История 1
(фотка взята из инета.
Все имена и совпадения случайны)
Отец Серафим, чадо Светка
и фарисейская ересь.
-------------------------
В обычный, малопримечательный будний день местная церквушка в клопинском районе стояла почти что совсем пустая, если не считать нескольких прозябающих в праздности старушенций, больших любительниц почесать длинные свои языки, да позыркать на проходящих мимо.
Разницы между около подъездными скамейками и церковной скамьею, сильно благочестивые старицы вроде как и не замечали, чувствуя себя вполне комфортно на церковном подворье.
Воссев перед входной дверью, старушенции заняли пост бдительной охраны - на манер дворцовой стражи - имея твердое намерение поучить уму-разуму и приличному поведению всякого, желающего войти. После чего стали с невинным видом поджидать себе… очередную жертву.
В ожидании прихожан старицы рассказывали друг другу уже по пятому кругу душераздирающие истории:
- А давеча-то, давеча-то, один молодой нахал – ну это когда я стояла у подсвечника после уже молебна, - как хватил недогоревшую ещё свечу, да и затушил! А свою подлец, на её место-то и поставил!
Ну я-то ему и высказала,- что душенька чья-то теперь вот неотмоленной останется, да-а-а-а, вот оно ведь как!
- Ну а он-то что, Матрена? Он-то что?
- Да возмутился, грубиян! Потом так злобно зыркнул на меня, да проскрипел что-то сквозь зубы (я и не расслышала толком что) да и пошел себе, не перекрестившись даже.
- Вот нахалы-то молодые! Ну никакого уважения нету ни к Святому месту, ни к старости…
В это день угораздило же приблизиться к церковным дверям молоденькую девушку, одетую броско и вызывающе: в черные штаны, ботильоны, кожаную куртку и бандану.
Девушку звали Светкою. Оная девица шмыгала носом, утирала скупые слезки и вообще пребывала в расстроенных чувствах… Намереваясь купить несколько свечек в церковной лавке и поплакаться Богоматери с младенцем–Христом на руках, девица робко собралась было протиснуться между дородными христианками. Да куды там!
Благочестивые старицы встали грудями перед дверью и заорали напебой:
- Бесстыжая! В штанах!
- Накрашенная! Рожу-то свою прежде иди отмой!
- Куды пресся-то без платочка даже, соплячка малолетняя?!
(Оторопевшая девица даже на несколько минут перестала плакать и явно офигев от натиска старых грымз, попятилась от дверей)
И в этот самый критический момент и въехала эффектно на церковный двор крутая цвета мокрый асфальт, иномарка. Резко распахнув дверцу, приличного размера пузом едва не коснувшись земли, из машины вывалился благодушный отец Серафим.
Быстро оглядев жертву старушечьей атаки и скромно закативших глаза, вмиг заткнувшихся грымз, отец Серафим рявкнул привычно:
- Стройсь! Всем стоять! Что тут у вас опять?! Доложить!
- Да вот… девушка тут у нас... не по форме… в храм не пущаем её в таким-то непотребном виде.
- Дуры,- привычно зевнул Серафим - этак Вы и Христа самого не пустили бы! Не по форме! А может, у неё и одежды-то другой и нету… Устроили тут засаду - Пойдем-ка со мною, чадо – к девице - как зовут-то тебе, маленькая?
- Светкою,- всхлипнуло сопливое чадо.
- Светлана значит… Фотиния! Во как! Ну пошли, Фотиния, чаю попьем с тортиком в трапезной. А ты мне горести-то свои и поведаешь. (Отец Серафим извлек из портфеля внушительный клетчатый платок и отеческим жестом протянул девице, чтобы та промокнула слезки)
Грымзы услужливо распахнули дверь перед отцом Серафимом, но чуть было не исхитрились ущипнуть Светку, когда та робко последовала за батюшкой.
В трапезной, переев слегка импортного шоколада, пироженок "Наполеон" с орехами, эклеров со взбитыми сливками; испив растворимого кофею со сгущенкою, бедняжка Светка оттаяла своей наивной детской душенькой и поведала настоятелю о своих незамысловатых огорчениях.
- Ерунда все это, Светланка – со знанием дела произнес отец Серафим - уж ты мне поверь... до свадьбы заживет. Да ты и сама через месяц все станешь иначе воспринимать. Да в твоем-то возрасте, такие огорчения быстро проходят.
Вот ты к Матери Божьей пришла? Пойдем-ка, поставим вместе свечи, да и помолимся. А там я тебя провожу мимо стариц наших, стражей… (бесовок храмовых, - про себя подумал он - да чтоб их всех флюсом поразило, чтоб им языки их срамные поприкусывать)
Помолились. И тут отца Серафима посетила интересная и про всей видимости креативная идея (пришла-таки в его светлую голову):
- Фотиния! Выгнать сих стариц я не могу. Поскольку идтить-то им больше вроде как и некуда. А вот повоспитывать… слегка. Что если я попрошу тебя помочь мне в этом деле?!
Вот послушай-ка, что мы с тобою завтра здесь устроим... (Серафим уселся с девчонкой на дальнюю скамеечку, где они довольно долго шушукались о чем-то и глупо хи-хи-кали. После чего он проводив чадо Фотинию до мотоцикла, осенил оную Крестным знамением и вернулся к повседневным храмовым делам).
А на следующее утро, в день субботний, в церквушку пришла к десятичасовой службе скромно и неприметно одетая девушка в длинной серой юбке, платочке по самые бровки, серенькой скромной же вязаной кофтеночке и робко встала в очередь к Таинству Исповеди.
- Хто ж такая? – недоумевали грымзы – уж не послушница ли монастырская какая к нам затесалась? Откель интересно. Но девица так и не подняла глаз, устремленных долу и всю службу простояла в самом дальнем углу... скромная, тихая, пристойная.
Впрочем, вскорости объектом внимания грымз оказалась уже не "послушница" а молодая дама с девочкою лет семи-восьми, одетой в миленькие розовые брючки.
- - Мальчикам положено шапочки снимать! - начала атаку главная грымза.
- Но это же девочка!! Я наверное лучше знаю, я её мать!
- А по виду так мальчик! Вы бы гражданочка шапочку-то мальчику сняли!
- Бабка, ты лучше отвали по-хорошему! А то я сейчас твоею рожею все церковные ступеньки пересчитаю!
- ...Ну вот! Никакого уважения к старости и Святому месту... ( бабка отошла, довольная своей нехитрою удавшейся каверзой, подозрительно напоминающей искушенному обитателю инета троллинг). Впрочем, оставалось ещё на кого переключить свою неусыпную заботу о воспитании прихожан: две молодые женщины, усевшись на скамью, переговаривались неприлично громко... Заботливая бабулька утешала уставшего внучка конфеткой...
По окончании Литургии, отец Серафим произнес краткую, но убедительную проповедь о вреде фарисейской ереси. А именно о том, что некоторые наши старицы по недомыслию своему препятствуют посещению церкви людям в мирской одежде, чем отталкивают верующих от Церкви и уподобляются сами фарисеям, коих Господь наш Иисус Христос сравнил с гробами, украшенными снаружи, но полными изнутри всяких мерзостей.
Потом подозвав смиренную Фотинию, Серафим простер свою духовную длань над нею и произнес хорошо поставленным голосом театрального трагика:
- Вот этого ребенка! Эту невинную душу, вчерась не пускали войти! А ведь она пришла в скорбный час, стеная, плача. Пришла к Матери Божьей, даже не переодевшись,- так рыдала её детская чистая душа! (На этом месте отец Серафим сделал глубокий вдох и продолжил вдохновенный монолог уже более патетически)
- Да кто вы после того?! А? Лицемеры! Фарисеи! Разве не сказал Господь: "Бойтесь закваски фарисейской"?
Все отныне имейте в виду: за подобное лицемерное поведение отлучать буду от Таинства Причастия! На месяц сперва!
(На сем проповедь закончилась и Серафим отбыл в трапезную опять же сопровождаемый Светкою, где оба как и вчера предались чревоугодию и неприличному хи-хи-канию)
В тот же день в Епархию полетела возмущенная коллективно составленная "малява" от пяти грымз, повествующая о том, что отец Серафим ведет себя в церкви весьма неподобающе: якшается с молодыми девицами, одетыми неприлично, кормит их в трапезной пироженками (за счет пожертвований верующих, надо полагать) и крайне непристойно и свободно общается с ими.
Секретарь Епархии, не поставив даже нумер на входящее, хотел было привычным движением бросить поклеп в корзину. Но передумал: Отксерил. Переслал на "мыло" отцу Серафиму с пожеланием изгнать оных кляузниц из своего прихода.
Отец Серафим ознакомился. Вздохнул и привычно подумал: - Ну выгоню. А куда им идтить-то? Нет уж.
Сердце моё полно сострадания!*
----------------------------------------------
* Заключительная фраза отца Серафима
взята из романа Стругацких "Трудно быть Богом"
Там по сюжету
Будах (ученый):
(с) — Ну тогда оставь нас, Господи. Дай нам идти своим путем.
Дон Румата Эсторский,- он же землянин Антон, прогрессор:
— Не могу. Сердце моё полно сострадания!
х х х
Большая часть того, что реально внутри нас, – не осознается,
а того, что осознается, – нереально.
/ Зигмунд Фрейд /
п р о д о л ж е н и е с л е д у е т