Борение во доме

Феликс Птицев
Ксения посмотрела на горемычного и в который раз его пожалела. Святая Ксения Григорьевна Петербургская. Маленькая,  умильная старушка в мужском зелёном камзоле. Витя отвёл глаза в сторону и тут же снова нарвался на другой, одновременно осуждающий и прощающий взгляд любимого всеми Николашы. Николая Угодника.

Икон было много. Мама часто ездила в паломнические поездки и привозила хотя бы одну - самую ценную,  самую почитаемую,  самую чудотворную.  С канистрой святой воды в комплекте. По привычке звала сына с собой, но Виктор под предлогом гигантского цунами дел отлынивал, уворачивался как мог,  оставаясь у себя в Питере в комфортных  домашних условиях. То есть - по маминому разумению - во грехе и в усладе.

Грехов за сыном водилось действительно много и, Слава Богу, что мама ничего не знала про самый гейенно-огненный,  содомский: уже лет десять Виктор  встречался с разными парнями, а с Мишкой, приезжим студентиком-медиком, прожил около года, нахлебавшись сполна его выкрутасных, "анатомических" сцен. Ещё, присосавшись, курил одну за одной сигареты, не обращая внимания на пугающие картинки и под мамины причитания, попадая ей каждый раз на глаза с рюмашкой водки или бокалом шипучего сидра, автоматически становился вслед за отцом,  "умершим от цирроза печени", беспробудным алкоголиком. А уж сколько "не тех" книг Виктор прочитал и фильмов просмотрел -  не счесть. "Это всё в тебе гордыня, спесь, сладострастие..."   

Мама жила в маленьком городке, расположенном на берегу неширокой, порожистой реки. Водоворотов в реке было столько, что, казалось, любой, кто решит её переплыть, сразу пойдёт на дно, угодив в царство хитрых русалок и вечно резвящихся чертей. Но Витя легко одолевал пятьдесят метров с препятствиями, вылезал на камушек и замирал в позе уснувшей ящерицы, старательно подслушивающей сказочные истории или бесконечные сплетни. Помимо рынка, супермаркетов и нескольких еле-еле работающих предприятий была в городе только одна достопримечательность -  белостенная церковь Святой Троицы, куда мама, не пропуская по возможности ни одной службы, либо тихонько брела рано утром через заброшенный парк с остановкой возле трёхсотлетнего дуба, либо спешно заказывала такси, дабы не опоздать на Исповедь.
 
Обзаведясь всевидящим Хорнетом, Виктор, делая редкие гостевые вылазки в родные пенаты, к своему удивлению обнаружил пяток работающих анкет, а с одним увальнем татаро-монгольского ханства (и нетерпеливого хамства) даже пересекся в кустах возле речки, помогая ему избавиться от семени прямо Виктору на лицо. Мужик остался доволен и ждал обещанного сигнала-приглашения,  чтоб с лёгких, оральных заигрываний перейти наконец в заветную глубину.

***

В середине июля мама в который раз отправилась на две недели на Валаам, а Виктор, давно поджидающий удобного момента, чтоб оказаться в доме одному, готовился к монгольскому нашествию. Рука уже набрала заветный номер,  выслала "ПРИВЕТ Я ЗДЕСЬ НА ВЫХОДНЫХ МОЖЕМ ВСТРЕТИТЬСЯ" и... вдруг всё удалила.
 
Борения во доме - это примерно как изгонять дьявола, приручать, успокаивать собственных бесов. Виктор сам себя называл околоверующим и, хоть и был крещёным, не сильно вдавался в смысл церковного обряда и православных молитв. Но всё, что касалось мамы, исполнял беспрекословно, неукоснительно,  чувствуя,  что если что-то сделает не по Его и её наказу - погибнет, сломается, произойдёт чёрт знает что.

Представив, что в этой намОленной мамой за долгие годы квартире может случиться жуткий разврат, а все святые, любовно развешанные по стенам, станут свидетельствовать против него, Виктор вдруг запаниковал и через несколько минут, останавливая перетягивающие друг друга чашки весов, сделал сердечный выбор: трижды перекрестившись,  отчеканил в смс "ИЗВИНИ В ДРУГОЙ РАЗ" и, подстраховываясь от искушения,  окончательно удалил приблудившийся когда-то номер. И почти сразу по мобильной связи от мамы пришла благая весть. "СЛАВА БОГУ, ВСЁ ХОРОШО.  УПРАВИЛИСЬ. НЕ ЗАБУДЬ ПОМОЛИТЬСЯ ЗА МЕНЯ И НЕ ПЕЙ. Я ВСЁ ВИЖУ, ВСЁ УЗНАЮ..." 

Отче Наш, Иже еси на небесех...