Рано утром, восьмого мая, автобус, керосиново пыхтя стребал по городу. Конченная остановка дачи. По ходу было всяких интересных отставок. К примеру, установка «Кутузова». Бледный Михаил Илларионович, одномазевый совет в Филях, соло под Бородино, оправленная французским смрадом Москва, мороженное наполеоновское филе раскидывающая его по России, по и беды русского оружия, а до Парижу, который «впрочем вонял» и дальше будет смердеть фельдмаршал так и не добрёл. Сейчас до него подобрались знатные демутанты проголосившие именовать штрассе Кутузова в проспект единого Резидента страны. Или стоящая как ветхазаветная приставка - «Весна». В месть незаметного ресторана «Зима-Осень». Зимой еще жадно идем к весу, летом напоминаем о ней с жутью, осенью звучит мерзко и грешно. Стремительно и напористо въезжаем на «Суворова». Опять бойны, поливание колотуной водой, заход в Альпы, залпы Измаила. Александр Васильевич всех сволочей, как выяснилось сегодня, так и не сдюжил добить. А ведь не последний фельдмаршал был. Да как до них докопаешься, запрятались, жмуриками претворились. Пересидели мутанты, добрые терема пожухли. Вылезли из пещер, из мясных чащоб всякое степенство из уродов и брякнуло, а на какой буй нам Суворов? Перелицевать матрицы! Есть мути у спрута и позавчера уже переиначенные. Людей известных лишь узкому кругу сородичам. Памятливые внуки возжелали в лесть дедушкам прозвать улицу, а значит и остановку их смертными племенными погонялами. Изменение бремени жизни не прикоснулось к автору «Капитала», как ядрёное руководство к охмурению народа. Его ж преследователя из самого Симбирска, которому не он себе, а народы памятники ваяли и ставили, грохнули с пьедестала. Не устоял батюшка Ильич. Твердолобые жлобы оказались крепче гранита и выносливее Сталина.
И так на мало кому понятной стоянке вскакивает в МАН карликового роста старушенция в голубом уборе десантника СССР.
Большой и волосатый кондитер билетов вежливо интересуется:
- Бабушка, вам до куда?
Понятно, что за допрос - все ездоки запряглись.
Бабушка в отставке не будь десандурой, в карман полезла и не мелочно вытащила слово:
- А тебе прыщ, на кой знать, куда я еду?
Растерялся сборщик дани, гриф секретности слетел с лица, и стало пахнуть деревней, где еще на днях его предок коз пас. В объяснения тронулся:
- Миледи, экскурсия по зоопарку у нас – одна монета, а желаете дыхнуть кислым молоком от вяло текущего древа – другая.
- Не имеете справок, меня допытывать…! – не унималась орденоносная старушка.
- Вы нарушаете распорядок! – резонно заметил хваткий на деньги кондитёр, и достал мобильник. Щёлкнул для истории поминальных шествий сморщенный фейс воинственной леди.
Тут ещё пуще возмутилась старуха.
- Без моего на то спроса документировать мою личность не дозволяю…! – вытащила из-за голенища хромого сапога рацию и объявила военное положение:
- Стража право, порядка в транспортировке граждан нет, и нарушают мой личный суверенитет. Прошу бессрочно принять меры! - и так же бодро выпрыгнула из автобуса, направив стопы к старому кладбищу.
Весь день, восьмого мая, автобус промаялся в ожидании полиции. Синий буфер украшал кумач, на котором выло написанное: «Да здравствуют ветераны ДВД!»
Тогда как старушка, неспешно прибравшись на могилке деда, помянула его, села в автобус и проехала, скрипя сапогами мимо взбунтовавшегося против неё кондитера билетов.