9. Шэлл. Монтгомери. Диалог

Черных Анастасия Алексеевна
Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить.[1] В моём случае, думал Хьюстон, это был Хазард, который должен подъехать с минуту на минуту, чтобы они вдвоём отправились к Саманте Форд. Она сейчас вместе с детьми жила у родителей. Насколько Хьюстон помнил из документов родители мисс Форд Гуго и Тэмми Монтгомери жили в посёлке Шэлл, название которого происходит из слова «панцирь» и «оболочка». Насколько помнил предысторию Хьюстон, место так окрестили из-за грозы водоёмов — миссисипского панцирника. Смертоносным челюстям этого хищника под силу перекусить даже аллигатора. Благодаря внешним сходствам её ещё называют рыбой-аллигатор или аллигаторовой щукой. Самая крупная подстреленная особь весила 104 кг! Когда-то в Шэлловском озере обитали эти монстры, этот посёлок был адаптирован на любителей рыбалки и рыбной ловли пресноводных обитателей. Но не теперь. Сейчас здесь жили непростые люди. Посёлок перестроили специально для богачей под их вкусы с пристрастиями. Зажиточный мини-городок.
               Пока Хьюстон наслаждался произведением «Смотрите! Мрачные ночные останки!» (Хор Наковальни) Норберта Балатша[2] в домофон позвонил Хазард, извещая о своём приезде. Хьюстон не стал ему открывать, а сняв пластинку, бережно убрал произведение, запер дверь и спустился к неизбежности. Хазард был крайне довольный. Ему выпала возможность несколько часов ставить на напарнике свои опыты в законной форме, так как они едут после благословения Пингвина.
               — Доброе утро, Хьюстон! Как говорится, кто рано встаёт, тому никто не даёт. Что, не с кем было покувыркаться ночью?[3] — ехидно приветствовал коллегу Хазард. Но Хьюстон не повёлся к ещё большему удовольствию своего напарника, что ознаменовала начало задуманного эксперимента. Поскольку Хазард знал, что может вывести Хьюстона своей музыкой и болтовней, то самое логичное решение, конечно, напрашивалось применять орудия на практике.
               Двое мужчин сели в машину, Хазард завёл своего коня Доджа Челленджера Р/Ти круто срулив на дорогу, выехал на улицу Паттона. Им нужно выехать из города и через Арбористов выехать на Кольцевую автостраду, а там навигатор скажет куда ехать! Вбив в прибор необходимый адрес и включив в настройках отображение пробок на дороге, довольный водитель Хазард закурил и искоса взглянув на Хьюстона, который отвернулся к окну, включил для начала одну из своих любимец Пэтси Клайн. Они ехали мимо коттеджных домов по правую сторону и зелёных пустошей по левую сторону, мимо периодически встречающихся автозаправок и автосервисов, которые загадили вид, как считал Хьюстон. Хазард в это время не переставал говорить. Например, что в течении первых пяти лет своей карьеры певица выпустила 17 синглов. За исключением сингла «Гулять После Полуночи» (1957), который сейчас играл, успех её ранних пластинок был весьма незначителен. Объяснялось это тем, что продюсеры настаивали на том, чтобы Клайн исполняла только песни, написанные группой старомодных авторов. Хотя в те годы она имела мало влияния на подбор исполняемого материала, Клайн удалось записать несколько интересных работ в стиле рокабилли[4]. Они выехали на автостраду, а Хазард как только услышал начало «Я падаю на куски» воскликнул о написании этого суперхита в 1960 году, который вскоре возглавил кантри-чарты и послужил образцом для так называемого «нэшвиллского[5] звучания» кантри-музыки 1960-х. Все это время Хазард курил одну сигарету за другой, периодически прикладывался к взятой собой бутылке воды. По телефону практически вечером они условились с Хьюстоном, что не буду нигде останавливаться, а воспользуются всеми льготами хозяев дома, к которому они направляются. Так их будет сложнее не пустить. Главное зайти. Остальное приложиться. К тому же у Хьюстона есть какая-то шпилька на Саманту Форд. А Хьюстон все так же продолжал смотреть в окно, никак не реагируя и даже не пил воду. Это настораживало. Уж нехолодную месть он замышляет по обратной дороге, если так продолжится? Но вот они уже выехали на Шэлловскую трассу, вокруг ничего кроме лесов и лугов с адским пепелищем, как думалось Хазарду, который залил бензобак под завязку, используя кондиционер в полную силу.
          Они проехали по мосту через устье реки и стали потихоньку встречать коттеджи, выстроенные вокруг озера, создающих посёлок Шэлл со своим мини-центром и развлечениями на природе. Если сравнивать это место с улицей Барт-Стрит, то сама мысль о сравнении уже представлялась абсурдной. Уровень жизни с роскошью настолько очевиден, что застревал в глазах. Каждый куст, дерево, цветы, посаженные вдоль дороги и на садовом участке владельца высажены под строгим дизайнерским руководством из страха смерти быть сдвинутым влево или вправо хотя бы на миллиметр. Все гармонировало и сочеталось друг с другом. Распланировано и построено с расчётом на то, чтобы создавать впечатление одного цельного полотна. Несмотря на то что здесь присутствовали дома и коттеджи (даже замки!) всех возможных и немыслимых архитектурных вкусов, даже здесь все гармонично и едино соединено в одно целое. Именно из-за этого посёлок Шэлл не показывал ничего, кроме того, что живущие здесь богаты до омерзения.
               Хьюстон и Хазард искали дом четы Монтгомери по адресу Лесная, 2. Несмотря на все представленное здесь изобилие, к именованию улиц подошли халтурно, решил Хазард, выруливая на нужную дорогу, выкидывая окурок на асфальт. Подгадим местную идиллию. Лесная. Новая. Мир. Дружбы. Весенняя. Вот и все названия. Такое впечатление, что под конец строителей и подрядчиков настолько все достало, что они решили не заворачиваться и окрестить улицы ванильнообразными тошниловыми именами. Хазарда даже передёрнуло, как только он поставил машину напротив нужного строения. Мало того что Лесная тут не к месту, назвали бы уж Песочная, стало бы ближе к истине, так само строение (а у Хазарда язык не поворачивался назвать это что-то домом) трудно передаётся описанию. Это что-то напоминало разные зеркальные элементы тетриса, в который играл косолапый ребёнок, так как расположение фигур нагромождалось одно на другое, выпячивая некоторые куски за границу разумного. Наружность спасало само месторасположение, вид из окон давал возможность домочадцам насладиться песком, озером и лесами. Только ради этого стоило здесь что-то строить.
               Едва лишь Хьюстон вылез из машины, непривычно сдержанный и даже не кислый, что начало пугать Хазарда, у него зазвонил телефон. Дисплей высветил офицера Кейси Чоко:
               — Хьюстон.
               — Инспектор! Вы не поверите! — захлёбывалась офицер Чоко, глотая слова. — Тут такое просто невообразимо!
               — Успокойтесь. Говорите внятно, медленно и чётко. Я включаю громкую связь, — сказал Хьюстон и, поманив к себе Хазарда, включил динамик. На улице ни души, эхо криков и возгласов счастья с берега озера свидетельствовало о том, что летом можно проводить время совсем по-другому.
               — Так-так... — нервничала Кейси Чоко. — Ладно... Минуту... — слышно было, как девушка саму себя успокаивает дыхательной гимнастикой. — Эксперт, которому я предоставила всю бухгалтерию жертвы, сопоставил оригиналы с копиями в компьютере. Все в порядке. Но он на этом не успокоился и поехал в налоговую за сверкой данных из компьютера с поданными документами. И вот тут-то он попался, инспектор! Этот эксперт мой знакомый...
               — А поподробнее? Вы с ним ходили на бейсбол, где ты прожужжала ему все уши про свою любимую команду, а потом вечер закончился... — оживился Хазард зацепившись за пикантную для него подробность, но Хьюстон резко кольнул его вбок так, что у того перехватило дыхание и он согнулся с тяжёлым вздохом.
               — Что? Я не...
               — Продолжайте.
               — Эм... Так вот... — потерялась офицер Чоко и тут же взялась за дело. — Мы сопоставили цифры. Подняли все документы, от подоходного налога до деклараций о доходах и имуществе публичных должностных лиц начиная с открытия салона. Он воровал! Он крал у самого себя! Судя по часто встречающейся цифре один, он разработал систему. Обычно случайное подсознательное число для создания... 
               — Что-то ещё? — прервал Хьюстон Кейси Чоко, так как она начала красочно и подробно, используя неизвестную бухгалтерскую терминологию, описывать все тонкости и моменты найденной махинации.
               — Офицер Стар переговорил с сотовым оператором. Они нашли интересную переписку с неким Рахсаном Кхутом. Грузин похоже. Судя по ней, они встречались время от времени. Вроде ничего подозрительного, но суть в том, что мистер Форд просил у мистера Кхута арендовать склад. На что этот склад и где он находиться не указано. Мистер Форд отдавал ему деньги каждый месяц за это. Сумма несущественная, но она нигде не отображена в его бумагах. Плюс мы разрабатываем список клиентов. Боюсь, многие из них крайней влиятельные и заметные личности. Вызвать их на беседу вряд ли получится.
               — Страйк, Чемодан! Начальству сообщили? Мы только приехали и будет в лучшем случае в участке часа через четыре.
               — Мы обо всем докладываем старшему инспектору. На данный момент суперинтенданта нет на месте. Ему пришлось выступить с дополнительной информацией для прессы. Он даже Пресстона не подключил. Насели на нас со всех сторон!
               — Значит, кто-то слил информацию в участке, — отрезал Хазард закуривая. Тон его голоса изменился, став стальным и жёстким. Может, Хазард и любил говорить, но болтливость и трепло, это разные вещи.
               — Суперинтендант также считает. Поэтому оставил старшего инспектора себе на замену, пока «я буду засовывать в эти брехущие глотки столько текста, чтобы они его выблёвывали и им же подтёрлись» если точно цитировать шефа...
               Хазард расхохотался, Хьюстон промолчал. На этой ноте они отключились. Как только они закончили разговор, двое мужчин направились к строению. Мысль о том, что хозяев не будет дома, у них не возникала. Здесь было все что нужно, для проведения летнего отдыха с семьёй и спасение от невыносимой духоты. Асфальт буквально расплавил их обувь, пока они дошли до двери. Хьюстону показалось, что он уже ступнями чувствует близость конца существования кожи на своих ногах. Но вот они попали под козырёк, спасший их положение хотя бы немного, Хьюстон нажал на звонок. Где-то в доме заверещала трель. Именно заверещала, другого определения этому чудовищному звуку Хьюстон не нашёл. Тут побежишь отворять дверь только из желания не услышать этот звук ещё раз.
               Им открыла женщина от сорока до сорока пяти, хотя возраст её трудно определялся из-за чрезмерных инъекций в лицо. Чёрные крашеные волосы подчёркивали, несмотря на это, её красоту и зелёно-карие глаза с застывшим презрительным выражением. Она смотрела на них так не из-за их профессии, предубеждений или ещё чего-то только ей ведомого, Тэмми Монтгомери взирала так на всех. Одета не по сезону. Слишком официально, пусть и светло-бежевая блузка без рукавов с серыми гетрами на высоком классическом каблуке. Щеголять по дому на шпильках одна из новомодных тенденций богатых дам подчёркивать свой статус в обществе. Даже ступать по этой бренной земле, на ровне с простыми смертными, выше их достоинства.
               — Чем могу помочь? — приветствовала новоприбывших женщина, окинув их холодным душем из глаз.
               — Инспектор Хьюстон и Хазард, — взял слово Хьюстон также безразлично окинув хозяйку с головы до ног взглядом. Тэмми Монтгомери это оценила. Она не обиделась или оскорбилась, но поняла, что сбить спесь с этого человека ей не удастся. Нужно с ним считаться. — Мы приехали поговорить с вашей дочерью, Самантой Форд. Вызывать её в участок нет необходимости. Нужно задать пару утончающих вопросов. Вы можете присутствовать при процедуре для подтверждения её слов, конечно же.
               Хазард молча слушал, как и Тэмми Монтгомери. Что же, у нас есть серьёзные основания поговорить с женой Форда, да ещё Хьюстон спрятал какой-то козырь в рукаве, думал Хазард, приняв стойку полицейского. Перед этой фифой не нужно показывать свою безалаберность. К каждому человеку свой переключатель. Это только Хьюстон умудряется своей природной тишиной вытягивать из людей рано или поздно все, что только он захочет.
               — В этом нет необходимости, — отрезала женщина. — Моя дочь взрослая мать. Она должна и умеет постоять за себя. Прошу входите. Гуго сейчас нет на месте, так что вы сможете поговорить без его навязчивого опекунства, — отступила Тэмми Монтгомери в сторону, приглашая посетителей зайти в дом.
                — Спасибо, — поблагодарил Хьюстон, пройдя в прохладу помещения. Высокие семейные отношения у них тут гнездятся, усмехнулся Хазард, последовав за напарником. Женщина закрыла за ними дверь и повела вглубь дома, цокая каблуками, эхо которых звучало оглушительной дробью в замкнутом пустом пространстве.
               Первое что бросалось в глаза, это любовь владельцев к лестницам. Их так много и они объединяли множество разъединённых перегородками помещений, что разбегались глаза. Там две-три ступеньки, пять-шесть, четыре лестницы на второй этаж. Каждая комнатка заставлена по-минимуму или же полностью обжитая. Общий светлый деревянный паркет с яркими и разноцветными обоями в каждом закутке. Синий, багровый, зелёный, оранжевый, фиолетовый, жёлтый, розовый. В то же время, если снаружи строение вызывало ступор, то внутри, несмотря на все изобилие элементов и цвета усматривалась логика. Хьюстон готов поклясться, что видел где-то подобное изображение, настолько ему резало глаза, все убранство комнаты навязчиво что-то напоминало... Дом имел форму правильного куба! Четыре больших куба, каждый из которых составлен из четырёх правильных кубов!
               — Проект этого дома прорисован лично мной, — провела мужчин в центральный зал Тэмми Монтгомери. — Меня вдохновило одно изображение, которое показал мне мой друг-математик. Это одна из визуализаций...
               — Трёхмерного варианта канторова множества[6] — нигде не плотного[7] совершенного[8] множества, — восхитился Хьюстон, по-новому взглянув на мисс Монтгомери.
               — Абсолютно верно, — она кивнула, приняв знания подобного аспекта от такого мужчины, как должное. — Мой друг прочитал мне лекцию на эту тему. Теория множеств[9] создана во второй половине XIX века Георгом Кантором[10] при значительном участии Рихарда Дедекинда[11], привнесла в математику новое понимание природы бесконечности, была обнаружена глубокая связь теории с формальной логикой, однако уже в конце XIX — начале XX века теория столкнулась со значительными сложностями в виде возникающих парадоксов.
               Как только мужчины сели на кожаный крокодиловый диван, хозяйка села напротив них на такой же, не предложив им ничего. Гостеприимство из всех щелей, потушил Хазард сигарету в пепельнице, которая стояла только для гостей, уж больно сверкающая и новая. Хазард не вмешивался в обмен вежливостями, даже если эти любезности вылились в беседу о высшей математике. Он, конечно, знал, что Хьюстон парень не дурак, но иногда спектр с размахом его знаний поражал. Хьюстон не любил говорить и в основном отмалчивался, но если нужно, способен вести диалог всякой сложности. Он один из тех людей, кто хватает любую информацию, которую видит и хранит в долгом ящике, пока она не пригодиться или всплывёт сама по себе в тех или иных обстоятельствах. Сейчас как раз именно такой случай. Тэмми Монтгомери одна в доме. Тишина в доме свидетельствовала отсутствием детей. А где чада, там и мать. Значит они на озере. Вывод: слушаем, курим и ждём.
               — Я знаю, что в 1960 - 1970-е годы в рамках теории музыки была создана собственная теория множеств, предоставляющая средства чрезвычайно обобщённого описания музыкальных объектов, взаимоотношения между ними и операции над их группами, такими как транспозиция и обращение. Однако связь с математической теорией множеств более чем опосредованная, и, скорее, терминологическая и культурная: в музыкальной теории множеств рассматриваются только конечные объекты и каких-то существенных теоретико-множественных результатов или значительных конструкций не используется; гораздо в большей степени в этой теории задействованы аппараты теории групп[12] и комбинаторики[13]. Но я, почему то уверен, что вы в курсе работы дизайнера Биннингера.
               — Да. После того как я увидела визуализацию, я решила найти есть ли что-то подобное уже созданное человеком. И вы правы, инспектор. В большей степени под культурным, нежели содержательным влиянием теории множеств немецким дизайнером Биннингером в 1975 году были созданы так называемые «теоретико-множественные часы» также известны, как берлинские часы, вошедшие в Книгу рекордов Гиннеса как первое устройство, использующее пятеричный принцип для отображения времени посредством цветных светящихся индикаторов. Первый и второй ряд индикаторов сверху показывает часы, третий и четвёртый — минуты; каждый светящийся индикатор соответствует пяти часам для первого ряда, одному часу для второго ряда, пяти минутам для третьего ряда и одной минуте для четвёртого ряда. Часы установлены в берлинском торгово-офисном комплексе Европа-Центер. Я лично летала увидеть их вживую. И... А вот и Саманта с девочками.
               Действительно. Тэмми Монтгомери и Хьюстон так увлеклись, а Хазард рассматривал внутренности дома, что трое людей не заметили бурного появления ребятни с Самантой Форд. Она выглядела подзагоревшей и отдохнувшей, лёгкое летнее платье соблазняло. Мокрые волосы придали ей ауру свежести и морского, несмотря на озеро, волнения. Две шестилетние девочки-близняшки в одинаковых цельных купальниках пронеслись мимо визжа на второй этаж, оставив на полу мокрые следы только так сверкнувших пяток.
               — Вы не предупреждали о приезде, — не церемонясь, сказала Саманта Форд, убирая лезущие мокрые волосы на лицо. В эту минуту она была до невозможности очаровательна, даже не поверишь, что её муж ей изменял! Такой-то желанной женщине!
               — В этом нет необходимости, — отрезала мисс Монтгомери прежде, чем мужчины успели что-то сказать. — Эта работа всё-таки. Инспектор Хьюстон с напарником не задержаться здесь дольше чем им положено, — встала Тэмми Монтгомери с дивана и подойдя к замершей дочери прошептала ей на ухо так громко, что услышали все. — Ведь твой брак в порядке. Тебе же нечего скрывать? — и на этой ноте удалилась, добивая дочь звуком стучащих каблуков.
               В комнате стало как-то неловко. Наверху шумели дети. Саманта Форд нервно села на место матери, пытаясь усесться как можно удобнее не переставая поправлять короткое платьице.
               Она ведёт себя так, как моя цыпа, когда не знает, как скрыть разбитый по неуклюжести предмет, умилённо наблюдал Хазард за женщиной. А точнее, смотрел удавом на маленькую мышку. Но прошёл миг, и она взяла себя в руки, готовая говорить или отрицать.
               — Мисс Форд, — взял слово Хьюстон, несколько вяло. Его лимит общительности исчерпался максимально, он выдавливал из себя слова. Нужно было оставить все своё красноречие на жену жертвы, а не на её мать. Но Хьюстону мало попадалось достойных собеседников, несмотря на его немногословность, способных говорить с ним о значительных и высоких материях. А Тэмми Монтгомери произвела на него впечатление. — Перейдём сразу к делу...
               — А с моей матерью вы к делу сразу не переходили. Иначе так долго не задержались бы здесь, — усмехнулась с фырканьем Саманта Форд, посмотрев Хьюстону в глаза и тут же их отвела.
               — Не буду отрицать. Ваша мать умная женщина, — не стал спорить Хьюстон. — Не то что вы.
               — Чего? — опешила Саманта Форд, переведя взгляд на дымящего Хазарда, не веря, не ослышалась ли она.
               — Давайте без церемоний, мисс, — поддержал выпад Хазард, поняв тем самым, что Хьюстон себя исчерпал, раз переключился на бесконтрольные грубости. Придётся брать партнёршу вести танец дальше. — Как Хьюстон сказал, к делу. Мы не спрашиваем, заметьте. Мы констатируем факт, что вы знаете эту вещь.
               На этой ноте Хазард достал из кармана герметично запакованную брошь-орден. В эту минуту Саманта Форд показала все, из чего она сделана. Не дрогнул, ни один мускул на её лице, не поменялась её поза и положение на диване. Идеальная живая статуя. Если бы только не глаза. Даже человек, не умеющий различать вспышки эмоций в зрачках, увидел бы ярко сверкнувший блеск. Холода и огня. Отвращение и ревность. Все в одном диком флаконе. Прошла минута. Все трое сидели, смотря на брошь. Женщина взяла украшение. Со всё такой же непроницаемой маской покрутила его в руках. С разных углов рассмотрела, не меняя выражения лица и тела. А потом вернула на стол:
               — В первый раз вижу эту вещь, — с полным достоинством защищая свою задетую гордость, ответила она Хазарду, но непроизвольно переведя взгляд на Хьюстона олицетворявшего молчаливого судью... не выдержала. Не сдержалась и, согнувшись пополам, разрыдалась громко и шумно.
               Хьюстон поднялся. Гостиная с кухней имели смежное помещение. Он сходил на кухню. Пооткрывав множество малиновых шкафчиков с чёрным металлом нашёл стакан, набрал из-под крана воды и понёс рыдающей женщине, на плачь которой спустилась её мать. Тэмми Монтгомери взяла стакан из рук Хьюстона и протянула Саманте Форд. Та жадно проглотила воду, продолжая всхлипывать, глубоко дышала, делая дыхательную гимнастику пытаясь успокоиться.
               — Мисс Форд. Причина, по которой я уверен, что эта самая брошь должна была быть подарена любовнице вашего мужа, а не вам в вашей фразе. Вы помните её? Когда мы с сержантом Янгер приехали к дому за бумагами и просили дать нам оригиналы. «Я просто думала, что это будет причинной!» Сама формулировка вашего восклицания вызвала недоумение. Что «это»? Ваши слова навели меня на мысль о любовнице. Хотя, признаюсь, предпосылки крайне зыбки. Но беседа с мистером Брэкберном, владельцем «АвтоЛоскБрэкберна» подтвердила, что ваш муж, пока обслуживалась машина... Общался, если хотите, с Джоан Сикс. Вы ведь знаете, кто такая Джоан? У вас бы не возникло подозрений, не заметь вы их вместе.
               — Да... — высморкалась Саманта Форд в салфетку, которую протянула ей её мать, сев рядом с дочерью. — Я видела их вместе один раз в салоне. Как они ворковали... А потом... Эта оставила платок в машине... Но я сделал вид, что не заметила его! — в отчаянье причитала женщина, обращаясь уже скорее к матери, чем к детективам.
               — Ты сказала, что готова с этим смириться, — холодно отрезала Тэмми Монтгомери. Их разговор о любовнице протекал не в первый раз.
               — Но эта... Бляшка! — с отвращением выпалила Саманта Форд, взирая на украшение, как на огромного мерзкого тарантула. — Я просто не выдержала, когда нашла её. Джаспер знает... Знал, что мне нравиться антиквариат, но не до такой степени! А эта девица, судя по тому разговору, самому первому, что я слышала, интересуется этой тематикой. Из-за этого они сблизились! В общем, я как нашла, психанула и швырнула украшение в стену! Оно сломалось! Только потом меня отпустило! Я запаниковала, что он возьмёт её и обнаружит... И заклеила кое-как...
               Саманта Форд выплёскивала весь накопившийся стресс на присутствующих. Ей становилось легче. Тэмми Монтгомери с нескрываемой брезгливостью выслушивала излияния своей дочери. Но Саманта Форд этого не замечала, а точнее, уже знала реакцию матери и нашла более благородных слушателей. Почему она не сказала о своих подозрениях в первый раз? Хьюстон считал, что из-за оскорбленного достоинства и нежелания выставить себя дурой. И споткнётся гордыня, и упадёт, и никто не поднимет его; и зажгу огонь в городах его, и пожрёт все вокруг него[14]. Показать мужу, что она все знает и не дать использовать её во второй раз. А он считал, что Джаспер Форд использовал её для достижения своих желаний оказаться в сливках высшего общества, так как его родной отец потеряв богатства и славу, не жалел об этом, а радовался. Хазард же считал, что Саманта Форд не желала выносить позор из семьи. Как там Цезарь говорил? Люблю измену, но не изменников! Измена сама по себе не нонсенс, но раздутый скандал мог повредить её отцу, Гуго Монтгомери. Отношения с матерью у неё с натяжечкой, несмотря на то что она рассказала ей о любовнице мужа. Что же, такую тему может обсудить только женщина с женщиной.
               — У вас ещё что-то, инспектор? — обратилась к Хьюстону Тэмми Монтгомери, полностью переключив все внимание на него.
               — Ещё один вопрос, — обратился Хазард к Саманте Форд. — Нам тут птичка нашептала, что ваш муж деньги отстёгивал некому Рахсану Кхуту.
               — Рахсан? А он тут при чём? — спросила Саманта Форд, придя в себя от удивления.
               — Знаете, кто это?
               — Он владелец лавки с овощами и фруктами на рынке. Я с ним созваниваюсь каждую пятницу. Он привозит мне свежие овощи с фруктами. На всём рынке у него самая вкусная зелень!
               — Спасибо, мисс Форд. Как только вы нам понадобитесь ещё раз, мы вам сообщим.
               Саманта Форд не пришла в восторг от такого заявления, но смолчала. Особенно перечить Хьюстону она не стала, а безмолвно кивнула в знак согласия. Тэмми Монтгомери проводила мужчин до двери. Открыв её, она позволила им выйти из дома, сказав Хьюстону на прощанье:
               — Обращайтесь, инспектор. Вы из той породы людей, которые молчат и я уверена, что вы не будете распространять информацию, куда не следует. А раз я так в вас уверена, можете рассчитывать на моё полное содействие в этом деле. Пора расставить все точки над i в этой истории, — на этой ноте хозяйка дома, не попрощавшись, закрыла дверь.
               — Чёрт возьми, Хьюстон! — скалился Хазард, пока они шли к машине. — Ты определено понравился этой дамочке! Она сказала «на моё содействие»! Муженька своего, как и дочку, она ни во что не ставит, однако. Но это не главное! Мы едем обратно! А значит, нас ждут целых три часа Вилли Нельсона!
               Хьюстон остановился, не дойдя до машины. Хазард тоже встал. Хьюстон развернулся и вплотную приблизился к Хазарду, чуть не соприкасаясь с ним. Такой поворот обескуражил Хазарда, застывшего на месте. У него возникло ощущение, что ему на плечи упало небо, настолько тяжело стало дышать. И дело не в жаре с духотой. Аура вокруг Хьюстона сделалась такой густо-плотной пустотой, что Хазард пробрал озноб, перешедший в холод. А когда он заговорил, Хазард подумалось... Что ему подумалось в тот момент? Он и сам не знал, как описать тембр и силу голоса Хьюстона, обрушившегося на него сковывающим водопадом слов.
               — Обратно. Мы. Едем. В полной. Тишине. Понятно? — Хьюстон взял ключи от машины из рук Хазарда, выключил сигнализацию. Пришедший в себя Хазард покосился на свои руки. Они дрожали. Их била дрожь. Он посмотрел на напарника, севшего на переднее пассажирское сиденье, ожидавшего своего водителя. Он сделал у себя в голове пометку, зафиксировать результат сегодняшних ощущений от проведённого эксперимента над Хьюстоном. Хазард с трудом закурил, сделал затяжку и ухмыльнувшись какой-то хищной и злой улыбкой с затуманившимися зелёным блеском в глазах, сел за руль.
 
[1] 1-е Пестра 5:8.
[2] Норберт Балатш (родился 10 марта 1928, Вена) — австрийский дирижёр и хормейстер. Он начал свою карьеру как баритон в опере Венская государственная опера. В настоящее время он хормейстера Коро Академии Санта-Чечилия.
[3] Цитата из «2,5 человека/Два с половиной человека» (Two and a Half Men).
[4] Рокабилли — музыкальный жанр, ранняя разновидность рок-н-ролла, представляющая собой синтез рок-н-ролла и кантри-музыки (особенно её южного поджанра — хиллбилли и, возможно, блюграсса).
[5] Нашвилл, Нэшвилл — город на юге США, столица штата Теннесси, центр округа Дейвидсон. Расположен на берегу реки Камберленд, в центральной части штата. Город является крупным центром здравоохранения и образования, важным транспортным узлом, а также столицей музыкального стиля кантри, благодаря чему получил прозвище «Город музыки».
[6] Канторово множество (канторов дисконтинуум, канторова пыль) — один из простейших фракталов, подмножество единичного отрезка вещественной прямой, которое является классическим примером дисконтинуума в математическом анализе.
[7] Нигде не плотное множество-множество A {\display-type A} топологического пространства( X , ; ) {\display-type (X,\tau )}, внутренность замыкания которого пуста, иInt ; A ; = ; {\display-type \operatorname {Int} {\bar {A}}=\varnothing }наче говоря, множество, которое не является плотным ни в одной окрестности пространства.
[8] Совершенное множество — замкнутое множество, не имеющее изолированных точек, то есть совпадающее с множеством всех своих предельных точек.
[9] Теория множеств — раздел математики, в котором изучаются общие свойства множеств — совокупностей элементов произвольной природы, обладающих каким-либо общим свойством.
[10] Георг Кантор (3 марта 1845, Санкт-Петербург — 6 января 1918, Галле (Заале)) — немецкий математик. Он наиболее известен как создатель теории множеств, ставшей краеугольным камнем в математике. Кантор ввёл понятие взаимно-однозначного соответствия между элементами множеств, дал определения бесконечного и вполне-упорядоченного множеств и доказал, что действительных чисел «больше», чем натуральных. Теорема Кантора, фактически, утверждает существование «бесконечности бесконечностей». Он определил понятия кардинальных и порядковых чисел и их арифметику.
[11] Юлиус Вильгельм Рихард Дедекинд (6 октября 1831 — 12 февраля 1916) — немецкий математик, известный работами по общей алгебре и основаниям вещественных чисел.
[12] Теория групп — раздел общей алгебры, изучающий алгебраические структуры, называемые группами, и их свойства. Группа является центральным понятием в общей алгебре, так как многие важные алгебраические структуры, такие как кольца, поля, векторные пространства, являются группами с расширенным набором операций и аксиом.
[13] Комбинаторика (Комбинаторный анализ) — раздел математики, изучающий дискретные объекты, множества (сочетания, перестановки, размещения и перечисления элементов) и отношения на них (например, частичного порядка).
[14] Иеремия 50:32.