Мы как трепетные птицы...
Для Бируте
Следующее утро выдалось сырым и пасмурным. Тяжёлые тучи пленили и без того уставшее от зимней влаги небо. Последнее сопротивление неумолимой весне, последние вздохи слякотной непогоды.
Целую ночь бабка Бабаиха суетилась в доме, грохоча посудой, передвигая нехитрую мебель, подметая и протирая пол. А наутро наш дом трудно было узнать, настолько он преобразился. Кругом чистота, порядок, новые скатёрки, занавески. Даже печурка выбелена и пахнет свежей известью, сияя непривычной белизной. Сама Бабаиха походила на новую монетку. Вся такая свежая, чистая, со смешной улыбкой из-за вставной челюсти. Складывалось впечатление, что она помолодела лет на двадцать.
— Ух ты! — я не мог скрыть своего восторга. — Чего это вы решили вдруг?
— А как же? — вытирая оконное стекло, деловито бубнит хозяйка. — К нам ведь гости теперь захаживать будут да ещё барышни! Мне ж стыдно будет их пригласить в такую грязь. Да и Пасха не за горами. Всё ко времени, слава Богу.
Смеюсь, какая чудная она! Вот только гостей что-то не видать. Вчера к десяти договаривались, а уже начало двенадцатого. Заныло сердце от переживания. Видать, снова что-нибудь не сложилось. Грешным делом, стал на Айнару сетовать. Вчера приняла нас из-за вежливости, а сегодня заперлась или того хуже с дому сошла. Мол, не трогайте меня, не буду я в этом деле участвовать. А вчера счастливой казалась, радовалась, смеялась, Алину поддерживала в её начинаниях. Эх, люди, люди... Как же вы непредсказуемые!
Прошло ещё полчаса и со стыдом понимаю, что жестоко ошибался. Захрипел старенький пёс Бабаихи, послышались негромкие шаги, и в дверях появилась Айнара с растерянным лицом и тревожным взглядом. Она выглядела просто потрясающе. Теперь перед нами стояла не забитая, осунувшаяся крестьянка, а красивая восточная женщина. Тонкие брови аккуратным шнурочком подчёркивали большие чёрные глаза, блистающие аметистовым блеском достоинства и в то же время доброты. Щёки пылали лёгким румянцем, гармонируя с тонкими тёмно-вишнёвыми губами, природно-сжатыми, выдавая скулистое лицо. Длинное сирийское платье придавало ей какой-то сказочный вид, от чего она походила на принцессу из старинной восточной сказки.
— А что Алина, её не будет? — голос Айнары задрожал, взгляд выдавал недоумение и беспокойство.
Я не знал, что ответить. Время от времени поглядывая на часы, мне приходилось уговаривать Айнару выпить чаю, потом поговорить о предстоящих праздниках и о том, как мы собираемся их отслужить. Только сердце было не на месте. Голову атаковали всяческие мысли, нервы сковывало переживание. Не может быть, чтобы Алина, обнадёжив нас вчера, сегодня передумала или отказалась от своей участи на нашем приходе. Вероятно, что-то произошло. Такая мысль ещё больше приводила в волнение. Бабаиха недовольно забубнила, отчаянно махнула рукой, сбежав в свою комнату. В доме воцарилась гнетущая тишина. От неё звуки становились громче, отчётливей, где-то даже невыносимо раздражительней.
— Я пойду, — почти шепотом проговорила Айнара. — Не расстраивайтесь. Может, ещё всё наладится.
Мне оставалось только молча кивнуть и провести ее к калитке. Но вдруг у забора заскрипели тормоза, хлопнули двери, и во дворе появилась Алина, неуклюже таща в охапке целую кучу книг, брошюр и прочих вещей.
— Простите за опоздание, — говорила она, — ездила в город, на церковный склад. Вот, купила всё необходимое для наших репетиций и служб, — она с удивлением обвела наши с Айнарой оторопелые лица, после чего добавила. — А вы чего так смотрите?
Мы не смогли удержаться от смеха. Как же всё чудесно, Господи! Нет слов, чтобы выразить тогдашнее моё состояние. Маленькая радость обратилась в стихию восторга, охватила всё естество, наполняя его неописуемыми чувствами.
Женщины обменялись фразами, сгладив возникшее замешательство, и ещё с большим энтузиазмом продолжили начатое вчера.
Чудесно полились нежные голоса в Божественных славословиях. Прекрасный музыкальный слух девчат практически не допускал фальши. Я не смог удержаться, чтобы не подпевать, так что в три голоса мы звучали вполне себе ничего. Бабка Бабаиха стояла у окна, сложив руки на груди и сверкая неизменной улыбкой. Глаза её блестели слезами, а сама она будто замерла, боясь нарушить хоть одним движением мелодию церковной музыки. «Вечери твоея тайныя», — выводила Айнара, за ней плавным переходом вторила Алина, осторожно, словно убегая волнами спокойного, тихого моря. Невольно представлялась древняя горница, душистый сад Гефсимании, молитвы и скорбь Спасителя, тайна Святого причастия.
— Ох, детушки, — зарыдала Бабаиха, громко сморкаясь в кончик платка, — благодать-то, какая! Чисто тебе ангелочки поют!
При этих словах старушка, выражая всю чувственность, обняла обеих и чмокнула по очереди в щёки.
Страстная среда оказалась особенным днём. Алина решила принять крещение.
— Как же я, некрещеная, в церковном хоре петь-то буду? — говорила она.
Отлагать не стали, тем более, что решили все в Чистый четверг приобщиться Святых Христовых Таин. Волнующий момент — первое совершаемое мной крещение. Да ещё и взрослого человека. Бабаиха предложила крестить Алину у нас дома, мол, в храме холодно, сыро. А она бы печку растопила, в казане воду подогрела. Только решено было самой Алиной совершить таинство в храме, при любых обстоятельствах. Помню, воду налили в большущий такой тазик с щербатым краем и затертыми цветочками по бокам. Айнара вспомнила, что в этом тазике её тоже крестили. Воду немножко подогрели, от чего она паровала густыми, белыми клубнями. Окна мгновенно покрылись влагой, запотели, и тонкие струйки измазали стёкла. Алина такая нарядная, красивая, вся в белом, глаза горят некоей торжественностью, а лицо словно светится. Стоит, не шелохнётся. Сапожки сняла, ноги замёрзли совсем, Бабаиха пуховый платок на пол бросила, головой качает.
— Ножки-то окоченели, холодно! В храме градусов пять тепла всего. Говорила же, нужно дома крестить!
Айнара рядом стоит со свечкой, радостная такая, вроде как за крестную. Символ веры читает крещаемая. Трудно пока, текст незнакомый для неё, сложный. Читает внимательно, чётко. Бабаиха пытается кое-что поправлять, но Айнара прикладывает к губам указательный палец, мол, не надо мешать, пусть сама.
В тот день не хотелось больше ничего делать, словно неземная благодать коснулась сердца каждого присутствовавшего. Бабаиха вдалась в воспоминания, часто роняя слёзы, Айнара с Алиной вполголоса читали житие святой блаженной Ангелины Сербской, в честь которой новопросвещённая была наречена. А вечером все вместе прочли правило ко святому причастию. Бабка Бабаиха, казалась в не себя от восторга. Распалив четыре свечки, старушка расплавила на них афонский ладан, достала свой старинный правильник и в полусогнутом состоянии водила пальцем по потемневшим страницам, внимательно следя за каждым словом. Складывалось впечатление, что в последнее время старушка как-то менялась, становилась менее раздражённой, реже бурчала и сетовала. Живое общение преображало изуродованную одиночеством бабку. Её сердце умилялось звонким смехом, мелодичными голосами, искренним вниманием молодых людей, вновь зажигавших жизнь в её поникшем уголке.
Продолжение следует...