Духи Огня

Александр Сергеевич Трофимов
Фото автора:  «Духи огня»


Неистов и упрям, гори огонь гори… Б.Окуджава

Огонь был великим даром высших сил.
Он согревал пещеру, жарил мясо, светил в темноте и отпугивал кровожадных зверей.  Он поражал воображение древних людей гневными всполохами гроз и огненными реками вулканов. И народы Земли поклонялись ему и его духам.
 
От пляшущих в его пламени фантастических человечков, неиствующих в диких прыжках диковинных зверей, неудержимо взлетающих к небу загадочных птиц, появились первые наскальные рисунки и танцы, от его колдовской энергии  - страхи и дерзания, верования и обряды, первые технологии.
Жизнелюбцы применяли его энергию для отопления жилищ, движения паровозов и машин, для преодоления тяготения земли, для удобства и радости бытия. 

Безумцы и тираны пользовались им для сокрытия своих преступлений, для достижения военных побед  и захвата чужих земель,  для устрашения и порабощения народов,  для славы и тщеславия.
А мечтатели и фантазёры придумывали сказки, легенды и мифы: про Прометея, похитившего у богов огонь и вернувшего его людям, про мальчика Маугли с Красным цветком, ставшего повелителем джунглей, про ослепительную Жар-птицу с пёрышками-светлячками, превращающую ночь в день и много ещё чего.
Наши далёкие предки - древние славяне - почитали огонь, как и всё население Земли. Их огненными богами были: Сварог – главный бог огня, Перун – повелитель молний, и немало других, связанных с огнём, солнцем и светом. Чтили славяне и духов огня – сущностей, невидимых, как и боги, но более слабых: духа огня домашнего очага – Рарога, культ которого был особенно распространен среди западных славян, духа огня Жижа - одновременно и полезного, и опасного. Но мало нам про них чего известно.

На праздник Купалы древние руссы жгли обрядовые костры и, играючи, прыгали через них, и магически действовали «лучи и кровь, цветы и краски, и искры в пляске вкруг костров» (К. Бальмонт).
До сих пор на окраинах цивилизации бьют в бубны, закатывают глаза и выкрикивают в экстазе пророческие слова шаманы и используют духов огня в своём колдовстве… 
И языки завораживающего пламени словно призывают верить не в придуманных для упрочения устоев государств и их властителей и спасения душ для вечной жизни,  а в природных  богов и духов.

Как не воспламенеть от чар огня романтикам и поэтам с пылким воображением и чутким восприятием.
И бумажные солдатики, поддавшись гибельному соблазну, пропадали не за грош, шагая  в его стихию.

 «Огонь! огонь, природоцап, высовывай язык! Ликуй, холоп! Оцарься, раб! Ничтожный, ты велик!» -  увлечённо декламировал  Игорь Северянин.

Околдовал почти апокалиптический «Огненный дух» и Константина Бальмонта.

Кто вдали идет пред нами?
Черный весь, он светит ало
Дух с двенадцатью глазами,
Дух, зовущийся Ховала.
Он еще зовется Вием,
Он еще зовется Тучей,
Он ползет по Небу змием,
Он роняет след горючий.
Растянувшись от Востока,
В дымный Запад он упрется,
И широко, и далеко
Он грозится, он смеется.
Искривленно он хохочет,
Кровли хижин зажигая…

А наиболее прозорливые поэты-философы, как Фёдор Тютчев, тускнели от мрачных перспектив уступок его обманам.

И «пред стихийной вражьей силой
молча, руки спустя,
человек стоит уныло,
беспомощное дитя».

Используя магию огня, христианская церковь от маленькой свечки зажигает светочи веры в сердцах прихожан - и поныне будоражит сознание и верующих, и атеистов таинственный благодатный огонь, появляющийся в канун православной Пасхи.
Но она являла не только свет надежды – распалялись костры религиозных войн, сгорали капища и идолы язычников, в крестовых походах на священной земле востока гибли в пожарах храмы и дворцы иноверцев, навсегда исчезали хранившие память глубокой старины тысячи книг и произведений искусства. По приговорам инквизиции горели в очищающем пламени еретики и ведьмы. Спасаясь от бесовского, сжигали себя русские староверы…
И Дух огня радостно плясал над пепелищами, напоминая грешникам о геенне огненной.

Но огонь давал не только угли и пепел. Он давал свет. Свет разума - и жар внутренних порывов. С горящим сердцем, вырванным из груди, выводил из глубин марка к свободе и Солнцу поникший и ослабевший народ легендарный Данко!  Но – это в сказках, а в реальности страстные горячие мечты оборачивались и апокалипсисами.
Не зря говорится в Священном писании – не сотвори себе кумира. В позапрошлом веке, безбожник Карл, словно предопределённый Пушкиным в образе бородатого колдуна, смутил весь мир призраком коммунизма, бродящего по Европе.

И разгорелось из искры пламя –– всемирные культурные ценности как предметы зависти и ненависти уничтожались и расхищались не только неграмотными тёмными мужиками, но и обладателями светлых, смелых голов двадцатого века, «пламенными революционерами», раздувающими мировой пожар.

И их неистовым бредом заражались даже такие тонкие поэтические натуры, как Александр Блок, провозгласивший  в своей знаменитой поэме:

«Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем,
Мировой пожар в крови –
Господи, благослови».

Но не ожидал он, что у самого сожгут вместе с усадьбой его самую великую ценность – библиотеку.

Константин Бальмонт, тоже поддавшись общему интеллигентскому безумию, молился огню, как символу грядущего обновления.

«Красный огонь, раскрутись, раскрутись!
Красный огонь, взвейся в темную высь!
Красный огонь, раскрутись, раскрутись!»

Он, соблазнённый духом первой русской революции в 1906 году, написал стихотворение «Дух огня», про языческого Ховалу, ползущего с Востока в дымный Запад по Небу змием с двенадцатью глазами – в пику евангельской жене, облечённой в солнце, в венце из двенадцати звёзд.

А Марина Цветаева, разглядев происходящее и предугадав разгул революционной стихии, в двадцать первом году уже пророчила одурманенному поколению:
«Огнепоклонник! Красная масть!
Завороженный и ворожащий!...
Как годовалый — в красную пасть
Льва, в пурпуровую кипь, в чащу —
Око и бровь! Перст и ладонь!
В самый огонь, в самый огонь!...
Огнепоклонник! Страшен твой Бог!
Пляшет твой Бог, насмерть ударив!
Думаешь — глаз? Красный всполох —
Око твое! — Перебег зарев…»

Сила огня как одной из высших природных стихий велика.
И человек, окружённый величественными храмами, веками внимающий искусным проповедям и молящийся Богу, считающий себя хозяином на планете Земля, построивший современное технократическое общество, никак не может совладать ни с ним, необузданным и неуправляемым, ни с его, как говорят, главным богоборческим духом, обитающим под землёй – с князем тьмы - Сатаной.

Но, к счастью, царствует над миром вечный Свет – свет Любви.
И дух её живительного огня не позволят жизни обуглиться: он - в цветах, детях, молодости, стихах и песнях, в ласках и поцелуях любимых.  Его не в силах загасить никакие инквизиции, революции и войны. Он оттаивает замёрзшие сердца, озаряет ум, очищает душу, пробуждает энергию тела и побуждает на благородные и добрые дела. Ведь не зря, казалось бы, нерелигиозное произведение - книга любви - «Песнь песнЕй» - считается священной у христиан и иудеев и входит в Библию.

Чудом назвал любовь Роберт Рождественский:

«Так полыхнуло- сплеча, сполна-
над ледяным прудом!..
(два человека- он и она-
Были виновны в том...)
В доме напротив полночный лифт
Взвился до чердака.
Свет был таким, что мельчайший шрифт
Читался наверняка...
Так полыхнуло, так занялось-
Весной ли, огнем- не понять!
И о потомстве подумал лось,
А заяц решил линять.
Землю пробили усики трав,
И просверлили лучи.
Тотчас, об этом чуде узнав,
Заспешили с юга грачи.
На лентах сейсмографов стала видна
Неровная полоса...
(Два человека- он и она-
Смотрели друг другу в глаза...)
Реки набухли. Народ бежал
И жмурился от тепла.
Кто-то кричал "Пожар! Пожар!"
А это любовь была».

Но, пожалуй, исчерпывающе о всеобъемлющем огне у Максимилиана Волошина:

Есть два огня: ручной огонь жилища,
Огонь камина, кухни и плиты,
Огонь лампад и жертвоприношений,
Кузнечных горнов, топок и печей,
Огонь сердец — невидимый и темный,
Зажженный в недрах от подземных лав…
И есть огонь поджогов и пожаров,
Степных костров, кочевий, маяков,
Огонь, лизавший ведьм и колдунов,
Огонь вождей, алхимиков, пророков,
Неистовое пламя мятежей,
Неукротимый факел Прометея,
Зажженный им от громовой стрелы...

И человек сознал себя огнём,
Заклёпанным в темнице тесной плоти.