Чудесное всегда прекрасно,
прекрасно только чудесное,
прекрасно только то, что чудесно.
Андре Бретон
Иногда кажется, что писать про Саграда Фамилиа (Sagrada Familia, по-испански «Святое семейство») не имеет смысла – нужно опубликовать фотографию, чтобы люди, тихо удивляясь, на неё смотрели. Как не имеет смысла писать про все остальные восемнадцать сооружений Антонио Гауди: все в Испании, четырнадцать в Каталонии, двенадцать – в Барселоне, центральном городе этой провинции. Он не строил свои дома – он их выращивал, выращивал из почвы, как грибы, странные, инопланетные, галюциногенные, напоминающие то ли уставших монстров, то ли зловещих призраков. Архитектура Гауди при первом взгляде поражает и заставляет открывать широко рот: «Господи, что это такое?» При втором в ней чудится нечто зловещее. Потом начинаешь различать какое-то болезненное предчувствие: что-то не так в мире, где произрастают такие здания – это мир, у которого едет крыша, как во все стороны (в прямом смысле!) едет крыша у «Каса Батло», одного из шедевров Гауди.
Плавные, перетекающие сами в себя фасады, причудливые оконные переплеты, «мягкие крыши» – все иллюзорно и сказочно, словно вылеплено из пластина пальцами безумного великана. Пузырящиеся шпили, меняющие свой облик при перемене ракурсов рельефы, густо населяющие фасады и интерьеры этих зданий: все эти ракушки, плавно превращающиеся в черепа, ребра доисторических животных, раскрывающиеся ворохом каменных цветов и листьев: кажется, жить в этих «каса» (casa по-испански дом) совершенно невозможно, однако внутри они оказываются на удивление просторными и светлыми. Ни одной прямой линии, ни одного угла. Это модерн, доведенный до абсурда, переходящий уже в новый, уникальный, стиль.
Недаром современники Гауди называли его провидцем архитектуры будущего, творцом направления, которое определит магистраль строительства в последующих веках. Мы, с нашей дистанции, видим – они заблуждались. Гауди так и остался гениальным одиночкой, не имевшем последователей. А можно ли вообще быть последователем такого? Можно ли, выбрав из модерна самую суть, еще раз смешать в эклектическом хаосе элементы десятка стилей, и создать то ли пародию, то ли пророчество – сюрреализм в архитектуре. Гауди – единственный в истории архитектор-сюрреалист.
Присущие этому направлению соединение несоединимого, провокационность, атмосфера загадочного и зловещего чуда, крайняя болезненность и галюциногенность, – это Гауди. Сюр всегда ориентировался на сон, отсюда «бредовость» картин Миро, поэзии Бретона, кино Бунюэля, архитектуры Саграда Фамилиа. Всё это в зародыше присутствует уже в модерне – стиле извращенном и пресыщенном, каким вообще было искусство в Европе на рубеже XIX и XX веков.
Модерн был мейнстримом довольно долго: на протяжении почти трех десятилетий. Его присутствие мы ощущаем и по сей день в старых центрах городов юго-восточной Украины – все они застроены домами, выполненными в этом стиле (это только то, что уцелело от Люфтваффе, раньше было еще больше). Но только в Каталонии, в Барселоне родились призрачные видения Гауди, только здесь модерн перешел в сюр. Тому есть свои причины.
Каталония – особая область, соотносящаяся с Испанией примерно как Прибалтика с Россией. Будучи когда-то (веке в XIV) процветающим королевством, позднее она попала в зависимость от более сильного соседа. Отсюда комплекс национального превосходства, причуды национального характера, обостренное чувство восприятия мира. До сих пор в Барселоне всех остальных испанцев считают за грубых и невежественных мужланов, а жителей Андалусии (южной провинции) вообще могут назвать эмигрантами. Каталонский язык (есть и такой – они говорят «каталанский») ближе к французскому, чем к испанскому. Одним словом, Каталония смотрит на Испанию свысока: мы, типа, и культурнее, и воспитаннее, и благороднее, и честнее. Жажда первенства пробивается во всем, особенно в футболе: «Барселона» и мадридский «Реал» – два самых непримиримых соперника. В политике Барселона – известная мятежница, мировая колыбель анархизма. В 1919-1923 – как раз в те годы, когда здесь жил и работал Гауди – в городе каждый второй день происходил теракт. Особенно анархисты любили бросать бомбы в театрах – они были большие эстеты. Во время гражданской войны Барселона – оплот левых сил – дралась до последнего, видимо, пытаясь доказать всему миру, что анархия умирает, но не сдается. К слову, и сегодня там существует террористическая группировка «Армия освобождения Каталонии»… А в искусстве местные нувориши не жалели денег на финансирование самых безумных проектов – так смогли появится творения Гауди, который сам был беден, как церковная мышь, ходил как настоящий оборванец, ел что придется и жил в комнате с ободранными обоями. Вообще этот человек имел причуды, столь же странные как и его строения, например, общался со всеми на каталонском, в том числе и со строительными рабочими со всех концов страны, так что приходилось звать переводчика (это при том, что испанский и каталонский соотносятся в Барселоне как русский и украинский в Харькове), за что-то ненавидел людей в очках и так далее.
Этот человек стал автором самого загадочного собора на свете – Саграда Фамилиа, над которым он трудился сорок три года, и так не увидел его окончания. Более того, начатый в 1883 году собор не закончен и по сей день! Работы идут, но как-то впустую, каменное чудо словно само диктует сроки своего роста. Он похож на сталактиты, которые то ли тянутся из недр земли, то ли свисают прямо с неба, он, как и все творения Гауди, «мягкий» и растениобразный. Шпили его завершаются звездами странных цветков, похожих на соцветия наркотического болиголова: каждый из них тщательно отделан осколками цветного стекла и майоликой. Зачем? Ведь ничего этого все равно не видно с земли. «Их будут рассматривать ангелы», – совершенно серьезно отвечал архитектор.
Если взглянуть на Саграда Фамилия повнимательнее, начинаешь замечать, что в его основе – готический храм. Именно эта готичность делает собор таким трагичным и минорным, несмотря на обилие стекла и цветной мозаики. Но готика Гауди словно «облита» застывшим пластилином модерна, вспучившимся то там, то сям причудливыми фигурами растений, животных, странных существ (видимо, ангелов), Христа, Матери с Младенцем, Иуды, Пилата, ракушек, насекомых. Странные наросты над порталами похожи на водоросли, окошки – на пчелиные соты. Вместе с тем легко прочитываются готические «розаны», фигурные фризы словно скопированы с Амьенского собора. Все вместе – совершенно надреально, пугающе непонятно. Гауди экспериментировал с тем, что в 1960-70е годы назвали бы «психоделическим искусством», хотя, конечно, никаких наркотиков он не употреблял. Сюрреалистично лишь его творчество – сам он сюрреалистом не был, да и не мог быть: «Манифест» Бретона вышел спустя год после смерти Гауди, который был набожным католиком, почти фанатиком, в отличие от молодых «деструктивных элементов», составлявших костяк нового движения, сплошь атеистов и анархистов. Кстати, в 1936 году в разгар гражданской войны анархисты сожгли все строительное оборудование в Саграда Фамилиа и заодно мастерские Гауди, что остановило строительство на двадцать лет. Сюрреалистические события разворачивались под растекающимися линиями собора: сначала анархисты расстреливали священников, затем коммунисты расстреливали анархистов, потом франкисты – коммунистов, и над всем этим медленно стекали откуда-то из поднебесья каменные слезы самой последней церкви в мире.
Умер Гауди тоже по-сюрреалистически, чуть ли не в духе Бунюэля: его сбил трамвай и никто не помог оборванному старику, которого приняли за бомжа.
От него осталось такое, чего больше не увидишь нигде. Ушедший в небытие ХХ век среди своих символов вполне может назвать Саграда Фамилиа – многими именуемый храмом не церкви, но ересей. Уж чего-чего, а ересей в этом столетии хватало. Сюрреализм среди них.
2001