Они разговаривали, а я подогнула колени и, спрятавшись от их полемики, умещала и уменьшала себя в объятьях дивана. Темнота за окном похожа на зевнувшего человека. Точнее: на эту чёрную заскучавшую пасть, вбиравшую в себя пространство. Меня в комнате не было. Была твоя головная боль, горячим чаем волновавшаяся в кружке. Мигрень, мешавшая тебе выговаривать слова. Но ты старался и залпом выпивал кипяток, и задыхался в словах. Была она, бывшая училка, встряхивавшая головой – и меня всегда пугали женские волосы, недаром, у горгоны именно они... Так вот, трясла она головой – вылюбленный жест – кудри прыгали и, казалось, сокращали время нашего существования. Как это, так это: чем чаще трясет она головой, тем меньше нам осталось. Волосы знают о нас всякие ужасные вещи. Её кудри, годичные кольца... Меня в комнате не было. Вы говорили и говорили. По комнате пятнами мелькала разбитая тень: мотылек стукался о светильник. Я видела, как увеличенная в тысячу раз тень его крыла мазнула по твоему лицу. Я глупо улыбнулась и выскользнула из океана чужой болтовни, не замочив ноги. В ванной приличия ради я плескала руки в проточной воде. Набрав её в ладони, я умыла лицо, мокрые волосы прилипали к щекам. И тут я вдруг почувствовала, что смываюсь. Я провела ладонью по губам, но крика не было – не было губ. Я видела, как они уносятся в водосток. Я всё терла мокрое лицо и стремительно уменьшалась. В конце меня не стало настолько, что отверстие водостока засорилось. Вода уходила медленнее. Поэтому, отстраненная, я могла наблюдать, как мои глаза, две маслины, круговыми движениями приближаются к чёрной дыре сливного отверстия. И меня свело к нулю. Трубы, проглотив не-забудку моего существования, прощально хлюпнули.
- Литература Ивановна, можно ещё чаю, - сказал ты. Она снова встряхнула кудрями (и если бы могла, я бы вздрогнула, но за меня это сделал сходящий с ума мотылек). Она ушла на кухню, открыла кран и поднесла чайник. Она не заметила, как вместе с водой туда вылилась и я.
Мокрыми руками она расставляла чашки. Потом шумно упала на стул:
- Ну, а дальше?
И прежде, чем нанизывать черный бисер слов, вы прилипли губами к своим чашкам. И от меня ничего не осталось.