Карцерова соната

ЕВСЕЙ   ОСИНОВСКИЙ



КАРЦЕРОВА  СОНАТА
или
Как теленок с дубами бодался


Все описанные события и персонажи вымышлены,
все совпадения случайны. Автор.


   Пауль Крамер поехал в суд.
   Он ни на минуту не сомневался, что теперь, после победы нацистов, его осудят. На этом процессе никому не будет дела до выяснения истины, до установления фактов. Всё с начала и до конца, несомненно, окажется лишь забавным и трагическим, жалким и грубым фарсом, в котором каждому заранее отведена особая роль - судьям, свидетелям, экспертам, адвокатам…

Лион Фейхтвангер. «Братья Лаутензак»
 1942 г., Нью-Йорк


- Позади осталось всё: роскошные круизные лайнеры, золотые пляжи Бразилии и Индонезии, сияющие миллионами огней небоскребы Гонконга и Сингапура, сумасшедший Лас-Вегас, степенные европейские столицы… Позади остались и казавшиеся незыблемыми приятельско-дружеские отношения с сильными мира сего – судьями, прокурорами, министрами, депутатами… Теперь я никто. Лагерная пыль, по меткому выражению Лаврентия Палыча…
Так думал уж не молодой повеса, летя в пыли в «столыпинском вагоне» навстречу хмурым северным лесам… (Во завернул! Да простит меня «первоисточник»!)
Повеса – это ваш покорный слуга. В недавнем прошлом адвокат. Небезызвестный, небезуспешный… Громкие дела, громкие победы…, публикации в прессе и на интернет-сайтах, интервью, статьи, комментарии, награды адвокатского сообщества… Генералы – руководители различных ведомств – приветливо улыбались, здороваясь: «Наслышаны, наслышаны… Поздравляю!», полковники при встрече обнимались, дружески похлопывая по плечу, младший офицерский состав – те просто смотрели снизу-вверх, как на обитателя Олимпа, до которого им еще тянуться и тянуться.
В друзьях-приятелях числились многие министры, депутаты различных уровней, главврачи, главреды и главрежи, начальники всевозможных департаментов и даже директор цирка (!!!). С учетом того, что в молодые годы я, закончив консерваторию по классу музыковедения, много лет отдал сцене и преподавательской кафедре, руководители местной культуры – вообще были моими однокашниками, а то и собутыльниками времен вольного студенчества.
В какой-то период одновременно губернатор, мэр города и глава районной администрации – все были мои друзья юности и соседи по лестничной клетке. Казалось, что, если не бога за бороду, то уж черта за его причиндалы я точно ухватил, и он готов отвезти меня на себе – хоть в Санктъ-Петербургъ за черевичками, хоть в Нью-Йорк на премьеру очередного бродвейского мюзикла!

Всё кончилось внезапно и сразу.

Телефонный звонок не отличался от сотен ему подобных.
- Здрасьте, нам вас рекомендовали, мы боимся, нас вызвали, а он ничего не совершал, а его вызывают…, - женский голос трещал, как из пулемета, - брата уже арестовали, теперь вот нас вызвали…
- Стоп, стоп! Кого вызвали, куда, за что? Говорите толком.
- Моего мужа.
- Как фамилия мужа?
- Подлючный. Матвей.
- Так если его еще только вызывают, почему звоните вы, а не он?
- Ну, он у меня… молчун, в общем.
- Понятно. На когда вас вызвали?
- На понедельник, 11 часов.
- Хорошо, тогда в 10 пусть подъезжает ко мне в офис, поговорим, а потом решим, что делать дальше.
- Мы вместе подъедем.
- Это я уже понял…..

В назначенный час в офисе появились – сначала Она. Даже не вся она, а ее грудь. Ну что сказать, природа была щедра! Мадам Грицацуева со своими  арбузами! На остальных частях тела, зашедших вслед за грудью, та же природа особо не заморачивалась…
- Это мы вам звонили. Ульяна Подлючная, - представилась она и протянула мне руку.
- Очень приятно, - не слишком искренне ответил я, - а где ж ваш муж?
- Матвей, - позвала она. Мне подумалось, что она сейчас добавит «кс-кс-кс»….
Зашел Матвей. Упитанный, но какой-то рыхлый детина с абсолютно лысой оконечностью, отражающей все лампочки моего офиса. Причины его молчаливости были написаны на лице: полное отсутствие осмысленности во взоре (хотя зрачки подозрительно блестели…).
- Здрасьте.
- И вам того же. Ну, рассказывайте.
Как я и предполагал, рассказывать стала Ульяна.
Если коротко, брат Подлючного – Антон – брал на реализацию оптовые партии товара, распределял по торговым точкам, а вырученные деньги присваивал. Общая сумма похищенного – 52 миллиона. Недурно…
- Какова роль Матвея?
- Он несколько раз забирал наличку…. Но себе он ничего не оставлял, всё отдавал Антону!!
Матвей молча слушал жену, иногда кивая.
- Как вы думаете, Матвея могут привлечь?
- Ну, судя по вашим рассказам, признаки соучастия в его действиях просматриваются.
- И что, его могут арестовать?
- Могут.
- Этого ни в коем случае нельзя допустить. Поэтому мы приехали к вам. Чтобы вы нас спасли. Там еще вызвали Потапенко Андрея. Потому что хозяин фирмы, у которого украли 52 миллиона, - Калачёв – считает, что похитили деньги братья Подлючные и Потапенко. Мы его ужасно боимся. Он очень богатый. Сказал, что всех сотрет в порошок! Так Андрей нанял адвоката. Аж за 300 тысяч! Трупень Василий Васильевич, знаете такого?
- Нет. То есть, вас с Потапенко вызывают на допрос в качестве свидетелей, а вы берете адвокатов…
- Так мы ж боимся…
- Хорошо. Я скромнее вашего Трупня. Втрое. Более того, если выяснится, что у следствия к Матвею претензий нет, половину верну. Устраивает?
- Да, конечно.

Следователь Андрющенко без обиняков сообщил, что Подлючный в статусе свидетеля пребывает ПОКА, что в данный момент идет проверка на причастность к хищению еще семи-восьми человек, и в ближайшее время круг подозреваемых будет значительно расширен.
В процессе допроса в кабинет к Андрющенко заглянул его начальник – подполковник Ящерко Вадим Иванович, мой старый знакомый, еще со времен ношения им лейтенантских погон.
- Приятная встреча, господин адвокат!
- Взаимно, господин подполковник, я зайду к вам?
- Конечно.

В кабинете у Ящерко, кроме нас с ним, не было никого.
- Вадик, раскрой тайну следствия: у вас к моему претензии есть?
- Еще какие! Да и не только к нему. Там целая группа работала. Человек 8.
- Другие меня, как ты понимаешь, интересуют постольку-поскольку. В отношении Матвея Подлючного есть что-то?
- Пока ищем. Работаем. Начальство видит тут «группу лиц».
- Начальство всегда хочет резонанс на уровне убийства Кеннеди. Мой говорит, что не брал-не крал и на шухере не стоял.
- Вы ему верите?! - удивился Ящерко.
- Обязан верить… Вадик, во всяком случае, мне поставлена задача - чтобы он остался в статусе свидетеля по делу.
- Я понял. Посмотрим. Тут еще – не только от нас зависит… Допрашивали потерпевшего – Калачёва. Так он так орал! «Пока всех не пересажаю, не успокоюсь!!». Вы ж понимаете: 52 ляма – не мелочь. Он может обжаловать наши постановления. Но я подумаю…
- Позвонишь?
- Обязательно.

Подлючный ждал меня в коридоре.
- Ну что там?
- Будут думать. Цели поставлены.
- Ага…

Через несколько дней Ящерко позвонил мне и пригласил к себе в следственную часть.
- В общем, мы тут посчитали, покумекали, доля вашего Подлючного Матвея – 6 миллионов. Пусть везет, и мы решаем вопрос с Калачёвым, чтобы он остался свидетелем.
По словам подполковника выходило, что эти деньги будут переданы потерпевшему Калачёву. Я сделал вид, что верю в чистоту помыслов полицейских следователей. В конце концов, это их вопрос…
- Боюсь, не потянет он такую сумму…
- Ха-ха! Там все нормально с деньгами, мы отслеживаем его движения на разных сайтах по продаже имущества. Ну, и кроме того, скажите ему: не даст – сядет. Без вопросов!
Ультиматум Ящерко я дословно передал чете Подлючных.
- Огого!! А если мы не заплатим… А если заплатим… Но мы же ничего не брали… А нас заставляют…  Мы так боимся…, - опять включила свой пулемет мадам Грицацуева. Ее благоверный издавал при этом какое-то мычание - в качестве аккомпанемента жене.
- Послушайте, - не выдержал я, - если вы считаете, что вашего мужа обвинять не в чем, - ради бога, давайте идти в полный отказ. Я готов защищать Матвея  с позиции непричастности его к хищению.
- А вы можете дать гарантию, что Матвея не посадят?
- Я могу вам дать гарантию, что выхвачу шашку и буду скакать на лихом коне и рубать головы врагам, не взирая на их должности и регалии. А гарантии, что Матвея не посадят, увы, дать не могу. В нашей стране иногда сажают невиновных. (Знал бы я, болван, в тот момент, что накаркиваю самому себе).
- В таком случае мы будем платить. Да, Матвей?
- Угу…
- А по частям можно?
- Думаю, да.

За день до оговоренного момента передачи денег, утром, мне позвонил сам Подлючный и с криком:
- А чё у меня тут обыск?? Мы ж… как бы договорились?!
Я был удивлен. Даже не столько фактом проведения обыска у Подлючных, сколько тем, что впервые услышал от самого Матвея столь длинную тираду…
- Я не в курсе.
- Как адвокат может не знать, что будет обыск??!!
- Вау! Оказывается, ты, Мотя, большой специалист в области уголовного права!
- Ладно, мы завтра приедем.
- Я счастлив!

На следующий день (прямо скажем – не самый удачный день в моей жизни!) чета Подлючных прибыла ко мне, опоздав почти на час. Где они были этот час, стало понятно позже. На тот момент мне не хватило ума догадаться…
- Почему у нас забрали компьютер, планшет, записные книжки…? Забрали документы и ключи от квадроцикла. Нового!
- Потому что Матвей у них фигурирует в числе проверяемых на причастность…
- Но мы же вроде договорились?
- Вот именно – «вроде».
- Мы привезли первую часть, пятьсот…
- Хорошо. Можете оставить здесь, в офисе.
- Нет, - отчеканила Ульяна Подлючная, - только после допроса Матвея!
- Как угодно.
- А вот вы скажите, - продолжила она, - мы сейчас эти деньги отдаем… Кому?
- Я ж вам говорил: начальнику отдела. Ящерко.
- А он кому их отдаст?
Спустя несколько часов, перебирая в памяти весь этот диалог, я свое отношение к самому себе мог выразить только одним словом. МУДАК. Причем, стопроцентный!! Сколько раз, защищая клиентов, которых провоцировали – на получение взятки ли, на организацию заказного убийства или сбыт наркотиков, – я сталкивался с подобными текстами переговоров! Каждый раз я выговаривал клиентам: «Надо быть последним дебилом, чтобы не догадаться, что тебя разводят!!» Увы, на этот раз «последним дебилом» оказался я сам!
- Не знаю, поехали, мы уже прилично опаздываем.

К Следственной части я подъехал первым. Ящерко спустился в холл и, проведя меня через турникет, сразу огорошил:
- А ваш-то еще и наркоман!!
- Поясни?
- Во время обыска у него изъяли семена конопли. В барсетке были…
- И что дальше?
- Отправим на экспертизу. Что там покажут – не знаю… А по этому делу – он согласен…?
- Да, первые 500 привез.
- Хорошо. Пусть оставит у вас в офисе, я ближе к вечеру заеду, заберу.
В коридоре появился Подлючный.
- Здрасьте.
- А что у вас нашли в барсетке? - не отвечая на приветствие, сразу перешел к допросу Ящерко?
- А… Да то семена.
- Семена чего?
- Не помню…
- Конопли?
- Может, и конопли…
- Что значит «может»?? Вы употребляете?
- Нет.
- Еще лучше. Значит, сбываете?
- Нет.
- Тогда зачем вам семена конопли?
- Ну… Это… Для попугайчика!
- Молодец! - улыбнулся я, - Для попугайчика – это не сбыт, это милосердие!
- На самом деле это не смешно, - Ящерко, похоже, было не до улыбок, - Короче. По этому делу, - он кивнул в сторону кабинета следователя Андрющенко, - я всё решу, а с семенами – тут как экспертиза… Идите, допрашивайтесь.
Андрющенко по-охотничьи потирал руки…
- Сначала вы расскажете мне про семена, а потом я отберу у вас образцы вашего почерка.
Пока мой клиент рисовал тысячу своих росписей, я вышел из здания следственной части и подошел к Ульяне.
- Ваш муж употребляет наркотики?
- Раньше – да, употреблял. А сейчас – я не знаю…
- То есть, не исключаете?
- Не исключаю.

Закончив допрос, мы вернулись ко мне.
- Это куда? - похлопав по куртке, спросил Подлючный.
- Положи в той комнатке на телевизор.
Вытащив пакет, Подлючный зашел в подсобку, а выйдя, произнес, четко артикулируя: «НА ТЕЛЕВИЗОРЕ».
 НАД ВСЕЙ ИСПАНИЕЙ БЕЗОБЛАЧНОЕ НЕБО…
Через секунду мой офис заполнился людьми……..

Не буду описывать свое состояние – думаю, это и так понятно.
- Союз Беспощадных Филателистов, старший лейтенант Фламенко, - представился и показал развернутое удостоверение один из вошедших          (- Испанец, что ли? – на автомате подумал я), мы проводим оперативный эксперимент…
- Можете не объяснять, всё и так понятно.
Среди массы нагрянувших ко мне посетителей своей брутальностью выделялся один, явно получавший удовольствие от всего происходящего. Глаза его горели, как у охотника, вышедшего на матерого зверя. Он ни секунды не стоял спокойно – постоянно пританцовывал и размахивал руками. Он отодвинул Фламенко в сторону и, приблизившись ко мне вплотную, сказал:
- Значит так! Давайте без всяких там сюсюканий, - движения его тела перешли из нейтрального степа в воинственный ритуальный танец, -  Вы, господин адвокат, нас не интересуете. Мы вас уже давно слушаем, знаем – для кого эти деньги, за что и прочее…,  - руки оперативника задвигались, как у боксера, пытающегося обмануть соперника, чтобы внезапно врезать тому в челюсть, - Мы здесь – чтобы задержать Ящерко…
- Простите, вы не представились.
- Капитан Бутеров! - грозно рявкнул мой собеседник.
- Так от меня-то вы что хотите?
- А ничего. Просто не мешать нам!
- Вы мне льстите. Как я могу ВАМ помешать?
- Знак подать ему какой-нибудь или еще что-то…
- Я? Знак?? Да что вы! Да никогда!
Брутал Бутеров грозно свел брови:
- Ну, смотрите!!!

Пошла рутина. Один филателист фотографировал офис, другие пересчитывали «деньги», принесенные Подлючным (как обычно в таких случаях, в свертке были фантики), Фламенко писал протокол, кто-то мило щебетал с двумя девушками-понятыми, остальные постоянно куда-то выходили, входили, что-то говорили по мобильным…
Так продолжалось больше часа. Не лучший час в моей жизни… Я успел мысленно сыграть несколько блиц-партий, прорабатывая различные варианты развития событий. Один другого хуже. Эндшпиль в каждом из вариантов был проигрышным. Хотя и проигрыш проигрышу рознь. Оставалось ждать…
И тут судьба, как тогда показалось, преподнесла мне царский подарок. В лице оперативника Бредякина. Его «хгэканье» и упорное обращение ко мне – человеку, вдвое старше – на «ты» выдавало в нем сельского жителя, каким-то неведомым образом попавшего в филателисты. Жизнь в большом городе, а, как позже выяснилось, еще и написание кандидатской диссертации ничуть не повлияли на поведение и менталитет Бредякина. Как говорится, можно вывезти девушку из деревни, но деревню из девушки – никогда…
Один из выходов-входов Бредякина закончился коллапсом. Это если по закону. Но закон не всем, как известно, писан. Не мне – так это точно…
- А кто это сейчас к тебе приходил? – подскочил к моему столу Бредякин.
- А вы с кем сейчас разговариваете?
- Ну, с вами…
- Ну, если с нами, то я понятия не имею, кто ко мне приходил.
- Мужик в синем плаще…
- Повторить?
- Он хотел зайти, но я его не впустил, - повернувшись к Бутерову, сказал Бредякин. Бутеров и Фламенко тревожно переглянулись… У меня где-то ёкнуло… Радостно ёкнуло!
- Он еще там, в дверях? – с надеждой в голосе спросил Бутеров.
- Да нет, сразу ушел…
В этот момент мой телефон зазвонил, показав в качестве определителя лицо Ящерко.
- Ответьте, - велел мне Бутеров.
Я подчинился. А чтобы не было упреков-подозрений, включил громкую связь:
- Алло, я на месте, Вадик.
Голос Ящерко звучал тревожно:
- Та что, меня выгнал ваш… кто-то там… какой-то кент. Всё, я уже уехал.
- Уехал? – с трудом скрывая радость, переспросил я.
- Перед носом закрыл дверь! Кто это там такой… непонятный…?
- Клиенты долбанутые, - переживая за отечественную филателию, ответил я.
- Ни хрена себе! Он взял меня на улице, под дождем бросил и передо мной дверь замкнул!
- Ну, не всегда попадаются вменяемые клиенты… Вернешься?
- Нет! Потом… Может быть…
Мы попрощались.
Надо было видеть лица Фламенко и Бутерова. Они поочередно смотрели то друг на друга, то на Бредякина…
- El Dolboyobo! - проскрежетал сквозь зубы Фламенко, выдавая свое пиренейское происхождение.
- Конченный!! – подтвердил Бутеров, очевидно, понимавший андалусский диалект своего коллеги.
В следующую секунду капитан Бутеров схватил Бредякина за лацкан куртки и толкнул в угол комнаты. Фламенко подпрыгнул к ним. До меня долетали лишь фрагменты их шепота. Ненормативная лексика превалировала. Бредякин виноватым голосом пытался оправдываться: «…Откуда я знаю, как он выглядит?!... Он не представился… А какого…? Надо было дать фотографию…».
В моей душе звучал победный марш из «Аиды». Финита ля кончерто гроссо!! Собирайте манатки, ребятки!
У ребяток было иное мнение…
- Значит, слушайте, - в глазах капитана уже не блестел охотничий азарт, скорее наоборот…, - сейчас мы спрячемся у вас в подсобке, а вы его позовете обратно. Он подъедет, зайдет, и мы его хлопнем!
- Гениально, шеф!! Только он не приедет. Он хоть и не Эйнштейн (я показал рукой в сторону висящего у меня портрета великого физика), но, поверьте, и не идиот, чтобы не догадаться, КТО его не впустил и почему зовут обратно. Подполковник полиции все-таки.
- Ваше дело позвонить и позвать, - как-то совсем не грозно сказал Бутеров.
- Да пожалуйста. Прячьтесь.
Как в мое подсобное помещение площадью полтора квадратных метра смогли поместиться 9 человек – остается загадкой. Я набрал Ящерко:
- Вадик, я еще с полчаса побуду у себя в офисе, потом мне нужно…
- Нет, нет, - перебил меня Ящерко, - я просто хотел спросить… Там человеку надо проконсультироваться… по поводу продажи фирмы. Когда можно к нему подъехать?
- Проконсультироваться?
- Ну, он фирму продает… Или вы не занимаетесь?
- Нет, продажей фирм занимаются риэлторы.
- А… А что за ребята там у вас? С «конторы», что ли?
- Да ну их в задницу! Ну так что, ты вернешься?
- Нет, - хмыкнул Ящерко, - я не приеду. Что я поеду..? Мне все ясно.
- Ну, тогда пока.
Положив трубку, я позвал «засадный полк»:
- Выходите. Как я вам и говорил, он все прекрасно понял и ни на какой контакт уже не пойдет. Выражаясь высокопарно, вы обосрались, хлопцы. Причем, по-крупному. Будут проблемы с начальством – зовите, вам скидки. Как детям и инвалидам…
- Ладно, отложим разговор.

На следующий день мне позвонил Фламенко:
- Нам нужно увидеться. Сможете подъехать в кафе «Элефант»?
Интересно, кто из нас Штирлиц, а кто – его жена?
- Смогу.

Фламенко сидел за столиком один. Правда, за другими столиками сидели и непринужденно ели-пили еще с полдюжины крепких ребят. Похоже, инструкции не меняются со времени Бенкендорфа.
Я подсел к Фламенко.
- Весь – внимание.
- Я что хотел сказать…? Надо все-таки довести операцию до конца. Начальство требует. Мы пробили Ящерко. У него жадность перевешивает осторожность. Он узнавал по оперативным каналам, нет ли какой-либо информации о вашем задержании или тому подобном. А ничего ж такого нет, вот он и успокоился. Если вы его позовете, он приедет и заберет эти деньги.
- Послушай, амиго. Как музыковед – музыковеду в штатском. Моцарт написал больше сорока симфоний. Из них одна – гениальная, одна талантливая, остальные – как бы помягче выразиться… - в общем, так себе. Так это Моцарт, а не срань божья!! Я допускаю, что вы замечательно работаете, и коррупционеров настигает заслуженная кара. Но в данном случае – признайтесь, что вы с Бредякиным… за столом скажу деликатнее – обделались, и отправьте эту операцию в корзину.
- Ну, я не знаю, как там у Моцарта…, а у нас ВСЕ наши операции доходят до суда. Ну и до посадки, естественно. Просто, - голос Фламенко стал тише, - если вы не дотянетесь до Ящерко и не всучите ему эти деньги, проблемы будут не у него, а у вас. 159-я…
- Не говори ерунды, идальго, - самоуверенно заявил я, - «хищение путем обмана»! И где ж тут обман? Ни прокуратура, ни, тем паче, суд не пропустят такую фигню.
- Ха-ха! Думаю, вам не надо объяснять, что у нас на каждого следователя, каждого прокурора и судью по во-от такой папке компры. Пусть только кто-нибудь рыпнется, мы раком поставим любого!
- Не много ли на себя берете?! Короче. Никого я не буду вылавливать, никому всучивать-высучивать… Это ваша работа, ваши ошибки, и я их исправлять не стану. Посмотрим, как вы будете «раком ставить». И закончим на этом.
Выходя из кафе, я пребывал в твердой уверенности, что больше никогда не увижу ни Фламенко, ни его коллег… Простодушная наивность, да еще и помноженная на самоуверенность, – это мой бич!

Подполковника полиции Вадима Ящерко трясло, как остров Суматру при извержении вулкана Кракатау. Вызванный в кабинет к следователю СБФ, он ломал себе голову над вопросом: что им известно? Ведь если прослушка велась давно, и под колпаком были все они – и он, и Андрющенко…, то какой смысл вилять и пытаться играть под дурака? Только сильнее разозлить ИХ. А если недавно…? О господи…
- Я к старшему лейтенанту Смычко, - Ящерко протянул в окошко повестку и удостоверение.
- Ждите, вас проводят.

- Присаживайтесь, подполковник, - следователь показал на одинокий стул, стоящий не возле его стола, а в центе кабинета. Ящерко сел, оставив незадействованной львиную долю площади стула…
Смычко, не глядя на Ящерко, продолжал что-то писать. Ящерко молча ждал.
- Я вас оставлю на пару минут.
- Хорошо…
Оставшись в одиночестве, Ящерко огляделся. В целом обычный кабинет, такие и у них в следствии… Только портрет на стене отличался. Эдмунд Феликсович Дворжецкий – основатель отечественной филателии – грозно смотрел с портрета: «Я таких, как ты, в расход пускал не задумываясь!»
Вернулся Смычко.
- Ну, расскажите, Вадим Иванович, как расследуется дело по братьям Подлючным, кто защищает их, встречались ли вы с адвокатами, о чем говорили и т.д.
Ящерко стал сбивчиво рассказывать вполне нейтральные вещи.
- Меня, собственно, интересует Матвей Подлючный, перебил его Смычко, - Вам его адвокат говорил, что Матвей утверждает о своей невиновности?
- Да.
- А вы что сказали?
- Сказал… э… сказал, что есть доказательства его причастности…
- А потом?
- Потом…. адвокат сказал, что Подлючный готов заплатить деньги…
- Кому?
- Я сказал, что надо заплатить 6 миллионов потерпевшему. Забыл его фамилию…
- Калачев.
- Да. Я сказал, что надо это сделать, иначе Калачев не даст… Ну, чтобы не привлекать Подлючного…
- А на самом деле кому были предназначены эти деньги?
Ящерко сжался….
- Могу я не отвечать? Статья 51-я Конституции…..
- Можете, - засмеялся Смычко. – Дурак ты, подполковник, ты уже и так во всем признался.
В этот момент открылась дверь, и в кабинет вошел…. Судя по тому, как энергично вскочил Смычко, Ящерко понял, что вошел Очень Большой Начальник, и машинально тоже вскочил, вытянувшись по стойке смирно.
- Выйди, покури.
Смычко вышел из кабинета.
Вошедший взглядом опустил Ящерко на стул, а сам навис над ним:
- Ты попал, подполковник! Ты круто попал!
- Но я не понимаю…
- Не сомневаюсь.
Взяв со стола листик, начальник что-то нарисовал на нем и дал посмотреть Ящерко.
- Я не…
- Две недели тебе сроку, - перебил его начальник, разрывая листик. Его тон не предполагал возражений.
- Хорошо, - сдулся Ящерко….
Начальник открыл дверь.
- Продолжайте.
- Есть, товарищ полковник!

Через час Смычко постучался в дверь кабинета полковника.
- Разрешите?
- Входи. Ну что?
- Раскололся, как грецкий орех. Сказал, что Подлючный предлагал ему взятку.
- Редкий болван. Направь запрос в УВД, не обращался ли подполковник Ящерко с рапортом о предложении ему взятки. Если будет ответ «нет» - а он, естественно, будет именно таким, - Ящерко не отвертится.
- Есть!

Ящерко стоял по стойке смирно перед своим самым главным начальником. Генерал был мрачнее тучи.
- Весь главк шумит! Из Москвы уже звонили!! Опозорил!!!
Ящерко молчал, боясь сказать опять что-нибудь не то…
- Пиши заявление «по собственному» и вали отсюда, - генерал мотнул головой в сторону двери.
- Я решу все вопросы, товарищ генерал, - Ящерко попытался исправить ситуацию, - Мы уже обо всем договорились…
- А мне плевать, с кем ты и о чем договорился! По-твоему, кругом одни дураки?! Не понимают, с какой целью ты поперся к адвокату?! Пиши!!
- Но товарищ генерал… Куда ж я…?
- В адвокатуру иди. Туда любое дерьмо принимают. Всё. Закончили.

Прошло два месяца. Я, будучи уверенным в торжественном захоронении материалов того злосчастного ОРМ, уже стал потихоньку забывать о произошедшем… Ан нет. Телефонный звонок из Следственного комитета быстренько вернул меня на землю.
- Вас просят прийти в 15-й кабинет к следователю Очерняеву, для дачи пояснений.
- Ладно. Раз просят – приду.
Во мне еще таилась надежда, что это чисто техническая процедура, и что дальше проверки дело не пойдет. Ведь ничего предосудительного оперативное мероприятие так и не выявило.

Следователя Очерняева в кабинете не было. Но замена ему была более чем достойная. За столом сидело небесное создание лет 19-20. Увидев меня, она встала. Мама дорогая… Нимфа! Богиня! Мало того, что очаровательное лицо, так еще и фигура – фантастика! Высокая, ноги от ушей, все необходимые выпуклости на месте. Обтягивающие джинсы и туфли-шпильки подчеркивали стройность и так безупречной фигуры. Да… Ей бы рассекать по подиумам Милана и Нью-Йорка, а не сидеть в этом затхлом кабинете.
- Здравствуйте, меня зовут Мария, я помощница следователя Очерняева.
- «О Мария, Мария», - запел я арию Мазепы и, переходя с бельканто на речитатив, заявил: - Вам я готов признаться во всем: в гибели Помпеи, в крушении «Титаника» и в том, что Бастилию взял именно я!
- Да нет, мне просто сказали … заполнить первую страницу протокола, а дальше уже следователь будет…
- «На всё, на всё для вас готов я…», - опять зазвучал мой бархатный бас-баритон…
- Хорошо, - сев за компьютер, стала там что-то набирать богиня, - Фамилия, имя, отчество…
Я назвал.
- Число, месяц и год рождения…
Хотел было лет эдак 20 сбросить со своих мафусаиловских…, но не стал.    - Место рождения…
- Днепропетровск.
- Это Ставропольский край?
- Он. Зимбабвийский район.
- Район не нужно, - великодушно разрешила нимфа.
- Ну и замечательно.
Нимфам можно всё!
- Вы здесь уже на постоянной основе работаете? – спросил я.
- Нет, я еще учусь. Но надеюсь, потом буду работать здесь, - немного смущаясь, ответила богиня.
- У вас обязательно получится. Все необходимые качества для этой работы у вас есть. Абсолютно все.
- Спасибо….
В этот момент в кабинет зашел следователь Очерняев, высоченный, под 2 метра, 26 лет от роду, в лейтенантском чине. Один из тех младших офицеров, которые еще недавно смотрели – невзирая на свой рост – снизу вверх.
- Здравствуйте! – неподдельная радость на лице лейтенанта придала мне уверенности в благополучном завершении всего действа, - Мне поручили провести проверку по материалам из СБФ.
- А в отношении кого проверка?
- Вас. – Очерняев посмотрел на помощницу и мотнул головой в сторону двери. Она незамедлительно выскочила из кабинета.
- Исключительно меня?
- Да. По факту наличия 159-й….
Обана!!
- То есть, ты будешь проверять, не обманул ли я своего клиента?
- Ну да. Вы знаете, что Подлючные записывали ваши разговоры с ними?
- В последний день? – Конечно. Они ж, как я понимаю, написали заявление о вымогательстве, вот их и обеспечили техникой.
- Да нет, они писали ВСЁ, с самой первой встречи. По собственной инициативе.
- О как! Ну, это, конечно, скотство с их стороны, но… Если вы послушаете - там я ничего того, что не подтвердилось бы впоследствии, не говорю.
- Уже послушали. И я, и… , - Очерняев глазами показал вверх и, перейдя на шепот, добавил, - велено найти…
- Что, давят ребятки? – вспомнил я фламенковское «поставим раком». Похоже, первые уже мостятся…
Очерняев пожал плечами…

Настроение рухнуло в Большой каньон.
Мои звонки друзьям-приятелям в высоких чинах оставались либо без ответа вообще, либо с уклончивым отказом типа «сейчас очень занят, набери через пару дней…»
Наступив на горло своим амбициям, решил прийти на прием к очередному вершителю судеб без предварительного звонка. Секретарша, хорошо знавшая меня, заулыбалась:
- Да, он один, заходите.
Я открыл дверь.
- Сергей Иваныч, я к тебе.
- Привет, проходи.
- Как дела?
- Давай без предисловий. Я знаю, зачем ты пришел, но я не смогу тебе ничем помочь, слишком серьезная организация.
- Сережа, я не прошу ни о чем экстраординарном или, не приведи господи, противозаконном. Напротив, я прошу воззвать их к соблюдению хоть мало-мальской законности. Ведь ломают через колено!
- Увы, не мой пилотаж.
- Сергей Иваныч, ты ж генерал, а там – шантрапа на уровне старлеев…
- У них и маршалы ползали в собственном дерьме, пытаясь поцеловать им сапоги…!
- Блин, это когда было??! – я почувствовал, что вскипаю, - Ты еще вспомни Мейерхольда, Вавилова… 80 лет прошло!
- А ничего не изменилось! – тоже перейдя на форте, ответил генерал, - Прости, но сюда больше не приходи. И … не звони, ты ж понимаешь… Не обижайся.
- Будь здоров, генерал. Желаю тебе стать маршалом!

Аналогичные, с легкой степенью вариативности, диалоги состоялись еще пару раз, после чего я оставил мысль о помощи со стороны недавних приятелей. Пустое это. Для них за последние 80 лет «ничего не изменилось». В их головах ничего не изменилось!
Оставалось надеяться только на самого себя. Ну и на чудо…

Проверка, как и следовало ожидать, завершилась «обнаружением признаков…». Очередной визит к следователю ознаменовался прискорбным известием о возбуждении уголовного дела в отношении меня.
Очерняев дал мне для ознакомления распечатку той самой прослушки. Я углубился в текст… Моя откровенность предстала во всей красе: и про взяточничество в правоохранительных структурах и судах, и про стоимость получения должности в этих структурах…
- Да…, - продолжая читать, пробурчал я, - Похоже, вернулись сталинские времена – когда надо бояться быть искренним даже с самыми близкими людьми…
- Ну нет, тогда было хуже, - сделав умное лицо, возразил мне Очерняев и ни к селу ни к городу добавил: – Помните историю, как мужик чихнул где-то в зале и попал на лысину большого начальника?
?? Стул подо мной жалобно заскрипел…
- Дитя мое, это Чехов…….
- Ну, Чехов, и чё? Времена-то сталинские!
Стул не выдержал и развалился, я просто чудом не растянулся на полу, ухватившись буквально за воздух!
- Послушай, лейтенант…, - я взял другой стул, - Ты вообще в школе-то учился?
- Неа. Мама договорилась – мне аттестат в вечерней школе выдали.
- В институте было что-то подобное?
- Ага.
- Восхитительно….
Очерняев придвинулся ко мне на максимально близкое расстояние и зашептал:
- Вам лучше признать свою вину…
- Вину?! - не поддержав собеседника в переходе на шепот, чуть не прокричал я, - В чем?! В том, что я, старый мудак, не узнал в Подлючном примитивного подонка-провокатора?!
- Вы же знаете, как я к вам отношусь…
- Относился. До недавнего времени.
- И сейчас. Я вас очень уважаю… Но что я могу сделать? Мне приказывают…, - он мотнул головой в сторону кабинета своего начальника, - Сказали, если признаете, что пытались похитить деньги Подлючного, будете, пока следствие идет, дома, а в суде – особым порядком, без допросов свидетелей… получите условно и всё. В противном случае…, - Очерняев побледнел, - …..
- Можешь не договаривать. Вы до какой степени идиотизма хотите дойти? А до какой степени подлости и цинизма? Спрашиваешь, что ТЫ можешь сделать? Застрелиться, твою мать!!
- Я вам позвоню через пару дней. Подумайте…

Через пару дней Очерняев позвонил.
- Я вас жду в 6 часов.
- Цель?
- Ознакомление с постановлением по экспертизе…
- И всё?
Ответ прозвучал через полторы секунды. Этой паузы было достаточно…
- Не знаю.
В этот день у меня было заседание в суде, прения сторон. Я немного раньше подъехал в суд, зашел в канцелярию.
- А кто у нас сегодня дежурный судья по санкциям?
- Попкова.
Опля! Хоть тут повезло. Инга Попкова – одна из тех судей, кого я с полным правом считал своими добрыми приятелями: совместные чаепития, шампанское-тортики-пирожные, щечки-поцелуйчики в коридорах, помощь в решении мелких бытовых вопросов и т.д. Уж кто-кто, а Попкова никогда не вынесет решения о моем… даже не хочу формулировать!
- Ваша Честь, вы свободны?
- Заходи. Привет.
- Привет, - я по старой традиции чмокнул даме ручку, - Инга, не исключено, что завтра меня доставят к тебе для принятия реше…
- Я уже знаю. Ты не по адресу пришел. Иди к начальству. Ты ж понимаешь – я вынесу то решение, какое будет велено.
- То есть, ты меня отправишь за решетку??
- Не дави на психику! Иди к председателю… А лучше – в «контору». Ты не хуже меня знаешь, где принимаются решения.
Ни к председателю суда, ни, тем более, к филателистам я не пошел. Во-первых, не было времени, а во-вторых, как я понимал уже, и смысла…
Буквально на зубах я провел прения. Судья объявил, что оглашение приговора состоится через два дня. Я повернулся к коллеге-адвокатессе, защищавшей второго подсудимого:
- Послушаете приговор без меня, там должно быть всё нормально…
- Вы не придете?
- По-видимому, меня сегодня закроют…
- Что???, - коллега стала белой, как стена.
- Вот так……
 - Они не посмеют!!
- Твоими бы устами…, - криво улыбнулся я….

К следователю я ехал, собрав нехитрые тюремные пожитки: пара полотенец, зубные принадлежности, мыло-шампунь, смену белья… Продукты – невзирая на требования жены – я не стал брать: как-то не до еды… Впрочем, сильно она не настаивала:
- Я уверена, тебя отпустят.
- Не разделяю твоей уверенности…

Очерняев встретил меня подчеркнуто равнодушно. Без лишних эмоций и недавней бледности:
- Ну что? Не надумали?
- Мне повторить?
- Ясно…
Последовала процедура подписания постановления на задержание, звонок домой, вызов «воронка»…
Зашедшие полицейские, увидев меня, расплылись в улыбке, пожали руку:
- Ну, адвоката мы видим, а где жулик? Сбежал, что ли?
- Адвокат и жулик сегодня в одном лице, ребята…
Улыбка слетела с их лиц.
- Вы серьезно??, - они повернулись к следователю.
Очерняев только мотнул головой… Увидев у них на поясе наручники, он попросил:
- Без браслетов, если можно.
- Уж как-нибудь сами разберемся. Отдыхай, лейтенант. Пойдемте…
Наручники так и остались висеть у них на поясе.

На следующий день судья Попкова, так ни разу и не поднявшая глаза, вынесла решение о заключении меня под стражу.
Я поехал в тюрьму. За многие годы работы адвокатом я был в этом заведении бесчисленное множество раз – и в кабинетах для встреч с подзащитными, и в канцелярии, и у начальников, и у их замов. Пришла пора узнать тюрьму изнутри…
Положительный момент был в том, что адвокатов помещают не в общую камеру, а в так называемые БС (никто не знал, как точно расшифровывается эта аббревиатура: то ли «бывшие сотрудники», то ли «безопасное содержание»). В моей 9-местной камере находились бывшие милиционеры, от лейтенанта до капитана. Уже неплохо. Офицеры, высшее образование, хоть и молодые все, худо-бедно – можно разговаривать на нормальном языке…
Впрочем, разговаривать, как и есть, совсем не хотелось. Депрессия (по-тюремному «каска») охватывает всякого вновь прибывшего. Я не был исключением.
Две недели ушли на адаптацию к новым условиям. Туман в голове постепенно стал рассеиваться. Еще через неделю появился Очерняев. Увидев меня, - видимо, сильно похудевшего (сам я себя видеть не мог – зеркальце над умывальником было настолько маленьким, что рассмотреть в нем можно было разве что один глаз…), выдохнул:
- А…. Ну как вы?
- Как всегда.
- …. Мне приказано передать вам, что, если вы даете признательные показания, - завтра будете дома!
- Ступай, лейтенант.
- Так чё, нет?
- Ступай, ступай.
- Ну, как знаете…

На следующий день меня вызвали «с вещами на выход». Сердце забилось в ожидании чуда. Чуда не произошло. Скорее наоборот… Конвоир, сопровождавший меня, шепнул:
- Вы извините! Вся тюрьма знает, что вас закрыли по беспределу… Но… Вы же понимаете, мы тут выполняем чужие указания.
- И что? Куда меня?
- В карцер.
- Хм…Интересно, за что? Ни с кем не дрался, режим не нарушал…
- Официально – за не заправленную кровать.
- О как! А то, что она у меня всегда от подъема до отбоя заправлена, это не имеет значения?
- Здесь вы это не докажете, только ухудшите свое положение.
- Понятно. И на сколько меня…?
- Настаивали на 15 сутках. Шеф отбил до 5.
- Радость-то какая…
Меня сначала завели к одному из больших тюремных начальников. На его лице тоже читалась некоторая неловкость…
- Мы вам самый лучший карцер даем!
- С джакузи, что ли?
Начальник не отреагировал на мой искрометный юмор.
- Он сухой.
- И на том спасибо.
- Может, все-таки… согласитесь на ИХ условия? Ведь не мальчик уже… Там не сахар. И видеокамеры круглосуточно, ни вам, ни нам нарушать требования нельзя.
- Ну, в карцер – так в карцер. Мать его…
Начальник молча кивнул головой.

Комнатка 2 на 1,5 метра. Окошко под самым потолком. Бетонный пол.  Кровать («шконка») привинчена к стене и раскладывается только на время отбоя – с 22-х до 6 утра. При этом штырь, которым она закрепляется на стене, торчит по центру. Ложиться приходится так, чтобы талия (ну, или то место, которое когда-то было талией) попадала на одну линию со штырем. Иначе не поместиться. Матрас, постельное белье и одеяло дают на отбой. Утром забирают. Из своих вещей разрешены только зубная щетка и кружка.
Отдельная история – «санузел».
Здесь же, на этих 3-х квадратных метрах.
Вдоль противоположной от шконки стены расположена т.н. «параша» - дырка в полу и коническое углубление типа больничной «утки», видимо, для одновременного справления и малой нужды. А окончание этого конуса аккурат упирается в бетонное основание умывальника. То есть, сесть на это произведение инженерного искусства нет никакой возможности – ногам просто нет места. Приходится пристраиваться сбоку. Если вы мужчина, вам повезло! Вы можете мануально перенацелить своего богатыря – так, чтобы попадать в «парашу». Женщины же, я так понимаю, вынуждены исполнять ламбаду, чтобы попасть  в цель…
Из развлечений – разрешена одна книга (из тюремной библиотеки) и материалы собственного дела. Когда шконку поднимают, тумба, на которую она опирается, становится сидением, а приваренный к шконке кусок жести – столом.
Сидеть на этой тумбе удобно. Минут пять. Через полчаса вы уже не чувствуете спины, а еще через час, послав всё к такой-то матери, наплевав на видеокамеры, растягиваетесь на полу. Благо, материалов моего уголовного дела у меня было много, и я, чтобы лежать не на голом бетоне, расстилал листы с постановлениями, протоколами и прочей хренью, а под голову клал историю царя Митридата Понтийского.
Вот когда я оценил по достоинству подарок начальника! Будь у меня не сухой карцер, мне пришлось бы, отламывая спину, находиться в вертикальном положении в течение 16 часов ежедневно. Да и крысы, по рассказам «старожилов», любят сырые карцерА!
В 7 часов открылась «кормушка»:
- Завтракать будете?
- Что у вас? Яичница с беконом есть?
- Гороховая каша, кисель.
- Хлеба дай…
Хлеб напоминал скорее материал для работы скульптора, чем продукт питания…
Обеденное меню было куда разнообразней:
- Харчо? Фуа-гра?
- Гороховый суп, перловка, кисель.
- Чай хоть есть?
- Нет.
- Хлеба дай…
Ужин не отличался от завтрака, как не отличались друг от друга завтраки и ужины последующих дней.
- Хлеба дай…
- Хлеба дай…
Вечером, перед отбоем, заходило начальство. Дежурный по СИЗО. Типа интересовалось здоровьем. А на самом деле:
- Вы не передумали…?
- Штирлиц стоял на своем. Это была любимая пытка Мюллера.
- Понятно…

На пятый день утром зашел улыбающийся конвоир:
- Всё. Харэ! Амнистия! Зам приказал. Выходите, он вас ждет.
Я пошел вместе с конвоиром к заместителю начальника. В кабинете у входа на стене висело большое зеркало, мимо которого я почти прошел. Невольно остановился и сделал шажок назад. Из зеркала на меня смотрел старик со знаменитого плаката «Помогите голодающему Поволжью!»
- За что они вас..?
- Не сошлись в оценке творчества Пауля Хиндемита.
- Вы же понимаете, у них много методов….
- Понимаю. Умри, гусар, но чести не утрать.
- Ладно… Возвращайтесь в камеру. Удачи вам.
- Спасибо.
Сумку с вещами я взял сам, а скрутку матраса почти до самой камеры нес конвоир. Только перед тем, как открыть дверь, он передал мне тюк:
- Не поймут…, - и улыбнулся.
- Спасибо тебе……

Сокамерники меня встретили, как узника гестаповских застенков. Выхватили сумку, застелили шконку, разложили вещи по местам…
- Есть будете? – камеральный повар начал выкладывать на стол продукты. – Я борщ сварил, в холодильнике колбаса, овощи…
- Спасибо, ребятки, я только  искупаюсь, чаю попью – и спать.
- Вода уже греется.
Через полчаса я – выкупанный, побритый, начаёвненый – растянулся на «своей» шконке. Кто-то приглушил звук у телевизора. «Хорошие мальчишки», - последнее, что успел я подумать перед тем, как провалиться в объятия Морфея…

Потянулись дни, не отличавшиеся один от другого. Разнообразие вносили лишь выезды кого-либо на судебные заседания. Тогда его, вернувшегося, опрашивали – кого видел, что рассказывали и т.д.
Дважды и я успел съездить на суд, когда мне продлевали срок содержания под стражей. Сама процедура рутинная – я много раз участвовал в подобных заседаниях: следователь заявляет ходатайство – мол, обвиняемый может скрыться или придушить пару свидетелей, прокурор поддерживает, адвокат возражает – дескать, закон требует доказывания этих обстоятельств, а не голословного предположения… Судья, не заморачиваясь, переписывает с флешки следователя текст ходатайства и вбивает в шаблон фамилию очередного арестанта. Всё. Удовлетворить. Следующий.
Зная всю эту схему, я, тем не менее, оба раза пытался донести до судей содержание самого уголовного дела. То, что в материалах нет ни единого доказательства моей виновности… Судьи – молодые ребята, пришедшие на эти места, когда я уже был матерым адвокатом, знавшие меня и относившиеся с пиететом – прятали глаза, даже слушая меня, старались не смотреть в мою сторону… Тем не менее, результат – как и ожидалось – был один: удовлетворить, продлить…
И снова СИЗО, снова камера, снова «день сурка».

О своих злоключениях в карцере, о поставленных мне условиях освобождения из карцера и вообще из тюрьмы я написал письмо к друзьям и передал его на Большую Землю. Его опубликовали на моей странице в популярной соцсети. Посыпались комментарии. Сотни! Слова поддержки и одновременно возмущения приходили – без преувеличения - со всех континентов.
Жена написала мне: «Я горжусь тобой!»
Ну вот и всё!! Жизнь, можно сказать, удалась!!!
Если Женщина Всей Твоей Жизни (конечно, были увлечения – романтические и не очень… «А кто не пьет?! Нет, я жду!!», но это были эпизоды, рефреном шла Она…) Так вот, если Женщина Всей Твоей Жизни по прошествии 40 лет говорит тебе «Я горжусь тобой!», мужики, что еще надо? Всё остальное – такая фигня…! Тюрьма, зона, карцер, шмарцер… Всё это абсолютно не имеет значения, если у тебя есть главное: тобой гордится Женщина Всей Твоей Жизни!
Но это я так… Расчувствовался…

Хоть восстановление веса и других параметров прошло достаточно быстро, тем не менее, пребывание в карцере таки сказалось: появились симптомы, происхождение которых необходимо было проверить на кардиологическом оборудовании. Конечно, с тех пор, когда наш президент был свидетелем удаления зубов без анестезии, произошли некоторые изменения, но не до такой степени, чтобы в условиях СИЗО лечить сердечные болезни. Короче, повезли меня в Главную больницу на обследование.
Процесс был обставлен по всем законам военного искусства: начальник караула с пистолетом, два автоматчика, увешанные сумками с запасными магазинами, 4 конвоира с наручниками и резиновыми дубинками. В завершение этой картины – кинолог с собакой-ротвейлером, похожим больше на теленка, один вид которого пресекал желание у самого отъявленного преступника – не то что совершить преступление, а даже перейти дорогу в неположенном месте.
Всей этой дружной ватагой мы ввалились в кабинет кардиолога. Седовласая врач, что-то писавшая в журнал, мельком взглянула в нашу сторону и пробурчала:
- Что ж вас так много-то? На одного-то.
- Короля играет свита! – гордо заметил я.
- Ооо… Сессуар, силь ву пле, сир, - докторша, улыбаясь уголками губ, показала на стул.
- Мерси, мадмуазель…
- Ну, мадмуазелью я была последний раз, когда у нас Деникина громили, - заметила доктор и посмотрела на меня глазами, жутко похожими на глаза Оленьки Трошиной, с которой мы еще во времена Египетского похода Наполеона учились в одной музыкальной школе. Бейджик на груди доктора вдавил меня в стул: «Врач высшей категории Полякова Ольга Юрьевна».
Мои глаза стали похожи на блюдца.
- Олька, это ты?! – глазами-блюдцами спросил я.
- Ах ты старая сволочь! – молча ответила доктор, - Ты хочешь сказать, что я постарела за эти 50 лет?!
- Да ни в жисть, ё-моё!! Ох-ре-неть…, - последнее слово я, похоже, произнес вслух.
- Помолчите, - строго сказала доктор, вслушиваясь в бульки внутри меня с помощью фонендоскопа.
Перейдя снова на язык четы Штирлицев, я сказал:
- Надеюсь, мне не надо объяснять тебе, что я никакой не преступник, и что в тюрьме я по трагической случайности?
- Дурак! Весь город знает твое дело, и ни у кого нет сомнений в твоей невиновности.
- Спасибо, моя хорошая. Прости, что не могу поцеловать тебе руку.
- Потом поцелуешь. Когда выпьем с тобой коньяку за твое освобождение.
- Заметано.
Похоже, наш диалог был понятен только ротвейлеру, который издал глухое урчание. Но он – тоже глазами – дал понять, что не выдаст нас. Хорошая собачка…
- Я выписала направление к хирургу. Он посмотрит вас на предмет забитости сосудов.
- Спасибо, доктор.
- Не за что. Удачи вам.

Увы, сосуды оставляли желать… Была проведена операция. Не самая сложная, но тем не менее… Не без труда, но удалось решить вопрос помещения меня в стационар кардиоцентра – на восстановление.
Для ФСИНа это такая головная боль! Кроме договора с лечебным учреждением о предоставлении отдельной палаты, необходимо обеспечить охрану – в количестве 4-х человек на каждые 12 часов, технические средства в виде камер наблюдения… И проверки. Проверки, проверки… В течение суток – 6-7 визитов высокопоставленных товарищей, из СИЗО и Управления ФСИН.
Я был удостоен высочайшей милости – сам начальник караульной службы позвонил мне в палату и сообщил, что принято решение «не приковывать меня наручниками к кровати на время сна».
- Надеюсь, вы не заставите нас пожалеть об этом снисхождении для вас лично!
- Не переживайте. Спасибо большое.
Невзирая на частые проверки, практически все начальники караула (начкары) относились ко мне с предельным уважением, разрешая встречаться с родственниками, приходившими ко мне, брать домашнюю еду, выходить в общий холл к телевизору, принимать душ и т.д.
Практически все. Единственное исключение – капитан Воробей. Это – уникальное создание, ненавидимое всеми – и своими, и чужими. Хамло, позволявшее себе надменный тон не только в разговоре с «охраняемыми объектами», но и со своими коллегами. Увидев у меня на тумбочке продукты, явно не из больничного рациона, он стал орать:
- Это откуда?? Родственники были?
- Элла Памфилова прислала.
- Вы – преступник, и я вам тут  не дам устроить санаторий!
- А ничего, что приговора еще не было? Может, вам Конституцию почитать…
- А у нас не оправдывают! Если закрыли, значит, впаяют!
Надо заметить, эти его слова не были лишены здравого смысла…
Разумеется, речи не могло быть о том, чтобы в его дежурство посмотреть телевизор или просто погулять по коридору. Даже посещение туалета, свободное при других начкарах, при Воробье превращалось в военную операцию:
- Ты идешь вперед, проверяешь сортир, я иду спереди, ты -  наручниками пристегиваешься  и идешь рядом, ты  – сзади. Всё, пошли!
«Цитадель»! «Барбаросса»! «Багратион»!
«Объект идет ссать!!»
Его бы воля – организовал бы поддержку с воздуха в виде пары боевых вертолетов и завел в нашу речку-вонючку противолодочный корабль!...
И тут случился конфуз. Воробей выгнал из моей палаты конвоиров, сам улегся на второй кровати, и через пару минут раздался его мелодичный храп. На ту беду пришла очередная проверка из Управы. Будь на месте Воробья кто-то другой, его бы обязательно предупредили. Но к Воробью отношение всех без исключения было единодушным: гондон.
Проверяющий, увидев эту картину, ахнул:
- Них… чего себе!!
Воробей тут же вскочил:
- Я просто лежал с закрытыми глазами!
- Ну да. А храпел – просто напевал «Спи, моя радость…»
До конца своей смены Воробей не произнес ни единого слова. А вечером с проверкой приехал большой начальник, подполковник.
- Что у вас тут произошло?
- Ничего особенного. Капитан изволили почивать.
- Да уж…
- Понимаете, Виктор Николаевич, я много встречал таких служак, для которых Устав – это Библия. Но тут важное обстоятельство: человек, требуя от других соблюдения Устава, те же требования предъявляет и к себе. А что здесь? Он себя ведет со мной, как с матерым преступником, запрещая выходить из палаты, принимать душ и т.д., а себе - любимому - позволяет расслабиться и уснуть. А представьте на минуточку, что я не я – адвокат с музыковедческим уклоном, интеллигент в надцатом поколении, а действительно преступник. Что бы мне стоило, пока капитан храпит (а между нами – девочками, не только храпит…), вытащить пистолет из кобуры, шлепнуть его самого, пару конвоиров и захватить заложников?!
У подполковника выступила испарина…
Через несколько дней капитана Воробья уволили. Есть все-таки справедливость на белом свете. Есть. Главное – дождаться.

По возвращении в СИЗО я был окружен еще большей заботой и вниманием со стороны сокамерников, чем раньше. Меня освободили от всех обязанностей по уборке, в т.ч. генеральной, мне помогали нагреть воду для купания и заносили ее в помещение, где мы мылись. В общем, старались мальчишки…
Единственное, от чего я не был освобожден, - это консультации. Практически каждый просил меня почитать его дело и высказаться в плане возможных перспектив. Подобные просьбы приходили с помощью тюремной почты («дороги») и из других камер. Да я и не возражал. Не один десяток жалоб и ходатайств, рассмотренных следователями и судьями, носил отпечаток неповторимого стиля… Смеюсь…)
Востребованными оказались и мои впечатления от многочисленных путешествий по миру. Вечерами, после отбоя, я рассказывал своим мальчишкам о норвежских фьордах, о замках и монастырях Нормандии, о фавелах Рио и Сан-Паулу, о Ниагарском водопаде, виденном мною и со стороны Америки, и со стороны Канады, о Великой Китайской стене, о венецианских гондольерах, о Женевском озере и лондонском Тауэре, о римском Колизее и афинском Акрополе, о Мальтийском ордене, о Мертвом море и Храме Гроба Господня в Иерусалиме…
- А куда мы поедем сегодня?
- Сегодня мы с вами отправимся на родину Ганса Христиана Андерсена, в Датское королевство.
- Урааа!

Тем временем, подошел очередной срок рассмотрения ходатайства о продлении стражи. Меня доставили в суд. Кроме возможности, хоть и через решетку клетки, но увидеть и перекинуться парой слов с дочками, приходившими на все заседания, ничего хорошего в этих рассмотрениях ходатайств следователя не было.
Судья, уже третий по счету, лениво огласил суть заседания, Очерняев не менее лениво пробурчал стандартный текст о «имеющихся данных, что обвиняемый будет давить на свидетелей и потерпевших, а также может скрыться от органов следствия», прокурор поддержал следователя (эка невидаль!!), защита возражала (тоже не чудо…)…
- Ваше мнение по заявленному ходатайству?
- Делайте, что хотите…
Судья поднял брови, кажется, даже как-то оживился.
- То есть, на усмотрение суда?
- На него.
- Суд удаляется….
Пока суд, удаленный, отсутствовал, я успел переговорить с дочками (благо – охрана в зале суда меня давно и хорошо знала, поэтому спокойно реагировала на контакт с родными), передал письмо жене, заказал кое-какие вещи для передачи в СИЗО…
- Встать, суд идет!
Судья начал так же монотонно, как и вначале, читать стандартный текст. Я его не слушал. В конце концов, сколько можно слушать одно и то же?! Тысячу раз я слышал эти постановления как адвокат, дважды как обвиняемый. Тоска… И вдруг:
- … отказать…
Что??? Я ослышался?
- … освободить из-под стра…
В этот момент один из приставов, не дождавшись конца фразы, уже открыл замок и кинулся меня – обалдевшего - обнимать! Картину завершал рёв младшей дочки…
Подошел бледный, растерянный Очерняев.
- Меня сегодня расстреляют.
- Музыка на похоронах за мой счет.

Итак, мне заменили содержание под стражей на домашний арест. Это, конечно, не свобода, но и не тюрьма. Я вернулся домой. Как в тот момент казалось, окончательно. Увы, моя наивность упорно не хотела расставаться с местом своего пребывания.

Прошло еще несколько месяцев. Следствие благополучно завершилось, и моему удивленно-восхищенному взору предстали материалы дела, знакомиться с которыми теперь я мог в полном объеме.
До ознакомления я был абсолютно уверен в том, что из документов исчезнут  все доказательства моей невиновности. Реальная картина меня просто обескуражила: всё, что было, всё, что говорил мне по телефону Ящерко, материалы оперативной работы, из которых следовало, что «планировали задержать подполковника полиции Ящерко, но он не смог зайти в помещение офиса…» - всё это осталось нетронутым. А самое главное – протокол опроса Ящерко в СБФ, где он фактически признается в вымогательстве взятки у Подлючного, - тут! На месте! Господи, какого же надо подобрать судью, чтобы на основании таких доказательств он признал-таки меня виновным?!

В районном суде началась игра «Чур, не я!». Каждый из судей придумывал для себя причину самоотвода, отбиваясь от этого дела всеми возможными способами. Уже назначенный было судья «вдруг» заболевал, и дело передавали другому. Тот отказывался – дескать, завален делами, просто не в состоянии… Третий - чуть начав рассмотрение, по-быстрому отправил дело на доследование.
Вернувшись в районный суд, мое дело, наконец, обрело своего судью. Точнее, свою. Подстилко Елизавета Никандровна. Дородная женщина слегка за 40, недавно получившая судейскую мантию, совсем не строгого, я бы даже сказал - домашнего вида… С точки зрения судейского начальства, Подстилко обладала главным качеством: она не была знакома со мной. Остальное не важно.
Как мне казалось, к началу судебных слушаний мы подготовились более чем достойно. Были получены экспертные заключения – психологов и лингвистов, найдены и приглашены специалисты в области оперативной работы… Короче, к тому, что у стороны обвинения и так не было ни единого подтверждения моей вины, мы со своей стороны подготовили, как я считал, увесистую кувалду, дабы окончательно прибить жалкую, нелепую попытку обвинить меня в том, чего я не совершал. Кувалда против карточного домика – неплохая исходная позиция для защиты в суде. Только не в нашем…

Сторона обвинения предстала во всей красе. Помимо уже описанного мною так называемого потерпевшего – Подлючного (хотя, в чем он «потерпел» - никто не мог сказать), наркомана и провокатора, с парой-тройкой извилин, находящихся явно не в районе черепа, - напротив меня сидели еще две дамы.
В качестве гособвинителя районная прокуратура назначила свое главное крупнокалиберное орудие – Евлампию Мразеву, славящуюся патологическим садизмом и, благодаря этому качеству, дослужившуюся до майора. Совершенно бесцветное существо, без возраста и внешности, отличавшееся единственно ярким элементом – босоножками на платформе, в красно-белый горошек, удивительно гармонировавшими с официальной прокурорской формой. Подобную обувь я видел на ногах тружениц Пляс Пигаль в Париже и Квартала Красных Фонарей в Амстердаме. Мелькнувшую было мысль о кармической связи между этими труженицами и нашей прокуратурой я погнал прочь: кыш, кыш!!
Было и второе существо, отдаленно напоминавшее женщину. Подлючный привел в качестве своего представителя мадам Деревяшко. С внешностью крысы Чучундры из старого советского мультика и манерами рыночной торговки она, не имея ни юридического, ни какого-либо еще образования, тем не менее, посчитала, что может зарабатывать, представляя интересы потерпевших в суде.
И тут надо отметить ее смекалистость. Не зря ученые выделяют в крысах этот качество. Дело в том, что представлять потерпевшего в наших судах – благое занятие, много ума не надо. На его стороне и так вся огромная махина карательной системы – и оперативники, разрабатывавшие операцию, и следственный комитет, и прокуратура, да и суд, принципиально не оправдывающий подсудимого… Беспроигрышный вариант!
Считал и продолжаю считать, что представлять интересы потерпевших – занятие не для адвоката. На то ты и адвокат, чтобы «милость к падшим призывать», а не сидеть рядом с прокурором и орать в унисон с ним: «Ату его, негодяя!!!»
Мадам Деревяшко с ходу заявила, что ей все ясно, что вина моя доказана, что – дай ей волю - закусает меня до смерти! Я невольно посмотрел, не свисает ли у нее из-под юбки хвост…
На фоне этих очаровательных созданий судья Подстилко смотрелась, как сестра милосердия.

«Страшен русский суд – бессмысленный и беспощадный». Пушкин не был знаком с современным российским правосудием и говорил не о суде. Но – на то он и Пушкин…!

Мы начали с допроса потерпевшего.
Подлючный – как его научили – прочитал заготовленный текст о злом адвокате, напугавшем его и обманувшим бедного сироту, а во всем остальном - продемонстрировал полную амнезию. Он абсолютно не помнил, о чем я ему говорил, какие называл фамилии, что требовали от него следователи за не привлечение к ответственности… Он даже не смог ответить на вопрос, с какой целью он записывал на диктофон все наши разговоры с ним.
Единственное, что он хорошо помнил, это то, что «адвокат его обманул, мошеннически присвоив его деньги»! Эту фразу, написанную ему помощниками, Подлючный произнес раз пять, как мантру, пока давал показания.
Он напрочь забыл даже то, что у него происходил обыск, организованный сотрудниками полиции, и что были изъяты компьютеры, записные книжки и ценные вещи – для возможной конфискации.
Не выдержав, я обратился к судье:
- Ваша Честь, прошу направить потерпевшего Подлючного на психиатрическую экспертизу. Подобные провалы в памяти могут свидетельствовать о тяжелом заболевании.
- Что помнит, то и рассказывает. Он предупрежден об уголовной ответственности.
- Так я об этом и говорю. Подлючный либо страдает психическим заболеванием, вследствие чего его лечить надо, а не прислушиваться к его бредням, либо он издевается над судом.
- У вас еще есть вопросы?
- Так он же не ответил ни на один из тех, что я ему задал!
- Как может, так и отвечает.
- Ваша честь, я не удовлетворен исполнением председательствующим своих обязанностей в процессе.
Тут подскочило человекообразное – Деревяшко:
- Ты че, судье указываешь, как ей работать, ваще берега попутал?!!
Смех подавили все, кто находились в зале. Меня охватила тревога:
- Вызовите ей врача, Ваша честь.
- Я вам делаю замечание, - посмотрев на меня, сурово сказала судья.
- Принимаю. Вы правы. Какого врача!! Ветеринара, конечно!
- Я вам делаю повторное замечание. Еще есть вопросы к потерпевшему? Нет? Можете идти.
 Мне стало понятно, что дальнейший процесс не будет иметь ни с требованиями кодексов, ни с самой элементарной логикой ничего общего. Это было очевидно уже по одному допросу Подлючного. Ну что делать? «Других писателей у меня нет».

Ящерко зашел в зал – ни жив, ни мертв. Мразева и Подстилко улыбнулись ему, как бы подбадривая…
- Представьтесь.
- Ящерко Вадим Иванович.
- Где и кем работаете?
- …мм.. это… а..адвокат
Ну да… Собственно, кем ему еще работать?!
Трясясь всем телом, спотыкаясь на каждом слове, бледный Ящерко ответил на незамысловатые вопросы прокурорши. Кем работал, с какого времени, в каком чине… А вот на вопрос существенный – с какой целью он приезжал в офис к подсудимому? – напротив, ответил четко:
- Мой знакомый Кончаев попросил найти ему адвоката, который поможет продать фирму. Я приехал спросить, сможет ли он помочь моему приятелю? Но на входе в офис стоял мужчина, который не впустил меня, после чего я уехал.
- Вопросов нет.
Судья повернулась в мою сторону:
- У вас есть вопросы?
- Как ни странно, есть.
Цвет лица Ящерко стал мигрировать в сторону зеленого.
- Говорил ли я вам о том, что Подлючный считает себя невиновным и хочет остаться свидетелем по делу?
- Нет, не говорили.
- Сообщали ли вы сотрудникам СБФ о том, что Подлючный хочет заплатить вам взятку?
- Нет, потому что такого не было!
- Ваша честь, прошу огласить показания Ящерко, данные им в СБФ.
Подскочила Мразева:
- Я возражаю, мы еще не исследовали документы!
Судья – на удивление:
- Оглашайте.
Я открыл том дела.
- «…. Я сказал адвокату, что в отношении Подлючного есть доказательства его виновности, на что адвокат мне сказал, что Подлючный готов заплатить мне незаконные денежные средства, а именно взятку, за не привлечение его в качестве подозреваемого…».  Это ваши слова?
- Нет, я такого не говорил!
- А подпись под протоколом ваша?
- Ну моя…
- Значит, говорили… Поясните, пожалуйста: в разговоре со мной вы утверждали, что деньги Подлючного нужны для потерпевшего Калачева, дабы он не обжаловал ваше постановление, а в СБФ вы сказали, что это была взятка вам. Так где правда?
- Я ничего не говорил! И вообще, - затараторил Ящерко явно заученный текст, - у следствия не было никаких вопросов к вашему Подлючному, это вы его обманули, запугали и присвоили деньги! Ваша честь, давление на свидетеля!!
На помощь пришла Мразева:
- Ваша честь, я прошу снять вопрос как не относящийся к делу!
Судья удовлетворила прокурора:
- Я снимаю вопрос как не относящийся к делу.
Я остолбенел…
- Вы серьезно?!
- У вас еще есть вопросы к свидетелю? – грозно спросила Подстилко.
- Вопросы-то есть. Есть ли смысл их задавать…?
- Задавайте.
- Вы сказали, что приезжали ко мне в офис спросить, не помогу ли я вашему приятелю продать фирму. А чем занимается его фирма?
- Не знаю.
- А где она находится, что именно надо продавать?
- Не знаю.
- А почему вы просто не дали мой номер телефона вашему приятелю, почему сами не позвонили, чтобы узнать, а поехали через весь город, по пробкам…?
- Потому что я хотел сначала проконсультироваться, а потом привезти к вам Кончаева.
- Типа вы сейчас ответили на мой вопрос…
Судья напомнила о своем существовании:
- Как может свидетель, так и отвечает.

А вот и свидетель Кончаев. Пришел в суд поддержать товарища. Хотя, судя по его лицу и походке, поддерживать впору было его самого. Судья и прокурор сделали вид, что не замечают состояния свидетеля.
- Расскажите, что вам известно по данному делу? - обратилась к Кончаеву с крайне оригинальным вопросом Мразева.
- Ну что… Подошел Ящерко… Говорит, поедем к адвокату, он тебе поможет…
- Поможет в чем?
- Ну это… Продать фирму.
- Понятно. Дальше.
- Ну мы поехали…
- Куда?
- В офис.
- Где офис находится?
- В гостинице.
- В какой гостинице? - продолжала тащить Кончаева за его причиндалы прокурор.
- В «Интуристе». Или в «Туристе»… Уже не помню.
Я почувствовал тошноту. Две эти гостиницы находятся в противоположных частях города, и перепутать, где ты был, в какой из них, просто невозможно! Если был, конечно.
- Дальше, - бесстрашно продолжила Мразева.
- Ну зашли, поговорили и ушли.
Судья повернулась ко мне:
- У вас есть вопросы?
- Да. Так вы приехали ко мне в офис вместе с Ящерко?
- Да…
Я посмотрел на судью. Она оставалась невозмутимой… Тошнота не отступала.
- И что вы (и я) делали в офисе?
- Ничего. Разговаривали.
- О чем?
- Ни о чем. Уже не помню…
- Так вы же говорили, что Ящерко предложил вам мою помощь.
- А… Ну да.
- Что да? В чем должна была заключаться помощь?
- Да не помню я… А… Продать фирму.
- По-вашему, адвокат - это как раз тот человек, который занимается продажей фирм?
- Ну мне Вадим сказал…
Не в силах больше слушать эту пьяную галиматью, а – главное – видеть совершенно спокойное лицо судьи, я перешел на коду:
- Скажите, свидетель, я вас правильно понял? К вам обратился ваш приятель Ящерко с просьбой дать показания, объяснил, ЧТО вам надо будет  рассказывать, а вы всё напутали?
Мразева вскочила, как ужаленная:
- Я прошу снять вопрос!!
- Я снимаю вопрос как наводящий, - мгновенно отреагировала Подстилко. Еще вопросы есть?
- А че я напутал? – не сдавался Кончаев.
- Вопрос снят, - грозно сказала судья, - не надо отвечать!!
- Нет вопросов. Дайте ему аспирину. Видите, мучается же человек.
Когда Кончаев вышел из зала, и возникла маленькая пауза, я тихо спросил у судьи:
- Вам не хочется прекратить к черту этот Марлезонский балет?
Подобие ухмылки появилось в уголке рта Ее Чести…
- Если вы заметили, - продолжал я, - Ящерко говорил, что «сначала проконсультироваться, а потом везти Кончаева», а Кончаев говорит, что были вместе с Ящерко. Как минимум, один из них врет.
- Суд даст оценку показаниям всех свидетелей, - менторским тоном отвечала Подстилко.
- Ясно…
А ясно мне было, что надеяться не на что. Или почти не на что.

Следующий рабочий день был особенный. В качестве свидетелей были вызваны сотрудники СБФ. Подстилко и Мразева навели марафет на лице, добавив косметики. Ну как же – ребята из организации, которая и к ним может прийти. Буквально за несколько дней до этого была задержана судья Попкова Инга Александровна – при получении ею 10 миллионов…
История с Попковой не принесла мне чувства злорадства. Я понял, что теперь Подстилко не посмеет даже подумать о том, чтобы забраковать работу филателистов!
В зале суда появился Фламенко. Окинул меня взглядом победителя: «А я говорил тебе, старому козлу, что мы поставим раком любого! Не верил? Ага. Теперь смотри…»
Смотрю… Убеждаюсь…
Пока старший лейтенант Фламенко рассказывал, как к ним обратился бедный Подлючный, которого пытался обмануть бессовестный адвокат, как они провели блистательную операцию по изобличению этого монстра и т.д., судья и прокурор кивали головами при каждом акценте в речи храброго идальго, всем своим видом показывая, что обожают отечественную филателию и готовы хоть сейчас приклеивать марки. Куда скажут! Даже в Деревяшко проклюнулись какие-то намеки на женское кокетство – она дважды успела поправить на затылке пучок из своих одиннадцати волосков…
Дошла очередь задавать вопросы и до меня.
- Скажите, это ваш рапорт? На имя вашего начальника, - я показал свидетелю документ.
- Мой.
- Здесь говорится об имеющейся информации о вымогательстве у Подлючного денег сотрудниками полиции. Вы что, придумали это?
- Почему? Я правду писал.
- Очень хорошо. А вот этот документ: приказ вашего начальника о проведении оперативного мероприятия с конечной целью – физического задержания сотрудников полиции при получении ими денежных средств Подлючного. Вам знаком этот приказ?
- Конечно.
- Вы его выполнили? Задержали Ящерко или еще кого-то?
- Нет, не было возможности.
- Ну естественно. Форс-мажор. Началась война, англо-бурская, и вы не смогли задержать Ящерко!
- Пожалуйста, задавайте вопрос!! – грозно вмешалась судья.
- Задаю. Если у вас – по каким-то причинам – не получилось выполнить приказ руководства, почему вы просто - не похерили результаты ОРМ?
Мразева аж подпрыгнула:
- Ваша честь, прошу сделать замечание подсудимому! За выражения!
- Делаю вам замечание за некорректное высказывание, - вступилась за русскую словесность судья.
- Вообще это литературное выражение. Завтра я принесу вам распечатки из словарей русского языка. Жаль, что приходится объяснять столь очевидные вещи…
- Не надо, - слегка смутилась Ее Честь, - продолжайте. Перефразируйте вопрос.
- Хорошо. Почему вы не отправили материалы ОРМ в корзину?
- А зачем? – Фламенко оставался невозмутим, - Мы выполнили указание. Пресекли присвоение вами денежных средств.
- О как! Ну тогда давайте с начала. Что помешало вам задержать подполковника полиции Ящерко, пришедшего за деньгами?
- Я уже отвечал на этот вопрос. Не было возможности.
- А поконкретнее? Какие у вас должны были быть еще возможности, чтобы вы выполнили приказ своего начальника?
- Я не понимаю вопроса!
- Я не удивлен. Итак, вы знали, что деньги Подлючный принес для передачи их Ящерко, вы также знали, что Ящерко должен за ними прийти в мой офис. Он пришел, а вы его не впустили. Почему?
- Не я, - слегка замялся Фламенко, - у меня просто очень ответственный коллега, я не ожидал просто, что он таким образом подойдет к проведению мероприятия, что он там отсекать будет… Он всегда у нас занимается вопросами обеспечения безопасности группы, которая проводит мероприятие…
- То есть, по вашим словам, Ящерко не был задержан по той причине, что ваш сотрудник – не будем скрывать, это был Бредякин – нарушил инструкцию?
- Он ничего не нарушил. Просто закрыл… Немного не додумал что-то… Не знаю…
- Но операцией руководили вы?
- Я разработчик, а руководил другой человек.
- Так кто несет ответственность за выполнение задания, вы или «другой человек»?
- Все несут.
- Хорошо. Кто должен был знакомить участников операции с ее планом, с возможными фигурантами, их фотографиями и т.д.?
- Это оперативная информация, я не имею права ее разглашать!
Подстилко как будто ждала этой сигнальной фразы:
- Я снимаю вопрос. Свидетель не обязан раскрывать секреты оперативной работы.
- Какие секреты, Ваша Честь??! – я почувствовал, что закипаю, - Вопрос касается не их вшивых секретов, а меня! Определения моей виновности или невиновности!
- Следующий вопрос, - в голосе судьи прозвучали какие-то умиротворяющие нотки…
-  Значит, вы не смогли – по собственной ли халатности, глупости, непрофессионализме, называйте, как хотите, - задержать фигуранта постановления Ящерко. Так в чем моя вина, старший лейтенант?
- Вы хотели присвоить деньги своего клиента.
- То есть, вы обосрались при проведении ОРМ, а крайним сделали меня?!
- Пожалуйста, выбирайте выражения! – судья не решилась после истории с «похериванием» объявлять мне замечание.
- Я старый солдат, Ваша Честь, и мне не знакомы…! Обосрались! Иначе не скажешь.
- Вопрос в чем? – Подстилко, видимо, махнула рукой на мое сквернословие.
- Вы пытались исправить ситуацию? Вернуть Ящерко? Тогда же? Или на следующий день?
- А вы отказались.
- Значит, пытались! Отлично. А почему я должен исправлять ваши проколы?
- Потому что вы его предупредили! Что в офисе находятся оперативники.
- Я? Предупредил? Каким образом?
- По телефону. Когда он вам звонил.
- А что произошло раньше - Бредякин вытолкал Ящерко за дверь или Ящерко позвонил мне?
- Уже не помню.
- А зачем же мне, по-вашему, предупреждать Ящерко, если, опять же по-вашему, я намеревался присвоить деньги Подлючного?
- Не знаю… Чтобы не делиться, наверное.
- Скажите, вас учат «включать дурака» или это у вас врожденное?
- Я снимаю вопрос как не относящийся к делу, - пресекла наш диалог судья.

Бутеров зашел в зал – как триумфатор! Ответив на стандартные вопросы и рассказав то же, что и Фламенко, Бутеров презрительно посмотрел в мою сторону. «Судо-владелец! - подумал я…, ни дать, ни взять. - Владелец суда, мать его…!»
- Вы руководили оперативным мероприятием? – начал задавать вопросы я.
- Да.
- Вы отвечали за выполнение приказа вашего руководителя?
- Я.
- Почему вы не выполнили приказ? Почему не был задержан подполковник полиции Ящерко, пришедший за деньгами?
- Потому что он не зашел в офис.
- Потому что его не впустил ваш сотрудник Бредякин! А почему он это сделал?
- Потому что тот не представился.
- И не сообщил, с какой целью он пришел?
- Да.
- Замечательно! То есть, по вашим словам, если бы пришедший сказал, что он подполковник полиции Ящерко и что он пришел получить взятку, Бредякин бы его впустил?
- Конечно!
Я посмотрел в сторону судьи. Подстилко категорически не желала встречаться со мной взглядом.
- Еще есть вопросы? - обратилась она ко мне, не поворачивая головы.
- Есть… Известно ли вам, что Ящерко был допрошен вашим сотрудником?
- Да, знаю.
- Значит, и о признании Ящерко знаете? Что (цитирую) «Подлючный хочет дать ему, Ящерко, незаконные денежные средства, т.е. взятку»?
- Ну… да.
- А известно ли вам, что из вашей организации был направлен запрос в МВД, не обращался ли подполковник Ящерко с рапортом о предложении ему взятки? И каков был ответ?
- Ну знаю… А к чему вы это ведете?
- Я понимаю, вы не юрист, законов не знаете, законам не следуете, поэтому объясню вам: вопросы свидетель задавать не имеет права. Так ответите?
Бутеров позеленел от такой моей наглости. Посмотрел на судью. Ни Подстилко, ни Мразева не стали вмешиваться в нашу с ним «беседу».
- Да, известно, - продолжил он, - не обращался.
- Вы как офицер не можете не знать, что требование об обязательном рапорте сотрудника полиции обусловлено борьбой с коррупцией. А теперь скажите. У вас на столе лежат: а) признание Ящерко о предложении ему взятки; б) сообщение из МВД о том, что Ящерко с рапортом о предложении – не обращался; в) Ящерко явился в то самое место, куда приехала та самая взятка, и в то самое время, когда она приехала. Вопрос: этих обстоятельств, в их совокупности, вам было недостаточно, чтобы привлечь подполковника полиции?
После нескольких секунд раздумий, отразившихся на его лице гримасой, Бутеров ответил:
- Так он же пришел проконсультироваться…
- Он мог вам сказать, что приходил побриться-помыться, сделать обрезание… Вы проверяли его версию?
- Проверяли следственные органы.
- Но вы, передавая материалы в следственные органы, уже сделали вывод о моей виновности! По-вашему, следователь мог бы прийти к мнению, противоположному вашему?
- Мог.
- Вам известны такие случаи?
- Не помню, - самодовольная ухмылка скользнула по губам Бутерова…

Последним в этом триптихе «Дубовая роща» был Бредякин.
- Скажите, вас знакомили с приказом вашего руководителя о проведении операции?
- В общих чертах…
- В этих «общих чертах» было то, что конечным этапом операции является «физическое задержание подполковника Ящерко и других сотрудников полиции»?
- Не помню.
- То есть, вы, участвуя в оперативном мероприятии, не знали, в отношении кого оно проводится и кого надо будет задерживать?
- Почему? Знал. Вас.
- Меня?!
- Вас.
- Тааак… Вы сейчас рассказывали, что в вашем присутствии при подготовке к операции Подлючный был предупрежден о «недопустимости провокации взятки». Это так?
- Ну…
- Антилопу гну! Кому предназначалась взятка, в недопустимости провокации которой расписался Подлючный?
- Вам.
- То есть, вы полагаете, что адвокат может быть фигурантом  получения взятки?!
- Да.
Я охренел. Думаю, любой юрист охренел бы в этот момент. Ни Подстилко, ни Мразева не охренели.
- Вы кандидат наук?
- Да.
- Не напомните тему вашей диссертации?
- Я снимаю вопрос как не относящийся к делу, - почуяв неладное, вмешалась судья.
- Не беда, - продолжил я, - это есть в Интернете: «Коррупция в органах власти». Значит, что такое коррупция, что такое взятки, кто является субъектом взяточничества, что такое «должностное лицо», вам должно быть хорошо известно?
- Я снимаю вопрос. Еще вопросы есть?
- Скажите, вы ВАШУ, - я выделил голосом, - кандидатскую диссертацию читали?
- И этот вопрос я снимаю. Заседание окончено.


Я нашел номер телефона своего коллеги Трупня.
- Василий Василич?
- Да.
Я представился.
- Мы можем встретиться, чтобы не по телефону?
- Да, конечно.
Молодой, по моде подстриженный, точнее – выбритый… Подтянутость и выправка однозначно свидетельствовали о его офицерском прошлом.
- Слушаю вас.
- Мне нужна ваша… твоя помощь. Могу я рассчитывать?
- А какая? – насторожился коллега.
- Не финансовая, не переживай, - попытался улыбнуться я, -свидетельская. Ты же представлял интересы Потапенко? Надо подтвердить, что и над твоим клиентом, и над моим тучи ходили серьезные, и они вполне обоснованно волновались за свой статус в этом уголовном деле.
- А, конечно. Рад буду помочь коллеге.
- Спасибо, Вася. Тем более, что ничего не надо выдумывать. В материалах фигурирует запись, где жена Подлючного говорит о сумме твоего гонорара. Такие деньги, как ты понимаешь, свидетели платят адвокатам только тогда, когда задница в мыле…
- Да, я с Потапенко возился долго…
- Хорошо. Ты сможешь прийти на заседание в пятницу, в 2 часа?
- Смогу, - посмотрев в свою записную книжку, ответил Трупень.

В пятницу, в 2 часа адвокат Трупень не пришел.
Я позвонил ему:
- Вася, что-то случилось?
- Ну… В общем… Короче, мое руководство мне запретило быть свидетелем…
- Очаровательно. Впрочем, ожидаемо. Передай своему руководству, что из вас адвокаты – как из говна бисквит!
Последние мои слова звучали уже под аккомпанемент гудков отбоя. Жаль, что трупеневое руководство так и не узнает, какую субстанцию они из себя представляют. Хотя, я это никогда и не скрывал…
Считал, считаю и помру с этим мнением: адвокат – бывший мент, следователь, прокурор – это нонсенс! Это два совершенно разных менталитета. Как два разных пола – мужской и женский. Можно, конечно, сделать операцию и сменить пол. Но только в том случае, если первоначальный был очевидно ошибочным. Да, и среди пришедших в адвокатуру из органов есть те, кто когда-то ошибся с выбором. Но таких единицы. Основная масса – вылетевшие из правоохранителей не по своей воле. И суть их – ментовская – остается с ними до конца жизни.
Ну и черт с вами. 

После зачитывания экспертных заключений мы заслушали их авторов. Профессор университета, филолог, сделав лингвистический анализ записи моих переговоров с Ящерко, пришел к однозначному выводу о несоответствии слов подполковника его истинным намерениям. Никакой фирмы он продавать не собирался, и его визит в мой офис был обусловлен совершенно иными причинами.
К аналогичным выводам пришла и эксперт-психолог. Вопросы Ящерко по поводу «кто не впустил его в мой офис» имели для него несопоставимо большее значение, чем мифическая фирма друга…
Пришедший по моей просьбе в суд опытный оперативник раздолбал в щепки версию филателистов о «правомерности» действий Бредякина: «Всех впускать, никого не выпускать!» - настолько очевидное правило при проведении любых оперативных мероприятий, что оно известно даже старушкам на лавочке, а не то что офицерам спецслужб!
Судья всем своим видом демонстрировала, что ей эти показания, эти специалисты и эксперты – до звезды! Причем, не из нашей Галактики! Она зевала с закрытым ртом, что-то искала в своем телефоне, перебирала бумаги на столе и делала глубокие вздохи. Мразева переписывалась с кем-то в соц-сетях. Секретарь вообще уснул…

Совершенно неожиданный подарок для меня пришел от «крысы Чучундры». Мадам Деревяшко, видимо, желая показать свою продуктивную работу, притащила в суд копии своих жалоб и заявлений от имени Подлючного. В том числе и ее обращение в прокуратуру по поводу  действий руководства полиции, куда она жаловалась на «неправомерный обыск в квартире Подлючного и арест его имущества». «Считаю отказ в удовлетворении моей жалобы, - зачитывала Чучундра свой шедевр, – местью со стороны органов полиции за мое обращение в СБФ о факте вымогательства у меня взятки». Подпись – Матвей Подлючный.
Мало того. Следующий документ – постановление следователя Андрющенко на проведение обыска у Подлючного. И обоснование: «…В связи с наличием данных, подтверждающих причастность Подлючного Максима к хищению имущества….»
Я остолбенел.
- Ваша честь, эти документы полностью разрушают позицию потерпевшего, изложенную им в суде. Здесь он говорит о вымогательстве у него взятки сотрудниками полиции, а в заседании утверждал, что «адвокат его обманывал, желая присвоить его деньги». Почувствуйте разницу! Я прошу вызвать Подлючного еще раз в суд и допросить – где он говорит правду, а где лжет.
До Деревяшко, судя по цвету лица, стал доходить смысл….
- Ваше мнение, - обратилась Подстилко к Мразевой.
- Не считаю возможным, - отчеканила та, - всё, что потерпевший хотел сказать, он сказал.
- В удовлетворении отказано.
Первое, что я сделал по завершении заседания, - скопировал эти документы.

Подлючного провели по темным коридорам мрачного здания и завели в кабинет. Капитан Бутеров сидел за столом и что-то писал.
- Здравствуйте, - не ожидая ничего хорошего, произнес еле слышно Подлючный. Ответа не последовало. Предложения сесть тоже.
«Доносчики омерзительны, но доносы – полезны!» - Екатерина Вторая, - прочитал Подлючный на стене кабинета и ничего, как всегда, не понял…

- Я тебе говорил, чтобы ты забыл о Ящерко? – продолжая писать, спросил Бутеров.
- Да….
- Я тебе говорил, чтобы ты забыл о наездах на тебя следователей?
- Говорили…
- Тогда объясни, - стукнув ручкой о стол, повысил голос Бутеров, - каким образом у адвоката на руках появились документы, где ты утверждаешь о вымогательстве у тебя шести миллионов следователями, и еще – постановление на проведение обыска у тебя, где черным по белому написано, что ты – ТЫ!!! – причастен к хищению? Эти документы были только у тебя, у адвоката их не было!
- Это…. Юристка моя…
- Что юристка?
- Она предоставила их в суд, а он скопировал.
- Она что, дегенератка?!
- Деревяшко…
- Какая деревяшка?
- Фамилия у нее … Деревяшко…
- Похоже, вы оба дегенераты. Пшел вон!
- До свидания, - обрадованно выдохнул Подлючный.
- Господи, с кем приходится работать…, - чертыхнулся Бутеров и снял трубку. – Здравствуйте, Ваша Честь. Узнали?... Очень хорошо…………..

Прения прошли по вполне ожидаемому сценарию. Подлючный по бумажке зачитал текст, в котором ни бельмеса не понимал: «Совершил преступление, предусмотренное……. Путем обмана и злоупотребления доверием… В соответствии с Постановлением Пленума Верховного Суда…. Прошу наказать по всей строгости закона!»
Чучундра Деревяшко дала понять, что была  бы ее воля, она бы тут же расстреляла меня!! И съела.
Мразева зачитала опять обвинительное заключение (как будто и не было судебного разбирательства, не было доказательств, представленных защитой, показаний экспертов и специалистов, не было ужасающих противоречий в показаниях свидетелей обвинения…) и попросила 4 года. Блестящая работа прокурора в суде!!! Думаю, программистам не сложно будет создать робота, заменяющего эту бессмысленную и бестолковую фигуру.
Я говорил долго. Процитировал всех участников процесса, акцентируя внимание суда на тех моментах, которые, как мне казалось, должны убедить Ее Честь в необходимости вынесения оправдательного приговора. Зачитал стенограммы наших разговоров с Ящерко, распечатку прослушки меня Подлючным и его женой. С точки зрения логики и здравого смысла, моя невиновность нашла свое полное подтверждение. В любом суде – от Фарерских островов до Ботсваны – меня бы оправдали. Но Ботсвана нам не указ… В конце своей пламенной речи я воззвал к чести Ее Чести. Приравнял вынесение решения против воли всесильной СБФ – подвигу и призвал к «безумству храбрых»….
В продолжение всего моего выступления Подстилко так и не подняла глаз. Назначив дату оглашения приговора, судья покинула зал. Типа ушла в совещательную комнату. На две недели. До пятницы я был совершенно свободен…


Накануне «дня икс» я, подвозя жену с работы, остановился у супермаркета.
- Пойдем. Надо прикупиться на завтра.
- В смысле??
- В самом прямом.
- Ты с ума сошел! Неужели ты думаешь…
- Я, практически, ИНАЧЕ не думаю.
- Ну и … Что…? Много…?
- Надеюсь, за пределы прокурорской заявки не выйдет. Может, даже скинет полгодика. Но – реально… С учетом домашнего ареста – через несколько месяцев можно подавать на УДО. Но ты успеешь – развестись и встретить свою судьбу…
- Идиот!!
- Есть немножко…

Подстилко вышла в зал суда в ярком макияже. Смысл этого преображения стал ясен чуть позже. Она долго зачитывала текст приговора, а когда оставалось лишь назвать конкретную цифру, двери распахнулись, и в помещение ввалились несколько телевизионных операторов. Ну да… Я становился ньюсмейкером в родном городе. Выдержка судье изменила. В конце своей речи она стала красной, как рак, голос постоянно срывался на фальцет, она откашливалась, пыталась взять себя в руки… Не получалось.
- …….. четыре года лишения свободы с отбыванием в колонии общего режима… …Вам приговор понятен?
- Маловата кольчужка-мантия оказалась? Не по росту?
Подстилко пулей вылетела из зала, согнувшись в три погибели, опустив голову, наверное, до пояса.
Прав оказался Фламенко. Они таки поставили раком – и следствие, и прокуратуру, и суд. Я был посрамлен. Во всех смыслах. Поделом тебе, старый невежа…
«Золотые перья» отечественной журналистики кинулись ко мне с микрофонами и с самым оригинальным вопросом: «Вы будете обжаловать приговор?»
- Ребятки, - это я говорил, уже протягивая руки для «браслетов», - если бы я не знал, кто вас сюда пригласил и с какой целью, то, вероятно, ответил бы «Да, разумеется», а так – скажу прямо: идите в жопу!

- Шо, опять?! – тюремщики, похоже, даже обрадовались моему камбэку.
- Не иначе, надо жалобы строчить по поводу не выплаченных сверхурочных!
- Как вы догадались?
- «Голос Америки» передавал с утра.

Мой повторный заезд в СИЗО ознаменовался подарком судьбы в виде престарелого отставного полковника-контрразведчика, невесть как попавшего в тюрьму (впрочем, «весть как» попавших можно буквально пересчитать по пальцам).
Михалыч – так звали моего нового соседа по камере – начинал, похоже, еще с поимки шпионов барона Врангеля. Блестяще образованный, в совершенстве владеющий немецким, эрудит…
Наше с ним объединение знаний – его в технических вопросах, физике, астрономии и моих, достаточно поверхностных, в области театра, кино, живописи, литературы и музыки – создавало такой мощный интеллектуальный кулак, что им мы легко били знатоков из популярной телевикторины. Мы как минимум опережали трех умников, а как максимум – давали правильный ответ при полном отсутствии оного у теле-знатоков.
Это вызывало неподдельное восхищение наших молодых и не шибко образованных сокамерников. Ну да у них все еще впереди.
Общение в тюрьме – это, по большому счету, роскошь. Когда ты можешь не опускаться до предельной лапидарности, чтобы тебя поняли, не объяснять, что такое лапидарность и что «она не имеет отношения к гомосексуализму!»
В этом смысле мое пребывание в остроге было роскошным. Мы с Михалычем переговорили, наверное, обо всем на свете. И политика, и экономика, и культура… Книги, спектакли… Германия и Италия, где оба бывали не раз… Оказалось, что мы одновременно были в Венеции! Он сидел в кафе на Большом Канале и наблюдал, как 18-палубный лайнер входит в «территориальные воды»… А я в этот момент находился на верхней палубе, любуясь площадью Сан-Марко с высоты почти птичьего полета…
Но, конечно, главной темой наших бесед было состояние родной правоохранительной системы и суда.
- Скажи, Михалыч, в твое время могли в вашей организации работать люди типа моих или твоих оперов?
- О чем ты говоришь?! На пушечный выстрел не подпустили бы. У нас был не просто жесткий – свирепый отбор! Брали действительно лучших – толковых, грамотных, не слепо выполняющих приказы, а думающих, соображающих. А сейчас контора забита сынками и племянниками крутых дядей, балбесами, не владеющими ни профессиональными навыками, ни  общими знаниями, ни, в конце концов, человеческими качествами. Не без того, есть и хорошие ребята, но их становится все меньше. И, как ты понимаешь, ничем хорошим это не кончится.
- Зато они кичатся своими успехами в борьбе с коррупцией! На всех уровнях. Столько-то министров поймано с поличным, столько-то депутатов, губернаторов, мэров…
- Эка невидаль!! Подумаешь – министра-взяточника поймали! Тут много ума не надо. Как-будто у нас есть министры-НЕ взяточники! Это как ловить оленя на Чукотке. Представь: бежит стадо, десятки тысяч оленей. Рога к рогам. Море рогов… Не надо обладать навыками бросания лассо, чтобы, швырнув петлю, попасть в цель. Так и тут. Ткни в любого чиновника – не промахнешься! А вот доказать, что это именно взятка, а не грубая подстава, - вот тут требуются  мозги. А их-то, как раз, и нема!
- А, как ты понимаешь, эта тенденция характерна не только для конторы.
- Абсолютно. И в милиции, и в прокуратуре уровень запредельно низкий. Так ладно бы суды исправляли их прорехи. Ни хрена! Штампуют приговоры по флешкам следаков – со всеми ошибками, описками… «Стиль и орфография автора сохранены!»
- Отсюда и почти полное отсутствие оправдосов.
- Ну да. Суды не просто утратили независимость, они стали частью правоохранительной системы.
- Причем, не лучшей ее частью… Древние римляне говорили: «Государство – это армия и суд». Если с армией у нас, можно сказать, порядок, то о судебной системе этого, увы, не скажешь.
- Именно! И армия, и суд! Судебная система, - продолжал рубить Михалыч, - становой хребет любого государства, и отсутствие хребта неминуемо ведет к гибели самого государства.
- Речь идет, разумеется, о независимой судебной системе?
- Разумеется! Вот когда суд перестанет быть подстилкой конторской, да и любой другой, – государство расцветет! - Я непроизвольно ахнул. Но причину этого АХА объяснять не стал…, - Суды танцуют под дудку следователей и прокуроров, уж не говоря о всемогущей организации…
- Готовы исполнить менуэт, - блеснул я эрудицией в области балета.
Молодые сокамерники, еще пребывающие в жеребячьем возрасте, ловившие каждое слово двух аксакалов, дружно заржали. Удивительно – откуда у них познания в классической хореографии?!
- А прокуратура?! Из «Ока государева» превратилась в «государево очко»!
- Грубо, полковник…, - попытался я урезонить разбушевавшегося Михалыча.
- Грубо - зато в точку!
- Именно в точку…

- Кстати, - продолжал Михалыч, - в твоей епархии ничуть не лучше. Превратили адвокатуру в помойную яму, куда сливается все говно, выгнанное из той же милиции или следкома! Всё, что они могут, - это отнести бабки!
- Ну, тут ты не прав. Или не совсем прав. Есть – даже среди бывших следаков и прокуроров – грамотные и порядочные ребята, нашедшие себя в новой ипостаси.
- Разумеется, есть. Но это как раз то самое исключение, которое подтверждает правило.
- Кстати, и сами палаты адвокатские придуманы не адвокатами, а государством. Оно – государство – как «аппарат подавления» (кажется, Ленин это сказал) вовсе не заинтересовано в активном и грамотном сопротивлении этому подавлению. Вот и были созданы палаты как карательный орган в отношении самих адвокатов. Чтоб не кочевряжились, когда это не надо! Отсюда и засилье в адвокатуре бывших ментов.
- Они и власть в палатах захватили?
- Разумеется! При, как минимум, 80% тех, кто, как известно, «бывшими не бывают», это не сложно. Всё руководство – Совет палаты, квалификационная комиссия, так называемый «президент», не сменяемый по 20 лет… - все прячут под цивильными костюмами погоны. Разных цветов…
Тут в наш диалог бурно вмешались сокамерники, наперебой рассказывая про «негодяев с адвокатской коркой», у которых на уме были только деньги. За каждое заявление, жалобу, приход в суд, посещение СИЗО и т.д. выставлялся счет.
А один арестант молча дал мне постановление суда о заключении его под стражу и показал пальцем на фразу судьи: «Адвокат Орлова поддержала ходатайство следователя о заключении под стражу…».
Малацца, девочка! Сокол ты, Орлова!! Мать твою…

Не обошлось в наших беседах с Михалычем и без обсуждений собственных уголовных дел.
- Они меня просто задолбали! Доказать ни хера не могут и ноют постоянно: «Товарищ полковник, ну признайте свою вину, а мы порешаем, чтобы вас осудили условно». Пока я не послал их… Конкретно! Тебя, небось, тоже убалтывали?
- Обязательно. Со всем дежурным пакетом обещаний.
- Им верить – себя не уважать.
- Да если бы я даже был уверен на все сто, что они выполнят свои обещания, - не подписался бы.
- Честь дороже?
- Ты же знаешь слова Черчилля в адрес Чемберлена – после возвращения того из Мюнхена?
- Конечно. «Выбирая между войной и позором позор, получишь и позор, и войну!»
- Вот именно.
- А на клиентов твоих давили? Для подкрепления, так сказать, обвинения. Я ж знаю их методы. Запугают так, что люди напрочь открещиваются от собственной совести и чести.
- Пытались. Знаю, как минимум, троих, к кому подходили и настоятельно «рекомендовали» написать на меня заяву – типа вымогал, подстрекал, склонял и т.п. Никто не смалодушничал.
- Ну это и тебя характеризует, в некотором роде…
- Это был комплимент?
- Типа того…

Подошло время апелляционного слушания. Еще таилась щупленькая надежда на то, что «старшие товарищи поправят…», что у неопытной судьи Подстилко просто не хватило духу противостоять нажиму всесильной структуры. А уж эти…
Поначалу казалось – таки да! Во время моей речи вся птица-тройка судей синхронно кивала головами на каждое ударение в словах.
- Обратите внимание, - зачитываю распечатку беседы с Подлючными, - я им просто передаю содержание требования следователя! 6 миллионов. Называю фамилию – Ящерко. – Последовал кивок.
- А вот подтверждение того, что я это не придумал, – цитирую показания самого Ящерко. Кивают согласно.
- Теперь о проведении ОРМ. Вот постановление, где четко расписан сценарий, в финале которого «задержание Ящерко». Вот протокол, из которого следует, что Ящерко явился для собственного задержания. А вот показания свидетелей-оперативников касательно своего коллеги Бредякина: «Он что-то не додумал…». И в чем обман, который мне вменили? Кого я обманул, Подлючного? Но ведь ни одного слова, сказанного мною своему клиенту, не осталось не подтвержденным материалами дела!
Сбившись с ритма, коренник и двое пристяжных кивали уже вразнобой и на максимальной амплитуде.
- Суд удаляется в совещательную комнату!
Они совещались почти час! Я уже мысленно составлял меню сегодняшнего ужина, наливал себе коньяк и тискал попеременно жену, детей и внучку…….
- Приговор оставить без изменения, апелляционную жалобу – без удовлетворения.
К сожалению, формат данного литературного произведения не предполагает употребления здесь тех слов, которые я мысленно произнес в тот момент.

Всё. Теперь этап. «По тундре, по железной дороге…»

Отправляющегося на этап всегда собирают всей камерой. Обязательно – сигареты, вне зависимости от того, курящий ли ты. Это валюта. Из еды – упор на китайскую лапшу быстрого приготовления. Кстати, благодаря этим «доширакам» и «анакомам» я, наконец, выяснил для себя, что такое клейковина, а также и то, что в китайской лапше она таки есть!

Не буду описывать условия «столыпинского вагона». Есть авторы – к которым мне даже в тень не попасть. Скажу лишь: весьма малоприятная вещь. Особенно – что касается справления естественных нужд. Под конвоем и не тогда, когда тебе надо, а тогда, когда поведут…
До места назначения добирался с пересадкой. Как в свое время – до Бразилии или Индонезии. Но это – не аэропорты Мадрида, Сингапура и даже не Шереметьево-2. Это пересыльная тюрьма.
Первое, что пришло в голову, когда меня завели на территорию и поместили в камеру, - судьба Осипа Мандельштама, закончившего свой земной путь, как известно, именно в пересыльной тюрьме. Утешало одно: я не писал про «широкую грудь осетина», равно как и про атлетический торс последователя. Так что шанс выжить - просматривался…
Впечатление - Каменный век. Нет ни газет, ни книг, ни радио, я уж не говорю о телевизоре. 20-минутная прогулка по дворику 3х5 м – это и все развлечения.
Магазином пользоваться нельзя. Взятые с собой на этап продукты закончились примерно через пять минут: сокамерники тут же из всего захваченного чая сварганили чифирь; кофе, сахар, сухие каши и пресловутый «Анаком» разбомбили в момент. Последующие 7 дней я питался чем бог послал. Бог посылал баланду. Спасибо, господи…

И снова Столыпин…

Зона встретила меня, как шахиншаха Ирана! Духовой оркестр, сверкая блеском меди, слабал «Полет валькирий» и «Цыпленок жареный», ансамбль девушек-чирлидерш исполнил зажигательный танец «К нам приехал наш любимый…», шеф-повар приготовил фаршированную щуку с дольками ананаса……… Проснулся я от голоса конвоира: «На дальняк идёте?» Для непосвящённых: дальняк – это туалет, ватер-клозет, рест-рум, сортир… Можно подумать, у меня есть выбор… Иду.

Сон был почти в руку. Мне много приходилось слышать о разных зонах нынешнего ГУЛАГа. В некоторых довелось побывать, навещая своих клиентов. И рассказы очевидцев, и собственные наблюдения не сулили особых удовольствий от пребывания в этих местах…
Однако реальность оказалась не столь ужасной, как ожидалось.
В первый же день я был удостоен аудиенции у Хозяина.
- Меня предупредили о вашем прибытии, - протянув руку для приветствия, что, в общем-то, не является нормой для этих мест, сказал начальник. – Надеюсь, особых проблем у вас здесь не будет.
- Я тоже надеюсь. И еще надеюсь – я к вам не надолго. Сроки для УДО уже подошли.
- Постарайтесь заработать поощрения…
- Я в курсе. Занимался, и не раз, досрочным освобождением. У вас в зоне не бывал, а вот у ваших соседей, - я назвал фамилии начальников других зон, - частенько. Принимали, как дорогого гостя, чаи распивали….
- Господи, я еще был безусым лейтенантом, когда эти люди уже царствовали в нашей системе..! Как же вас-то угораздило?
- Как-нибудь потом… На воле…
- Хорошо, - улыбнулся Хозяин. Вас отведут сейчас в отряд, где…. Ну, в общем, условия получше…
- Спасибо.

Не бывал я в однозвездочных отелях. Поэтому сравнивать не могу. Но не думаю, что есть существенные отличия.
Две спальни по 15 мест. Деревянные (одноэтажные) кровати. Приличные матрацы. Красивые фотообои, тюлевые занавески на окнах (без решеток!!). Кухня-кафе с большим столом, холодильником, микроволновкой и электропечкой. Большая комната отдыха – с мягкой мебелью и плазмой на полстены. Впрочем, телевизоры стояли и в каждой спальне. Собственная душевая на две кабинки… Небольшой спортзал с теннисным столом. Очень уютный отрядный дворик – с перекладиной и брусьями, с большой беседкой. Всё утопает в цветах… Единственное неудобство – «дальняк» на улице. Ну это - чтобы служба совсем уж медом не казалась…
Контингент - тоже вполне соответствовал антуражу. Бывший региональный министр, депутат местной Думы, банкир, несколько предпринимателей… Встретили очень тепло. Перезнакомились, выявили общих друзей-приятелей… Всё, как обычно.

Вечером в отряд пожаловал в окружении свиты так называемый «смотрящий» - поставленный «преступным миром» надзирать за зоной. Чтоб блюли зэки «понятия» и не творили беспредел!!
Представитель гордой закавказской республики протянул мне руку:
- Со мной связались ваши друзья, уважаемые люди… Я лично знаком с некоторыми, кому вы помогли по жизни. Так что… Если возникнут какие-нибудь проблемы, маякните.
- Спасибо, дорогой. Не думаю, что проблемы могут возникнуть, но – спасибо.

Сюрприз меня ждал на утро.
- Учитель!!! Наставник!!! Гуру!!! – ко мне, еще полусонному, подскочил и кинулся обнимать офицер в форме ФСИН, с капитанскими погонами.
- Ничего не понимаю… Вы кто?
- Вы у нас в Училище искусств преподавали сольфеджио! Я Саша Шевченко. Помните??
Вот уж не ожидал… Вся спальня тоже оторопела.
- Честно сказать – не помню…
- Ну это не мудрено. Нас было много, а вы – один.
- Саша, но это было почти 30 лет назад?!
- Да! Я вас вспоминал все эти годы! Сына заставил учиться музыке – приводя вас в пример! Как вы играли… Наши девчонки повально все были влюблены в вас!
- Серьезно?! – сделал наивное лицо я.
- Да и мальчишки смотрели на вас, как на бога! Я сегодня, когда знакомился со списками «этапа», увидел и окаменел!!! Думаю, ну не может же быть столько совпадений!!
- Ну и как ты попал в вертухаи?
- Наверное, так же, как вы в адвокаты…
- Я в 90-е, когда музыка перестала кормить, закончил юрфак…
- Аналогично. Семью содержать надо было, а на зарплату завклуба – это впроголодь… Ну и подался сюда.
- И какая здесь у тебя должность?
- Начальник карантина. И, кстати, продолжаю делать то, чему вы учили, – руковожу художественной самодеятельностью зоны, как среди сотрудников, так и зэков. Постоянные смотры, конкурсы среди зон… Так что есть чем заниматься…
- И что у вас тут входит в самодеятельность?
- Да всё. И певцы, и чтецы… Есть и вокально-инструментальный ансамбль!
- ВИА «Невольные каменщики»?
- Вы не изменились…., - заулыбался Саша Шевченко. – Хотите, приходите в клуб. Мы скоро начнем подготовку к очередному смотру. Он через 2 месяца… Может, подскажете что…
- Саша, я надеюсь, через 2 месяца меня уже здесь не будет.
- Поверьте, я буду только рад. Хотя, и погрущу немножко….
- Я похожу к тебе в клуб, послушаю, что вы там творите. Может, и правда, дам пару советов. Поощрение будет? – задал я риторический вопрос.
- Да о чем вы говорите?! Считайте, что вы уже Герой Соцтруда!!!
- А Дважды?
- Запросто!
- Тогда с бюстом на Родине!
- Сделаем, какой базар!!

Буквально со второго дня моего пребывания в зоне я приступил к своей, уже ставшей привычной, повинности: консультации всех и вся. Написание жалоб на пересмотр дел, заявлений на УДО и на замену неотбытой части более легким наказанием и т.д., и т.д. С такой интенсивностью я не работал никогда. Если бы я брал даже десятую долю той оплаты, какая была ДО ТОГО, я мог бы прикупить себе маленький остров на Филиппинах…
Через пару недель меня вызвал к себе начальник зоны:
- У меня к вам большая просьба. Прекратите консультировать заключенных. Вы нам создаете лишние проблемы, - улыбаясь, попросил Хозяин.
- Ну вы меня тоже поймите. Я ж не могу отказать своим коллегам по несчастью. Впрочем, выход есть. Он совпадает с выходом из зоны.
- Так кто против?! Вы уже подали ходатайство в суд?
- Подал.
- Администрация возражать не будет. Прокуратура, надеюсь, тоже.
- Есть консенсус! От винта!!

Под стук колес хорошо думается. План по подготовке всевозможных жалоб на пересмотр дела откристаллизовался у меня в малейших деталях. Будем реализовывать.
С Михалычем надо будет встретиться. Он в 200-х километрах от меня. Не расстояние.
Да и с женой мы собирались потанцевать танго - на его родине, в Буэнос-Айресе, и не потанцевали. Непорядок! Будем исправлять.

На полупустом перроне меня встречал мой бабий батальон. Увидев, как я выхожу из вагона, побежали навстречу. Всех опередила внучка – подросшая, повзрослевшая и похорошевшая. Буквально врезалась, впечаталась в меня, обхватив руками и ногами, прижавшись всем телом:
- Дед, если б ты только знал, как я тебя люблю!!!

Хорошая всё-таки штука - жизнь. Мать ее………..


                2017 г.   Ставрополь.