Декабрь, четверг, 16:30. Мой рабочий день заканчивается через полчаса. Последний обход больных, последние поручения медицинским сёстрам. Как хорошо, что в ночь дежурит Сева, толковый, опытный и спокойный врач. Он, как всегда, приехал на полчаса раньше, чтоб принять дежурство и ещё раз уточнить все детали лечения и наблюдения пациентов.
У меня одна мечта - успеть на электричку домой, потому что в больнице нахожусь уже вторые сутки.
Не успела покинуть вестибюль больницы, как услышала сирену и увидела въезжающую с мигающими огнями машину скорой помощи. Говорят, что привезли ребёнка с отравлением. В дороге дважды дал остановку сердца, самостоятельное дыхание отсутствует. Проглотил 20 таблеток бабушкиного клофелина.
Возвращаюсь в больницу, потому что надо приготовить систему для гемосорбции, очищения крови от яда, пока Сева с медсёстрами колдует над мальчишкой. Другие врачи из ночной бригады заняты с больными в операционной и на выезде.
Родителей ребёнка пока нет, они на работе. Необходимо их согласие на процедуру. Мальчик был с бабушкой дома, где и потерял сознание после приёма этих сладких таблеток.
Собираем консилиум из трёх врачей, официально наши подписи позволяют начать процедуру гемосорбции по жизненным показаниям.
У ребёнка развиваются судороги, ещё одна остановка сердца. Проводим реанимационные мероприятия, пытаемся стабилизировать давление и работу сердца. Удаётся.
Риск гемосорбции огромен, но без неё нам его не спасти.
Родителей ребёнка всё нет.
Начинаем процедуру, помолившись и перекрестившись (многие врачи в то советское атеистическое время верили в Бога). Мотор насоса запущен и начинает работать, прогоняя кровь через колонку с сорбентом, в который должен осесть яд.
Проходит полчаса, судороги прекратились. Ещё полчаса, работа сердца и давление нормализовались.
Появились родители, Сева беседует с ними, сочувствуя и обещая сделать всё, что в наших силах.
Я сижу у постели ребёнка, слежу за кровотоком в системе. Пока всё в порядке. Отмечаю, как порозовели его губы, кожа становится тёплой.
Сева закончил обход отделения, возвращается к отравленному ребёнку.
Сообщают, что из операционной сейчас привезут нового пациента. Одновременно анестезиолога вызывают в приёмный покой. Сева убегает туда.
Я сижу и клюю носом от монотонного звука мотора, проверяя пульс, давление каждые десять минут.
Проходит ещё минут 40 - 50, появляется поверхностное спонтанное дыхание, продолжаем искусственную вентиляцию лёгких.
Ещё полчаса минуло, переводим на вспомогательное дыхание. Наконец, ребёнок открывает глаза. Самостоятельное дыхание восстановилось.
Экстубируем (улаляем дыхательную трубку), пациент дышит сам, глубоко и эффективно.
Гемодинамика стабильная. Анализы крови в пределах нормы.
Ребёнок садится в кровати.
- Сашенька, что ты хочешь?
- Мяса, - отвечает он.
Сейчас почти десять вечера, мне бы успеть на последнюю электричку.
На автопилоте добираюсь до пригородного вокзала, еду домой, к своему сынишке.
Кстати, Саша (пациент с отравлением) родился в тот же день и год, что и мой сын. Им обоим через неделю исполнится четыре года.
А наутро, когда выписывали этого пациента, и я увидела его удаляющуюся, бегущую к маме фигурку в огромном больничном коридоре, в горле возник комок то ли радости, то ли тяжести переживаний.
Один из множества эпизодов ежедневного труда обычных советских медиков с совковым менталитетом.