Из цикла "Неудобные люди"
Люся нервничала. Сейчас помогли бы конфетки или сладкий чай, но нельзя. Как назло, ужасно есть хочется.
В детстве Люся не задумывалась о еде. Мама приносила из детского сада, где работала нянечкой, банки с супом, пакеты с кашами, нарезанный хлеб и сухофрукты из компота. Редко — котлеты или кусочки манной запеканки, плавающие в мутном розовом киселе. Другая еда была только по праздникам. Когда-то давно, когда ещё с ними жил папа, мама жарила курицу и пекла пирожки. А однажды папа пришёл не сильно пьяный и подарил Люсе коробку зефира в шоколаде.
— Куда ты ей, лучше бы на новый год оставили, — возмущалась мать.
— Дитю нужнее, — отбрехивался сомлевший отец.
А Люся утащила коробку в свою комнату и упивалась небывалым гостинцем. Она любила есть, когда никто не смотрит. Мать заругала бы, увидев, а то тряпкой по лицу хлестнула. Дело в том, что маленькая Люсенька открыла для себя способ делать вкусную еду ещё вкуснее, обгрызая её со всех сторон. Если, к примеру, банан, то из него получался скользкий, будто мыльный, стержень. Если яблоко, то сначала нужно съесть кожуру, снимая её зубами по всей поверхности, потом серёдку выгрызть, тщательно обсосать чешуйки, скушать ядрышки из семечек. А потом уже приниматься за белую мякоть. С конфет следовало сперва объесть шоколад. С тортика же, наоборот, вкусное вперёд - слизать крем. Но тортики уже позже были, когда Люся выросла. В детстве давали всего один кусочек на блюдце и следили, чтобы "не чудила".
Мать часто повторяла, что скоро умрёт, так что девочка совсем не удивилась, найдя её на кухне: бездыханную, но ещё сжимающую стакан с недопитой водкой. Алкоголь Люся всю жизнь ненавидела. У матери не было другой радости. Вот и дорадовалась. Вместе с соседкой, тётей Нютой, организовали похороны и какие-никакие поминки. Из маминых подруг несколько человек пришло, а из Люсиных только Нинка. В интернат оформлять не стали, и то — почти восемнадцать девке, школу заканчивает. На первых порах тётя Нюта помогала, а после того, как дядя Семён, её муж, Люську снасильничал, не приходила больше.
Родилась девочка, с очень большой головой. Люся её кормила-кормила, и днём, и ночью, песенки ей пела, Сонькой назвала. Но девочка почти не спала, а всё плакала. Плакала Соня четыре месяца, потом тоже умерла. Тогда Люсю из жалости взяла на работу заведующая садиком, в котором когда-то работала мама. И наступило весёлое сытое время. Дети Люсю очень любили, особенно, когда она книжки на разные голоса читала. Особенно, если в сказке волк выл или медведь басом говорил. А когда зайчик лепетал, все смеялись. Воспитатели часто оставляли группу на Люсю, и то — в тихий час нужно же людям покушать, да отдохнуть. Опять пошли супчики, запеканки в баночках, а иногда четвертинки яблок и апельсинов, если не очень вкусные фрукты попадались. По вечерам забегала в гости Нинка, с конфетками или пирожными, смеялась, болтала о всяких делах и женихах. Нинка Люсю никогда не презирала и за дурочку не считала, потому как знала, сколько книг прочла Люся. Полный шкаф родительский, шутка ли. Да из ближайшей библиотеки, небось, половину книг. Потом Нина вышла замуж, в декрет, а после села на диету, и вечерний чай Люся пила в одиночестве, зачастую "с таком". С зарплаты покупала "Птичье молоко", обкусывала глазурь, после ела корж, а напоследок самое вкусное — белое, похожее на детсадовскую манку, суфле.
Мать была полной женщиной, Люся до её одежды скоро доросла, тогда проблема с гардеробом отпала. Пусть старомодные вещи, люрекс безвкусный — плевать. Зато на сэкономленные деньги можно было сходить в театр или на выставку. А ещё в кафе за эклерами. В них Люся тоже сначала тесто съедала, а потом уже крем. И ничего в мире не было вкуснее сливочного сладкого кусочка, тающего во рту. Зажмурить глаза и долго прислушиваться к внутреннему ощущению счастья…
Из садика уволили за пустяк, родители увидели, как Люся рукой собирает остатки пищи с тарелок, а потом облизывает пальцы. Вкусно же! Заведующая ничего не сказала, отдала трудовую книжку с единственной записью и необъятный белый халат на память — такого размера в садике никто больше не носил.
По знакомым в няньках Люся недолго работала. Если хозяева видели, как она ест, то расчитывали сразу. Хотя какой там расчёт, когда работать няня подряжалась за копейки, а то и за еду. Детей очень любила, и они её. Но не судьба, своих больше не было, да и кто на такую позарится?
Стала Люсенька собирать бутылки и прочие интересные вещи, сдавать их в пункты приёма, искать на помойках возле супермаркетов просроченные товары. Иногда очень даже хорошие продукты попадались. Продавщицы Люсю жалели, она чистая ходила, не пила никогда, в отличие от других нищих. Кое-что ей откладывали специально. Однажды пирожное берлинское дали, немного с плесенью, но вкусное. В нём глазурь кисленькая такая. В другой раз сырков глазированных полкоробки. Так радостно их выколупывать из шоколадных одёжек! Люся достала любимую с детства книжку про Ассоль, смаковала сырки и читала, стараясь не испачкать страницы глазурью. Счастье!
В одном магазине Люсе отдали котлеты, от них рвало три дня, а сил еле хватало доползти до ванны и напиться воды из крана. Ни переодеться, ни помыться. Почти неделю Люся болела, тогда начались пролежни в складках её рыхлого тела. Ни хозяйственное мыло, ни ежедневный душ не помогали. После той болезни Люся встретила на улице Нинку. Та с трудом узнала бывшую подругу.
— Что с тобой, Люсенька? Во что ты превратилась? А запах! Ты хоть представляешь, как ты воняешь? Уж прости за прямоту.
Выслушав Люськины бормотания, Нина ещё больше обеспокоилась.
— А воды пьёшь много? Сушит во рту, говоришь? К эндокринологу тебе надо, чудо в перьях. Нет, не сама, я тебя запишу и прослежу, давай документы.
Полис оказался просроченным, кое-что пришлось заново оформлять, так что к врачу Люся попала только через месяц. Очень стыдилась в очереди сидеть (запах!), стеснялась рассказать о самочувствии, а на вопрос о питании расплакалась.
— …Никакого сладкого, строгая диета, контроль сахара в крови, — доносились словно издалека слова строгой тётушки в накрахмаленном халате.
— А что можно, если сладкого нельзя?
— Яблоки можно, но немного. Чуть-чуть кураги. Делайте упор на овощи, салатики каждый день.
Люся кивала головой, а сама думала, где же их найти, овощи эти?
Вот и сейчас, дома, она разложила ежедневную добычу на старом кухонном столе: пакет с крошками от печенья, клубничный йогурт, сухие булочки, два помятых яблока. Дико хотелось есть. Люся заварила чай, тоже просроченный, но очень вкусный, с бергамотом. Высыпала в миску печенье, покрошила булочку и залила всё это йогуртом. Подумала немного, и яблоко сверху потёрла. Что бы там врачи ни говорили, хорошо покушать — это радость. А как иначе? Что же ещё любить? Что предвкушать? Чем наслаждаться?
Оглядела "салатик", счастливо улыбнулась и раскрыла замызганную книгу:
"Ты будешь большой, Ассоль. Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнёт алый парус. Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая волны, прямо к тебе. Тихо будет плыть этот чудесный корабль, без криков и выстрелов; на берегу много соберётся народу, удивляясь и ахая; и ты будешь стоять там. Корабль подойдёт величественно к самому берегу под звуки прекрасной музыки; нарядная, в коврах, в золоте и цветах, поплывёт от него быстрая лодка… "