… изгоями не рождаются, изгоями не становятся, изгоями назначаются! Изгой –это последняя ступенька к побегу от всех...
«Гершвин-кот домашний» (1999)
1
Небритая аллея, по бокам заросшая тополями и кустарником, принимала вечерние лучи солнца, похожие на тонкие заточенные карандаши и поломанные швейные иглы. Невидимый ветер отсутствовал, оставив в покое широкие стволы и ровные ветки. Без ветра аллея выглядела, как искусственное образование деревянных антенн, направленных куда-то вверх, где нет потолка, а есть голубое небо и ночная бесконечность с бессмысленно сверкающими точками звезд. Тополиная аллея уже была готова к беременности и готовилась к массированному выбросу пуха и размещению собственной краски в округе. Любой дурак мог поджечь спичкой и смотреть на горение таинственной ваты, которая всегда больше чем пух, почти как природный порох с муравьями и козявками, зовущий поджечь и наблюдать, но не думать... Маленькие чихи аллергенных мышей и людей, собак и даже птиц казались неизбежными в белых потоках разлетающейся деревянной спермы. Жизнь побеждала и брала свое, размножая старые стволы многочисленным пуховым сухим дождем и нашептывая футуризм пустоте. Кое-где между тополями росли высокие липы, в которых жужжали тысячи пчел собирая свой липовый мед и создавая благоприятные вибрации природных тайн. Аллее было много лет, и она уже сама не помнила, кто ее высадил под такую ровную линейку, копал лопатами, поливал ведрами, командовал, изгалялся…, ожидал и, как всегда, умер, не дождавшись полного результата. Это потому что деревья никогда не делают зла и живут дольше людей.
Старый асфальт похожий на старый черствый кекс с корявым изюмом, избитый льдом во время последней зимы, как изорванная кухонная губка, впитал в себя всю влагу и криво улыбался многочисленными дырами, ямками и ухабами. Это была закономерность заброшенного асфальта: принимать на себя погодные изменения, солнечные капризы и молчаливые проклятья ничейных собак. Земля защищала себя, пробивая сквозь черные раненые корки ростки новых женских и мужских тополей, будущих пуховых вьюг, хранителей тени и острых стрел, направленных в небо. Аллея, не советуясь ни с кем, всегда знала, что трава зеленеет по обе стороны дороги!
Совсем рядом на соседнем шоссе пролетали многочисленные машины, создавая завихрения воздушной пыли и не обращая никакого внимания на заросшую аллею без положенного знака (Поворот) в виде красной стрелки. Её там не было уже много лет. Ни указателя, ни трубы, поддерживающей этот указатель, ничего…, кроме узнаваемых статных деревьев, ведущих куда-то вдаль. «Нет знака- значит нет дороги и не может быть никакой аллеи!» - так мимолетно думали люди, проезжающие мимо, а может, они думали совсем не об этом. Удивительно, что город был совсем рядом, а этот поворот, ведущий к старому дому, никто не посещал и не замечал, проезжая мимо по шоссе до самого горизонта, ведущего в дальнее и очень нужное никуда. Линия двух деревянных рядов гармонично выросла за долгие годы, образовав проход в себя и дальше. Любой пеший путник находился бы в тени, если бы шел к старому двухэтажному дому в конце тополиного указателя, ему было бы комфортно идти под защитой огромных деревьев. Он шел бы и не замечал, как создается новое мировосприятие, новое настроение, навиваются мысли и образовывается полный ответ на тихий вопрос – Куда я иду? Но путников не было. Была тишина, двухэтажный старенький дом и что-то еще неуловимое, пахнущее нотой «до» второй октавы в чистейшем природном исполнении ветра. Шорох пролетающих ворон и одного затерянного голубя, два резких клювных крика, отдаленно похожих на простецкий звук – «кар» и снова умиротворенность и тишина с тихой нотой «до» без продолжения в других измерениях, которые всегда удивляют людей с воображением.
На шоссе резко остановился «Лексус» черного цвета, похожий на лощеный и чистый гроб на колесах в футуристическом исполнении чьей-то заграничной мысли. Задние колеса выпустили небольшой пылевой плевок в сторону и замерли. На капоте машины блестел рисунок оскала агрессивного бегемота с выпученными глазами и большими зубами, похожими на сломанные швабры. На мощной голове этого самого бегемота плотно сидела царская корона с большими, якобы драгоценными, понарошку, каменьями. Со стороны любой имеющий глаза и мозг сразу подумал бы о демонстрации мании величия. В машине быстро открылась задняя дверь и оттуда вывалилась совершенно голая девушка. Она не вышла сама, ей помогли, сильно подтолкнули, сообщили направление движения ее голого тела вперед и громко захлопнули дверь. Девушка упала в траву возле шоссе и, перевернувшись несколько раз по законам инерции падения всех тел, приняла давно забытую позу эмбриона в маминой темнице. Девушка горько заплакала, прижав к груди колени и остро ощутив свою наготу перед шоссейным миром злых, пролетающих мимо шоферов. Горечь её рыданий была почти сравнима с горечью сухой горчицы в кастрюльке для повара. Позади показался мужчина в черной майке с отпечатанным оскалом бегемота на груди, открыл багажник, достал старенькое инвалидное кресло и швырнул его на обочину. Вытащив из багажника большой арбуз, он бросил его в сторону жертвы. Полосатая ягода упала рядом с девушкой и громко треснула на восемь кусков с четвертью, показав красную мякоть с черными глазами семечек. Брызги арбузного сока попали плачущей девушке в лицо и на волосы, поставив жирную арбузную точку в этом странном действии. Алые капли смешались со слезами на щеках и уже никто…, никто в этом мире не смог бы их разделить на соленые слезы подглазных мешков и сладкие остатки полосатика… Она плакала тоненьким голоском, размазывая сладко-соленую воду по щекам и внимательно поглядывая на мир сквозь пальцы ладоней. Ей было интересно, что будет дальше. Мимо замедлила ход большая машина с рисунком голой девушки на двери. Громко прозвучал мощный сигнал удовлетворения от увиденного и мимоходный «Вольво», груженный многочисленными мешками муки, поднимая пыль, рванул вперед.
- Чтоб ты сдохла, ведьма! – громко и с ненавистью крикнул неизвестный мужчина изнутри своего черного катафалка. Оттуда же в сторону несчастной девушки друг за другом вылетели окурок сигареты и плевок с переработанной слюнявой жвачкой. Сигарета многократно перевернулась в воздухе и исчезла в траве, слюна попала на лист большого колючего сорняка и замерла там в ожидании собственного высыхания.
В гробовой машине включилась нудная музыка с дикими завываниями на изуродованном английском языке, сработал стеклоподъемник, окно закрылось, и черная гробоподобная конструкция двинулась с места, быстро удаляясь по своим делам. За рулем сидел все тот же незнакомый мужчина, сильный, довольный своим воображением, безнаказанностью и с широкой улыбкой. Новая сигарета прыгала в воздухе между зажимами его сухих кожаных губ. Едкий дым сгоревших смол и табака быстро выветривался в приоткрытое окно и заполнял его легкие, превращая их в «тяжелые». Маленькие газовые лампочки эквалайзера прыгали в такт нудному черному речитативу глупейшего рэпа ни о чем и в паху приятно побаливало после одного мощного выстрела нижней пушки, освобожденной от очередного тестостеронового напряжения. Постфактум…, эректум, пост фак…, освобождение чьих- то тяжелых физик от напряжений бытия и лесных инстинктов. Оргазм-это категория временная! Вот он пришел, а вот его уже и нет! Внутри черной колбы Лексуса все было очень хорошо, не подпадая ни под один пункт этого самого, законного –«ХОРОШО». Искорёженная половинка очередной сигареты улетела в приоткрытое окно. Пачка Мальборо лежала рядом и зияла своей пустотой в дырявом пространстве. Совпало… Где-то, неизвестно где, щелкнул счетчик, начинающий отсчет конца очередной судьбы. Но большому и сильному человеку за рулем было не до этого, он снова хотел курить и это желание начинало выворачивать всю его черную сущность на внутреннюю изнанку.
- Черт! – первый раз произнес владелец черной машины, скомкал пачку и выбросил в окно. Пошарив в карманах и маленькой сумке из кожи морского ската, он не нашел новую пачку сигарет, хотя помнил, что положил ее именно туда.
- Черт возьми! – второй раз произнес владелец машины привычную пустую фразу и ударил по рулю двумя подушками ладоней, наткнувшись на законное сопротивление крепкого немецкого эбонита из новейшего композита. Он не знал и не понимал, что темная субстанция под названием «черт» уже затуманила ему мозг и целый механизм словообразования начал свою работу по уничтожению говорящего…
Курить…, очень хотелось курить, очень сильно хотелось курить, изнывающие колючки рвали трахею и били в голову только одним желанием затянуться новой сигаретой. Кадык под жирной шеей дергался, как садовый пробитый шланг, в корне языка пересохло и нос шмыгал в поисках дыма. Дымовая ингаляция отсутствовала. Голова быстро превращалась в шаманский бубен, сообщая неудовлетворенный сигнал отсутствия никотина. Он нажал на газ и рванул к ближайшей заправке, где на чистых полках должны стоять, как мертвые солдаты в бумажных гробах, пачки тридцати семи видов сигарет. Во рту пересохло полностью, язык показался увеличенным до размеров головы ядовитого сцинка, слюны не было, зубы ныли, нос требовал отравы и запаха выпускаемого дыма, легкие в полной темноте кричали матом на собственного хозяина, проклиная все на свете и даже кислород за окном. Дис-с-с-с-с-с-скоморт! Горький запах полыни скреб горло, как опустевшую нефтяную скважину. Его легкие ждали сладкий дым! «Сука…, дай дыма!!!». Дискомфорт не курорт! Наконец, доехав до АЗС он выскочил из машины и быстро подошел к двери магазина уже с крупными каплями пота на лбу. Первая вывеска черными буквами бросилась в глаза, как черная вдова на голую ногу туриста: «На заднем дворе вас ожидает шашлык на натуральных углях». «Идиоты! Сделайте шашлык на ненатуральных углях!» - пронеслось логическое заключение в голове у толстого поклонника бегемотов. Дернулся толстый живот и подбородок. Внутреннее раздражение повысилось еще на один градус внутреннего напряжения. Все полки были пусты, как исландские ледяные пляжи, ни одной пачки сигарет не было, а на дверях висел ненавистный для всех курильщиков значок с перечеркнутой сигаретой, а возле кофеварки висела надпись: «У нас не курят». «Сукаааааааааа!» - истерично выкрикнул кто-то изнутри организма. Голова кружилась от наркозависимости, дымозависимости, слабоволия, раздражения и дикой несправедливости этого безразличного мира.
- Добрый день! – как можно спокойней сказал он.
- Добрый! Сколько литров залить? – спросила девушка за стойкой и автоматически улыбнулась безразличной улыбкой пластмассового лица. Её фартук сразу же напомнил спецодежду на суконно-прядильной фабрике где-то очень далеко.
- Мне бы сигареты, три блока сразу…, «Мальборо» или «Кент» или «Верблюд», – скрипя зубами от нетерпения произнес водитель Лексуса.
- Сигарет нет! – четко и уже с садистским удовольствием ответила девушка, быстро выровняв позвоночник от самоуважения и полной фригидности молодого сволочного характера.
- А куда же они подевались? – свирепел водитель от волны негативных мыслей, некрасиво глянув в девичьи глаза с наращёнными черными ресницами.
- Архангелы всё выкурили под корень! – с азартом и осознанием остроумия крикнула продавщица, заражаясь сатанинским внутренним удовольствием. - Мы с сегодняшнего дня не торгуем сигаретами, лицензия задержана, без лицензии штраф умопомрачительный, аж 300 000 000 рублей! – все так же улыбалась девушка- продавец. В данную минуту она была похожа на веселого робота, воспитателя всех курящих и директора табачного крематория имени Фиделя Кастро.
- А вы курите? – спросил он с малой надеждой получить палку смерти до десяти мозговых затяжек.
- Нет не курю, никогда не курила, не буду курить во веки веков, аминь, и вам не советую! – с издевательской, более широкой улыбкой ответил женский робот и гадина по совместительству с глазами, наполненными неудовлетворенностью существования.
- Сука ты батетуйская! Кто ты такая, чтобы мне советовать? Тебе на свиноферме надо работать, а не на заправке, ногтепилка криворотая! Видео копрофилка, сука даунито, гнилофония! – бросил он, холодея от ужаса собственного существования без сигарет. Вся его ругань была подобна локомотиву, который теряет последние супер амперы электричества и мчится к сгоревшему мосту. Спина вспотела и задрожала от похоронной музыки никотиновых мелодий. Руки затряслись от возмущения и одиночества пальцев в коллективе потной ладони. Страшно зачесался жирный затылок, пах и точка между ягодицами чуть ниже копчика… Ой, конец…, катастрофа!
- Сам дурак! Я сейчас полицию вызову и охрану позову! Тебе быстро дадут прикурить, рожа твоя бегемотья! –крикнула девушка и нажала на тревожную кнопку вызова кого-то сильного и наглого с юридическими правами и дубинками. После этого описания ближайшего будущего она взяла в руки женскую ногтевую пилку и полностью оправдала предыдущее ругательство неприличного мужчины…
- Черт, черт, черт! - еще три раза произнес хозяин автоматического гроба и, выскочив на улицу, прыгнул в машину. Визжа колесами, он сорвался с места и рванул в сторону города, где в каждом магазине продавались сигареты. В это время в девяносто семи сантиметрах от его правой ладони, на полу между сидениями лежала новенькая, запечатанная пачка «Мальборо» улыбающаяся своей окантовкой. Ирония судьбы и невнимательности. Пачка лежала и тряслась не то от сигаретного смеха, не то от колебаний машины. Его день только начинался, день человека, уверенного, что именно он заказывает свою судьбу, музыку и хлеб, которых у него уже не было. Плевок в сторону голой девушки возвращался тяжелым судьбоносным и очень соленым бумерангом.
Доехав до городской черты, он сглотнул слюну. Внезапно выключилась музыка в приемнике. Абсолютно деревянная нога сильно нажала на педаль газа и застыла там в неповиновении и анестезии. Он уже не думал ни о чем, кроме дыма. Его горло и мозг пульсировали в пожелании окурка старой сигареты. Пот градом падал с лица, но белой бумажной палочки с табаком не было нигде.
- Ведьма проклятая! Это она…, все она…, тварь! Она же говорила мне…, идиот…, а ведь я её не послушал…, тупица! – крикнул он в никуда и в очередной раз сплюнул тяжелой слюной в приоткрытое окно. Горло поднимало температуру нетерпения и мозг бил тревогу без колоколов… «Курить!» - кричали мозг и мокрое горло. «Давай курить, мерзавец! Чтоб ты сдох!» - завывали легкие, выкручиваясь как банная мочалка под струей холодной воды. «Где новый никотин, придурок?»- визжала и ругалась кровь на виражах длинных вен и вместительных аорт. «Тик-так, тик-так» шевелились сердечные часы в темноте грудной клетки… тик –так…, все не так…, тик- так…, все не так…
Правая рука внезапно так же онемела, как и нога. «Инсульт!» - пролетела здравая мысль. Машина мчалась на скорости 188 километров в час. Впереди перед светофором стояла цепочка машин ожидая зеленый сигнал. Руль как-то сам повернулся вправо и застыл. Хорошо понимая, что выжить ему уже не удастся, водитель черного элитного гроба на колесах успел закрыть глаза. Лексус на полной скорости наткнулся на бугорок, взлетел над землей, повернулся набок и в приземлении к земле быстро влепился в бетонный столб. Включилась последняя остановка в жизни. Тело, нетронутое ремнем безопасности, неуклюже вылетело в разбитое окно. Задев руль и разломав пять ребер сразу, нога как-то вычурно застряла в руле…, а голова, предварительно разбив стекло, от боковой линии черепа до затылка, лопнула пополам, не выдержав инерционного удара…, как тот самый арбуз, брошенный на обочину. Пачка проклятого ковбойского «Мальборо» тоже сдвинулась в пространстве, выскочила наружу и улетела в разбитое водителем окно…, упав на землю и замерев в ожидании очередного курильщика. Машина лежала в тишине, медленно покрываясь густым дымком и быстрой свершившейся смертью. Водительская совесть, она же Душа, уже была далеко в туманной дымке и кормила призрачных чаек свежими бубликами по 5 копеек СССР, улыбаясь ближайшей перспективе увидеть Творца. И там, и здесь жизнь продолжалась без остановки и чьей-то великосветской болтовни… Светофор засиял зеленым закатом, и безразличная вереница машин тронулась по делам их хозяев. Подумаешь, чья-то черная машина врезалась в столб и загорелась…, эка невидаль…, чужой труп, не свой, кровь, две половинки чужой головы…, не своей, обыденность и аморфность старой давно уже перенаселенной планеты-смерти… Мир уже не тот, как раньше! Так бывает каждый день…, без разницы, безразличие…, чужая кровь, не своя же…, что-то без… Мир все тот-же, люди стали появляться другие…, много, очень много других людей…, «люди-без», кушать, ходить в туалеты, много говорить, неожиданно и ожиданно умирать.
А в это самое время в тринадцати километрах от бетонного столба и дымящегося металла в кустах сорняков и зеленой травы лежала та самая девушка в слезах. Она все так же была без одежды. А откуда ей взяться? Четыре голодные вороны внимательно смотрели на тело женского человека с высоты дальних веток и размышляли о еде. На шоссе никого не было, последняя машина проехала мимо пять минут назад. Облака нежного цвета медленно двигались по небу в нужном кому-то направлении. Вся природа дышала разумом и гармонией, не обращая никакого внимания на людей. Девушка всхлипывала, закрыв лицо коленями и обняв их руками. Две назойливые мухи пробовали хоботками ее веснушки на плечах и капли треснувшего арбуза, мухи искали что-то съедобное и новые маршруты на ее коже. Мимо пролетела искристая стрекоза, безразлично бросив отблеск фасеточных глаз. Волосы девушки закрывали шею, лопатки и половину позвоночника, они были мытыми, ухоженными, блестящими, своими, не крашенными, пшеничного цвета плодородных полей, завитые мамиными генами и ветром. Тело дергалось от волн негодования, горести и внутренней хмари. Ее организм был заведен на переживание маленького момента ее внутренних неудобств. Голые ноги в беззащитности своей прижимались друг к другу и даже пальцы на ногах были поджаты в защитной реакции организма. Она дернула плечом с веснушками и две мухи быстро растворились в воздухе по волшебству их огромных скоростных режимов. Со сволочными щекотаниями мерзких мух было покончено одним движением плеча силой двести пять баллов для насекомых всех видов. Мысли в ее голове пролетали неизвестными трассерами, быстро путаясь в логике вчерашнего дня и сегодняшней ночи. Очевидное и невероятное снова сплетались руками в сознании маленького женского человека. Сбоку солнце неожиданно закрылось, это стало сигналом поднять голову. Из инвалидной коляски вывалилась футболка, на которой была надпись: «Не живи долго! Быстро сдай экзамен и отправляйся в мир намного лучше этого!». Выброшенная из машины девушка уже перестала плакать, одним движением руки убрала длинные волосы со лба и улыбнулась. У неё были глаза разных цветов – один зеленый, другой желтый. Наверное, какой-то срок назад так распорядилась природа и чьи-то гены. Её улыбка была доброй и загадочной. Она медленно разжала кулак и там оказалась лопнувшая пополам сигарета и две арбузные черные семечки в потной ладошке. Девушка плюнула на ладонь и бросила мусор в траву. Это был уже мусор на самом деле. Мимо пролетела полосатая оса и быстро уселась на край арбузной корки. Это был тигр насекомого мира. Затем прилетели другие тигры, еще и еще. Затем появились пчелы и даже мохнатые толстенькие шмели. Вокруг сочного арбуза закружилась жужжащая жизнь в танце теней, звуков и запахов…
- Ешьте…, это вам от меня в подарок! – сказал она и улеглась на спину, внимательно посмотрев в небо. Разбросав широко руки, она вздохнула. Облака, постоянно меняя свою форму, все так же двигались в нужном направлении. По голому животу поползли две божьи коровки. Они бежали быстро и медленно на перегонки…, одна провалилась в девушкин пуп, перевернулась, выскочила оттуда и зашагала к ближайшему холму с розоватой вершиной.
Внезапно девушка насторожилась, услышав вдалеке едва уловимый шорох чьих-то шагов, продолжая все также лежать на спине. Быстро наклонив голову вниз и, прижав ухо к земле, она стала слушать. «Идет новая страница, это мужчина…, снова мужчина…, снова! В этот раз я сделаю все правильно» - подумала она. Длинные и очень острые ногти на пальцах быстро втянулись внутрь, правая рука дотронулась до лежащей рядом перевернутой инвалидной коляски, открыла небольшое отделение с одеждой под сидением и все, что там было, потянула на себя. Левая рука быстро собрала волосы на затылке и, завязав их в красивый узел, накрыла очень старой заколкой из черепашьего панциря. Руки работали очень быстро, самостоятельно друг от друга и выполняли совершенно разные щепетильные функции. Это было невообразимо удивительно. На лицо сели очки с простым обыкновенным стеклом, брови сошлись поближе друг к другу, появилось убедительное страдание. На шее выступила черная родинка и четыре пигментных пятна, на руках кожа сморщилась и пожелтела. В левом ухе выросли пять волосков, в правом шесть, от легкого дуновения ветра слух улучшился и зрение тоже. Три новые борозды появились на лбу. В нос ударила волна едва различимых старых молекул вкусного утреннего персика с гусеницей. А затем началось главное: сердце поменяло ритм на более замедленный и тихий, дернулась голова и громко щелкнули два верхних позвонка, внутри разлилась благость и радость, быстро отодвигая ощутимую черноту куда-то за правое легкое. Глазные мешки по обе стороны носа наполнились липкой жидкостью, так, на всякий случай для будущих убеждений солеными слезами. Слегка укоротились ресницы, улыбка стала доброй и внушающей хорошие мысли и ощущения. Из седьмого кармана клетчатой юбки старуха достала толстый серебряный перстень с черным камнем и водрузила его на указательный палец правой руки. Что-то быстро разлилось по телу энергетическим раскатом и ей очень захотелось танцевать. Кончик носа зачесался и две красивые лепленные ноздри глубоко вдохнули порцию воздуха почти вполовину кубического метра. Глаза расширились от искреннего удивления. Зло отошло на пятнадцатый план, поменяв ощущение себя в пространстве, мировосприятие, мироощущения и изменив почти всё. Нос шмыгнул…
- Это молекулы борща! – прошептала бывшая девушка и мило улыбнулась старческой улыбкой с глубокими морщинами по краям губ. Затем она произнесла два слова: «любовь» и «нежность». От добрых слов у старухи заболел кончик носа и больно дернулась правая почка. – Адаптация, метаморфоза, приспособление! Притворство на самом высоком уровне! Работать…, – произнесла она вслух.
Кто-то у кромки дороги неумышленно, а случайно, ударил ногой одуванчик, его одинаковые парашютики, похожие на летающих детей поганки, полетели в одну сторону. «Они думают, что летят куда хотят, а на самом деле их гонят ветры судьбы!» - подумала девушка…, затем женщина…, и наконец-то полностью сформировавшаяся старушка. Шаги приближались, пугая насекомых и травяных блох…
- Ох…, ох…, ох! Кто-нибудь, помогите! – негромко закричала она, держась за разодранную коленку и уже завидев голову идущего человека сквозь высокий сорняк с синей короной. Пешеход в очках с пакетом в руке не сразу услышал её стоны. Он насвистывал какую –то мелодию себе под нос. Мелодию похожую на веселенький марш то ли мечтателей, то ли летчиков, то ли и тех и других.
- Черт побери! – воскликнул человек в очках, подбегая к старушке, лежащей на траве у перевернутой инвалидной коляски. - Как же это вас так угораздило? – его лицо изображало искреннее беспокойство.
- Ну, слава Богу, хоть кто-то появился! Лежу тут уже два часа…, ни одной живой душеньки нету…, никто руку помощи не протянул парализованному инвалиду, могла и засохнуть здесь от жажды, как мыло в кастрюле. Помоги, добрый человек, помоги…!
- О, да, я вас очень хорошо понимаю! Сам человек был изначально создан, как проблема! – произнес свою любимую фразу Вальтер. – А весь антураж, окружающий нас всю жизнь, это есть проблемообразователь всех наших проблем и сюда же входит дорога, яма, сорняки и стечение каких-то там обстоятельств, которых никто в глаза не видел…! Редкий денек бывает без невыполнимых задач…
«… ну, наконец-то, мне повезло! Мне помогает самый настоящий блуждающий философ в очках с очень плохим зрением! Рожа в прыщах, заполнен тестостероном до самого кадыка. Как говорила тетка Зефира- «…такие мужики изначально все блуждающие…, летают от людской стены к другой людской стене, ищут взлетные полосы…, а натыкаются на домашних ведьм и на острые ножницы…» - подумала старушка и поправила юбку в клеточку. Мужчина в очках отбросил пакет в сторону и вытащил инвалидную коляску на дорогу, затем спустился к бабуле и, крепко подхватив её под мышки, поволок к коляске. Усадив её и даже поправив клетчатую юбку, он протянул ей свою ладонь и сказал:
- Вальтер…, э-э-э-э, Муха!
«… охо-хо! И здесь все сошлось! Вот это удача!!!... Такие фамилии просто так не виснут на плечах и спинах целых поколений. Эта фамилия - точная характеристика…» – подумала старая тетка.
- Это настоящая неожиданная встреча, товарищ Муха! Очень и очень вовремя…, тётя Ада! – представилась старушка и кокетливо поправила копну волос на затылке. – А фамилиё моя Взлет, это потому что все мои родственники умели летать…, гм…, на самолетах, вертолетах, дельтапланах, парашютах, еще черти на чем и даже верхом на своих мечтах!
- Ух ты! – воскликнул Вальтер и поправил очки, воодушевленный неожиданным возникновением любимой темы. – Я тоже буду летать. Я…, а я…, я с детства хочу в небо, я даже прыгал несколько раз с крыши сарая с бабушкиным зонтом и прочитал две книги про летных асов и героев. А однажды я был на аэродроме и видел там пьяных летчиков. Они грузили мешки с почтой в большущий самолет, а потом сели в него и улетели…, - торопясь передать информацию и немного заикаясь выпалил Муха.
- Вальтерок, запомни важную информацию номер 9 о всех честных летчиках в мире: «…если летчик шатается и ругается матом- это никогда не значит, что он пьян…, это значит, что он очень устал и ему нужен срочный длительный отдых. Возможно, даже поездка на курорт с небольшим, но ярким романом с милой одинокой буфетчицей- воровкой!». Понял?
- Ага, понял! – с энтузиазмом ответил он. - А почему буфетчицей –воровкой? – с придурковатой улыбкой на лице спросил Вальтер, продолжая улыбаться и удивляться.
- А где ты видел, чтобы буфетчица была кристально честной девицей? Это неправда, такого в природе человеков не бывает и не может быть! Логики ни хрена нет. Итак, о летчиках… Закон всех летчиков номер 15: «взлетая, летчик никогда не знает, что будет и он должен быть к этому готов» Фразу понял? Если не понял, включай понималку! Разумом летчика, как и всеми нормальными людьми, имеющими разум, управляет действительность. Иногда они так смертельно устают, что им не помогает даже чашка горячего кофе со жгучим перцем. Они бросают штурвалы и засыпают крепким сном прямо в кресле, а самолеты летят сами по себе на автопилотах, тех самых, которых в глаза никто никогда не видел. Да и вообще, кто этот автопилот? Это невидимый человек или узлы многочисленных проводов? Во время полета летчиков может разбудить только две вещи: прямой удар молнии в кабину или странная телеграмма- молния из дома и больше ничего. Летать в небесах, возить грузы и народных людей, это очень ответственная и опаснейшая работа. Такая же опасная, как забирать мед у Абриханских ирных пчел на высоте дерева в сорок пять метров. Без специального летательного приспособления не обойтись. Летчик –это дисциплинированный, умный, отважный и очень сильный человек, который летает в атмосфЭре и эфире пустоты, наполненной смыслом. Это вам не морской корабль столкнуть с айсбергом, это выше и торжественней, это музыка великих поступков… В прошлом году, между прочим, в лётное Балабаевское училище был конкурс семь с половиной тысяч претендентов на одно место. Рвется народ в небо, там места всем хватит. Мой племянник, например, хотел туда поступить, но его забраковали, потому что у него по семь пальцев на обеих ногах. Подумаешь … дефект нашли, то же мне…, недостаток! И не такое бывает. Зато мой племянник никогда не курил и знает таблицу Менделеева наизусть, все девятьсот тридцать девять элементов…
- Ого! – удивился очкарик, понятия не имея сколько элементов в той таблице.
- Да уж! Один только и прошёл, но этот один был самый сильный, умный и храбрый. Другие этой стране не нужны. Кстати шесть тысяч претендентов отсеяли сразу, потому что они курили сигареты. А кто курит, тому в небе делать нечего. Там и без сигарет дыма хватает…
- Я не курю! – ответственно заявил Вальтер.
- Я знаю, что ты не куришь. Не того ты поля кукуруза, чтобы курить или даже шмалить, – буркнула тётушка и внимательно посмотрела Вальтеру в глаза с проникновением внутрь его мыслей. – У тебя диабет-то какой, сахарный или несахарный?
- А я не знаю! – быстро выпалил еще больше удивленный Вальтер.
- Ну, слава темным силам, что хоть не умничаешь. Я, вот, недавно ехала в поезде из большущего городка, слушала и молчала, народ такую дурь нес несусветную, образование- ноль, делал умное лицо, и рассказывал о таком, чего в помине нету. До сих пор не могу понять, как торговка картошкой на рынке может рассуждать о лечении красной волчанки и болезни «Бери-Бери»? Значит ты не знаешь разницу между двумя диабетами, сахарным и несахарным?
- Нет, тётушка, не знаю. Но откуда вы узнали, что он у меня есть?
- Ой! Любой профессиональный врач, а не тупорылый черт от медицины, по признакам на твоем лице и на коже, мог бы сразу определить, что у тебя сахарный диабет. Колешься инсулином, милок?
- Колюсь…, – уныло ответил Вальтер.
- Колешься, страдаешь, и невдомёк тебе, что каждый день принимая десять цветков сирени в течение сезона её цветения избавило бы тебя от заболевания…
- Да ну!!! – удивился Вальтер.
- Восклицание твое, в данном месте нашего диалога – уместно! Ты многого не знаешь, а кто не знает ни хрена, тот должен молчать и слушать. Это всегда самая мудрая позиция того, кто многого не знает. Бывает и так, не знает человек ничего по теме, а начинает разливать помои с умной рожей, лепить от себя чушь огородную, так сказать, фигня из-под коня. Ты молодец- скромный мужик, а скромный, значит умный! Не беда, сирень отцвела уж давно, я тебе напиток сварганю, выпьешь залпом, живот три часа будет болеть, а потом птицы запоют и забудешь ты про свой диабет на ближайшие тридцать девять годков.
- Ой…, спасибо вам тётушка! – расплылся в улыбке Вальтер, поверив первой встречной тетке на слово.
Ада увидела в нем неиспорченный человеческий продукт, униженный и затюканный, как говорили когда-то - «забитый наглыми поборами и налогами», живущий нежной мечтой в своем совершенно замкнутом мире. Именно такой продукт, какой она искала уже пять лет. Одиночество сияло ореолом над его головой без приличной прически. Вальтер тоже смотрел ей в глаза и по его груди поползли неожиданные сюрпризы страха и тревоги. Затем все это беспокойство быстро прекратилось от приятной улыбки Ады. Её лицо было похоже на пляжный песок, по которому только что прошелся коллектив пеликанов. Глаза были теми же: один желтый, другой зеленый. Они излучали внимание, 70% -ную доброту, понимание, беспокойство и непрерывную умственную работу. Она была одета в черную кофту с длинными рукавами, на которой были вышиты две золотистые буквы «АВ», напоминающие короткий лай сторожевого пса. Как уже упоминалось раннее, на ней была клетчатая юбка…, но хотелось бы добавить, что в каждой клетке была какая-то непонятная надпись с такими же мало информационными значками. «Не юбка, а какая-то математическая тетрадь!» - подумал Вальтер, шмыгнул носом и забыл, о чем подумал.
- А как же вы здесь очутились и как вас угораздило упасть в канаву, тетя Ада? – вежливо поинтересовался Вальтер и снова шмыгнул носом.
- Очень все просто. Ехала себе вдоль дороги на коляске с моторчиком, какой-то нехороший дальнобойщик меня окатил воздушным потоком с пылью, потеряла видимость, ориентировку, крутнула вправо и улетела в кювет. Одним словом –испугалась! Коляска набок, я в дальнем углу в сорняках. Ела арбуз, так и он разбился вдребезги. В результате осталась без обеда и в яме. Мой арбузик, который дал мне какой-то добрый человек, был единственным моим пропитанием на целых два дня. Ну и не везет же пожилым людям…, вроде меня.
- Могли бы в какое-то кафе заехать…, тут их много…, там бы вас обязательно бы накормили макаронами…
- А я и не против, я макароны очень люблю, особенно длинной восемьдесят пять сантиметров, которые готовила моя тетка Зефира. Но в кафе меня обязательно накормили бы помоями, обобрали и посмеялись. Народец-то сегодня злющий. Над старым человеком поиздеваться- это же первое дело и найпервейшее развлечение.
- Они злые из-за полного неисполнения их мечтаний! - вставил очкарик.
- Неисполнения их мечтаний? Именно так и есть. Ты, Вальтик, как в воду глядишь. У тебя, наверное, склад ума особенный, только не каждый –то и заметит, какой у тебя этот склад. С тобой разговаривать одно удовольствие. Вижу я в тебе огромный потенциал человека, рожденного с энтузиазмом. У меня есть на тебя виды, Вальтер. И ветер у тебя за спиной всегда…, и компас, намагниченный правильно…
- А я…, а я…, между прочим…, строю самолет во дворе за домом. Я его уже три года строю, у меня не хватает гаек, проволоки, липкого пластыря и гвоздей, - взахлеб завелся Вальтер, рассказывая о том, что его тревожит и будоражит, интересует и влечет вперед к мечте…
- Отлично, но не спеши, дорогой мужчина! Самолет, вертолет…, Лавочкин, Ильюшин, Сикорский…, обязательно покажешь мне свое тво рение, товарищ главный конструктор, и чертежи, и приемник воздушного давления, и материалы-композиты…, паразиты…, керамзиты…! А также хочу увидеть заклепки на закрылках, рули торможения и управление автопилотом. А про гвозди не думай…, найдем мы тебе пару сотен кованных лошадиных гвоздей. Хорошо? – как-то странно бурчала старушка, пребывая в легкой эйфории от услышанного.
- Ага! А вы кушать хотите? – спросил воодушевленный похвалой Вальтер.
- Так почти три дня уже не ела, кроме одной двенадцатой тригонометрической части большого арбуза! – быстро среагировала тётя Ада и глубоко и печально вздохнула. – Голод - он же не дядя и не тётя, он как нажмет внутри, как застонет, заохает, так и хочется кого-то прокусить с пылу с жару…
- Так поехали к нам домой. С утра был борщик и я делал тефтели в луковом соусе с томатами…, а еще есть хлеб с семечками, две бутылки пива, и помидор, вчерашний…, из магазина, еще свежий…, наверно… Вчера вечером был даже и кефир…, если бывшая жена его не выпила! - как-то виновато добавил про молочный продукт Вальтер и опустил глаза вниз.
Ада, услышав про бывшую жену, моментально загнула второй палец на ладони и сделала нехитрый арифметический вывод об уже двух живущих в доме.
- Даже был кефир? Ого-го! И борщик? Сам готовил? Твою ж мать! Это же просто роскошь по нынешним временам. Кефир с борщом – это почти окрошка, а что может быть лучше в июне?! Нужно быть невежливой дурой и очень невоспитанной тёткой, чтобы отказаться от такого предложения, тем более, что его делает такой воспитанный и умный человек, как вы, Вальтер! – глаза Ады странно сверкнули, как два салюта: зеленый и желтый. Она обратилась к очкарику на Вы и сразу же заметила выпрямление его позвоночника от взлетевшей самооценки.
- Огромное вам спасибо, я э-э-э-э…, как бы это вам сказать, э-э-э, в принципе, понимаете…, это самое…
Пожилая тетка, смахивающая на старуху, не слушала его галиматью и решила еще добавить бензина в доменную печь собственной удачи и продолжила:
- Чтобы, кто бы тебе не говорил, Вальтерок, а красивого мужчину видно сразу издалека. Что гимнастическая стать, что уверенные движения, что результативные поступки. Молодец, корсар! Видать замечательное воспитание ты получил с детства и образование тоже. Вот еще старому человеку помог из ямы выбраться, сделаешь очередную запись в книге добрых дел! – набирала обороты Ада, продолжая внимательно разглядывать несчастливого спасителя.
Его три пуговицы на несвежей рубашке были пришиты кое-как и разными нитками. Одна нитка была даже красного цвета. Помидорные брызги на рукаве, три пятна от жирного майонеза и небольшие прожженные дырочки возле воротника. Брюки класса «дурак» были давно не стиранными и не глаженными, старенький потертый пояс вдавился в худой живот и держал множество складок завернутой рубахи. О туфлях Вальтера можно было бы рассказывать долго. Они требовали немедленной замены или, на худой конец, чистки с душевным старанием ваксы- шмаксы, умелого сапожного ремонта и замены старых шнурков, похожих на пятидневные макароны в забытой кастрюле тёти Зефиры. Из туфель торчали края носков в полосочку, на которые Ада обратила внимание еще пять минут назад. Виднеющаяся часть носков была страшненькой. Они были грязными с бахромой умирающих ниток, порванными по краям и прогрызенными мольными дырочками. Лицо было брито кусками и неровно, вероятно, очень старой дерущей бритвой, в левом ухе была видна темно-оранжевая сера, волосы не стрижены, в правом глазу капиллярное покраснение от недосыпа, между бровей глубокий шрам от полетного удара старой чернильницы, ногти не стрижены с грязной каймой и со следами покусываний и откусываний. Вид Вальтера не вкладывался в слово «неряшливый», его видос вкладывался в словосочетание «ничейный мужик в свободном бреющем полете над глубоким болотом одиночества, раздумий и тайных мыслей». Таких мужчин четверть планеты и до их существования ни одной напыщенной суке дела нету, потому что женщины любят кушать уже готовые пирожные и нюхать уже приготовленный кем-то парфюм.
- Да? Но у меня такой книги нету…, - разочарованно ответил Вальтер.
- Запомни истину: … если у тебя чего-то нету, то это, чего сейчас нету, обязательно появиться, рано или поздно. В голове у тебя есть твоя личная «Книга Добрых Дел», вот и делай записи ежедневно, понял? Как говорила моя любимая учительница Фло: «… если чего хочешь, пробей дырку в воздухе, схвати своё и лети дальше! Не умеешь пробить дырку – значит плохо мечтал!»
- Ага, так точно, понял! – воодушевленно ответил Вальтер с уклоном на армейскую ситуацию и стоя перед старушкой с придурковатым видом. Но он ничего не понял, по причине того, что тетушка Ада проявилась единственным человеком в его жизни, которая говорила с ним вежливо и на равных. Раньше такой мирской благодати он никогда не испытывал, живя в мире хаоса, чужих команд и подчинения всем домашним. Вальтер стал ощущать сильный прилив какого-то хорошего чувства, которое иногда называют заколдованно-волшебным словом – счастье! Он не мог сформулировать свое сиюминутное состояние души, но Ада могла. Увидев в воображении тарелку тефтелей в помидорном соусе, она сглотнула слюну и поднажала на уши Вальтера еще сильней, одновременно подбросив в доменную печь ситуации новую канистру с 95-м…
- Я как посмотрю на тебя, дорогой Вальтик, так ты вообще образец благородства и воспитанности! Давненько я не встречала такого вот настоящего мужика, с которым можно почувствовать себя защищенной и спокойной в этом злом, никчемном мирке, заполненном агрессивными скандальными существами… Я многих людей знавала, так они за половинку лягушки удавятся…, или тебя удавят. Нет в них того стержня, который в тебе проявляется сразу. Видать по твоим глазам, что лучи лампы родильного зала коснулись тебя раньше, чем кто-то отрезал пуповину. Пуповины нет- нет и дороги назад, в тот мир откуда приперся сюда на новые испытания, пиши пропало и ставь печать! Ты правильно странный и насыщенный, как изюмом редкое печенье. Я думаю, что бабы должны на тебе виснуть, как блохи на собачьем Тузике и предлагать тебе свои поварские способности, нежность, любовь, сердце и даже красивую белую жопу. Бабам нужна защита и денежно- доильный пожизненный аппарат…, желательно безотказный и молчаливый…, всегда в рабочем состоянии…, прибыль дающий, и под боком. Шаг в сторону – гильотина. Шаг назад, удар туфелькой под зад. На тебя вот так посмотришь со стороны- так ты и дровосеком можешь работать в темном лесу, и докторным хирургом на полях сражений в красном от крови и кишок фартуке, и ужаленным пасечником, и полыхающим танкистом…, а самое главное, что я вижу в тебе сразу- так это то, что ты настоящий летчик! Это же и слепому видно без очков, что ты прирожденный истребитель. Ну вот что хочешь со мной делай, а ты поцелованный небом асс - керогаз, летчик высшего пилотажа, дисциплинированный тактик воздушных боев, как товарищ Кожедуб, как товарищ Покрышкин, как сволочь Эрих Хартман из фашистского Люфтваффе. Для тебя исполнить тройную бочку- это как высморкаться, а уж выйти из пике или прыгнуть с парашютом из космических далей…, ну это вообще, как дважды два - десять! Редкий ты тип, Пистолетик, редкий, потому тебя мама с папой и назвали в честь пистолета…
- Да? – широко открыл глаза Муха и воспарил духом изнутри.
- Меня слушай, Челюскин, и будешь летать! – улыбнулась Ада.
- А я даже таких вот терминов и не знал, и не слыхивал! Всё! – воскликнул ошалевший и восторженный от потока похвал Вальтер, увидев свое лицо на фотографии в центральной газете «Герой Неба» с грудью, забитой орденами и медалями. – Разрешите я покачу вашу колесницу прямо к нашему дому? Во-первых, вы сэкономите электричество в вашем аккумуляторе, а во- вторых - я буду объезжать все ухабы и ямки, которых здесь на аллее пруд пруди, и я их знаю наизусть.
- Ты еще и не такое от меня услышишь! Знаешь дорожку наизусть, навигатор? Это очень хорошо! Разрешаю, дорогой и многоуважаемый Вальтер. Только пакетик с куриными лапками не забудь…
- Ох, черт! Чуть не забыл…, целое утро стоял в очереди за ними, из них я готовлю всем суп, добавляю морковки, картошки, еще чесноку и неплохо получается, даже бульон может быть виден на поверхности тарелки…, слабовато, но приятно. Хотя, могу признаться, мне бывшая жена говорит, что это помои…, но ест…, ночью, чтобы никто не видел, украдкой…, она же на постоянной диете.
- Забирай заготовки на суп, вези…, экономь, обходи, объезжай! Сказочной Бабе Яге твой супчик не понравился бы, а вот деду Ягу это за милую душу, – глаза тётки снова сверкнули зелено-желтым салютом, и она улыбнулась, странно расширив веки и сглотнув очень горькую слюну.
- А разве такой дед есть? – спросил серьезный Вальтер.
- Конечно нет, это же сказки…, фольклор, басни, побрякушки, побасенки, сплетни, враки болотные. Брешет народ веками оттого, что народу делать нечего на больших просторах…, жрет водку и врёт!
Уже стоя за спиной у старой тетушки, в его внутренностях билось временно освобожденное от цепей сердце, пели неизвестные птицы, мелодично хрюкали сытые розоватые свиньи и даже появилась кривоватая трехцветная радуга. Вальтер прибывал редкой в своей жизни радости. Шмыгая носом, он покатил инвалидную коляску вперед, умело объезжая ухабы и рытвины. Он почувствовал свою нужность и даже необходимость. Их путь к дому освещало солнце, иногда прерываемое тенями высоких беременных тополей.
- Завтра вылетит пух…, завтра взлет, завтра летать…, - громко произнес Вальтер и улыбнулся глупой искривленной улыбкой.
- Ты прав, мой мальчик! На то похоже, что тополя созрели для вечного процесса и уже завтра будет первый выброс. Полетит все по воле ветра, будет спотыкаться, падать, снова летать и все ради одной цели.
- Какой? – спросил Вальтер.
- Жить дальше! Не умирать, а жить…, понятно?
- Понятно! – ответил очкарик с растерянным видом и снова шмыгнул носом.
- А кому не повезет, тот умрет! – тихо пробурчала Ада себе под нос. Идущий сзади неё Вальтер, этих слов не слышал. Он толкал коляску и наслаждался внутренней самооценкой, которую ему никто и никогда не открывал так подробно, как эта спасенная им старушенция. «А почему это я не могу быть летчиком?» - спрашивал он себя.
Правое колесо заунывно поскрипывало какую-то мелодию, отдаленно напоминающую что-то знакомое. «Приедем домой, достану машинное масло и смажу ей колесо!» -подумал про себя Вальтер. «Он молодец! Настоящий летун с самозабвенным сердцем и повадками самопожертвования! Именно тот, кого я давно ищу среди конкурирующей массы жирующих земноводных… Рожденный ползать летать не может? Рожденный ползать летать не должен, а этот должен!» - подумала тетка, которая никогда в жизни Адой и не была…, кем угодно была, а ею нет. Будущий летчик уверенно шагал по бывшему асфальту, продолжая убивать свои единственные стоптанные туфли. Он уже не ощущал дискомфорт голого участка стопы, который торчал из рваного носка и терся о стельку. Вальтер думал и летал по окраинам своей Души. Он даже не задумывался над тем, что скажут его домашние, когда увидят инвалидную коляску с незнакомой бабушенцией и его с кульком куриных ног и лицом веселого беззаботного дурака. Это было все впереди, а пока он мысленно делал запись в первую страницу «Книги Добрых Дел» и у него это очень хорошо получалось…
Дорога качала компактную тарантайку, укачивая того, кто в ней находился. Вальтер с усердием навигатора объезжал ухабы и ямки, старался выбирать как можно более ровные участки дороги. Тётка Ада заметила его старания и добрые намерения, быстро сделала выводы, произвела расчёты личного числа «Пи» и улыбнулась. Её «Пи» отличалось от Эйлеровского тем, что двадцатой цифрой после запятой было не 6, а 7. Странная тётя наслаждалась природой, экономией электричества в коляске, надежным человеком за спиной и приближающимся домом с верандой. К ней подлетела большая зеленая муха и села на руку. Ада открыла второй карман на юбке, и жирная муха нырнула именно туда. Впереди была прозрачная неизвестность, которая всегда её будоражила своей непредсказуемостью и шахматными ходами. Сбоку в кустах встал на здание лапы заяц и внимательно посмотрел на людей.
- Привет, шустрый! – шепнула старуха, и заяц тут же опустил одно ухо и быстро его выпрямил. – Заходи вечерком в темный домик, на крыльце веранды кочерыжка капусты тебе обеспечена и морковка для жены…, не робей, бродяга, заходи…, там собаки нету.
В голове у Вальтера все время кружила какая-то незнакомая, но до боли близкая его сердцу мелодия. Она кружила, как лопасти вертолета на картинке спичечного коробка.
… мы рождены, чтоб сказку сделать былью…,
…преодолеть пространство и простор…, тра-та- та-та,
а вместо сердца пламенный мотор…
- А разве так бывает? – вдруг воскликнул Вальтер, мотнув головой, защищаясь от наваждения мелодии и странных слов. «Как вместо сердца может быть пылающая железяка? Разве сказку можно сделать былью…, она же сказка?»- соображал он, очень сомневаясь в услышанном.
- Бывает! – громко сказала Ада. – Еще и не такое бывает! Эту песенку написал Юлий Абрамович Хайт и какой-то там еще Герман и назвали её «Авиамарш». Между прочим, мелодия была слизана с нацистского марша времен Рейха, и это многократно доказанный факт! Не просто так она звучит у тебя в голове…, ой не просто -это знак, это метка по судьбе твоей. Будешь творить невиданный полет, черные реки, черные берега! Сам увидишь такое…, что никогда и не мог предположить, ибо страшно повезло тебе сегодня, потому что ты меня везешь, а если ты меня везешь- значит тебе очень повезло! Понятно, Вальтик? Тот, кто кого-то везет, тому и повезет! А люди-то думают иначе и наоборот…, желают, чтобы их везли и им везло в одиночку, чтобы все себе заграбастать и присвоить! Ан хренушки полевые, это антагонизм и чушь…, так не бывает…, уж поверь старому человеку с огромным опытом. Люди вообще потерялись в своих заблуждениях до самого чистого поля, в котором они исчезают! Ха-ха-ха-ха! – рассмеялась старая тетка и, достав клетчатый платок с вышитыми мухами на нем, громко в него высморкалась и бросила на дорогу. Скомканная платочная марочка перевернулась в воздухе несколько раз, была подхвачена легким ветром и, улетев на обочину, зацепилась за колючки маленького кустика зеленой «негодяйки» с шипами.
- Понятно! – весело ответил Вальтер, осознавая, что сказал старой тетушке неправду. Он ни черта не понял. Любые перемены внушали ему страх, недоверие и вызывали тягость души. В голове все так же блуждала восторженная мелодия о замене сердца каким-то мотором, охваченным пламенем. Он думал о том, где ему взять новенький шуруп, чтобы прикрутить порядковый номер к деревянному самолету возле сарая.
2
Дом в конце тополиной аллеи уже давно не получал ремонта. При ближайшем рассмотрении стен и деревянных перекрытий было заметно, что краска давно уже облупилась под влиянием солнечных лучей, зимних холодов, дождей с градами и, вообще, вечного перепада температур планеты. На веранде стоял круглый столик с тремя плетенными креслами, а в центре этого столика блестела пепельница в виде латунного самолета, крылья у которого были забиты сигаретными окурками. В каждом пустом крыле вдавленных окурков было так много, что сувенирный латунный самолет держал равновесие и не наклонялся ни в одну сторону, а стоял как вкопанный с намеком на абсолютную невозможность взлета из-за перегруза. Плетенные кресла были обшарпанными, а сидения покрыты старыми изодранными подушками для мягкости чьих-то местных задниц и удобства самого процесса сидения. На столе просматривались отпечатки пятен от кофе, ожоговые точки от спичек, россыпи семечной шелухи и даже небольшой кусочек ржаного сухарика. Порыв ветра снес шелуху со стола и понес её куда-то к дороге, поближе к тополиному выбросу и козявкам дорожно-полевого микромира. Туда, где уже показались Вальтер и инвалидная коляска с кем-то незнакомым на борту. Деревянный пол веранды хрустел и скрипел, он был покрыт очень старыми досками с выцветшей краской бордового цвета. У самой двери в дом лежал коврик, который когда-то, давным-давно, мог так называться. На самом же деле там лежала истонченная тряпочка, которую годами молотили подошвы, вбивая туда грязь, пыль, микробные армии, палочки-веточки, остатки осенних листьев и даже тополиный, уже не летающий и никуда не годный, пух. Окна на веранде не мылись давно, лет пятнадцать-семнадцать. Мутные стекла были разрисованы наплывами миллионов капель ушедших дождей. Небольшие трещинки и мертвые тела мух, комаров и пауков дополняли картину окон и подоконников, придавая им вид запустения и стекольного обморочного состояния. Правое окно было открыто настежь и порывы ветра, залетая внутрь веранды, двигали все, что поддавалось. Особенно ветру нравилось играть с лампой под деревянным потолком. Она была покрыта красным матерчатым абажуром с обязательной бахромой желтого цвета, как на знаменах победителей социалистических соревнований и каких-то забытых славных побед. Ветер игрался бесшумной бахромой, не давая туда присесть летающим мухам и блуждающей мелочи. На стене справа от двери висел старый календарь с аккуратно вырезанным годом. Место, где были цифры, вырезали бритвой под линеечку…, кто-то очень старался. На единственном листе красным карандашом была обведена цифра 13 и месяц июнь. До этой даты оставался ровно один день.
Веранда была пуста, пока на неё не вышла девочка в больших ботинках, громко хлопнув входной скрипучей дверью. Правой рукой она держала большого одноглазого клоуна за грязную матерчатую ногу, а его расписная голова в белом парике и колпак волочились по полу, собирая пыль и отряды муравьев. В левой руке у неё была небольшая затертая книга с яркой обложкой и непонятным названием. Девочка подошла к столику, ногой отодвинула кресло с порванной подушкой, швырнула клоуна на соседнее кресло, села, открыла книгу и стала читать вслух для себя и, наверное, для него. Детское воображение играло более взрослую жизнь, до которой было очень далеко, но ей хотелось улететь туда именно сейчас…, поскорей…, побыстрей…, улететь навсегда… В моделировании её воображаемой жизни большой клоун играл роль изгоя и виноватого идиота с улыбкой, давно отставшего от своего цирка ша…-пи…-то.
«… он посмотрел ей в глаза и услышал музыку её сердца. Там отбивались два громких возбужденных такта, которые взорвали его внутренний мир…. Андрон обнял её за тонкий стан и приблизил её пульсирующее тело к себе! Невидимый запах любви разорвал его ноздри и впился змеиным укусом в череп! Он слушал, как она дрожит и наслаждался музыкой девичьего страха. Её рука дрожала, глаза были закрыты…, дыхание…» - вслух и с выражением читала девочка псевдо литературу знаменитой богатой бабы с реальным диагнозом «убожество» и с большими издательскими связями в самой столице и за её пределами.
– Как будто бы закрытые глаза ей помогут защититься от мужика! Вот дура! А он придурок, этот Андрон, не так ли?! Я кому читаю, идиот? – закричала девочка, внимательно посмотрев на безразличную рожу клоуна и сильно скривила рот. – Я кому читаю? Что молчим, сволочь тупая? Ты понял, что Андрошка её схватил за талию и какая-то змея его уже укусила за череп? Слушай дальше, ничтожество цирковое.
Девочка была копией поведения своей мамы, где слово «добродетель» не существовало ни в каких проявлениях с самого детства.
«… Она поддалась и первый же порыв теплого ветра убрал бретельку платья с её плеча, Андронушка впился в плечо губами и страстно захотел его прокусить…, его страсть была электрической и необузданной!» – Он еще и вампир, этот придурочный! – снова комментировала девочка.
«… ветер раздувал её волосы как паруса, он вдыхал запах своего счастья…» - Идиот! Что может быть прекраснее запаха тефтель в томатном соусе? Ну, просто этот Андрик - редкий дебил! – снова громко произнесла девочка и на всякий случай взяла локон своих волос, понюхала, убедилась, что счастьем там не пахнет и скривилась. – Нет, он точно дурак, этот сынок петербургского оли…, оли…, олигарха и имя у него дурацкое.
«… Нет! - вскрикнула Изабелла и уперлась в его грудь слабой ладонью, стараясь оттолкнуть его тело от своего…»
- Как заехала бы этому Андрону между ног, так он бы сразу тебя в покое бы и оставил, Дурелла-Изабелла! Не книга, а сборище инфантильных безмозглых девиц и мужиков –дураков! Как мама может читать такую блевотину блевотинскую? Фу…, гадость какая! – буркнула девочка и швырнула книгу в сторону. Книга перевернулась в воздухе растопырив свои страницы и плюхнулась на пол. Девочка поднялась с плетенного кресла, дала неожиданный подзатыльник одноглазому клоуну и подошла к подоконнику, где в перевернутом стеклянном стакане сидел обыкновенный прусак, то есть, таракан.
- Ну что, тварь? Восьмой день сидим и ничего не жрем? Как же ты живой до сих пор, сволочь? - зло прошипела девочка. – Мог бы уже и попросить у меня человечьим голосом какую-то крошку, гад!
Она немного приподняла стакан и, наклонив голову, посмотрела на насекомое. Он шевелил усами, но не двигался. Она быстро закрыла стакан и задумалась. Достав из кармана старенький миниатюрный диктофон, она нажала на кнопку, поднесла его ко рту и стала говорить, четко произнося слова:
- Итак, сегодня одиннадцатое июня, восьмой день эксперимента по выносливости обыкновенного кухонного таракана. Он сидит без воды, без еды, без друзей в совершенном плену откудава сбежать никак нельзя! –гордо произнесла девочка для уверенности осознания важности эксперимента. - Усами шевелит, изменений на теле нет, его ноги все на месте… Теория Лильки-Шпильки, а по совместительству дуры, о том, что тараканы от голода жрут свои ноги, не подтвердилась и на восьмой день эксперимента. Возможно, что на триста двенадцатый день он их и начнет грызть, но сейчас он этого не делает. Поэтому смело можно сделать вывод, что Лилька -Шпилька настоящая и подтвержденная дура! Ха-ха-ха! – засмеялась девочка и выписала второй подзатыльник мертвому матерчатому клоуну. - Также не имеет подтверждения теория Олежки-говна тележки, что тараканы могут сбежать из любого замкнутого пространства, а в том числе из стеклянного граненного стакана, из которого мой покойный контуженый дедушка пил водку за упокой душ всех фашистов, которых он зверски зарезал ножичком в Сталинграде на какой-то старой войне. За восемь дней этот усатый ублюдок, как тараканов называет моя мама, не смог выбраться из дедушкиного стакана, не прошел сквозь стекло, как предполагалось раннее, не устроил подкоп под подоконник, как тоже предполагалось, и остается на месте. Следовательно, в очередной раз Олежка полностью подтвердил свое прозвище, что он реальная-говна тележка! Эксперимент будет продолжаться до полного истощения организма таракана или его самоубийства, как обещала мне Маринка- разорванная в трусах резинка! Я совсем не уверена, что таракан прогрызет свою грудь и укусит себя за сердце, таким образом покончив с собой на этом свете. Я читала, что у тараканов сердца нет, следовательно, нет и души, следовательно, они биологические роботы, которые ни черта не значат в этом мире. Но вопрос жизнедеятельности остается открытым. На сегодня это всё. Эксперимент проводит профессор по омерзительным насекомым Виолетта Муха!
Девочка нажала на кнопку, диктофон щелкнул и замолчал. Она внимательно посмотрела на таракана сквозь стаканное стекло.
- Это я твой Бог! Я решаю жить тебе или умереть, тварь! – шептала она с внутренним удовольствием. Последнее слово «тварь» Виолетта Муха почти выкрикнула. Это она сделала акцент на том, что разговаривала с настоящим беззащитным существом. Акцент для себя самой, для веры в себя, в свою правоту, в свою жизнь и маленькую правду, для которой не существует восьми миллиардов других правд…
Скрипучая мелодия колеса приближалась к веранде. Её услышала девочка и, вытянув шею, уставилась на коляску с какой-то теткой и на папу, стоящему сзади. Картинка была самая обыкновенная, но девочке она сразу же не понравилась.
- Ты купил мне кефир? – по-хамски спросила она, не поздоровавшись и тупо уставившись на папу Вальтера. Эта фраза скорей всего была с революционной подоплекой и с явным обозначением своей территории. И адресована она была не столько для папы, у которого в руках был кулёк с куриными ногами, а не с кефиром, сколько для чужой неизвестной тётки, которая улыбалась и внимательно смотрела на Виолетту острым пронзительным взглядом. Черная тень медленно закрывала сознание молодого организма и заставляла девочку хмуриться от растерянности. Внутри что-то кольнуло и задрожало. Что-то внутри стало не так: зачесалась спина, дрогнул мизинец на левой ноге, уже пятый раз кольнуло в груди, захотелось быстро отвести свой взгляд от лица милой бабушки в сторону, задрожали коленки и во рту запахло старой куркумой, лежалым орехом и еще чем-то затхлым и невкусным. Вальтер развернул коляску и, напрягая свои силы, затянул её на веранду, остановив возле столика с клоуном в кресле.
- Виолетта! – бархатным голосом заговорила бабушка, внимательно разглядывая её глаза.
- А вы откуда знаете, как меня зо…
- Прекрати задавать глупые вопросы…, ответы все впереди, умей ждать. Миру нужны поступки, а не пустая болтовня какой-то необразованной одинокой малютки. Куда смотрит ваша школа? В бухгалтерские списки ничтожно-смешных зарплат? Читаешь черти что, ставишь эксперименты над насекомыми, слушаешь бредни Олежки –говна тележки, а сама с претензией на величие. Клоуну однажды надоест получать подзатыльники от тебя, и он…, а, впрочем, думай сама, если есть чем. Откуда столько плесени в столь юном возрасте, ты сделана без любви? Где дезинфекция черепного помещения, где аэрозольный антивирус, где проветривание…, черные реки, черные берега?
Девочка открыла неконтролируемый рот от глубокого искреннего удивления и широко раскрыла глаза.
- Вау! – произнесла она.
- Ты сова, подражающая телевизору? Никакого «вау» на этой территории никогда не было и нет. Это все равно, что вскрикнуть в Нью Йорке фразу- «Ёшкин Кот!», которая является более вычурной и загадочной, чем какое-то там американское «вау».
Время замедлило свой ход в анабиозе удивлений молодого организма. Виолетта не шевелилась по приказу удивленного мозга… Она начала тугодумничать и соображать.
- Ну вот! Рот открыла от удивления, значит не все еще потеряно. Твои путанные паутинные мысли меня не интересуют, мне ничего не рассказывай, я сама тебе все расскажу. Игры в благородное презрение незнакомцев –это для дурачья, воспитанного в подвалах и трубах теплотрасс. Умные девчонки, которые себе на уме, сначала здороваются, потом задают вопросы, ибо «… тот, кто не желает другому человеку здравствовать - сам никогда здравствовать не будет, потому что не поделился озвученным светом…!», «Книга глупых судеб», издательство «Тиль Гофера Старшего, трижды проклятого и преданного анафеме самим Урбаном 15-м», 1613 год, Германия, глава «Черное утро для глупцов», страница триста восемь, третий абзац снизу. Когда человек не здоровается он проявляет свое внутреннее хамство и содержание пустоты, показывая свой внутренний пыльный мирок, а это имеет куда большие последствия, чем наоборот. За мыслью следишь? Если ты сейчас же отпустишь таракана из-под дедушкиного стакана, то две бутылки кефира тебе обеспечены из дома хрустальных желаний. И плевать, что твой зверский эксперимент не будет закончен. И еще договоримся так: или ты мне веришь всем сердцем, или живи без кефира, в злобе, с тараканами на кухне и в Душе и тогда твоя жизнь изуродуется сама собой, по твоему незнанию законов природы. Выбирай! С учетом моего опыта умные маленькие девочки выбирают не тараканью смерть, а свежий холодный кефир в стеклянной бутылке на кухне в холодильнике, белоснежный фартук и умные книги, а не любовную дрянь вычурной стареющей бабы в бриллиантах. В альтернативе - настоящие затяжные дуры выбирают упрямство, тупость, глупость и блудят по лабиринту своей дури до самой старости. А в обязательной старости они сидят в кресле на грязной веранде и задают себе один и тот же вопрос – Почему я была такой дурой, когда мир предлагал мне себя в полном объеме? Как говорила моя учительница старая Фло: «… любая дура, с молодости не осознающая, что она дура, обязательно осознает, что она настоящая дура, но ей уже будет обидно и поздно, потому что она всю жизнь была дурой!» Ибо сказано в коричневой книге «Лужа в океане», в главе «Наставления для начинающих молодых дур»: «… понятие глупости- понятие кочевое, изо дня в день, до самого конца, когда выводы о прошлом несвоевременны и уже бесполезны!». Ты думаешь, что издевательства над тараканом пройдут тебе просто так и забудутся упорядоченным полем событий? Ха-ха-ха! – громко с басовыми нотами засмеялась Ада и затрясла своей большой грудью. – Дитя чужое, розовощекое, как на баночке детского питания, ты понятия не имеешь, как все взаимосвязано в том месте, где ты очень недолго живешь. Родился маленький таракан, быстро подрос, выскочил на твою кухню, чтобы найти и съесть крошку чего-то, пробежался по столу, твоя мама или ты убили его тряпкой, затем еще и еще три десятка в день. Они не заканчиваются, вы не устаете махать тряпкой, тапком, ковровой выбивалкой и еще черти чем под рукой. Они рождаются, вы убиваете, между вами стойкая и постоянная взаимосвязь через убийства. Они хотят жить, вы хотите жить, все хотят жить, а смерть все равно ходит рядом! Казалось бы- живите, и те, и другие, ан нет. Что же тут сложного-то, а, черные реки и черные берега? Одним не место в ореоле обитания других? А кто это сказал? Ты или тараканы? Так продолжается тысячи лет, постоянных ежедневных убийств из-за сожительства на одной территории. Я спрашиваю- вы имеете Лицензию на тараканьи убийства от Высшего Совета Справедливости? А она у вас продлена на этот год? И никому в башку не лезет вопрос: а где та самая любовь, о которой писано в толстой книге старых словообразований и повествований? Вопросы есть, начальник концлагеря?
- А какая от него польза?! – тихо спросила Виолетта, насупив брови и накопылив губы.
- Ой, ну нельзя же быть такой скороспелой стервой и иметь колоссальный недостаток образования. «Польза клеща в том, что, благодаря ему можно почесать то место, где он пьет твою кровь!». Это еще из другой книги, которую ты тоже не читала.
Быстро сообразив, что разговаривать дальше с такой грамотной теткой бесполезно, Виолетта подошла к подоконнику и быстро подняла стакан. Прусак еще стоял неподвижно короткое мгновенье, затем быстро побежал куда-то вперед, перебирая ножками и шевеля усами, а добравшись до стыка окон, он быстро нырнул в широкую темную прореху и был таков. Стакан дедушки- убийцы немцев остался на подоконнике.
- Он обязательно вернется! – тихо прошептала старая тетка.
- Если в холодильнике нет кефира, бабуся…, то я вернуся и отблагодарю вас за вовлечение несовершеннолетней в ваши старческие игры для легковерных девчонок и уничтожение моего восьмидневного эксперимента.
- Мишими ащ ши цен шао ма, щьжан дубу щи! – медленно и четко произнесла тетушка с превеликим удовольствием.
- Чё?
- Ничего! Это язык маранао, одна из разнообразных ветвей китайского языка. Перевод потом, когда ты начнешь хоть что-то понимать…
Виолетта быстро исчезла в доме, шумно захлопнув за собой дверь.
- Не стучи дверью, дура! – крикнул старческий голос из соседней комнаты и звук в телевизоре быстро усилился. Там веселая докторица в очках с энтузиазмом рассказывала о борьбе со вшами и гнидами в головах детей.
- Сама ты дура! – громко ответила Виолетта и быстро показала язык в никуда. После этой фразы звук в телике снова упал вниз. Вероятно, бабушка Виолетты все знала наперед и таким образом защищалась от молодого результата своего продолжения на земле.
Девочка быстро вошла в кухню и со злостью открыла холодильник, над которым висел старый бабушкин вымпел «Победитель Социалистического Соревнования Трубного Завода имени тов. Орджоникидзе». В холодильнике было почти пусто. Но никаких висящих трупов ни мышей, ни крыс, ни даже старых хомяков там не было, как их нет ни в одном холодильнике мира, потому что ни одна мышь со времен создания мира не вешалась в человечьих холодильниках, ни на веревках, ни на телефонных проводах, ни, тем более, на струнах балалаечных инструментов. Как обычно люди болтали ерунду для красного словца, наслаждаясь этой самой ерундой. Виолетта быстро пробежала по холодильным полкам глазами и не увидев там двух новеньких бутылок кефира, скривила лицо. Они оказались в самом нижнем углу дверцы и стояли рядышком, как не сиамские близнецы, блестели крышечками и звали пить. Весьма возрадовавшись, Виолетта схватила первую холодненькую бутылку, вскрыла крышку и прильнула к горлышку губами. Кефир был невыносимо вкусным и свежим. На этикетке была короткая надпись: «Кефир свежий», а снизу виднелись маленькие буквы «Сделано в Китае» 12 июня. «Как это такое может быть, чтоб сегодня сделано в Китае и сегодня уже здесь, за 12 тысяч километров от самого Китая? Чушь какая-то! Но кефирчик вкусный и свежий!» - подумала девочка и, сильно повеселев, пошла назад на веранду с бутылкой в руке. Она не задала себе самый главный, контрольный вопрос проникновения в суть происходящего- как этот кефир попал в холодильник?
А тем временем на веранде тётка Ада продолжала говорить с Вальтером.
- Вижу, что кто-то курит в вашем доме? – спросила она и загнула третий палец, разглядывая латунный самолет, приспособленный под пепельницу.
- Это курит моя бывшая жена и её мама! - виновато сказал Вальтер.
- Ого! И её мама? Два курильщика сразу? – удивилась Ада и загнула палец номер четыре. – Ну, это не беда. Самолет с окурками от окурков освободить, вымыть и подвесить под потолок. Летать не будет, но в воздухе висеть обязан…, он же самолет, а не колхозная телега. Как говорила вторая моя тётка Онтэс: «…пускающий дым должен думать о вечерних последствиях…»
- Извините меня, но я не понял высказывания вашей тётушки…
- И не мудрено что не понял. Всему свой час! – ответила бабушка и внимательно посмотрела на бараний помет в углу веранды. Так же она рассмотрела давно немытые окна, одноглазого клоуна с изуверским лицом, три пробитых мяча, старый розовый зонт, сломанный велосипед без цепи, коробку спичек под креслом, коврик- тряпочку у двери, саму дверь и дырявую подушку на соседнем обшарпанном сидении.
- Вы просто волшебница! Моя дочь никого не слушает, не признает, у нее нет кумиров и послушания. Она редко посещает школу, хамит, ругается и читает ужасные бульварные книжонки про несуществующую любовь двух обязательных идиотов. Она читает эти книжки- затычки и ругает героев по чем зря…, я слышал, я подслушивал…, она же, как никак, моя дочь.
- Ну, то что она ругает героев прочитанного, дорогой Вальтер, это очень хорошо. У нее есть свое мнение о сюжете и поступках персонажей. Я как-то читала одну книжечку под названием «Перламутровый поцелуй для Золушки» - ерунда редкая, попахивает даже средней степенью шизофрении. Об этом чтиве знаю много и дочь твою поддержу в её критике. Она ведь, как и все дети, а потом взрослые, живет выгодой. Вот обменяла я жизнь таракана на две бутылки кефира и это было легко. Ты, Вальтерок, только вдумайся, я обменяла чью-то жизнь на две бутылки коровьего напитка! А если бы только попросила его отпустить без всякой выгоды, сидел бы он до сих пор в стакане. Выгода и страх правят человеками, остальную корректировку делает белое и черное…
- А у меня нет выгоды и страха…, нет, страх бывает, но иногда и редко! - виновато сказал Вальтер.
- Я тебе уже говорила, что ты совсем другое дело. Твоя выгода- осуществить твою мечту, а твой страх - что она никогда не сможет осуществиться. Но я тебе скажу по страшному секрету: когда что-то очень хочешь - жди осуществления…, потом сам не будешь знать, что с этим делать…
- Ой, точно…, а откуда вы знаете?
- Эх, черные дороги, черные пути! Откуда? От Самаркандского трехгорбого верблюда! Я еще и не такое знаю. Это обыкновенная черная…, прости, белая логика жизни. Ты жив, еще живут миллионы, шевеляться по городам и полям прямо сейчас, а договорится друг с другом никак не могут веками. Это ли не показатель? Как ты там сказал, … люди изначально задуманы как проблема? Не могу не согласиться. Ты, конечно же, помнишь слова Фонвизина, которые он написал в письме из-за границы своей сестре?
- Нет! – быстро отреагировал Вальтер и сделал глупое лицо, что получалось у него мастерски.
- Молодец, что сразу же признался, а то бывают умники ни хера не знающие, но говорящие об обратном. Так вот, тихий Фонвизин написал: «Много приобрел я пользы от путешествия. Кроме поправления здоровья, научился я быть снисходительнее к тем недостаткам, которые оскорбляли меня в моем отрочестве. Я увидел, что во всякой земле худого гораздо больше, нежели доброго, что люди везде люди, что умные люди везде редки, что дураков везде изобильно и, словом, что наша нация не хуже ни которой и что мы дома можем наслаждаться истинным счастьем, за которым нет нужды шататься в чужих краях!»- Во как, узрел смысловую нагрузку? Поди докажи что-нибудь тем, кто веками не может друг с другом договориться с умными рожами и пустотой в башке! Это ли не мудрость темноты?
- Я ой как согласный с вами, тетя Ада! – вставил Вальтер.
- Спасибо, племяш! Ты как в хрустальный шар смотришь, дорогой! Есть проблемки малюсенькие, а есть очень большие, смертельно кладбищенские, ночные, заколдованные лунными ветрами…, когда в специальную ночь все затихает вокруг и даже сверчки зажимают лапы своим маленьким сверчатам, чтобы ни звука, ни шороха, ни скрипа…, когда двенадцатый папоротник у дороги, на который никто не обращает внимания днем, выпускает иглу, когда скрип калитки берет третью октаву, напоминая знающему о том, что приближается Инферно, когда летучая мышь сидит вверх головой и скалит белоснежные зубы… Ты думаешь, как и миллионы смертных, что все просто и предсказуемо? Нет, все никому неизвестно, и завтрашний день накажет каждого, кто будет уверен в своих планах… Ой! Что это я размечталась! Короче, Пистолетик, твоя дочь пьет кефир и довольна натуральным обменом- жизнь насекомого за вкусный коровий нектар. Я не прогадала, уж поверь мне на слово…
- Я вам верю, тётя Ада! – ответил Вальтер.
- Правильно делаешь, на то она и вера…, было бы нелепо, если бы ты мне не верил, кому тебе тогда верить? – ответила тетка и странно моргнула сначала правым веком, затем левым. Но Вальтер Муха этого не заметил. На веранду выскочила Виолетта с бутылкой кефира. Она, не обращая никакого внимания на старушку и на отца, проскочила мимо и, сбежав по ступенькам вниз, исчезла за углом.
- Я же вам говорил, что воспитанием здесь и не пахнет! – с большим сожалением сказал отец девочки.
- Это не нормально! Она здесь как изгой среди полного набора прямых родственников. Для её возраста- это не нормально. Да их сейчас и в школе ничему не учат, они там как в стеклянной колбе швыряются камнями и губят друг друга ежедневно. Все логично…, её никто не учил обратному, поэтому она и ведет себя, как трава… Так ведут себя дети, не желающие задумываться и анализировать происходящее…, так ведут себя пустоголовые, безмозглые девчонки и мальчишки, которые никогда не задавали себе вопрос: Где я был до моего рождения? Если к шести годами ребенок не задает сам себе такой вопрос и массу других любопытных вопросов, - ставь черную печать на черной грамоте и ожидай только черные дожди. Как говорила моя другая учительница Гергимоза: «… в детях нужно выращивать силу, иначе однажды они вам позже отомстят…» Парадокс этой жизни…
- Она не задавала такой вопрос никогда! – сказал Вальтер.
- Я знаю, потому что никто не читал ей книги перед сном, раскачивая её воображение героями и прекрасным миром чудес. Вот она и отправляет тараканов в одиночные камеры мини тюрем… Сегодня тараканов, а через пятнадцать лет живых людей засунет головой в печку! Ха-ха-ха! Какие волшебные задатки у твоей доченьки. Ха! Любое дерево имело время семечки. Не поливали, не удобряли, не защищали, не учили – получите амброзию с пыльцой чертополоха, ловите березку-вьюнок и шанхай траву, лживую, придорожную, ловите колючки…, щирицу запрокинутую, марь белую, веронику нитчатую, козлятник кистистый, свинорай, грыжник, хруплявник, клоповник мусорный, икотник злопамятный, хандрилу волшебную…, заразиху мутнолицую… Ой! Это я уже увлеклась по ботанике за семнадцатый класс! Изгои!
- Ого! – открыл рот Вальтер и автоматически почесал между ног. – Сколько вы знаете всяких растений!
- Это знания только за первый семестр двадцатилетней школы агрономов, а я была агрономом пока мне комбайн «Мотовило Суховатка», ноги не переехал на полях пшеничных… Да, были времена тихие, сытые! Летишь, бывало, над домом культуры…, э-э-э-э-э-э-э-э…, опять увлеклась, извините, Вальтерок-Пистолетик! Висел мой портрет на Доске Почета в костюмчике из кремплЭна и любил меня сам Председатель нашего колхоза товарищ Дуралейкин, бывший контуженый танкист, атеист, альпинист и таксист. А сейчас я калека…, и никому я не нужна, хотя…, как знать! Ты, Пистолетик, мне помогай, не пожалеешь, что бабусю парализованную вытащил из ямы. Ой, не пожалеешь. Клянусь тебе горой Брокен и тамошними ромашками на лугу!
- А я вот думаю, что…
- Думать очень полезно! – перебила его Ада. Ну так что, черные дороги, черные пути…, кто-то позвал меня на настоящий борщ с тефтелями в томатном соусе с кефиром. Где же он, этот, кто позвал меня, и я свернула со своего жизненного пути, доверившись таинственному летчику, мужчине красавцу?
- Ой! Я совсем забыл и задумался…, воскликнул Вальтер. Он быстро спустился с веранды, чтобы прихватить пакет с куриными лапками с необрубленными когтями. Эта история только начиналось…
3
Тётушка Ада осталась одна на веранде в инвалидном кресле и, подняв лицо вверх, быстро потрогала кончик носа указательным пальцем, громко выдохнула воздух из ноздрей и замерла, прикрыв глаза. Втянутый новый воздух принес запах пищевой пустоты на кухне, женского пота на втором этаже, лживых отравленных чипсов на первом этаже и черную тучу недовольства с углов комнат и коридора. Углы были черными, мрачными, там переливалась сила чужого негодования и ненависти, сила неудовлетворения личных желаний. Фен-шуй был убит, четвертован и развеян по ближайшим полям. Сказать по правде, фен-шуй никогда не посещал этот отшельнический уголок…, потому что у любых изгоев он отсутствует всегда...Уши напряглись волосками внутри. Ветер принес ритмичную музыку со второго этажа, информационные разговоры о гнидах на первом и даже тихий стук тараканьих ног по кухонному полу.
- Это я хорошо зашла на огонек, клянусь кровавыми дождями в сахарной пустыне! – тихо произнесла Ада, выпустила острый ухоженный ноготь на мизинце и почесала им кончик чувствительного носа. За её легкими пошевелилась черная чернильная жидкость, желающая немедленно выйти наружу. В левом ухе появилась капелька крови и там стало щекотно. – Аскварель, еще не время, сиди тихо и молчи! – снова прошептала она и вернула на лицо удивительно благостную нежную улыбку согласия и мира. Старуха наклонилась и промокнула капельку крови кончиком рукава. Левое ухо напряглось и Ада стала следить за тенью с запахом Вальтера, втягивая воздух старого дома и быстро раскладывая все по умственным полкам своего воображения.
За дверью было громко. Коридорчик был пуст. Слева в комнате разговаривал телевизор. Там на трижды продавленном диване лежала бабушка девочки- Ванда Васильевна. Она доедала третий пакет картошечных чипсов и слышно хрумкала ими во рту, внимательно слушая наставления все той же экранной докторицы, похожей на сову с безразличным лицом и сладким сытым голосом о правильном обнаружении и убийстве вшей и гнид. Передача была занимательная и открывала большой познавательный простор народу о том, что опасность педикулёза все-таки существует и она где-то рядом, несмотря на закрытые окна, отсутствие котов с собаками и вроде бы недавно кое-как мытый пол. Бабушка знала вшивую тему еще со времен большой войны, когда её муж резал немецких дядек в Сталинградских подвалах и домах, а применимо на сейчас в своем старом воображении она уже представила, как будет рыться в голове иногда любимой внучки Виолетты, перебирая каждую прядь волос в поисках маленьких прозрачных яиц, как настоящая старая и заботливая обезьяна. Старый клетчатый плед валялся на полу у дивана, полностью закрыв стоптанные тапочки. Ванда Васильевна поправила очки, затем свисающую налево большую левую грудь, достала из пакета очередной картошечный чипс, похожий на огрызок наждачной бумаги, и в это самое время в дверях появилась внучка. Дверь громко и неожиданно шарахнула по ушам, и бабушка сделала словесное замечание единственной внучке, добавив слово «дура» в самом конце этого замечания. Нажав на пульт, она увеличила звук, технически защищаясь от обязательного некрасивого ответа. Сам ответ был быстрым, наглым и, по глубокому убеждению бабушки, очень несправедливым. Знакомое словосочетание «сама дура» мгновенно и громко вылетело из уст Виолетты, как теннисный мячик и полетело назад в комнату с телевизором. Туда же, откуда вылетело. Маленькое путешествие классического определения ума, закончилось. Дверь холодильника пропела скрипучие звуки, затем снова шарахнула входная дверь и голос докторицы снова вещал в воздух о гнидах, вшах, клопах, блохах, клещах и прочей тихой сволочи. Глубоко вздохнув и скривив рот, Ванда Васильевна глубоко засунула руку в пакет и стала шарить пальцами по его скользкому дну. Чипсов больше не было. На дне было скользкое прошлое пакета и лежали только одни крошки. Возникло унылое разочарование и маленькая злость…
- Черт побери! – воскликнула она, медленно и с усилиями поднялась с дивана и, не надевая тапочки, в теплых вязаных носках кряхтя, как старая уставшая утка, стала продвигать свое тело на кухню. Мимо её пятки быстро и почти незаметно пробежал рыженький таракан и скрылся в щели. Бабуся подошла к холодильнику, открыла его и, обнаружив там новенькую пачку чипсов, схватила её и пошла назад. Чипсы были какие-то новые, доселе невиданные, неправильные. На центральной части пакета было изображено два жирных черных иероглифа, которые никто бы не прочитал даже с толстым словарем. Сверху фотография улыбающейся рожи с очень узкими глазами и множество рыжих тараканов, похожих на неожиданный тараканий салют. Но Ванде Васильевне было не до этого, она зажала пакет между ладоней, он надулся, и тихо раскрылся. Оттуда выскочил приятный запах жареной свинины со специями, сыром и еще чем-то неуловимым, похожим по запаху на перемолотую на мясорубке крапиву с ряской-жижайкой.
- Красота! – пробурчала бабушка и со скрипами, охами, ахами улеглась на диван, снова не контролируя свои свисающие груди под грязной майкой с веселой надписью: «Все лучшее старикам, потому что все дети - сволочи!».
На втором этаже была единственная комната, созданная из бывшего чердака. Она была просторной на длину всего дома и его же ширину. Оттуда доносилась ритмичная музыка и интенсивные удары пяток в пол. Ванда Васильевна нажала на кнопку пульта, докторица исчезла вместе с гнидами, а какой-то певец с бородкой стал петь о невыносимой любви, от которой в пору застрелиться к чертям собачим и больше не жить, потому что это была не просто любовь, а гипер любовь с нано-технологиями чувств до последней ночи обязательных разочарований со слезами, стонами и отрыванием волос на голове. Певец завывал с превеликим усердием, старался пробить железобетонные, сытые и безразличные лица за столами у сцены. Столы были заставлены бутылками и тарелками. Там кто-то наливал шампанское, громко разговаривал, ел мясные нарезки и даже черпал ложками оливье, совсем не слушая песню о страшно красивой любви. А когда вышла полуголая певица с песней о глазах, столы перестали звенеть вилками и уставились на певицу с крупными губами, голыми ногами и выразительными нежными глазами. На мониторах показали её лицо крупным планом, и все женщины за сорок захотели такое же лицо, ноги, губы и как можно быстрей. Певица разинула широко ноги и стала раскачивать бедрами туда-сюда, выворачивая подъем стопы на высоченных каблуках, чтобы была обязательная иллюзия еще более длинных ног для большего внимания к себе и усиления черной зависти. Сразу же после первых слов, девушки в прозрачных платьях какого-то торжества встали возле своих столиков и начали извиваться в беззаботных конвульсиях в такт песенке и напевать текст. Они украдкой поглядывали друг на друга, оценивая остальной антураж, прилагаемый к телу. У извивающихся в заводном ритме песни были закрыты глаза, хотя песня была о глазах открытых. В зале началось мирное черти что… Певица нравилась всем мужчинам, которые её хотели потрогать, ущипнуть, укусить и даже уложить на сеновал, женщины постарше завидовали по-черному и ругались внутри себя на самих себя и на жизнь. В зале продолжалось мирное черти что…
Нажатием пульта экран моргнул без ресниц и появилась новая глупость. Там он и она готовили какое-то несусветное блюдо из жженого сахара с яблоками, бананами и жареным мясом. Она- приглашенная актриса с распущенными лохмами, все время дергала головой и распространяла своё волосяное ДНК в будущее блюдо. Он говорил тоже без остановки и изо рта вылетало бесчисленное количество микрослюны. И этот процесс был умело показан оператором без глаз и одновременно без мозгов…
- Жрите сами ваше блюдо, олигофрЭны! – громко высказалась бабушка и хрюкнула чипсом сделанным в Китае. – Не телевизор, а помойка для изгоев. От героев былых времен не осталось совсем имен! На любом канале показывают веселых дегенератов! Да-а-а-а-а-а…, времена тупиц и жизнерадостных дураков – это надолго!
А в это время, не обращая никакого внимания на песни, хохот и глупейшие фразы из телевизора, Вальтер вошел на кухню и застыл. Четыре конфорки газовой печи были обильно залиты жиром какого-то блюда. Россыпь использованных и наполовину сгоревших спичек валялась на полу. Прожженная тряпка с изуродованным лицом Дедушки Мороза с папиросой в зубах лежала на ручке грязной кастрюли. На квадратном столе для обедов и остальных трапез не было свободного места. Стол был заставлен грязной посудой. На некоторых тарелках были небольшие изумрудные поросли пищевого грибка, медленно переходящие на вилки и ложки. По столу и по плите не спеша и очень уверенно вышагивали батальоны тараканов разных возрастных категорий. И самая главная кастрюля, где ещё утром находился борщ, была пуста до самого высокого понимания пустоты. Остатки нарезанной свеклы и капусты прилипли к внутренним стенкам кастрюли и даже успели там присохнуть… Вальтера посетило глубокое разочарование, и вера в бывшую жену снова поколебалась сразу во все стороны. Первая мысль, которая уколола его в левое нижнее ребро была: «… я обманул тётку Аду! Ой, как стыдно…, надо делать новый борщ…, нет…, суп, на борщ ни черта нет, надо снова бежать в магазин, целых три километра туда и три назад…, идиот, как же это так, а? Утром же все было…, и посуду я помыл, и целая кастрюля борщу была на плите…, и откуда столько плесени?». Он открыл холодильник и увидел там грязную пустоту. На верхней полке лежал кусочек пожелтевшего сальца, внизу половина луковицы на блюдечке, сморщенный помидор с красивой гнильцой на боку, крошки от картошечных чипсов и полупустая маленькая бутылка постного масла с крупными осадочными лохмотьями на дне. На последней полке внизу стояла одна бутылка кефира и небольшая кастрюлька. «Если они оставили мне борщ, то я его разогрею и угощу тётю Аду, а сам как-нибудь потом…, хотя я бы подхарчился немного… и прямо сейчас». Вальтер открыл крышечку кастрюльки и увидел там обыкновенное Ничто, лежащее на самом грязном дне.
- Черт! – произнес он. Со стола мгновенно упала чашка и разбилась.
- Что ты чертыхаешься, придурок? – раздались слова сзади. Вальтер быстро развернулся и увидел в дверях кухни свою бывшую жену с испариной на лбу.
Его жена, получившее с детства странное обозначение во времени – Веренея, была наголо брита уже много лет. Её правильный и блестящий череп был похож на ухоженный футбольный мяч, по которому ни один футболист никогда не бил ногой. Из мочек её ушей до самых плеч свисали тоненькие струйки модных сережек, со стороны похожие на забытые бесконтрольные сопли. Кончики свисающего шедевра всегда дотрагивались до плеч бывшей жены, и он не мог понять зачем, ведь это постоянно щекотно и раздражительно. На лице Веренейки, как он её когда-то называл, всегда была саркастическая улыбка ядовитого типа, а между двумя губами всегда выглядывали два зуба, как у камнезуба, как у кроликового зайца, как у человека с аденоидами в носу и тяжелым дыханием через рот, как у обложечной модели, которой обязательно нужно приоткрыть свои раскрашенные губы для демонстрации белизны внутри. А зачем- это уже вопрос к эстетике чужих воображений. Эту постоянную омерзительную улыбочку, которая сопровождала его жизнь вот уже десять лет, он ненавидел постоянно, но вынужден был жить под одной крышей из-за треклятой прописки Веренеи и её мамочки в его законном доме, доставшимся по наследству от его же, Вальтера, родителей. Она все так же нагло улыбалась и была потная в районе подмышек и в ложбине между двумя крупными грудями, тоже похожими на два футбольных мяча. Таким образом, в основе внутреннего восприятия своей бывшей жены лежали три футбольных мяча в сетке для запасного инвентаря – бритая голова и две резиновые сиськи. С воображением у Вальтера было все в порядке, иначе он не строил бы самолет своей мечты на задворках его двора и дома.
Веренея все время занималась имитацией юности и благоухания, включала музыку на втором этаже и изнурительными тренировками доводило свое крепкое тело до никому неизвестного совершенства. Она сильно била пятками по полу, как будто совсем недавно вышла из леса и поднялась с четверенек. Спортивные трусы розового цвета с черным танковым силуэтом на ягодицах всегда приводили Вальтера в тихое бешенство, но он молчал…, долго…, все время…, потому что был обыкновенным подкаблучником у дамы в постоянных кроссовках. Самое главное в её существовании были глаза. Они были одновременно злыми и ясно-лживыми. Сочетание было ужасным и многоголосым. В её глазах светилась только проклятая выгода и больше ничего кроме выгоды! Перемена данных характеристик происходила мгновенно по приказам из бритой головы. Стены второго этажа были заполнены её фотографиями в обязательном голом виде, которые она называла шедеврами какого-то непонятного зарубежного и очень короткого слова – ню. Тело в лечебной грязи на массажном столе и в болоте, на крыше высотного здания, в туалете со спущенными шелковыми рейтузами и голодным развратным взглядом, в чужой машине на кожаных английских сидениях, в кустах с татуированной девушкой с кольцом в носу, в прозрачных платках на фоне пальм и дубов, в зарослях альпийских трав, под душем и под солнцем, в морской пене и в пене ванной, все это с ясно-лживой улыбкой на лице и напряженно оттопыренной задницей для чужого воображения. Потому что её задница была основой её существования. Она любила себя, была зациклена на своем голом теле с резиновыми ягодицами и крепкими ногами, потом она любила деньги, потом снова себя и снова деньги, это бесконечное её личное число «Хо» уходило за горизонт далёких планет и терялось там же за эхом чувствительных радаров… Как большинство современных идиоток она жила для того, чтобы производить впечатление на всех проходящих мимо…, это была жизнь для чужого мнения.
- Ты че оглох, придурастик? – снова повторила добрую фразу Веренея. – Че вылупился, как Крупская на следы кокаина у Ленина под носом. Продукты принес? Где жирная курица на суп? Где пареный черный африканский рис? А помидоры…, а огурцы…, а мясо? Давай…, уже начинай готовить жратву, я через сорок пять минут захочу кушать и мама, и Виолетта. Че стоим, как рыба об лед? Бананы купил, отморозок огородный? Быстро вымыл посуду и начал готовить еду для семьи. Ко мне скоро репетитор по пению придет и на него тоже готовь, человек он хороший и весьма полезный. Салат настругай, я на диете с сегодняшнего дня, но не на очень строгой, мяса мне отдельно пожарь, без чеснока, на сливочном масле, а не на постном, на постном жри сам… Истукан Мексиканский, вперед за Родину, за процветание нашей семьи. Ну че вылупился, стряпчий лупоглаз? Может тебя на лысо подстричь, перекати-поле? – последнее слово она уже бросила на лестнице, гремя пятками об пол, быстро убежав на следующий этап интенсивных тренировок красоты и совершенства. Наверху начинала дубасить новая энергичная песня какого-то бородатого дядьки, под музыку которой хотелось биться головой о кафель или о железобетон. Через пару секунд удары пяток затихли, но затем снова возобновились. На кухне грязный половник со звоном упал на пол, подскочил и снова упал, слегка испугав несколько толстых тараканов. Ни бабушку у телевизора, ни маму попрыгунью, ни Виолетту, то, что делалось на веранде и в пространстве вокруг не интересовало вообще. Они же были изгои…
- М-да-а-а-а-а-а! – тихо произнесла старуха Ада, раздумывая над услышанным и унюханным сквозь стены и окна. – Нелегко моему летчику здесь…, нелегко. Включают ему раболепие и подчинение. А ведь от летчика зависит жизнь и комфорт пассажиров, а в данном случае пассажирки..., одной меня… Загонит она его на кладбище за тридцать пятую могилу, а мне летчик нужен, здоровый летчик и обязательно с мечтой и тестостероном голодного мужика! Непорядок… Надо их разместить по щелям, чтобы не мешали продвигаться вперед…, времени совсем уже мало. Лысая сука с ним не спит, она раздвигает свой рот и ноги учителю сольфеджио…, это точно! Одно радует, что воздержание Вальтера благотворно повлияет на его полетные качества! Идеальный винегрет из примитива и логичной прозорливости, высоко сложных мечтаний и продуманного раболепия… Черные реки, черные берега!
На веранде появилась Виолетта с пустой бутылкой кефира в руке. Она поставила её на подоконник и посмотрела на бабушку в инвалидной коляске.
- Как кефирчик? – почти официально спросила старушка.
- Вкусный, я его с детства обожаю! – ответила Виолетта.
- Ну детство у тебя еще не закончилось. Тебе еще в нем бултыхаться долго. В школе тебе будут стараться промыть головной мозг до днища сусека, чему-то научить, но я тебе скажу правду, как взрослая женщина будущей женщине: ничего путного для применения в своей жизни ты там не подцепишь, кроме изощренных ругательств и повадок зоопарка. Хамству научишься для выживания в среде таких же, сплетням, злобе, воровству, лжи, проклятой корысти и так далее по общему списку пороков…, потому как школа -это прежде всего толпа разных голов и поведений. Научили тебя там цифры складывать, читать, писать, ну и хватит. Не заметишь, как выдадут тебе бумажку об окончании школы и станет перед тобой маленький вопросик, который наповал убивает миллионы выпускников ежегодно.
- И что за такой вопросик? – с первичными признаками интереса спросила Виолетта.
- Куда идти дальше? Это и есть вопросик судьбы. Станешь на распутье, как рыцарь перед большим камнем. Но на том камешке хоть кто-то умный сделал предупреждения с намеками, а на твоем камешке ничего не будет написано, потому что писать будешь сама до конца дней своих и по собственной душе, и по коже заостренной арматурой.
Виолетта напряглась и проявила уже седьмой признак заинтересованности- присела в кресло напротив и широко раскрыла глаза. Бабушка быстро поддала жару в общую женскую баню восприятия и выгоды.
- Вот, к примеру, однажды, закончила моя племяшка ихнюю хвалёную школу, пришла домой, сиротинушка, и спросила меня: «Что, мол, дальше делать, тётя, куда подаваться?». А времена были смутные, военно-голодные…, ну как обычно. И говорю, значит, я ей: хочешь налево пойти, там тебе жития не будет, направо пойдешь, там тебе тоже смутные годы, но на пять лет дольше, а ежели хочешь прямо пойти, то никому и неизвестно, что там будет...
- И что ваша племяшка? – спросила Виолетта.
- А пошла она прямо, потому что мне поверила и выбрала путь неизвестный.
- И что…, что с ней произошло? – давила на получение информации девочка.
- А то, что больше никогда мы не виделись, даже по телефону. Пропала без вести, сгинула, растворилась. Бросала я карты на её судьбу, ответ до сих пор завис между Дамой Треффариди и Дамой Пикклатто. Вот тебе роковой вопросик, камешек на распутье и пустая информативность…!
- А что же в этом хорошего?
- А то, что человек своей тропой полете…, извини, пошел. Потому что на каждого своя судьба имеется. Чтобы кто тебе ни говорил, а никто судьбу не знает, идет вперед или стоит на месте…, и так его судьба швыряет или иначе... Как не крути, а карты не врут, свое раскладывают на любого человечка – червячка. Особенно на такого, кто страшно себя полюбляет и думает, что он хозяин себе во веки веков и до скончания дня и ночи…
- Хм! – хмыкнула и подняла брови Виолетта.
- Слушай, дитя природы! У тебя времечко еще есть? Дел –то у тебя невпроворот…, еще с тараканами надо разобраться без лицензии на убийство! – спросила тётка-старушка.
- Ну, да! Есть! – растерянно ответила Виолетта.
- Тогда, с твоего позволения, расскажу тебе небольшую историю из жизни человеков на этой самой земле, по которой ходишь и ты. А как ты понимаешь, любые истории- это наука для слушающих, потому как, кто слушал внимательно, многое понял и от беды в будущем ушел, потому как научился на чужом опыте. А кто не слушал и понадеялся на себя – умного, разумного, самого мудрого дурачину, тот прямиком с жизненные капканы и попадает. Понятно?
- Понятно!
- Однажды, много летов тому назад, довелось мне поселиться в одном домике на окраине не то деревни, не то села…, у красивого озера полного рыбы и летучих мышей по вечерам.
- А какая разница между селом и деревней? – раздраженно перебила Виолетта.
- По большому счету по мудрому подсчету разницы никакой, два слова, две бумажки для юридического оправдания и замысловатого обозначения. Потому как без определения населенного пункта наступает хаос и бардак в бумагах.
- Не ясно! – с издевкой вставила Виолетта.
- Пока солнце светит – ясно всегда. Зануда ты Виолетка! Поселилась я, значит, в чужом дачном домике, пока его хозяева по дальним морям на греческие достопримечательности смотрели. А через заборчик соседями моими были, естественно, живые люди.
- Ну да, не коровы же! – снова вставила девочка.
- Вот зануда, а! Это не очень прилично перебивать старших. Ты определись: если ты хамка базарная, черноротая, кисломордая, то перебивай и дальше, если ты отличница, культурная гимназистка в почете, то рот на замок и слушай бесплатный урок. Бабушка Ада сражалась с этим миром задолго до твоего рождения и багаж моих знаний перешибет любой хребет и твой хлипкий позвоночник тоже. Так что не пищи по теме, маленький цыпленок, а делай выводы… Я думаю, что ты не хамло и уже определилась с дальнейшим своим поведением, не так ли?
- Определилась, извините тетя Ада! – холодно, без осознания себя ответила девочка.
- Вот и славно! За забором жили люди - пятеро детей, красавец мужик- стройный, спортивный, крепкий, рукастый, умница и жена его- раскрасава с косой, умная, секси- бейби с четвертым полным размером, молодая, такую хочется не только тискать и обнимать, а и откусить от неё свежий кусочек. Оба зацелованные до изобилия, в любви купаются, как в манной каше, и обожают друг дружку. Как не крути, а настоящая идеальная Семь-Я. И все у них было ладом до невозможности и до рыгалки, пардон! Амбары забиты зерном, скотина накормлена, цветы в клумбах политы, деревья все плодоносят и от изобилия гнуться к земле, холодильник забит разнообразной жратвой, дом трехэтажный каменный, аж 800 квадратных метров, балконы, окна, много света, кафель итальянский, унитазы английские, спортзал, бассейн, сауна, семь спален, просто не дом, а мечта любого здравомыслящего человека на земле, есть где жить и развернуться. Над их домом птицы песни распевают во всю глотку, аж противно! Три машины, свой трактор, два комбайна, солнечные батареи на крыше, огромный пятитонный бак с дождевой водой, своя турбо подстанция в вечном ручье, дети мыты, красивы, умны, в доме чисто, любовь живет мощная, как авианосец, дорожки каменные выложены чистые, виноградники кругом и лоза аж прет! Куда не плюнь – сплошная любовь и изобилие, аж страшно!
- А почему страшно? Я извиняюсь, тетушка Ада!
- Извинения приняты, дорогуша! А ты что, все-таки настоящая дура, оторванная от реальности этой жизни? Так же никогда и нигде не бывает…, это же абсурд, чтобы все было так, как хочет человек! Лови урок, дурёха…, я кому рассказываю? Тебе что выписать подзатыльник, как ты тряпичному клоуну? Мотай на мозг расклады чужих жизней и понимай внутреннюю структуру тайных тропинок. Будешь умной и будешь предвидеть зло!
- О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!
- Вот тебе и «О»! Ну просто создалось в моем мозгу такое впечатление, что Всевышний Экспериментатор ставит свой очередной эксперимент втихую на этой замечательной счастливой семье. Потому что люди для него, как крошки на столе! И целует мужик свою жену от зари до зари и смех там, и качели, и шашлыки, и винные погреба и, вообще, полная сказка, о которой мечтают миллионы, но по миллиардам причин ни хрена такую жизнь ни себе, ни своим детям обеспечить и организовать не могут по пяти железобетонным причинам! «Вот, где собака порылась!», как сказал лысый ставропольский дурак и по совместительству подкаблучник!
- От души извинения прошу…, а по каким пяти причинам? – робко вставила Виолетта.
- Ха! О уже прогресс в воспитании! Потом поведаю тебе секреты дури человеческой и как их обходить… Итак, пожила я там несколько дней, собрала трав в диких полях, развела печку, наварила всякой байды лекарственной и чудной по книге моей дорогой учительницы Фло. Черные реки, черные берега! И собралась уже улет…, извиняюсь, уезжать на такси в город, как вдруг, смотрю, приперся ко мне их котяра белой масти с черным пятном на боку. Рожа у него запечаленная такая, не бодрая, как у котов старых или приболевших. Ну, думаю, надо накормить животное раз приперся ко мне на запах гастрономической селедки и свежего бубырчика из реки. Гляжу на него, а он такой толстый, что еле передвигается. Тогда у меня в башке вопрос и сотворился: какого хитрого черта эта сытая кошачья сволочь ко мне приперлась? Ему еда не нужна, никак информацию принес кошачий кабанчик. Кот уселся и стал лизать кончик хвоста, что само по себе уже предупреждение на кошачьем языке жестов. Между прочим –это вопрос для меня закономерный с котов информацию снимать. Если есть действие, то это, в обязательном порядке, есть проявление высших сил, то есть Его Самого! Это божественное проявление, которое занятые херней люди, вообще, никогда не видят. Проживают коты с ними бок о бок десятилетиями, а информации ноль…
- Извиняюсь, тетушка, но я что-то …
- Конечно, тебе снова не понятно, потому как ты молодежь, а молодежь сначала показывает, что она все знает, а на проверку не знает ровным счетом ни хрена собачьего. И начинает делиться на две части. Одни остаются на своем глупом уровне на последующие годы, другие – быстро осознают, что они дебилы для своего возраста и начинают заполнять пустые головы знаниями. Ибо знание –это сила! – быстро парировала старуха и зло улыбнулась, дернув носом от яркости воспоминаний. – Подошел котяра ко мне поближе и жалобно завыл! Повторяю, задача для умных малолетних дур, которые издеваются над насекомыми, считая себя богиней. Сытый чужой кот завыл, а не замяукал. Это уже катастрофа, понятно?
- Нет! – в испуге ответила Виолетта.
- Тогда следи за мыслью дальше, Виалетка-жгучая брюнетка.
Старуха сделал страшное лицо, согнула шею, приблизилась к лицу девочки и стала шептать скрипучими таинственными звуками, очень похожими на радиопомехи с замедлением получения информации. Из её рта приторно запахло зефиром и сладостями. Не моргающие глаза Ады стали дергаться и гипнотически укачивать Виолетту, рисуя в её голове новые картины. Она продолжила:
- Казалось бы, чужой сытый кот пришел к чужому человеку, соседке - живой душе и стал жалобно выть с амплитудой большого горя и знания предмета… Это уже подозрительно. Он сообщал мне информацию, которую я могла прочитать по его круглым зенкам с темной поволокой. Если бы он пришел к другим людям, его бы прогнали прочь, как шелудивого пса и забыли о нем, но не я. Как только я поняла в чем дело, съела пять холодных вареников, селедочный хвост и негодяй-траву. Забегая вперед, скажу тебе, что котяра не столько поведал мне информацию о счастье его хозяев, сколько напомнил мне, что приближается расплата за их счастье.
- Расплата за счастье? – тихо шепнула Виолетта и округлила глаза в удивлении.
- Ты щенок. За изобилие любого позитива обязательно наступает расплата и приходит горе. Это такой незыблемый закон- законище на этой земле. И что бы кто не делал, человек- пустышка под этот закон попадает всегда. Знай и помни…, - зловеще шептала Ада, - когда все очень хорошо, то на подходе уже очень плохо! «Пришла беда –отворяй ворота!» - гласит народный фольклор. И если кто-нибудь их блуждающих временных умников тебе скажет другое- пошли его на хутор бабочек кормить остатками вороньих костей. Понятно, устрица?
- О-о-о-о-о-о-о-о-о-! – протянула Виолетта и сглотнула слюну от супер заинтересованности.
- Вот тебе и второе «О»! Посидела я на стульчике, пережевала былинки негодяй-травы для укрепления своей иммунной системы, хорошенько подумала, поразмышляла и решила помочь этим влюбленным идиотам. Потому как объяснять им ничего не хотелось, да и не поняли бы они одинокую старуху с философским подходом. Подумали бы, что с ума сошла старинная лошадь. Они же были влюбленные дураки с пятью детьми в придачу, а там, где любовь, там глупость процветает даже на старом кафеле…, мозг работает в вялом режиме или не работает вообще, анализ мертвый, логика в реанимации или уже в гробу за пятнадцатым склепом…, клянусь горой Брокен и двадцать шестой ромашкой на лугу!
- А что же должно было случи…
- Не перебивай, тупица! Просто слушай и мотай на шею информацию…, черные реки!
Ада подняла голову к потолку, шмыгнула носом, хмыкнула от какой- то полученной носом информации, резко сузила глаза и продолжила нашептывать свою историю.
- Вечерело. Котяра сообщил мне, что из дома он уходит на всю ночь, потому что не является боевой собакой с клыками и потому как время пришло его хозяевам за счастье своё и идиллию отвечать по закону «Обязательного изменения судьбы любого человека от хорошего к плохому и наоборот». Как не плюнь, как голову пеплом не посыпай, а за временным наслаждением обязательно приходит полный звиздецкий звиздец. Это еще нужно благодарить информационные поля, если звиздец приходит небольшой. В данном случае этой же ночью партнеры мужика- красавца по бизнесу, мать их, наняли лихих махорщиков-грязноделов, чтобы ночью грохнуть лично его и всю семейку, а домик пограбить и пустить под дымок и огонек.
- Вот суки! – только и воскликнула Виолетта от возмущения.
- Нет! Это литературное словечко сюда не подходит. Оно для женщин больше создано, чем для мужиков. Это были жадные вы****ки без мозгов и без дипломатических способностей решать свои пути-дороги миром, ладом и мудростью. Итак, вечерело. Я дождалась того времени, когда тени деревьев растворились в тени земли и любимый мой мрак покрыл округу. Где-то завыла выпь, от тоски гавкнула бродячая собака, красношапочник от бессонницы грохнул клювом об осину, и старая туча закрыла остатки новолуния. Небольшой ветер носил запахи туда и сюда, а я сидела на веранде чужой дачки и ждала свой час пик, читая порывы ветра, как книгу уважаемой мною Фло. Свет в соседнем домике погас, уже помолились на ночь и уснули пятеро детей, мужик взял свою бейбу на руки и унес в спальню, чтобы работать мачо-дятлом и получать от этого дополнительные проценты удовольствия. Там жила мощная любовь, а защищать её было некому. Натрахаются и будут спать как суслики, а в это время их «блок пост» и вырежут…, во как! Где-то в три минуты второго, к домику тихо подкатили три велосипеда. Прошуршали шинами по асфальту, чтобы ни следов ни шуму не было. Я в тот момент уже сидела на сосне напротив дома и обзор у меня был хороший, как у ночного снайпера артиллериста-фотографиста. Сижу, значит, и смотрю на этих придурков. Самый главный у них был лысый и от него воняло чесноком…, ненавижу чеснок. Почему ненавижу- не знаю, с самого моего отрочества. Он друганов своих собрал в кучку, что-то им шепнул, они прыг в стороны, а сам остался у стенки с велосипедами. Ну, думаю, тебе первому лететь через тернии к звездам, дружок –соленый от крови рожок. Подкралась сзади, тихонько пальчиком по плечу тронула, он обернулся, на меня посмотрел и инфаркт миокарда получил сразу же! Ха-ха-ха! Гы-гы!
- Как это? – удивилась Виолетта.
- А черт их знает, нервы у мужиков ни к черту –неврастеников много! А как сказано в одной полезной книжонке для мужчин: «Особенность нервной системы состоит в чрезмерной её возбудимости, усиленной реакции на самые ничтожные впечатления, склонности легко подвергаться стрессам и усиленному сердцебиению, вздрагивать и пугаться даже от небольшого шума, удара, звука». Вот мое лицо с выпученными глазами, когда видят- так сразу же через тернии к звездам и дальше к туманности Магеллана без ракетоносителей… Это меня Фло научила так в темноте глаза выпучивать и подсвечивать, что людям очень-очень страшно. А потом не забывай: ночь, бандиты, тишина и тут бац и два глаза перед самым лицом- один желтый, другой зеленый. Не каждый выжить может под таким стрессом, вот он и помер быстро. Весело было, черные реки, черные берега! Второй хотел с южной стороны забора зайти, там его встретила моя ручная паучиха веселая вдова, она же стритопемма обидная, она же вурблюдная сыпь вдовица среднеазиатская, э-э-э…, она же унгина безобразный гнилокусик, э-э-э…, она же сфирник смертельный, она же топотун могильный ужасный, она же «здравствуйте- я ваша тётя-смерть». Словом, где-то возле южной стороны забора послышался тихий вскрик бандита номер два, и он быстро окоченел от укуса моей паучихи. Кусает она странным ночным ядом, от которого коченеет все тело, вылезают из орбит глаза и мозг превращается в грязную кашообразную жижу…, словом, не позавидуешь идиоту.
- Фи…, какая гадость и как с вами интересно…, а покажите мне вашу паучиху? - прошептала от удовольствия девочка.
- Нет не покажу. Она ненавидит девчонок, которые издеваются над насекомыми, может тебе откусить мизинец на ноге или укусить за копчик. У нее хелицеры перерезают гвозди для самолетов, понятно?
- Ого!!!
- Третий супер бандит, исчез в зарослях черемухи. Крался вдоль стены, искал, где поудобней перелезать, а я шла рядышком с ним по другую внутреннюю сторону стены. Только он меня не видел и не слышал, потому как я была рядом, но меня рядом не было. Искусство Фло! Забросил он, значит, веревочку, обозначил место своего перемещения в пространстве и полез на каменный забор высотой четыре метра и тринадцать с половиной сантиметров. Я тихо стояла с другой стороны. Мысленно прикинула математический расчет приземления его тела на землю с учетом упругости подошвы его кроссовок, веса тела, расстояния от стены, градуса углового наклона прыжка с высоты, плюс закон Ньютона, закон Гершвина –Зюзинского, Кориолисову силу при повороте тела в приземлении…, короче, просчитала все…, затем плюнула на этот сопромат и тихо подогнала в это самое место две перевернутые газонокосилки со штырями. Поставила их рядышком, села в сторонке на лавочку и стала ждать. Гляжу пыхтит, каматозник –любитель, гонорар за убийство отрабатывает, руками за забор держится и резко вниз. Мой расчет оказался верным, прямиком он на штыри двух газонокосилок и упал. Пару железяк в горло, одна в глаз, пять в грудь, десять в печень и так далее. Не пикнул. Только ножичек из кармана и выпал у него на ночную травку. Именно в тот момент старая туча прошла в западном направлении и худенький лунный серпик новолуния обозначил своё явление на небесах. Смотрюсь я на себя в воду их бассейна и думаю, какая я все-таки хорошая женщина, спасла целую семью, а спасибо хрен кто скажет. Убрала я их тела, лысого бандита подарила волкам, того, что укусила моя паучиха, закопала под лозу виноградную в качестве удобрения. И заметь, что в слове «удобрение», корень – добро. Пусть удобряет виноградик, потом станет вином, винными испарениями, накормит, напоит, и улиткам, и слизнякам, и червям, и медведкам, и людям приятно будет. Ну, а тот, что на инвентарь садовника напоролся, так и остался там…
- Опа! А зачем! – спросила Виолетка.
- А затем, чтобы эти полоумные любвеобильные идиоты начали немного соображать, что сверху забора надо еще колючую проволоку провести под напряжением, три сторожевые собаки завести и помнить о смерти – «momento mori», так сказать!
- Что…, какое море?
- Какая же ты все-таки колоссально безграмотная баба! – зло воскликнула Ада в сторону девчонки. – Латынь не знаешь! Я в твоем возрасте уже: amata nobis quantum аmabitur nulla, как Гай Валерий Катулл. Эх, школа твоя задрипанная, какой только херне вас там учат убогие и нищие учителя с голодными лицами менторов и риторов? Чего рожу нахмурила, а? Учись, добывай знания и не трогай тараканов, у них дети, их надо кормить! Может тебе погадать?
- А вы что и гадать умеете?
- Тоже мне спросила – угостила! Черные реки, черные берега! Гадай – разгадай, я десять лет училась карты уговаривать на чужую судьбину у самой Гергимозы! Это тебе не колокольный звон по воскресеньям деньги собирать, это целых десять годков науки, зубрежки и сердечного понимания…
- А кто такая, эта Гергимоза? – уже залезла с головой в расставленную ловушку девочка Виолетта.
- Это академик по гаданию и по картам, и по лицу, особенно по ушам, и по ладоням, и по пяткам, и по пальцам ног и даже по рисункам ягодиц, а также по бровям, человечьей моче, новогодней улыбке и жирным отпечаткам в бане… А самое главное гадание, которому она меня научила –это по кошачьим глазам. Ну в этом ты уже убедилась. Во, где правда зарылась! Был бы кот сейчас, я бы тебе раскатала черные пути пыльные дороги. Я, между прочим, была самой лучшей ученицей на курсе из трех девчонок, потому как талант у меня врожденный с детства от мамы и от бабушки моей, понятно? И все экзамены сдала на отлично по судьбам пятнадцати охотников. Как карта легла, так и судьба у них получилась, кого зверь задрал, кто умер в тайге от холода, кто заблудился, кто со скалы упал в пропасть, а кто домой повернулся с добычей, злой, худой и слегка счастливый.
-Ой, как все это интересно! А не могли бы вы и мне погадать? – очень осторожно спросила девочка уже совершенно предсказуемый вопрос. – Я вам кота принесу, к нам тут один приходит черной масти с белыми тапочками на задних ногах. Симпотный…, я его подкармливаю…, Зюзик зовут.
- А что дашь взамен за гадалки? Темные силы теребить без выгоды - это глупость, карты правду не скажут. Попрыгают в руках, как на батуте и лягут в хаосе лжи. Нужно что-то дать, золото, серебро, деньгу или на худой конец, сволочные каменья - бриллианты давать надо, а то карты сурово накажут за брожение и беспокойство.
- Но у меня ничего такого и в помине нет! – расстроилась Виолетта.
- Ну тогда и нечего тебе гадать! Живи без гадания, как будет- так и быть, чему суждено- не миновать того ни на реке, ни на море-океане, ни в горах, ни в пролесках дремучих и слегка заколдованных. Вот лезет, к примеру, самоуверенный человек-дурачок на рожон, а не знает, что этот самый рожон на то и существует, чтобы его наказывать и доказывать, что он есть! Заходишь в темный лес и подсознательно боишься любого дерева и камня…, и правильно делаешь. Нет знаний –нет уверенности в своей жизни. Понятно? Короче, Виолетта, будут деньги – подскакивай ко мне, расскажу, на судьбу твою карточку кину с правдой, все узнаем, все проверим, предупредим, нарисуем тебе всю картинку твоего ближайшего существования…, эх…, черные дороги, черные пути…
Ада внимательно посмотрела на Виолетту. Глаза любопытной девочки плели паутину любопытства без самого захудалого паука. Девочка поймала себя на какой-то темной мысли о воровстве и улыбнулась. Старушка сразу же отметила про себя: «Вот и молодец! Молодое поколение выбирает тупое и ничем не подтвержденное любопытство и все так же никто себя не останавливает и не думает башкой о темной стороне Луны. Новое поколение выбирает глупость. Большой простор для темной работы…, большой простор…Виват, кто-то снова виноват…
- Ну да ладно, я всегда могу сделать исключение, - улыбнулась старушка. - Например, для тебя, маленькой девочки, у которой пока нет денег и бриллиантов, нет золота и серебра. Есть такое правило: если человек не имеет чем заплатить за гадание, один разок можно и без платы. Потому что великодушие – это обязательное условие моей жизни. А так как я добрая и великодушная ни о каком отказе для маленькой девочки не может быть и речи. У тебя впереди большая жизнь и мы сейчас посмотрим какие сюрпризы тебя ожидают возле черной реки у черной тропы. Каждый хочет знать, что будет дальше, только не каждому дано, не каждый может почувствовать и правильно распорядиться своим будущим… Не передумала еще? Хочешь знать, что будет? Не пожалеешь?
- Ой! Хочу, хочу…, - подвинулась ближе Виолетта и стала нервничать от нетерпения.
- Если хочешь, то и получишь! – сказала Ада, быстрым движением расстегнула кнопку на пятом кармане широкой юбки и извлекла оттуда старые карты и бросила их на стол. – Руку на колоду положи, - велела старушка и улыбнулась, сверкнув глазами. Виолетта положила свою ладошку на колоду карт и замерла в ожидании. – Глаза открой шире и смотри…
Ада преобразилась. Её острый нос заметно шевельнулся на самом кончике. Руки порозовели и исчезли пигментные старческие пятна. Пальцы взяли колоду и одним мимолетным движением разбросали их на четыре равные кучки. Карты легли одна на другую, как будто их слепила неведомая сила.
- На четыре стороны, на четыре головы…, скажи подскажи, карточный кудесник, сплетник и вещун, дай знать на карту чему быть у того, кто к тебе притронулся своей ладонью. Расскажи-завяжи, на пыль придорожную по дороге туда, не знаю куда…, патогенную флору убери, дай расклад на перед и назад… Кенатон велатти, рига мак лау…, сурбенча банверутти…, хадабда…
Дальше пошли какие-то странные заклинания, от которых Виолетте стало страшновато. Сам язык заклинаний был неизвестный, непонятный, тягучий и пугающий. Она едва успевала следить за руками старушки при этом нос у неё то морщился, то шевелился на самом кончике. Руки мелькали длинными пальцами, а перстень бросал мимолетные блики на лицо девочки.
- Правда, правда заходи…, говори на все лады…, заполняй свои ряды, черные реки, черные берега…, - шептала Ада и быстро ковыряла колоду на все немыслимые фокусы.
Карты взлетали вверх веером, ложились разными сторонами друг на дружку, самостоятельно выдвигались из всей колоды, прыгали и составлялись в длинные вереницы. Карты весело трещали, исполняя колдовскую мелодию тёмной стороны. Все это производило какой-то гипнотический эффект на девочку. Она стала медленно прикрывать глаза и к в конце концов быстро заснула, склонив голову набок…
- Щас! Разбежалась гадать тебе бесплатно…, такого не может быть. За слово из будущего надо платить всегда, как ты всегда будешь платить за своё прошлое. Спи, сон в твоем возрасте полезен больше, чем эксперименты с тараканами…, а я пока займусь твоими родственниками, вслух сказала Ада и быстро ударила колодой о стол. Карты отскочили от стола, перевернулись все сразу в воздухе и легли в четыре ровненькие кучки. - Врун-баюн, скажи, что путь мой верен и летчик мой настоящий! - Одна перевернутая карта самостоятельно выдвинулась из второй кучки. Старушка пошевелила кончиком носа, сощурила глаза, подхватила карту пальцами и быстро перевернула. На карте был самолет похожий на этажерку. В кабине сидел улыбающийся летчик и надпись: «Счастливого Полета!». - Ну вот, путь мой верен, я не ошиблась, как в прошлый раз…, меньше надо было пить клюквенного морсу с маросейкой…
Внимание старушки быстро переключилось на знакомый топот четырех копыт по траве. Уши напряглись и волоски в ушах зашевелились. Несмотря на то, что звук был ничтожно тихим, она услышала, распознала и уже прокрутила в голове свой монолог с вероятным животным. Удары копытных шагов стали слышны на ступеньках веранды и вдруг замолчали…
- Чего там стал, как истуканище и нюхаешь воздух? Подь сюды! Иди, не бойся, никто тебе по заднице не надает и резать тебя не будет…, шагай сюда! Я не мясник, я намного хуже…! – медленно, громко и внятно сказала Ада.
Из-за двери веранды показалась крупная голова настоящего барана и толстая масса шерсти. Он внимательно посмотрел на старушку голодными собачьими глазами, глубоко вдохнул и выдохнул. Сделав несколько шагов к столику, он остановился и махнул головой с мощными рогами, закрученными наподобие разорванного бублика.
- Упитанный гаденыш…, бока нажрал на чужих лугах…, как тебя до сих пор никто не грохнул из ружья, а? Столько ничейного мяса шляется в округе. Удивительно! Ничейное мясо гуляет себе под самым боком у всех на глазах. Да…, перевелись охотники и браконьеры…, перевелись, измельчал народец, больше водку жрут натихаря! Молодец, что выбрал правильный момент и пришел ко мне. Между нами живыми существами говоря, ты знаешь зачем я тебя позвала, не так ли? Капито?
Баран махнул головой подтверждая согласие с мыслью старой симпатичной тётки.
- Тебя мне рекомендовали со стороны директора мясокомбината и сказали, что в отличие от своих собратьев ты отличаешься более-менее реактивным мышлением, а мне такой помощник и нужен. Это понятно? Капито?
- Баран снова махнул головой и внимательно посмотрел в глаза старухе. И хотя строение его глаз совершенно отличалось от человечьих и больше походило на крокодильи, его взгляд был красноречивым и понятным…
- Вот и хорошо! Еще мне сказали, что у тебя большая проблема - меланхолия, которая не дает тебе спокойно жить, существовать, изнуряет твои жизненные силы и заставляет быть в погасшем настроении и днем, и ночью, то есть, в потухшем душевном состоянии. Это нехорошо и даже некрасиво. Скажу тебе по-свойски, как новый друг старому другу, что с твоей проблемой я уже разобралась и могу тебе помочь. Более поведаю тебе, что сразу же после того, как ты поможешь мне, я укажу тебе тот зеленый сочный луг, где ежедневно, триста шестьдесят девять дней в твоем бараньем году пасутся одинокие и прекрасные овечки. Они худые как модели по телевизору, и твоя задача к ним направиться, быстро подружиться и сделать их толстыми и счастливыми и при этом стать счастливым самому. Понял, да…, корабль полей? Они мечтают о тебе ежедневно, а ты шляешься по здешним окрестностям в полном одиночестве, жрешь траву, нагуливаешь бока и мечтаешь об овечьих девчонках в своей толстой непробиваемой башке. Всё гораздо проще, мой тупой друг! Овцы тебе нужны, стадо ничейных любвеобильных овец, которые уже сегодня готовы снять с тебя шкуру, а ты сидишь здесь, как дедушка Суворов в деревне. Какова тебе моя идейка, а, Капито? Не идея, а мечта всех черных сестер Андалузии!
- Мэ-э-э-э-э-э-э…, - весело произнес мощный баран, ударил передней ногой в пол, замахал головой и маленьким толстеньким хвостиком на заднице.
- Еще бы! Конечно, и мэ-э-э-э-э и б-э-э-э-э вместе взятые, то есть - да! – тоже весело ответила старушка. – Вижу, что ты уже повеселел. Другого ответа от тебя я и не ожидала, ты же нормальный баран, а не какой-то там тупой идиот из ваших, которые всегда смотрят на новые ворота… А теперь иди за дом к деревянному самолету…, завтра позову и расскажу, как мне помочь. Никуда не уходи, жди меня там, и ты будешь счастлив. Клянусь горой Брокен и настойкой из девятнадцати ромашек…
Баран наклонил голову, резко её поднял, развернул свое тело и, быстро сбежав по лестнице, весело исчез.
- Ну вот, еще одно дельце состряпала! – весело сказала Ада и быстро потерла ладони обеих рук. Она задержала свой взгляд на лице спящей девочки и криво улыбнулась… Взяв в руки одноглазого клоуна, она посадила его рядом с Виолеттой. Открыв ящик под сидением инвалидной коляски, старуха достала клетчатый плед и заботливо укрыла их обоих.
- Работай! – сказала она клетчатому пледу и почесала мочку левого уха.
4
Дверь открылась и изнутри дома вылетели звуки телевизора и громкая музыка со второго этажа. В дверях появился Вальтер с виноватым лицом. Он чесал затылок и приближался к старушке инвалиду…
- Тётя Аида…, понимаете…, дело в том, что…, - начал он и был перебит сразу же в начале предложения.
- Не ори, Пистолетик! Ты что не видишь, что твоя дочь спит? Умаялась девочка на свежем воздухе, когда проснется кушать попросит, а у тебя на кухне ни черта и нет, кроме невинных тараканов и грязной посуды.
- Ой, а откуда…
- От рыбы барракуда! Что ж ты такие вопросы анти логичные задаешь? Вид у тебя виноватый и стрёмный, это потому что человек ты ответственный и совестливый, как все настоящие летчики. Это значит только одно, что борщ твои квартирантки сожрали без тебя и не оставили тебе даже самой малюсенькой кастрюльки. Тебе стыдно перед старухой, которую ты пригласил, якобы, на обед. Вытащил меня из ямы и приволок сюда. А ведь можно было заподозрить, дорогой и уважаемый Вальтер, что ты маньяк - убийца. Заманил старуху несуществующим борщом, а сам хочешь её грохнуть топориком по голове, как описано у товарища Ф-э, М-э Достоевского…
- Да я же…
- Ну пошутила неудачно, что уж тут…, не казни, кормилец! Далее следуем обыкновенной логике: если борщ съеден вместе с кефиром, то на столе в кухне осталась гора немытой посуды, потому что твои домашние родственники посуду мыть сильно разбежались и оставили все тебе. Одна телик зырит на первом этаже, потому как находиться в возрасте преклонном и увядшем, другая скачет под сатанинскую музыку, как джейран на втором этаже. Старуху понять можно, телик её единственное спасение от ужаса жизни изгойской, а вот жену твою бывшую навряд ли можно понять, она у тебя обыкновенная сука, думающая, что она- дочь дракона! Но чтобы быть дочерью дракона нужно как минимум вылупиться из яйца, а не из маминого аквариума. Вот ответь мне на простой логичный вопросик - у твоей жены пуп есть?
- Кто? Что? А…? Пуп…, м -да, есть…, да, видел я его, - растеряно ответил Вальтер.
- А если есть пуп, значит драконом там и не пахнет. Так…, обыкновенная, агрессивная сука- пескаришко мелочь! Они сейчас поголовно все такие, потому что не исполняются их мечты. Это хамское заблуждение может привести её к большим проблемам. Склочная баба с реально маленькой ценой и завышенной оценкой себя для себя. Между всем прочим повествованием моего существования, хочу довести до твоего мозга, что 99% всех замужних женщин считают своих мужей реальными идиотами. Особенно те, которые регулярно получают от мужей кучи денег, привилегий и всего остального, не столь важного для существования этих дам на земле. Одним словом – получается вечный гибрид выгоды только одних от существования глупых и похотливых других! Ха-ха-ха!!! Итак, вывод: борща нет, кефира нет, посуда немытая, стол и пол в тараканах, холодильник пуст, тебя обматерили и загнали в подвальную жижу, голод тонким саваном опутал весь дом, а кушать хочется один хрен. На втором этаже много гонора и дури изгоя, на первом- безразличие и воспоминания ветреных ошибок прошлого… Это не новый расклад на ближайшие часы. Лично я не ела уже давненько... Готова даже гусенице позвоночник заклаксонить. Голод- не тётя, не бабушка и не мама, - он Смерть в окопах или на колесах!
- Что же нам делать? – тихо спросил Вальтер, шмыгнул носом от внутренней обиды и с любовью провел ладонью по голове спящей Виолетты.
- Вечный вопрос убивающий наповал, но не меня. Бери велик, садись на него, я дам тебе денег, езжай в город в магазин и купи там всего нужного для обеда. Бумаг государственных и казначейских- не жалей, они ещё напечатают…, много…, так много, что нам даже в красивых снах не снилось. Кто печатает деньги – для того весь мир в кармане, как сказал пятый Ротшильд, мать его! Одно велосипедное колесо здесь, другое там в магазине… Двигай, дружок, ради дочери своей, шевелись…
- Но мой велик уже лет десять…, как…, - заикаясь начал говорить Вальтер о своем велосипеде и неосознанно глянул в угол. Он замолчал и снова раскрыл рот от удивления и ошарашивания личного восприятия жития…
- Велик твой я починила пока ты был на кухне и слушал «добрые» слова своей бывшей упырицы!
В углу веранды стоял велосипед. Шины были подкачены, старенький насос был плотно прикреплен к раме, цепь была натянута и зафиксирована и даже сидение было чистым. К багажнику старой резинкой была крепко прикручена плетеная корзина с крышкой и два матерчатых пакета в клеточку. В точно такую же клеточку, как юбка у старухи…, в каждой клеточке была нечитаемая надпись. На колесах блестели новенькие золотники. Вальтер онемел…
- Не стоим, не рассуждаем, прыгаем на ручной мотоцикл и крутим педали в сторону города, деньги в корзинке…, там хватит на хороший обед и даже больше. Информация к размышлению: один прокрут педали – равен тройному крутящему моменту, удвоенному на вектор силы и выходящему на уровень Джи в кубе. Это тебе понятно? Я уж постаралась сделать твой велосипедик попроще…
- Ага! – весело ответил Вальтер с улыбкой растерянного человека, не понимая ровным счетом ни-че-го из сказанного.
- Ну-ну! Будь осторожен! Приноровись и езжай бытрехонько, летучие мыши тебе в помощь. Денег в корзинке хватит еще на две пары новеньких носков лично для тебя подарок от меня. Летчики не ходят в рванье, не имеют право, они же летчики, а не кукрыниксы! Носки купи синие, как небо, куда ты скоро полетишь. А туфли завтра тебе нарисуем…, не туфли будут, а колеса с крыльями, как у древнего хитрющего Бога. К исполнению приступить, штурман Мухашвили!
- Слушаюсь! – с придурковатым загипнотизированным видом выкрикнул Вальтер, радуясь новой жизни и нужности новому человеку в его жизни.
- Не ори, бомбардировщик! Ребенок спит. Намаялась небось в школе от дури безразличных учителей и орущих детей. Это похлеще, чем газовая атака при Ипре. Спит девочка, сил набирается, чтобы снова их тратить. Круговорот сил в природе, от того люди и стареют, что ни черта не понимают ни в снах, ни в силах, ни в здоровье…, ни о самих себе в разные времена.
Вальтер схватил велосипед, прыгнул на сидение и с силой надавил на педали. Крепко держа руль, через десять секунд его силуэт потерялся в небритой тополиной аллее. За задним колесом его аппарата взметнулось небольшое облако пыли и травяной мошкары. Вальтер умчался в магазин, охлажденный чужим гипнозом. Такова жизнь каждого, но не каждый замечает, что она именно такова.
- Мое тело с головой нашло летчика и самолет. Этот человек есть настоящий летающий филин…, не подведет! Проветрись на скорости, Вальтик, проветрись. Почувствуй эффект полета, так сказать! – с удовлетворением шепнула старуха и провела ладонью по голове спящей девочки. Затем Ада потерла ладонь о ладонь, почувствовала жгучее тепло и притронулась ими же к щекам. – Теперь займемся бабусей, а потом…
Инвалидная коляска подъехала в двери. Дверь сама тихо и бесшумно отворилась. Аида пошевелила кончиком носа, вдохнула внутренний затхлый воздух коридора, улыбнулась и въехала внутрь. Дверь так же бесшумно закрылась и наступила тишина. На веранде осталась спящая Виолетта в обнимку с бывшим ненавистным клоуном без одного пуговичного глаза. Ветер все так же трогал бахрому абажура, вносил небольшие коррективы в полеты мух и теребил краюшек клетчатого пледа. Там было тихо, потому что старая веранда осознавала наличие спящей девочки у себя в кресле. Все веранды верят в спящих дневным сном, они стараются хранить мир и покой, иногда прерываемый звуками разбитых тарелок, якобы, на счастье. Веранды не знают, что посуда бьется и при массированных вражеских бомбардировках, и при истериках женщин за столом, и по неосторожности и даже при землетрясении.
Виолетта крепко спала. Это был тот самый сон, когда никаких видений, звуков, ассоциаций, цветовых и музыкальных гамм не было вообще. Мозг был отключен, как электрический чайник из розетки. Полная отдыхающая тьма внутри от зашторенных глаз, закупоренных ушей под мягким клетчатым пледом. Что-то хранилось в каких-то дальних углах памяти, что-то уже исчезло… Неконтролируемый процесс переделывания шёл по темным лабиринтам, по которым никогда не ступала нога самой хозяйки таких коридоров. Что-то происходило, спрятанное от глаз и ощущений всего мира, что-то обязательно происходило… Виолетта склонила голову к колпаку матерчатого клоуна, который молчал всю свою кукольную жизнь. Её лицо без эмоций напоминало мумию из Каирского музея много тысячелетних мумий. О том, что она была жива, говорило только её дыхание: ровное, тихое, неторопливое, безразличное ко всему миру и даже к веранде. Ребенок спал, несмотря на то, что человек –это проблема с воспоминаниями. Она спала, накапливая силу для дальнейших шевелений в жизни и ей было совершенно безразлично, что происходит вокруг её состояния легкого гипнотического анабиоза. После обязательного пробуждения Виолетту ожидало два сюрприза. Первый – в новом отрезке её жизни еще не было ошибок, и второй – на столе тётушка Ада оставила три конфеты в ярких этикетках. Если бы в это время кто-то был на веранде не спящий, он бы заметил, как в открытое окно быстро влетела обыкновенная ворона, схватила одну из блестящих конфет и вылетела обратно на просторы. Черная птица сделал большой круг над ближайшим полем, села на ветку дерева у реки и пятью ударами клюва распотрошила этикетку и добралась до содержимого. Раздолбав клювом и проглотив кусочки вафельной конфеты в шоколаде, ворона внезапно взлетела над рекой и так же внезапно, сложив крылья, упала в воду навсегда. Волны реки продолжали шуршать и стирать свою пену, как бельё о ближайшие берега. Жизнь вороньего полета прервалась по неизвестным никому причинам. На столе возле спящей Виолетты оставалось уже две арифметические конфеты. В её голове был оксфордский синий ультрамарин, обыкновенная тишина и едва уловимый запах мотоциклетного бензина вдалеке…
5
Тетушка Ада повернула голову в сторону кухни и улыбнулась тому, что увидела. Там стояла грязная посуда и немытая газовая печь на четыре конфорки. Пол был заляпан, по кастрюле бегали веселые компании тараканов, в воздухе витали последние молекулярные испарения бывшей снеди. Почесав правую щеку тремя пальцами, старуха достала из маленького карманчика на юбке одну зеленую горошину, вложила её себе в рот и прокрутила там языком ровно четырнадцать раз. Надув щеки, Ада зафиксировала миниатюрный снаряд кончиком языка, прицелилась и выплюнула горошину в пространство кухни. Зеленое ядрышко быстро пролетело расстояние до самой плиты и упало в пустую кастрюлю, как в баскетбольную корзину. Звук попадания был минимально аккуратный. Две конфорки на плите внезапно зажглись сами собой, кран медленно открутился, и вода тихонько полилась на первую грязную тарелку, медленно переползавшую под струю. Слева зашевелился холодильник, внутри него что-то стало происходить. На полу все крошки и мусор самостоятельно собрались в кучку и быстро переползли за печь поближе к щелям.
- А вы валите отсюда! – шепнула она тараканам. – Да нет, не навсегда. Ночью заходите за холодильник, я вам там оставлю пожрать…, на всю компанию. А пока ни гу-гу. Спасибо за понимание, партизаны!
Тараканы выстроились в цепочку и быстро, друг за другом, исчезли за той же плитой. Вероятно, именно там были их партизанские тропы и вход в темные схроны. Двери в кухню тихо затворились прямо перед инвалидной коляской Ады. Со стороны комнаты с телевизором раздался храп. Старушка повернула коляску на звук и медленно въехала в комнату. Там на диване лежала бабушка Виолетты в позе очень осторожного сапера и спала, издавая мелодичные храповые звуки. Коляска медленно подъехала поближе к спящей и остановилась. Ада внимательно всмотрелась в лицо бабушки, сосчитала количество её родинок на лице, папиллом на шее, количество горизонтальных и вертикальных морщин, умножила на число Пи и разделила на два, и только потом повернулась к экрану телевизора. Там бородатый мужчина в очках с плохими зубами и волосами, выглядывающими из ноздрей, что-то вещал менторским тоном первооткрывателя Антарктиды. Замотивированный ментор был в плохом пиджачке с неухоженной бороденкой и злыми голодными глазками. Он смешно дергал носом стараясь его продуть изнутри, резко нагнетая воздух. «Вещатель в поисках денег, жратвы и необразованной аудитории» - подумала Ада.
… понимаете…, как бы это вам сказать, чтобы вы поняли все без исключения нюансы…, в принципе, э-э-э-э-э…, если говорить специальным языком, которым я владею в совершенстве, э-э-э-э-э…, там очень прекрасная среда для…, для э-э-э-э-э…, так сказать…, ибо, если же отнестись к этой проблеме с другой стороны…, то в принципе…, э-э-э-э, так сказать…
- Грязный словоблуд, Пафнутий Дураков! – тихо шепнула Ада. - «Очень прекрасная?», ты где учился русскому языку, придурок? Сгинь! – молвила тётка, дернула головой и быстро плюнула в телевизор специальным хамелеоновским плевком с прокрутом по часовой стрелке. Экран мгновенно погас и наступила тишина, прерываемая ритмичными ударами пяток по потолку.
Ада повернула лицо к Ванде Васильевне и увидела её открытые глаза полные ужаса и удивления. Сказать по правде, удивления было больше, чем самого ужаса. В комнате с выключенным телевизором появился вопрос.
- Ну, а что тут еще скажешь? – сразу же выхватила инициативу Ада. – Перед глазами пожилой человек в инвалидной коляске. В голове у тебя, Вандочка Васильевна, куча вопросов. И прошу сразу заметить, законных…, конечно же, законных вопросов. Прошу записать себе на подкорку головного мозга все ответы.
У лежащей на диване бабушки челюсть слегка опустилась и рот приоткрылся.
- Ну это нормальная реакция…, любой психиатр скажет. Итак, я, тётя Ада, дальняя родственница Вальтера Мухи по линии моей тетки Зефиры Мухи. Проездом из Калача в Сибирский город Зачудинск…
- А-а-а, разве такой город…, -наконец-то очнулась бабушка.
- Конечно же есть. Зачудинск основан в 1563 году самим опричником Ивана Грозного Гришкой Паскудиным, там его и повесили…, затем обезглавили и накормили его же ошметками местных бродячих собак. Стыдно не знать историю своих географических просторов. Но сейчас не об этом. Вальтерок меня встретил на вокзале, подарил фиалку, привез сюда, одну ночь буду ночевать здесь, завтра улетаю на минеральные воды. Видно сразу, что вас не потесню, площадь позволяет. Знаю-знаю, что ничего вам обо мне неизвестно, зато мне о вас многое. Веренейка все также долбит пятками по полу под малахольную музычку и совершенствует свое голое тело и башку лысую. Волосы, чай, до сих пор не отросли? Ха-ха-ха! Ада вытащила из юбочного кармана три фотографии, на которых сама Ада была в обнимку с лысой Веренеей в майке со стратегической ракетой на груди, напоминающей большой фаллос…, вернее, картинка находилась между её футбольных грудей.
- Я в шоке! – произнесла Ванда Васильевна и кряхтя села на диван, внимательно рассматривая цветные фотографии. Вид у нее был глупый и оттого очень доверчивый.
- А! Новый молодежный язык? Чуть что, идиотская фраза – «я в шоке». Лишь бы языком что-то сморозить и соврать. Если человек в шоке, он уже сказать ничего не может, он же в шоке, следовательно, он врет как президент Чаушеску сын Андруцэ Чаушеску! Да они, дебилы, понятия не имеют, как это быть в шоке. Между прочим, лучше быть в шоке, чем в коме! – искренне возмутилась Ада и зло посмотрела в лицо бабушке. – А еще, скажу я вам, Ванда Васильевна, говорит любой человек фразу- «я в шоке», ежедневно, пару лет подряд, без всякого на то повода, просто так…, глядишь, он уже в палате интенсивной терапии лежит без сознания, в гипсе, в том самом шоке и на растяжке. И задает он себе вопросик- «За что это мне? Как же это так не справедливо получается?». Ой повидала я таких болтунов…, ой повидала! Вот что значит перестать читать русскую классику. Не язык, а разбавленный мусор с иностранными словечками, блатным вывертом и агрессивно-хамской подачей. Экранизация литературных произведений – единственное лекарство для нынешних дураков-шалапаев.
- Вы так неожиданно появились! – сказала все еще растерянная Ванда Васильевна. На кухне звякнула крышка кастрюли.
- Ветром меня принесло… Это же закономерность. Когда человек открывает глаза после сна или глубоких раздумий, все появляется снова и неожиданно. Глаза закройте и откройте и уже неожиданности не будет. Законы природы человеков. Когда глаза закрыты, ты во тьме, открыты- свет…, открыты, закрыты и так всю жизнь. Как кадры в кино… Между прочим, пока мы с вами здесь разговариваем о моем появлении в доме, чай на столе остынет.
Бабушка повернула голову в сторону небольшого столика, на котором стоял чайник, две чашки на блюдцах, сахар и даже плотно закрытая банка какого-то варенья. Две чайные серебряные ложечки были сделаны в виде вытянутых кошачьих тел с длинными хвостами.
- А откуда…, - с удивлением произнесла бабуся.
- От летящего сорокопуда! Ну что за вопросы неинтересные. Чай стынет – это факт, его нужно использовать в свою пользу, понятно?
- Понятно…, э-э-э-э…
- Никаких «э»!
Ванда Васильевна с охами и ахами встала с дивана и, прихрамывая на левую ногу, направилась в сторону столика. Туда же подъехала и инвалидная коляска. Открыв потайную дверцу транспортного средства, тётушка Ада достала хрустящий кулек, наполненный пряниками в клеточку. В каждой клеточке был какой-то замысловатый значок, но на это бабушка внимания не обратила. Откусив кусочек пряника, она прикрыла глаза от удовольствия и простонала с восторгом.
- Какой пряник! Боже ж мой!
- Боже тут не причем! Пряники эти делали по специальному рецепту, который держат в секрете. Потому такой у них вкус сумасшедший. Не пряники, а сплошная черная голодная зависть. Их хочется есть все время пока не лопнешь. Не пряники, а черти что…, вроде бы ничего особенного, пряник- самый что ни наесть обычного вида, ан нет, хочется его лопать и лопать, почти как оливье, ложками, половниками, лопатами! Так один мой знакомый однажды…, много лет назад, обожрался оливье в ночное время и умер под звуки симфонического оркестра. Эти пряники очень любила моя бабушка – Зоя Маршрутовна Вверх. Особая бабуся у меня была, непростая…
Ванда Васильевна взяла уже пятый пряник со стола и, быстро размолотив его ртом, жадно схватила шестой.
- И чем же это она была непростая? – спросила забитым ртом бабушка Виолетты, часто моргая глазами от любопытства и наслаждения.
- О-о-о-о! – многозначительно подняла палец вверх Ада. – Я вам сейчас расскажу маленькую историю из её жизни. Эта история стала для некоторых очевидцев легендой, кому-то сказкой, а для кого-то абсолютным реализмом. Конечно, кто-то верит, кто-то нет, но лично я верю. Потому что однажды мне шепнули, что подвиг моей бабуси был задокументирован в самом НКВД и лежит, пылиться где-то в темных архивах тайных подземных канцелярий, куда добраться нет возможности. А если бы была такая возможность туда проникнуть, я бы уже давным-давно…, хм…, пардон, увлеклась. Итак…
- С удовольствием послушаю вашу историю… (и нажрусь вкусных пряников с чаем) – сказала и подумала бабушка Виолетты.
- Как вы помните, в те давние годы была страшная война и в 1941 году, когда малахольная группа армий «Центр» напирала на Смоленск, моя бабушка схватила двух моих тёток, тогда еще молодых девчонок и мою маму, и с двумя чемоданами рванула на вокзал, спасая себя и дочерей. Там уже собралось десятки тысяч людей, штурмующих поезда в Казахстан, Самарканд и Челябинск. Ну, как говориться, сенокос судеб на всю катушку. Эвакуация шла полным ходом в хаосе, криках и чертовой неразберихе. В хаосе есть тоже свои незыблемые законы, о которых мало кто знает, но они есть, как ты их не крути. Ко всему прочему неудобству, если можно так назвать ту кровавую мясорубку, налеты немецкого Люфтваффе были регулярными и частыми. Их самолеты безнаказанно бомбили и расстреливали гражданские население, как в тире. Летчики испытывали высочайшее наслаждение от безнаказанности, минимизированного риска и громкой музыки Гера Рихарда Вагнера про полет Валькирий с шершавыми задницами и пушистыми хвостами. Немецкий летчик, как и любой другой, никогда не знает вернется он назад или нет, в том и есть их быстрая летная судьба. А нашенских самолетиков со звездочками на крыльях не было нигде. Вот такой свершившийся факт, что от тайги до Британских морей красная армия всех сильней! Как я потом узнала - их разбомбили и сожгли еще в первые три дня нападения на страну. Одно дело песни распевать, а другое утречком прилететь, разбомбить и улететь, без песен…, молча. Так что немец чувствовал себя в нашем небе очень вольготно и летал где хотел и как хотел, как летучая мышь над полем, у которой природных врагов-то и нету. Но, как говорила моя любимая учительница Фло: «… кто не думает о наказании, тот будет наказан быстрее тех, кто о нем думает!». И этот тихушный закон никто не отменял… даже по другую сторону Старой Зеландии.
- Хм! – хмыкнула Ванда Васильевна и отхлебнула чайку.
- К вечеру моя бабушка с горем пополам погрузилась с детьми на поезд, который шел куда-то, неважно куда, но на Восток. В самые безопасные края в то время. Представьте себе, одинокая женщина моя бабуся, жена командира танкового полка и трое девчонок, а вокруг народу, как манной каши в кастрюле. Народ злой, но слегка счастливый, что в поезд все-таки попал и будет убегать от врага очень далеко и быстро. На вокзале пылали деревянные вагоны, что-то трещало и взрывалось, на земле валялись мертвые люди, кто-то отдавал приказы, кто-то орал от боли, бегали санитары в грязных халатах с носилками, бабусин поезд набирал скорость, и никто ничего не мог поделать. Это и есть законы хаоса, которые создают сами люди и реже создает сама природа. Через пять минут состав, возглавляемый каким-то хриплым майорским офицером, полным ходом уже удирал на Восток. Как рассказывала моя бабушка- это был единственный путь спастись от врагов и детей сохранить. Ну, вроде бы и сказка закончилась. Вот вам и счастливый конец. Все напуганы и прибывают в ужасе, едва ли здоровы, но живы и перспектива жить дальше увеличивалась с каждым километром. Рельсы долбили любимую мелодию – «тадах, тадах…, тадах, тадах…». Чем не хороший конец и уже можно порадоваться за народ, расслабится и съесть миску оливье или даже хряпнуть припрятанного на особый случай спирту? Ан нет, ужастик только начинался. И если бы в том поезде не ехала моя бабуся Зоя Маршрутовна Вверх, всем наступил бы настоящий кирдык, швах, звиздец, кранты и конец их жития пришел бы быстро…, вот!
- О! – произнесла бабушка Виолетты, продолжая молотить пряники из кулька. Глаза её уже стали стеклянными от постоянства получаемого удовольствия, она внимательно слушала и наслаждалась едой, как чистейшим синтезированным кокаином.
- Где-то минут через 17-ть, а может быть даже и 18-ть, позади поезда в небе стал верещать немецкий Мессер, он же и Шмитт. Вскоре появился перед глазами. Летела эта сволочь в одиночку без прикрытия, потому как знал, что наша авиация давно уже металлолом и обгоревшие гайки. Летел, так сказать, прогуливаясь над чужими просторами, безнаказанно. Это через пару месяцев стали ставить на крыши поездов спаренные пулеметики и даже зенитки, а тогда, в первые дни страшной войны крыши поездов были незащищенными, как голая спина экзотической танцовщицы. Налетел этот гад на поезд и давай его из пулеметов поливать. У народа паника, крики, кто куда, были даже такие, кто с поезда с пожитками сигал в кусты, чтобы выжить. Немец пострелял и ушел на второй заход. А в головах у народа один вопрос, кто с этого второго захода получит пулю в голову и погибнет? Бабуся моя девчонок бросила на людей, взяла свою кожаную старую сумочку с разными прибамбасами и залезла на крышу. Немец тот на второй круг атаки пошел, стал стрелять по вагонам и еще бомбу бросил впереди паровоза, сволочь. Хорошо, что бомба ушла чуть левей и рельсы не задела, иначе был бы им всем конец концовский. И пошел немецкий придурочный асс на третий круг. Бабушка моя была человек непростой и всегда проявляла свою революционную сознательность…, но в те времена меня еще не было, и я это знаю со слов тёток и мамули. Народ потом сам увидел из окон и глазам не поверил, конечно же. Бабушка достала из старинной сумочки своей синенький пузырек, выпила содержимое и поднялась в воздух прямо с крыши вагона. Народ увидел и охренел. Охренел не от растения «хрен», а от удивления…, растение тут не при чем.
- Ну я поняла…, да ну…, этого не может быть! – удивилась Ванда Васильевна.
- Вот! Снова дурацкая фраза «этого не может быть». А хотите верьте, хотите нет…, мне без разницы. Я вам рассказываю, что мне тетки поведали, одной было пятнадцать, другой тринадцать. В своем уме были детки, все видели сами. Когда летчик на подлете к поезду увидел мою бабушку в воздухе над вагонами, ему лицо конечно же перекосило, он забыл про стрельбу и про сброс третьей бомбы. Бабушка рассказывала, что такую рожу больше не видела никогда за всю оставшуюся жизнь. Но сюрпризик был еще впереди. Когда фашист, по имени «Генрихь» на самолете, подлетел поближе, бабуся швырнула в его самолет какую-то черную бутылочку. Это потом я узнала, что в той микстуре было полным-полно микробов под названием «грязночиха грызучая», которые жрут метал с большой скоростью. Если вы, как и все люди, хотите мне задать вопрос – откуда у моей бабушки эта бутылочка, то я вам сразу же отвечу: от Курчатова, она была его любовницей. Да-да, тот самый Игорь Васильевич Курчатов, о котором вы только что подумали. Он, оказывается, давно уже синтезировал этих микробов и прятал у себя в сейфе от различных шпионов в будущую пользу страны Советов. Но один экземпляр такой убойной силы подарил моей бабусе под гипнозом её очарования. Это была страшная любовь, электрическая и ядерно-водородная! Бутылочка о корпус Мессершмитта быстро разбилась, микробы упали на метал и стали жрать самолет и надпись: «Генрихь». Пока он до паровоза долетел, уже одно крыло было съедено. В результате совершенно неуправляемая болванка с летчиком и сидением, но уже без мотора, по инерции обогнала паровоз и упала на самые рельсы… Пока ошалевший от невиданного русского оружия немец-дурак отстегивал ремни от крепкого кресла, наш многотомный паровозик на него и наехал, искромсав его немецко-фашистское тело на фракцию гречневой каши. И поделом ему, фашистской морде! Поезд был спасен, а начальник поезда товарищ майор с красным воспаленным носом и ранением в голову, этот невероятный случай весь задокументировал и в ближайшем отделении НКВД сдал для ознакомления. Конечно же ему никто не поверил, подумали, что он алкоголик, из-за носа, но папочку спрятали в архив на века. Простой народ все видел, рассказывал пересказывал друг другу, что случилось с самолетом врага. Стали мою бабусю благодарить, кто нес продукты, кто словом, кто хотел её обнимать, а потом бабушка что-то сделала и весь вагон сразу же уснул, аж до самого утра. Тетка моя рассказывала, что тишина наступила в переполненном вагоне кладбищенская, как будто тот самый самолет всех угробил. Искали потом нашу бабусю разные офицеры из ихней организации «Смерш» и, конечно же милиции, но не нашли, потому как был страшный хаос, а хаос имеет свои законы, описанные в учебниках по физике…, о чем я заявила вам в начале повествования.
- Невероятная история! – прошепелявила бабушка Виолетты. – А пряники очень и очень вкусные. До ужаса вкусные, до кошмара…
- Вот и я говорю, хочется их колошматить без остановки! – улыбнулась Ада и, открыв потайной ящик еще раз, достала оттуда второй хрустящий клетчатый кулек и положила его на стол. Бабушка Виолетты работала челюстями, как гусеница на листьях ольхи. Забыв про остывший чай и про историю спасения поезд, она забрала пряничные остатки и улеглась обратно на диван, где и быстро заснула мирным храпящим сном с пряничными крошками во рту.
- Ну вот…, уснула на неопределенный срок..., как всегда! А еще поговорить, а обсудить политическое положение в стране? – возмутилась Ада и отпила чайку. – Снова здравствуй одиночество!
Наверху выключилась музыка. И стало как-то легче и ушам, и сердцу, потому что музыка была для истинных и документально подтвержденных идиотов, ни гармонии, ни слов, ни наслаждений. Удары голых пяток простучали по полу с севера комнаты в сторону юга. Что-то хрустнуло, хряпнуло, лязгнуло и громкие босоногие шаги послышались на лестнице.
- Ма! – крикнул Веренея.
- Что! – ответила Ада абсолютно идентичным голосом спящей бабушки.
- Пожрать есть чего? Придурок что-то готовит на кухне?
- Готовит! Гремит кастрюлями, я отсюда слышу, - ответила Ада и пошевелила кончиком носа. Запах из кухни шел божественный, напоминающий большую кухню Бухарского Эмира много лет назад, где тетушке Аде пришлось отравить пару десятков неугомонных сластолюбцев, а также всю их небдительную охрану. В подтверждение её слов, на кухне громко звякнула кастрюля и тарелка.
- Ма, а спроси дуралея, когда будем обедать? – прозвучало сверху.
- Уже спрашивала, через час…, не раньше!
- Отлично! Сейчас учитель пения приедет…, откроешь ему дверь…, а я в душ! – прозвучал голос Веренеи с нотами радости в предвкушении встречи с учителем пения и сольфеджио. «Жарь Бамбину стоя…, парам пам парам парурам…!» - раздался наверху звонкий интерпретированный отрывок песни Мирей Матье. Пару ударов пятками по полу на втором этаже, затем громкий удар дверью сказали многое о владелице этих самых пяток. Она не владела очень важной информацией, которой тысячи лет. «Молодые женщины тонких натур никогда так громко не ходят…, у них нет шлепанья голых ступней, у них в крови ходить на цыпочках, на пальчиках, напрягая икроножные мышцы, в тишине, как кошка в саду на прогулке нюхающая цветы или на охоте, нюхающая след дальней мыши. Громыхают пятками совсем другие более грубые натуры, читаемые сразу по грохоту, издаваемому ими, они и сами не знают сколько информации дают о себе умеющим читать. Джигалло и Джигаллет на лицо… Им до Румио и Джулли далеко-о-о-о! Все это уже было и ничего нет нового ни под солнцем, ни под Луной!». Эти мысли быстро пронеслись в голове у Ады. Она достала из пятого кармана конфетку в блестящей обертке с цифрой 1. Цифра была изображена в ярком сверкающем круге с множеством золотистых лучей. Ада быстро развернула обертку, достала вкусно пахнущее содержимое и положила в рот, бросив мимолетный взгляд на часы на стене и зафиксировав время.
- Да уж…, учитель пения…, молодой понтёр на мотоцикле…, уже близко. Вот я с ним и спою пару занзибарских куплетов о тяжелой судьбе мясных костей в тишине бурлящих борщей…, - тихо шепнула Ада и захихикала истеричными нотками дикой радости за свой остроумный организм. Один глаз у нее прикрылся молодым веком с погустевшими ресницами, губы стали пухнуть и принимать красивые симметричные очертания, организм стал заметно меняться.
6
На улице к самой веранде подкатил мотоцикл и, громко гаркнув в воздух два раза, выпустив ненужный дымок, быстро заглох. На его широком сидении сидел молодой человек весь одетый в черный кожаный заменитель с косынкой на башке и в дырявых лайковых перчатках с отпечатанным оскалом собаки с явным диагнозом - бешенство. Из всей его наружности самым ярким пятном или даже двумя пятнами были глаза. Они были светло-голубого цвета с переливами на васильково-небесный, как у Лиссабонского палача, настоящего сознательного садиста, хитрована, лжеца и даже неисправимого подлеца. Глядя на его нос, любой догадался бы, что во время его создания, Господу Богу кто-то позвонил по телефону и сообщил плохую новость. Нос просто присобачили в центр лица и забыли поправить и отполировать. Его сломанный и кое- как поправленный хирургом рубильник говорил о беспокойном времяпрепровождении вне тишины библиотек и чеховских садов. Нос вырос большой с неприличной нашлепкой на конце, повернутый в сторону, похожий на изуродованный хирургом членонос, на кончике которого росло пять черных волосков, как у тропической гусеницы на заднице. В правом ухе была тяжелая серьга из металла очень похожего на золото. Молодой человек, конечно же, не знал, что четыреста лет назад, когда такой же парень или мужчина с серьгой в ухе заходил в таверну в Португалии просушить горло ромом, все окружающие сразу же понимали, что этот матрос уже три раза прошел мыс Горн и Огненную Землю. Такая серьга была как медаль за выдержку, бесконечную рвоту среди огромных бесконечных волн и жгучих ледяных ветров с Антарктиды. По такой же специальной медальке под названием «Мороженное мясо» немцы ценили своих солдат, выживших в лютую зиму под Москвой 41-42 г. Для вновь появившегося персонажа на мотоцикле это было, конечно же, неизвестно, потому что он не читал книги и был обыкновенной придорожной «травой». Ему и без принципа многое было неизвестно. Серьга приятно тяготила мочку правого уха, сердце колотилось в предвкушении встречи со спортивным телом Веренейки и очередного сброса тестостеронового балласта между ног. Из него учитель пения был такой же, как из Махатма Ганди начальник концентрационного лагеря «Освенцим». Мощные сапоги на металлических застежках заскрипели по деревянной веранде и стали бухать по ступенькам. Затем наступила внезапная тишина. Молодой человек остановился у самой двери из-за того, что увидел укрытой пледом спящую Виолетту и какие-то красивые блестящие конфеты на столике рядом с ней. В голове возникла нехорошая вороватая мысль, которая быстро перешла в убеждение. Он тихонько подошел поближе, заглянул спящей девочке в лицо, еще раз убедился, что она спит и это не розыгрыш, и протянул руку к конфете. Подхватив желаемое двумя пальцами, он тут же развернул кондитерское изделие, швырнул фантик на пол и, положив конфету в рот…, улыбнулся. Она была невероятно вкусной и быстро растворилась на языке, внезапно ударив в головной мозг волной радости и счастья.
- Ого, ни хрена себе конфетка! – тихо шепнул парень и причмокнул от удовольствия.
Он снова тихо подкрался к столику. Медленно подцепил со стола вторую последнюю конфету и, быстро развернув, снова бросил в рот. Эффект был тот же, волновой, благодатный, неповторимый, сладкий, оргазмический, фантастический…, офигический, бомбический. Захотев прочитать и запомнить название такой вкусной конфеты, юноша посмотрел под ноги, но информационных оберток нигде не увидел. Их уже не было. Они исчезли. Заглянув под столик и убедившись, что и там ничего нет, парень быстро подошел к двери, взялся за ручку и дверь отворилась. Он замер и медленно сглотнул слюну, заметно прокатив кадык под кожей горла… Это называется - визуальный удар.
Прямо у входных дверей его встретила девушка невероятной гармоничной красоты с редкой естественной подачей. Она вся благоухала неописуемым запахом нежности. В добавок к внезапной картине, всё её появление освещали лучи солнца, и она вся светилась первозданной чистотой и радостью. Девушка была одета в легкое крепдешиновое платье с рисунком нежных парящих в воздухе одуванчиков. Ближе к спине эти одуванчики охватывались пламенем, и уже на пояснице летели одинокие сгоревшие палочки- остяки, напоминающие спички на полу в доме старого алкоголика. Такова была чья-то выдумка, в отличие от тех дЫзайнЭров, у кого есть титулы, но космического полета мысли и золотой выдумки нет. Длинные густые волосы спадали до тонкой талии и закручивались в самостоятельные локоны, похожие на спокойных живых змей. Платье тихо покачивалось в районе чуть выше колен и рисовало ощущение девственности и недотроги. Мотоциклист учитель сольфеджио сглотнул слюну и продолжил осмотр внезапной картинки. Две тоненькие прозрачные бретельки держались на великолепных плечах с чистым нежным оттенком кожи без родинок, пятнышек, веснушек или чего-то еще… Её длинная и крепкая шея держала гордую голову так же, как Терпсихоры на античных скульптурах. Разные глаза зеленого и желтого оттенка придавали лицу загадочную колдовскую силу, внимательность, остроту взора и позыв. Они были слегка раскосыми и умело подчеркнуты бархатными оттенками теней. Её нос, брови, скулы, губы, подбородок- были великолепны, филиграны и утончены. Её совершенно редкая красота убивала сразу и наповал, заполняя чужие миры, чужие головы с самого первого взгляда. Хотелось смотреть, смотреть и смотреть, потому что большинство мира разрисовано анти красотой, агрессией, голодом и завистью к истинно мимолетному совершенству. Перед его глазами стояла редкая в этом мире настоящая озерная тригонометрическая чистота в идеальной симметрии вожделенных линий…
- «Ни х…, себе!!!» – громко пронеслось в голове неожиданным локомотивом. Яркий образ новой девушки был оценен по достоинству с применением русского мата и обязательного озвучивания мужского органа.
Парень с дурацкой тряпкой на голове сглотнул в очередной раз и почувствовал, как пересохло во рту и какой-то тихий дефицит больно кольнул в районе сердца. Такими тряпками подвязывали длинные волосы матросы разных стран, когда шли на абордаж. В данном случае длинными волосами не пахло, а был на лицо обыкновенный выпендрёж, а не абордаж. Нижняя губа дернулась от непонимания момента, мозг отключил сообщения между нейронами. Автоматически его глаза полезли вниз по контуру солнечного образа, туда, где очень заметно выпячивались два, ничем не защищенных, крупных соска. Они выпирали из-под тонкого материала, как две кнопки, на которые почему-то очень хотелось нажать. Его ожидаемое любопытство не осталось незамеченным девушкой. После взгляда на нагло выпирающую грудь, во рту появилось много слюны и в голове возник идиотский вопрос: «откуда так много слюны…, появилось…, а?». Ответа не последовало ни от близких подступов мозга, ни от дальних. Голова была занята безумной картинкой, порнографическими фантазиями класса- ХХХ, громким эхом личных переживаний и еще черти чем. В штанах дернулась специальная домашняя «ракета», желающая немедленно взлетать. На лице у девушки появилась милая улыбка, от которой у парня выступил пот за ушами и на копчике. Мозг буксанул ложными сигналами и выдал звуки, используя рот и горло:
- А…, э-э-э…, я…, ээээ, ааа-аааа, ээээ…
- Ого! Забыл алфавит? Как тебя шарахнуло моим электричеством, Птурсик! Видно сразу, что уже замотивирован и запутался в чертополохе собственных мыслей… Да, без выгоды человеку никуда, а тем более мужику. Что бабуин увидел самку и слюна потекла в трусы, что ты…, результат один и тот же. Природа! Это, как говорила сильно уважаемая мною старая Фло, - «… фундаментальная основа любого живущего и его же кратчайшая дорожка в небытие!» – нежным голосом с придыханием сказала незнакомка, по бесстыжему медленно облизав нижнюю, а затем и верхнюю губу. В её глазах был блеск утренней росы и мученическое наслаждение без секса.
- Э-э-э-э-э-э…, а откуда…, э-э-э-э, - с перебоями заработал механизм передачи информации собеседнику.
- Это мне Веренейка, моя двоюродная сестра рассказала о тебе, Птурс! Все правильно: противотанковый управляемый реактивный снаряд, так она тебя назвала за твои меткие запуски ракет по её танкам, изображенным на спортивных трусах сзади. Вы оба танкисты и воюете уже давно под прикрытием уроков сольфеджио и пения. Вруны, лгуны, обманщики, выжиги и плуты, мерзкие гады! Ну какой, к чертовой бабушке, из тебя учитель гармоний, а? Ты больше похож на худую трахмашину, чем на педагога! Это мне сестричка нашептала о тебе всю информацию, нежный пакостный зверёныш, гадкий извращенец и навуходоносор, одновременно! Чего вылупился и молчишь, модный человек? Заходи внутрь, сейчас мы проверим, из какого железа соткан твой позвоночник и папин генетический подарок. Ада приблизилась к парню поближе, сложила губы трубочкой и дунула ему в лицо чем-то пахучим и будоражащим. Быстро сверкнул кончик её языка, как у ядовитой змеюки и спрятался внутри за белоснежными зубками. Запахло заморскими неизвестными цветами, которые Птурс никогда не видел и не нюхал, затем пошло преобразование в ментол, выжимки альгинои, немного паров алкоголя, зефирная добавка, французский шляпс для шлейфа и постоянства…, а затем…
- Я, это самое…, - еще сильнее стал заикаться Птурс, жадно разглядывая губы новой молодой Ады. Нежный ветер принес новый запах из её рта ему в ноздри. Глаза закрылись и одновременно у мотоциклиста закружилась голова от какой-то благодати. Нос вдыхал аромат близко стоящей женщины, мозг обрабатывал центры удовольствия и бил сладкий набат. Затряслись колени, поджался внутрь живот, снова дернулся в груди какой-то дефицит, что-то воспрянуло духом и настроение поползло вверх до пределов неизвестного градусника. На стенках носа защекотала какая-то неизвестная пудра со вкусом.
- Ого! Прокачал свою страсть? Ты –«это самое»? Какая исчерпывающая информация! Диву даюсь. Если бы я в университете позволила себе сказать эту трижды проклятую фразёнку- «это самое», меня бы лишили волшебных конфет и пряников, заторможенный ты птурсик. Ты можешь представить себе, что твориться в голове у человека, который говорит: …, э-э-э-э-это самое? Полный бардак!
- А, э-э-э, а…, - постарался что-то возразить Птурс.
- Ладно, проехали… Веренейка моется в душе наверху. У вас с ней примитивный общественный союз двух тел. Она сейчас поэтесса или тротуарный мусор на взлете. Мы вдвоем здесь, иди за мной, я угощу тебя замечательным обедом. Если хочешь есть - не надо обращать внимание на голод. Ты же все по забегаловкам гоняешь, как бездомный студенческий пёсик- Фантосик! «Жрать просила девочка у мамы…, толстая мама и толстая девочка, радостный Макдональдс». Видно и по тебе, что по Макдональдсам жрешь капусту с запахом мяса, как гусеница. То там шаурму из кошачьего мяса откусишь за бешенные деньги, то здесь пирожки из обрезков давно умершей и пятнадцать раз размороженной коровы, а про напитки я вообще молчу. Напиток один – кока кола для поломанных безграмотных идиотов! Там усилитель вкуса для привыкания и психологическая покупка глаз этикеткой. Напиток для слесарей, трубы размораживать и туалеты промывать от биологических пробок! Жуть…, кошмар, сплошное заокеанское колдовство! А настоящего свежего кефиру- днем с огнем…, как говориться, не найти. По глазам вижу, что любишь финики поедать, они для тебя как пальмовые батарейки и пьешь много кукурузного пива, что плохо влияет на моторику твоей требухи. Лучше грызть фарфоровую колбасу… Да, времена все те же: и Солнце то же, и Луна, а народ уже другой: новый, безграмотный, чеканутый! Гробят вас ежедневно, рисуют вам, молодым дуракам, дорожку прямо на загородные кладбища, а вы даже не задумываетесь, что вы жрёте. Потому как на городском кладбище все дорого и там хоронят или богатых ворюг, или хоть чем-то знаменитых аферистов и краснобаев. Хотя и тем, и другим совершенно безразлично, где и как, их оперетта давно уже спета. Там разговаривают деньги и алчность за счет мертвых тел. Ой, дорого же спрашивают на том свете за такую спекуляцию…, ой дорого! Короче, по глазам вижу, что хочешь сразу всего: и жрать до удовлетворения и секса до изнурения само-упоения, не так ли, каскадер?
- Я, эээ…, - еще раз попробовал что-то крякнуть Птурс, но речевой запуск не произошел, что-то мешало ему говорить в самом горле. Как будто там застряли зимние детские санки, и кто-то быстро закрыл печную перегородку.
- Желание мужчины – закон! Конечно…, ведь именно сейчас ты не хочешь в библиотЭку сесть и читать дневники Льва Толстого…, было бы нелепо и удивительно. Ладно, отблагодаришь меня потом. Сначала пошли в зону принятия пищи, и я тебя угощу вкусным обедом, а потом покажешь мне, что у тебя там за пусковая установка, о которой Веренейка мне все уши прожужжала, и как она у тебя работает. Жадная она с самого детства, никогда не делилась ни куклами, ни печеньем, ни фантиками, ни мальчиками, ничем. Все себе загребала, сука контуженая. Она там наверху будет долго еще свои телеса вымывать, по причине того, что намаханая на гигиене, чистоте и самомнении. Особенно подмышки будет скоблить и удобрять всякой химией зарубежной. Ей же наше отечественное мыло не нравиться, фифа чокнутая! Сейчас она в своей башке не меньше принцессы на выданье за арабского Трах Раджу – это у нее период такой без сентиментальных аэрокосмических дней между ног. Любит она себя до ужаса, до страха, до сине-красных кругов в глазах. Так любит, что целует свои руки и ноги, а могла бы дотянуться губами, так и задницу свою целовала бы по утрам и вечерам. Не женщина, а самоцеловательная машина! Если ты, милый мой противотанковый снаряд, не знаешь до сих пор, почему она лысая, то я тебе скажу по секрету. Лысая она, потому что волосы у нее растут вовнутрь! Хочешь верь, а хочешь нет, так и есть. Все в мозг растет, пробивая насквозь вещество, заполняя его дополнительными проводами. А что это значит…?
- Что…? – очнулся Птурс и обрадовался за произнесенный собственный звук, похожий на первый квак головастика.
- Что трансформация её мыслей нафиксатурена и заточена на восприятие твоей ракеты, а ты сам, как мотоциклетная личность и самец, являешься обыкновенным водяным пятном на полу. Там в ванной все стены в зеркалах, она каждую минуту должна на себя смотреть и крутиться туда-сюда. Это болезнь такая у неё, наркоманская. Только в данном редком случае она и есть кокаин и героин для своего сознания. – Ада взяла Птурса за руку и подошла к дверям в кухню. Двери медленно отворились и оттуда пошел умопомрачительный запах вкусной еды. Запах зашел в ноздри Птурса и он стал еще больше дурак, чем до появления в доме. Он стал глупь дураковский в пятой степени, потому что терял разум при виде здоровой пищи и красивой жопы. Такова была его карма и смысл жизни до самого молодого конца… Книги как путь к душе его не интересовали, он был очередной изгой на пути к своей близкой смерти…
Все кухонное пространство было вылизано и вычищено. Тарелки стояли в ряд над мойкой с одинаковым наклоном влево подобранные по цвету каймы и размерам. Пять чистых полотенец висели в строгой геометрической последовательности. Пол, два окна, и кафель блестели чистотой. На подоконниках стояли вазы с замысловатым цветами и с такими же названиями. Стол на кухне был покрыт белоснежной скатертью в нежную клетку. В каждой клеточке была какая-то надпись, но Птурсу было не до этого. Он ступал позади Ады и рассматривал её красиво очерченную задницу. Она была лучше, чем у девчонок на самбадроме в февральском Рио-де- Жанейро во время карнавала. Она шла впереди, дополняя очертания своей задницы правильной походкой от лобка. Птурс был очарован такой новизной и реально уже не мог бороться с выпуклыми штанами, львиными мыслями и жгучей гиенообразной правдой.
- Присаживайся, герой нашего времени. Косынку свою дурацкую с черепами снимай насовсем. О, если бы ты увидел горы этих самых черепов наяву, а не на картине Верещагина, ты бы прозрел и никогда эту тряпку на свою голову не надевал бы. Молодежь какая-то глупая, пялят на себя всякую мертвецкую чушь, а от анализа крови из пальца в обморок падают в больничных лабораториях. В морг их даже утром не затащишь, на кладбище ни один их них не вырыл ни одной могилы…, зато все украшено черепами, как бывшими родственниками. Там, где я выросла- это называли «крутизна вареных раков»! Они даже не знают, как пахнут металлические розы на могилах бывших людей.
На столе стояла бутылка с черно-светлым вином. Она была закупорена темно-розовым сургучом, пять раз обвязана старым шпагатом с деревяшкой на конце и там стояла какая-то неразборчивая печать. Первая половина бутылки была наполнена светлым вином, а вторая – черным. Это было удивительно. Ничего подобного в своей небольшой жизни Птурс не видел.
- Конечно, не видел! -громко вскрикнула Ада. – И не видел, и не пробовал, а попробуешь- так и не забудешь никогда. Это моя бабушка из Занзибара присылает нам три бутылки в год этого напитка.
- Мугу! – с ужасом в глазах промычал Птурс и двадцать третий раз сглотнул горькую слюну.
- Ну открывай, мужчина, что ты на неё смотришь, как Циолковский на НЛО.
Парень взял бутылку в руки, приблизил к лицу и стал искать где подцепить, чтобы открыть. Он попробовал оторвать шпагат с деревянной табличкой в клеточку, расковырять вилкой сургуч на горлышке, и даже попробовал откусить. Задача не решалась никак.
- Дай сюда, победитель! – с веселой улыбкой сказал девушка и вырвала бутылку из рук Птурса.
Она приставила деревяшку с печатью к горлышку бутылки, сургуч быстро лопнул на тринадцать ровных половинок, похожих на цветочные лепестки и отвалился. Два чистых граненых стакана наполнились черно-светлым вином и вокруг запахло наслаждением и вожделением. Парень снова сглотнул слюну и попробовал промычать. Коровий звук удался.
- Выпьем за качественную жизнь для тебя. Ты же гость, тебе самое лучшее: женщину, щи с клецками, борщи с макаронами, отдых, свет, ощущения, расслабон, эмоции, массаж и воспоминания, что подержал Мону Лизу за коленку.
- Да! – выдавил Птурс держа стакан дрожащей рукой и быстро опрокинув его в себя. Так же поступила и новенькая Ада, красиво облизав губы языком нежного цвета и успев быстро прикоснуться к кончику носа.
- Я так рада, что наконец-то познакомилась с любовником моей двоюродной сестры…, так рада…, так рада. Теперь у тебя две женщины, она и я. Математика в твою пользу, гаденыш! На каком-то плакате в Германии я видела простую надпись: «Надо делиться!». А кто против?
- А если…, - произнес Птурс.
- Никаких «если». Куда же она денется? Да и согласие её нам не нужно, не так ли, герой нашего времени? Это обыкновенная агрессивная борьба за своё…, всегда нужно пытаться мечтать о несбыточном и готовить паштет из печени крокодила, тогда это самое несбыточное неожиданно придет, станет реальностью, и ты не будешь знать, что с этой несбыточной мечтой делать. Метания, искания, эмоции, черти что и сбоку пистолет…, такой как «вальтер». Это психофизика для астматиков… Ты же читал «Происхождение семьи, честной собственности и капитала»? Я уверена, что читал. Там сказано о мужчинах и женщинах…
- Я, э-э-э-э-э, в принципе…, э-э-э я, - начал Птурс.
- В каком таком, к чертовой матери, принципе? Что вы все постоянно словоблудите, как тупые бараны в загоне? Никакого принципа в помине нет, и ты в нем не был никогда, и никто не был из болтунов. Когда говорят фазу «в принципе», у меня перед глазами сразу возникает черный котел, в котором варят какую-то белиберду с неизвестными ингредиентами. Так…, фразка затуманенная, глупейшая, чтобы секунды в любом повествовании протянуть и выглядеть умным до ужаса. Глупо пытаться быть мудрым. Ты уж лучше молчи, танкист, гроза проселочных дорог, молчи, ешь и запоминай, если человек путает текст одиннадцатого псалма от двенадцатого, о чём с ним говорить, черные реки, черные берега! А ты знаешь хоть один псалом, головастик? – с придыханием шептала Ада, поправляя бретельку сексуального летнего платья с одуванчиками и шевеля двумя красиво выпирающими грудными холмами с кнопками- сосками для кормления пятерых будущих толстеньких детей.
- Нет! –уверенно промямлил молодой человек уже без косынки на голове, упершись взглядом в её грудь.
- Ешь аккуратно в роскоши накрахмаленной скатерти, хоть ты и специалист по брызгам, и зубами не скрежещи. После еды наточим тебе кий, и ты сможешь меня потрогать руками…, везде…, это твой приз, пока лысая дура, моя сестричка, не появилась в полотенце, босиком и лживыми глазами потребителя чужой плоти. Сучище корыстное, лживое…, нерпа холодная, ондатра таёжная.
Тарелка с горячим борщом стояла перед Птурсом, а в центре возвышалась горка девственной сметаны, по краям плавали крупные фасолины, слегка присыпанные мелко порезанной петрушкой. Сбоку в белоснежной тарелке с морским ободком лежали тринадцать розовощеких пампушек, натертых чесноком без запаха. Аромат борща продвигался в его ноздри по кратчайшему вектору прямо из тарелки в нос. До еды Птурс стоял на распутье: начинать трогать руками Аду или чего-то перекусить? Желудочные соки победили. Вино ударило в голову, тело стало легким и прилив зверского аппетита грохнул в зубы и в язык. Хотелось кусать и отрывать клочки мяса и хлеба с маслом. Молодой организм мотоциклиста брал своё. Зверский аппетит нахлынул быстро: озеро слюны, зубы, языковые присоски, горло, желудочные соки, все заработало мгновенно, как одна большая биологическая машина. Застучала ложка, клиент стал подстанывать от удовольствия, мычать, вгрызаться в горбушечный хлеб и быстро облизывать сметанные края. А в это время…
7
А в это время, Вальтер мчал по трассе обгоняя все машины. Водители не понимали, как велосипедист может ехать с такой скоростью и удивленно глядели ему вслед. Все были уверенны, что это летит какой-то чемпион по велоспорту. Несколько немецких машин рванули с места вдогонку, измеряя свой азарт с азартом очень веселого велосипедиста, но у них ничего не получилось, и они остались позади. Ноги странного мужчины на велосипеде давали больший рывок, чем двигатель Мерседеса. Это не укладывалось в здравый смысл. Вальтеру стоило крутнуть три раза педали и его двухколесный велик улетал вперед, как заряд противотанкового гранатомета. Он уже привык к скоростному режиму и, сузив глаза, быстро отплевывался от мошек, попадавших ему в лицо. В голове звучал все тот же авиационный марш, звучал громко и торжественно, напоминая ему своё истинное предназначение на земле. Петь вслух он не мог, потому что насекомые врезались в его шею, уши, прикрытые глаза, нос и рот. Мимо пролетающий жук больно вонзился в лоб Вальтеру и сразу же умер, распавшись на мокрое пятно. Решив уменьшить скорость, он прижал педаль старого велика и свернул к обочине.
- Псих! – крикнул кто-то из машины пролетевшей мимо. Одинокая рука показала неприличный жест, который никогда на этой территории неприличным не считался. Здесь неприличной считалась комбинация из трех пальцев, то есть дуля. Получил ли удовольствие завистливый человечище, проехавший мимо на черном «катафалке», это неизвестно никому, но жест показал, нагадив своей дальнейшей судьбе и здоровью.
- Ага! – тихо ответил Вальтер и широко улыбнулся. Безразличие к людям работало как противоядие от тех же самых людей. Вальтер этого не понимал, но приспособился за всю свою жизнь и ничего хорошего от народа не ожидал и не надеялся, потому вел жизнь изгоя и на самом деле людей не любил.
До супермаркета, который был обыкновенным магазином, а никаким не маркетом, и уж подавно не супер, оставалось метров сто. Подъехав поближе, он остановился. Открыв крышку плетеной корзинки, он увидел на дне старый кожаный кошелек с поржавевшей кнопочкой на боку. Кошелек был похож на давно слепленный вареник с начинкой, который никто до сих пор не съел. С обратной стороны кошелька можно было разглядеть до основания стертый значок в сохранившейся клеточке. Значок напоминал глаз какой-то птицы, не то совы, не то кукушки. Щелкнув кнопочкой, он заглянул вовнутрь, а там, толстенькой пачкой аккуратно лежали деньги, свернутые в трубочку. Настроение у Вальтера поднялось еще на три деления по шкале подлинных радостей. Будучи человеком запасливым с самого детства, он взял две бумажки и запрятал их в задний карман своих брюк, который застегивался на крепко пришитую пуговицу. Это был его брючный заначечный банк, от наполнения которого ему всегда становилось теплей на душе и появлялась уверенность в завтрашнем дне и даже вечере. Перед Вальтером стала задача, где оставить велик, чтобы его не украли. Недолго думая, он поставил велосипед возле решетки слива дождевой воды и заднее колесо утопил в щели. Ему показалось, что так будет надежней. Велосипед очень отличался от современных и, как настоящая ухоженная рухлядь, едва ли был кому-то нужен. Убедившись, что велик в надежном положении, он развернулся и нырнул в двери обыкновенного магазина, который почему-то, какая-то глупейшая голова назвала иностранным словом «супермаркет», а не «сверхмагазин», «замечательный магазин», «отличный магазинчик», «магазин изобилия» и так далее. «Обязательно нужно было насадить чужое название на чужом языке…, не иначе это был бесочерт или чертобес с чужими мозгами! Никакого супермаркета на территории России не существует и никогда не существовало. Слово позорное и глупое, с латынью связанное и на хрен здесь ненужное никому…!» - подумал про себя Вальтер и сплюнул в сторону урны.
В корзиночную коляску на колесиках Вальтер сразу же бросил две пары новеньких носков. Хотел бросить четыре пары, но бросил две, как сказала старая карга. Его любимой расцветки в полосочку не было, и он купил носки в клеточку. Туда же улетели пять шоколадок для дочери, пачка чипсов с перцем и запахом креветок для мамы его бывшей жены и палка запечатанной колбасы с непонятным названием на непонятной этикетке для бывшей кровопийцы. Рядом с Вальтером все время крутился какой-то прыщавый юноша. Его глаза воняли предательством, воровством и грязными мыслями. Отметив в уме, что у юноши прыщей намного больше, чем у него самого, он повеселел и приободрился. В голове звучала музыка счастья неизвестного композитора. Юноша имел лицо шелудивого кота нагадившего в центре ковра под белоснежным роялем. Схватив с полки две банки какой-то современной, просроченной, полу алкогольной дряни, юноша быстро засунул их за пояс и с укоризной посмотрел на Вальтера, как на случайного свидетеля его личной жизни.
- Че вылупился, придурок! – раздраженно спросил прыщавый и спрятал за пояс еще три маленькие упаковки просроченной жвачки и бутылку пива.
- Ага! – нейтрально ответил Вальтер и покатил свою тележку в сторону овощного и фруктового отделов. В голове у Вальтера, в который раз пролетело убеждение, что все люди в той или иной степени несчастные и, как результат, - говорящие и передвигающиеся в пространстве проблемы!
Набросав всякой всячины в корзинку на колесах, прихватив еще двадцать девять куриных яиц и пять бутылок минеральной воды без газа, он направился к кассе. Кассирша была потрепанная, пожеванная и не выспавшаяся лахудра, но с густо наклеенными черными ресницами. Её жженные желтоватые волосы торчали из-под синей шапочки, большая фасолевидная родинка сидела на верхней губе сразу под правой ноздрей и напоминала черти что, глаза были больше злые, чем печальные, губы слегка накрашены кое-как, на едва заметной выпуклости на груди была табличка с надписью- Борман Е.Е., а ногти на руках желали мыльной заботы. Она была в своей жизни одинокая неряха, ненужная никакому мужчине женщина. Вальтер почувствовал печаль за кассиршу.
- Засссе…, пакет давать? – автоматически прогундосила женщина, даже не взглянув в лицо покупателю.
- Здрасьте – забор покрасьте! – весело ответил Вальтер и утвердительно кивнул головой в пользу пакета.
Пропустив все продукты через пик-машину, взвесив овощи и забив цифры в кассу, женщина с родинкой под носом зевнула во весь рот, даже не подумав прикрыть пасть ладонью. Вальтер заметил редкие ряды неухоженных зубов с металлическими островами. Затем женщина огласила приговор, то есть, сумму к оплате. Вальтер достал старый толстенький кошелек тетушки Ады и расплатился. Он дал ей ровно одну тысячу сто пять рублей. Кассирша взяла деньги, пересчитала, спрятала в ящичек и быстро щелкнула по клавишам. Взглянув на табло, она снова открыла ящичек с деньгами и протянула Вальтеру сдачу, ровно семь тысяч семьсот пятьдесят рублей и семьдесят семь копеек. Он автоматически протянул руку и замер. А когда Вальтер задумывался, он всегда замирал и не шевелился, как матерый сапер перед новой миной. Это включался отдел головного мозга, который отвечал за анализ, логику и совесть. Цифры взорвались в голове, мимо промелькнули образы морковки, колбасы, свеклы, постного масла, куриного филе, картошки, шоколадок, минералки, хлеба и всего остального. Отданные деньги никак не сходились со сдачей, которая лежала на грязной пластмассовой полочке перед его глазами. В голове включился давно не включаемый честный человек с глупым лицом настоящего честного человека. Откуда не возьмись в голове мелькнула пионерская дружина с красными галстуками, «…взвейтесь кострами синие ночи, мы пионЭры- дети рабочих…, близиться эра светлых годов…, клич…, будь…, тов», песенка заметно промелькнула мимо, как трассирующая пуля. Так же, откуда совсем не возьмись, всплыли тонны собранного бесплатного металлолома и макулатуры, очень большая и, наверное, сладкая грудь пионервожатой недотроги Леночки нагло выпирающая на всех слетах дружины, хитрый прищур вечного удмурта-убийцы с бороденкой, унылое лицо товарища Суслова, черные брови товарища Брежнева, какие-то торжественные клятвы и даже лозунг из его прошлого: «Пионер- всем пример!», а также «Коммунизм –это молодость мира и его возводить молодым!». Честный человек загорелся внутри на полную мощность, как стог колхозного сена. Как только Вальтер открыл рот, чтобы возразить против изобилия сдачи, неожиданный спазм схватил за горло и звук не появился. Рот сковал какой-то стоматологический страх с настоящим запахом эфира.
- Вы чё вылупились на меня, гражданин? Берите товар и отваливайте, – гавкнула злобная, одинокая и нелюбимая мужчинами кассирша. – Чё стоим, га?
- А-э-а-ээээ, э! – ответил Вальтер и два раза показал указательным пальцем на неправильную сдачу с чеком, лежащим сверху купюр.
- Бери сдачу, глухая тетеря…, и не задерживай! – еще злее прошипела старуха слева, дрожащей рукой выкладывая на ленту пятнадцать пачек «Мивины», пачку риса, три луковицы, соль, сахар рафинад и два коробка спичек. Она сказала это так, как будто хотела размозжить Вальтеру голову тяжелой киянкой за задержку стратегического конвейера на секретном заводе.
Больше думать было нельзя. Больше думать оказалось вредно и неполезно. Вальтер быстро плюнул в лицо внутреннему честному парню с пионерским прошлым, быстро схватил сдачу, хрустящий пакет с продуктами и выскочил на улицу. Сердце колотилось, он был возбужден и ничего не видел вокруг. Совесть- это наследственная душевная сила. В тот момент, когда Вальтер выскочил из магазина, он лишился той силы и одновременно наследства. Его честный человек внутри уже умер от попадания первой оскорбительной капли в его голову. Он был нежный для общения с обществом. Вальтер даже не заметил, как возле выхода из магазина двое здоровых парней схватили прыщавого юношу- вора, который оказывал им активное сопротивление, повалили его на пол и достали из-за пояса все им украденное. Воришка громко плевал им в лица и кричал молодежные вычурные бранные слова, похожие на инвалидов русского языка, но получив резкий и точный удар в селезенку, обмяк, как член после акта любви. Вальтер этого не видел и не слышал. Впервые в его жизни он почувствовал странную радость от чего-то по- настоящему плохого, темного и нечестного. Радость была ошалевшей, она крутилась где-то в груди, лаская все внутренние органы какой-то победной песней, она залетала в голову и сверкала там искрами и салютами какого-то торжественного, раннее неизведанного состояния. Вальтер впервые в жизни ощутил себя человеком риска и героем знаменосцем на крыле летящего истребителя Лавочкина. Когда он осознал, что вся сдача- это реальный неучет и он может спрятать деньгу себе в карман с крепкой пуговичкой, сердце затрепыхалось, как потревоженный богомол перед взлетом. Это была настоящая прибыль, которая принадлежала только ему. Его сознание принимало темную сторону поступка с распростёртыми руками, потому что его честный человек уже был полностью мертв. Настроение вскипало до краев его внутренней кастрюли. Какая-то неизвестная чернильница перевернулась и окрасила половину мозга.
Укрепив корзинку на багажнике, Вальтер уверенно прыгнул на велик, как на боевую лошадь-иноходца, поставил ноги на старые резиновые педали и рванул в сторону дома. В голове орал марш, в сердце бурлила тридцать седьмая закипевшая волна счастья, руки крепко держали руль велосипеда, как штурвал самолета. Все машины, мчавшиеся со скоростью девяносто или сто километров час, быстро оставались позади. Ему хотелось летать, и он почти летел. Вальтер понял нечто и это нечто освободило его совесть от гирь и балласта старой заплесневелой морали… Что-то изменилось… Что-то очень сильно изменилось в его сознании... В ушах все также посвистывал ветер, мошки, мухи и жучки врезались в лицо и шею, отлетая в стороны уже в мертвом или полуобморочном состоянии, но Вальтер мчался вперед, нажимая на педали, увеличивая скорость и успевая думать о старухе Аде, сегодняшнем приключении и незаконченном самолете по ту сторону дома. Ему показалось, что его жизнь получила не просто толчок вперед, а самый настоящий смысл, которого раньше никогда не было. А жизнь без смысла – это протухшее болото с лягушками и комарами, которые никогда не станут драконами и орлами.
Уважаемый читатель! Продолжение на авторском сайте.