Осенью, в быстро-надвигающиеся сумерки кажется, что солнце просто выключают, на счет "... три" ты уже в темноте. И печаль одолевает по свету, и положение менять не торопишься. Сидишь в тишине и думаешь ни о чем и обо всем одновременно. Щелкнешь старенький торшер, вот тебе и закат медовый. Найльешь чай с малиной,
укутаешься в шерстяной плед и на всякий случай отключишь телефоны, чтобы в самый неподходящий момент не заставили они тебя подпрыгивать от неожиданности.
За окном ветер деревья мутусит, как провинившихся, дождь барабанит по крыше дома; а ты сидишь под "личным солнцем", пригревшись, как воробушек. Глаза медленно закрываются... И тут раздается:
- Чапай, домой пошли! Мать ждет.
- А эту куда? С собой что ли!?
- Кончать ее надо! Лапку сдали, засчитано.
- Камень ищи.
- Сам ищи. Пошли, на дорогу бросим...
И тут ты понимаешь, что подождет он, янтарный закат. Накидываешь плащ и бегом из дома. Мало ли что там. А там три пацаненка, старшему лет десять на вид, ворону без лапы несут. Мокрые все и ворона тоже. Держит ее старшенький за целую лапку и к шоссе направляется. А ты кричишь ему:
- Стой, говорю! Куда ворону попер?
А он просто так, обыденно:
- Убивать. На кой она теперь, лапку уже сдали.
- Какую лапку? Зачем?
- Ну, как? Развелось их тут, вот теперь "боремся". Заместо убитой вороны, только лапку приносим. С нами потом рассчитаются.
- Так. Ворона тебе не нужна?!
- Нет
- Отдай ее мне.
- Да возьмите. Ее все равно убить надо.
Приносишь домой и радуешься, что успел, и птица что-то свое понимает. Приходят домашние, ты хвалишься приобретением и для тебя сейчас эта ворона дороже павлина из царского сада. Кормишь ее чем-то, ешь сам а перед сном тебе ставят ультиматум. Спать в одной квартире с дикой вороной семья не будет. Ни лоджии у тебя нет, ни вольера. В душе сгущаются сумерки, берешь птицу и несешь ее, укутанную в тряпье, в сарай, перебинтовав ей перед этим "культю". Извиняешься перед ней, мол, потерпи ночку, а завтра я тебя опять заберу домой. С утра бежишь открывать сарай и проверять, как там птица. Вроде ничего, первую ночь пережила. Кормишь ее, говоришь ласковые слова, гладишь пальчиком по голове осторожно. Во двор выносишь, погулять, а она и не улетает с руки твоей, сидит молча, будто на твоих руках выросла. Так проходит два дня.
Сентябрь. Ночи уже холодные. Надо что-то решать с вороной, но, как на зло, не решается. Чувствуешь внутреннее напряжение и недовольство собой, и сделать ничего не можешь. А так хочется совершить маленькое чудо. Багровый закат действует на нервы и неотвратимость висит в воздухе, как дамоклов меч. Ночи как не было. Утро. Идешь к вороне, а она у двери лежит окоченевшая, с отвернутой головой.
И не спас ты бедную птицу, и слезы ручьями по щекам, и домашних понять можно; и сейчас ты с этой горечью один на один, идешь за коробкой от обуви, чтобы похоронить ворону. Два с лишним дня прожила рядом с тобой эта птица, а утрата такая, будто вас тридцать лет связывают. И мальчишку ты тоже не спас. Ни сегодня, так завтра он ради расчета за лапки пойдет убивать новых ворон. Сначала птиц, а потом кого? Закапываешь коробку с тушкой, возвращаешься домой, семья с облегчением вздыхает "история закончена", а ты понимаешь, что нет...
(Вышемирская Ольга)