешь зарабатывать деньги.
Денис. Я много буду зарабатывать и все-все деньги тебе отдам.
Женя. Правда?
Денис. Правда. Мама, научи меня вязать?
Женя. Зачем?
Денис. Я буду помогать тебе. Я много-много варежек навяжу. Кучу денег заработаю. Тогда ты перестанешь вязать и будешь спать.
Картина вторая
Большая, роскошно убранная комната в квартире Новиковых.
Входит Елена Валентиновна.
Елена Валентиновна. Вот беда-то! Пуфик отказался есть гусиный паштет. Чем кормить несчастную собачку! (Видит на журнальном столике газеты). А, Николай принёс почту! А писем нет? (Перебирает газеты). Нет. Полгода нет писем. Володя, жестокий мальчик, почему ты не пишешь? Что с тобой? Прежде хоть коротенькие записочки присылал: здоров, живу хорошо, скучаю, целую, Володя. Мне и этого хватало. А теперь ничего. Отчего все это? Он возненавидел нас? За что? Мы для него так старались. (Обводит глазами комнату). Всё это для него. А он ушёл, бросил и ничего с собой не взял. Сыночек, где ты? Что с тобой?
Из своей комнаты выходит Николай Афанасьевич.
Николай Афанасьевич. Это что за монологи?
Елена Валентиновна. Разговариваю сама с собой.
Николай Афанасьевич. А я уж было подумал – ты опять театром увлеклась. Был у тебя такой грех в молодости. Помнишь? Стихи читала на сцене. Да ведь неплохо.
Елена Валентиновна. Правда?
Николай Афанасьевич. Да. Неплохо. Особенно это… Как это?... Про фашистов… Как детей постреляли. Да-а…. Мороз по коже. А потом всё бросила. Почему?
Елена Валентиновна. Разве непонятно? Володя родился, ты учился. Надо было создать условия. Пришлось пожертвовать своим увлечением.
Николай Афанасьевич. Не жалеешь?
Елена Валентиновна. Что на тебя нашло? Почему ты спрашиваешь об этом?
Николай Афанасьевич. Да так. Наверное, потому, что есть немного свободного времени. Ну, так ты не жалеешь о том, что бросила театр?
Елена Валентиновна. Я никогда не думала об этом, но если тебя это так ин-тересует, то отвечу: не надо было жертвовать своим увлечением.
Николай Афанасьевич. Это почему же?
Елена Валентиновна. Да потому, что у нас всё равно ничего не сложилось. Володя ушёл из дому, а ты… Ты бы и так всего достиг.
Николай Афанасьевич (самодовольно). Да, я достиг. Я всего достиг. Смотри, как мы живём. Такую квартиру никому не стыдно показать. Всё есть: дача, машина, гараж… Чего ещё надо?
Елена Валентиновна (робко). Пуфик гусиный паштет не кушает.
Николай Афанасьевич. Не кушает? Зажрался, сволочь! Не покормить бы его недельку. Ну, ничего, не горюй. Сегодня мне звонили: на базу поступила печёнка. Принесу.
Елена Валентиновна. А от Володи опять ничего нет. Не пишет.
Николай Афанасьевич. Деньги нужны будут – напишет.
Елена Валентиновна. За десять лет он ни разу ничего не попросил у нас.
Николай, пора бы посмотреть на Володю другими глазами.
Николай Афанасьевич. Вот как? Какими же? Этот мерзавец всё имел, всё, что другим недоступно. Знай только пользуйся, а он вместо благодарности обозвал меня, своего отца, подлецом и ушёл. Ушёл из этой вот комнаты. Ушёл неизвестно куда из-за какой-то гордости, из-за какого-то принципа, чёрт знает, какого упрямства. А, главное – я и подлец! Я, директор крупнейшего в стране завода, я – ветеран войны и труда, и я же подлец. Как это совместить? И кто сказал? Сын. Не знаю, как я тогда не умер. Ноги его здесь не будет. Знать его не хочу.
Елена Валентиновна. Он на Севере работает, в Магадане.
Николай Афанасьевич. Туда ему и дорога.
Елена Валентиновна. Там лучшие люди работают, цвет молодёжи…
Николай Афанасьевич. Слушай, что ты ко мне пристала? «Лучшие люди, цвет молодёжи…». Поначиталась газет. Скажи лучше, что хочешь увидеть Володьку.
Елена Валентиновна. А как же? Ведь я – мать ему. Съездила бы к нему…
Николай Афанасьевич. Съездила бы? А куда? В общежитие? Там такие дикие условия! Тундра! А мы как с Пуфиком? С голоду помирать должны? А кто с собакой гулять будет? Учти, мне некогда.
Звонок.
Нет, тебе ехать нельзя. Ну, уж так и быть. Пригласи его сюда.
Звонок.
Ладно, стерплю как-нибудь, авось, поладим…
Звонок.
Кто там раззвонился?
Елена Валентиновна. Ко мне, наверное, Виктория Павловна пришла. Мы с нею договорились. Ах, как я рада!...Так я напишу ему.
Николай Афанасьевич. Напиши, напиши.
Звонок.
Да открой же ты, наконец!
Елена Валентиновна. Бегу-бегу! (Убегает в переднюю).
Николай Афанасьевич. А я к себе пойду, газетки почитаю. (Забирает газеты и уходит в свою комнату).
Входят Елена Валентиновна, Тамара и Рита.
Тамара. Вы нас простите за вторжение. Нам надо поговорить. Дело у нас необычное.
Елена Валентиновна. Я вас слушаю. Садитесь, пожалуйста.
Тамара. Спасибо. Рита, садись.
Все усаживаются.
Даже не знаю, как начать. Я что-то очень волнуюсь…
Елена Валентиновна. Не надо волноваться. Я вас слушаю.
Тамара. Видите ли… У вас такая квартира, четыре комнаты!
Елена Валентиновна. Да, четыре.
Тамара. А живёте вы вдвоём с мужем.
Елена Валентиновна. У нас ещё сын есть. Он с нами пока не живёт. Он сей-час в Магадане. Но он приедет… Скоро… Простите, а вы не из исполкома?
Тамара. Нет, мы к вам с просьбой. С большой просьбой. Прошу вас, будьте внимательны к нашим словам. У нас есть подруга. Одинокая женщина. С мужем разошлась. У неё сын. Ему семь лет. Во второй класс перешёл. Она должна скоро получить квартиру…
Елена Валентиновна. Ах, так вы по обмену…
Тамара. Нет. Подруга… Ей сейчас жить негде. Два месяца до заселения осталось. Только два месяца… А у вас так просторно. Не могли бы вы пустить их на квартиру на эти два месяца?
Елена Валентиновна. Пустить на квартиру?
Тамара. Да.
Елена Валентиновна. Я, право, не знаю… Если она – порядочная женщина… Такая, как вы… я бы с удовольствием. Только надо мужа спросить, как он скажет… (Зовёт). Николай Афанасьевич!
Входит Николай Афанасьевич.
Николай Афанасьевич. Чего тебе? Ах! У нас молодые дамы… Очень-очень приятно.
Елена Валентиновна. Это мой муж, Николай Афанасьевич.
Тамара. Очень приятно. Я – Тамара Анатольевна Грачёва, а это – Маргарита Ильинична Вельберг…
Елена Валентиновна. Они пришли с очень странной просьбой.
Тамара. Да… странной…
Елена Валентиновна. Просят, чтобы мы пустили на квартиру на два месяца их подругу, одинокую женщину, а у неё сын семи лет.
Тамара. Да. Одинокую. Она разошлась с мужем. Сыну уже скоро восемь лет. На два месяца, не больше. А потом они уйдут. Она получит квартиру.
Николай Афанасьевич. Так, я всё понял. Меня интересует, милые дамы, по-чему вы обратились именно к нам?
Тамара. У вас же четырёхкомнатная квартира…
Николай Афанасьевич. Да, но кто-то же рекомендовал обратиться к нам. Кто?
Рита. Я. Я знаю вас. Я живу в доме напротив. В гостинке. Я знаю вас.
Николай Афанасьевич. А я вас не знаю. Ну, что ж… Очень-очень жаль, но я должен разочаровать вас. Вашу подругу я на квартиру не пущу. Это исключено. Так что будем считать наш разговор оконченным.
Тамара. А куда же ей теперь?
Николай Афанасьевич. Не знаю. Это меня не касается. На это есть исполком, какие-то там соответствующие организации, службы. Обращайтесь туда.
Тамара. Так только на два месяца.
Николай Афанасьевич. Нет, нет и нет.
Тамара. Ей что же, на улице ночевать? На вокзал идти?
Николай Афанасьевич. Меня это не касается.
Тамара. Рита, что же говорить теперь? (Рита закрывает лицо руками). Рита, что с тобой?
Рита (сквозь слёзы). Я теперь понимаю тебя, Тамара. Мне самой вдруг жить не захотелось. (Встаёт). Слушай, ты, папаша, она на улице не останется, и на вокзал не пойдёт. Я её с сыном к себе возьму, в свою десятиметровку. Мы там вчетвером живём. Я с сестрой и двое маленьких детей. Понятно тебе?
Тамара. Я тоже могу взять. У меня комната в общежитии шесть квадратных метров, но я одна. Я тоже могу пустить.
Николай Афанасьевич. Ну, и прекрасно! Значит, вопрос исчерпан. О чём и толковать? Я очень-очень рад… И прошу вас покинуть мою квартиру.
Рита. Убийца!
Тамара. Рита, что ты говоришь? Не надо! Пойдём отсюда.
Рита. Фашист!
Тамара. Пойдём. Не надо. Пойдём. Ах! Женя предупреждала – не надо было сюда ходить.
Рита. Сюда с милицией надо приходить. Такая квартира! Комната для собак есть. А мы… А мои дети задыхаются!
Николай Афанасьевич. Ну, хватит, я милицию вызову.
Рита. Какая обстановка! Вы только посмотрите, какая обстановка! Не комната, а пещера из сказки «Али-баба и сорок разбойников». Откуда это? Говорят про него, что на фронте был. Жизнью своей рисковал. Когда же это всё так перевернулось? Когда он предал? Слушайте, вы! Мы из своих бед выберемся, а вы в таком дерьме сейчас сидите – во всю жизнь не отмоетесь. Прощайте!
Рита и Тамара уходят. Елена Валентиновна бежит за ними закрывать дверь и возвращается.
Николай Афанасьевич. Какая дрянь! Вертихвостка! Какая наглость! Ах, какая наглость! Мне сказать такое! Фашист… Убийца… Мне – ветерану, труженику. Я всю жизнь работал. Я заработал всё это… Нахалка! Однако, что ж это такое? Небо, что ли, валится? Светопреставление? Катастрофа? Ракеты пустили? Что это такое? Я тебя спрашиваю! Вот твоя хвалёная молодёжь! Вот твой цвет молодёжи! Вот! Ты их всегда защищала. Распустились… И Володька в таком же роде!
Елена Валентиновна. Слушай, Николай, давай возьмём эту женщину на квартиру.
Николай Афанасьевич. Ты что, спятила?
Елена Валентиновна. Давай возьмём. Только ведь на два месяца.
Николай Афанасьевич. Взбесилась. Определённо взбесилась. (В бешенстве). Да ты что, дура! Соображаешь, что ты говоришь! Нет, ты дурой всегда была, дуррой и останешься. Это надо такое придумать! Взять с улицы какую-то бабу с ребёнком. А вдруг она больная? А вдруг сифилис? Ты после этих-то пол с хлоркой вымой. А где муж у этой особы? Бросил? Хороших жён мужья не бросают.
Елена Валентиновна. Бывает так, что жёны мужей бросают.
Николай Афанасьевич (ударяет кулаком по столу). Ты что это! Ты это пре-крати! Не раздражай меня. А то, смотри! (Грозит пальцем. Помолчав). По-слушай, у неё ведь сын семи лет. Да он здесь всё перевернёт! Запачкает ковры, мебель, исцарапает рояль, стенку, кресло, начнётся здесь грохот и пальба. Ты сама ведь замучаешься. Фу! Пойду, лягу. Выбрось всё это из головы. Хочешь, я тебе путёвку в Крым достану? Хочешь? Мне достать – раз плюнуть. Позвоню кому надо, и пожалуйста, хоть завтра поезжай. Что ты так на меня смотришь? Но, а если хочешь, лети в Магадан к Володьке. Чёрт с ним, с Пуфиком! Не подохнет. Я с ним сам гулять буду. (Елена Валентиновна идёт в свою комнату). Лена, ты чего?
Елена Валентиновна. Иди, ложись, отдыхай.
Николай Афанасьевич. Лена!
Елена Валентиновна. Уйди! (Уходит).
Картина третья
Комната в комнате гостиничного типа. Рита готовится к отъезду на дачу, укладывает сумку. В дверь стучат.
Рита. Войдите! (Входят Женя и Денис. У Жени чемодан и сумка). Это что же за явление! Ты опять с чемоданом?
Женя. Да, опять. К Тамаре мать из деревни приехала, погостить на неделю.
Рита. Тьфу! Везёт тебе как утопленнику. Ну, ладно, не горюй. У меня поживёшь. Я на дачу собираюсь. Слушай, поедем с нами. В воскресенье вечером вернёмся. Поедем, Денис?
Денис. Поедем.
Рита. Оставляй свои вещи. Сейчас я ещё кое-что возьму и поедем.
Женя. Рита, вы вчера ходили к этим людям, у которых четыре комнаты. Что они сказали?
Рита. Тамара тебе ничего не рассказывала?
Женя. Нет. Но она вернулась какая-то очень взволнованная. Ночью плакала.
Рита. Это она во сне. Нет, там ничего ужасного не произошло. Старик за-жался немного. В общем, там ничего определённого не сказали.
Женя. Почему?
Рита. А чёрт их знает, почему. Такие люди нерешительные…
Стук в дверь.
Рита. Кого ещё бог несёт? (Открывает дверь)
Входит Сушков.
Сушков. Добрый день. Здесь живёт Вельберг Маргарита Ильинична?
Рита. Здесь. Это я. В чём дело?
Сушков. Я по поручению вашего мужа…
Рита. Мужа?
Сушков. Мы работаем вместе. Он в моей бригаде. Меня послали сюда в ко-мандировку. Он попросил, чтобы я зашёл сюда, посмотрел, как вы живёте.
Рита (пожимает плечами). Нормально.
Сушков. Он сказал, что у него есть, должны быть дети, двое детей. Где они?
Рита. На улице. Они с моей сестрой во дворе меня ждут. Посмотрите в окно. Вон они бегают.
Сушков (смотрит в окно). Да… Симпатичные ребята. Мне бы поговорить с вами надо.
Рита. Я на электричку спешу.
Сушков. Не спешите. Надо поговорить.
Рита. Тогда… (Жене). Женя, поезжайте с Зиной сейчас, я задержусь. Я следующим поездом приеду.
Женя и Денис уходят.
Рита (Сушкову). Садитесь. (Указывает на стул). Я вас слушаю.
Сушков. Господи! До чего же официально!
Рита. Виновата, но вина я не держу.
Голос Жени за сценой. Рита, так ты что, задержишься?
Рита (в окно). Да, езжайте без меня, я потом.
Сушков. Простите, я пойду. Я хотел всё выяснить.
Рита. Что выяснить? Как я живу? С кем я живу? Нет ли у меня любовника? Не так ли?
Сушков. Муж бросил вас?
Рита. Бросил.
Сушков. Он вам не пишет?
Рита. Нет.
Сушков. Помогает?
Рита. Нет.
Сушков. Почему вы не подали на него в суд? Не обратились в профком по месту работы?
Рита. А идите вы… вместе с ним и вашим профкомом знаете, куда? (Закрывает лицо руками). Скажите ему, что я выкрутилась. До года получала пособие. Полы взялась мыть здесь у нас в гостинке, потом работать пошла. Работу прежнюю пришлось бросить. Вот об этом я жалею. Я преподавала математику в школе. А теперь работаю воспитательницей в детском саду: детей иначе не брали в садик. Трудно было. Везде ругаются. Замучилась я.
Сушков. Полы по-прежнему моете?
Рита. А как же? Конечно, мою. Платят воспитателям мало. Сто двадцать рублей. На эти деньги только что с голоду не сдохнешь, а ведь ещё одеваться надо.
Сушков. Дети часто болеют?
Рита. Раньше часто болели. А теперь не очень. Теперь хорошо. Я их сейчас по выходным на свежий воздух вывожу. Я ведь в прошлом году дачу приобрела.
Сушков. Это каким образом?
Рита. Так получилось. Выделили на наш садик три садовых участка. Один из них предложили мне. Я не хотела брать. Какая мне ещё дача? Да меня уговорили. Место там красивое. Лес, ручей, а, главное – воздух. Ну, я взяла участок. Поехала с детьми туда. Села на пенёк. Дети в траве бегают, цветочки рвут, а я на природу любуюсь. Подходит ко мне такой матёрый дядище:
– Горюешь, мать? – говорит.
– Горюю.
– Участок твой?
– Мой.
– Строиться будешь?
– Надо бы.
– Деньги есть?
А деньги у меня были. Мне мама на свадьбу тысячу рублей подарила. Она мне так и сказала: «Это тебе деньги не на свадьбу, а на чёрный день. Береги их». Ну, я их и сберегла. Не все, правда. Семьсот рублей у меня осталось. Ну, я ему и говорю:
– Семьсот рублей есть.
А он мне говорит:
– За семьсот рублей мы тебе коробку поставим, а за тысячу триста полностью домик сделаем. Материал наш. Работать будем быстро по выходным. Ты нас только корми да деньги готовь.
Ну, я согласилась. Шестьсот рублей заняла у подруги, у Жени. Вы её видели. Домик мне махом выстроили. Работали, как черти. Четверо их было. И материал весь их. Где они его достали? Украли, должно быть. Вот теперь у меня дача есть, и долг висит. Когда я рассчитаюсь, одному Богу известно.
Сушков. Сколько вы должны?
Рита. Шестьсот рублей.
Сушков (записывает в записную книжку). Так, ясно… Сделаем. И алименты вычтем. Маргарита Ильинична, пригласите меня к себе на дачу. Я – строитель, посмотрю ваш домик. Может быть, там что-нибудь надо достроить.
Рита. Работы там до хрена и больше. Только мне неудобно вас эксплуатировать…
Сушков. Господи! Какая вы… Да я не знаю, куда девать себя эти два дня, эти выходные. Знакомых нет. Гостиница мне осточертела, а в городе дышать нечем.
Рита. Поедемте. Это здорово! А что вы с мужем сделаете?
Сушков. Я его убью!
Рита. Нет, серьёзно?
Сушков. Серьёзно убью!
Рита. Да ну вас! (Помолчав). Знаете, я должна извиниться перед вами. Я плохо встретила вас, начала грубить… Вообще, что со мной сделалось? Я ведь не была такой. А теперь, чуть что не так – норовлю чуть ли не по морде залепить. Тяжело жить. Понимаете? Мы, женщины, живём в двух измерениях: с одной стороны, развитой социализм со всеми его недостатками, а с другой – феодализм со всеми его достоинствами. И всё это валится на наши плечи, не мимо. Самое ужасное, что до нас никому дела нет. Нас, наших бед не видят. Сунут нам в день 8марта по трёхкопеечной открыточке, и будьте довольны. Таких бедолаг, как я да Женька, по всей стране – миллионы, а кто нас видит? Кто слышит? Мы есть, но нас нету. По телевизору показывают каких-то дурочек, как они за мужиками бегают, а вот таких, которые по 25 часов в сутки работают, таких не показывают. Мы все проблемы должны решать сами. Да неужели же мы умнее и сильнее всех? (Задумывается). Вы вот спрашиваете у меня, почему я в суд на мужа не подала. Я ведь любила его, как ненормальная, а он предал. Для меня это такое несчастье… Надо всё это рассказать в суде? Это невозможно.
Стук в дверь.
Господи, ещё кого-то несёт. (Открывает дверь. Входит Елена Валентинов-на).
Елена Валентиновна. К вам можно? Здравствуйте, Маргарита Ильинична.
Рита. Это вы? Здравствуйте. (Сушков кланяется).
Елена Валентиновна. Я, кажется, не вовремя. Извините…
Рита. Нет, нет, вовремя. Проходите, пожалуйста. Ой! У меня так тесно и неубрано…
Елена Валентиновна. Ради бога, не волнуйтесь. У вас всё в порядке. Мне хотелось бы поговорить с вами.
Рита. Садитесь, пожалуйста. (Подаёт стул, Елена Валентиновна садится). Как вы меня нашли?
Елена Валентиновна. Очень легко. Вы же сами сказали, где вы живёте. А здесь вас знают.
Рита. Да, меня здесь все знают – я тут полы мою.
Елена Валентиновна. Маргарита Ильинична…
Рита. Зовите меня Ритой.
Елена Валентиновна. Рита, мне бы хотелось поговорить с вами о вчерашнем случае. Во-первых, я должна извиниться перед вами и вашей подругой за Николая Афанасьевича. Он вёл себя ужасно. Во-вторых, мне бы хотелось помочь вашей знакомой, которой жить негде. Я возьму её на квартиру.
Рита. Правда? Добрая вы душа. А муж-то что скажет?
Елена Валентиновна. Меня уже не интересует, что он скажет?
Рита. Почему вы хотите помочь Жене?
Елена Валентиновна. Почему? Сложный вопрос. Я вчера всё думала, думала о том, что вы сказали, обо всём. Ночью почти не спала. Всё вспоминала, вспоминала. Мы ведь действительно виноваты в чём-то. Когда это началось, я и не заметила. Николай Афанасьевич действительно воевал. После войны он учился и работал. Много работал. Жили мы тогда в бараке. Комната чуть больше этой была. Потом он закончил политехнический институт, направили его на завод. Там он как-то быстро выдвинулся на руководящую должность. Дали нам отдельную квартиру, провели телефон. Потом уже Володя ( Володя – это мой сын), учился в третьем классе, назначили Николая Афанасьевича директором завода. И началось… Директорская квартира, служебная машина. Последние пятнадцать лет на нас сыплются всякие блага, как из рога изобилия, и всё положено, всё заслуженно, всё по государственной цене и даже даром. Сколько лет прошло после войны, а люди всё ещё бедствуют. Плохо с питанием. А мы… наша семья горя не знаем, всё за нас, всё нам положено. Вот Николай Афанасьевич и возомнил себя сверхчеловеком. Как он грубо разговаривал с вами! Он вообще очень груб. Это его обычный тон. Так он разговаривал с подчинёнными. Я от него многое терплю. С продуктовой базой связался. Какие-то услуги им оказывает. Сын от нас ушёл. Я так тос-кую по нему. (Вытирает слёзы). Раньше я очень верила своему мужу. Считала, что он пользуется всеми благами по праву. А теперь у меня нет такой уверенности. Я вижу, что нас ненавидят. Сын осудил нас. Я раньше думала, что это у него возрастное: дерзость, упрямство, что это пройдёт с возрастом. Я не поняла его и не поддержала. И он ушёл. Так дальше жить нельзя. Надо что-то менять. Я хочу вернуть сына. Если я поступлю вопреки желаниям мужа, может быть, удастся изменить что-нибудь. И потом мне так скучно. Я одна целыми днями. Собачка со мной. Да разве мне такое общество нужно? Целыми днями готовлю обеды, завтраки, ужины для Николая Афанасьевича и Пуфика, стираю пыль с вещей. Поговорить мне не с кем. Я так отупела в последние годы, нужно что-то изменить. Нельзя так жить. Вы понимаете меня?
Рита. Вполне. Я поговорю с Женей. Конечно, им было бы у вас лучше. У меня видите, как? Мы ведь буквально перешагиваем друг через друга. Меня только одно смущает: ваш муж. Он не примирится, не потерпит, у вас будут неприятности.
Елена Валентиновна. Не будет. Я сделаю так, что не будет неприятностей. Я сумею…
Рита. В случае чего, если не выйдет у вас, Женя и Денис поживут у меня.
Елена Валентиновна. А где она сейчас? Мне бы поговорить с ней.
Рита. Женя с сыном уехали ко мне на дачу. Вернутся в воскресенье вечером. Ну, вот тогда она и придёт к вам. Мы бы вместе зашли, да я мужа вашего боюсь… Вы с нею обо всём договоритесь.
Елена Валентиновна. Хорошо. Я буду ждать. До свидания. (Уходит).
Рита. Ну и дела.… Ну, что ж, поехали. Кстати, как вас зовут?
Сушков. Павел Васильевич. Можно звать Павлом.
Рита. Прекрасно. Едем.
Действие второе
Картина четвёртая
Декорация первого действия второй картины.
Ночь. Елена Валентиновна ходит с собачкой на руках.
Елена Валентиновна. Не спишь, Пуфик? Волнуешься? Стеснили бедного пёсика. Отобрали у него комнату. Поселили кого-то в его комнате. Ничего, деточка. Потерпи. Всего только два месяца. Поживёшь у меня. Ну, что ты так смотришь? Умная ты собачка. Всё понимаешь, а говорить не умеешь. А я так отвела душу. Наговорилась вволю. Какая славная женщина, эта Женя. Только всё вяжет и вяжет. А Денис такой вежливый, воспитанный мальчик. И ничего ещё не разбил, не сломал. Николая Афанасьевича нет. Уж первый час ночи, а его нет! Что-то очень он уж засиделся в гостях. Удачно я его спровадила к Ивану Фёдоровичу. Только уж пора бы ему вернуться. А что я ему скажу? Обмануть или сказать правду?... А вдруг он раскричится? Ночь уже… (Уносит собачку в свою комнату и возвращается). Женя с Денисом спят. Нет, надо что-то придумать. А что? Вечером при Жене мне совсем было не страшно, а теперь вот такой ужас накатил! Он ведь на всё способен.
Входит Николай Афанасьевич.
Ах, это ты… Господи, наконец-то…. Уже первый час ночи. Есть хочешь?
Николай Афанасьевич. Нет. У Ивана Фёдоровича поужинал хорошо. Тебе привет от его супруги.
Елена Валентиновна. Спасибо.
Николай Афанасьевич. А ты чего не спишь?
Елена Валентиновна. Тебя дожидаюсь. А…., знаешь, у меня новость.
Николай Афанасьевич. Какая ещё новость?
Елена Валентиновна. Женя приехала со своим сыном… С Денисом. Гос-тить у нас будут два месяца.
Николай Афанасьевич. Какая ещё Женя? Не знаю такой.
Елена Валентиновна. Завтра познакомишься и узнаешь.
Николай Афанасьевич. Что это за шутки? А ну, объясни толком.
Елена Валентиновна. Что тут объяснять? Женя со своим сыном.
Николай Афанасьевич. А кто она такая? Нам-то она кем доводится?
Елена Валентиновна. Кем? Да никем.
Николай Афанасьевич. То есть как это – никем? Чужой человек в доме?
Елена Валентиновна. Тише! Ты их разбудишь. Почему чужой? Свой.
Николай Афанасьевич. Тогда объясни толком, а не то я разбужу эту Женю, и всё у неё сам выспрошу. Где она у тебя? (Идёт в комнату Елены Валентиновны).
Елена Валентиновна. Её там нет. Там Пуфик. Тише! Что ты кричишь? Ты их разбудишь.
Николай Афанасьевич. Вот это-то мне и надо. Надо, чтоб она проснулась. Надо же мне узнать, кого ты там приютила.
Елена Валентиновна. Ну, хорошо. Скажу. Только замолчи, пожалуйста.
Николай Афанасьевич. Молчу. Говори.
Елена Валентиновна. Женя – это… Это Володина жена, а Денис – сын Володи.
Николай Афанасьевич. Как жена? Откуда?
Елена Валентиновна. Откуда? Откуда вообще все жёны берутся.
Николай Афанасьевич. Ничего не понимаю. Я всё-таки разбужу её. Где она? У Пуфика? (Идёт к двери в комнату Пуфика).
Елена Валентиновна (становится у него на пути). Я тебе разбужу! Только попробуй!
Николай Афанасьевич. Да ты что? Что с тобой?
Елена Валентиновна. Ничего. Что ты здесь кричишь? Что ты здесь командуешь? Я что? Совсем уж здесь бесправна? И слова сказать не могу? Сядь! Сядь, я тебе говорю!
Николай Афанасьевич (садится). Ну, сел. Дальше что?
Елена Валентиновна. Слушай, Женя – жена Володи. А Денис – его сын. Твой внук. Понятно?
Николай Афанасьевич. Внук?
Елена Валентиновна. Да, внук.
Николай Афанасьевич. Внук? О! Боже ж, ты мой! Внук! Вот, когда дошло! Да когда же они поженились?
Елена Валентиновна. Давно. Денису уже семь лет, он в школу ходит.
Николай Афанасьевич. Как в школу ходит? Да ты что? Почему мы ничего не знали об этом?
Елена Валентиновна. Володя не считал нужным сообщить нам об этом.
Николай Афанасьевич. Как? Не считал нужным? Такое событие! Ну, жук! Ну, скотина! Да нет, я не верю. Здесь что-то не то. Я разбужу её.
Елена Валентиновна. Всё так. Не надо её будить. Ты её расстроешь. Они ведь уже давно разошлись.
Николай Афанасьевич. Разошлись?
Елена Валентиновна. Разошлись.
Николай Афанасьевич. Фу! Ничего не понимаю. Сошлись, разошлись. Внук. Как это случилось?
Елена Валентиновна. Как? Как обычно. Молодёжи современной ты не знаешь, что ли?
Николай Афанасьевич. Ну, это жестоко. Внук… Где он? Я хочу его видеть.
Елена Валентиновна. Завтра увидишь.
Николай Афанасьевич. А сегодня?
Елена Валентиновна. Сегодня нельзя.
Николай Афанасьевич. Это надо же так! (Задумывается).
Елена Валентиновна. Коля, ты успокойся. Я сначала тоже было разволновалась, но Женя такая милая, хорошая женщина… уверена, что всё будет хорошо.
Николай Афанасьевич. Что хорошего, если разошлись? Мальчик без отца растёт. Сколько они у нас будут жить?
Елена Валентиновна. Два месяца.
Николай Афанасьевич. Они будут жить у нас всегда. Я заменю ему отца. Я его воспитаю.
Елена Валентиновна. Господи!
Николай Афанасьевич. А что? Меня ещё надолго хватит. Я его поставлю на ноги. Семь лет ему, говоришь?
Елена Валентиновна. Скоро уж восемь.
Николай Афанасьевич. Ну, лет десять-пятнадцать я ещё продержусь. Я покажу Володьке, какой я подлец! Он – подлец, а не я! Я не бросал жену и сына. Я его вырастил, а он мне что? (Жене). Согрей мне чаю.
Елена Валентиновна. Сейчас. (Идёт на кухню). Что же я натворила? Что теперь будет? О, ужас! (Уходит).
Николай Афанасьевич сидит в кресле. Дверь в комнату Пуфика отворяется. Входит Женя.
Женя. Здравствуйте. Вы – Николай Афанасьевич?
Николай Афанасьевич. Да. Я – Николай Афанасьевич. Подойди ко мне. (Женя подходит. Николай Афанасьевич берёт её за руку. Господи, до чего же ты прозрачная! В чём душа у тебя держится? Тела-то нисколько нет.
Женя. Я всегда была такая.
Николай Афанасьевич. А руки почему горячие? Температуришь?
Женя. Да вроде нет.
Николай Афанасьевич. Когда ты приехала?
Женя. Сегодня вечером.
Николай Афанасьевич. Мы тебя разбудили? Громко разговаривали, да?
Женя. Да. Но это хорошо. Мне снился страшный сон. Мне снился мой муж.
Николай Афанасьевич. Он обижал тебя? Бил?
Женя. Всё было. Лучше не вспоминать.
Николай Афанасьевич. Ах, ты, горькая… Кто бы мог подумать? Ну, а сын как у тебя? Такой же невесомый, как ты?
Женя. Нет, сын в отца пошёл. Он – здоровяк.
Николай Афанасьевич. Да? Так и должно быть, что сын в отца.
Входит Елена Валентиновна.
Елена Валентиновна. Чай готов. Женя, ты не спишь?
Николай Афанасьевич. Мать, давай-ка сюда что-нибудь посущественнее чая. А я у себя пошарю. У меня что-то есть. Надо этот день отметить, как следует. (Уходит к себе).
Елена Валентиновна. Женя, как Николай Афанасьевич тебя встретил?
Женя. Хорошо, только немного странно.
Елена Валентиновна. Ты должна будешь многое извинить ему. Странно-стей будет много, очень много. Сама понимаешь, старость не радость.
Женя. Да он ещё не очень старый.
Елена Валентиновна. И тем не менее… Старайся не обращать на него внимания, на его слова, поступки.
Женя. Хорошо. А он не опасный?
Елена Валентиновна. Нет. Совершенно нет. Твоего мужа, кажется, та говорила, Володей зовут?
Женя. Да.
Елена Валентиновна. Так… Это хорошо… Постарайся не говорить с Николаем Афанасьевичем о своём муже.. не нервируй его. Поддакивай ему во всём. Не спорь с ним – и всё будет хорошо.
Входит Николай Афанасьевич.
Николай Афанасьевич. А вот и бутылочка. Смотрите, что это такое – «Золотистый мускат»! Женя, ты пила когда-нибудь такое вино?
Женя. Нет. Вкусное?
Елена Валентиновна. Бесподобное.
Женя. А где вы его достали?
Николай Афанасьевич. Уметь надо. Места знать надо, где такие рыбки водятся. А что это я ничего на столе не вижу? Мать, ты что же это скаредничаешь? Неси из кухни всё, что есть наилучшего. Гулять будем!
Елена Валентиновна. Разошёлся… (Уходит на кухню).
Женя. Я вам помогу. (Идёт следом).
Николай Афанасьевич (удерживает её). Куда? Э, нет, красавица. Посиди со мной. Мне надо с тобой кое-что выяснить. Мне многое непонятно. Елена Валентиновна там одна управится. Ей не привыкать. Давно с Володькой разошлась?
Женя. Четыре года уж прошло. Как я ушла от него. Ой! Какая красивая вазочка! Можно, я посмотрю!
Николай Афанасьевич. Смотри.
Женя. Хрустальная? Дорогая?
Николай Афанасьевич. Вазочка как вазочка. Не вертись. Слушай, что я говорю. Из-за чего разошлись с Володькой? Чего не поделили?
Женя. Как у вас красиво! Сколько всего… Мы с Денисом вчера ещё любовались. Как в сказке.
Николай Афанасьевич. Да-да… Пещера из сказки «Али-баба и сорок разбойников».
Женя. Что? Ах, да, есть такая сказка…
Николай Афанасьевич. Только в этой пещере разбойник-то, выходит, я один. Это я, это я натащил всё это. А для кого? Кому надо? Володьке не надо. Елене Валентиновне не надо. Для кого я старался? Ладно, посмотрим… Внук ведь есть. Твоему Денису всё достанется.
Женя (в сторону). На него и вправду находит. (Ему). Вам сегодня нельзя пить.
Николай Афанасьевич. Это почему же?
Женя. Вредно. И уже ночь.
Николай Афанасьевич. Ерунда всё это. Где же ты жила после того, как ушла от Володьки?
Женя. Сначала жила у подруги, потом в общежитии, потом на квартире у одной старушки. А теперь вот у вас.
Николай Афанасьевич. Что ж ты сразу к нам не приехала? Мы бы тебе помогли.
Женя. Я не знала вас тогда.
Николай Афанасьевич. Не знала? Как же так? Неужели Володька ничего не рассказывал о своих родителях?
Женя. Рассказывал, конечно. Говорил, что они – сволочи, каких мало.
Николай Афанасьевич. Ах, он, мерзавец!
Женя. Что вы, вы, успокойтесь. Вам нельзя волноваться. Какое вам до этого дело? Николай Афанасьевич, говорят, вы на фронте были?
Николай Афанасьевич. Был.
Женя. Страшно на войне?
Николай Афанасьевич. Конечно, страшно.
Женя. Расскажите мне что-нибудь.
Николай Афанасьевич. А что рассказывать? (Передёргивает плечами). Нечего рассказывать. Давай лучше о тебе поговорим. Сейчас-то ты как нас нашла?
Женя. Меня Елена Валентиновна нашла через подругу мою. Они с нею раньше познакомились.
Входит Елена Валентиновна с подносом в руках.
Николай Афанасьевич. А, пришла. Ставь-ка на стол… Гляди, что у нас есть. В Москве такого не увидишь.
Женя. Я многого не знаю. Не знаю, как называется и как на вкус. Что это такое?
Николай Афанасьевич. Это чёрная икра. А это балык. Ешь – не хочу. Мы тебя откормим. Моя Елена Валентиновна постарается. Мы из тебя такую бабу сделаем – позавидуешь. Назло Володьке. Вот как! А сейчас выпьем за встречу. (Открывает бутылку, разливает вино по рюмкам). Ну, за встречу! За тебя, Женя, за твоё здоровье. (Пьют). Закусывай. (Едят). Ну, как?
Женя. Здорово! А это что такое?
Николай Афанасьевич. Гусиный паштет. Мать, ты зачем паштет-то принесла? Его собака есть отказывается. Убери сейчас же!
Женя. Почему отказывается? (Ест паштет). Вкусно! Ни разу в жизни не ела. Жаль, Денис спит. Ему бы попробовать.
Николай Афанасьевич.Мы его завтра накормим. Елена Валентиновна говорит, что ты к нам на два месяца. Почему на два?
Женя. А я через два месяца квартиру получу кооперативную.
Николай Афанасьевич. Кооперативную?
Женя. Да.
Николай Афанасьевич. Это каким же образом?
Женя. Обыкновенным. Вступила в кооператив. Внесла взнос. И вот через два месяца заселение.
Николай Афанасьевич. Так ты в нашем городе давно живёшь?
Женя. Постоянно… Почти. Когда замуж выходила, уезжала на четыре года.
Елена Валентиновна. Женя, кооперативная квартира дорого стоит?
Женя. Да, дорого. Моя девять тысяч стоит.
Елена Валентиновна. А первый взнос велик?
Женя. Три тысячи.
Елена Валентиновна. Где же ты взяла такие деньги? Ты ведь в библиотеке работаешь. Там оклады маленькие.
Женя. Сто сорок четыре я получаю чистыми.
Елена Валентиновна. На эти деньги вы должны питаться с сыном, одеваться, ну, и другие расходы. Этих денег недостаточно.
Николай Афанасьевич. Володька, наверное, алименты хорошие платит?
Женя. Ничего он мне не платит. Когда я уходила от него, то… Ах, не хочу вспоминать. Не платит, нет, не платит. Да я и не подавала на алименты.
Николай Афанасьевич. Почему?
Женя. Боюсь. Он очень…
Елена Валентиновна. Женя, скушай колбаску. Копчёная.
Николай Афанасьевич. Да погоди ты, лезешь тут со своей колбаской… Ты не договорила, какой же он.
Женя. Так… он… Я просто не подала в суд, и всё. Волокиты не хотелось.
Николай Афанасьевич. Так. Всё ясно.
Елена Валентиновна. Расскажи-ка Николаю Афанасьевичу, как ты деньги добыла для кооператива.
Женя. Работала. Сначала жутко было. Но в жизни самое главное – не бояться. Устроилась воспитателем в общежитие, где я жила. Устроилась, правда, через подставное лицо на фабрику сувениров, варежки вязать. Ну, это всё сверх основной работы. Устроилась, а сама вязать не умею. Петли даже набирать не умела. Спасибо вахтёрше общежития – научила. Я потом так набила на этом деле руку, что сама себе удивляюсь. До ста рублей в месяц сейчас зарабатываю на варежках.
Елена Валентиновна. Сколько стоит пара варежек?
Женя. Работа – вы хотите сказать? Три рубля двадцать копеек.
Елена Валентиновна. Чтобы заработать сто рублей в месяц, ты должна связать тридцать пар варежек.
Женя. Да.
Елена Валентиновна. Когда же ты вяжешь?
Женя. Вечером, ночью. Как придётся.
Елена Валентиновна. Николай, посмотри на её руки. У неё пальцы деформировались от спиц.
Николай Афанасьевич. Покажи руки.
Женя (протягивает руки). Ничего страшного. Один палец немного искривился.
Николай Афанасьевич. Как же ты работала так много? А Денис с кем был в это время, когда ты была занята?
Женя. Я всегда была занята. И Денис всегда был со мною, пока не спал. Вместе мы обходы по общежитию совершали, вместе проводили массовые мероприятия, беседы. Он от меня ни на шаг.
Елена Валентиновна. Но ведь это очень трудно.
Женя. Я привыкла. Ребята в общежитии были очень хорошие. Вообще, я должна сказать, что на свете много хороших людей. Я ещё бутылки сдавала. Мне парни их подкидывали к дверям моей комнаты каждый день, рубля на два, на три.
Николай Афанасьевич. Долго ты воспитателем работала?
Женя. Полтора года. Потом у меня неприятность вышла. Один парень в душевой пытался повеситься. Его спасли, а мне потом выговор влепили.
Николай Афанасьевич. За что?
Женя. За плохую воспитательную работу. Когда случается несчастье, кто-то виноват в этом. Ну и вот, решили, что виновата я.
Николай Афанасьевич. Да это подло! А почему ты не добивалась государственной квартиры?
Женя. А кто бы мне её дал?
Николай Афанасьевич. Как кто? Профком.
Женя. Господи, да кто я такая? У нас в институте получают квартиры только доктора да кандидаты наук, и то не сразу.
Николай Афанасьевич. Так почему же ты ко мне не пришла? Я бы выбил для тебя квартиру. Ну, не двухкомнатную, но хотя бы однокомнатную.
Женя. Выбили бы? А из чьих рук выбили бы? Нет, так нельзя. Нехорошо.
Николай Афанасьевич. Нехорошо? Но почему ты, именно ты, такая хрупкая – смотреть не на что – взвалила на себя этот крест? Он же задавит тебя. В чём у тебя душа держится? А тебе ещё сына растить да растить.
Женя. Вот этого я боялась. Но теперь уж самое основное позади. Теперь я только варежки вяжу. Светает уже… Вы меня извините. Я пойду, лягу, мне ведь утром на работу идти.
Елена Валентиновна. Да, да. Конечно, иди. А с Денисом я завтра останусь, ты не беспокойся.
Женя. Я Дениса в среду в пионерский лагерь отправлю. Он не будет вам мешать.
Николай Афанасьевич. Как это – мешать?
Женя. Ну, баловаться, шуметь… Он у меня подвижный ребёнок.
Николай Афанасьевич. Это очень хорошо. Таким и должен быть мальчишка в его годы. В какой лагерь ты его отправляешь?
Женя. В «Орлёнок».
Николай Афанасьевич. А почему не в «Гренаду»? «Гренада» намного лучше.
Женя. «Гренада» не для нас.
Николай Афанасьевич. А для кого же?
Женя. Для начальства.
Николай Афанасьевич. Какие глупости! Я завтра же всё устрою. Позвоню, кому надо.
Женя. Не надо, зачем? Нам и «Орлёнок» подходит. (Уходит в комнату Пуфика).
Николай Афанасьевич. Вот что, мать. Я ей помогу. Денису достану путёвку в «Гренаду». Это раз. Завтра же отправлюсь к Вейнгольду. Помнишь начальника бюро технической информации у меня на заводе.
Елена Валентиновна. Бориса Петровича? Конечно, помню.
Николай Афанасьевич. Вот к нему. Пусть он её к себе возьмёт. Она там будет зарабатывать рублей на сто больше, чем в своём вшивом институте. Это надо же! Такое безобразие!
Елена Валентиновна. Николай, а если бы она не была нам так близка, если бы это был совершенно чужой нам человек, ты бы помог ей?
Николай Афанасьевич. Чужой… Чужой? С какой это стати? Не хватало ещё! Ей-то я помогу назло Володьке. Пусть узнает, кто из нас подлец – я или он?
Картина пятая
Комната Пуфика. На стене – дорогой ковёр, на окнах – красивые шторы. Современная дорогая мебелировка. На стене висит увеличенный фотопортрет Пуфика. Воскресенье. Полдень. Женя сидит у окна, вяжет и одновременно читает книгу.
Женя (оторвавшись от книги, смотрит на вязание). Ну вот. Палец про-пустила. Надо же, как не везёт! Полчаса работы. Всё распустить придётся. (Распускает вязание).
Входит Николай Афанасьевич.
Николай Афанасьевич. Всё вяжешь?
Женя. Нет, теперь распускаю. Зачиталась и пропустила палец.
Николай Афанасьевич. Бросай-ка ты это дело.
Женя. Не могу. Мне деньги нужны.
Николай Афанасьевич. Много?
Женя. Миллион.
Николай Афанасьевич. Столько у меня нет, а вот двести рублей возьми. (Достаёт деньги и протягивает Жене).
Женя. Что вы? Зачем? Я пошутила. Не надо.
Николай Афанасьевич. Надо. Бери, бери! Кому говорят, бери! (Женя берёт деньги). И не смей возражать! Купи себе что-нибудь из одежды: платье получше, костюм… Ходишь всё время в одном и том же. Надоело смотреть. Да и гости у нас бывают. Люди приличные… Неудобно. (Женя отворачивается, чтобы скрыть слёзы). Ну, не реви, не реви. Я ведь понимаю. (Гладит её по голове). Не плачь. Слушай меня внимательно. Я тут одно дело провернул. Тебя касается. Дело вот в чём. Тебе надо прийти в заводоуправление моего завода. Найдёшь там бюро технической информации. Спроси начальника бюро Вейнгольда Бориса Петровича. Он будет ждать тебя. Скажи ему, что ты от меня. Им нужен библиограф. Оклад 160 рублей. Тридцать процентов северных, ежемесячные премии от 30 до 50 процентов. Да тринадцатая зарплата. Подсчитай-ка, сколько ты будешь зарабатывать. Рублей до трёхсот выходить будет. У тебя ведь высшее образование?
Женя. Высшее.
Николай Афанасьевич. Ну, вот и прекрасно. Пойди завтра к нему. Лично побеседуйте и обо всём договоритесь. Ну, как?
Женя. Николай Афанасьевич, почему вы мне помогаете?
Николай Афанасьевич. Как почему? Во-первых, ты нам не чужая, во-вторых, это в моих силах, в-третьих, это доставляет мне удовольствие.
Женя. Я даже не знаю, что вам на это ответить… Я не привыкла. Мне как-то не по себе. Мне никогда так не везло. Удобно ли это?
Николай Афанасьевич. Удобно. Всё удобно.
Женя. Спасибо.
Николай Афанасьевич. Пожалуйста. Сейчас я к Денису в «Гренаду» поеду. Хочешь, поедем вместе?
Женя. Я сегодня не могу, работы много… Я вчера ездила.
Николай Афанасьевич. Ну, как знаешь. А я поеду. Полюбил я этого чертёнка. Согрел он мою душу, согрел. Ласковый. Дедом меня зовёт. Только увидит меня, бежит навстречу. Кричит: «Ко мне дедуля приехал!». Обнимает, целует. Что с ним поделаешь?
Женя. Ему трудно было без мужского влияния.
Николай Афанасьевич. Да, да, это понятно. Отца-то он вспоминает?
Женя. Вспоминает.
Николай Афанасьевич. Как бы вам помириться?
Женя. Это невозможно.
Николай Афанасьевич. Почему?
Женя. Почему? Вы же почему-то не можете простить своего сына за то, что он вас обидел когда-то.
Николай Афанасьевич. Не равняй одно с другим. И откуда ты знаешь, что я его не простил? Вот приедет он, мы и помиримся.
Женя. А когда он приедет?
Николай Афанасьевич. Я думаю, скоро. На днях. Да что там на днях? Я жду его с минуты на минуту. Я написал ему такое разгромное письмо о тебе.
Женя. А причём здесь я?
Николай Афанасьевич. Как это причём? Ты здесь очень даже причём. Ну, мы на эту тему ещё поговорим при Володьке. (Николай Афанасьевич уходит).
Женя. Здравствуйте! Этого мне ещё не хватало. Что-то всё странно. Я ничего не понимаю. Он со странностями, а как дела проворачивает! (Входит Елена Валентиновна).
Елена Валентиновна. Женя, пойдём обедать.
Женя. Елена Валентиновна, мне сейчас Николай Афанасьевич дал двести рублей. Возьмите их. (Подаёт деньги).
Елена Валентиновна (берёт деньги). Но ведь они нужны тебе. Зачем ты их отдаёшь?
Женя. Я не могу взять. Зачем? Я привыкла зарабатывать, а так не хочу. С какой стати?
Елена Валентиновна. Трудный у тебя характер, Женя. Упрямая ты. Если б не твое упрямство, я бы одела тебя с головы до ног как принцессу.
Женя. Зачем?
Елена Валентиновна. Затем, что в наши годы уже не живут для себя. В этот-то и состоит вся прелесть существования, никого ведь у нас больше нет.
Женя. А сын? У вас же есть сын. Он скоро приедет. Мне Николай Афа-насьевич сейчас сказал. Он ему какое-то письмо написал и теперь ждёт его с минуты на минуту.
Елена Валентиновна. Что? Что ты говоришь? Приедет? Какой ужас! Гос-поди! Какой ужас!
Женя. Почему ужас?
Елена Валентиновна. Ах, да ты же ничего не знаешь… Что теперь будет? Я пропала. Тебе тоже достанется.
Женя. А причём здесь я?
Елена Валентиновна. Знаю. Знаю, что не причём. Ах! Это всё моя трусость да безволие виноваты, страх перед мужем, перед его глоткой.
Женя. Да уж, Николай Афанасьевич умеет брать горлом.
Елена Валентиновна. Не горлом, а за горло. Я пропала!
Женя. Что вы его так боитесь?
Елена Валентиновна. Женя, когда у тебя будет свой угол, возьми меня к себе на квартиру.
Женя. С удовольствием.
Елена Валентиновна. Ах! Я пойду, лягу. Голова разболелась. (Уходит).
Женя. Да она тоже ненормальная. Оба со странностями. (Вяжет). Вот будет потеха, если и сынок у них такой же. Ну, их, к чёрту! Скорее бы квартиру дали, а то я тут с ними сама свихнусь. (Звонок. Женя уходит в прихожую открывать дверь).
Входят Женя и Рита.
Рита. Я в окно увидела, как твой Николай Афанасьевич изволил отбыть в собственном авто в неизвестном направлении.
Женя. Он к Денису поехал в «Гренаду».
Рита. Иди ты! Так у вас с ним дружба?
Женя. Ещё какая! Водой не разольёшь!
Рита. Вот это и есть собачья комната? Шикарно! Метров на шесть больше моей будет. (Видит портрет Пуфика). Батюшки! А это кто? Неужели сам? Товарищ Пуфик собственной персоной. Моё почтение, уважаемый. (Кланяется портрету). А скажите, пожалуйста, уважаемый, за какие заслуги вас вознесли так высоко? (Жене). Ну, я смотрю, тебе здесь неплохо.
Женя. Хорошо, да как-то неспокойно. И многое мне не нравится.
Рита. Да? А что такое?
Женя. Да здесь нас очень уж полюбили.
Рита. Полюбили? А что в этом плохого?
Женя. За квартиру я не плачу. Всё время стараются накормить. Николай Афанасьевич нашёл мне работу по специальности на своём заводе. Оклад повышенный, плюс всякие премии, коэффициенты. В общем, буду получать больше, чем сейчас вместе с вязанием.
Рита. Вот это да! Вот это подарок!
Женя. Подумать только! Я тогда смогу бросить вязание! Я тогда буду жить по-человечески – читать книги, ходить в лес, заниматься с Денисом. Плохо, что всё это делается по блату, по знакомству.
Рита. А ты как думала? Нынче всё так делается, все так устраиваются. Время сейчас такое.
Женя. Какое сейчас такое время?
Рита. А ты не знаешь? С Луны свалилась, что ли? Время жуликов.
Женя. Это неправда! Неправда! У нас советская власть.
Рита. Да неужели? Что-то не очень-то заметно. Ты, Женя, дурочка. Тебя ободрали до нитки, а та всё кричишь: неправда, неправда! При советской власти ты бы работала по восемь часов, и всё бы у тебя было, что человеку положено.
Женя. Во всякое время человек должен оставаться человеком.
Рита. Вот ты и оставайся. А с меня хватит! У меня глаза стрелять готовы. Ты посмотри, что с нами делается! На себя посмотри, на Тамару. А я …
Женя. Что ты говоришь? Сердце разрывается.
Рита. Вот то-то и оно. Не привязанные, а визжим.
Женя. Что делать? Что делать?
Рита. Не знаю. Я ничего не понимаю во всей этой чёртовой политике. (Замолчали). Тамара вчера улетела в Сочи. Будет лечиться в санатории для нервных.
Женя. Может быть, поправится.
Рита. Сомневаюсь. Тоску Мацестой не излечишь. Хоть бы мужик ей ка-кой-нибудь стоящий подвернулся, чтоб хоть не тошнило от него. (Достаёт из кармана ключ). Вот, возьми, она просила передать. Её не будет два месяца. Можешь пожить в её комнате, если здесь нельзя будет оставаться…
Женя. Спасибо. (Берёт ключ). Я, может быть, уйду отсюда. Сын их скоро приедет. И вообще я здесь, как на вулкане. Мне кажется, что я вот-вот взлечу в небо.
Рита. Мягкой тебе посадки!
Женя. Спасибо… А мне сегодня Николай Афанасьевич двести рублей дал.
Рита. Зачем?
Женя. Чтоб я оделась поприличнее. Дал, как в морду плюнул.
Рита. Ты взяла деньги?
Женя. Взяла. А потом Елене Валентиновне отдала.
Рита. Зачем?
Женя. Так ведь они – чужие.
Рита. Зря. Я бы не отдала. Отчего это он так расщедрился? Работу нашел, деньги дает. А?
Женя. Не знаю. Елена Валентиновна говорит, что он со странностями. (Показывает на голову).
Рита. Он? Да ты что? С какими странностями? На него это не похоже. Скорее мы с тобой со странностями, а не он. И с чего бы это ему с ума схо-дить? Живёт, как в раю. На тебя разве что посмотрел да шизнулся? А больше не с чего. Слушай, Женька, уж не закобелировал ли он на старости лет?
Женя. Не понимаю, как тебя мог Игорь бросить. С тобой же в цирк ходить не надо.
Рита. А у меня не тот реквизит оказался. Он думал, что я буду нестись золотыми яичками. А я преподнесла ему двоих горластых сопляков. Ну кому же это понравится?
Женя. Рита, ты сегодня какая-то злая. Случилось что-нибудь?
Рита. Случилось. У Сашки все ноги в коростах. Питание у нас не то. Вчера мне врач говорит: нельзя его молоком кормить. Представляешь? Молоко надо исключить. А чем же мне кормить его, если я это паршивое молоко уберу. Отложила я тебе деньги, чтоб хоть часть долга вернуть, всё придётся снести на рынок шкуродёрам проклятым. Зачем я с этой дачей связалась? До дачи ли мне?
Женя. Мне деньги пока не нужны. Ты не расстраивайся. Что дачу приобрела – правильно сделала. Мы на следующий год насадим там всего. Отпуск по очереди будем брать, чтоб дети подольше там побыли. Постой-ка, я к Елене Валентиновне схожу. У неё гречневой крупы много. Может, даст хоть сколько-нибудь… Подожди. (Уходит).
Рита. Да не надо. (Одна). Вот и настал чёрный день – побираться начи-наю. (Смотрит на портрет Пуфика). Что молчишь, образина лохматая? Дёшево тогда отделался твой хозяин. Попадись он мне сейчас! Не помогли бы ему его благородные седины.
Входят Елена Валентиновна с сумкой в руках и Женя.
Елена Валентиновна. Вот, Рита, я сюда крупы гречневой положила, мяса, масла топлёного. Потом ещё что-нибудь соберу и принесу.
Рита. Сколько я вам за всё должна?
Елена Валентиновна. Нисколько.
Входит Николай Афанасьевич.
Рита. Ай, я пойду. (Уходит).
Елена Валентиновна (бежит за нею). Продукты забери!
Николай Афанасьевич. Что это значит? Зачем эта женщина была здесь?
Женя. Она ко мне приходила. Это моя школьная подруга. Это Рита Вельбер. Вы её не узнали? Она была у вас недавно.
Николай Афанасьевич. Я её хорошо запомнил, и, думаю, никогда не забуду. Точно – приходила она сюда со своею подругой, устроила здесь неслыханный скандал, обозвала меня фашистом и убийцей.
Женя. Рита?
Николай Афанасьевич. Да, Рита. Я, видите ли, отказался пустить на квартиру их подругу, какую-то женщину с ребёнком, которой жить негде.
Женя. Они за меня просили. Женщина с ребёнком – это я.
Николай Афанасьевич. Ты?
Женя. Я. Я не хотела, чтобы они сюда приходили, я их отговаривала. Они пришли сюда шутки ради. Мы ведь думали, что вы откажете. Они хотели посмотреть, как вы будете реагировать на их просьбу.
Николай Афанасьевич. Даже так? Посмотреть, как я буду реагировать? Да ведь… Это же издевательство! Да вы… вы… что я вам сделал плохого?
Женя. Мы не знали, что вы будете так хорошо относиться ко мне. Мы думали… Простите нас.
Николай Афанасьевич. Постой. А как же?... Так ты – эта женщина? А как же… Кто твой муж?
Женя. Какое вам дело до моего мужа?
Николай Афанасьевич. Как – какое дело? Да ведь он – мой сын.
Жена. Ваш сын? Нет, не ваш сын. У него другой отец.
Николай Афанасьевич. А как же? Ведь Елена Валентиновна говорила мне… А! Так вы обманули её! (Уходит).
Женя. Похоже, меня сейчас сбросят с лестницы. (Собирает свои вещи).
Входят Елена Валентиновна и Николай Афанасьевич.
Николай Афанасьевич. Лена, вот гляди. Она сейчас сама созналась, сама сейчас сказала, что она не жена Володьки!
Елена Валентиновна. Что ты кричишь, как на базаре? Ну, да, она не жена нашему сыну. Я знала об этом. Я сама всё это придумала, чтобы ты не выгнал их ночью на улицу, когда я их приютила. Женя ни в чём не виновата. Всё я устроила. Она даже не подозревала. Она очень удивлялась, что ты ей помогаешь, и не могла понять, почему.
Николай Афанасьевич. Вон оно, как… Убили, уничтожили, без ножа зарезали… (Садится). Всё… Не знаю, как жить дальше. Тащите всё, грабьте, одолели… (Закрывает лицо руками).
Женя. Успокойтесь, Николай Афанасьевич, не надо так расстраиваться. Ничего ведь страшного не произошло.
Николай Афанасьевич. А, ты ещё здесь… Не ушла?
Женя. Я уйду сейчас. Мне есть, куда уйти.
Елена Валентиновна. Николай, я подаю на развод. Квартиру эту мы разменяем. Я хочу жить, как все люди живут. Что толку в том, что я сыта, и у меня всё есть? Я так несчастна. Я не могу пригласить к себе кого хочу. Я даже с сыном встретиться не могу. Я вынуждена постоянно лгать, придумывать что-то, чтоб настоять на своём. Я не могу так больше жить.
Николай Афанасьевич. Глупая, глупая женщина. Хочет жить, как все люди живут. Были бы мы помоложе, я б тебе устроил такую жизнь, как у всех людей. Я б не стал так рваться наверх. Чего ради? Чтоб сейчас, когда жизнь прожита, всё полетело ко всем чертям. Что ж ты раньше молчала, милая моя?
Елена Валентиновна. Конечно, я во всём виновата. Я всё время поддава-лась тебе, всё прощала. Сына простила… Многое простила. Я за это наказана с избытком. Хватит! Больше не хочу! Никто не знает, как я страдала в последнее время… Что вынесла… Грубость, окрики. А главное – эту вот нечистоплотность… Всё тащит и тащит в дом, как помешанный да в открытую, да еще и хвалится при этом. На всё имеет право – заслужил… Да кто вам дал такое право – так безбожно пользоваться своими правами? Я об этом хотела даже в газету написать.
Николай Афанасьевич. Твоё письмо не опубликовали бы.
Елена Валентиновна. Может быть. Может быть, они с тобою заодно. Чести им не делает. А я больше не могу. Я посмотрела вот на этих девочек. (Показывает на Женю). Не заслуженных, не отмеченных, как они бьются, и совести не теряют. И не могу больше. Не могу.
Николай Афанасьевич. Что ты меня во всём упрекаешь? Ну, да. Брал и беру. Так принято. Время сейчас такое. Все берут. А я что? Я такой, как все. Ничуть не хуже.
Елена Валентиновна. Права была Рита, права, когда накричала здесь на тебя. Доведёте вы нас до погибели.
Все молчат.
Женя. Ну, я пойду… До свидания. Извините, что так получилось. (Ухо-дит).
Елена Валентиновна. Женя, погоди! (Бежит за Женей).
Николай Афанасьевич один. Входит Елена Валентиновна.
Елена Валентиновна. Всё. Ушла Женя.
Николай Афанасьевич. Ушла? А деньги? Двести рублей? Я ей дал. Я и забыл о них совсем! Из-за тебя все!
Елена Валентиновна. Вот они, твои двести рублей! (Бросает деньги на пол). Не взяла она твоих денег. Забери их.
Николай Афанасьевич (подбирает деньги). Правильно. Мои. Те же купюры.
Елена Валентиновна. Ушла Женя. (Плачет).
Николай Афанасьевич. Ушла – и слава Богу. Скажи спасибо, что она вроде бы порядочная. Не воспользовалась твоей глупостью. Другая бы на её месте… Интересно, пойдёт она завтра к Вейнгольду или нет. Я думаю, что нет. Чёрт их знает, что это за люди – подыхать будут, а на своём держатся. Принципиальные… А ты чего плачешь? Чего? Ты думаешь, я буду сердиться на тебя за то, что ты здесь наговорила? Плевать я хотел на твои разговоры. Ты ведь у меня это… с воображением. Я это всегда учитываю. Ну, не плачь, не плачь. Прими чего-нибудь успокоительного… Таблетки какие-нибудь. (Смотрит на Елену Валентиновну). Да ведь её всю трясёт. Это ведь уже не шутка! (Уходит).
Елена Валентиновна. Женя… Володя…. Я погибаю. Как помочь? Что делать? Что делать?
Входит Николай Афанасьевич.
Николай Афанасьевич. Лена, подожди. Сейчас сам Юрий Павлович приедет, известнейший невропатолог. Я ему позвонил. Он мне кое-чем обязан. Он чего-нибудь сделает: таблеток даст, загипнотизирует – и всё пройдет, всё пройдёт. (Ходит по комнате). Да, дела… Вон оно как всё повернулось… Интересно, долго бы вы меня ещё дурачили? Хорошо, что я вернулся. Права забыл. А то бы… Дениса я так и не увидел. Теперь уж и не увижу. Не внук. Жаль… Хороший мальчик. Дедулей меня звал. Чертёнок! Неужели это всё позади? И я его больше не увижу? Да нет, нет. Нет же! Я не хочу, не хочу! Мать, слушай, не трясись, а лучше скажи, ты можешь отыскать её, Женю? Найди её, позови обратно.
Елена Валентиновна. Что?
Николай Афанасьевич. Что, что… Женю надо вернуть – вот что. Где найти её? Как? Через кого? Ты знаешь?
Елена Валентиновна. Через Риту. Только она знает, где может быть Женя.
Николай Афанасьевич. Через эту…? Вертихвостку? Ну, ладно… Не имеет значения. Найди её, верни её. А я к Денису поеду. Пусть не внук, всё равно…, раз уж всё пропало – всё равно.
P. S. Обращение к пользователям.
Дорогие пользователи Интернета!
В Красноярске, в районе Ветлужанка, на ул. Гусарова, жила в 80-е годы в кооперативной квартире Тамара Черепанова – прототип Жени – героини пьесы «Собачий рай». С этой женщиной мне довелось работать в течение года. Всё, о чём говорится в этой пьесе, да и в других моих произведениях, не есть выдумка, всё так и было. Моих героев нельзя вывести на подиум в качестве моделей. Они не кривляются перед публикой. Они просто живут, не теряя совести и здравого смысла. Их нельзя назвать жертвами обстоятельств. Они побеждают не только то, что приходит к ним извне, но и то негативное, что бывает в душе каждого из нас.
И.Ф. Миляновская