Всенародному Владимиру Высоцкому –
от благодарных современников
…Мой финиш – горизонт – по-прежнему далёк,
Я ленту не порвал, но я покончил с тросом –
Канат не пересёк мой шейный позвонок,
Но из кустов стреляют по колёсам.
Меня ведь не рубли на гонку завели –
Меня просили: «Миг не проворонь ты!
Узнай, а есть предел – там, на краю земли?
И можно ли раздвинуть горизонты?»
Владимир Высокий,
«Горизонт», 1971
Стёкла, стёкла… манкий заслон. За стеклом окна неистовствует весна, славя вечную жизнь, на стекле монитора штормит море, искушая волей. С гибельным восторгом рвутся в клочья волны, выплёвывая пену на каменистый берег, тонет в тумане горизонт и мечется на ветру одинокая чайка…
Музыка стелется многоголосьем над неоглядным простором, роняя в бездонье тоску и надежду поэта:
Реет над тёмно-синей волной неприметная стайка,
Грустно, но у меня в этой стае попутчиков нет –
Низко лечу, отдельно от всех, одинокая чайка, –
И скользит подо мной
Спутник преданный мой –
белый мой силуэт.
Но слабеет, слабеет крыло –
Я снижаюсь все ниже и ниже, –
Я уже отраженья не вижу –
Море тиною заволокло.
Неужели никто не придёт,
Чтобы рядом лететь с белой птицей?
Неужели никто не решится –
Неужели никто не спасёт?
Необъяснимая сопричастность к каждому слову перехватывает дыхание. Я слушаю известный мне «Романс мисс Ребус» на стихи Владимира Высоцкого в берущем за душу музыкальном сопровождении и удивляюсь неожиданному и такому родному его названию «Чайка»…
Печаль песни перетекает в драматизм, нарастающий от куплета к куплету. Крещендо! И сквозь всхлипы гитары и волн пробивается откровение чуткого женского сердца: «Володя был потрясающе одинок – он принадлежал миру и Богу…».
Это прозрение пришло к Нине Ургант, когда она наблюдала за Высоцким и во время его нередких ссор и примирений с Мариной Влади и в процессе работы с её мужем Кириллом Ласкари над мюзиклом «Авантюристы». Именно для этого спектакля был написан Высоцким романс об одинокой чайке, который должна была петь героиня пьесы мисс Ребус – американская авантюристка, засланная в Россию, чтобы украсть разработки генетиков для повышения урожаев.
Замечу, что в повести Алексея Толстого «Необычайные приключения на волжском пароходе», по жанру близкой к фарсу, сей персонаж выписан без капли симпатии – напротив: в эпизодах с этой героиней в интонации автора сквозит горькая ирония, даже сарказм. Ну не может эта безжалостная и меркантильная дамочка петь романс об одинокой чайке! Такие строки, такая глубина неосознанно всплывают из подсознания поэта, даже если он пишет песню для водевиля – в них его переживания, его жизнь и смятение.
А ведь писался мюзикл про авантюристов в кураже, легко и с надеждой на успех. К моменту, когда к друзьям присоединится композитор Георгий Фиртич, для спектакля будут готовы и сценарий, и стихи восьми песен. Не все из них «новые». Например, «Колыбельная Хопкинсона» – это перепев песни, написанной Высоцким для сына в 1963 году, «Дуэт разлучённых» тоже не от нуля произошёл, а от песни «Дороги, дороги», рождённой в пору первого «междугороднего брака» Высоцкого со смешливой Изулей. Основным же лейтмотивом пьесы стала «Песня о Волге», в которую Высоцкий вложил столько чувств и глубоких мыслей, что она до сих пор живёт сама по себе, принадлежа народу – каждому, для кого Волга больше, чем одна из рек России.
Символично, что сей музыкальный спектакль сотворён на улице Римского-Корсакова, где жил Ласкари – а как же иначе? Ведь это «дитя» балетмейстера, композитора и поэта, в нём слились музыка, театр и Слово!
В интервью петербургскому журналисту газеты «Труд» Михаилу Садчикову в 2002 году Нина Ургант поведала, что идея написать пьесу в жанре детективно-комедийного мюзикла на тему «социалистического реализма» родилась ещё в конце 1972 года, и Ласкари небывало быстро написал сценарий. Работали соавторы ударно и вдохновенно, поскольку дружили давно и трепетно, можно смело сказать – семьями, причём настолько близко, что, будучи в Ленинграде, один ли с женой ли, Высоцкий жил в доме супругов Нины Ургант и Кирилла Ласкари – у него даже свой ключ был от их квартиры.
Познакомился он с Ниной Ургант на съемках фильма режиссера Виктора Турова «Я родом из детства» в 1966 году. Дружба их крепла с каждым годом, потому Нина Николаевна знала обо всех проблемах Высоцкого, каковых было у того множество и становились они день ото дня острее: и в театре, и в семье, и в отношениях с властями.
Так, летом 72-го он чуть не заработал срок по статье №153 советского Уголовного кодекса: «Частнопредпринимательская деятельность…» за нелегальные концерты – и светило ему наказание до 5 лет лишения свободы с конфискацией имущества. Благо, он отказался от выступления, не заходя на территорию ленинградского Агрофизического института, затеявшего это мероприятие как интригу партийного междусобойчика – почуял неладное. Зато всё руководство предприятия получило по строгому выговору с формулировкой: «За попытку организовать незаконный концерт В. Высоцкого» и было взято под особый контроль. Ужесточился контроль и за актёром, снимавшимся в это время на «Ленфильме» у Иосифа Хейфица в картине «Плохой хороший человек».
Ритм его жизни был сумасшедший, параллельно со съёмками он служил в театре, где в это время готовился новый спектакль – «Товарищ, верь!», в котором Высоцкий получил роль Пушкина. Репетиции шли пристрастно и болезненно из-за размолвок с режиссёром и коллегами. Первого февраля 73-го Валерий Золотухин зафиксировал в своём дневнике реплику Высоцкого, характеризующую его состояние в паузе между киносъёмками и спорами с Любимовым: «Я ужасно устаю на этих репетициях. Я нахожусь постоянно в жутчайшем раздражении. Ко всему меня раздражает шеф, меня раздражают артисты, мне их всех безумно жалко, я раздражаюсь на себя – ну на всё. И дико устаю… Я ведь действительно сегодня уснул в возке… Лечу в Новокузнецк на три дня – 19 выступлений… Как я выдержу? У них горит театр. Ушли три ведущих артиста, театр встал на репетиционный период… Их управление культуры выбило меня, чтобы выполнить план и выдать зарплату труппе…».
Выдержать-то он выдержал, но после выступлений в Новокузнецке его ждали новые неприятности – уже нашлись «радетели» советской законности, написали куда надо, и журналисты перья наточили, и тучи закрыли горизонт...
Тем временем виновник закипающих страстей едет в Ленинград, где его ждут «Ленфильм», Кирилл Ласкари и почти готовый мюзикл «Авантюристы». Февраль 1973 года истекал…
Забегая вперёд, скажу, что судьбу спектакля Высоцкий предвидел уже в процессе работы, ибо ретивые чиновники от культуры не первый год целенаправленно укрощали вольнодумца. Но надежду не терял до окончания работы, и удача подразнила соавторов, когда позже они втроём посетили Министерство культуры. Приняли их там «на ура», с удовольствием слушали песни и музыку, даже норовили пуститься в пляс и сразу выплатили авторам гонорар, но… в люди спектакль не пустили. Фиртич недоумевал, а Ласкари сразу догадался: это перед Высоцким «закрыли шлагбаум». Не обманул того вещий сон, о котором он поведал в стихах «Я бодрствую»:
Я бодрствую, но вещий сон мне снится.
Пилюли пью – надеюсь, что усну.
Не привыкать глотать мне горькую слюну –
Организации, инстанции и лица
Мне объявили явную войну
За то, что я нарушил тишину,
За то, что я хриплю на всю страну,
Чтоб доказать – я в колесе не спица,
За то, что мне неймётся и не спится,
За то, что в передачах заграница
Передаёт мою блатную старину,
Считая своим долгом извиниться:
– Мы сами, без согласья... Ну и ну!
Трудно, всё трудно в жизни Высоцкого! Конфликтно, полярно, рискованно, провоцирующе на истовость во всём – и в итоге резко-континентальный климат в душе. Угнетённость и возбуждение резко сменяли друг друга, погружение в работу и отвлекало, и спасало, но тревога, жившая в нём не один год, после женитьбы на иностранке обострилась.
Собственно говоря, финал всех своих начинаний и устремлений он предвидел ещё в 1971 году, когда после нескольких нервных срывов и лечений написал песню «Горизонт»:
Наматываю мили на кардан
И еду параллельно проводам,
Но то и дело тень перед мотором:
То чёрный кот, то кто-то в чём-то чёрном.
Я знаю, мне не раз в колёса палки ткнут.
Догадываюсь, в чём и как меня обманут.
Я знаю, где мой бег с ухмылкой пресекут
И где через дорогу трос натянут…
Эти строки навеяны Высоцкому безотчётной тревогой о будущем после перипетий 1969 – 1970 годов, о которых его близкий друг Давид Карапетян написал в своих воспоминаниях, что они были «самыми драматическими в жизни Володи. Он жил тогда в постоянном напряжении, в состоянии загнанности, затравленности. Ему препятствовали петь на публике, сниматься в кино, он понимал, что может лишиться даже Театра. Хотя, с другой стороны, уже и Марина появилась в его жизни, и надвигались важные изменения в их отношениях, но – всё у них ещё было зыбко и неопределённо. В мае 1970-го я возил Марину в больницу на Каширке, где в то время лежал Володя; на обратном пути она несколько раз повторила одну и ту же мысль в разных вариациях: «Одно не пойму – зачем мне всё это нужно?!». Порой у Володи бывала беспросветная тоска, причины которой он не мог объяснить. Я иногда спрашивал: «В чем дело?! Посмотри – ведь всё у тебя есть! Всё! И Марина, и слава, и друзья...». «Не знаю. Тоска какая-то внутри – неизбывная». Алогично это с точки зрения здравого смысла: человек имеет всё и – он несчастен!»
О, если бы поэты обладали здравым смыслом! Они бы не рвали сердце вселенскими неурядицами, не болели бы неизлечимо стихами, не покушались бы на государственные устои и социальные границы – и жили бы дольше! Но нет сослагательного наклонения в свершившихся судьбах – особенно поэтов, которые «ходят пятками по лезвию ножа и режут в кровь свои босые души…».
Да, годы 1969 и 1970-й, справедливо отмеченные Карапетяном, деликатно сопутствующем в это время Высоцкому, чтобы вовремя подставить дружеское плечо, были очень сложными. Однако начало травле неугодного режиму поэта положено гораздо раньше – инциденты с уничтожением кассет случались уже в 1963 году, а в знаковом для Высоцкого 1968-м, когда к нему пришла известность, «укрощение» его стало планомерным. К тому времени уже были поставлены на Таганке стартовые для Высоцкого пьесы «Жизнь Галилея» и «Пугачёв», где словно для него были написаны роли Галилея и Хлопуши. Ранее он снялся в двух белорусских фильмах и впервые с громадным успехом выступил перед шеститысячной аудиторией в Куйбышевском Дворце спорта. И, наконец, он сыграл уже на Одесской киностудии заметные роли в двух фильмах, ставших классикой: в «Коротких встречах» Киры Муратовой и в «Вертикали» Станислава Говорухина.
Но едва наш герой расправил крылья для полёта, как получил клеймо антисоветчика, ибо и пресловутое Пятое отделение КГБ СССР было уже создано – как по заказу к моменту взлёта певца-правдолюбца – в 1967 году.
Случилось ли это клеймение благодаря публикации в США нескольких стихов Высоцкого, или по инициативе блюстителей советской системы на местах его выступлений – не столь важно. Первыми осадили Высоцкого публикации в «Советской России» и в «Комсомольской правде» за песню о друге. Эстафету подхватили журналисты «Тюменской правды» и «Магаданского комсомольца», назвав его бездарным бардом, подрывающим страну. За ними, как по команде «фас», пошли неприятности во всех делах: песни, написанные для фильмов и спектаклей, выбрасывались, роли в кино «шли мимо», поскольку режиссёры опасались за судьбу будущих фильмов – алкоголик, скомпрометировавший себя аморальным поведением и бросивший двух детей, не имел права играть советских героев. Более того: «антисоветчик» оказался не только аморальным, но и сторонником диссидентства…
В результате, кроме множества «шлагбаумов» на пути к успеху – пребывание в клиниках, реальный риск быть изгнанным из театра, два отказа в приеме в Союз кинематографистов в связи с «фактами недисциплинированности» и злобно-завистливые слухи о получении Высоцким французского гражданства и присоединении к «изменникам Родины». От полной деградации и исчезновения в чёрной дыре системы его спасали воля к победе, всенародное признание и работа, работа, работа.
Вознаграждениями за упорство и честный труд были первая мини-грампластинка с песнями из фильма «Вертикаль» и диплом фестиваля «Московская театральная весна» 1969 года за роль Галилея. Кроме того в ноябре 1971-го в Театре на Таганке прошла успешная премьера спектакля «Гамлет» с Высоцким в главной роли, а в апреле 1972-го ему вручили, наконец, билет члена Союза кинематографистов СССР. Это было начало официального признания Высоцкого – пока как киноактёра, но как долго и болезненно он к этому шёл, сколько унижений пережил!
Среди них неизгладимое из памяти унижение на Международном кинофестивале июля 1969 года, когда ретивый охранник удобств гостей не впустил киноактёра Высоцкого, сопровождающего Марину Влади, в автобус, чтобы ехать вместе с ней на очередное мероприятие. От жгучего стыда и бессильной ярости он сорвался – запой был жестоким и закончился больницей.
Год 1970-й начался для Высоцкого разводом с матерью своих сыновей и душевным смятением, погнавшим его из столицы в люди. Сначала он успокаивался за горизонтом – во Владивостоке, затем, в апреле, неразлучный с ним Давид Карапетян увёз друга в Армению и там алогично существующим реалиям, следуя лишь душевному порыву, тот принял крещение в Армянской апостольной церкви. И было это воистину таинством, глубоким и сокрытым, фактически, от всех. А далее, до конца года, покатились нескончаемые гастроли по всей стране: Одесса, Москва и Подмосковье, Ленинград, альпийские лагеря в Приэльбрусье, Донбасс, Казахстан, Белоруссия – и снова Казахстан и Москва… и, наконец, регистрация звёздного брака с Мариной Влади и свадьба в Грузии в декабре.
Счастье? Скорее всего, пауза для короткого праздника Владимира и Марины в колючей цепи неурядиц. Продолжением праздника станет летний круиз молодожёнов по Черному морю – но это случится в августе 1971-го, а начало года, когда он достиг возраста Иисуса Христа, не сулило ничего хорошего. Наполненный жёсткими размолвками с Юрием Любимовым, срывами спектаклей и угрозами увольнения из Театра на Таганке январь закончился «заключением» бунтаря в больницу им. Кащенко – ныне Московская психиатрическая клиническая больница №1. Следующим «пристанищем» был госпиталь МВД, где Высоцкому пришлось лечить язву желудка. Почти сразу после выписки отец утешил его, подарив машину «Жигули» и возможность «наматывать мили на кардан», – но и это была недолгая радость – «тиски» системы сжались, поскольку КГБ организовал за ним слежку, а режиссёрам, эстраде и издательствам запретили «всякого Высоцкого». Возможно, его репутацию подпортила статья в Иерусалимском журнале «АМИ» о трёх ведущих мастерах советской песенной поэзии Окуджаве, Галиче и Высоцком, причисленных к трубадурам, выступающим против реакционеров и мракобесов, именуемых обскурантами. Статья вышла в мае 1971 года и «обскурантам» не понравилась.
Вырываясь из-под надзора врачей и органов, «трубадур» долечивался прилюдно, то есть, встречался с народом по всей обширной «географии» родной страны: Москва, Владивосток, Тамбов, Ленинград, Латвия, Украина. Прятался на Дону, и, конечно, приходил в себя в Чёрном море на теплоходе «Шота Руставели» в окружении друзей и фанатов. В общем, 71-й год был богат самыми разными событиями, включая аварию во время Московского кинофестиваля, починку и продажу разбитых «Жигулей».
Обещанием лучшего в будущем было обустройство гнёздышка законных супругов в съёмной квартире и находчивость Марины Влади, сфотографировавшейся в компании с Брежневым во время его визита в Париж сразу после кончины Хрущёва. Ведь не зря же она ещё в июне 1968-го вступила во Французскую компартию и стала членом правления Общества дружбы «Франция – СССР»? В этот сумбур вписались сентябрьские гастроли Театра на Таганке в Киеве и репетиции «Гамлета», ноябрьская премьера которого всех примирила.
А в декабре того же 1971-го Высоцкий получил возможность «показаться» члену Политбюро Дмитрию Полянскому, на дочери которого женился его коллега Иван Дыховичный. Владимир пел в узком кругу на свадьбе друга, что поспособствовало выходу новой мини-пластинки с его военными песнями. Однако мечты Высоцкого о покорении горизонтов повисли в воздухе на неопределённое время – и не только из-за разбитого автомобиля. Несмотря на активные хлопоты Марины Влади, ей никак не удавалось получить в ОВИР разрешение на выезд законного супруга за границу Союза.
Год 1972 пролетел в бешеной круговерти между съёмками в фильмах «Плохой хороший человек» и «Четвёртый», запретом «Мосфильму» снимать их с Мариной Влади в «Земле Санникова», летними гастролями Театра на Таганке, полётами между Москвой, Прибалтикой, Ленинградом и Крымом и губительными спорами Высоцкого с Юрием Любимовым. Две подаренных ему судьбой приятных паузы – короткий отдых с женой на Рижском взморье и встреча с капитаном теплохода «Грузия» Анатолием Гарагулей немного поддержали Владимира, но тяжесть неправедного расставания с Татьяной Иваненко предопределила его срыв в конце года.
Не о ней ли он думал, когда писал песню «Я несла свою беду…»? Она была его тихой гаванью – даже после появления у него Марины. В отсутствии жены он спасался у Тани от неизбывной тоски – она понимала его, всегда была рядом и принимала в любом состоянии. Но когда она сообщила Владимиру о своей беременности, тот поставил её перед выбором: или он, или ребёнок – ведь мечта «быть первым на горизонте» была как никогда близка к осуществлению, а тут такое преткновение! Против ожидания Татьяна твёрдо заявила, что никогда не убьёт Его ребёнка и, бросив театр, «потерялась» в пространстве и во времени прежних попутчиков.
Очередной запой Высоцкого кончился больницей в сентябре, о чём есть заметка в дневнике Валерия Золотухина, а 20 сентября там появилась новая запись: «Пришел Володька…и сразу спел и засмеялся… Чудо какое-то… «Я коней напою, я куплет допою…» И все рады ему и счастливы».
А через 6 дней Татьяна Иваненко родила дочь Настю, которую её отец никогда не увидит…
Апрель. Уже прошла учреждённая в прошлом году Одесская Юморина, дохнуло весной и приехала Марина, но Высоцкого ничего не радует. Именно 30 марта 1973 года, в день, когда он ждал положительное заключение на поданные месяц назад документы, разрешающие ему полуторамесячную поездку во Францию, замаячил закрытый на пути к горизонту шлагбаум.
В этот день газета «Советская культура» опубликовала статью «Частным порядком», засветившую очередной проступок Владимира Высоцкого в Новокузнецке, чем вольно или невольно спровоцировала «свободолюбивые» США на лукавую и вредоносную защиту актёра, пострадавшего от тисков КГБ. Буквально через день после «домашнего» выпада в его адрес в газете «Нью-Йорк таймс» вышла статья под обличительным заголовком «Советы порицают исполнителя подпольных песен». Заступились… миротворцы. Тучи над Высоцким сгустились. О чём он думал в горькую минуту? Вспоминал, как рассказывал прошлым летом Аркадию Райкину о своём разговоре с Фурцевой – умолял, чтобы та велела открыть шлагбаумы между ним и теми, для кого он поёт? Или повторял строки из романса, написанного недавно для мюзикла «Авантюристы»?
Неужели никто не придёт,
чтобы рядом лететь с белой птицей?
Неужели никто не решится?
Неужели никто не спасёт?
Бьётся сердце под левым плечом,
я спускаюсь все ниже и ниже,
но уже и спасителя вижу –
это ангел с заветным ключом.
О чём он думал в те дни – сие неведомо, а только «ангел» успел вовремя. Пригодилось Марине знакомство с генсеками. Она организовала звонок генерального секретаря ФКП Жоржа Марше генеральному секретарю КПСС Леониду Брежневу и меньше суток понадобилось, чтобы Высоцкому доставили на дом заграничный паспорт с оформленной по всем правилам визой. Апрель только начался…
Апрель, симфония начал…
В апреле 70-го Высоцкий крестился, в апреле 73-го впервые «разорвал железный занавес» – пересёк границу СССР, что зафиксировал в своём «Дорожном дневнике»:
Ожидание длилось, а проводы были недолги.
Пожелали друзья: «В добрый путь, чтобы всё без помех».
И четыре страны предо мной расстелили дороги,
И четыре границы шлагбаумы подняли вверх.
Тени голых берёз добровольно легли под колёса,
Залоснилось шоссе и штыком заострилось вдали.
Вечный смертник – комар разбивался у самого носа,
Превращая стекло лобовое в картину Дали…
Строки стихов «Дороги... дороги...», написанных тогда же, дополнят поэтический дневник заключительным аккордом:
…Я попаду в Париж, в Варшаву, в Ниццу.
Они – рукой подать: наискосок.
Так я впервые пересёк границу –
И чьи-то там сомненья пересёк…
Следующий апрель он тоже проведёт в Париже, как и апрель 1975-го, найдёт там много друзей и запишет диск на студии «Шан дю Монд». А 18-го апреля 1976 года отправится с Мариной Влади в круиз на теплоходе «Белоруссия» по маршруту Генуя – Касабланка – Канары – Мадейра с заходом в Мексику. Апрель 78-го запомнится ему пребыванием в ФРГ, Канаде и США, где он с успехом проведёт концерты…
Но не будем спешить, тем более что, как правило, апрель у Владимира Высоцкого был весьма содержателен не только за горизонтом России, но и дома, где он тоже одолевал «горизонты» и боролся со «шлагбаумами». Да и рассказ мой не биографический – хронологию жизни поэта-бунтаря великолепно преподали нам и Марк Цыбульский, и Виктор Бакин, и Валерий Перевозчиков: чётко, скрупулёзно и обоснуемо.
Я же пытаюсь разобраться в феномене, именуемом «Высоцкий», в явлении личности, «смертью смерть поправшей», вопреки всем препонам жизни и Року, в явлении «неформата» культуры и социума, сотканного из того, что есть в каждом из нас, и совместившего несовместное. Гений? Миссионер, приговорённый свыше? Или «природный выплеск» между эпохами? Космос? Пассионарий Духа или «Последний романтик и застывший вулкан», как назвала его польская журналистка Марлена Зимна? Попробуем разобраться…
Итак, апрель 1973-го. Новенький «Рено» Марины Влади, миновав Брест, мчится за «тридевять земель» к Парижу – через Польшу, ГДР и ФРГ. На весь вояж Высоцкому отведено всего пять недель. Вояж, подобный ожившему «Клубу кинопутешествий»… на колёсах. Воодушевлённый пересечением нескольких границ Владимир жадно впитывает впечатления от поездки, запоминая всё до мельчайших подробностей. Мысли, запахи весны, близость любимой женщины и комфортная езда по гладким европейским дорогам будоражат и вдохновляют, и дорожная тетрадь в клеточку полнится быстрыми, как езда, строками…
В эти сказочные каникулы сотворены и эти стихи благодарности Марине:
Люблю тебя сейчас, не тайно – напоказ.
Не «после» и не «до» в лучах твоих сгораю.
Навзрыд или смеясь, но я люблю сейчас,
А в прошлом – не хочу, а в будущем – не знаю…
В этот апрель в Париже у Высоцкого состоялись два знаковых знакомства: со знаменитыми Михаилом Барышниковым и Джо Дассеном, русские корни которых сразу сблизили их. Более того – их судьбы имели странные, мистические соприкосновения, особенно с шансонье Дассеном, родившимся и умершим от остановки сердца в один год с Высоцким.
Встреча с Барышниковым, которому суждено на следующий год познакомить Высоцкого с Михаилом Шемякиным, произошла в первые дни по приезду в доме бывшей жены Карапетяна – Мишель Кан, несколько лет проработавшей переводчицей в московском издательстве «Прогресс». С ней Владимир дружил не один год, доверив «Мишелечке» переводы своих песен на французский язык.
Все пять недель Марина была с ним неотлучно, совмещая роли супруги, переводчицы и гида по весьма обширной программе, включая посещение Каннского фестиваля, где супруг кинозвезды угодил в объективы папарацци. И подтвердилась расхожая истина, что «мир тесен» – Высоцкий ещё не вернулся, а в Москве уже знали, что все газеты напечатали его с Мариной портреты на открытии праздника деятелей кино. Эту весть привезла жена Евтушенко – Галина, приехавшая из Франции раньше него.
Время пролетело стремительно. Первое оглушение лоском, чистотой и порядком заграницы, прошло быстро, и Владимир, уверенный, что это только начало покорения горизонтов, поспешил домой, в Россию, где ждали его неотложные дела, и надо было управиться с ними до приезда Марины на 8-й Московский международный кинофестиваль…
В мае Высоцкий уже сыграл в спектакле «Десять дней, которые потрясли мир» и записал около двадцати песен для детского спектакля «Алиса в Стране Чудес». А в июле звёздная чета села в «Рено» и, прихватив с собой Всеволода Абдулова, отправилась в Пицунду, планируя через две недели выехать оттуда в Сухуми, где их ждал теплоход «Грузия», чтобы отвезти в Одессу. Каникулы продолжились, а осенние гастроли ТнТ в Ташкенте и в Алма-Ате не только удлинили лето, но и добавили впечатлений.
Владимир был счастлив: жизнь на колёсах, скорость и ритм жизни, смена впечатлений, дающих пищу для ума и души, было тем, что он любил. Он не только излечился от горечи предыдущих пяти лет, но и потрудился на славу: если в прошлом году он сочинил около пятидесяти песен, то в этом, разнополярном на впечатления 1973-м, их у Высоцкого написано больше семидесяти.
Как засвидетельствовал Иван Дыховичный в беседе со сценаристом Ильёй Рубинштейном: «У него была дикая радость от того, что он поехал. И была дикая радость от того, что он приехал обратно. Володя ясно, быстро, как абсолютно талантливый, душевно интуитивный человек, понял, что там, конечно, ну, это не его жизнь. И он был счастлив тем, что никогда там не приживётся. Но при этом всё время хотел доказать, что и там он тоже может чего-то достигнуть. Ему очень хотелось и там себя показать»…
Франция 1974-го, куда Высоцкий выехал 30 апреля после празднования десятилетнего юбилея Театра на Таганке, подготовила для него судьбоносную встречу с Михаилом Шемякиным. Познакомился он с ним в доме старшей сестры Марины Влади – Татьяны, известной под псевдонимом Одиль Версуа. Случайно или по воле судьбы встречу эту устроил Барышников, который жил тогда в роскошном особняке у свояченицы Владимира.
Вот как об этом вспоминает Шемякин: «Я прослушал несколько песен Высоцкого, и меня прежде всего потрясла «Охота на волков». Одной этой песни было достаточно для меня, чтобы понять: Володя – гений!»
Они стали близкими друзьями «с первого взгляда» и дружба эта была нужна обоим, как глоток воздуха. У них сразу же появилось ощущение родства душ и единомыслия – это редкий случай среди современников, ибо, по убеждению наших героев, настоящая дружба в отличие от приятельства требует большей самоотдачи, чем даже любовь. Так и было меж ними, потому именно Шемякину посвящено четырнадцать пронзительных стихов и песен Высоцкого, никого не оставляющих равнодушным. И ведь всё неслучайно, есть в этом альянсе глубокий, почти мистический, контекст.
Во-первых, оба они из тех людей, кто способен побеждать обстоятельства: имеющий с детства проблемы со зрением Михаил вопреки всему стал известным художником, а Владимир, не обладающий певческим голосом, завоевал многотысячную аудиторию своими песнями. Во-вторых, оба они творили «неформат», опережая время, и были бунтарями, за что и претерпели от властей немало.
Но они упрямо шли вперёд и преодолевали препятствия потому что оба умели сочетать несочетаемое по вертикали времён и горизонтали смыслов – каждый в своём деле. Интуитивно или осознанно – что не так важно, Шемякин один из очень немногих стал не просто мастером метафизического синтетизма, то есть соединил в живописи сюрреализм и нигилизм, но сделал это в контексте служения Христу. О творчестве Высоцкого очень хорошо выразился иеромонах Димитрий (Першин), назвав его поэзию мастерством и уточнив, что «это умение сжимать и связывать очень большие горизонты смыслов в нескольких словах – это редкий дар». Интересную оценку Высоцкому как поэту дала ещё в 1969 году армянская поэтесса Алла Тер-Акопян – подруга Давида Карапетяна, которая, опровергая тех советских «классиков», кто называл его бардом и «блатарём», сказала, что Высоцкий, конечно, поэт, «просто пишет крупными мазками». Этой оценкой она невольно сблизила поэта и художника, что, на мой взгляд, вполне справедливо: и звукопись, и цветопись, сотворённые мастерами непременно «катят в душу».
Неслучайно крепкая дружба поэта с художником стала причиной ревности и открытой неприязни Марины Влади к Шемякину. Хотя, возможно, именно то, что у Владимира было с кем отвести душу и где укрыться от чрезмерной, часто подавляющей его, опеки супруги продлило их брак. Шемякин понимал его досконально и принимал всей душой, что было особенно важно для Высоцкого, когда ряды его друзей заметно поредели после женитьбы на француженке и на гребне надвигающегося как цунами всенародного успеха, ломающего границы и стереотипы.
Иметь такого бескорыстного друга, как Михаил, да ещё в чужой стране жизненно необходимо. Вместе эти «два вулкана» – как они себя называли, познавали Францию и открывали новые горизонты. Видимо, благодаря этой дружбе, Высоцкий, несмотря на весьма короткое пребывание в Париже, удивил по возвращению друзей, новым мнением о столице «Марсельезы». Вот, что вспомнил Вениамин Смехов: «Первый Володин приезд из Парижа: ну, город! Сплошной праздник. Карнавал лиц, веселья, искусства, любви, истории... От радости обрушил на товарищей град подарков… Второй приезд – и всё наоборот. В обыденности растаяло очарование. Город серых клерков, скупердяй на скупердяе, жизнь посвящена добыче франка. Куда девались щедрость, доброта, безалаберность, где эта нежная влюблённость в свою историю... Будни быта, пробки на улицах, и пробкой делячества заткнуты души... Расстроенный, язвительный, обманутый – таким мне помнится Владимир после вторичного посещения «вечного города».
Но не Парижем единым интересна «заграница»! Отработав гаcтроли ТнТ в Набережных Челнах, в середине июля Высоцкий едет в Венгрию на съемки фильма «Бегство Мистера Мак-Кинли», даёт там концерт для военных и становится героем короткометражки «Поэт с Таганки». А в августе он уже снимается в Югославии – в «Единственной дороге». Кстати, стихи, которые им там написаны для черногорцев, цитируются на памятнике Высоцкому в Подгорице. В это же время он мечтает о роли Бориса Савинкова в «Операции "Трест"», но… традиционно сверху не позволили снимать «всякого Высоцкого». А вот гастроли в Вильнюсе и в Ленинграде с коллегами из ТнТ – пожалуйста!
Осенью один за другим ушли из жизни, Василий Шукшин и Геннадий Шпаликов. Горечь искренне скорбящего Высокого после того, как его стихи на смерть Шукшина не приняло ни одно издательство, подсластили двумя авторскими пластинками-миньонами и публикацией его интервью в газете «Литературная Россия» под самый новый год…
А на следующий, 1975-й, год Высоцкий с женой поспешил в Париж накануне своего тридцать седьмого дня рождения – видимо для того, чтобы не догнала его та самая фатальная дата, о которой он писал ещё в 1971-ом:
С меня при цифре 37 в момент слетает хмель, –
Вот и сейчас – как холодом подуло:
Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль
И Маяковский лег виском на дуло…
Но в этот году «фатальность» он проскочил, не сбавляя скорости. До мая успел посетить Лондон, дать концерт в посольстве и побывать у друга Олега Халимонова, спеть сочинённую для Ивана Бортника песню, где сообщил, что они с ним «нужны в Париже, как в бане пассатижи». А до этого он умудрился провиниться перед исправно надзирающим за ним КГБ: общался с диссидентом Синявским на вручении тому в Париже литературной премии.
Апрель и круиз по Средиземному морю и Атлантике на теплоходе «Белоруссия» с капитаном Дашковым выветрили досаду на парижский инцидент с бдительными властями, а в мае он уже был Москве. О его явлении коллегам в дневнике Аллы Демидовой сохранилась запись: «…приехал Высоцкий. С бородой. Рассказывал про Мексику, Мадрид, «Прадо», Эль Греко. Объездил полмира».
Лето прошло в приятных хлопотах: вселение интернациональной семьи в собственную квартиру на Малой Грузинской улице, премьера спектакля «Вишнёвый сад», где у Высоцкого была роль Лопахина, общение на 10-м Московском кинофестивале и запись баллад для кинофильма «Стрелы Робин Гуда»… и вот она фатальность – указание не пускать «всякого Высоцкого»! Санкции против никому не подвластного поэта зацепили и композитора Баснера: их песни было велено убрать из фильма и заменить другими. Удар чуть не свалил Высоцкого, однако, на гастроли ТнТ в Болгарии силы он нашёл – но больницы Склифосовского не избежал…
В целом год 37-летия поэта был несколько сумбурен и не принёс уюта его душе с самого начала, о чём свидетельствуют записи в парижском дневнике: «Очень меня раздражает незнание языка. Я все время спрашиваю: Что? Что? И это раздражает окружающих». Есть ещё и письмо Ивану Бортнику: «Дорогой Ваня! Вот я здесь уже третью неделю. Живу. Пишу. Немного гляжу кино и постигаю тайны языка. Безуспешно. Память моя с трудом удерживает услышанное. Отвык я без суеты, развлекаться по-ихнему не умею, да и сложно без языка».
Достижением 1975-го года стала запись пластинки «Прерванный полёт», выпущенная в люди, увы, лишь после смерти Высоцкого. Были и другие записи, вышедшие через два года. Этому способствовало сотрудничество с Константином Казански – болгарином, вынужденным эмигрировать во Францию. С ним, как и с Шемякиным Владимира объединяло некое духовное братство, полное взаимопонимание и доверие друг к другу. Кроме взаимного интереса их союзу способствовали и общие проблемы.
Замечу, что, несмотря на множество знакомств и широту общения, круг друзей Высоцкого был узким, потому что у него всегда было мало времени. Тем не менее, он успевал заниматься сочинительством – правда, не так плодотворно, как ему хотелось: за 1975-й год им написано всего 35 песен и стихов, включая песню «Купола» и семь баллад, отвергнутых чиновниками.
Почему так мало? Раздумья по этому поводу зафиксированы в дневнике Владимира: «…думаю – зачем я здесь? Не пишется – или больше не могу, или разленился, или на чужой земле – чужое вдохновение для других, а ко мне не сходит?». Примерно в это же время на вопрос из зала «Что вы написали в последнее время за границей?» Высоцкий ответил: «Пожалуй, ничего. И не из-за того, что мне там пришлось много ездить и болтаться. У меня было достаточно много свободного времени, чтобы работать – мне там не писалось. Наверное, нужно, чтобы что-то отложилось. А самое главное – даже не поэтому. Я ничего не написал про Париж, например, – и особенно не хотелось».
Тем не менее, в Париж Владимир ездит весьма охотно – и не только потому, что ему были в тягость слишком частые и долгие разлуки с женой, занимающейся своей французской семьёй и карьерой – у него появились и свои деловые связи и проекты. Разумеется, и Марина Влади продолжала активно вводить супруга в круг известных французских актёров, режиссёров, певцов, художников – как во Франции, так и за её пределами. Благо, у Высоцкого с получением постоянного заграничного паспорта появилась возможность выезжать из России несколько раз в году, расширяя свои горизонты – причём, не только по инициативе супруги…
Вот уж действительно апрель – симфония начал!
Увертюрой апреля 1976 года были короткие визиты супругов в Кёльн и Париж. Затем они выехали в Геную, и оттуда устремились за горизонты Средиземного моря и Атлантики. Старт победному маршу был дан 17 апреля, а дальше мечты превратились в сказочную реальность, полную приятных неожиданностей и встреч «пароходов и человеков». Включим воображение, а ещё лучше развернём перед собой карту и начертим маршрут, подробно описанный морским инженером Феликсом Сафроновым в книге «Морские дороги Высоцкого».
Итак, Генуя, в порту чету ждёт теплоход «Белоруссия» и капитан Феликс Дашков. Солнечное море, ласкающее борта корабля, сердечное общение уважающих друг друга людей, знакомство с командой и пассажирами – одни положительные эмоции. Время летит быстро: едва освоились – и уже испанский порт Малага. Далее Гибралтарский пролив с Геркулесовыми столбами – и вот она – Атлантика и Марокко – а всего-то три дня прошло! В Касабланке на борт корабля взошли сановные представители СССР в Марокко и Высоцкий дал «камерный концерт» в салоне капитана, после чего погуляли в Рабате.
Назавтра теплоход поспешил на португальский остров Мадейра – и там, в порту Фуншал, произошла нечаянная встреча «Белоруссии» с «Грузией», а точнее с капитаном Анатолием Гарагулей. Оба капитана были давними друзьями Высоцкого, радость от общения с ними ещё не остыла, а за горизонтом уже всё было готово для новой приятной неожиданности: на острове Тенериф их ждал лайнер «Максим Горький» и капитан Сергей Дондуа, давно и близко знавший и коллегу Дашкова, и Владимира и Марину. Этот праздник единодушия случился 25 апреля, а 26-го «Белоруссия» отправилась в сторону Гибралтарского пролива, заглянув на сутки в Кадис. Первомай встретили в Барселоне, откуда до Генуи, где стоял «Рено» Марины Влади было «рукой подать»…
Отзвенел, отыграл свои песни апрель 1976-го – пожалуй, самого счастливого года в жизни Высоцкого. В середине мая он вернулся в Москву, где ждали его служба в театре и множество других дел, включая концерты и сочинение песен к фильмам. А в июне он побывал в гостях у Вадима Туманова в Иркутской области. Там он и выступал перед старателями, и отдыхал, и входил в их проблемы. Он любовался Байкалом и первозданной красотой тайги, дышал чистым воздухом глубинки, впитывая Дух места и искренность его насельников. После чужбины ему было очень комфортно среди своих, и душа его обрела желанный уют. Интересные знакомства и впечатления вдохновили Высокого на работу над романом «Чёрная свеча» в соавторстве с Леонидом Мончинским – журналистом, работающим со старателями Туманова. Новые сюжеты и надежды открывали манящие вперёд горизонты и дразнили победами…
И снова Париж.
Туда Высоцкий с Мариной прилетели в начале июля, а 17-го они отметили там сорокалетие Кирилла Ласкари – уж так совпали их дела, скрестились тропы судеб. И это тоже было подарком Высоцкому. Дарами ему были и семейные поездки в «Америку» и в Канаду, точнее – в Монреаль, где шли XXI летние Олимпийские игры. Кстати, пребывание Высоцкого без особого разрешения в США и Канаде не прошло незамеченным и ему пришлось объясняться с властями – но он был в «форме» и отбился. Эта «битва» случилась позже, а пока всё текло гладко, как по маслу.
Тем летом Высоцкий был героем трёх передач радиостанции «Франс Мюзик», где звучали его песни, а в паузах он беседовал с ведущим о Театре на Таганке, своих ролях и песнях. Одну неделю августа он провёл в Нью-Йорке, а в начале сентября был уже в Югославии, чтобы присоединиться к коллегам для участия в фестивале БИТЕФ, где спектакль «Гамлет» завоевал Гран-при. А с 29 сентября по 14 октября Таганка покоряла театралов Венгрии.
В конце ноября наш герой веером дал концерты в Москве и Ленинграде и записал на «Мелодии» двойной альбом с музыкальной сказкой «Алиса в стране чудес», где и музыка и стихи написаны им. А в декабре в широкий прокат вышел фильм «Сказ про то, как царь Петр арапа женил». В этот полный до краёв успешный год Высоцким написаны «Гимн морю и горам», «Шторм», «Растревожили в логове старое зло...», «Почему аборигены съели Кука», «Песня о Судьбе» и ещё двадцать песен.
На душевном подъёме и в сказке звёздной любви берутся новые вершины и расширяются горизонты – но ничто не длится вечно…
Год 1977 обещал быть не менее полнокровным и насыщенным новизной, чем минувший. В марте Высоцкий съездил в служебную командировку во Францию для записи двух грампластинок со своими песнями, затем снялся в эпизоде венгерского фильма «Их двое», где его супруге была занята в главной роли, а в разгар лета встретился в Гавре с капитаном Гарагулей и побывал в Мексике и на Таити.
В августе отдохнувший Высоцкий общался с Иосифом Бродским и получил от него очень своевременный подарок – книгу с автографом «Большому поэту Владимиру Высоцкому». О том, как радовался его друг похвале будущего лауреата Нобелевской премии, очень тепло вспоминает Михаил Шемякин: «…приехав оттуда, <он> недели две просто не давал мне жить. Все время показывал книжку… «Бродский меня назвал поэтом, ты посмотри, Мишка, посмотри!» – он ликовал...».
В начале осени воодушевлённый Поэт летит на побывку в Москву и, отпраздновав подряд два юбилея – 60-летие Юрия Любимова и 50-летие Олега Ефремова, успевает дать несколько концертов в Казани прежде чем вернуться в Париж. И тут он нечаянно вписывается в советское культурное мероприятие.
Дело в том, что на 26 октября в Париже намечался вечер советской поэзии, в список участников которого поначалу Высокого не включили, но поскольку он был во Франции, друзья настояли на том, чтобы Владимир выступил с ними. Его номер они поставили последним – и не ошиблись! По мнению Роберта Рождественского, Высоцкий поставил концерту «яростный и мощный восклицательный знак!», но… как отметил позже Евгений Евтушенко, на Родине телевизионщики этот «восклицательный знак» отрезали.
Сам же Высоцкий не успел ни порадоваться, ни огорчиться этому «преткновению», потому как буквально чрез день после мероприятия весь наполнился скорбью: умер Алексей Владимирович – его дядя, самый близкий Владимиру по Духу человек в семье. Это он вдохновил поэта на известный цикл стихов и баллад о войне, которую «дядя Лёша» прошёл от начала до конца, участвуя в самых жестоких боях, в том числе в обороне Севастополя. Его пронзительно правдивые рассказы о битвах и героях с детских лет навсегда поселились в памяти впечатлительного племянника.
Боль от потери дяди ещё жила в душе Высоцкого, когда в середине ноября, в рамках «Фестиваля опавших листьев», начались гастроли Театра на Таганке в Париже, Лионе и Марселе. Он был занят в двух из четырёх привезённых во Францию спектаклях: «Десять дней, которые потрясли мир» и «Гамлет». Надо ли говорить, что русский Принц Датский обошёл двух других, показанных на фестивале, в котором участвовало около двухсот коллективов? В результате «Таганка» стала обладательницей премии французской критики за лучший иностранный спектакль года – Гамлет Высоцкого стал первым в гонках к финишной ленте горизонта творческих удач. Но что это ему стоило после марсельского срыва!
В Марселе Высоцкий неожиданно запил – насколько «неожиданно» мы поймём, обратившись к воспоминаниям его «собутыльника» – Ивана Бортника: «В Марселе... был единственный свободный день, который мы с Вовкой решили использовать, чтобы как-то расслабиться, и тут случился скандал. Мы были на каком-то банкете. Налили там по полрюмки, и вдруг шеф встал, да как закричит: «Прекратить пить! Немедленно! Завтра «Гамлет»! А вокруг французы... Володя побелел, вскочил: «Ваня, пошли!» И мы ушли. Пошли в порт. Продолжили там, разумеется…».
Ночью на площади перед портом загулявших друзей чудом находит режиссёр, которому за попустительство актёрам грозило не только наказание, но и закрытия театра. Принц Датский был «на бровях». Любимов вызвал врача и Марину Влади для укрощения смутьяна, и уже был готов отменить спектакль, но Гамлет состоялся.
Как свидетельствует Вениамин Смехов: «Высоцкий задыхался, ему было плохо. Я думаю, что он действительно мог умереть. Он играл гениально, потому что играл он насмерть». Сей подвиг был сделан ради спасения «Таганки». Со слов Аллы Демидовой «Так гениально Володя не играл эту роль никогда – ни до, ни после. Это уже было состояние не «вдоль обрыва по-над пропастью», а – по тонкому льду через пропасть...».
Да, Гамлет состоялся, несмотря на опасения врачей и злорадство сопровождавшего труппу «Таганки» сотрудника КГБ – Игоря Бычкова. Отзывы французской прессы были достаточно благожелательны, конкретно об актёре Высоцком писали: «Гамлет Высоцкого – это, прежде всего, жертва обстоятельств, пойманная в сети судьбы. С яростью обречённого он сражается до конца. Это изумительное зрелище, сопротивление Гамлета ощущается порой почти физически».
Вот так, «по тонкому льду через пропасть» Владимир порвал финишную ленту на очередном горизонте. Правда, советская пресса триумфальное выступление «Таганки», а тем паче нашего Гамлета, никак не отметила. Зато космонавты со станции «Салют-6» в день окончания гастролей ТнТ на весь мир передавали песни Высоцкого. А в декабре при полном аншлаге наш герой дал сольные концерты в театре «Элизе-Монмартр». Дополнительным «призом» ему стал выход третьей французской пластинки с символичным названием «Натянутый канат».
Более того, он совершенно покорил французского режиссёра Марселя Марешаля, который через много лет признался журналистам, что с декабря 1977 года ежегодно в ночь под новый год слушает песню Высоцкого «Спасите наши души» и часто вспоминает гастроли Театра на Таганке. «Владимир Высоцкий был совершенно замечательным Гамлетом, – уверяет Марешаль, – наша встреча была незабываемым моментом для меня, и я полностью и во всём предельно ему верил. Это был триумф».
Да, триумф, но нет уюта в душе Гамлета. Почему? Ведь он выступал на лучших сценах Европы, познакомился со многими интересными людьми, встречался с уважаемыми им изгнанниками 60-х годов. Да и Париж для него уже не чужой город – здесь он нашёл много друзей и овладел французским языком настолько, что мог быть «переводчиком» у Юрия Любимова, когда того интервьюировали парижские журналисты. Более того, некоторые песни он поёт по-французски…
И всё-таки мечется душа Поэта, нет ей покоя.
Парадокс: внешне всё прекрасно, он везде успевает и всё получается, а родятся мятежные, такие неоднозначные и глубокие стихи, как «Две судьбы», «Притча о Правде и Лжи», «Райские яблоки», «Снег скрипел подо мной», «Я умру, говорят – мы когда-то всегда умираем», «Упрямо я стремлюсь ко дну...» и эти строки:
Мне судьба – до последней черты, до креста
Спорить до хрипоты (а за ней – немота),
Убеждать и доказывать с пеной у рта,
Что – не то это всё, не тот и не та!
Налицо душевный разлад, надлом, неуверенность в выборе пути, предчувствия конца всему… и, конечно, может быть, пока неосознанно, разочарование в своей «половине». Не срослись они. Что-то не то в их отношениях с женой, нет полного взаимопонимания и гармонии. Досада и обострённое чувство вины не обещали счастливого конца звёздной сказке…
Польская журналистка Марлена Зимна, создавшая музей Владимира Высоцкого в своём родном городе Кошалин и написавшая о нём две книги, зафиксировала несколько непредвзятых наблюдений людей, так или иначе столкнувшимися с интернациональной парой.
Например, Марта Мессарош, снявшая в 1977-м году в Венгрии фильм «Их двое», где участвовали Марина Влади и Владимир Высоцкий, заметила в поведении французской актрисы стремление опекать супруга, следить за каждым его шагом. А польский журналист Ежи Беккер признался, что он «терпеть не мог Марину» потому что в то время, когда Владимир боролся с недугом и «мог целыми месяцами не принимать ни капли алкоголя», она у него на глазах «вдрызг глушила водку», провоцируя срывы супруга. Более того, именно она инициировала лечение антиколом, далеко не универсальным средством. «Она участвовала таким образом в убийстве Володи», – с горечью говорил Ежи Беккер.
Замечу, что подобные высказывания были и в близком окружении Высоцкого – далеко не все старались не замечать странности в поведении его жены. Виноваты ли в размолвках и неурядицах этой «экзотической» по тем временам семьи западная меркантильность и властность Влади, о чём поговаривали в кругах общения супругов, или дело в разнице национальных менталитетов и неукротимости Высоцкого – неясно. Да и неважно теперь, когда всё уже случилось и стало достоянием истории и высоцковедов-психологов.
Добавлю лишь мнение человека, принимавшего непосредственное участие в делах этой семьи. Речь идёт об авторе памятника Высоцкому во дворе музея его имени в Москве – о Зурабе Церетели. Именно в этой скульптуре он увековечил эпизод свадебного застолья звёздной пары в Грузии, которое он же и организовал.
Об этом написала журналистка Наталия Мурга, побывавшая у художника в сентябре 2012 года в Париже, где в районе станции метро «Трокадеро» проживает ныне Церетели. Он пояснил, что в композиции памятника Высоцкому, отражено реальное происшествие: у жениха лопнула струна на гитаре, когда он в разгар веселья начал петь. Более того, и невеста отличилась: зацепила туфлей ножку складного стола, обрушив его и разбив посуду. Это было плохими знаками, и хозяева ещё тогда поняли, что безоблачного счастья молодым не видать. Выслушав скульптора и узнав, что тот намерен установить памятник Высоцкому в Париже, журналистка предположила, что в композицию монумента надо непременно включить француженку Влади. Церетели деликатно возразил: «Думаю, не смогу сделать её скульптуру, не смогу поймать характер. Просто не вижу Марину рядом с Володей».
Во как! А в России француженка «победила» всех ярких и незаурядных русских женщин поэта. Впрочем, звание музы она заслужила тем, что держала поэта в тонусе внезапностью появления в его жизни и щедростью по возвращении после столь же внезапных исчезновений. С другой стороны, не мог же он прямыми посвящениями стихов другим афишировать внебрачные связи и сомнения?
И, в конце концов, это был богоданный союз двух звёзд, ослеплённых страстью и соблазнами. Испытание? Или судьба? Сие неведомо. Рядом друг с другом оба они самоутверждались. Успех, наслаждения и роскошь расслабляли романтичного поэта, зато его «колдунья» была вполне конкретна во всём. Не ей ли посвящено написанное им ещё в 1970 году загадочное четверостишье?
Как заарканенный –
Рядом приставленный,
Дважды пораненный,
Дважды представленный.
Итак, истекал пятый год гонок «иноходца», постигающего желанное и неведомое за горизонтом. Год 1977 – срединный и переломный в семилетии между 1973-1980 годами заканчивался в размышлениях и сомнениях. И в скорби по дяде Лёше – ведь Владимир не смог приехать на похороны едва ли не самого дорогого человека – не достиг обратной стороны горизонта… и вот – едет…
И плавится асфальт, протекторы кипят,
Под ложечкой сосёт от близости развязки.
Я голой грудью рву натянутый канат!
Я жив – снимите чёрные повязки!
Бесконечная гонка за недостижимым, бег по кругу. Да и что такое горизонт? Мираж? Немало литературоведов пыталось расшифровать стихотворение «Горизонт» – и дословно, и построчно… и слишком конкретно.
На мой взгляд, лучшее толкование этого образа дала в книге «Высоцкий – две или три вещи, которые я о нём знаю» Марлена Зимна: «Он хотел заглянуть за горизонт человеческого предназначения!»
Но надо ли так далеко уезжать, чтобы понять это? Может быть, он уже достиг этого аллегорического горизонта без суеты и разочарований?
Давайте, заглянем в начало гонки за горизонт – в 1973-й год…
Сентябрь 1973-го. В Москве гастролирует варшавский Театр «Народовы», возглавляемый режиссёром Адамом Ханушкевичем. Идёт поставленный им спектакля «Три сестры», за кулисами стоит Высоцкий и плачет…
Этот эпизод очень зримо описала упомянутая выше Марлена Зимна в книге «Высоцкий, которого мы потеряли», а ей рассказал о своей встрече с Высоцким сам Ханушкевич, с которым она общалась в процессе работы над книгой.
После спектакля потрясённый Высоцкий пригласил польскую труппу на ужин в квартире Ии Савиной, где уже ночью, в совершенно пустой комнате состоялся его домашний концерт.
Вот как вспоминал это событие Адам Ханушкевич: «Мы сели вдоль стен, на полу, а Высоцкий сел в углу комнаты и начал петь… Ничего подобного я никогда в жизни не видел. Никогда в жизни. Я видел всех величайших певцов. Но ничего подобного я никогда не видел. Закрытые глаза, слегка наклоненная голова, отрешённое лицо, перекошенное отчаянием, болью… и эта пустая комната, выступление в таком интерьере производило ещё более сильное впечатление, нежели на концерте. Нечто невероятное».
В группе из пятнадцати гостей был актёр Хэнрык Бонк, среди своих попросту – Хэню. Ханушкевич с трудом уговорил его ехать в Россию, поскольку тот считал её виноватой в смерти своей семьи. После пятой песни Хэню вскочил и принялся ходить по комнате, повторяя: «Я вас ненавижу, я же вас ненавижу, чёрт вас всех побери, да идите вы все…, горите вы все синим пламенем» – и… плакал. Высоцкий всё это видит и слышит, но продолжает петь, причём тем громче, чем громче возмущается Хэню. Когда он кончил петь, вместо аплодисментов в комнате воцарилась мёртвая тишина, но она была многозначительней оваций. Молчание затянулось, и Ханушкевич решил разрядить напряжённость, поблагодарив певца и, извинившись, объяснил причину вспышки Хэнрыка Бонка. Ответ и удивил и умилил гостя. «Я понял, – сказал Высоцкий, – но ты знаешь, такого успеха я ещё не имел. Чтобы человек, который меня ненавидит, который ненавидит мой народ и который так демонстрирует эту ненависть, чтобы он слушал меня и плакал… Такого успеха я ещё не имел».
«А потом они вместе напились, Володя и Хэню…», – с улыбкой признался Ханушкевич в беседе с Марленой Зимной.
Так был поднят шлагбаум между совершенно разными людьми. Разве не заглянули они оба за «горизонт человеческого предназначения»? Быть людьми, не теряя самости, достигать взаимопонимания и жить в согласии…
За неделю до нового года победивший Европу Гамлет возвращается в родные пенаты.
По странной логике тех лет триумф Театра на Таганке за рубежом чуть не сыграл с ним злую шутку: по возвращении труппы домой встал вопрос о закрытии театра. Спас положение Высоцкий, позвонив Федотовой – подруге Галины Брежневой, которой он иногда помогал в решении бытовых проблем.
Вот что поведала Натальи Федотова в 2004 году журналистке газеты «Московский Комсомолец» Ирине Бобровой:
«Вечером я приехала к Брежневым и за ужином поведала эту историю Леониду Ильичу. Он молча встал из-за стола и позвонил Суслову. «Михаил Андреевич, что там происходит с Таганкой?» – строго поинтересовался он. В итоге за пять минут вопрос был решен в пользу театра»
Ещё одна победа московского «Гамлета» – тихая и бескровная – просто отзыв на добро… и точка уходящему году. Или многоточие?
…Я снова погружаюсь в романс одинокой чайки. Музыка сливается с шумом волн, бьющихся об скалы, и слышится мне звук пощёчин и надсаженный голос: «В этом мире всё не так, всё не так, ребята…».
Да, он был потрясающе одинок…
«Рвался из всех сухожилий» и с «гибельным восторгом» мчался за горизонт. А зачем? Проверить, что «смерть тех из нас всех прежде ловит, кто понарошку умирал»?
Я закрываю глаза и вижу Гамлета, сидящего на камне у самого берега моря – в чёрном свитере и с гитарой. Он смотрит на горизонт и, вслушиваясь в прибой, перебирает струны:
Ветер, скрипач безумный, пропой на прощанье сыграй нам!
Скоро погаснет солнце, и спутник мой станет незрим,
чайка влетит в пучину навек к неразгаданным тайнам.
Я в себе растворюсь,
я навеки сольюсь
с силуэтом своим…
– Нет, Гамлет, нет, – шепчу я, – не сейчас. Ещё три лета впереди… почти три лета…
Лета?! Но почему в море лёд? Много льдин, они громоздятся друг на друга и сползают на берег. «И снизу лёд… и сверху?..» Я не успеваю охватить весь пейзаж, как слышу:
…Бьётся сердце под левым плечом,
я спускаюсь все ниже и ниже…
Но уже и спасителя вижу –
это ангел с заветным ключом!
ПРИМЕЧАНИЯ.
1. Коллаж автора новеллы
2. На первом плане:
Слева: Михаил Шемякин, автопортрет.
В центре: Владимир Высоцкий и Марина Влади в мастерской М. Шемякина у его работы «Метафизический бюст».
Справа: Памятник Высоцкому во дворе музея его имени в Москве. Автор Зураб Церетели, установлен в 2013 г. Копия этого памятника поставлена в городе Покачи Ханты-Мансийского автономного округа. В левом нижнем углу памятника кони, под ними табличка со строками стихов «Кони привередливые»:
Грязью чавкая жирной да ржавою,
Вязнут лошади по стремена.
3. В центре композиции море с теплоходом «Шота Руставели», Эйфелевой башней и волгоградской яхтой «Владимир Высоцкий»
4. Слева на «занавеси» памятник В. Высоцкому у «Центра даунтауна» в Чикаго, США.
5. На горизонте слились «берега» Москвы, Екатеринбурга с «небоскрёбом» Андрея Гавриловского, носящим имя «Высоцкий», и побережье Волгограда.
6. Правописание в цитатах интервью и писем – авторское (из источников).
7. Ссылки на видео и источники по теме приведены в первой рецензии к данной новелле.
><> Внимание! Можно увеличить картинку и рассмотреть памятники «ближе». Для этого зажмите одним пальцем клавишу Ctrl и осторожно покрутите колёсико мышки вперёд. Вернуть в исходное положение можно покрутив колёсико назад.
ЧАСТЬ 1. Восхождение.
Глава 1. Приговорённый к жизни – http://www.proza.ru/2018/01/25/132
Глава 2. Вертикаль – http://www.proza.ru/2018/04/11/61
Глава 3. Горизонты – http://www.proza.ru/2018/07/03/989
Глава 4. Быть или не быть самим собой – http://www.proza.ru/2018/07/24/295
ЧАСТЬ 2. Клубок судьбы.
Глава 5. Нити судьбы – http://www.proza.ru/2018/11/26/1651
Глава 6. Числа, звёзды и орбиты – http://www.proza.ru/2019/01/25/24
Глава 7. Алгебра судьбы – http://www.proza.ru/2019/07/09/964
Глава 8. Иноходцы на семи ветрах – http://www.proza.ru/2020/01/24/121
Глава 9. Место встречи изменить нельзя – http://proza.ru/2020/07/25/217
Глава 10. Большое видится издалека времён http://proza.ru/2021/01/25/996