Метаморфозы

         Смирнов Игорь Павлович
          




                Метаморфозы


                2017 г.


СОДЕРЖАНИЕ
Иуда………………………………………………..3
«Культурная революция» ………………………..8
Исповедь………………………………………….14
Единая Россия……………………………………23
Метаморфоза……………………………………...28
Между прошлым и будущим…………………….40
Обыкновенная история…………………………..49
Объяснение……………………………………….58
Рассказ «челнока»………………………………..66
На рынке………………………………………….82
Коммерсант………………………………………89
Люди гибнут за металл …………………………94
Наталья Давыдовна……………………………..108
Паразиты………………………………………   118
Так
Вот, что нас губит!...............................................142
Падение кумира…………………………………148
Двоежёнец……………………………………….157
Женское сердце………………………………….166
Притча……………………………………………175
Последняя любовь……………………………….177
Эпизод из недоброй памяти 90-х……………….184
Америка глазами русского ……………………..189
«Блаженны плачущие»………………………….200
Весна……………………………………………  213
Таня………………………………………………219
Чти отца твоего…………………………………..234
Ностальгия……………………………………….244
Однажды осенним вечером……………………..251
Птицеловы……………………………………….256
Осень…………………………………………….263
О чём поют скворцы……………………………267
На тяге…………………………………………..270
На тетеревином току……………………………275
В день юбилея…………………………………...282
Прощание………………………………………..302
Завещание……………………………………….309


ИУДА

Когда мы вошли в палату, он лежал на правом боку, отвернувшись к стене, и спал, или притворялся спящим. Во всяком случае, он никак не отреагировал на приход и разговоры посторонних людей. Других больных в помещении  не было.
Сопровождавшая меня сестра показала моё место, сказала несколько слов о госпитальном распорядке дня и вышла.
 Прежде всего, я переоделся в турецкий спортивный костюм  (однообразная больничная форма из-за бедности постсоветской России давно забыта), достал из сумки и разложил по ящичкам тумбочки зубную щётку, пасту, мыло, бритву, книги и кое-что из одежды – всё то, что необходимо для довольно длительного здесь проживания. Потом подошёл к окну.
Из окна открывался типично городской вид: старинные петербургские доходные дома по обеим сторонам тихой, как озеро, реки, одетой в гранит и медленно несущей свои воды вместе с городским мусором в море. По набережной шли люди. Одни явно спешили по своим неотложным делам, другие напротив – гуляли, любуясь городом и наслаждаясь покоем. Особо выделялись студенты с тубусами в руках: невдалеке располагался технический университет.  Автомобили, как огромное стадо мощных буйволов, то неслись готовые  снести всё на своём пути, то вдруг, успокаиваясь, замирали перед перекрёстком.
Жизнь за окном текла своим чередом. Люди, обременённые насущными заботами, вовсе не задумывались о скоротечности и конечности жизни, о бренности всего земного; в повседневной суете - забывали четвёртую христианскую  Заповедь: «День седьмой посвяти Господу Богу твоему» – остановись, человек, и подумай о душе своей, о своей жизни?!  Когда-нибудь обстоятельства и их заставят серьёзно задуматься, вот как меня сейчас! После того, как я услышал от авторитетных врачей свой диагноз, у меня резко обострилась  склонность к философии. Все последние дни я размышлял: принимать предложение об операции или нет? Вероятность летального исхода, как говорили медики, была весьма значительной! Вместо избавления от недуга я мог лишиться и того, что имел. Например, вот так, просто смотреть в окно и видеть эту ничем не замечательную картину из обыкновенной жизни. Было о чём задуматься!
Внезапно мои мысли прервал его голос:
 - Кажется, у меня появился сосед?
Я обернулся. Свесив ноги, на постели сидел человек совсем не заспанный, среднего возраста, коренастый, упитанный, с явно выдающимся брюшком, типично крестьянскими большими руками и лицом. Редкие белесые, как бы приклеенные к голове волосы, маленькие светлые глазки, нос «бульбочкой» – выдавали в нём славянина средней полосы России. Обращали на себя внимание его глаза: какие-то колючие, недобрые. В них отражались высокомерие и скрытность их обладателя. Да и в вопросе, как мне показалось, прозвучало какое-то его сквозящее  превосходство.
Я представился:
 - Полковник в отставке, кандидат технических наук, доцент, писатель. – И назвал свою фамилию имя и отчество.
 - Генерал-майор Седёлкин Иван Митрофанович. – В свою очередь отрекомендовался он, и без всякой паузы раздражённо продолжил. – Вот уже неделю лежу здесь совершенно один. Мне назначена операция по поводу (и он назвал тот же диагноз, который поставлен и мне).
 - У меня то же самое! – вставил я. -  Но он не обратил на мою реплику никакого внимания.
 - Что-то у врачей не складывается, вышла из строя какая-то аппаратура, и я вынужден мучиться в ожидании пока её наладят! Мне хорошо известна степень риска, но я принял решение и теперь чем скорее это произойдёт, тем лучше! Моё положение схоже с положением обитателя камеры смертников, ожидающего либо удовлетворения прошения о помиловании, либо исполнения приговора. Недаром говорится, что самое неприятное ждать и догонять. Как хорошо я сейчас это понимаю! Я просто истерзан ожиданием решения своей судьбы! К тому же мне так необходимо жить, и жить активно! Ведь время - то, какое: сами понимаете! Общество на наших глазах заново делится на классы: класс новой элиты и класс новых пролетариев! Если сейчас не успеешь занять место в верхах, то и сам, да и все твои потомки с большой вероятностью выпадут в осадок! Да Вы и сами это  знаете не хуже меня! 
Я понял, что его «понесло», что из-за длительного одиночества, за неимением никого другого, истерзанный сомнениями, поддавшись чувствам, он решил исповедоваться передо мной – случайным встречным. Его откровенность, скорее всего, была вызвана пониманием, что, возможно,  мы в этом мире больше никогда не встретимся. И, кроме того, большой   вероятностью, что через незначительное время в нём останется только один из нас, правда, неизвестно который! Меня же всегда интересовала человеческая психика, состояние души человека - особенно в чрезвычайных ситуациях - и я слушал его, не перебивая, лишь, когда он замолкал, незначительными репликами подталкивая его на дальнейшую откровенность.
 - Если я не смогу или не успею занять свою достойную нишу, как теперь говорят, то и  сам и мои потомки опять вернутся в «курную избу», из которой я с таким трудом сумел выбраться. Тогда к чему были мои многолетние труды на пути к моему высокому положению в советском обществе, мои комсомольские и партийные достижения, вся эта учёба, весь этот опыт «расталкивания локтями и перешагивания через трупы», вся эта цепь неприглядных с точки зрения морали поступков?! Этот опыт не должен остаться невостребованным, пропасть впустую! Я просто обязан жить!
- А ведь как всё хорошо шло! – после некоторой паузы продолжил он. – Своевременно понял, что самый верный путь наверх лежит через комсомол и партию. Уже в ранней юности стал комсомольским вожаком в колхозе. Когда сверстники гнули спину на полях и фермах, я «организовывал и вдохновлял»!  Затем были райком, военно-политическое училище, непродолжительная служба в войсках, лесть и угодничество начальству, которое в душе презирал, зажигательные речи на собраниях в поддержку идей, в которые не верил, отход от сверстников, чтобы никто не догадался о моих истинных мыслях и намерениях. Поверьте, с годами я стал хорошим актёром! «Принципиальностью и преданностью идеям коммунизма» я скоро добился возможности учиться в Военно-политической академии им. Ленина. Там, уже имея за плечами значительный опыт лицемерия и угодничества,  я снова был быстро замечен: такие люди процветали! Стал парторгом курса, членом партбюро факультета. Учился я неблестяще. Весь мой талант, если он и существовал, был направлен на другое: быструю карьеру, а вместе с ней и обретение жизненного благополучия. Я хотел жить так, как жила верхушка советского общества!  Ради этого я даже отказался от родителей. Мне было стыдно перед офицерами моего ранга и начальством за этих недалёких,  почти неграмотных, невоспитанных людей!   Их невежество бросало тень и на меня. Постепенно я не стал отвечать на письма из дома, в свою деревню никогда не ездил с момента поступления в училище. Потом и родные перестали докучать меня, забыли обо мне. Я для них умер. При распределении по воинским частям, после окончания академии, меня не забыли и оставили служить в Главном политуправлении в Москве. Далее с моим опытом, находясь непрерывно на глазах у большого начальства, уже нетрудно было добиться и генеральского звания. И я его получил, когда мне немного перевалило за сорок  лет. Всё складывалось просто отлично. Я достиг почти всего, чего хотел, а впереди меня ожидала хорошая перспектива.
И вот наступили восьмидесятые годы, приход к власти Горбачёва, новые веяния. Тут, надо признаться, я немного оплошал: не сразу сориентировался. Следовало бы присоединиться к диссидентствующим: Волкогонову, Сахарову, Афанасьеву, Попову …, но поначалу я не слишком верил в их успех и упустил время! Какая, в принципе, разница: каким идеям служить! Важно насколько ты близок к власти и всему, что связано с ней, прежде всего к земным благам!  Честно говоря, я готов служить и под звёздно-полосатым флагом Клинтона, за хорошее вознаграждение, конечно. Ну, например, за пять тысяч зелёных ежемесячно!
 - Типичный Иуда нашего времени, каких, к сожалению, оказалось не мало! – с омерзением  думал я.    Возмущение уже давно кипело в моей душе, толкало на достойную отповедь этому беспринципному лицемеру, приспособленцу, предателю. А он, войдя в раж, и ничего не замечая, продолжал: 
 - Ко всему ещё эта болезнь неожиданно проявилась, да в самое неподходящее время. Вы, как человек кабинетный, даже представить себе не можете:  насколько она мне мешает, как срывает мои планы! Я уже завёл знакомство с некоторыми очень значительными лицами, мне так необходимы  работоспособность, здоровье!
Он на некоторое время умолк, на одном дыхании изложив своё жизненное кредо. Видимо, он сейчас представлял себя в новом окружении и намечал самые неотложные шаги, которые нужно сделать на пути к новому светлому буржуазному возвышению. По его лицу блуждала счастливая улыбка.
Вместе с тем незаметно стемнело. Мы лежали в полумраке на своих больничных койках, и каждый размышлял  о своём.
Я думал о том, что именно из-за таких, ни в Бога, ни в чёрта не верящих, бессовестных и корыстолюбивых предателей, оказавшихся у власти в советском государстве, и стали  возможны:  развал СССР и Варшавского Договора,  откат моей страны в разряд второстепенных и единовластие США в мире, разграбление государственного имущества и потеря нашим народом всех социальных гарантий – крах великого социального эксперимента! 
Наконец, в темноте снова послышался его голос:
- На завтра мне назначена операция. Естественно, я рассчитываю на её положительный исход. Но ведь всё может быть! В другой ситуации я бы никогда не позволил себе такой откровенности! Всю жизнь я держал эти мысли втайне от всех!
Я молчал, а он, по-видимому, принимал моё молчание за согласие с ним. Разум подсказывал мне, что к  данному случаю вполне применима русская пословица: «Горбатого только могила исправит!» К чему ломать копья?! Но  душа моя негодовала, и я уже проглотил не одну таблетку транквилизатора:  волноваться мне было категорически запрещено. Малейшее нервное напряжение  вызывало острый приступ болезни. В другом состоянии я бы непременно схватился с ним не на жизнь, а на смерть! Высказал бы ему всё, что я думаю о нём и о ему подобных!  Увы, ему  повезло!
 Затуманенный успокоительными средствами мозг мой скоро отключился, и я уснул.
Проснулся, когда соседа уже укладывали на каталку, чтобы везти в операционную. Я лежал с закрытыми глазами: не хотелось ни видеть его, ни высказывать добрые пожелания, как это делается обычно в подобных случаях.  Да простит меня Господь, я не желал ему добра!
Операция длилась несколько часов и его лживое, подлое сердце не выдержало - остановилось. Грязная душа  покинула тело и отправилась на Божий суд. Узнав об этом, я подумал: «Всё же существует на Земле справедливость, всё же порок рано или поздно получает заслуженное наказание! Предательство – неоправдание доверия, надежд - всегда считалось тяжким грехом! Библейский Иуда Искариот вот уже два тысячелетия для миллионов нормальных людей служит символом этого порока! И как же хорошо, что каждого Иуду обязательно где-то ждёт его смоковница!»


 


"КУЛЬТУРНАЯ  РЕВОЛЮЦИЯ"

 Не спится нынче Михаилу Абрамовичу Лебединскому. Вроде бы всё у него есть, всего он достиг: и коттедж не хуже, чем у князя Монако; и офисы  не хуже, чем у Ходорковского; и банковские счета приятно ласкают душу; и положение в этой стране о-го-го – медиа-магнат, и услужливые толпы «элитного народа» - богемы местной - вокруг крутятся (правда гениальностью от неё и не пахнет, но, что поделаешь: другой нет!); и одобрительные взгляды из Израиля и Штатов он постоянно чувствует на себе: «Ишь, как ловко  министров меняет.  Хоть они, конечно, и обыкновенными ворами были, то есть людьми-то нашими, но к своим обязанностям  лакеев  относились не слишком добросовестно!»; и перспективы не плохие – у самого президента и его администрации в почёте… Но гложет Михаила Абрамовича  зависть. Вот Бесдар с Чумасом: отобрали всё у этого глупого народа и поделили между представителями "божьего" – в историю непременно войдут! А Иродов с Иудиным: скольких своих бывших друзей и соратников предали – не было подобного со времён Адама и Евы – и тоже кандидаты в историю планеты Земля! А я, что, хоть и не рыжий, а лысый,  хуже их?! Я тоже туда хочу! Что бы такое сотворить, чтобы затмить или хотя бы сравняться с ними?!
 Думает Михаил Абрамович и денно и нощно, не даёт ему зависть покоя; а «светлых» мыслей всё нет и нет!
Вот и сегодня, в пасхальную ночь, как обычно, задремал только под утро. Может от паров тысячедолларового коньяка, выпитого на вчерашней тусовке избранных, а может из-за своей исключительности даже среди них, подобно Аврааму, Ною и Моисею,  привиделось ему, что разговаривает он с самим «Богом». С бородой, в пейсах, в чёрной капочке был собеседник - истинно «Бог»!  Похлопал он Михаила Абрамовича по плечу и говорит:
   - Иродов с Иудиным предали свою коммунистическую идею и всех своих единомышленников. Чумас с Бесдаром разрушили экономику этой страны. Тебе предстоит выполнить самую важную задачу: вырвать  корни русской цивилизации - разрушить русскую культуру, русский язык и веру. В вопросе  веры уже многое сделано твоими предшественниками: Емельяном Ярославским (запамятовал его настоящее имя), ответственным ещё при Ленине за борьбу с религией,  Иофе Исайем Львовичем  гбшником тех же времён ну и их многочисленными безымянными последователями, конечно.  Тебе тут и делать-то нечего – сектанты христианские, хлынувшие потоком в Россию из-за бугра,  тебе помогут. А вот уж культура и язык полностью на тебе! Напряги  память, Мойша, хоть и не израильский, не американский, но всёже ВУЗ ты окончил. И на семинарах по марксизму-ленинизму ты активным был, и отличником - помнится. Труды Ленина добросовестно конспектировал и цитировал где надо и не надо.  Ну, ну, вспоминай: что говорил вождь мирового пролетариата о культурной революции? В какой своей работе? Быстро же ты избавился от университетского курса! А ведь именно для этой самой культурной революции, только в нашем понимании, я и возвысил тебя!  Мессией будешь для этого непокорного и твердолобого российского народа, спасителем! Пастырем приведёшь этих заблудших овец в моё царство! Конечно, ты не тот мессия, которого я пошлю для моего избранного народа, но всё же! В книгу книг запишут потомки твоё имя непременно!  Уловил задачу?!
Как ни напрягал извилины Михаил Абрамович, не мог ничего вспомнить – начисто затёрлись ленинские труды в  памяти цифрами десятизначных долларовых богатств его более удачливых соплеменников.
 «Мелочи,  слуги напомнят!» - думает Михаил Абрамович, после изысканного завтрака садясь в  Мерседес, чтобы ехать в свой офис. 
- Ну-ка, моего первого зама Тяпкина-Ляпкина быстро ко мне! – бросил он куколке - секретарше, проходя в кабинет.
Не успел он снять пальто, как на полусогнутых вбежал Тяпкин-Ляпкин и, согнувшись в пояснице, почтительно  застыл у порога, ожидая указаний благодетеля. 
- Мигом доставь мне том Ленина с работой, где речь идёт о культурной революции!
- Так Вы же приказали труды Ленина сжечь и пепел рассеять по всей Земле!
- Из-под земли достань!
Не нашёл и под землёй статью Ленина «О кооперации» услужливый Тяпкин-Ляпкин. Глубоко её «демократы» зарыли. Принёс Философский энциклопедический словарь. Не было команды его выбросить, вот он и сохранился. Пока.
- А теперь читай вслух, да помедленнее, чтобы до тебя и до меня доходило. Сам понимаешь: трудно мне стало теперь воспринимать все науки, кроме арифметики. В рынке живём: тут главное надо уметь считать, а не читать! И шелуху отсеивай, зёрна от плевел отделяй! Время олигархово цени!
Тяпкин-Ляпкин читает:
«Культурная революция, социалистическая - процесс революционного преобразования духовной сферы жизни общества, одна из важнейших закономерностей построения социализма, утверждение нового, социалистического типа духовного производства, создание социалистической культуры – высшей ступени в развитии мировой культуры, приобщение трудящихся к достижениям культуры… К.р. направлена… на формирование нового человека.  …К.р. обусловлена революционными преобразованиями в экономике и политике… К.р. начинается после завоевания власти рабочим классом. …К.р. включает создание социалистической системы народного образования и просвещения, перевоспитание интеллигенции, создание социалистической литературы и искусства, формирование новой морали, перестройку быта и т.д. Целью К.р. является превращение марксистско-ленинской идеологии в личные убеждения человека.
«Молодец всё же был этот Ленин, готовую программу нам оставил. Требуется только этот «негатив» превратить в «позитив» – приспособить её для наших условий, к буржуазной революции!» – доходит до тугодумного слушателя.
- Итак, - многозначительно поднял указательный палец Михаил Абрамович - вот тебе задание: переделай ленинскую программу применительно к нынешней, нашей буржуазной революции в России. Это раз.  Продумай цели и задачи нашей «культурной» революции.  Это два. И, наконец, подготовь перечень мероприятий под моим личным руководством, которые приведут к решению поставленных задач и достижению целей. Это три.
Непокладая рук, трудился аппарат олигарха над программой «культурной» революции в «демократической» России;  понимал, что банкир щедро оплатит работу.  Всё объяснил сообразительный Тяпкин-Ляпкин подчинённым. Намного ранее назначенного срока предстал он перед «светлыми» очами Михаила Абрамовича:
- Целью нашей «культурной» революции является уничтожение корней русской цивилизации – русской души (русского менталитета, по-нашему): русской культуры, русского языка и традиционной веры;  замена извечных  ценностей русского народа на фальшивые, причём духовные ценности надлежит изъять из системы полностью.
Пути достижения цели:
На нашем телевизионном канале  мы создадим программы бескультурья: «Культурная революция», «Апокриф», «Школа злословие» и т.п., которые, будучи свободными от всяких нравственных ограничений, вытравят из литературы и искусства социальную сущность, отучат художников заниматься исследованием общественных процессов. Деятельность творческих личностей мы направим на развлечение - отвлечение народа от насущных проблем и внедрение в его сознание буржуазных, западных ценностей. Они будут прославлять самые низменные человеческие чувства, вдалбливать в головы телезрителей: культ денег, секса, насилия, садизма, предательства, подлости, половых извращений – словом, всякой безнравственности. Они будут осмеивать честность и порядочность, и превращать их в порок, в пережиток советского прошлого. Хамство и наглость,  ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом, цинизм, беззастенчивость (раскрепощённость), предательство, национализм и вражду народов и, прежде всего, вражду к русскому народу они будут всячески культивировать. При этом сделаем так, что только очень немногие будут догадываться о том, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдём способ оболгать. Мы будем браться за воспитание с ранних детских лет, сделаем ставку на молодёжь, станем растлевать, разлагать, развращать её. Мы сделаем из неё молодых циников, пошляков, космополитов;  иванов, не помнящих родства, забывших духовные традиции предков! Мы будем ей внушать (и внушим!):
- что нынешний русский фашизм хуже немецкого;
- что в России  любят только за деньги;
- что памятники культуры следует приватизировать и, таким образом, уничтожим память о славном прошлом этого народа;
- что в России должно житься хорошо всем, кроме русских;
- что воспитание, как совокупность нравственных ограничений, современному человеку только вредит;
- что русских кумиров: Пушкина, Лермонтова, Толстого, Горького, Есенина, Пришвина, Шукшина, Бондарева, Симонова и т.д. пора сбросить с пьедесталов, как явно устаревших, и заменить их:  Бродским, Аксёновым, Акуниным, Марининой, Веллером, Сорокиным и т.п.
- что сейчас важно не о чём написано, а «как», главное – новаторство формы;
- что в русском языке большинство слов следует заменить  равнозначными иностранными, чтобы он перестал быть хранителем народных традиций. Ведь на традициях держится национальное самосознание, объединяющее людей в одну семью. «Разделяй и властвуй!» – это знали ещё древние римляне;
- что русский мат – единственное достижение этого заблудшего народа, ему следует поставить памятник и его вовсе не следует стесняться;
- что понятия  «Совесть» – этот русский Бог и «Стыд» – внешнее Его проявление – это просто  химера!
Очень по душе оказался Михаилу Абрамовичу доклад Тяпкина-Ляпкина.
- Только Вы, несравненныё Михаил Абрамович, можете вести программу «Культурная революция», - по-собачьи преданно глядя на шефа, говорит Тяпкин-Ляпкин. Нет более достойного во всей  стране!
«Конечно, это клоунада, скоморошество и, по понятиям этой отсталой страны, занятие для банкира недостойное, но чего не сделаешь ради того, чтобы стать мессией и утереть нос всем этим иродовым,  иудиным, бесдарам, чумасам, ходарковским и абрамовичам!» – думает босс.
Для ускорения решения поставленной самим «Богом» задачи собрал на следующий день Михаил Абрамович своих соратников – владельцев  электронных и печатных СМИ и сказал:
- Не вас, а меня избрал «Бог» мессией, а потому слушайте: все ваши ТВ - и радиоканалы, газеты и прочие средства запудривания мозгов должны быть направлены по образцу и подобию моей «Культурной революции» на изъятие души у этого так называемого государство образующего народа!
И бросились они  исполнять волю «Бога» (на банкира они бы просто  наплевали, а на мессию, увы, не плюнешь!),  тут же создали на ТВ такие программы, как «За стеклом», «Про это», «Большая стирка», «Что хочет женщина», «Кто мы?», «Плейбой», «Зеркало», «Алчность», «Деньги не пахнут» и т.д. и т.п.; закупили тысячи порнофильмов, боевиков и тонны порномакулатуры -  и всё это разом выплеснули на головы простодушного и доверчивого русского народа.   «Культура»  заботами российских олигархов стала на глазах «повышаться», скоро его можно будет назвать вполне «цивилизованным»!   
А недавно вновь явился Михаилу Абрамовичу во сне «Бог» и сказал:
- Заслужил ты, Мойша, высшего поощрения. Уверенно ведёшь этот самый непокорный российский  народ в моё царство, место в раю для тебя забронировано и на веки ты останешься в памяти потомков, как самый умелый во все времена воспитатель безнравственности! 
Угомонился теперь Михаил Абрамович, спит спокойно. Часто видит себя в райских кущах, рядом с самим «Богом», но он туда не спешит.  Ему и здесь, в этой стране дураков,  очень - очень неплохо живётся по сравнению со "спасаемым"  русским народом.  А идеологическая машина, им настроенная и управляемая, планомерно доводит дело до полного изъятия у русского человека его души! 



ИСПОВЕДЬ

Лет пять тому назад в своём почтовом ящике я обнаружил пухлый конверт. Письмо было адресовано мне, но, ни обратного адреса, ни подписи не было. По почтовому штемпелю было очевидно, что отправлено оно из Санкт-Петербурга. Написано письмо было не твёрдой старческой или болезненной рукой, очень неряшливо и содержало множество помарок и исправлений. Однако уже первые строки заинтересовали меня и хотя и с большими затруднениями, но я сразу прочёл его до конца. Вероятно, оно писалось под свежим впечатлением от моей незадолго перед этим опубликованной в одной малотиражной патриотической газете статьи о роли интеллигенции в российских событиях девяностых годов. Это был крик души человека неравнодушного к судьбам Родины. Содержание письма почти полностью соответствовало моему мировоззрению. Скорее всего, писал мой сверстник либо человек немного старше меня, безусловно, интеллигент, гражданин и патриот России. Причины, по которым он не  оставил ни своего адреса, ни имени мне неизвестны. Может быть, будучи человеком гордым, он не захотел, чтобы я подумал, будто он, не сумев вписаться в новую жизнь, жалуется на неё (впрочем, я не нашёл в письме жалоб; там только констатация фактов и анализ сегодняшней действительности). Возможно, как и многие неравнодушные люди в нашей стране, он не вынес смены системы ценностей,  и здоровье его было сильно подорвано (сколько граждан бывшего СССР преждевременно покинуло этот свет от инфарктов и инсультов точно знает один Господь Бог, однако известно, что общее число жертв реформ составляет около десяти миллионов!)  Может, в тот момент просто рядом с ним не было единомышленника. Факт тот, что более от него я никаких известий не получал. А поскольку мысли, высказанные в письме, остаются и сегодня весьма злободневными, на мой взгляд,  верно отражают реалии,  и могут помочь понять происходящее людям, я решил придать это письмо гласности. Надеюсь, автор в обиде на меня не будет и простит моё самовольство.
Вот это письмо. Я привожу его полностью, сделав лишь незначительные редакторские правки.
Здравствуйте, незнакомый друг!
Хочу поделиться с Вами некоторыми своими соображениями по интересующей нас обоих теме. Тешу себя надеждой, что они могут оказаться для Вас интересными.
Родился, вырос и прожил жизнь я в Ленинграде, здесь же получил образование. В своё время был пионером, комсомольцем, рядовым членом КПСС. Воспитывался в основном самостоятельно на произведениях русской, европейской и советской классики, с увлечением читал:  Пушкина, Тургенева, Толстого, Куприна, Горького, Шолохова, Ф. Купера,  В.Скотта, Бальзака, Флобера, Мериме, Дюма, Дж. Лондона и т.п.  У них воспринял большей частью духовную, аристократическую систему ценностей. Превыше всего считаю: долг, честь, порядочность, взаимопомощь, уважение к людям, воинские доблести. Материальные ценности отношу к второстепенным. Критериями оценки человека, на мой взгляд, являются: честность, порядочность, знания, умения, навыки, стремление к самосовершенствованию.  Поклоняюсь людям, которые в чём-то общественно полезном знают больше меня и что-то умеют делать лучше! Уважаю гордость и человеческое достоинство, принципиальность и рассудительность.
При социализме такие  воззрения мне не слишком мешали жить, правда, и помогали не всегда. И в том обществе ещё много людей жило жаждой материальных благ. Понимаю, что в настоящее время, как и на Западе, в России мои взгляды  стали совершенно невыгодны и редки. К сожалению, западный протестантский рационализм берёт верх!
Практически вся моя жизнь в социалистическом обществе прошла в условиях специфических. Я работал в научно-исследовательских организациях военно-промышленного комплекса и военных ВУЗах. В нашей среде система социализма считалась незыблемой, абсолютно надёжной и вечной. Вопрос о реставрации монархии или построения капитализма в кругу моих друзей и знакомых никогда не обсуждался. И вовсе не из-за опасения доносов - разговоры мы вели весьма откровенные! Просто у нас была абсолютная уверенность в прогрессивности нашего общественного строя, его большей справедливости.  Ведь наше государство служило большинству населения; блага, получаемые человеком, определялись его трудовым вкладом в общее дело; в материальном плане все люди были примерно равны, нищие и миллионеры практически отсутствовали; во власть попадали чаще всего люди достойные, проявившие свои способности, корыстолюбие осуждалось большинством общества; духовные ценности имели приоритет перед материальными.  Государство стремилось обеспечить достаток всему населению, а не богатство и роскошь отдельным лицам, и, что очень важно для патриота, играть ведущую роль в мировом сообществе. Наконец, Моральный кодекс строителя коммунизма почти полностью повторял христианские Заповеди, а основной лозунг социализма «от каждого по способностям, каждому по труду» был взят из Библии. 
  Кстати, как и для всякого русского человека, не декларируемые Западом свобода и соблюдение прав человека, а справедливость, для меня была и есть - первейшее достоинство государства! А наше государство имело целью на практике реализовать извечную мечту человечества о справедливости с точки зрения большинства! Смею утверждать, что у мыслящей части советского общества, занимающейся производительным трудом и реализовавшей свои возможности, желания коренных изменений общественного строя не было.
Самиздатовская литература в нашу среду попадала редко и успехом не пользовалась. Мы были заняты решением конкретных научно-технических задач и гордились, когда нам удавалось опередить  коллег из западного мира. И это случалось не редко! Хочу заметить, что они работали за деньги, мы – за идею! Нам, конечно, было известно, как оценивается труд наших коллег, скажем в США, но зависти не было. Сам труд и полученные результаты приносили удовлетворение. Что касается материальной стороны дела, то поскольку мы пережили Великую отечественную войну, послевоенную разруху, годы учёбы «на медные деньги», т.е. самой жизнью были приучены к самоограничению,  зарплата в 300 – 500 рублей нас вполне удовлетворяла. «Трудись, чтоб без еды не пропадать, \а остальным и даром обладать остерегись! \Ведь ты за остальное \рискуешь жизнь бесценную продать!» - десять веков назад очень мудро сказал О. Хайям.
Появление в печати в конце 60-х – начале 70-х годов статей, осуждающих  Сахарова и Солженицына,  вызвало недоумение: «Неужели известный академик и писатель, произведения которого недавно было рекомендовано изучать, чего-то не понимают и из кумиров вдруг превратились во врагов!?»  Но информации было недостаточно. Решили, что это просто проявление результатов борьбы каких-то политических группировок в высших эшелонах власти. Лишь много позднее стало известно, что то были попытки предложить властям направления реформирования общества.
Отдельные недостатки социализма были очевидны, и работать над их устранением государство было просто обязано. Прежде всего – это отношение к социалистической собственности. Личный огород колхозника всегда выглядел лучше, чем общественное поле. Колхозный трактор – хуже личной машины. На личном участке садовод трудится от зари до зари, на производстве  - норовит поскорее уйти домой. Да и в научных организациях было достаточно балласта. В 80-х годах возросло количество злоупотреблений со стороны партийных и государственных чиновников. Яд корыстолюбия всё больше проникал в массы. Виной тому были: политические ошибки Хрущёва (ставка на материальную заинтересованность), немощь кремлёвских вождей, упущения в воспитании граждан  (в частности, не поддержание на должном уровне чувства неотвратимости наказания за нравственные и юридические прегрешения). Начиная с хрущёвских времён, духовная составляющая в системе ценностей советского человека уменьшалась, материальная – постепенно росла. Вера в прекрасную идею ослабевала, животное (биологическое) начало  брало верх! И тон этому процессу задавала сама советская политическая элита.
Биологическое начало в человеке тесно связано с материальной составляющей его системы ценностей, заложено в него самой природой и обеспечивает его выживаемость как биологического вида. Сюда относятся: приспособляемость к внешним условиям, низменные страсти типа секса, физические сила и здоровье, смелость, находчивость, предприимчивость и т.п. Ныне показателем наличия всех этих качеств в человеке является его материальное богатство. Ясно, что богатый с большей вероятностью выживет в любых условиях и сохранит свой род, чем бедный! Отсюда и ценности, связанные с этим легко усваиваются человеком. Людям с приоритетом животного начала, поклоняющимся материальным ценностям, присущ эгоизм и совершенно не свойственно самопожертвование во имя ближнего! Социальное же, коллективистское или духовное начало формируется искусственно, путем соответствующего воспитания. Оно включает абстрактные духовные ценности и идеи, которые понятны не сразу и не каждому. Например, далеко не всем очевидно, почему нужно помогать слабому, почему нельзя взять что-то, что «плохо лежит», почему не следует убивать, если это приносит выгоду, почему недопустима распущенность в половой жизни  и т.д. и  т.п. Воспитанию социального начала в людях,  безусловно, способствуют, например, христианские Заповеди. Они известны уже более 3000 лет, и что же? Разве они овладели всеми умами?! Увы, нет! В таком случае следует ли обижаться на наш народ за то, что он в короткие сроки поддался информационному натиску - насильственной замене системы ценностей социализма с приоритетом духовного над материальным на эгоистическую, бездуховную,  примитивную буржуазную!?  Ведь на идеях и ценностях социализма он воспитывался всего-то 70 лет! А роль системы ценностей, принятой обществом, как основной идеи, чрезвычайно высока. Недаром сказано в Библии: «Вначале было слово, и слово было от Бога и слово было Бог!»
Да, несомненно, реформировать наш социализм было нужно, но совершенно не так, как это сделали чубайсы, гайдары, грефы и их западные руководители! В результате этих реформ человечество прервало эксперимент по созданию земного Рая – общества всеобщего благоденствия.  Лично я убеждён, что в принципе, путём соответствующего воспитания, общечеловеческие ценности (социальное, духовное начало) можно перевести на генетический уровень и таким образом из людей высокой морали построить общество всеобщего благоденствия, равенства и братства!  Кстати, примерно так же думали Ж.Ж. Руссо, Л. Толстой, великий физиолог Сеченов, который, в частности, надеялся, что, руководствуясь научными идеями о мозге, удастся создать …«людей-рыцарей, совершающих высоконравственные поступки с неотвратимостью зрачкового рефлекса на свет»; да и некоторые другие мыслители прошлого!
Однако российские реформаторы, как показало время, преследовали совсем другие далеко не благородные, корыстные, космополитические цели. По большей части это была та же гос -  и партноменклатура, пожелавшая сохранения своих временных в советское время привилегий навечно. Для достижения этого она пожертвовало идеями коммунизма, в которые, должно быть,  никогда и не верила, и пошла на сделку с буржуазным Западом, подтвердив при этом ещё раз справедливость мысли Платона: «Политика и нравственность – вещи несовместимые!» Реформаторы отбросили Россию на полтора века назад к временам Гражданской войны в США и решили задачу создания в интересах тех же США однополярного Мира. В результате чубайсовской приватизации 5 – 7 процентов наиболее активных, беспринципных и бессовестных граждан поделили между собой огромное, никем не охраняемое богатство СССР. Это произошло так быстро и тайно, что большинство населения даже не заметило! Поддерживавшая Ельцина интеллигенция (а именно она понимала необходимость реформ и привела его к власти) и не предполагала возможность такого исхода. Она была уверена, что частной может быть только система обслуживания и мелкое производство. Ведь поначалу разговор шёл только о рыночной экономике и не рыночных общественных отношениях. И мы, наивные, верили в возможность такого сочетания! Нас уверяли, что в Швеции существует рыночная экономика и социалистические общественные отношения. Изощрённый и жестокий обман! Как предмет не может быть одновременно чёрным и белым, так и человек – эгоистом и альтруистом! Время показало, что в России вместе с появлением частной собственности на средства производства сразу стала внедряться буржуазная система ценностей, которая у нас никогда не господствовала  (до 1917 года развитого капитализма в России не было, и государственной была аристократическая; лишь с некоторыми дополнениями принятая  и в советском государстве). Культа денег и человека ими обладающего  у нас не было никогда! Во все времена первым в России был человек с мечом, а не человек с мешком!  И так было во всём мире до победы идеи либерализма во времена Великой французской революции.
Теперь либерализм добрался и до нас.  Ангажированные буржуазией СМИ усердно трудятся над душами простых, добрых и очень доверчивых русских людей, внушая:  эгоизм, потребительство, продажность всего и вся, самые низменные животные страсти и искореняя традиционные ценности: коллективизм и взаимопомощь, скромность и стыдливость, уважение к старшим, любовь к Родине и готовность защищать её от врагов.  На любое малейшее проявление русского  патриотизма мгновенно вешается ярлык фашизма! Нынешние «свободные» СМИ являются в абсолютном большинстве самым страшным врагом  народа России, ибо лишают его духовности, традиций, национального самосознания; превращают единый народ в разрозненное население не способное к сопротивлению! Западу не нужна сильная и самостоятельная Россия, а всех её друзей наши реформаторы предали. Силы зла делают всё, чтобы превратить Россию в подобие Латинской Америки.
Теперь уже ни для кого не секрет, что в России в начале 90-х годов введено внешнее управление. Официально оно оформлено статьёй Конституции, указывающей, что приоритетными для нас являются решения международных организаций (МВФ, МБРР и т.п.), и договором Ельцина с Западом. Ныне ни Президент, ни Правительство самостоятельных принципиальных решений не принимают. Их деятельность находится под неусыпным контролем.   О том, что сегодняшнюю Россию нельзя считать независимой страной как-то проговорился ещё премьер Черномырдин!
Итак, что же мы уже получили за годы реформирования.    
Во-первых, свободу западного типа, иначе свободное предпринимательство во всех сферах общественной жизни (совсем не ограниченное экономикой), свободу выбора способов разрушения традиций и давно установившейся морали. 
Свобода предпринимательства в экономике обернулась бессовестным обиранием абсолютного большинства населения и непомерным обогащением меньшинства. Свобода политическая – возможностью нуворишей  дурачить народ обещаниями, путём подкупа и обмана захватом власти в центре и регионах и благодаря этому ещё большим их обогащением. Свобода слова – духовным кризисом и развращением народа.
Вообще говоря, свобода в том смысле как она понимается на Западе, нужна очень ограниченному кругу лиц, тем людям, которые могут и хотят её использовать в своих корыстных целях. По мнению психологов  таковых в обществе 5 – 7 процентов. Это так называемые лидеры. Оставшиеся - от природы являются ведомыми, исполнителями чужой воли, им свобода предпринимательства вовсе не нужна!  И это объективная реальность!
Совершенно иначе понимал свободу величайший русский мыслитель Ф.М. Достоевский. В «Дневнике писателя», обличая Запад с его «общечеловеческими ценностями», он пишет: «Разнузданность желаний ведёт лишь к рабству вашему. Вот почему чуть-чуть не весь нынешний мир полагает свободу в денежном обеспечении и законах, гарантирующих денежное обеспечение.… А между тем это, в сущности, не свобода, а опять-таки рабство, рабство от денег. Напротив, самая высшая свобода – не копить и не обеспечивать себя деньгами, а разделить всем, что имеешь, и пойти всем служить. Если способен на то человек, если способен одолеть себя до такой степени – то он ли после этого не свободен? Это уже высочайшее проявление воли». И ведь наш, пусть в чём-то ущербный социализм, обеспечивал такую свободу!
Во-вторых, смена шкалы ценностей духовной на меркантильную унизила, оскорбила, убила морально (и не только) значительную часть абстрактно мыслящего населения страны, воспитанную в старых понятиях и не пожелавшую или не могущую приспособиться к новым условиям.  Она была выброшена из общественной жизни, и этим обществу был нанесён непоправимый урон. Ведь эта категория людей многое сделала во славу Отечества, гордилась исполненным долгом и вдруг оказалась в роли никому не нужных обломков кораблекрушения! Реформаторы ими пожертвовали ради своих сомнительных целей. Где же декларируемые права человека,  гуманизм, забота о благе государства?
В–третьих, ранее мы гордились своей принадлежностью к народу великого, могучего, влиятельного, уважаемого (и пугающего врагов), реализующего притягательную для бедных людей всего мира идею   государства – Союза Советских Социалистических Республик! Пусть у нас не было богатства, но достаток был, и была вера в будущее, и была абсолютная стабильность. Была твёрдая уверенность в том, что никто не рискнёт напасть на нашу Родину, лишить её независимости, навязать нам свои идеи, свою волю.  И как на солдата в строю проецируется сила всего строя, и он, благодаря этому, становится смелее и решительнее, так и мы, граждане СССР, чувствовали себя  сильными и надёжно защищёнными от внутренних и внешних врагов, ощущая за спиной мощное государство.  Сегодня, когда без войны, только по злой воле предателей-реформаторов,  мы оказались в оккупации, я не могу не ощущать  унижения и оскорбления!   Кто сегодня в мире считается с Россией, когда у неё, по сути, нет армии!? Убеждён, что с Россией обожаемый демократами Запад вполне может в любой момент поступит также как с Югославией! И всё это плата за вхождение в «цивилизованный мир»?! Не слишком ли она велика?  Нужен ли нам этот мир?
Стараниями наших демократов-реформаторов Россия поставлена на колени и перестала быть мировой державой.  Это не может не оскорблять русского человека, не вызывать в нём жажды возмездия, если, конечно, он действительно русский, а не космополит! Да и для всего мирового сообщества целесообразнее двухполюсная мировая система, ибо в споре рожается истина. При нынешнем же состоянии России США всё решают единолично и беспрепятственно навязывают миру свою волю. Не есть ли это реализация на практике идеи Сионских мудрецов о богоизбранном народе и его правах на управление миром?
Очевидно, что возврат к прошлому в чистом виде уже невозможен. Нельзя дважды войти в одну и ту же воду! Но идея создания справедливого общества всеобщего равенства и братства будет жить вечно! Поскольку справедливость есть понятие сословное, классовое, то она может быть достигнута только при всеобщем равенстве, которое, конечно, нельзя понимать буквально.  Когда-нибудь такое общество будет непременно построено, ибо этого желает большинство населения Земли! 
Этими оптимистическими словами письмо и заканчивалось. Я полностью присоединяюсь к их автору. Остаётся только добавить известные, подходящие случаю, слова Н.А. Некрасова: «Жаль только жить в эту пору прекрасную, уж не придётся ни мне, ни тебе!»



   

ЕДИНАЯ РОССИЯ

 -  Хо – ро – шоо! – с откровенным восторгом, ни к кому конкретно не обращаясь, сказал, закрывая за собой дверь в душевую комнату, высокий полный  мужчина лет шестидесяти пяти. На лице его светилось блаженство. В раздевалке уже отдыхали после купания в бассейне двое. Один – сухонький бодрый старичок с несколькими шрамами на лице и спине, другой – молодой человек, по возрасту годящийся ему в сыновья или даже внуки, грузноватый для своих лет, холенный и вальяжный с большим золотым крестом на шее.
 - Не могу не согласиться с Вами. – Подтвердил старик,  вытираясь большим махровым полотенцем.
 - Почти семьдесят лет прожил на свете, а в такой бассейн попал впервые! По молодости служил Отечеству, как говорится, в местах не столь отдалённых. Отпуска проводил на Родине, в Калужской области, - матери надо было помогать по хозяйству. Одна она жила! Не до санаториев было. Вот только теперь, когда  одолели болезни и матери не стало,  и появилась такая возможность! Но в столь шикарном - оказался впервые. Все номера одиночные и парные (говорят, есть и многокомнатные)  оборудованы прекрасно, обслуга - как будто прямо с конкурса на звание "Мисс Мира" набрана, лечение на высшем уровне, столовая, рацион, кафе, казино, бани и сауны, конюшня, какие-то неизвестные мне иностранные развлечения.… Один этот бассейн чего стоит:  мебель, ковры, пальмы, диковинные живые цветы, фонтаны, музыка и кафе в холле…
 - Думаете, это для Вас расстарались? Хотят отблагодарить Вас за верную многолетнюю службу? – поддержал разговор старик. - Да здесь отдыхает только четверть военнослужащих или военных пенсионеров! Остальные – бизнесмены! И это называется военным санаторием! Они платят – для них и музыка! А нас с Вами, скорее всего, в ближайшее время сюда и близко не подпустят! Если только за большие деньги, а их у Вас, полагаю, нет и не будет! С вводом же в действие закона о монетизации всех пенсионеров просто по миру пустят. Дожили: все наши заслуги перед Отечеством обнуляют! Вроде мы ничего и не делали, просто проспали всю жизнь! Но главное, думаю, даже не в материальном обкрадывании, а в моральном унижении. Нынешние правители отобрали у нас честь – высокую оценку воинского труда обществом. По социальному статусу мы – офицеры - стали ниже любого лавочника!
Говорил он взволнованно, чувствовалось, что это его больное место. Присутствующие не реагировали. Немного помолчав и успокоившись, ветеран продолжил:
 - Семнадцатилетним мальчишкой я попал  на фронт. Воевал в пехоте. Считайте, на животе прополз от Сталинграда до Берлина. Был дважды ранен, трижды контужен. Повезло, конечно, - немногие мои сверстники остались живы! Сколько я их похоронил на пути в Берлин!? И не пересчитать! А сам везучим оказался! Остался жив, к тому же  отмечен пятью боевыми орденами и многими медалями! После войны окончил военное училище, потом - академию, командовал полком, преподавал в академии. Уволившись полковником из армии, до недавнего времени учительствовал в школе. Неужели не заслужил благодарности общества, государства?
- Давайте познакомимся! - воспользовавшись паузой, сказал полный мужчина. - Думаю, нам будет интересно более обстоятельно побеседовать. Похоже, что наши взгляды во многом совпадают. Я тоже полковник в отставке, но моложе Вас, видимо, лет на десять. Зовут меня Олег Михайлович. Биография примерно совпадает с Вашей, исключая Великую Отечественную войну. Училище, академия, служба в войсках Противовоздушной обороны. Довелось покомандовать зенитно-ракетной бригадой. Пороха тоже понюхал во время арабо-израильской войны. Был советником командира дивизиона в Сирии. Практически командовал этим дивизионом. Уничтожил пять израильских самолётов. Имею ордена.
- Не возражаю!  Меня зовут Алексей Петрович. Краткую биографическую справку я уже дал! – сказал старик. – Здесь я никого из знакомых не встретил, надеюсь, нам действительно будет интересно вместе проводить свободное от процедур время.
Они пожали друг другу руки и, не спеша, одеваясь, продолжали беседу.   
- Мы с Вами люди одного поколения, оба многие годы служили СССР и потому взгляды на происходящее в последние пятнадцать лет в стране, наверняка,  во многом, если не полностью, совпадают! – говорил Олег Михайлович. – Нас не может устраивать сама буржуазная контрреволюция с её приватизацией, проще говоря, разворовыванием общенародной собственности; разоружением и фактической  ликвидацией армии (якобы из-за отсутствия противника), делением ранее единого народа на богатых и бедных, развалом союзного государства, униженной внешней политикой  правительства, общим крушением экономики и  т.д. и  т.п.  У меня, честно говоря, болит душа, глядя на всё это, лживо подаваемое народу как его благо, как необходимая плата за право красиво жить в цивилизованном мире.
 Алексей  Петрович тут же подхватил его мысль:
 - Не надо забывать, что при всём том легализовались воры, бандиты, спекулянты. Теперь они называют себя новыми русскими. Пока стыдятся именоваться, как это положено, буржуазией. Они беззастенчиво выставляют на показ наворованное богатство. Настроили дворцов, устраивают царские балы, ездят на самых дорогих машинах, сопровождаемых личной охраной, а спесь у этих, чаще всего, беспринципных и безграмотных хапуг просто аристократическая! К большому сожалению, не все думают так, как мы с Вами, Олег Михайлович! Многие люди задавлены нуждой и не имеют времени рассуждать и анализировать действительность – детей кормить надо! Молодёжь, особенно та, которая выросла в годы "реформ" и уже потому не может сравнивать прошлое с настоящим, часто считает, что всё так и должно быть, потому что так живёт весь мир. Многие наивно верят, что обязательно будут богачами. Вот Вы, например, молодой коллега,  что, скажете? – обратился он ко всё это время молчавшему третьему мужчине, находящемуся в раздевалке.
- Никакой я вам не коллега! – неожиданно резко ответил тот. – В армии я никогда не служил и служить не буду. Я свободный человек, предприниматель. Пока вы лили слёзы по утраченному прошлому и занимались злопыхательством по отношению ко мне подобным я сделал свои деньги. У меня хороший бизнес. Живу я так, как вам и во сне не приснится! Служу не вашему Отечеству, а себе и своим потомкам. На Отечество мне наплевать, я всегда буду жить там, где мне удобнее, выгоднее, приятнее! Пока остаюсь в России просто потому, что здесь легче делаются деньги. Думаю, что это время ещё долго продлится, по крайней мере, на мой век хватит, а нет – завтра же буду в Европе! Вы же со своим патриотизмом останетесь нищими в своей лапотной России. Хвастайтесь и дальше своими наградами друг перед другом. Много они вам дали!?  Слышали такой анекдот? Разговор идёт за кружкой пива в ваше советское время. Молодой парень спрашивает старика-ветерана: " Дед, ты хорошо воевал? Неплохо! – отвечает тот. – Ордена имею. А вот, если бы ты воевал похуже, - говорит молодой, -  то мы бы сейчас пили  не эту бурду - "Жигулёвское", а классное "Баварское" пиво!" Вот так и я рассуждаю! Не хотелось вступать с вами в разговор - он неприятен ни мне, ни вам, но вы сами меня вынудили! Мы – люди разных миров: вы – из прошлого, я – из будущего!
Самодовольство и уверенность в своей правоте расплылись по его лицу. Офицеры молчали, а он вдохновенно продолжал:
- Чего вам только не хватает? Вы  получаете пенсию от государства, которому никогда не служили и к которому испытываете откровенную неприязнь, даже вражду: создаёте  всяческие офицерские и прочие союзы и общественные движения, издаёте свои газеты и журналы, будоражите народ! Правы Хакамада и Новодворская: старики тормозят прогресс российского общества, мешают проведению реформ! То есть,…- он хотел продолжить свою мысль, но в последний момент раздумал – она показалась даже ему уж слишком  откровенной и бесчеловечной.
 Алексей Петрович и Олег Михайлович, не ожидая услышать ничего подобного, застыли в оцепенении. Встретить такой цинизм и открытое презрение к заслугам отцов и дедов, к своей Родине не часто случается даже в наше реформенное бездуховное и безнравственное время. Первым, придя в себя от шока, вскочил со скамьи Алексей Петрович. Он поднял свой сухонький кулачок и закричал:
- Каков мерзавец!? Да слышали бы тебя те русские парни, которые, получается,  ради того, чтобы жировали ты и тебе подобные, сложили свои головы на полях войны! Каждый из них тут же задавил бы тебя своими руками, как паршивую гадину! Если действительно существует потусторонний мир, они проклинают вас – нуворишей, новую буржуазию,  последними словами. Мне не раз приходилось убивать врагов. Клянусь, я бы и сейчас с удовольствием всадил пулю в твой бараний лоб! И рука бы не дрогнула! И как только таких ублюдков рождает русская земля?!  -  Его трясло от негодования.
Бизнесмен только попытался открыть рот, чтобы ответить, как поднялся и пошёл на него с тяжёлым зимним сапогом в руке громадный Олег Михайлович.
- Убирайся, пока я тебя не прибил! Таких выродков, действительно, можно лечить только пулей! Попомни, сволочь, ты когда-нибудь обязательно получишь по заслугам. Либо те, кого ты ограбил, либо твои же приятели тебя шлёпнут! Другого конца тебе не видать!
- Не пугайте! У меня на входе в машине охрана. Вот сейчас прикажу, и они мигом сделают из вас обоих отбивные!
- Я на фронте поборол страх, а уж перед твоими лакеями не склонюсь! Кроме того, у меня три сына и шесть внуков, да и других родственников хватает! – задыхаясь от гнева, выкрикнул Алексей Петрович. – И все они будут мстить за меня. Я так их воспитал, учти это! Убирайся по добру – по здорову или сейчас позову на помощь купающихся в бассейне. Среди них пока ещё хватает офицеров! Пусть полюбуются на хамство молодого буржуя. Заодно получат хороший урок те, кто ещё не до конца понял  вашего брата.
Коммерсант, что-то бормоча и ругаясь, поспешно оделся и почти бегом направился к выходу, а Олег Михайлович кричал ему вслед:
- Придётся вам все же подождать с построением вашего буржуазного рая в России, пока не вымрем мы, наши дети и внуки! Они воспитаны нами в духе ненависти ко всякой несправедливости и её порождению, то есть к вам – ворам! Покоя мы вам не дадим, готовьте запасные  аэродромы в Америке и Израиле. А из России будьте готовы уносить ноги в любое время! Терпение русского народа не вечно! 
Бизнесмен, хлопнув в бессильной ярости дверью, вылетел из раздевалки. Пожилых заслуженных офицеров лихорадило. Они ещё долго молча, отдыхали от перепалки и никак не могли придти в себя.  А завтра был День примирения и согласия -  седьмое ноября. 




МЕТАМОРФОЗА

Тяжёлая, обитая железом, дверь со скрежетом отворилась. Сильный толчок сопровождающего надзирателя в спину и он оказался в камере. Дверь с таким же скрежетом закрылась, громыхнул засов, лязгнули на связке ключи, щёлкнул замок, еле слышно простучали по коридору каблуки сапог удаляющегося тюремщика, и всё стихло. Он огляделся. Камера похожая на все те, что он не раз видел по телевидению и, по которым сам полгода скитался, пока шло следствие и суд. Десяток железных двухэтажных коек, покрытых когда-то синими жёсткими, вытертыми многими поколениями постояльцев, одеялами; тощие ватные подушки в серых, застиранных  наволочках; голые оштукатуренные стены; тусклая лампочка,  как и обитатели этого помещения, заключённая в густую проволочную клетку; маленькое пыльное оконце с добротной металлической решёткой под самым потолком; жёлтое открытое очко параши и чугунная  раковина в углу. Почему-то сейчас он здесь один.  Выбрал койку подальше от грязного, периодически журчащего спускаемой водой туалета и сел.
"Слава Богу, хоть здесь повезло! Мне отпущено некоторое время для акклиматизации, время спокойно подумать обо всём, что произошло, как и почему я оказался здесь! Дальше будут неизбежные разборки, сопровождающие установление социального статуса каждого из сокамерников. Будет не до философствования! Эту процедуру он уже не раз испытал и кое-чему научился! Арест, обезьянник, КПЗ, допросы следователя и беседы с защитником, суд – всё осталось позади. То было время, когда все его мысли были заняты поиском выхода из создавшегося положения, оправдания своих поступков – ложью и лицемерием. Вот только теперь можно быть до конца искренним и честным перед самим собой, перед своей совестью". Подумал и про себя грустно усмехнулся: "А что у тебя от неё осталось, друг мой Алик?! Да и не только у тебя, у всего твоего последнего продвинутого окружения! Ведь совесть – это внутренний судья человека всё знающий о нём и постоянно оценивающий все его поступки на предмет их соответствия общечеловеческим моральным нормам. Если бы этот внутренний судья у нас был, он не позволил бы нам подняться над обществом, разбогатеть за счёт тех – остальных его членов – от природы менее активных и наглых, либо сохранивших эту самую совесть! Ишь, куда меня понесло! Что-то не припомню, чтобы в последние годы у меня появлялись подобные мысли! Всё некогда было. Нужно было спешить ковать своё счастье. Так рассуждал не я один, так думали все  мои друзья последних лет. "Совесть – химера, мешающая жить по-новому!" – прямо говорили многие. И всё же давай-ка, не будем отвлекаться и постараемся быть последовательным и логичным! – остановил он себя. – Ведь что-то же осталось в твоей памяти из того, чему учили в университете. - Об университетских профессорах, школьных учителях,  родителях и других родственниках он тоже уже давно не вспоминал. – Давай проследим твой не такой уж длинный жизненный путь и проанализируем причины, по которым ты оказался здесь – в тюремной камере – и, по всей видимости, надолго, скорее всего до конца твоих дней! 
Итак, родился и вырос в московской потомственной интеллигентской семье. Все твои близкие родственники были врачами, учителями, инженерами, учёными. С тех пор, как начал себя осознавать, постоянно слышал: "Алик, ты коренной москвич из хорошей семьи и это обязывает тебя:  расти культурным, воспитанным, образованным человеком!"  Отец не раз повторил: "Настоящий интеллигент – тот, за спиной которого три университетских диплома: свой, отца и деда!"   Дед и отец таковые имеют, значит, моя обязанность - получить свой.
Будучи единственным ребёнком, продолжателем рода, я не испытывал недостатка внимания со стороны своих предков. Дед – отец мамы – психолог по образованию, доцент пединститута, разработал целую программу моего воспитания. Она включала перечень качеств личности, которые я должен был приобрести, и способы их формирования. Другой дед – филолог – составил список назидательных сказок для моего воспитания в раннем детстве, детских книг и рыцарских романов – в отрочестве и книг выдающихся на его взгляд писателей-классиков – в юности. Естественным для меня с самого раннего детства было посещение театров, музеев, выставок. Меня растили добрым, отзывчивым альтруистом; любознательным человеком, поклоняющимся знаниям, гордящимся своей родиной и готовым её защищать, презирающим предательство, алчность, ложь, лицемерие, трусость, поклонение богатству. Сами мои предки были благородно бедными и таким же хотели видеть меня. Иными словами, как и они, я должен был стать "благородным рыцарем без страха и сомнений". Увы, как выяснилось, они были идеалистами, опоздавшими родиться. Они не хотели видеть, что их время истекает и в России наступает век западного протестантского рационализма.
В детстве, отрочестве и ранней юности я был окружён нежной, трогательной заботой всей многочисленной интеллигентной родни и рос именно таким, каким хотели видеть меня мои воспитатели: ласковым, добрым, не по годам развитым, довольно избалованным пай-мальчиком. Хорошо помню сказку про доброго, доверчивого зайца и неблагодарную, коварную лису и выводы, которые из неё следовали. Назидательные рассказы, по-моему, Льва Толстого о неблагодарных, жестоких детях, стесняющихся показывать своего престарелого отца и потому держащих его за печкой. О мальчике, однажды обманувшем односельчан призывом о помощи от якобы напавших волков и впоследствии наказанном за ложь. Добрым мои воспитатели считали всё то, что способствует жизни людей по законам высокой морали, а зависть и неблагодарность - самыми страшными пороками. Помню, как воспитывали во мне щедрость, обязывая делиться самым дорогим.
Уже в пятилетнем возрасте я бегло читал детские книжки и знал об окружающем мире много больше моих сверстников. Учиться в школе мне было неинтересно, но воспитанный в уважении к людям, тем паче к старшим по возрасту, наставникам и учителям, я добросовестно выполнял все задания и был круглым отличником. Меня постоянно ставили в пример другим ученикам и исправно награждали почётными грамотами. В пионерском возрасте я был бессменным председателем совета отряда, в комсомольском – пионервожатым. Оказываемая мне честь способствовала росту моего человеческого достоинства и, как это часто бывает в таких случаях, некоторой переоценке себя, как личности. Наблюдая за моими успехами, родственники и учителя были уверены, что меня ждёт большое будущее. Оправдывая их надежды, за отличное окончание школы я был удостоен золотой медали. 
Выбор моей профессии также был предрешён ещё в девятом классе. Начитанный и развитый я неплохо писал школьные сочинения. Под руководством деда-филолога писал репортажи о школьных и городских событиях в стенгазету. И несколько раз мои очерки даже были опубликованы в "Пионерской правде". Мне это было очень лестно. Профессия журналиста обещала дать возможность увидеть мир, стать известным в стране человеком. Тогда, ещё неосознанно, на интуитивном уровне, у меня уже пробудилась, как и у многих людей, начиная с глубокой древности, жажда бессмертия. В те годы я ещё не понимал, что, вырезая на парковой скамье фразу: "Здесь был Петя", этот никому не известный Петя обращается в будущее, этой надписью хочет в каком-то смысле себя увековечить, продлить своё земное бытие. Что каждым творческим человеком движет именно это желание, даже если он не хочет признаться или действительно не думает об этом.  Желанием остаться в веках руководствовались ещё в древности и египетские фараоны, воздвигая свои пирамиды, и простые люди, рядом  с которыми закапывали хотя бы чашку с едой, и наши современники, добивающиеся власти не важно какой: государственной, финансовой или духовной.  До этого я додумался позже.
Как и следовало ожидать, я легко поступил на журналистский факультет МГУ и, как и в прежние школьные годы, отлично учился. И здесь окружающие восхищались мной и были уверены в моей перспективности. Может быть, всё и было бы так, как задумали мои наставники, но  к власти пришёл Горбачёв, началась перестройка, как я понял чуть позже, прежде всего сознания людей  и моего, в частности. 
В 1989 году, когда я учился на четвёртом курсе, резко активизировалась общественная жизнь: было объявлено о свободе получения и распространения информации, запрете цензуры, плюрализме мнений; начались беспрерывные митинги и демонстрации; жизнь забурлила, закипела. Стало скучно заниматься теорией, захотелось практики. Как грибы стали расти кооперативы, деловые люди перестали скрывать свои огромные левые доходы. Деньги – этот золотой телец, бог тех, у которых биологическое (врождённое) начало преобладает над  социальным (воспитанным), nature над nurture,  были выпущены из тени на свет божий. 
Воспитанный на принципах высокой морали, вначале я отнёсся к этому негативно. Мне было хорошо известно, что инстинктивные механизмы психики обеспечивают только: во-первых, сохранение жизни индивида (удовлетворение голода, жажды, поиск пропитания); во-вторых, сохранение вида (сексуальное поведение, забота о потомстве и безопасности). Тогда ещё мои духовные запросы значили для меня больше, чем животные, я ещё чувствовал себя Человеком, не хотел опускаться до примитива.   Однако, как оказалось, несмотря на все усилия моих воспитателей, окончательно подавить во мне животное им не удалось. Поспособствовало моему падению и стремление к социальному доминированию, то есть власти над себе подобными, которое вольно или не вольно во мне развивали  с самого детства. Недаром кем-то из великих сказано, что властолюбие - самая сильная страсть после самолюбия. Ну и зависть, конечно, как дьявольский, по словам Канта, порок  сделала своё дело.
Видя, как выползшие из подполья, недавно презираемые мной недалёкие  фарцовщики, спекулянты, хулиганы и бандиты, волею судьбы практически полностью лишённые nurture, поднимаются как на дрожжах, я стал думать: " а разумно ли в новой ситуации сохранять высокую мораль, которую мне прививали все эти годы, продолжать обучение в университете, даст ли что-либо теперь университетский диплом? Время-то изменилось! Сомнительно, что новому обществу в обозримом будущем потребуются высоконравственные, интеллигентные и высокообразованные люди. Может быть, пока не поздно следует сменить систему ценностей на внедряемую всеми медиасредствами в стране буржуазную, либеральную, протестантскую, западную? Поскорее перестроиться и успеть занять достойное место в строящемся  у нас буржуазном обществе? Кому сегодня нужен мой консерватизм? Может, он кстати моим предкам? Они доживут и по-старому, им немного осталось! А у меня впереди вся жизнь! Упущу время и останусь навсегда нищим интеллигентом, никому не нужным благородным рыцарем. Мои сомнения усилились в связи с явно пренебрежительным отношением властей к науке, образованию, культуре, в целом. Разговоры с отцом и дедом ничего не дали. Они сами были в полном смятении. Дед в своём институте далеко не регулярно получал нищенскую зарплату; НИИ, в котором трудился отец, перевели на хозрасчёт, работы не стало, и он уже лежал на боку, задыхаясь, как рыба, выброшенная на берег. Усиленно обрабатывали общественное сознание СМИ, убеждали, что историю Росси, как историю полководцев, пора заменить историей деловых людей. По телевидению выступил сын известного певца Кобзона и заявил, что он бросает университет ради занятия бизнесом.  А чем я хуже!?
Как-то случайно встретил одноклассника Вовку Зайцева. Закоренелый троечник он в ВУЗ и не рвался. После окончания школы занялся ремонтом автомобилей. Теперь  у него, оказывается, есть своё дело – мастерская. Катается на дорогой иномарке в компании прехорошеньких, доступных девиц. Конечно, они легкомысленны и просто глупы, а нужно ли им быть образованными умницами, если предназначили себя для удовлетворения похоти таких не слишком грамотных деляг, как Вовка?  В голове моей был полный сумбур. Что делать? Как жить дальше? Но ведь я почти дипломированный журналист! Попробовал себя в газете. Первый же мой репортаж редактор забраковал.  "Ты что не понимаешь: какое сейчас время? Что нужно хозяину? Не слышал, что кто платит, тот и заказывает музыку? Либо пиши в духе времени: восхваляй западную свободу и демократию, громи коммуняк, не стесняйся в выражениях, лги и подтасовывай факты, если это нужно! А не хочешь, желаешь остаться моралистом – уходи!" И он ушёл. Тогда он ещё не созрел для свободной журналистики, не до конца перестроился. Но жизнь торопила, подталкивала.
Тот же Вовка однажды пригласил на какое-то торжество в свою компанию современных нэпманов-бизнесменов. "Насколько же они не образованы, дики, вульгарны! – думал я, глядя на них. - Насколько примитивны их интересы и разговоры! Отбросив высокую мораль, я, безусловно, способен дать большую фору каждому даже в их пока незнакомой мне коммерции!"
В тот вечер он прилично выпил, и ему стало легко и весело. На коленях у него примостилась очень милая, с кокетливыми ямочками на щеках, распущенными прекрасными волосами и соблазнительным вырезом полупрозрачного платья на груди, совсем молоденькая девушка. Она мурлыкала что-то приятное  на ухо  и ласкалась, как маленький, нежный,  пушистый котёнок, принимая его за полноправного члена этой продвинутой компании, и, ожидая хорошего вознаграждения за свои сексуальные услуги. Именно тогда он принял решение: "Иду в бизнес! К чёрту прошлая, праведная жизнь! К чёрту мораль! К чёрту журналистика!" Он сказал об этом Зайцеву, и тот познакомил его с приятелем, владельцем  фирмы "Московская недвижимость".
Первой его работой был поиск "синяков" - беспробудных пьяниц, имеющих квартиры в Москве или в Подмосковье. Потом он создал и возглавил  бригаду  парней, которые толкались по злачным местам, знакомились с забулдыгами, входили к ним в доверие и узнавали адреса. Он собирал и передавал эту информацию хозяину фирмы, который находил способы и исполнителей лишения этих несчастных их "священной и неприкосновенной" единственной собственности, а частенько и не только её. У него появились деньги. Родные заметили его длительные отлучки, изменение образа жизни, узнали о том, что он бросил университет. Состоялся нелицеприятный разговор – они не одобряли его решения.  Пришлось уйти из дома и снять комнату. Его авторитет в фирме быстро вырос. Он стал правой рукой хозяина. Фирма процветала. Он завёл автомобиль, собственную квартиру, любовницу и в компании себе подобных занял свою нишу. Торговля дармовым жильём приносила солидные барыши. Началась весёлая разгульная жизнь с ресторанами, барами, казино, обилием женщин и вина. Для него не стало недоступных развлечений.
Как человек самый грамотный, он взял в свои руки рекламу. На экранах телевидения, по радио и в газетах замелькали обещания фирмы одиноким старикам, в обмен на завещание о наследовании их жилья,  пожизненного обеспечения безбедного существования, ухода и дорогих подарков.  Алик, конечно, знал, что в штате есть люди, которые помогают ускорить смерть этих простаков,  но совесть его уже не реагировала, не протестовала, не мучила. Она постепенно успокоилась. Теперь ему часто приходилось принимать самостоятельно решения об участи подопечных, доверившихся им, стариков, и он без колебаний лишал их и жилья, и остатков жизни. Конечно, не своими руками, для этого существовали приматы-исполнители. Окончательно освободившись от внутреннего морального судьи, он теперь уже жаждал большой власти. Ведь возможность навязывать свою волю миллионам себе подобных, неразрывно связана с бессмертием, пусть и относительным. Ему мерещилось большое, очень большое своё дело. Например, нефтянка, торговля оружием, золотом, наркотой. Было желание, были способности, не было нравственных ограничений. Не хватало только солидного начального капитала. Жажда денег, власти не давали покоя. Он уже не опасался подсылаемых к "денежным мешкам" киллеров, хотя слышал об этом ежедневно. Честолюбие, алчность лишили его чувства самосохранения. Он, конечно, помнил из истории, к чему это приводило даже римских императоров,  но и это его не останавливало. Деньги, большие деньги и обеспечиваемая ими власть полностью захватили его и понесли в пропасть. Какие-то Чубайсы, Березовские, Гусинские, Ходорковские, Абрамовичи ворочают миллиардами. Он должен подняться за ними, а, может быть, и выше их!" 
Алик даже содрогнулся, вспомнив это сумасшедшее, безумное время. Деньги, деньги, деньги! Он не мог думать ни о чём другом. И днём и ночью мозг его искал способы получения солидного начального капитала и дальнейшего его удвоения, утроения,…удесятирения… "Глупцы те, которые думают, что человек подобный мне может удовлетвориться даже и большим, с точки зрения кого-то, богатством, остановиться! Алчность, если уж она есть, - беспредельна! Ещё Аристотель говорил, что причина всех бед кроется не в собственности, а в жажде обладания ею! Насколько же он был прав! Я забыл обо всём на свете! Передо мной постоянно маячил золотой телец!  Жил как во сне. Давно известно: кто хорошо  ищет, тот всегда найдёт! И я нашёл. Женщины – вот кто даст мне нужный капитал! В Москве появилось немало богатых женщин. Я молод, красив, силён, умён, образован. Почему бы и не продать себя за хорошую цену!?"
И случай подвернулся. Однажды на улице он стал свидетелем того, как какие-то парни приставали к довольно привлекательной, ухоженной, прекрасно одетой женщине лет сорока пяти, пытающейся укрыться от них в своей дорогой машине. Алик легко расшвырял их: они были пьяны, а он недаром несколько лет занимался каратэ. Спасённая от домогательств не знала, как его отблагодарить. Пригласила домой, угощала изысканными винами, не скупилась на лестные для него слова благодарности. У неё была шикарная, даже для видавшего виды Алика, квартира в центре Москвы. По разговору чувствовалась её близость к современной российской элите. Захмелев, он позволил себе некоторые вольности, – к этому времени он уже научился легко добиваться благосклонности женщин – она не противилась. Наутро он проснулся в её постели. Завязалась связь. Он переехал к ней. Она влюбилась в него, что называется, по уши. Он умел подать себя. Да и как можно было не полюбить такого воспитанного, образованного и умного красавца, выгодно отличающегося от её грубых и наглых деловых партнёров, помешанных на способах добычи денег и не умеющих говорить ни о чём другом! Злоупотребляющие сексом все они, по сути, и мужчинами-то не были!
Лариса ввела его в круг своих приятелей, и он сразу понял, что эти люди рангом много выше прежних знакомых бизнесменов. Эти явно ворочали миллионами и были связаны с верховной властью. Далеко не сразу Лариса посвятила его в свои дела. Ему пришлось потрудиться, чтобы она стала доверять. В замкнутом кружке крупных финансовых и промышленных акул, в который он попал, друзей не было. Были только партнёры по бизнесу, да и то чаще всего временные. Здесь никто никому не доверял, постоянно ожидая подвоха, обмана, интриги. Деньги, особенно большие деньги, делают людей ядовитыми пауками, помещёнными в одну банку, где действует один закон: сильный всегда рано или поздно побеждает, слабый обязательно должен погибнуть! Все знают об этом, но алчность, как мотивация поведения,  настолько сильна, что нейтрализует даже инстинкт самосохранения! К тому же никто до самого печального исхода конкурентной борьбы не считает себя слабым! Увы, чужой опыт им недоступен! Алик не был исключением, он  тоже не допускал мысли о возможном своего поражении в борьбе алчных, аморальных эгоистов за кусок богатого советского пирога.  Только бы к нему подобраться!
 Как женщина, Лариса быстро ему надоела – свежестью она не отличалась -  годилась в матери. Но ради поставленной цели он усердно играл роль обожателя, лгал и душой и телом, лицемерил, льстил. Порой он сам себе становился противен и тогда многократно произносил про себя, как заклинание,  излюбленную фразу: "Цель оправдывает средства!" Помогало. Высокая мораль, совесть, порядочность – всё чему учили в семье, в пионерии, в комсомоле – как  будто испарились.  А может быть, просто укрылись где-то в глубине души от той мерзости, в которой он последние годы жил, и когда-нибудь всплывут, вернутся? Ведь тогда придётся держать ответ за всё содеянное! А вдруг и действительно существует всевидящий и всезнающий бог!?   Ему стало жутко.
Последовательно, вспоминая и анализируя события последних лет, Алик постепенно приближался к развязке.
Как-то в порыве откровения Лариса обмолвилась, что далеко не все взаиморасчёты между партнёрами в её бизнесе производятся через банки. Укрывая доходы от налогов, порой они рассчитываются наличными долларами. При этом суммы составляют миллионы. Как же он обрадовался этому известию! Об убийстве он никогда не думал. Допустимость жестокости в делах существовала в его подсознании. Ведь цель оправдывает средства!  Зайцев ранее его самого понял это, да и сотрудники по  фирме тоже, между собой  за бездушие, называя Каином. Давний приятель однажды сказал:
- На удивление резко ты изменился в последнее время, Алик! Хорошо помню тебя совсем другим: активным комсомольцем, как мне казалось, вполне искренне верящим в коммунистические идеи всеобщего равенства и справедливости, строго соблюдающим Моральный кодекс строителя коммунизма. Ни единого пятнышка не было заметно на твоей комсомольской совести!  Полная противоположность того, как тебя характеризуют сейчас! Я всё думаю: "Когда же ты был на самом деле искренним – тогда или теперь? Или никогда? Страшный ты человек! Чего угодно от тебя ожидать можно!
- Лично тебе нечего бояться! – отшутился я. – Всё течёт, всё изменяется! Закон диалектики. Вот и я сменил систему ценностей на более соответствующую времени!
А ведь Зайцев был прав. Услышав от любовницы, то чего так жаждал, я стал выжидать подходящий момент и дождался.
Обычным вечером, когда они с Ларисой после трудового дня, уютно устроившись на мягком диване, потягивали коктейль и возбуждали друг друга ласками, в дверь позвонили и вошли два по виду очень приличных молодых человека. В руках у них были объёмистые, тяжёлые кейсы. Обменялись любезностями с хозяевами, а затем уединились с Ларисой в кабинете для делового разговора. Через незначительное время все вышли в гостиную. На лицах сияли праздничные улыбки – договорились! Выпили по рюмке за успешное предприятие и гости ушли, но уже с пустыми руками. Они остались вдвоём. Женщина-прислуга ушла домой сразу после ужина. Охрану Лариса, как это часто случалось в последнее время – ведь рядом с ней теперь постоянно был рыцарь – тоже отпустила. К тому же дом был элитарный, и на входе постоянно дежурили портье с охранником.
Алик и сам сразу догадался, что было в кейсах, но Лариса не удержалась, чтобы не похвастать удачей. Плеснув в бокалы коньяка, она предложила тост за успешную, очень успешную сделку. Она выглядела счастливой как никогда. Видимо, деньги в квартире были очень большие. Он сделал вид, что это его совсем не трогает. Нежно, как он умел делать, обнял, поцеловал Ларису и повёл в спальню.
Когда уставшая от любовных утех, удовлетворённая, она, откинувшись на подушку, ровно задышала, он тихо встал и вышел на кухню. На стене вымытый и вычищенный до блеска висел набор кухонных ножей. Он выбрал самый большой и острый, спокойно, без спешки перебрав несколько и ногтём оценив  остроту лезвия каждого, и вернулся в спальню. Лариса мирно похрапывала. Красивые белокурые волосы её разметались по подушке, обнажив белую нежную шею. Некоторое время он постоял над ней, вглядываясь в знакомые черты, подумал: "Всё же она довольно привлекательна!"  и полоснул ножом по шее любовницы, которую ещё полчаса назад целовал.
Кровь брызнула пульсирующим фонтаном. Она открыла глаза, некрасиво выкатила их из орбит, схватилась руками за дымящуюся рану, открыла рот, чтобы закричать. Но из горла вырвались только какие-то нечеловеческие звуки. Он вырвал из-под неё подушку, прикрыл ей окровавленное лицо и прижал руками. Тело немного подёргалось в агонии и успокоилось. Он не почувствовал ни тени сожаления о содеянном, ни каких-либо душевных перемен. Не торопясь, тщательно вымыл лицо и руки, переоделся в чистое бельё, надел костюм, только после этого пошёл в рабочий кабинет хозяйки дома. Деньги, как он и ожидал, были там. Чёрные знакомые чемоданчики, тесно прижавшись, стояли под письменным столом. Он поочерёдно открыл их. Они были полны драгоценными, так им обожаемыми, американскими  зелёными купюрами. 
С деньгами и подложными документами он давно решил скрыться где-нибудь в Сибири, поближе к нефтяным, золотым или алмазным приискам, и там, имея начальный капитал и организаторский опыт, начать своё большое дело. Он вполне допускал, что, возможно, придётся ещё  не раз  прибегнуть к подобным способам зарабатывания денег. Что поделаешь, такова сегодняшняя жизнь России! Цель оправдывает средства!
Ему не суждено было стать очередным олигархом. Его быстро вычислили службы безопасности партнёров Ларисы и сдали государственным органам правозащиты. Взяли Алика в аэропорту. Суд назначил наказание  в виде двадцати лет лишения свободы, благо демократы добились запрещения смертной казни!
"День седьмой посвяти Господу Богу твоему!" – призывает христианская Заповедь. Теперь у него для этого будет время.
- Вот и конец во многом типичной истории перевоплощения, метаморфозы, советского интеллигента в самом конце двадцатого столетия! – непроизвольно вслух  сказал Алик, и серые кирпичные стены камеры  подтвердили гулким эхом.





МЕЖДУ  ПРОШЛЫМ   И  БУДУЩИМ

 - Только что закончил читать роман Т. Драйзера "Финансист", - говорит мой хороший приятель и сосед по даче Владимир Владимирович, спускаясь со своей веранды и усаживаясь на нашу любимую скамью, расположенную на границе участков. Здесь мы частенько отдыхаем  от дачных трудов праведных и ведём философские беседы. 
 - Впервые я прочитал всю эту очень известную в былые времена американскую трилогию в пятидесятых годах. Но тогда  перипетии жизни её героев казались мне какими-то фантастическими, нереальными, возможно и происходившими, но где-то очень далеко от меня, может быть, на Луне. У нас в стране тогда была совершенно другая атмосфера, и судьбы героев Драйзера, и жизнь такого далёкого от моего миропонимания американского общества меня в те годы не слишком взволновали. Впечатление от прочитанного осталось примерно таким же, как после прочтения истории походов Александра Македонского или Пунических войн. Лично меня это не касалось, и я был уверен, что никогда не коснётся. Как оказалось, я глубоко заблуждался! Теперь вижу, что события девяностых годов прошлого века в России очень похожи на те, что происходили в США в шестидесятых годах девятнадцатого. Только у нас они были ещё более безнравственны и жестоки!  И меня они коснулись, увы, самым непосредственным образом!
 - Вы что принимали участие в так называемом первоначальном накоплении капитала, а попросту в разграблении богатств СССР?! – удивился я.
О соседе мне было известно только, что ранее, на активном участке своего жизненного пути, он занимался наукой, имеет заслуги перед советским государством, и  отмечен разного рода наградами и премиями.
 - Да, представьте себе, принимал! И  поначалу достаточно успешно! И даже богатым был!
Видимо, на лице моём появилось крайнее неудовольствие, потому что Владимир Владимирович поспешил добавить:
 - Не подумайте, что я занимался коммерцией – распродажей, точнее разворовыванием, общенародной собственности при развале СССР! Нет. Я основал своё дело самым приличествующим  образом. И как интеллигент, был при этом предельно наивен и честен! Потому и закончилась моя буржуазная эпопея очень быстро и довольно печально. Потому и сижу я сейчас рядом с Вами на шестисоточной даче, которую в хорошем смысле и дачей-то назвать нельзя: так, - участок земли для занятия в старости физическим трудом в целях самостоятельного обеспечения своего прожиточного минимума и поддержания физического здоровья! Кстати, - не уверен, что мою нынешнюю жизнь следует стремиться продлить!
 - Ну, это уж Вы слишком хватили! – возразил я. – Жизнь даётся человеку один раз – не в какие реинкорнации я лично не верю – и посему считаю, что следует полностью использовать данную Богом возможность для её познания и совершенствования!
 - Пессимистом проще жить! – упорствовал Владимир Владимирович. – Не ожидая ничего хорошего впереди, легче переносить удары судьбы. Однако мы отвлеклись. Хотите, я как очевидец и каком-то смысле участник событий, расскажу Вам некоторые подробности  становления капитализма в России?   Думаю, Вам будет интересно! Ведь Вы, насколько мне известно, были далеки от всего этого при Вашей фанатичной увлечённости чистой наукой!
 Тут он был абсолютно прав. Всю жизнь я занимался вещами абстрактными, далёкими от реальной жизни, в частности, от экономики и, честно говоря, меня даже пугала эта область человеческих отношений. Моя работа никогда не была непосредственно связана с материальными ценностями. Необходимый мне достаток я всегда имел, и был этим вполне удовлетворён. Поэтому после буржуазной контрреволюции меня больше беспокоила утрата приоритета духовных ценностей над материальными, нежели делёж собственности. И то обстоятельство, что лично мне при разделе огромных  богатств СССР ничего не досталось кроме предназначавшегося для свалки портрета В.И. Ленина, меня не слишком волновало.  Поэтому я не раздумывая, тут же согласился послушать подробности нашей недавней истории. Они обещали дать  новую информацию для размышлений о судьбе моей Родины.
" Я уже говорил Вам раньше, что жизнь моя прошла в трудах по укреплению обороноспособности СССР на предприятиях военно-промышленного комплекса или, как сейчас говорят, в оборонке, - начал своё повествование Владимир Владимирович. О том, чем я занимался конкретно, говорить не будем, хотя оба прекрасно знаем, что все военные и государственные тайны СССР в настоящее время проданы нашими предприимчивыми согражданами. Но я остаюсь, верен себе и своим принципам, и не желаю уподобляться приспособленцам и предателям. За годы упорного и любимого мной  труда мне удалось сделать несколько изобретений и открытий, которые были официально зарегистрированы и уже в советское время нашли практическое применение на ряде промышленных предприятий, производящих продукцию чисто мирного предназначения.
В самом конце восьмидесятых годов, когда бурно шли горбачёвские реформы: было объявлено о гласности и плюрализме мнений, на предприятиях проводились выборы администрации, появились кооперативы и, так называемые, "малые предприятия",   то есть якобы строился "социализм с человеческим лицом", а на деле ЦК КПСС готовил буржуазный переворот 1991-го года;  по совету друзей я организовал небольшое научно-производственное объединение.  Цель состояла в дальнейшем совершенствовании технологии  внедрения моих открытий в производство и повышении экономического эффекта от их реализации. Предприятие финансировалось на деньги, которые лично я получал от заводов, реализовавших мои идеи. Повторюсь: меня интересовали не личные прибыли, а совершенствование производства и, в конечном счёте, повышение жизненного уровня моих соотечественников. Я оставался советским человеком! Руководствовался принципом: "Раньше думай о Родине, а потом о себе!"
Вначале работа шла вполне удовлетворительно. Все служащие своевременно получали неплохую зарплату, работали с энтузиазмом. Должно быть, более других чувствовал удовлетворение я сам. Конечно, я не мог не видеть, как постепенно, с переходом к рыночным отношениям, в худшую сторону меняются окружающие меня люди, как растёт в их глазах роль денег, жажда накопительства и потребительства, зависть, эгоизм; как единый коллектив превращается в совокупность индивидуалистов. Однако тогда я не придавал этому большого значения, считая издержками переходного процесса. 
Всё резко изменилось с января 1992 года после отпускания цен Гайдаром и начала приватизации предприятий народного хозяйства.
С увлечением, занимаясь своим делом, я не слишком обращал внимание на такие заявления отдельных директоров как: "Мне приказали стать миллионером" или на непропорциональность раздела предприятия, когда администрации доставалось 10-15% акций, а десяткам тысяч рабочих и служащих - остальные! Видимо эйфория от широко пропагандируемой СМИ идеи построения народного капитализма как-то повлияла и на меня. Именно в это время мы – ещё по-прежнему советские люди – впервые услышали такие слова из уголовного лексикона как "рэкет", "киллер", "крыша", "стрелка", "счётчик" и т.п. В СМИ замелькали сообщения о похищениях, издевательствах и пытках, учиняемых мгновенно, как с неба свалившимися и быстро размножившимися бандитами, над  также быстро размножившимися нуворишами; о многочисленных убийствах, сопутствующих дележу собственности.   Страна, понукаемая западными "доброжелателями" и руководимая их лакеями, ускоренными темпами входила в европейскую "цивилизацию"! СМИ уверяли наш доверчивый народ, что разгул уголовщины – необходимая, совсем незначительная плата за дальнейшую красивую, богатую и счастливую жизнь! Но одно дело, когда ты слышишь или читаешь об этом, другое – когда  плата касается тебя лично!
Первое просветление наступило, когда меня предал мой давнишний знакомый, которого я считал другом. Этот "уважаемый учёный" подписал подложные документы ради того, чтобы получать десять вместо положенных ему пяти процентов прибыли моего предприятия! Правда, в те годы у людей ещё сохранялись остатки совести и они, совершив подлый поступок, старались не показываться на глаза своей жертве. Чуть позже и этого не стало!
Первая моя встреча с "новыми русскими" произошла следующим образом. Сижу я в своём кабинете. Работаю. Без стука открывается дверь, и на пороге возникают три молодых человека. В кожаных куртках, стриженые наголо, с шеями буйволов и бессмысленно-наглым взглядом угольночёрных глаз. "Кавказцы!" – отмечаю про себя. Вежливо спрашиваю, что их привело ко мне. Не удосужив меня ответом, они нахально разваливаются на моём диване, закуривают и один из них, не скрывая презрения ко мне,  говорит:
 - Я Ахмет, да?! У тибе крыша есть?
Не зная, что ответить - молчу. Роюсь в своих бумагах, тяну время.
 - Повторяю, ара эй: у тибе крыша есть? Нэ молчи! Кому надо всё знает о твоих дилах! Надо делиться, ара! Ми люди бедный, нэ жадный – много нэ возьмём! Будем тибе честно охранять! Нэ согласен на десять процентов – всё потеряешь! Я знаю: казанский группа хочит тибе украсть! Будут жечь тибе живот утюг! Сам всё отдашь!
Понимаю, что всё равно рано или поздно это должно было произойти. Вижу в глазах у них нет ничего человеческого, а глаза, как известно – зеркало души; ребята алчные, решительные, способные разделаться со мной и самостоятельно, без помощи казанцев. Пришлось согласиться. Потом пили чай – спиртного я тогда ещё по неопытности в кабинете не держал. Они хлопали меня по плечу, хвалили: "Молодэц! Сразу всё понял!" Клялись в вечной дружбе и готовности жизнь отдать за меня.
Несколько месяцев прошли спокойно. Не знаю: разбирались они  с кем-либо, охраняли или нет. Только я исправно ежемесячно расплачивался. Меня  никто не трогал, и я спокойно работал. Но на заводах началась приватизация, производство нарушилось или остановилось совсем. Деньги на мои счета стали приходить не своевременно, не регулярно, да и суммы существенно уменьшились. Ахмет с помощью подручных тщательно отслеживал мои доходы и свою долю пока получал, но процент возрос – инфляция! Денег на оплату труда моих сотрудников стало нехватать. Они стали роптать и увольняться. Процесс развала активизировался.
Однажды в день очередного платежа Ахмет не явился. Это меня насторожило и не зря. Через пару дней в моём кабинете появляется другая компания. На этот раз - русская. "Вряд ли это изменит что-либо к лучшему!" – подумал я. Рожи у них были откровенно бандитские. Один из пришедших – парень огромного роста, широкоплечий, с длинными, как у гориллы руками,  несоразмерно маленькой головой с близко посаженными маленькими, колючими глазками  - подошёл вплотную, представился и протянул в знак дружеских намерений руку: "Клещ!" Рука действительно походила на клещи.
 - Мы с Ахметом забили стрелку и сумели договориться. Он отказывается от крышевания твоей конторы. Теперь этим  буду заниматься я. Платить будешь двадцать процентов. При задержке сразу ставлю на счётчик – один процент за каждый просроченный день! Ну, а потом сам знаешь, что тебя ждёт! Небось, телевизор смотришь!
 Ответа от меня никто не ожидал. Компания тут же покинула мой кабинет. Надеюсь, Вы понимаете: с какими чувствами остался  я?! К тому времени я уже знал, что банды работают заодно с милицией и заступиться за меня некому! Однако предприятие ещё дышало, и на мои банковские счета кое-что поступало.  Совсем плохо стало, когда деньги приходить перестали. Клеща это мало интересовало: "Плати и точка!" Начались ежедневные угрозы. Личным вниманием меня не удостаивали, но телефонные звонки раздавались по несколько раз в день. Звонившие обещали зажарить меня на медленном огне, искалечить и убить, похитить и надругаться над женой, дочерью и внучкой, поджечь мой дом, если я откажусь платить.  Ежедневно объявлялось показание счётчика, предлагалось отдать за долги сначала машину, затем квартиру свою, потом и дочери, наконец,  дачу. Реализация угроз неумолимо приближалась. Наступил день, когда от истязаний и пыток, а, возможно, и от смерти меня спас только случай.
Я шёл по шумной оживлённой улице, уверенный, что здесь-то мне опасаться нечего, когда из остановившейся рядом машины выскочили три "добрых молодца".  Двое в считанные секунды завернули мне руки за спину, а третий сильным пинком втолкнул меня в открытую дверцу. Я не успел оказать даже малейшего сопротивления. Лицо моё было прижато к сиденью машины севшим на голову бандитом: кричать я не мог.  На моё счастье рядом оказалась бывшая моя сотрудница. Она закричала, моля о помощи.  Некоторые прохожие остановились. Кто-то стал записывать номер, марку и цвет машины, приметы похитителей. Это не ускользнуло от их внимания  и они, осознав грозящую опасность, проехав квартал, открыли дверцу и  на ходу вытолкнули меня на асфальт. Я отделался ссадинами, синяками и ушибами.
После этого случая стало совершенно очевидно, что если я не приму решительных мер, то буду искалечен или просто убит. Не лучшая участь ожидала и моих близких. Никакой пощады от этих нелюдей ждать не приходилось. Тогда я решил своими средствами защищать себя и свою семью. На занятые у знакомых деньги я купил оружие и патроны, благо в то время это никаких трудностей  не представляло, устроил на своей даче стрельбище и стал всех домочадцев тренировать в стрельбе. Кроме того, вспомнив военное дело, которому меня когда-то обучали на военной кафедре института, соорудил в усадьбе дзот и стрелковые ячейки, расположив их по окружности. Приготовил дом к обороне.  "Без боя не сдамся сам, и близких в обиду не отдам!" Решение было твёрдым. После этого почувствовал себя увереннее, сильнее. 
Надо сказать, что в молодости я был страстным охотником. Приходилось бывать и на медвежьей и на кабаньей охоте. Трусости не испытывал. А стрелковый спорт всегда считал самым достойным занятием мужчины. Некоторые навыки остались и поныне. Однажды, когда бандиты приехали по мою душу и вылезали из машины, остановившейся у самых ворот моей дачи, я имел возможность продемонстрировать им это: тремя выстрелами из пистолета, почти не целясь, разбил три стеклянные банки, повешенные для просушки на штакетник забора. " Вот также треснут  три ваши головы прежде, чем вы доберётесь до моей! – громко и внятно сказал я. Это произвело на них должное впечатление. Усевшись в машину, они тут же укатили, вероятно, для того, чтобы поделиться своими наблюдениями с главарём.   "Надеюсь, эта информация не придаст Клещу духа! – со злорадством подумал я, провожая машину взглядом, пока она не скрылась из вида. – Ведь это только внешне, на публике, бандиты хорохорятся, храбрятся, изображают из себя бесстрашных. Смелы и нахальны они только в большой стае, как волки. По большей части в одиночку, на деле они трусливы, как шакалы и жизнью дорожат больше своих жертв!"
Нанимать охрану к тому времени у меня уже было не на что. Пришлось по военному образцу составить график нарядов и всем взрослым членам семьи поочерёдно нести караульную службу на подступах к дому. Благо семья у меня большая и дружная. К дежурству подключил не только своих детей и внуков, но и невесток, и зятьёв, и более отдалённых родственников. Получился полувзвод бойцов. Все мобилизованные на время переселились в мой дом, уверенности в себе прибавилось! Мы – русские люди – сильны коллективизхмом, общинностью, сплочённостью. Поэтому-то враги наши и действуют по принципу: "Разделяй и властвуй!" Ещё в глубокой древности было известно, что "анты могли бы покорить весь мир, если бы были объединены!"
Между тем война с бандой продолжалась, правда, пока холодная. Продолжали поступать звонки с угрозами, не прекратилась  демонстрация силы. Зная истинное плачевное состояние моего бизнеса, теперь Клещ требовал всю мою недвижимость. Уступать никто не собирался. Бандиты боялись потерять лицо, у нас не было иного выхода. Однако я понимал, что так долго продолжаться не может и усиленно искал выход. И он неожиданно нашёлся.
 Однажды в доме раздался телефонный звонок.  Он был не обычным бандитским: требовательным и нахально длинным, а каким-то, как мне показалось, дружественным. Интуиция меня не обманула, звонил мой старинный приятель по совместным охотам и предлагал принять участие в облаве на волков. Сейчас мне было, конечно, не до развлечений, но, зная, что он давно служит в МВД, подумалось: "Чем чёрт не шутит? Может быть, он-то  остался ещё порядочным человеком, не клюнул на  буржуазную пропаганду, не перестроился, не продвинулся и поможет мне?" Не дав ответа, я попросил его приехать ко мне для обсуждения деталей. На следующее утро его машина остановилась возле моих ворот.
 - Я ненадолго, спешу, дел много! – сразу предупредил Пётр Николаевич.
Вошли в дом. Я предложил рюмку коньяка. Он категорически отказался:
 - На работе не пью!
Может быть, именно это сразу и толкнуло меня  на откровенность. Я коротко рассказал о своих злоключениях.
 - Ты совершенно правильно мыслишь, подозревая власти в связях с бандитами! – похвалил приятель. Спросишь: почему же я ей служу? Ответ прост: деваться некуда! Надо дотянуть до пенсии! Кто знает, что нас ждёт впереди!?  Но я тебе, как старому другу помогу: устрою  встречу с городским криминальным авторитетом.  Настоящая власть в городе сейчас у него! У этих людей своеобразная мораль, однако, она существует и довольно стабильна, в отличие от вчерашних "убеждённых коммунистов"! Если этот человек посчитает тебя правым - непременно оградит от домогательств. Это я тебе гарантирую!
Он выполнил своё обещание.
Встреча состоялась в обычной трёхкомнатной квартире одного из спальных районов города. На мой звонок дверь открыл одетый по-домашнему пожилой, даже благообразный человек.  Ничего зверского и примитивного в нём видно не было. Не здороваясь, он жестом пригласил меня через узкий коридор пройти в комнату, обставленную во вкусе среднего советского человека: не богатого и не бедного. Стенка с книгами и посудой, круглый стол со стульями посередине, диван у стены, цветы на подоконнике. Отодвинув стул, он сел к столу. Я последовал его примеру. Теперь я имел возможность разглядеть внешность нынешнего хозяина города.
 Напротив меня сидел с виду ничем не выделяющийся человек. Встретишь такого на улице – не обратишь внимания. Лысоватый, в очках, с руками, не ведавшими физического труда – он походил на старого бухгалтера. Неординарную работу мысли выдавали только его глаза, изредка пронзительно осматривающие меня из-под полу прикрытых век.
 - Расскажите о своих делах! – сказал хозяин твёрдым и властным голосом, совсем не соответствующим его внешности. Говорите только правду и кратко! Времени у меня нет!
Ничего не утаивая, я рассказал ему историю своего бизнеса. Несмотря на его специфику, чувствовалось, что он понимает, о чём идёт речь. Выслушав меня, не перебивая, высокий авторитет подвёл итог:
 - Вы наивный интеллигент и не годитесь для деловой жизни! Советую оставаться самим собой и заниматься своим знакомым делом! А донимать Вас больше не будут! Обещаю!
 - Что я Вам должен?
 - С подобных Вам ничего не беру. Сейчас в России достаточно тех, которые обязаны делиться!
Он встал, проводил меня до двери и, не прощаясь, закрыл её за мной. Аудиенция была окончена.
"Современный российский Робин Гуд!" – думал я, спускаясь по лестнице.
Своё обещание Робин Гуд выполнил. Звонки с угрозами прекратились. С бандитами я больше не встречался. Вскоре и предприятие моё окончательно прекратило своё существование – за аренду помещения платить стало нечем! Я продал свою дачу, купил вот это – Владимир Владимирович обвёл рукой вокруг себя, отошёл от всяких дел и очень счастлив, что навсегда расстался с миром бизнеса. Духовное, накопленное за долгую жизнь богатство, осталось при мне, а материального, как я имел возможность убедиться, мне не надо. Оно приносит больше несчастья и разочарования, чем радости!"
Сосед умолк и несколько минут сидел неподвижно, опустив голову. Затем поднялся со скамьи, извинился и пошёл домой. Видимо, воспоминания дались ему не легко.






ОБЫКНОВЕННАЯ  ИСТОРИЯ

Оля была поздним ребёнком. Когда она появилась на свет, родителям её перевалило за сорок. Первый их сын трагически погиб в отрочестве, они уже отчаялись иметь детей и вдруг такой подарок судьбы! Они не нарадовались рождению дочери. Девочка родилась хиленькой, худосочной, болезненной. И это вызывало в них особую жалость к ней, переходящую в неизмеримую любовь и нежность. Как известно, жалость и любовь – чувства близкие и взаимно дополняющие друг друга. Несмотря ни на что, Оленька казалась им верхом совершенства, бесценным даром небес, единственной отрадой, утешением и надеждой в нынешнем зрелом возрасте, а особенно в приближающейся старости. На других детей они уже не надеялись и отдавали своему чаду все самые высокие родительские чувства, которые природой даны людям и рассчитаны на семь – десять потомков.
Не счесть количества бессонных ночей, проведённых Еленой Ивановной и Петром Михайловичем у постели непрерывно болевшей в младенчестве ненаглядной доченьки. Наблюдавшие девочку в то время врачи не слишком надеялись на жизнеспособность ребёнка. Но родительская безмерная любовь победила. Девочка стараниями родителей выжила, постепенно окрепла и росла на радость благодарных Богу и людям родителей. С годами она похорошела и налилась здоровьем. Розовые пухленькие щёчки, аккуратный носик, светлые кудряшки на головке, увенчанной, в тон глазкам,  большим голубым бантом,  года в три – четыре придавали ей вид хорошенькой куколки. Естественно, мама и папа не скупились на одежду. Оленька всегда смотрелась ярче и наряднее своих сверстниц. Папа – майор Советской Армии – возвращаясь со службы и принимая на руки выбегающую ему навстречу дочь, с гордостью слушал восхищённые отзывы о ней своих сослуживцев.
Семья жила безбедно и Елена Ивановна могла, оставив работу, полностью посвятить себя воспитанию дочери, которая отныне стала единственной целью, смыслом её жизни. Горячо любимая Оленька не знала отказа ни в чём, не слышала слов "нет" и "нельзя". Если она захотела новую куклу, наряды для неё или для себя, лакомство или ещё что-то – они немедленно, как по волшебству, появлялись. Не верно понимаемая родителями доброта отрицательно сказывались на характере девочки. С годами она становилась всё более капризной, себялюбивой, чёрствой и эгоистичной. Друзья – жизнь человека в военном городке протекает у всех на виду – не раз пытались говорить об этом Петру Михайловичу и Елене Ивановне, предупреждали о возможных нехороших последствиях такого воспитания дочери, но те и слышать не хотели. Они и в мыслях не могли допустить, что их нежный  цветок, драгоценная Оленька может вырасти неблагодарной, злой и бесчувственной.
Настало время, и папа с мамой нарядную с большим букетом цветов привели её в школу. Первые школьные дни были для Оленьки праздником: новая обстановка, множество сверстников вокруг, ласковая и добрая учительница, первые уроки, больше похожие на весёлые игры – всё было сказочно прекрасно. Однако праздник не может быть вечным, трудовые же будни Оленьке сразу не понравились.  Начались капризы, слёзы, обида и досада.  Девочка категорически отказывалась ходить в школу, но папа и мама уговорами и подарками заставили подчиниться. Училась она очень посредственно, в отношениях с одноклассниками была недружелюбна и они её не любили, учителям дерзила. Огорчённые её школьными неуспехами родители стимулировали хорошие оценки подарками, а позже и деньгами. В школьные годы Петру Михайловичу и Елене Ивановне  не раз приходилось выслушивать неприятные слова, сказанные в адрес их дочери на родительских собраниях и педсоветах и оправдывать её плохую успеваемость и поведение особым складом характера, чувствительностью натуры и необходимостью особо внимательного и мягкого подхода. Когда Ольга училась в  девятом классе, даже стоял вопрос об отчислении её из школы по неуспеваемости, которую педагоги объясняли исключительно ленью и нежеланием трудиться, но папе удалось правдами и неправдами уговорить педсовет дать дочери возможность получить аттестат зрелости. Окончивший военное училище и академию, он не представлял себе дочь без высшего образования.
Пришло время, и Пётр Михайлович по возрасту был уволен из Вооружённых сил. В небольшой городок, расположенный вблизи Ленинграда, где папа получил двухкомнатную квартиру, Ольга приехала пусть и не с блестящим, но аттестатом зрелости. Кое-какие деньги за время службы отставной офицер накопил, и они помогли пристроить дочку в институт. Будущая профессия фармацевта, казалось, принесёт дочери требуемое благополучие в жизни. К тому же   в стране начались перестройка, реформы и замена системы ценностей с социалистической на буржуазную. Стало ясно, что деньги в дальнейшем будут играть решающую роль в жизни гражданина России. Болеют же люди при любом общественном строе, лекарства и торговля ими всегда  будут востребованы и в цене.
Так мыслил Пётр Михайлович. Ольгу, к этому времени повзрослевшую и превратившуюся в молодую женщину, не красавицу лицом, но обладавшую сексапильными формами, больше влекли не мысли, а дела. Её захватила и понесла шумная, весёлая и бесшабашная жизнь северной столицы. Если и думала она о чём-либо, то в первую очередь не о перспективах аптекарши, а скорее  - жены или содержанки удачливого прихватизатора.   Училась она, как и раньше, плохо и, по правилам, уже в первую сессию подлежала отчислению из института, но опять спасли родительская любовь и деньги. Кстати, привыкшая к незаслуженным благам Ольга никогда не ценила своих благодетелей. Сказочный принц на её пути никак не попадался, и ей, хотя и с грехом пополам, пришлось окончить институт. Благо система образования, как и всё в стране, развалилась, и требования к студентам стали совсем не те, что в былые советские времена. Теперь балл на экзамене определялся не знаниями, а уплаченной суммой зелёных. Родители ради Оленькиного диплома трудились, не покладая рук, что, должно быть, и свело папу преждевременно в могилу. Она осталась со стареющей мамой и дипломом фармацевта. На маму больших надежд возлагать уже было нельзя, нарождающиеся фирмы не спешили брать на работу не опытных, не проверенных на практике специалистов, принца даже на горизонте не было. Пришлось Оленьке поспешно выйти замуж за подвернувшегося сына сослуживца отца - лейтенанта, только что  окончившего строительное военное училище. Деловым он пока не был, но учился хорошо, и это давало надежду.
Лейтенант получил назначение на Дальний Восток. Туда и отправилась молодая пара за своим призрачным счастьем. Жильём военные строители во все времена обеспечивались лучше боевых офицеров.  Муж, по прибытии к месту службы, сразу получил отдельную квартиру в военном городке. Они обустроились, и жизнь потекла для Ольги совсем не плохо. Она в скором времени забеременела, и поступать на работу вполне обоснованно не спешила. Да в этом не было и надобности. Лёша, немного поработав прорабом,  стал начальником участка. И здесь проявились его недюжинные способности.
Шло активное разворовывание наследства СССР.  Не упускали своего и военные строители. Молодой инженер быстро освоился в новой обстановке, осознал необходимость делиться украденным с начальством, и оно, вполне довольное, покрывало его "шалости" со строительными материалами. Зелёные приятно зашелестели в его руках, а затем и оттопырили карманы. Лёша быстро "продвинулся" и через несколько лет масштабы воинской части стали казаться ему слишком скромными, мешающими развернуться. Душа требовала размаха. Пришлось подсуетиться, и купить должность в одном из управлений строительством Ленинградского военного округа. Уезжая из военного городка, казённую  квартиру он умудрился продать. На новом месте службы тоже быстро нашлись люди не брезговавшие торговать армейской недвижимостью. Дело пошло хорошо, были удачно проданы несколько жилых домов, принадлежащих военному ведомству.  Лёгкие деньги потекли рекой. Буржуа в погонах на подставное имя организовал строительную фирму, купил квартиру в Санкт-Петербурге, "Мерседес", начал строить загородный коттедж. К этому времени у них с Ольгой было уже двое детей-погодков: мальчик и девочка. Чтобы они не мешали жить, их отдали бабке Елене Ивановне на воспитание.  Ольгу "друзья" пристроили, конечно, не даром, заведующей небольшой аптекой. Всё это существенно расширило возможности супругов, в том числе, и в личной жизни.
Прожившая несколько лет в одиночестве Елена Ивановна теперь души не чаяла во внуках. Она любила их ещё с большей страстью, чем дочь. Отдавала им без остатка, и всё своё время, и душу, и сердце. Не щадя своих старческих сил и здоровья, заботилась о них, как никогда не заботилась даже мать, ухаживала, исполняла все их прихоти, тратила на них весь свой заработок и пенсию. Родители не часто вспоминали об обязанностях по отношению к детям, не говоря уже о матери. Они наслаждались жизнью. Познав вкус больших денег,  теперь не представляли себе жизни без них. Любовники и любовницы, рестораны и казино,  столицы мира и лазурные волны тёплых морей - заполняли их время, оставшееся от "трудов".  Дети же росли в "свободной" стране. Их не воспитывали и ничем не ограничивали ни октябрятская, ни пионерская, ни комсомольская организации. Свобода и раскрепощённость теперь оберегались законом. По мере роста на мягкие нравственные ограничения со стороны Елены Ивановны они всё меньше обращали внимания. Сказывалось влияние нового времени. Бабку оба не только не любили и не были благодарны за повседневную, многолетнюю заботу, но едва терпели за её навязчивую ласку и попытки вразумления.  Как говорится: "Не делай добра – не получишь зла!" В их глазах она была только служанкой,  обязанной им по гроб жизни. Что и говорить, в духе времени они росли чёрствыми эгоистами, растленными потребителями!
Но "Не всё коту масленица, бывает и Великий пост!" С очередной комиссией Алексею Владимировичу договориться не удалось. Были обнаружены серьёзные злоупотребления. Ему пришлось срочно уволиться со службы и, чтобы укрыться от неминуемого следствия, уехать из Санкт-Петербурга, наказав жене создать видимость полного банкротства: движимое и недвижимое имущество продать,  деньги надёжно до поры спрятать, а самой переехать к матери.
Мать никогда не вызывала в Ольге, ни любви, ни нежности, ни благодарности, ни даже жалости. Теперь же, старая и немощная, она просто мешала жить своим желанием прислонить голову к самому родному существу, услышать слова утешения, почувствовать  ласку и тепло; своими "ахами" и "охами", своим сочувствием и сопереживанием, своими доисторическими наставлениями и советами. Сморщенная, беззубая и некрасивая старуха раздражала её. Её жившую все последние годы в такой роскоши, красоте и неге! Мысль: избавиться от матери, да ещё и досрочно заполучить её квартиру, сразу показалась Ольге логичной и вполне оправданной. "Старая своё прожила, пора и честь знать! Нельзя мешать жить молодым!" О том, что когда-нибудь она сама станет старухой, Ольга не думала. Никогда не слышала она и о Золотом правиле этики, гласящем: "Поступай с людьми так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой!" Не понимала  того, что её дети, памятуя данный им урок,  в будущем поступят с ней так же,  как она поступает с матерью!
И начался для Елены Ивановны сущий ад. Поощряемые матерью внуки полностью вышли из-под контроля. Если до переезда матери Елене Ивановне как-то удавалось сдерживать их интерес к нынешнему безнравственному телевидению, то теперь они до поздней ночи смотрели все программы и быстро растлевались. На глазах становились алчными, завистливыми, поклоняющимися только одному Богу – "Золотому тельцу". Будучи школьниками, теперь они  возвращались домой под утро. Мать и вообще часто не ночевала дома. Старушка, сидя у окна, в страхе поджидала их, вздрагивая при каждом звуке в тёмном дворе или на лестнице. Ей грезились всевозможные ужасы. То в полудрёме она видела: как нежную Наташеньку грубо насилуют какие-то кавказцы, то – как любимого Бореньку, вынянченного ею, убиваю хулиганы, то – как Оленьку бандиты забирают в заложницы.  Она нервно крестилась, шептала молитвы, которым ею учили в далёком детстве: Господу, Пресвятой Богородице, Святому Духу, Ангелу Хранителю. Так в молитвах и полудрёме проходила не одна ночь. Успокаивалась Елена Ивановна только, когда появлялись её ненаглядные. Начинались естественные в таких случаях причитания и упрёки, вызывающие в чёрствых, недоразвитых  душах "ненаглядных" только ожесточение, которое вырывалось наружу вначале в виде простых грубостей, а позже и матерных ругательств в ответ на её безмерную любовь и доброту. Она уходила в свой угол, ложилась на старую скрипучую тахту, отворачивалась к стене и долго беззвучно плакала, глотая горькие слёзы обиды. Она пробовала говорить с Ольгой, но в ответ слышала только грубое: "Отстань!", "Не твоё дело!", "Не суй нос, куда не просят!"  И это в благодарность за её многолетнюю материнскую заботу!
Наташенька и Боренька всё больше отдалялись. Оскорблённая Елена Ивановна почувствовала себя одинокой, всеми заброшенной и никому на этом свете не нужной.  Оставаясь одна в квартире, она вспоминала младенчески  нежных и беспомощных, и Оленьку, и Наташеньку, и Бореньку; их первые слова и шаги, их нежные ручки в своих ладонях, их тёплые тельца,  прижатые к  груди; их тогдашний цыплячий запах -  и неудержимые слёзы обиды ручьями текли из старческих глаз. 
Эти, выращенные ею, самые родные и близкие существа, теперь откровенно измывались над ней. У неё не стало своего места в собственной квартире; с ней никто не считался, когда почти до утра веселились, пили, пели и плясали Ольга и её дети со своими друзьями. Гремела музыка, и ритмы безжалостно били по её уставшим барабанным перепонкам. От её мольбы убавить рёв музыкального центра или звук телевизора все только отмахивались, как от назойливой, надоевшей мухи. Идти её было некуда, и она в таких случаях, забравшись в чулан, безутешно плакала и молила Бога о смерти.  Её ограничили в  общении с внешним миром – такими же, как и она, стариками – практически запретив пользоваться телефоном в присутствии молодёжи. Однажды, когда она по телефону вызывала врача на дом, Ольга, которой надоело ждать, с такой силой рванула из её рук трубку, что порвала шнур, соединяющий её с аппаратом и тот, упав на пол, разбился.  Елену Ивановну перестали допускать за общий стол, и она стала варить обед для себя в крохотной кастрюльке, в которой когда-то варила манную кашку внукам. Всё вокруг напоминало ей о других временах и больно ранило её больное  старое сердце. Стало вполне обычным слышать из уст любимого внука, которого она в младенчестве выходила, спасла от смерти, слова типа: "Чтоб ты сдохла, старая дура!" Шутки ради, в её кастрюльки сливали объедки, бросали окурки, насыпали соли и дружно весело хохотали, когда она это замечала. Какую же нестерпимую боль чувствовала она при этом!
Её в прямом смысле сживали со света, убивали. Однажды она услышала разговор Ольги с Наташей. Говорила внучка:
 - Я высыпала в её подушку весь порошок, который ты мне дала. Но она даже не зачихала, не только не сдохла! Ищи какое-то другое средство, чтобы уморить её, как таракана!
 В другой раз разговаривали все трое, обсуждали судьбу её и её квартиры:
 - Ты уже взрослая, - говорила Ольга дочери, - и скоро выйдешь замуж. Тебе потребуется своё жильё. Вот эта квартира и станет твоим приданым. Бабка, если не окочурится сама, то мы ей поможем или отправим в психушку. Я добьюсь, чтобы её признали не дееспособной! Если понадобится, дам кому надо на лапу, чтобы  продержали там до конца дней.
 - С этим надо поспешить! Она сдуру может отписать квартиру кому-либо другому! А ведь это тысяч пятьдесят долларов! – сказала Наташа.
 - Хотя и невелики деньги, но тоже на дороге не валяются! – поддержала мать.
Елена Ивановна стала бояться когда-то самых близких людей. Теперь перед их приходом домой она пряталась в чулан и там запиралась. Она перестала есть что-либо, из приготовленного в доме. Стала заметно худеть. Силы покидали и без того изношенное тело. Резко обозначились скулы, щёки и глаза ввалились. Она стала напоминать смерть! Но мозг продолжал чётко работать.
Как-то вечером, как обычно сидя в чулане, она услышала незнакомые громкие голоса. В дверь  постучали:
 - Откройте! – Она вся сжалась от дурного предчувствия и молчала. Кто-то сильно дёрнул за ручку, задвижка не выдержала и дверь распахнулась. От внезапного яркого света она непроизвольно закрыла глаза, а когда открыла их,  увидела двух мужчин в белых халатах. Из-за их спин выглядывало всё "святое семейство".
 - Она сумасшедшая! – сказала Ольга. – Заберите её! Мы боимся, что она как-нибудь ночью вылезет оттуда и зарежет кого-либо из нас!
Мужчины без лишних слов легко, взяв под руки, подняли почти невесомую старушку и отнесли в машину психиатрической помощи. У неё не было ни сил, ни желания сопротивляться. Она испытывала полное безразличие. "Хуже не будет!" - думала Елена Ивановна по дороге в психиатрическую больницу.  Однако провела она там всего несколько дней. После экспертизы врачи признали её психически вполне нормальной и разрешили вернуться домой. "По-видимому, Ольге почему-то не удалось реализовать свой замысел. Может быть, мне лучше было бы остаться в лечебнице для душевно больных!? Очень может быть, что они нравственнее, добрее и гуманнее, чем ныне живущие вне её стен!?" – размышляла Елена Ивановна. И только неизвестность, боязнь неопределённости удержали её от этого шага.
Она сидела на скамеечке во дворе своего дома в ожидании появления "родственников", когда увидела сослуживца своего мужа. Когда-то, давным-давно, они одновременно увольнялись из армии и получили жильё в одном доме. Они не виделись много лет. Он оставил квартиру сыну, а сам уехал доживать свой век на родину, в деревню. Старые друзья расцеловались, и Николай Павлович присел рядом. Вкратце поведав о своей  деревенской жизни, о неприятностях, связанных с развалом сельского хозяйства, он обратился к Елене Ивановне:
 - Что-то ты неважно выглядишь, Лена!? Какие трудности переживаешь: материальные, моральные? Поделись, будет легче! Ведь мы – русские люди и привыкли искать и находить сочувствие! Может быть, я смогу чем-то помочь!?
Это был первый за последние годы человек, искренне заинтересовавшийся её жизнью. Слёзы благодарности выступили на её глазах и она, расчувствовавшись, всё ему рассказала. Николай Павлович внимательно слушал, качая головой.  "Чудовища!" – прокомментировал он её повествование.
 - А, знаешь, ведь мой сын юрист. Я попрошу его, и он поможет тебе в судебном порядке избавиться от твоих "милых родственничков"!
Сергей оказался хорошим адвокатом и порядочным, не перестроившимся  и не продвинутым человеком. Он профессионально написал иск и обратился в суд с требованием выселить неблагодарных и подлых потомков Елены Ивановны из её квартиры, оставить её в покое и выплатить денежную компенсацию за нанесённый  моральный ущерб. После долгих хлопот суд вынес соответствующее постановление.
Сергей, пытаясь разбудить человеческие чувства, тэт-а-тэт говорил с Ольгой. Увы, это чудовище в человеческом облике уже не было способно внимать голосу совести. На все увещевания адвоката она ответила: "Всё равно мы её добьём и квартиру получим!" Думается, вряд ли будет удовлетворена её алчность. Теперь на защите старушки стоит Человек!
История Елены Ивановны, к счастью, закончилась удачно. Жильцы из её квартиры выселены, она успокоилась, помолодела. В быту ей помогает добрая работница Собеса. Она беспрепятственно общается со своими знакомыми и подругами. О "родственниках" старается не вспоминать! Но кто может точно сказать: сколько подобных Елене Ивановне стариков страдает от насильственного внедрения западной идеологии, культа денег по всей Великой России?! А сколько их ради овладения наследством просто убито!?




ОБЪЯСНЕНИЕ

Наш дворик - совсем крохотный, но очень уютный и более походит не на обычный городской, а на запущенный дачный участок нерадивого хозяина. Отгороженный с одной стороны островерхим, с множеством печных труб, украшенным по старинной моде художественной кирпичной кладкой домом, а с другой - стеной из двухметровых бетонных плит от внешнего мира; он представляет собой тихий, райский уголок в современном городе. Ухоженный   стараниями нескольких поколений жильцов, весной он благоухает запахами черёмухи, сирени, одичавших цветущих яблонь, роз и жасмина. В те времена, когда государство ещё занималось своим прямым делом управления общественной жизнью, дворники добросовестно трудились, домоуправление регулярно устраивало субботники, а жители были заняты не только собой -  порядок и чистота во дворе поддерживались постоянно.  И было приятно летом после трудового дня посидеть под окнами своей квартиры, побеседовать с благожелательно настроенным соседом, предаться воспоминаниям или просто помечтать, наблюдая за заходом солнца и неутомимыми стрижами, чертящими замысловатые фигуры в бездонном вечернем небе.
Две – три садовые скамьи, поставленные в тени кустов, врытый в землю столик с примитивными лавочками рядом да детская песочница - вполне удовлетворяли потребности жителей дома.
К тому времени, как я поселился здесь, дети большинства жильцов выросли, переженились и покинули родительские гнёзда. Во дворе почти не было слышно детского шума.   Поэтому не обратить внимания на одинокую, ещё довольно молодую, интеллигентного вида бабушку с детской коляской, появившуюся однажды весной, было просто невозможно. В коляске гукал, пускал пузыри и улыбался очаровательный голубоглазый с ещё редкими вьющимися белокурыми волосами мальчик. Проходя мимо бабушки с внуком, соседи непременно останавливались, говорили ему ласковые слова, и довольный вниманием малыш заливался счастливым смехом. 
Невозможно не любить маленьких детей – они ангельски безгрешны и чисты! Они – сама воплощённая любовь!
Шли дни, недели, месяцы – мальчик рос. Вот он уже стоит на своих пока ещё не твёрдых ножках в коляске, а вот уже и пошёл, крепко держась за бабушкин палец. Чужие дети почему-то всегда растут очень быстро!
Как-то мы разговорились, и счастливая бабушка рассказала, что зовут её Надежда Васильевна, что по профессии она учитель и, хотя уже заработала пенсию, но школу оставила временно, чтобы помочь сыну и невестке вырастить внука до детсадовского возраста; что и сын, и невестка  преподают в военном училище, он - какую-то техническую дисциплину, она – немецкий язык и оба имеют учёные степени. Надежда Васильевна оказалась всесторонне развитым, интересным человеком. Она со знанием дела говорила о педагогике и психологии, о проблеме воспитания молодёжи, о литературе и искусстве и перспективах развития нашего общества. Общение с ней доставило мне большое удовольствие.  "Хорошая интеллигентная советская семья! – подумал я. – Есть все основания полагать, что и Славика они вырастят достойным советским человеком и гражданином".
Незаметно для меня пролетели три года. Занятый любимым делом, течения времени обычно не замечаешь. Скорее не по календарю, а по тому, как изменяются рядом с тобой люди, как растут дети,  осознаёшь его стремительный бег.
Встречаясь со Славиком во дворе, я удивлялся происходящим с ним переменам. Вроде совсем недавно он сделал свои первые неуверенные шаги, а сегодня уже бежит за кошкой или бойко едет мне навстречу на велосипеде и "гудит", чтобы я посторонился. Нагружает песком и возит за верёвочку вокруг песочницы большой грузовик или что-то строит, а бабушка, сидя рядом, рассказывает ему добрые русские сказки про сестрицу Алёнушку и братца Иванушку, про красную шапочку и золотую рыбку. Прошло какое-то время,  и он уже водит маленьким розовым пальчиком по странице детской книжки – "читает" бабушке о злой Бабе Яге. Совсем скоро слышу, как Славик уже по-настоящему, правда пока ещё по слогам, читает  сказку о царевне и богатырях. "Труды Надежды Васильевны не напрасны!" – отмечаю я про себя.
Славик растёт добрым, отзывчивым, общительным. Он знает, наверное, всех жильцов дома.  При появлении кого-либо во дворе, он бежит навстречу, чтобы поздороваться: "Здравствуйте, Мария Фёдоровна!"  Занятая своими мыслями, Мария Фёдоровна, случается, не замечает малыша. Он вновь и вновь забегает вперёд и старается обратить на себя внимание недогадливой тёти, пока та, наконец, ни очнётся, ни скажет несколько ласковых слов и ни погладит его по кудрявой русой головке. Только тогда исполнивший долг Славик, довольный возвращается к своим детским делам. Будучи совсем крохой, мальчик считал обязанностью поделиться лакомством со всеми, находящимися рядом: бабушкой, незнакомым дядей, собакой, кошкой, птичкой. Ему было года четыре, когда Надежда Васильевна начала заниматься с ним музыкой. Из открытых окон их квартиры стали доноситься вначале гаммы, а затем и простенькие пьески.
Славик подрос, но Надежда Васильевна не вернулась на работу в школу. Она решила посвятить себя внуку. Сказался эффект третьего поколения, согласно которому внуков любят обычно больше, чем собственных детей. И не было в доме взрослого, который бы ни восхищался, умело воспитанным ею мальчиком. Одно плохо – не было во дворе сверстников Славика. И тут появилась она.
Возвращаюсь я однажды со службы и вижу во дворе такую картину. Молодая, дородная русская красавица во вкусе Кустодиева подметает пешеходную асфальтированную дорожку, а за подол её цветастого летнего ситцевого платья держится девочка лет четырёх, как две капли воды похожая на мать - её миниатюрная копия. Она пугливо озирается по сторонам, чувствуется, что всё здесь для неё ново и непривычно. У неё вид напуганного зверька, готового в любую минуту спрятаться, убежать. Мать что-то ей тихо говорит. Видимо, успокаивает. Пытаюсь ласково заговорить с девочкой, но она застенчиво прячет лицо в подол материнского платья.   Оказывается: в нашем доме поселилась семья нового дворника. Прежний, проработав положенный срок, получил постоянное жильё и из временной, ведомственной, квартиры уехал. Тамара, оформившись на эту работу, поселилась в ней вместе с мужем и маленькой Ирочкой. Семья по лимиту приехала в Ленинград  из Костромской области, в поисках счастья в большом городе. В колхозе Тамара работала на свиноферме, её муж был механизатором.
Потекли дни. Тамара добросовестно выполняла свою работу, Ирочка крутилась возле матери - "помогала". Во дворе теперь стала часто красоваться новенькая  "Волга" с шашечками. Это заезжал домой муж Тамары Фёдор.
Наверное, больше всех  новым жильцам обрадовался Славик – у него появилась подруга-сверстница. Уже при первой встрече он предложил ей на выбор все свои мальчишечьи игрушки – машины разных моделей. Она принесла из дома сильно потёртую, набитую ватой, лишённую всякой одежды, с волосами из пакли и одним глазом  куклу Машу, посадила в кузов самого большого грузовика, и они вместе со Славиком стали катать её по двору. Развитый не по годам мальчик сразу взял шефство над Ирочкой. Он учил её строить дома и крепости из песка, рассказывал о своих игрушках, встречающихся им насекомых и птицах, читал сказки, а она слушала его с раскрытым ртом и широко распахнутыми  необыкновенно синими с длинными ресницами глазами. Для неё родившейся и выросшей в маленькой деревушке, затерянной среди лесов и болот, всё было ново и интересно. Ирочка быстро осваивалась. Дети  подружили и стали неразлучными.  Надежда Васильевна, постоянно присутствующая рядом с детьми, взялась за воспитание Ирочки. Тамара, работая во дворе, с радостью и благодарностью наблюдала, как её дочь на глазах приобщается к культуре большого города: учится правильному русскому языку, вежливости, отзывчивости, взаимоотношениям с людьми - познаёт городскую жизнь.  Дети обучаются быстрее взрослых. Прошёл год, и Ирочка стала не так разительно как вначале отличаться от Славика.  Иногда во дворе встречались и родители, они тоже познакомились и, несмотря на большую разницу в общем развитии, между ними установились тёплые отношения. Воспитанные и тактичные родители Славика ничем не проявляли своего относительно высокого социального статуса, держались ровно и просто с Таней и Фёдором, а те видели разделяющее их и в друзья не напрашивались. Более того, я не раз наблюдал их подчёркнуто почтительное отношение к родне Славика, и даже некоторое подобострастие, униженность, желание чем-то угодить, отблагодарить за заботу об Ирочке. Они с обожанием смотрели на коренную петербурженку Надежду Васильевну, сохранившую многие традиции жителей Северной Пальмиры: рафинированную вежливость, доброжелательность, сочувствие и сопереживание; восхищались общей культурой семьи; учёными званиями и степенями, музыкальностью  её членов. Чувствовалось, что в глазах Тани и Фёдора  семья Славика является недостижимым образцом для подражания. Думаю, что они наедине мечтали увидеть в своей выросшей дочери нечто подобное. Слишком в различных условиях родились, росли и воспитывались эти люди!
Дети дружили и по-своему дружили их родители. Ирочка стала частой гостьей Славика.  Надежда Васильевна  относилась к ней как к своей внучке и однажды посадила за пианино, но у той оказалось полное отсутствие музыкального слуха. Дети и в школу пошли вместе, и я с удовольствием наблюдал, как Славик постепенно становится настоящим кавалером – рыцарем. Первое время их провожала и встречала Надежда Васильевна. А когда необходимость в этом отпала, я не раз наблюдал, как Славик с нетерпением ожидает подругу во дворе. Он рос смелым, справедливым, крепким мальчиком и мог успешно постоять за свою подругу. Все школьные годы дети были неразлучны.
Было приятно наблюдать, как уже пятнадцатилетними они вдвоём возвращаются из школы: стройный, широкоплечий, строго одетый приятного вида галантный  юноша и обаятельная юная девушка: всегда весёлая и немного кокетливая. "А ведь прекрасная получится пара!" -  глядя на них, думал я.
Ирочка хорошела, наливалась женской красотой, Славик мужал и набирался разума. Хорошо подготовленный бабушкой, он легко усваивал школьную программу, существенно расширяя свой кругозор самостоятельно, благодаря воспитанной в нём любознательности. Ирочка училась неважно, зато рано почувствовала, что такое женская власть. Её более чем оценки знаний, волновала оценка её мальчиками и особенно не сверстниками, а старшими ребятами, у которых пробивались усы, и ломался голос.
Наступил критический для нашей страны 1989-й год. Активизировалась общественная жизнь, как грибы после дождя, расплодились кооперативы, вылезли из подполья спекулянты.  Они перестали бояться демонстрировать неправедно нажитое богатство, у них появилось много почитателей и последователей, из числа ранее умело скрывавших свою биологическую сущность. Изменились и семьи Славика и Ирочки. Таксист Фёдор, приватизировав "Волгу" и подработав, организовал бизнес по перегонке старых автомобилей их стран Европы и перепродаже их с солидной прибылью в нашем городе. Он завёл престижную иномарку и теперь, как и положено примитиву-нуворишу, демонстрируя свою продвинутость,  с шиком подкатывал к своему подъезду, делая вид, что не знает повстречавшихся соседей по дому. Изменилось не только поведение, но и его внешность. Он стал выглядеть самоуверенным, даже наглым, – почувствовал себя хозяином  жизни. Тамара бросила работу дворника, благо демократическая власть разрешила приватизировать ведомственную квартиру, и занялась челночным промыслом. У неё появилось место на вещёвом рынке, а затем и магазин. Она тоже стала выглядеть важной и недоступной. Соответственно изменился и круг их знакомых и друзей. Родители Славика, верные принципам и традициям интеллигенты, как и следовало ожидать, сохраняя достоинство, в коммерцию не бросились  и довольно быстро из среднего класса советского общества опустились на дно нового капиталистического.  Унизиться до уровня уличного торговца или лакея нувориша им не позволяло личное достоинство и офицерская честь.
Со своей любимой скамьи во дворе я наблюдал, как изменились отношения между родителями Славика и Ирочки.  Теперь Фёдор и Тамара при встречах как-то покровительственно и даже презрительно, свысока  смотрели на учёного офицера и его жену. Жизнь встала с ног на голову! В буржуазном обществе "выпавшего из седла", не сумевшего ухватить удачу за хвост – презирают!  В нём нет места сочувствию и сопереживанию. Люди делятся на волков и овец! Кончилось тем, что они перестали замечать друг друга. "И как можно теперь говорить о единстве нации?" – подумал я, заметив это.
Изменились отношения и между детьми. Теперь всё чаще из школы они стали возвращаться порознь: Славик появлялся в обычное время, Ирочка - с большим опозданием, часто на машине в компании весёлых, нагловатых молодых людей. На вопрос ожидавшего её Славика: "Кто это?" она небрежно отвечала: "Так, папины знакомые!"  Папины друзья приобщали её к бурлящей "красивой"  жизни освободившейся от морали части населения нашего города. Теперь она не редко хлопала дверцей доставившей её посреди ночи домой машины, громко болтала и смеялась, не опасаясь разбудить мирно спящих в своих квартирах с открытыми окнами жильцов дома, обсуждая с провожатыми подробности ужина в ресторане или события в казино. Разгульная жизнь её засасывала на глазах.
В тот год они оканчивали среднюю школу. Славик готовился к вступительным экзаменам в ВУЗ, Ирочке это не казалось нужным. Вероятно, удачно продать свою девичью красоту, как и для многих девушек нынешней России, стало её мечтой. Они всё более отдалялись. Детство кончалось. Должно быть,  между ними были разговоры о будущем, но, судя по всему,  на мир теперь они смотрели по-разному. Общим для них осталось только детство.
Я не раз видел, как переживал Славик, в очередной раз, видя свою подругу в кругу невежественных, но нахальных и беспринципных деляг, успешно пользующихся развалом страны. Он как-то внезапно быстро повзрослел и посуровел, превратился из юноши в мужчину.
Однажды мне долго не спалось. Было душно, сверкали зарницы, приближалась гроза. Я вышел во двор подышать свежим воздухом и сидел на своей скамейке под кустом сирени. Ночь была тёмная, безлунная. Природа застыла перед грозой. И в этой ночной тишине я скорее почувствовал, чем услышал, что во дворе есть ещё кто-то кроме меня.
Подъехал автомобиль,  и послышался пьяный разговор мужчины и женщины. По голосу я сразу узнал Ирочку.
- Жди меня! Развернись и выезжай на улицу! Я должна кое-что захватить с собой и сразу поедем к тебе!
Машина попятилась и выехала со двора.
- Ира! – услышал я голос Славика. Она уже в дверях подъезда остановилась.
- Чего тебе? Ты опять ждал меня? Ведь мы с тобой всё обсудили! Ты со своими стихами, музыкой и наукой несовременен! Ты опоздал родиться на сто лет! Ты не можешь обеспечить мне такую жизнь, которую я видела сегодня. А он может! И я ухожу к нему навсегда! Да и здесь я вряд ли больше появлюсь – папа продал эту квартиру. Прощай! Вини только себя!
"Денег нет у тебя только крест на груди! Уходи, уходи, уходи!" – пропела она весело и бездумно отрывок из старинного романса, видимо, услышанного сегодня где-нибудь в кабаке, и каблучки её застучали по лестнице. Через минуту она вернулась и поспешила к ожидающему на улице "Мерседесу".  Славик стоял неподвижно, опустив голову, как на похоронах своего несбывшегося счастья. А я подумал: "Глупая, пустая, бездушная, недостойная девчонка! И счастье её в том, что она по скудости ума никогда этого не поймёт! Было бы хорошим божьим наказанием для неё просветление, позволившее  осознать, что она потеряла, мимо кого прошла, не удостоив должным вниманием! Славик, конечно, переживёт эту юношескую драму и, скорее всего, со временем поймёт, что сегодня ему просто крупно повезло! 





РАССКАЗ  "ЧЕЛНОКА"

Разгорячённые только что прошедшими бурными дебатами, мы возвращались домой с очередной встречи в клубе "Любомудрие".  Клуб объединял людей различных профессий неравнодушных к судьбе своей Родины, которые ещё не утратили надежды на возрождение её былого величия. Совместными усилиями мы пытались найти истинные причины нашего сегодняшнего падения в глубокую, грязную яму истории и пути выхода из неё. Продолжая тему дискуссии, Василий Иванович, кандидат технических наук и мой старый добрый приятель говорил:
 - Помнится ещё из школьного курса, что становление всякого нового государства обычно начиналось с оживления торговли, обмена товарами и установления связей с соседями. Возможно это всеобщая закономерность. Судить не мне. Но наша новая страница истории, история буржуазного государства в России, началась именно с этого. Случилось так, что чуть ли не всё население страны после  контрреволюции 1991 года бросилось торговать! Всем известно, что американцы считают себя нацией торговцев, о евреях и говорить нечего, можно привести и другие примеры, но русские люди всегда были хлебопашцами, ремесленниками, воинами! В совсем недавние времена занятие торговлей ими расценивалось как, мягко говоря, не самое престижное. Абсолютное большинство моих сверстников – мальчишек военных лет – на такое заманчивое сегодня предложение как стать финансистом, тружеником прилавка или общепита ответило бы возмущением. Эти занятия считались унижающими  достоинство, даже лакейскими. Мы, в душе, все были гордыми гражданами своей страны, воинами, защитниками Отечества! И вот всё резко изменилось, встало с ног на голову! Советские интеллигенты: учёные, инженеры, педагоги, врачи, работники культуры толпами ринулись на барахолку. Надо сказать, что далеко не всегда на это толкали бытовые трудности: ликвидация предприятий, безработица, нищенская зарплата или её длительная задержка. Может быть, в нас пробудилось наше рабоче-крестьянское – "подлое" – происхождение, быстро забылось не укоренившееся генетически человеческое достоинство?!
Конечно, активная торговля – непременное условие, стимул развития капитализма. Однако тогда о капитализме в России говорить было преждевременно. Новый политический строй нельзя считать установившимся пока не переменится общественное сознание, система ценностей, а для этого требуется смена двух-трёх поколений!
Я слушал молча. Ничего нового для меня в его монологе не прозвучало, а попусту сотрясать воздух не имел ни сил, ни желания. Всё это за последние годы я слышал многократно, да и с его гипотезой о роли торговли был совершенно согласен.
 - А знаете, - вдруг оживился приятель, - я ведь тоже в начале девяностых годов, когда закрылся наш НИИ, и жить стало в полном смысле не на что, пробовал заниматься коммерцией. Несколько раз ездил в Польшу, Турцию и Финляндию за товаром – заграничными носильными вещами, которые, как Вы помните, в советское время были у нас дефицитом, - а, вернувшись, сдавал его оптом рыночным торговцам. Этот бизнес назывался челночным. Человек здесь, в России, покупал что-то, чего требовал заграничный – бывших стран народной демократии – рынок, и там продавал свой товар. На вырученные деньги он покупал предметы туалета чаще всего турецкого производства и привозил их на родину. "Туда-сюда, туда-сюда". Народ очень метко окрестил людей, занимающихся таким промыслом "челноками".  Это занятие и сейчас не исчезло – правда, из России вывозить стало нечего – просто оно стало не таким массовым. Некоторые "челноки" разбогатели, стали крупными оптовиками, и одевают девяносто процентов россиян. Турецкий и китайский капитализм, основанный на конкурентном  мелком и среднем частном предпринимательстве, в отличие от России, развивается очень бурно!
Вы бы только видели стамбульский блошиный рынок – узкие грязные улочки, где невозможно разъехаться двум машинам; дома, увешанные до самых крыш самыми разнообразными предметами текстильного производства, в обыкновенных квартирах которых находятся здешние "фабрики" и лавки! В двух – трёх комнатах такой "фабрики" несколько подростков и кроят, и шьют, и гладят, и упаковывают  куртки, брюки, рубашки, и прочие предметы мужского и женского туалета.  Здесь же живут хозяева "фабрики" и находится "торговый зал".  Торгует обычно сам хозяин. Он угоднически льстит Вам, буквально стелется перед Вами, елейно уговаривает примерить предметы своего производства, удерживая вас, долго поит чаем из крохотных, более похожих на стопки для водки, стеклянных стаканчиков с такими же крохотными кусочками сахара, и в, конце-концов, вынуждает что-нибудь купить.   На улице нанятые зазывалы,  разрывая Вас на части, стараются затащить на "фабрику" именно своего хозяина. Их назойливость можно понять, ведь они этим живут! Для советских людей это была настоящая экзотика!
Хотите, поделюсь с Вами своими воспоминаниями о тех поездках? Думаю, что они представляют определённый интерес и для Вас, и для Вашего читателя! Может, и напишете об этом!?
Несмотря на то, что  много слышал об этом бизнесе, отказать хорошему человеку, да ещё и очевидцу, вспомнить значимые для него страницы жизни, поговорить на интересующую его тему, не выслушать его я просто не мог.   
"Шёл 1992 или 1993 год, - раздумчиво начал Василий Иванович. - Чубайс уже включил рубильник прихватизации. Наши деловые сограждане как коршуны набросились на никем не охраняемые богатства СССР и быстро стали миллионерами, расхватав с благословения правителей-демократов нефтяные и газовые предприятия, заводы, фабрики, транспорт, связь и пр. и пр. Честный и простой люд превратился в нищих. Зарплату новые хозяева жизни либо вовсе не стали платить, либо, благодаря бешеной инфляции, она стала чисто номинальной. Бывшие советские торговые работники, поднаторевшие в этих делах и получившие долгожданную свободу, имея доступ к ещё оставшимся дешёвым советским товарам, быстро освоили дорогу на рынки опередивших нас в построении капитализма  "стран народной демократии" и, прежде всего, Польши. Но "земля слухом полнится". Туда же за ними потянулись толпы оставшихся без средств к существованию бывших советских интеллигентов (тогда для них был придуман даже  специальный термин  - "БИЧ"!) Вокзалы Ленинграда заполнились мешочниками, транспорт которых, позже получивший название "Бабушкин мерседес" - двухколёсная маленькая складная тележка - на удивление выдерживал, как и внешне маленький и слабосильный ослик, груз – мешки с барахлом - по размерам много превосходящий своего носителя.  В необъятных мешках люди везли всё, что пользовалось каким-то спросом у наших бывших собратьев по социалистическому лагерю; всё, что  можно было купить открыто или из-под прилавка в ещё не успевших стать частными советских магазинах или украсть на предприятиях: телевизоры, радиоприёмники, утюги, мясорубки, музыкальные и слесарные инструменты, часы, фотоаппараты, хлопчатобумажное бельё и т.д. и т.п.  Русскую - тогда ещё настоящую русскую - водку и иностранный спирт "Красная шапочка", сигареты и валюту везли контрабандой.
Очереди за билетами на берлинские, варшавские и софийские поезда достигали сказочных размеров. Билетные кассиры, паспортистки, ведавшие иностранными паспортами, торговцы поддельными приглашениями и валютой получили прекрасный рынок. Выпущенное на свободу демократами животное, ранее удерживаемое внутри каждого из нас  юридическими и нравственными законами, активизировалось, и советские люди начали быстро деградировать: последовали призыву Чубайса и погнались не за дефицитами, а за долларом! Свою неоценимую услугу этому животному оказали быстро перестроившиеся СМИ. "Я выиграл миллион!" –  вызывал зависть  у зрителя мальчик с экрана телевизора. "И ты не хочешь разбогатеть?" – дразнила, соблазняла полуобнажёнными телесами длинноногая красотка.  "Он знает: как заработать деньги, она знает: как их потратить, мы знаем: как их сохранить и преумножить!" – с крыльца роскошного особняка взывал новоиспечённый мошенник - банкир. Но люди не догадывались, как, впрочем, и сегодня, что  не могут все быть миллионерами и всю жизнь нежиться с красотками под пальмами. Кому-то придётся убирать за ними  жизненные отходы, выращивать для них экзотические плоды, строить им яхты и дворцы. И таковых, увы, всегда будет большинство! Однако "челноки", заполнявшие вагоны поездов, в значительной своей части были уверены, что они-то, безусловно, - будущая элита! С трудом разместив свои мешки в тесных для них купе, упрятав понадёжнее контрабанду (кое-кто для этого снимал пластиковую обшивку вагонов), они предавались мечтам об обогащении, открытии своих сначала лавок и магазинов, а в дальнейшем…кто знает! Но судьба облагодетельствовала совсем не многих из них!
При пересечении границы их основательно вытряхивали вначале свои, затем иностранные таможенники. Изъятие товара, конфискация ценностей и валюты, взятки были обычным явлением.
Натерпевшийся страха и изрядно "пощипанный" "челнок", добравшись, наконец, до намеченного пункта "за бугром",  первым делом долго униженно ходил по дворам, таская за собой свой совсем не лёгкий груз, в поисках угла или комнаты для ночлега -  полиция штрафовала ночевавших в сквере на лавочке или на вокзале. Правда, местная беднота обычно не отказывала себе в возможности немного подзаработать на русских мешочниках. Тем паче, постоялец уходил рано утром, а возвращался поздно вечером, проводя всё время на рынке. Рынки были разные: ранее оборудованные и импровизированные, возникающие стихийно на улицах, площадях, скверах, стадионах. Оборудованные места чаще всего доставались местным торговцам, русские же – так называли всех приезжих из бывших советских республик – обычно устраивались у стен домов, заборов прямо на земле. Современные коробейники длинными рядами стояли возле своих товаров, разложенных на земле, на подстеленной полиэтиленовой плёнке. Униженно, заискивающее глядя на потоком двигающихся между рядами местных обывателей, таких же обобранных реформаторами, как и они сами, мешая русские слова с иностранными,  "челноки" уговаривали купить свой товар. В те годы, как говорили, например, поляки, они практически даром запаслись советским качественным натуральным текстилем и хозяйственными товарами не только для себя, но и для свои потомков!
Расторговавшись в каком-нибудь маленьком городишке, если дело происходило в Польше, человек ехал в Варшаву "на стадион".  Огромный современный варшавский спортивный центр был приспособлен под ярмарку. Здесь в маленьких лавчонках, на лотках, прямо на земле были разложены всевозможные промышленные и продовольственные товары из Турции, Румынии, Венгрии, Югославии, России… Продавалось всё, что угодно: от нижнего белья, косметики и предметов, обеспечивающих сексуальные потребности,  до оружия. Десятки тысяч людей разных национальностей из Европы, Азии и Африки толпились уже далеко на подходе, в подземных переходах, на арене и трибунах бывшего стадиона и вокруг него. Они толкались, размахивали руками, кричали, ругались, льстили -  торговались. Не зная языков, о ценах договаривались с помощью пальцев и  калькуляторов, цифры писали  на клочках бумаги и даже на собственных ладонях. Многоязычный гвалт и саму многонациональную толпу, бурлящую, мельтешащую  на "стадионе", описать невозможно – это надо  видеть! Конечно, "стадион" был прекрасным полем деятельности (бизнеса) для бандитов, грабителей, карманников, мошенников, шулеров из многих стран мира!  Обычным делом здесь было увидеть причитающего и рыдающего "челнока" обманутого или ограбленного.
Загрузив свои необъятные мешки дешёвым, чаще всего турецким, ширпотребом бизнесмен отправлялся на вокзал, где сидя на своих "богатствах" порой не одни сутки ожидал возможности вернуться на родину. И, если его не обманули мошенники, не обокрали и не ограбили бандиты,  не слишком вытрясли таможенники, не переломали кости при посадке в поезд, он вполне довольный возвращался домой. Сдав привезённое местным рыночным торговцам или послав торговать жену и детей, он был готов повторить путешествие. Побывав за границей, человек обычно ничего кроме базаров и вокзалов  не видел. Да у него чаще всего не было на то ни желания, ни возможности. Целью поездки были только деньги! Для одних просто как единственное средство прокормиться и выжить, для других – голубая мечта подняться над согражданами, приобщиться к нарождающейся новой элите.
Деньги, деньги, деньги! Они во все времена приносили людям больше зла, чем добра. Однако, как же велик их соблазн для духовно недоразвитого, духовно нищего человека!"
Василий Иванович замолчал, видимо, вспоминая наиболее яркие эпизоды из своего "челночного" бизнеса, о которых стоило рассказать. Я думал  о том, что старинная русская пословица "голод – не тётка" и на сей раз оправдала себя. Сёрьёзный учёный, широко образованный и умный человек, каким его считал не только я, чрезвычайными обстоятельствами был выброшен из своей научной лаборатории на улицу, оторван от решения важнейших для народа проблем и с поверхности жизни опущен на её дно, где вовсе не требуются его  профессионализм и накопленные за десятилетия знания!  Более того, они там даже вредны, ибо по инерции заставляют рассуждать, анализировать действительность, смущают душу и не дают ей покоя!
Как бы услышав мои мысли, Василий Иванович продолжил:
"Вы, конечно, понимаете, что, как человек отдавший жизнь науке и достаточно коммуникабельный, я не мог пройти мимо возможности провести некоторые социологические исследования того контингента лиц, с которым меня столкнула судьба. Я расскажу Вам о некоторых интересных, встречах и беседах, а также мыслях, которые в связи с ними меня посетили. Начну со своих впечатлений от встреч с братьями - западными славянами. Сразу скажу, что, на мой взгляд, совершенно необоснованны заявления некоторых наших историков, старающихся в интересах глобализации по-американски этнически объединить нас русских с поляками, болгарами, чехами, словаками и т.д. Мы люди разные: нравственно, психологически и ментально. Мне импонирует высказывание на этот счёт князя Н.С. Трубецкого, одного из основоположников философии Евразийства: "Мы не славяне и не туранцы. Мы – русские!" Западные наши соседи – славяне – в результате многотысячелетнего близкого общения с романогерманцами и католицизмом во многом восприняли их менталитет. Они в большей степени, чем мы, - рационалисты, прагматики, эгоисты; менее - альтруисты, склонные к сопереживанию, к сочувствию, к соучастию, к взаимопомощи. Я был свидетелем безобразного случая, когда полицейские в буквальном смысле выбрасывали на мороз из здания варшавского вокзала безногих инвалидов-поляков. При этом ни один поляк и глазом не моргнул. Сопереживали беднягам только русские "челноки"! Бедность соплеменника также не вызывает сочувствия у поляка. Напротив, бедняк в его глазах (как и у американца) вызывает чувство отторжения, презрения, брезгливости. По его мнению, неудачник, не продвинутый достоин своей участи. Он отвергнут самим богом, в отличие от избранного им богатого и успешного! Мы - русские - до последнего времени никогда так не думали! Поляк всеми средствами старается скрыть свою бедность, неустроенность. Он никогда не станет искать сочувствия у соседа, зная, что его жалоба на судьбу вызовет обратную реакцию! Воспитанный веками в страхе перед властью, поляк ненавидит и боится её. Кстати, там проездные билеты в поезде, трамвае и автобусе берут абсолютно все пассажиры! Европейцы, никогда не знавшие общинного образа жизни, научились в отличие от нас объединяться для защиты своих общих интересов. Власти, понимая это, в наше время хорошо обеспечили, скажем, бывших офицеров Польской народной армии из опасения их корпоративного объединённого выступления. Чего, к сожалению, нельзя сказать о нас и наших офицерах!
Примерно также можно кратко охарактеризовать и другие народы, относящиеся к западным славянам. Что касается нас – русских – то тут, безусловно, сказалось тысячелетнее воздействие на психику греческой Православной церкви,  наши близкие отношения с более духовными народами востока и многочисленные войны с рационалистическим католическим, протестантским Западом. 
Теперь о некоторых памятных встречах.
Как-то стою на рынке где-то в Польше. Вижу: слишком долго крутится возле меня какой-то поляк примерно моего возраста. По внешности заметно – интеллигент. Ему явно хочется поговорить, но он стесняется. Тогда я начал разговор сам. Представился. Назвал свою профессию. Разговорились. Оказалось, что он бывший офицер (военный инженер) польской народной армии, окончил академию в СССР, остался верен идеям социализма, сокрушается о распаде Варшавского договора и СССР,  о реставрации капитализма в странах бывшего социалистического содружества, об образовании однополярного Мира во главе с США. Рассказал, что армия в Польше была подвергнута чистке. Он и многие его товарищи, оказавшиеся в списках неблагонадёжных, были уволены. Теперь он безработный. Новый режим не прощает ему учёбу в СССР, членство в компартии и к достойной работе не допускает. Хотя на пенсию можно жить немногим хуже, чем  раньше, его угнетает  невостребованность. В свою очередь я поведал о развале могучей советской армии и бедственном, униженном положении её офицеров: действующих и пенсионеров. Неожиданно в наш разговор вмешался молодой парень, сидевший невдалеке на камне возле разложенной на обрывке плёнки всякой всячины:   солдатских алюминиевых мисок и кружек, комплектов армейского нижнего белья и даже банок каких-то консервов. Чувствовалось, что среди торговавших здесь "челноков"  человек это случайный. Одет он был в советскую полувоенную форму. На вид я дал бы ему лет тридцать пять. Я давно заметил его угрюмую фигуру с взглядом, уставившимся в одну точку. Он никому не предлагал свой товар, как будто торговля его совершенно не интересовала.
 - Видимо не так уж вам плохо живётся! – вдруг резко и недружелюбно заговорил парень, глядя на нас злыми глазами, –  если спокойно рассуждаете о постигших нас всех бедствиях! Не то бы запели, оказавшись на моём месте! Я бывший прапорщик бывшей советской армии. Служил здесь, в Польше. Часть нашу  расформировали, и личный состав вывезли в Россию. Мне ехать некуда. Призывался из рязанской деревни. Родители умерли, родных и близких,  у которых можно было бы хотя бы временно приклонить голову, нет. Остался здесь. Перебиваюсь случайными заработками. Ни кола, ни двора. Безработных здесь и без меня хватает. Знаю, что происходит в России. Там я тоже никому не нужен! Прослужив верой и правдой Отечеству восемнадцать лет, умею только воевать. Гражданской специальности нет, права на пенсию тоже! Вот предложили мне такие же, как и я организовать банду, чтобы совместно потрошить нуворишей!  Пока думаю! Не хотелось бы, но делать нечего - наверное, придётся!
Также неожиданно, как и начал, выплеснув эту горечь и злобу, он умолк и снова уставился в одному ему видимую точку. Мы переглянулись, понимая парня и сочувствуя ему. Но чем мы могли помочь? Отговаривать, морализировать было явно неуместно! А сколько людей во всех странах бывшего соцлагеря оказалось в положении этого парня!? Кстати, в наше смутное время я встречал и других бывших военнослужащих советской армии, признававшихся, что кроме как в бандиты или в сторожа им идти некуда!
Расстались мы с тем поляком добрыми товарищами, единомышленниками. Судьбу прапорщика можно себе представить по ныне многочисленным телевизионным детективам! 
А вот другой случай.
 Однажды, кажется в конце лета 1993 года, мне довелось побывать в Турции. До болгарской границы ехали на поезде, затем через Болгарию до Стамбула - на туристском автобусе. Экскурсоводом оказался бывший майор Болгарской народной армии, лётчик-истребитель. Образование он получил в Одесском военном училище. По духу был совершенно русским человеком и офицером. Автобус с двумя водителями шёл почти без остановок и днём и ночью. Погода стояла жаркая, и даже ночь не принесла желанной прохлады. Обливаясь потом, пассажиры дремали.  Шофера и экскурсовод поддерживали бодрость крепким кофе и нескончаемыми разговорами. Всех тогда интересовал один вопрос: что нас ждёт впереди!? Мне не спалось, и я присоединился к их компании. Мы хорошо понимали друг друга, разговаривая на смешанном русско-болгарском языке.  Единодушно слали проклятия в адрес верхушки КПСС и лично Горбачёва, предавших интересы простых людей. Майор, как и большинство лётчиков мира – фанатик неба  о своей утраченной возможности летать говорил с такой тоской, что хотелось плакать. Ему ещё повезло. После разгрома новыми властями армии он нашёл место в туристской фирме, и его трое детей не остались без куска хлеба!
Мне и раньше приходилось много общаться с болгарами. И тогда, и теперь мы чувствовали себя одним народом! Горько слышать, что нынешние правители Болгарии, забыв всё доброе, что сделала для них Россия, стали её врагами.
Величественные дворцы, сады  и гаремы турецких султанов, знаменитый Софийский собор, где крестилась ещё княгиня Ольга,  я видел только из окна автобуса. Наш тур был целенаправленным. Мы ехали на стамбульский блошиный рынок за  тогда модными турецкими кожаными куртками.  Рынок – это несколько жилых кварталов на окраине города, превращённых в огромную барахолку.  Каждого, кто попадал туда, не могло не поразить бурное развитие в Турции мелкого, полукустарного товарного производства и обилие среди торговцев бывших советских евреев, слетевшихся сюда, как мухи на мёд! Торговля и ростовщичество во все времена были их излюбленным занятием! Данная демократами свобода позволила им полностью реализовать свои природные задатки. Поэтому-то так усердно и добивались демократии еврейские диссиденты в СССР!
Помнится, тогда я был убеждён, что нечто подобное турецкому товарному буму будет в скором времени и у нас в России. Увы, я ошибся! Россия опять пошла своим путём! Наши местные олигархи и ТНК взяли в свои руки и политическую и экономическую власть и не дали развиваться ни мелкому, ни среднему производству!
Памятным стал один разговор, произошедший на торговой улочке Стамбула.
В ожидании  товарищей, я стоял в тени тента и наблюдал, как турчонок - мальчик дошкольного возраста - старается всучить какую-то сомнительную косметику проходящим мимо русским женщинам. Ему бы играть со сверстниками в детском саду, а он уже вынужден работать! Подходит ко мне молодой мужчина и между нами происходит такой диалог:
 -  Вы - русский?   
 -  Да, русский.
 - Откуда приехали?
- Из Ленинграда.
- Значит коммунист!
- Почему Вы так думаете?
- Иначе сказали бы, что из Санкт-Петербурга!
- Я тоже коммунист! – с гордостью заключил незнакомец.
Мы пожали друг другу руки. Он оказался не просто коммунистом, а твёрдо убеждённым, даже фанатиком! Я поразился его вере в вечность, неоспоримость и чистоту идей марксизма-ленинизма!   Подумалось: "Если бы такими были члены КПСС, буржуазная контрреволюция в СССР была бы просто немыслима!"
Этот человек помог  мне шире открыть глаза, помог понять, что наши Горбачёв, Ельцин, Яковлев, и иже с ними,  уничтожили не только советскую власть в ряде стран мира, КПСС, СССР, Варшавский договор, но и подорвали авторитет, разрушили, многие коммунистические партии, опорочили саму коммунистическую идею, бросили чёрную тень предательства на весь русский народ! Сколько же простых людей, ранее веровавших в силу и непобедимость идей коммунизма и Советского Союза, они обманули, обокрали! Память о величайшем в мировой истории предательстве будет передаваться из поколения в поколение у многих народов Земли. Деяние глобального иуды будет отнесено ко всему русскому народу, и как же долго об этом будет помнить  бедный люд мира и проклинать, и презирать и не доверять всем русским! Великий стыд пробудил в моей душе этот человек за мою русскую нацию, не понявшую и не остановившую в конце двадцатого века современных иуд!
Поездка в Турцию помогла мне также понять, что такое частная собственность на землю. Толчком к этому послужил такой эпизод.
Нагруженные турецким товаром мы возвращаемся домой. Знакомый автобус везёт нас по берегу Мраморного моря. Шоссе проходит в ста метрах от воды. Стоит нестерпимая жара, автобус раскалился и мы -  "туристы" – чувствуем себя раками в кипящей кастрюле. Лица у всех красные, мокрые от пота, одежда прилипла к телу. В салоне стоит запах, мягко говоря, мало похожий на запах духов. Умоляем экскурсовода сделать получасовую остановку, чтобы охладиться в таких привлекательных лазурных волнах южного благодатного моря.
 - Здесь останавливаться нельзя! – говорит наш майор.
 - Почему? – не понимают его экскурсанты.
  - Здесь частные владения!
Вдоль всего побережья в один ряд тянутся небольшие,  уютные белоснежные виллы, увитые виноградными лозами и окружённые экзотическими деревьями,  кустарником, ухоженными зелёными лужайками и цветочными клумбами. Красота сказочная! 
 - Но мы не собираемся напрашиваться в гости к хозяевам этих домов. Мы хотим только искупаться в море. Ведь оно принадлежит всем людям! 
- Сейчас вы поймёте, что это не совсем так! – говорит наш экскурсовод и велит водителю остановиться напротив узкого проулка, ведущего к песчаной кромке берега.
Автобус останавливается и "туристы" наперегонки бегут к такой привлекательной, ласковой и обещающей блаженную прохладу воде. Я в числе первых, на ходу сбросив одежду, с разбега бросаюсь в набегающую прозрачную зеленовато-голубую волну. Тут же из ближайшего дома появляется турок. Он грозно что-то кричит, размахивает руками и указывает на толстый канат, уходящий с берега в воду. До меня доходит, что это граница его участка пляжа, и он предлагает нам немедленно убраться. Присмотревшись, вижу:  весь песчаный берег до самого горизонта разделён такими границами. Не желая скандала, группа успевших раздеться людей, собрав одежду, переходит границу соседнего участка и пытается здесь окунуться в воду. Не тут-то было! Немедленно появляется турчанка в купальном костюме и бигудях, по-видимому, хозяйка, и вполне понятными жестами предлагает нам удалиться. Так и не пришлось нам искупаться в Мраморном море! Не стесняясь в выражениях, проклиная турок и частную собственность, забрались в свой автобус-душегубку и тронулись дальше. В салоне  долго не утихали споры. Тогда большинство ещё не верило, что такое может быть у нас в России.
Ещё одна интересная встреча произошла в поезде.
На румыно-болгарской границе в наше купе подсел молодой человек. Русский, лет тридцати пяти, аккуратно одетый, приятной наружности и без мешков – он на удивление производил впечатление настоящего туриста, каких в то время практически не встречалось. Попутчик вначале долго шелестел бумагами и, занятый собой, не обращал внимания на соседей. Но когда у нас речь зашла о мало понятных советскому человеку вещах: фондовой и товарной биржах, банках, акциях, кредитах и т.п.  он включился в общий разговор и при этом сразу проявил знание предмета. Оказалось, что он кандидат экономических наук, специализируется в рыночной экономике и  сравнительно давно занимается челночным бизнесом. Теперь у него уже целая бригада помощников, которые в данное время рассредоточены по всему поезду. Они-то и везут его товар и общаются с рэкетирами и таможенниками.  Сам он, не желая светиться, едет отдельно. Не увидев в нас, непросвещённых, никакой опасности, он разоткровенничался и рассказал, что достаточно состоятелен, что в Ленинграде на разных рынках у него  есть свои торговые точки, где он параллельно скупает ваучеры.  Но он осторожен: живёт в скромной квартире в одном из спальных районов города, хотя мог бы иметь коттедж и ездит на "Запорожце". В дальнейшем собирается вначале расширить свои торговые дела, а затем заняться финансами и производством. Слушая его, я думал: "Этот далеко пойдёт – грамотен, умён, хитёр, амбициозен!" Вспоминался прапорщик. Собственность разделила их и сделала врагами. Впрочем, может быть, только временно. Ведь бандит, разбогатев, часто становится респектабельным бизнесменом, "белым воротничком", очень уважаемым в буржуазном обществе. Массу таких примеров дала ранее миру Америка, а сегодня и Россия! 
Я очень благодарен судьбе за то, что она предоставила мне возможность совершить эти несколько челночных поездок за границу. Они обеспечили меня информацией для размышлений о происходящем вокруг, заставили всерьёз заняться вопросами социологии и философии, побудили  делиться своими "открытиями" с согражданами, придали новый смысл моей жизни. Новое занятие заменило мне многолетнее увлечение техникой.  Яблоком, упавшим на голову Ньютона, для меня послужил тоже случай в одной из поездок.
Однажды на рынке в Польше я оказался невольным свидетелем кражи рюкзака с товаром у русского "челнока" группой  молодых польских парней. Будучи давнишним борцом за справедливость, я предотвратил кражу, за что и получил по физиономии. При этом ни владелец рюкзака, ни множество молодых здоровенных русских парней – свидетелей инцидента – на мою защиту не встали. Все они только крепче ухватились за свои мешки. Для всех их   собственность, которая могла была быть украдена в неразберихе, оказалась дороже национального единства, национального самосознания, национальной гордости, наконец, просто справедливости!  И это закономерно. Собственность разделяет людей. Об этом знал ещё Платон, который в своём проекте идеального государства предусматривал возможность владения собственностью только для низшего класса с тем,  чтобы разделённым на индивиды, им было легче управлять! Высшим же классам общества – философам и воинам – иметь собственность запрещалось, ибо сплочёнными они будут надёжнее удерживать власть над разобщённым собственностью народом!  Хорошо понимали отрицательное влияние частной собственности на духовное состояние общества и коммунисты. Демократы, как известно, возвели частную собственность в сан священной и неприкосновенной. Как немецкие фашисты для удержания в повиновении людей на оккупированных ими территориях использовали психологическое оружие – страх смерти (вспомните, как усиленно они насаждали его в души людей: массовыми, публичными расстрелами коммунистов, партизан, заподозренных в связях с ними; расстрелами родителей на глазах детей и детей на глазах родителей), так и нынешние демократы усиленно культивируют для тех же целей своё психологическое оружие – своеобразный страх, страх показаться в глазах сограждан неудачником, не продвинутым, слабым, обездоленным, бедным. Этот страх делает людей, как и страх перед смертью, рабски покорными своим завоевателям, обладателям большой собственности. Страх выглядеть неудачником, и зависть к более удачливым проникает в каждую клетку мозга человека, предрасположенного к тому, поклонника материальных ценностей. Искусственно внедряемые в сознание медиасредствами мерзкие чувства, делают свою работу и днём и ночью, постепенно разрушая психику человека, его нравственные устои. Они, как бациллы чумы, поражают множество людей, которые в свою очередь заражают других. Нравственная болезнь распространяется всё шире и шире, со временем заражая сам воздух нашей страны. По мнению завоевателей-демократов, в России нужны только рабы, не способные даже помыслить посягнуть на могущество внедряемой у нас западной цивилизации.
Внешне рабская покорность собственности проявляется полным равнодушием людей ко всему, что не связано с потребительством, неспособностью постоять за свои человеческие интересы. Именно это мы и наблюдаем сегодня в России под названием "демократия".  По сути, это новая религия, навязываемая Западом всему миру. Проповедником её является искусный, пошлый и развратный, алчный и кровавый, многоликий, как никогда ранее,  медиамонстр; заповедями – "свобода и права человека"; богом – "золотой телец"!   
К сожалению, до сих пор далеко не все понимают, что рыночные отношения, так восхваляемые демократами, не могут быть ограничены только сферой экономики. Они проникают во все поры общества: науку, культуру, образование, медицину, быт, государственные институты…. Всё, буквально всё, становится продажным: чиновник, врач, учитель продают кроме основных ещё и сверхуслуги, то есть коррупция – совершенно нормальное явление; женщина – другие (взгляните только на обнажённые пупки, обтянутые тканью искусственно скорректированные зады и бюсты, ведь это не что иное, как торговая самореклама!); даже школьник продаёт подсказку и шпаргалку… и т.д. и т.п.  Естественно, в чести теперь не самые умные, не самые образованные, не самые мужественные и самоотверженные, не самые талантливые, не самые честные, а самые изворотливые, беспринципные, наглые и потому богатые! Эту общественную болезнь можно назвать социал-дарвинизмом, когда в "естественном" отборе побеждает самый  хитрый и подлый! И вина всему – частная собственность, деньги, которые её олицетворяют, – новый демократический бог!  Отмените этот культ, и общество быстро избавится от пороков, с которыми иными способами бороться бессмысленно! "   
Василий Иванович выговорился. Некоторое время мы шли, углубившись в себя. Он, находясь под сильным впечатлением разбуженной памяти, я - размышляя над только что услышанным: "По сути, его челночные поездки, встречи и беседы с разными людьми явились таблетками шокового терапевта, излечившими его от эйфории начальных лет перестройки, открывшими ему смысл происходящего и ожидаемые последствия. Но сегодня духовная зараза, которую привил коварный и жестокий медиамонстр нашему народу, зашла так далеко, что таблетки уже не помогут. Тут нужен нож шокового хирурга!" Я сказал об этом Василию Ивановичу, и он согласился со мной.



НА  РЫНКЕ

Площадь гудела как пчелиный улей. Толпы покупателей медленно перемещались вдоль рядов палаток, прилавков, столов, стеллажей или  просто кусков полиэтиленовой плёнки с разложенными на них самыми разнообразными товарами. Люди двигались хаотично, мешали друг другу, толкались, огрызались и сквернословили. Здесь же шныряли карманники, собирая дань с ротозеев. Торговцы елейными голосами зазывали покупателей, расхваливая на все лады свой товар, обещая уступить его чуть ли не даром. Покупатели спорили, торговались, стараясь сбить цену понравившейся вещи, уходили, демонстрируя равнодушие,  и возвращались вновь к тому же продавцу. Цели у них были противоположные: одни хотели купить подешевле, другие – продать подороже. Иногда они приходили к соглашению  и расставались довольные друг другом. В других случаях - с взаимными проклятиями, произносимыми вслух или про себя.
Стоял погожий воскресный день бабьего лета. Я, не спеша, бродил между торговыми рядами в поисках удобных и не дорогих осенних  туфель. Однако, всё, что мне попадалось, не удовлетворяло моим потребностям то ли дороговизной, то ли качеством. Я  делал уже второй "круг почёта" по базарной площади, когда обратил внимание на одну особу. Она  неоднократно попадала в поле моего зрения то у одной, то у другой лавки. Средних лет, броско по моде одетая, с толстой золотой цепью на шее и множеством перстней на руках, крашеная блондинка, с ухоженным и не в меру заштукатуренным лицом.  Во всём её облике чувствовалось желание обмануть природу, спрятать признаки недалёкой старости: тяжеловатую походку, полнеющее тело и глубокие морщины лица. Разговаривая, она энергично жестикулировала. А руки человека, увы, всегда выдают его истинный возраст! Несмотря на регулярное применение кремов и мазей и отличный маникюр, руки говорили, что их обладательнице уже за шестьдесят. Вела она себя как-то странно. Я не мог даже себе объяснить, в чём это выражалось, но у меня возникло какое-то предчувствие; какое-то шестое чувство говорило, что с этой женщиной связано что-то необычное, какая-то тайна.  И, как выяснилось позже, оно меня не обмануло.
Незнакомка подошла к палатке, торгующей женской одеждой, остановилась и заговорила с продавщицей. Было очевидно, что они давно знакомы.  Делая вид, что внимательно рассматриваю развешанные по стенам  женские кофточки, блузки, свитера, куртки и юбки, я приблизился настолько, что мне стало слышно, о чём они говорили.  Не вызывало сомнения, что посетительница играет в этой паре заглавную роль. 
- Всю прошлую неделю тебя здесь не было, – говорила она покровительственным тоном. – Куда на этот раз ездила: в Китай, в Турцию, в Москву?
Продавщица – женщина лет сорока, бледная шатенка, по виду совсем не богатая, скромная и задавленная судьбой – подобострастно улыбаясь и всеми силами демонстрируя почтение к посетительнице, стала подробно, как ученица на экзамене, рассказывать о перипетиях поездки: дороге, таможнях, ценах на рынках Китая. О достопримечательностях страны, и людях речи не шло. "Она там просто работала. Ей было не до удовлетворения любознательности. Да и есть ли она у неё"? – подумал я.   Сам я в Китае никогда не бывал, и мне было бы любопытно услышать что-то об особенностях тамошней жизни. Но разговор шёл   мне не интересный, и я уже хотел уходить, когда тема переменилась.
- Как идёт торговля? – спросила блондинка. Продавщица стала жаловаться на отсутствие покупателя, на их бедность, на задержки зарплаты. 
- Только не ври мне! Я наблюдала  за тобой!  Ты продала несколько дорогих вещей. – И помедлив, видимо, о чём-то соображая, добавила: - Немного  пройдусь по рынку, а на обратном пути зайду к тебе, чтобы получить своё. Приготовь деньги!
Решительно повернувшись, она двинулась дальше вдоль рядов. В её облике даже со спины  чувствовалась властность и сила. В ту же минуту продавщица как по волшебству изменилась в лице. Исчезла маска подобострастной угодливости, приниженности.  Лицо стало недобрым, жёстким, в глазах сверкнул огонёк ненависти. 
- Кровопийца, пиявка, сука, чтоб тебя черти съели! – чуть слышно пробормотала она и бросила в след уходящей взгляд полный злобы.
Такой оборот дела ещё больше заинтриговал меня и я, покинув свой наблюдательный пункт, в некотором удалении последовал за объектом.
Незнакомка двигалась явно целенаправленно. Ловко, привычно маневрируя в плотной, бурлящей толпе, не обращая внимания по сторонам, она подошла к лавке детских игрушек и остановилась. Я, укрывшись за брезентовой стенкой палатки, сделал вид, что внимательно изучаю  совершенно ненужные мне вещи.
Лавка поражала изобилием и разнообразием товара. Здесь были мягкие игрушки: кошки, собаки, львы,  тигры, медведи всевозможных размеров и расцветок; красавицы - куклы, одетые как для подиума,  голосистые и немые, размером от совсем маленьких до настоящих младенцев - всё для взыскательных современных девочек; заводные и не заводные разноцветные машины всех моделей мира, самолёты, корабли, танки, пушки, пистолеты и автоматы, стреляющие шариками и проблесками света - для насмотревшихся современных боевиков мальчиков. Игрушки на всякий, даже самый изощрённый,  вкус!  Торговка – привлекательная, улыбчивая, бойкая женщина – навязывала по виду совсем не богатой маме то одну, то другую игрушку, а стоящий рядом мальчик лет пяти их с восхищением рассматривал и никак не мог на чём-либо остановить свой выбор. Ему так хотелось заполучить всё это богатство, но мама готова была разориться только на единственный, не слишком дорогой экземпляр. Продавщица дразнила ребёнка и всеми силами старалась вытянуть из маминого тощего кошелька побольше денег. Когда торг, наконец, был окончен и довольный малыш с удручённой мамой отошли, вполне удовлетворённая сделкой торговка, заметила стоящую чуть поодаль,  блондинку. Минуту назад счастливое, сияющее улыбкой лицо её мгновенно изменилось, как будто она неожиданно ощутила во рту вкус лимона или зубы пронзила очень сильная  боль. Однако уже через секунду оно вновь приняло благостное даже льстивое выражение. 
 - А, Любовь Самуиловна, здравствуйте! Вы, как всегда, смотритесь на миллион долларов! И как Вам это удаётся!? Поделитесь опытом. Такая цветущая, совсем юная девушка. За тот месяц, что мы не встречались, Вы помолодели на десять лет! Я так рада видеть Вас!
  "Ну и лиса! – подумал я. – Ей явно что-то нужно от этой дамы!"
 - Ну, ну! Будет льстить, Валентина! Годы берут своё, как ни старайся их скрыть, и я это прекрасно знаю! Однако при этих словах лицо говорившей  расплылось в блаженной улыбке. Лесть относительно внешности была ей, как и любой женщине,  по душе.  – Вижу дела у тебя идут хорошо! Процветаешь!
   - Какое там, Любовь Самуиловна! Вот застряла большая партия товара на таможне – оплатить нечем. Одна надежда на Вас! Наверное, сам бог Вас ко мне прислал!  И Валентина заискивающе взглянула на возможную благодетельницу.
  - Выручу, конечно, выручу! – с готовностью отозвалась собеседница. – Ведь мы с тобой так давно работаем. И очень довольны друг другом. Не правда ли!?
  -  Правда, правда! – поспешила подтвердить Валентина.
  - Сколько же тебе нужно на этот раз?
  - Зайдите сюда, Любовь Самуиловна, здесь всё и оговорим! Хозяйка приподняла прилавок. С трудом, согнувшись, гостья, проникла в лавку, и они некоторое время о чём-то шептались. Потом она достала из сумочки какую-то бумагу, что-то вписала туда, дала подписать Валентине, спрятала обратно и, тщательно оглядевшись вокруг, отсчитала деньги.
  - Всё как всегда, - сказала Любовь Самуиловна негромко, но так, что это донеслось до моих ушей. – На три месяца, под десять процентов в месяц, плюс десять процентов за сам заём.
  - Я помню! – сказала Валентина, складывая купюры пополам и пряча в бюстгальтер. 
  - Приду ровно через месяц! Деньги должны быть готовы! Прощай!
Любовь Самуиловна тем же путём покинув лавку игрушек, смешалась с толпой и двинулась дальше.
 "Да она подпольная банкирша, ростовщик, старуха процентщица"! – вспомнил я Достоевского.- Од-на-ко!  Как же внешне-то представители этой грязной профессии изменились со времён Фёдора Михайловича! Теперь это не грязная, неряшливая, плохо одетая и полуголодная от жадности старуха, а модная, молодящаяся дама, живущая, надо полагать, в своё удовольствие! Только способ ограбления людей, высасывания из них крови, остался прежним. Проклятое Богом и людьми ростовщичество, всегда отвергаемое нормальной человеческой моралью, и вопреки этому ещё в библейские времена взятое на вооружение евреями, не только с тех пор не искоренилось, но достигло особого расцвета и власти в наши дни! Кроме тысяч официально обирающих людей банков, сколько же подобных Любови Самуиловне кровопийц живёт среди нас! Беда в том, что мы, подобно жертвам вот этой паразитки не только не боремся с  пороком, но даже заискиваем перед ним"!
 "Интересно, много ли у  банкирши клиентов на этом рынке"? – подумал я и бросился её догонять. – Какова же будет следующая встреча?"
Через некоторое время среди моря голов мелькнула яркая, почти бесцветная. Приблизившись настолько, чтобы не потерять процентщицу в толпе и вместе с тем оставаться незамеченным, я пошёл за ней. Вот она остановилась и перекинулась несколькими фразами с кавказским мужчиной, торговавшим дублёнками и двинулась дальше. "Этот, должно быть, её коллега"! – судя по его независимому виду, решил я. С хозяйкой лавки головных уборов длительного разговора тоже не последовало. На минуту, задержавшись, Любовь Самуиловна пренебрежительным взглядом окинула прилавок с дешёвой бижутерией, и презрительно повернувшись, с царственным видом  проследовала дальше. О чём-то пару минут поговорила со встречным мужчиной откровенно еврейского вида. Я заметил, что некоторые торговцы издалека ей почтительно кланялись. Она же на приветствия отвечала выборочно. Чувствовалось, что здесь она была в своей стихии. Давно известно, что еврей в торговле, как рыба в воде! С древнейших времён этот народ всем прочим видам человеческой деятельности предпочитал торговлю и ростовщичество!
Незаметно мы подошли к той самой лавке, где я обратил на эту даму внимание.
Возле лавки толпился народ. Несколько человек с интересом разглядывали, другие примеряли недавно вошедшие в моду пихоры – меховые с капюшонами куртки, покрытые плотной тканью и отороченные норкой. Ранее я здесь  этих курток не заметил. Продавщица крутилась как белка в колесе, стараясь, всё успеть: ответить на вопросы одного, показать очередную модель другому, рассчитаться с третьим. Торговля шла бойко, и это отражалось радостью на её лице. Бледное и измученное всего час назад оно расцвело и помолодело надеждой, и вся она из невзрачной золушки чудесным образом превратилась в принцессу. "Немного же нужно этому человеку для счастья!" – подумал я.
Процентщица терпеливо дожидалась, когда схлынет народ, а вместе с ней, чуть в стороне, и я. Наконец, это произошло. Усталая, но довольная продавщица села на табурет, и вся как-то сразу обмякла, приготовившись отдохнуть. Но радость жертвы была преждевременной – хищник давно караулил добычу - Любовь Самуиловна поспешила воспользоваться образовавшейся паузой.
 - Галя, быстро давай мои деньги! Я и так долго ждала!
Лицо Галины тут же обвисло и потускнело. С него как будто невидимая волна мгновенно смыла налёт румянца.
  - Любовь Самуиловна, давайте поговорим! - Голос звучал умоляюще. – Шесть месяцев я исправно из месяца в месяц выплачивала Вам процент за взятую ссуду. По двести долларов! В прошлом месяце я вернула вам долг. Я еле свожу концы с концами. У меня на руках больная старая мама. Дети идут в школу – надо что-то купить. А главное: ведь мы с Вами в расчёте! Чего же Вы ещё хотите от меня!?
 - А про десять процентов за заем, ты забыла?
 - Какие ещё десять процентов?
 - Может  показать твою расписку?
 - Покажите!
Процентщица порылась в сумочке, достала какую-то бумагу и, ничего не подозревая,  протянула Галине. И вдруг та, проявив необыкновенную реакцию, схватила её и, мгновенно скомкав, помогая руками, стала быстро  засовывать  себе  в рот.  Интенсивно заработали челюсти. Галина делала частые глотательные движения, спешила разжевать и проглотить злополучную расписку,  но сухая бумага никак не хотела проваливаться в желудок.
Оторопев от неожиданности, хозяйка бумаги некоторое время оставалась неподвижной с вытаращенными глазами и искажённым глупой гримасой лицом. Придя в себя, она по-звериному взвыла, рывком перегнулась через прилавок и обеими руками, как кошка, вцепилась в лицо и волосы Галины. Доска, служащая прилавком наклонилась, и товары оказались в жидкой после недавнего дождя грязи. Но обеим было не до них. Шла жестокая схватка за двести долларов! Процентщица, подтянув к себе правой рукой за волосы голову Галины, пальцами левой старалась проникнуть в её рот и вытащить остатки изжеванной расписки. Галина извивалась ужом, вырывалась, мычала, но зубы не разжимала и продолжала попытки проглотить бумагу. По её щекам и подбородку, смешиваясь, текли слёзы, слюни и кровь; по всему лицу зияли глубокие царапины, оставленные наманикюренными ногтями банкирши. Убедившись в бесполезности попыток заполучить драгоценную расписку, она ухватилась за волосы жертвы двумя руками, прижала её лицом к прилавку и стала энергично  бить об него носом. Освободив, наконец, рот, несчастная заорала благим матом от боли. Волосы клочьями летели по сторонам, на прилавке образовалась красная лужа. Галина безуспешно старалась освободиться от цепких рук хищницы, но при этом только лишалась очередного пучка своих волос - та держала её мёртвой хваткой. За двести долларов она готова была убить должницу. 
Устав, и окончательно потеряв надежду вырвать расписку,  а вместе с ней двести долларов, процентщица отпустила волосы Галины. Всякая респектабельность этой дамы исчезла, как будто её и вовсе не было. Лицо  теперь более напоминало оскаленную морду разъярённого зверя, тело дрожало, ухоженные ногти рук были похожи на окровавленные когти только что отобедавшего хищника: к ним  густо прилипла шерсть жертвы. Не хватало только крови на губах, чтобы "уважаемая" Любовь Самуиловна получила полное сходство с волчицей, сию минуту  растерзавшей овцу.
 - Это ещё не всё! – задыхаясь от ярости, прорычала банкирша. – Жди встречи с моими мальчиками! Они ещё поучат тебя железными  розгами с особым уважением относиться к деньгам и людям, у которых они есть!
А площадь по-прежнему шумела и бурлила, и никому не было дела до разыгравшейся здесь очередной трагедии. Рынок есть рынок! Он равнодушен ко всему кроме своего бога - золотого тельца!





КОММЕРСАНТ

В небольшой старинный торговый город, что расположился на слиянии Волги и Тверцы,  после пятнадцатилетнего перерыва я попал по совершенно неотложному делу всего на один  день.  Шёл 1997 год – время бурного преобразования в России  не только экономики, но и общественного сознания. Торговое значение своё город давно потерял и ныне замечателен, пожалуй, только тем, что стоит на пути из Петербурга в Москву. Здесь останавливалась императрица Екатерина II, о чём до сих пор напоминает её Путевой дворец  да находится военная академия, готовящая командные кадры для войск противовоздушной обороны страны. О древности города и его былом величии напоминают только памятник Афанасию Никитину – замечательному русскому путешественнику – останки древних монастырей и соборов да крепостного вала.  Для меня же этот город имеет особое значение, поскольку здесь, в академии, прошли десять лет моей жизни, оставивших как приятные, так и не слишком приятные воспоминания.  Здесь ещё остались в живых кое-кто из сослуживцев и приятелей тех далёких лет.
Дело, по которому я приехал в бывший Калинин, а ныне Тверь, не давало возможности слишком увлечься воспоминаниями о молодых годах и встречами, поэтому, сойдя с поезда, утро я посвятил делам, а освободясь, к вечеру решил навестить одного старинного приятеля. Знакомы мы с ним были лет тридцать, последние годы почти не общались, и мне было любопытно узнать, как изменилась его жизнь и он сам за годы "перестроек и реформ". Кроме того, он как, человек чрезвычайно коммуникабельный, мог рассказать мне что-то и о судьбах других бывших сослуживцев и общих знакомых. В академии мы работали на одной кафедре, оба имели тогда звания  полковников и доцентов. Не то, чтобы мы с ним были друзьями – ведь друг – это тот, кто в трудную минуту готов подставить плечо, а таких ситуаций просто не было – но хорошими старыми приятелями мы были точно. Знали интересы друг друга, которые, правда, не всегда совпадали, но это не мешало нам по праздникам общаться и семьями. Мне было известно, что, уволившись из Советской Армии по возрасту, в родные оренбургские степи он не уехал и живёт по прежнему адресу.
И вот я на пороге его квартиры. Знакомая, ободранная собакой ещё в прежние годы обивка двери, тот же почтовый ящик с отломанной крышкой. Вроде и не минуло пятнадцать лет! На мой звонок дверь открывает его жена Мила, ещё больше располневшая, постаревшая, но вполне узнаваемая. Удивившись моему неожиданному появлению и не проявив при этом особой радости, приглашает войти. Меня встречает всё та же обшарпанная, неряшливая прихожая с горой одежды для всех сезонов и погоды на вешалке и такая же гора неопрятной обуви под ней. Всё, как и много лет назад!
 - Посмотри, кто к нам пришёл! – кричит Мила – и из глубины квартиры, деланно улыбаясь, с протянутой для приветствия рукой появляется Валерий. Пожимая друг другу руки, мы долго всматриваемся в давно знакомые лица, стараясь мысленно сравнить их с прежними.
 - Что ни говори, а время даёт о себе знать! – наконец, с явной грустью говорит Валерий. Его и раньше мелкие черты лица, кажется, ещё более уменьшились. Он  совершенно поседел, согнулся и, кажется, даже стал ниже ростом.  "Совсем  - божий одуванчик!" – подумал я. Ожидаемого возбуждения  от встречи, как это обычно бывало, в его поведении я тоже не заметил.
Прошли в комнату. Всё тот же немецкий мебельный гарнитур, купленный в Москве лет тридцать назад. Только зелёные кресла изрядно пообтрепались на подлокотниках и промялись. Та же стенка с поцарапанной и оббитой в нескольких местах полировкой. Та же стеклянная люстра над головой. Всё много раз виденное и привычное. Расселись на стульях вокруг знакомого обеденного стола. Надеясь встретить традиционное русское гостеприимство, я прихватил по дороге бутылку вина и кое-что из закуски. Но Мила спокойно сидела рядом и ничего не предпринимала, чего ранее с ней никогда не случалось.  Инициировать застолье я не стал, ожидая предложения хозяев, но так и не дождался.
 - Ну, как живётся в Питере? Как Таня? Саша? – без особого интереса, будто по обязанности, начал разговор Валерий.
Я в нескольких словах изложил свою историю. После увольнения из армии работал в научно-исследовательском институте, который в настоящее время расформировывается. Что будет дальше - пока не знаю. Наука ускоренно и целенаправленно разваливается.  Возвращаться на преподавательскую работу к не интересующимся наукой и плохо подготовленным школой студентам да при нынешнем отношении государства к образованию мне не хотелось бы. Однако, возможно, придётся: не идти же в сторожа, швейцары или торговцы! Этого мне не позволяет моё интеллигентское и офицерское достоинство.
 - А ты чем занимаешься? – в свою очередь спросил я.
 - Бизнесом! – с  гордостью ответил приятель.
 - И каким же именно, если, конечно, не секрет?
 - Коммерцией! На городском рынке имею свой ларёк. Торгую продуктами. Начинал работать один, теперь нанял продавцов! Постепенно расширяюсь!
Видимо, на моём лице появилось удивление.
 - И что тебя так удивляет? Живём теперь в рынке, вот я и переквалифицировался! Оказался не таким гордым, как ты!
 - Но ведь в городе тебя многие знают как преподавателя академии, кандидата наук, доцента, наконец, полковника! И как же ты чувствуешь себя в этой новой роли при встречах с сослуживцами и бывшими твоими слушателями!?
 - А меня их реакция не интересует! Сказать по правде, многие, как и ты, удивляются и явно не одобряют. Мне-то что!? Я сделал свой выбор! Что касается упомянутой тобой чести, то её у нас отобрало новое государство! Разве оно почитает армию вообще и офицеров в частности? Общественный статус современного полковника ниже, чем у мелкого лавочника! А из достоинства, как говорится, шубы не сошьёшь и щей не сваришь!
 - Допустим, вам с женой на шубу и щи хватит и пенсий! Должно быть, у тебя непомерно возросли запросы? Так ограничь их и будешь вполне удовлетворён! Ведь счастье человеческое определяется именно степенью удовлетворения потребностей! Даже  небезызвестный Березовский как-то сказал, что денег надо иметь не много, а столько, чтобы их хватало!
 - Между тем сам-то он не отказывается от своих миллиардов! Он разбогател, и я тоже хочу быть богатым!
 - И сколько же тебе требуется для удовлетворения запросов?
 - Для начала три тысячи зелёных в месяц! И я добьюсь этого, чего бы это ни стоило! Есть план создания строительной фирмы. Уже нашёл компаньонов. Приобрели кое-какую технику. Надеюсь, это принесёт большие доходы!
 - А ты не думаешь, что по мере твоего обогащения будет расти вероятность встреч с рэкетирами, бандитами? Наступит время, когда ты будешь постоянно находиться "на мушке" прицела. Тебя будут мучить две проблемы: первая: как увеличить капитал; вторая: как его уберечь от тебе подобных?  Помнится на заре наших "реформ" по радио выступал какой-то немец. Он завидовал тогда ещё советским людям – они ничего не знали о существовании подобных проблем! Кроме того, опытный немец предупреждал наших, стремящихся к капитализму граждан, о том, что большинство бизнесменов к концу жизни обычно теряют свои богатства, ибо в мир бизнеса приходят молодые, более хваткие люди! По-моему, ты необдуманно усложняешь остатки своей жизни и, весьма возможно, сокращаешь её! К тому же, насколько я тебя знаю, твои интересы никогда не распространялись дальше житейского, как говорили в старые времена, мещанского благополучия:  квартиры, дачи, машины. Тебя никогда не интересовало ни искусство, ни литература, ни культура в широком смысле, ни центры мировой цивилизации: Египет, Греция, Италия, Франция…. У тебя и сегодня, наверняка, нет никакого желания путешествовать по миру! Скажи мне, как ты собираешься тратить свои большие деньги? Что они тебе дадут кроме сознания того, что они у тебя есть!? Думается, просто зависть к нуворишам тебя обуяла! А это, что ни говори - не лучшее человеческое качество! Так утверждают все мировые религии и самые выдающиеся мыслители всех времён и народов!
Наступило довольно длительное молчание. Мой вопрос: зачем ему нужны деньги, поставил Валерия в тупик. Он явно не находил подходящего ответа! 
В разговор вступила до сих пор молчавшая, но внимательно следящая за беседой Людмила.
 - Вот, вот, Иван! Я ему задаю те же вопросы. Валерий, ну зачем тебе на старости лет большие деньги, хлопоты с ними связанные, возможные неприятные последствия? Честно скажу: я боюсь за него! Вокруг столько грабежей, бандитских разборок, убийств! Но он неумолим: "хочу стать богатым!" В нём появились алчность, бесчеловечное равнодушие к окружающим людям, даже ко мне. А ведь мы прожили вместе более сорока лет! Расскажу один случай. Поехали мы с ним за товаром. Возвращаемся домой к вечеру. Идёт дождь, дорога скользкая. Машина, что называется, "ползёт на коленках", набитая до верха мешками и коробками. Да ещё большой прицеп тянем. Какой-то грузовик прижал нас к обочине, Валерий притормозил, машину повело, она съехала в кювет и опрокинулась на бок вместе с прицепом. Содержимое прицепа рассыпалось по дороге. Валера вылез через водительскую дверь и бросился подбирать рассыпавшийся товар. Я лежу на боку, прижало меня мешками и пошевелиться не могу. От испуга вначале даже голос пропал. Хочу крикнуть: "Помогите!" - и сама себя не слышу.  Ему же никакого дела до меня – торопится собрать рассыпанное. Оно ему дороже, чем я!   Наконец, собравшись с силами, кричу: "Валера, помоги выбраться! Кажется, я сломала руку. Мне в больницу надо! " А он, не отрываясь от своего занятия, отвечает: "Терпи! Ничего с тобой не случится! Видишь, дождь идёт, картонные коробки и мешки промокнут, товар пропадёт, а в него деньги вложены!" Стала я сама выбираться из машины. Еле вылезла. Он даже пальцем не пошевелил, чтобы мне помочь! Вези, - говорю меня скорее в больницу, - рука очень болит! А он: "Вот поднимем машину, отвезём товар, потом уж и в больницу поедем!" Ведь так и сделал! Совсем помешался на этих проклятых деньгах! По-моему он и ночами не спит – всё думает, как их преумножить, а зачем и сам не знает!
Я с сочувствием посмотрел на неё. Представилось, как эта грузная немолодая женщина выбирается из опрокинутых "Жигулей" заваленных мешками с сахаром и крупой да ещё через водительское сиденье. И смешно мне стало, и грустно. Вот до чего может довести раньше вполне нормального человека поклонение "золотому тельцу"! Посмотрел на своего старого приятеля. Он выглядел совершенно невозмутимым. Дальше общаться с ним у меня пропало всякое желание - неизлечимо психически больной человек!
 - Ну, что ж для тебя "время – деньги"! – не стараясь скрывать иронии, заключил я. – Не стану  больше задерживать! Да и мне пора на поезд! Оделся, вышел на улицу и с удовольствием вдохнул свежего воздуха. Было ощущение,  будто я только что побывал в сумасшедшем доме.   
Позже от общих знакомых я узнал, что мои предостережения Валерию оправдались. Теперь новоиспечённый коммерсант мечется по России, скрываясь от преследующих его не то бандитов, не то кредиторов; не имеет ни постоянного почтового адреса, ни жилья. Недаром в Писании сказано: "Не завидуй!"




ЛЮДИ ГИБНУТ ЗА МЕТАЛЛ

Однажды, просматривая довольно известную продвинутую газету, я встретил очередную безобразно лживую, клеветническую статью, касающуюся недавнего прошлого моей Родины. Я давно привык к стилю демократической прессы и не обратил бы на неё особого внимания, если бы под ней не стояла удивительно знакомая подпись. Не стану называть настоящее имя автора этой гнусности и не из опасения его обидеть или возможных неприятностей, а из надежды на возврат к нему стыда и совести, чувства долга – качеств, просто необходимых для того, чтобы быть достойным звания "человек". Я не был слишком удивлён изменением рода его занятий – многие коммунисты представители советской науки после победы демократической контрреволюции перешли на сторону либералов, перестроились, вписались в новые структуры, стали политиками, финансистами, коммерсантами, журналистами. Литературный стиль, которым была написана статья, тоже показался мне знакомым. С предполагаемым автором мы познакомились лет тридцать назад, были довольно близки и по работе и по совместному проведению досуга. Я стал отслеживать его журналистскую карьеру. Навёл справки, и моё предположение подтвердилось. Это был он – мой старый знакомый. Убедившись окончательно в его полном перерождении, я решил встретиться.  Не потребовалось больших усилий, чтобы через общих знакомых узнать его домашний адрес. Позвонил и предложил встречу старых друзей. После некоторого замешательства он сказал, что может организовать творческую командировку в Санкт-Петербург. Кое-что его интересует в нашем городе. Меня же интересовала эволюция мировоззрения, мораль  человека моего поколения и воспитания, прожившего большую часть жизни в условиях советской действительности, подобных моим, и ранее близкого мне по духу; ныне же совершенно изменившегося, беззастенчиво охаивающего, обливающего грязью всё, что нам было дорого, что составляло смысл нашей жизни.  Человека, лживо освещающего в прессе события нашей недавней истории, позволяющего себе откровенную клевету. А главное мне хотелось из его уст услышать, что же толкало его на всё это. Поведение моего бывшего приятеля задевало самые тонкие струны моей души.
В ожидании нашей встречи я постарался вспомнить подробности его биографии. Много лет назад, коротая ночи у костра, на охоте или на рыбалке, мы делились с ним подробностями нашей жизни, раскрывали друг другу самые сокровенные личные тайны.
Родился Николай в глухой северной деревне, основанной бежавшими от преследования властей и церкви староверами. С детства видел вокруг себя трудолюбивых, живущих по древним обычаям, малограмотных, твёрдых в вере и традициях простых русских крестьян. Земля в тех местах родила плохо, но за тяжкий труд всёже одаривала людей достатком. В доме всегда были хлеб, молоко, дары природы: рыба, дичь, грибы и ягоды, а в зимнее время и мясо.  Вспоминая своё раннее детство, он рассказывал мне, как морозными днями дети играли с ягнятами, козлятами и телятами, которых из-за холодов родители держали в избе. Они были привычны к запаху хлева. Его детство совпало с тяжёлыми для страны послевоенными годами. Государство взимало большие налоги с незатронутых войной колхозов для восстановления разрухи и поддержки фронтовиков, вернувшихся с войны к пепелищам, где на месте домов торчали только закопченные печные трубы. Как известно, во время Великой Отечественной войны было разрушено семьдесят тысяч наших городов и сёл! Однако Николай голода не знал и разрухи не видел.
Хотя многие из односельчан с войны не вернулись, трудолюбие русских людей, и помощь государства свершили почти чудо. Уже в пятидесятых годах колхоз расцвёл. Были построены вполне современные ясли, детский сад, школа, клуб. Жизнь крестьян налаживалась. Маленький Коля испытал это на себе. По его словам он хорошо помнил исчезновение из дома ягнят и козлят, уютную, типовую для советских времён, обстановку детского сада, добрых воспитателей и нянечек, интересные игры, новогоднюю ёлку с песнями, плясками и подарками от деда мороза, радость и счастье, которые его  тогда заполняли. Как зарубка на всю жизнь, в памяти осталась трогательная забота о нём совсем чужих, незнакомых людей во время  болезни. Когда на колхозной машине  его отвезли в районную больницу, где рядом с ним постоянно сидели или мама, или молодая девушка в белом халате. Помнил их нежные, ласковые руки, вкусные угощения и противные лекарства.
Потом он стал школьником. Здание школы было небольшим двухэтажным деревянным, но классы хорошо оборудованы, украшены репродукциями картин, портретами героев войны, учёных и вождей. В школе работала библиотека и кружки: музыкальный, рисования и гимнастический. Двумя первыми руководили школьные учителя, спортивным – вернувшийся с фронта однорукий инвалид, поселившийся в их деревне. Подобных ему "чужих" людей в деревне после войны появилось немало. Им некуда было возвращаться с фронта – деревни и посёлки, где они жили до войны, исчезли с лица земли вместе с родственниками. Вот и поехали они в нетронутые войной края, чтобы начинать новую жизнь. В колхозном клубе по воскресеньям крутили кино и устраивали концерты художественной самодеятельности. Мальчишки правдами и неправдами проникали в клуб, по много раз смотрели одни и те же не надоедавшие им военные фильмы, восторгались мужеством, отвагой и стойкостью киногероев и мечтали стать похожими на них. Они гордились военными и трудовыми подвигами отцов, дедов и матерей, всего советского народа, победившего ненавистный фашизм.
Николай оказался довольно способным ребёнком, учёба давалась ему легко. Особенно он полюбил книги. Он читал их везде и в школе, и дома, что не редко вызывало нарекания родителей и учителей. Заметив его пристрастие, Валентина Ивановна – учительница русского языка и литературы – стала руководить его читательским интересом. Она рекомендовала ему умные книги, учащие человека добру, любви к людям, справедливости, честности и порядочности. Шестиклассником он написал первые стихи. Они, конечно, были наивными, детскими, несовершенными, но первую пробу пера Валентина Ивановна поддержала лестным отзывом. Стихи поместили в школьную стенгазету "Пионер" и это пробудило в маленьком Коле чувство гордости и честолюбие.
По характеру мальчик был лидером. В детских военных играх  он обычно возглавлял "русских", воевавших с "немцами" и всегда побеждающих, он организовывал походы в лес и на речку, набеги на соседские сады и огороды. Сверстники его слушались. Вступив в пионеры, он стал председателем совета отряда. Организовал тимуровскую команду, помощь отстающим в учёбе, на собраниях выступал с критикой нарушителей школьной дисциплины. Ему не исполнилось и пятнадцати, когда его принимали в комсомол. На том памятном заседании бюро комсомольской организации школы он бойко отвечал на вопросы, касающиеся внутренней и внешней политики советского государства, толково объяснил смысл демократического централизма – принципа положенного в основу советской молодёжной  организации. При получении комсомольского билета на бюро райкома комсомола он поклялся быть верной опорой КПСС среди молодёжи и при первой возможности вступить в партию, ибо желает посвятить жизнь строительству самого передового общественного строя, какой только может быть на Земле – коммунизма. В его искренность нельзя было не поверить. Он просто горел мечтой о светлом будущем человечества. Десятиклассником Коля возглавил школьную комсомольскую организацию. Его выступления на собраниях отличались идеологической зрелостью, глубокой верой в идеи коммунизма.
Окончена школа. Аттестат зрелости и рекомендация райкома комсомола обеспечивали высокую вероятность поступления в вуз. Была середина шестидесятых годов – время острой дискуссии между физиками и лириками. Коля выбрал стезю физика – уж слишком замечательны и многообещающи были достижения техники в эти годы: проникновение в тайну атомного ядра, космос, электронно-вычислительные машины, лазеры, роботы. Научно-техническая революция обещала скорое наступление времени сказки на нашей планете. Коля поехал в Москву и поступил в престижный сельскохозяйственный институт. Экзаменаторы удивились уровню подготовки деревенского паренька. Школа в отдалённом северном советском селе оказалась не хуже столичной! Прощаясь с учителями, Коля обещал непременно вернуться в родное село, чтобы в соответствии с решением КПСС поднимать уровень жизни селянина до городского.
И в стенах вуза  Николай снова проявил свои лидерские качества. Его общественная активность не осталась незамеченной студентами, преподавателями, комсомольской и партийной организациями. На втором курсе его избрали секретарём комсомольской организации факультета. Через год его вызвали в партком для беседы. Разговор касался не только текущих дел: учёбы и быта студентов, но и вопросов мировоззренческих, внутренней и внешней политики партии. Николай вновь показал себя убеждённым коммунистом, готовым ради идеи на любые жертвы. Учился он хорошо, слыл активным общественником.  Ему было предложено вступить в КПСС. Рекомендации давали декан факультета и ещё два члена парткома. Николай был счастлив оказанным доверием. На партийном собрании факультета он поклялся верно служить идее коммунизма и  до конца жизни оставаться в первых рядах борцов за дело Ленина. Так он стал кандидатом, а через год и полноправным членом коммунистической партии. Некоторые товарищи, конечно, считали его идеалистом и даже карьеристом, но никто не усомнился в его искренней вере в идею коммунизма и готовности ей служить.
   Получив за счёт советского государства солидные знания в математике, физике и механике и диплом об окончании вуза, в своё родное село, поднимать уровень жизни селян, он не поехал, а по рекомендации парткома был распределён в научно-исследовательский институт военно-промышленного комплекса СССР, где мы с ним и встретились. Наш НИИ был соисполнителем крупномасштабных военных проектов, и сотрудники много времени проводили в командировках: на полигонах, родственных научных организациях и заводах. Волею судьбы и начальства мы с Николаем оказались в одной гарантийной бригаде и несколько лет почти безвыездно прожили на секретном объекте в Сибири. Места там были девственные, нетронутые человеком, охота и рыбалка - прекрасными. Неравнодушные к природе значительную часть свободного времени мы проводили в лесу и на озёрах. Это нас очень сблизило. У костра, после удачной вечерней  зорьки, наслаждаясь пахнущей дымком и специями утиной шурпой или тройной ухой после рыбалки, всякий человек становится романтиком, мечтателем, философом. Какие только вопросы мы не обсуждали во время этих затягивающихся почти до утра сказочных трапез! Нынешние ангажированные нуворишами СМИ без устали вдалбливают обывателю, что в то  время процветало поголовное стукачество, доносительство, что советские люди опасались друг друга. Как живой свидетель тех лет со всей ответственностью опровергаю подобные утверждения. Работая на переднем крае советской науки над совершенно секретными темами в закрытом учреждении, где по логике нынешних нечистоплотных журналистов каждый второй должен быть осведомителем КГБ, мы очень откровенно обсуждали не только научные, технические, но и политические проблемы. Нередко мы были весьма критичны к самым высокопоставленным особам и их политическим решениям. При всём том я никогда не слышал, чтобы кого-то за подобные разговоры арестовали или отправили в психушку. Естественно, тогда, как и во все времена, опасались окружающих те, кто ненавидел существующую власть и готовил её свержение! И то, что эти люди реализовали свой замысел – показатель низкого качества работы КГБ СССР!
Накопив достаточно опыта, Николай поступил в аспирантуру при НИИ и три года занимался только своей диссертацией. Советское государство поощряло овладение знаниями своими гражданами и содержало их во время учёбы.  Стипендия аспиранта в три раза превышала студенческую. Это обеспечивало пусть не богатое, но вполне достойное существование без заботы о хлебе насущном. Почти одновременно с Николаем мы стали кандидатами наук и обзавелись семьями. Жили в достатке в двухкомнатных квартирах, полученных бесплатно от государства. Человек тогда оценивался заслугами перед обществом, государством. Трудись, приноси пользу обществу, и оно отблагодарит тебя морально и материально! Что может быть справедливее этого принципа?! В советском государстве за небольшим исключением воздаяние человеку соответствовало его деяниям!
Но в 1985 году к власти в СССР  пришёл Горбачёв – человек безнравственный, неумный, болтливый и амбициозный. Начались "реформы". В 1988 году была разрешена индивидуальная трудовая деятельность, то есть, допущена частная собственность – первый признак крушения социалистических производственных отношений. Появились первые официальные миллионеры. Предприятия, в том числе и научные, стали переводиться на хозрасчёт. Связи между ними нарушились, заключение хоздоговоров стало проблемой. Экономика страны разлаживалась на глазах. Распался СССР и Варшавский договор. В1991 году "реформы" продолжили Гайдар и его чикагские мальчики, окружённые "советниками-доброжелателями".  Наука никому стала не нужна, НИИ закрывались один за другим. Люди науки, получившие большие знания и опыт в советские времена, были выброшены на улицу. Кто-то занялся торговлей, кто-то челночеством, кто-то пристроился к ловким дельцам в различных сферах деятельности. Наш НИИ тоже "приказал долго жить" и мы с Николаем потеряли друг друга из вида на десяток лет. Я остался в Ленинграде, он уехал в Москву. И вот теперь предстоит встреча. Я ждал её с нетерпением и дождался.
Он вошёл, и мы обнялись, как в старые добрые времена. Однако в наших объятиях я сразу ощутил какую-то сдержанность, напряжённость. Не было былой открытости, душевности, родственной близости. Чувствовалась взаимная настороженность, подозрительность, как это бывает при встрече людей, ожидающих от противоположной стороны интриги или подвоха. В прихожую вышла моя жена.  Николай поцеловал её и протянул букет. Но это тоже вышло как-то официально, по протокольному, без души. Встретились старые знакомые и, вместе с тем, совершенно незнакомые люди. Годы "реформ" сильно изменили многих из нас. Порой было просто невозможно представить себе насколько! Время, конечно, повлияло и на меня, но как? Этого Николай не знал. Бывшие друзья могли оказаться по разные стороны возведённой демократами баррикады. Он понимал это и не спешил раскрыться. Я оказался в более выгодном положении - ему не было известно о том, что я давно слежу за его газетными публикациями.
Николай заметно постарел. В его глазах исчез былой молодой задор, искра беспечной жизни; чувствовалась какая-то усталость и вместе с тем напряжённость, постоянная готовность к борьбе за существование. Выглядел он, как говорят американцы, на миллион долларов. Дорогой костюм, обувь, рубашка, галстук – всё было куплено не на вещевом рынке, где одевался я и все мои нынешние друзья, а в дорогом бутике. Кроме обручального кольца на левой руке красовался большой мужской перстень-печатка с тёмным камнем. Всё говорило о его процветании в новой жизни. Об этом же свидетельствовал огромный букет роз и дорогой коньяк, который он достал из дипломата.
 - Проходи в комнату!
Я пропустил его вперёд и вошёл за ним.
 - Садись! Надеюсь, не забыл своего места!?
Войдя в моё не изменившееся с советских времён жилище, он едва заметно скривился. "Видимо, давно обитаешь в других условиях!" - заметив, подумал я. Сели за журнальный столик. Я принёс две рюмки, открыл коробку конфет и порезал на блюдце лимон.
 - Думаю, к коньяку пойдёт!?
 - А для Тани? - он кивнул на рюмки. 
 - Ты, должно быть, забыл! Она не пьёт да к тому же куда-то спешит. Так, что общаться мы будем тет-а-тет! 
Появилась жена, сославшись на срочное дело, извинилась и сразу ушла. Думаю, ей просто не хотелось видеть нашего старого приятеля. Выпили по рюмке "За встречу", закусили лимоном. Напряжённость не исчезала. Я предложил тост "За память". Он не уловил двусмысленности тоста и поддержал. После второй рюмки ощутилось действие коньяка. Теперь я был готов к нелицеприятному разговору.
 - Ну, рассказывай, как ты теперь живёшь, чем занимаешься? – опередил меня Николай.
 - На повестке дня партийного собрания отчёт коммунистов…, - начал я.
 - Не скоморошничай! Давай поговорим серьёзно.
 - А если говорить серьёзно, и рассказывать-то, собственно, нечего! Как видишь, живу на прежнем месте. Только теперь вдвоём с женой. Сын женился и живёт отдельно. После того, как наш НИИ развалился, подался в педагоги. Благо вузы пока ещё существуют. Вполне допускаю, что и их, как и науку, ожидает крах. Нынешнее состояние образования, думаю, тебе известно. Работаю доцентом, кстати, с Татьяной на одной кафедре. На жизнь пока зарабатываем. К роскоши не приучен - довольствуюсь относительным достатком. Изменившись в соответствии с прожитыми годами внешне, внутренне остался самим собой – советским интеллигентом или совком, как сейчас говорят. Не захотел становиться ни хозяином, ни лакеем!
При этих словах он опустил голову, явно скрывая свою реакцию. "А ты поднаторел в дипломатии. Жизнь научила прятать своё истинное лицо! Может, и раньше ты так искусно это делал, что никто не замечал!" – подумал я.
 - Похоже, ты хвастаешь этим и доволен собой! – сверкнул глазами собеседник.
 - Вполне! Руководствуюсь принципом: "Если не можешь изменить мир, то останься самим собой!" К этому ещё древние мудрецы призывали. А сегодня кто-то несколько видоизменил тот же принцип: "Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнётся под нас!"
Лицо Николая изменилось. Он явно был не согласен. Да я это заметил при первом на него взгляде. Даже ещё раньше, читая первую его статью, попавшую мне на глаза. Он и ему подобные как раз и прогнулись под изменившийся мир, приспособились к новым условиям. Плюнули на прежние принципы и ценности и взяли на вооружение новые, противоположные, что и позволило им в плане материальном подняться над такими, как я. Но в мире, кроме материальных, существуют и духовные ценности. Я не только не завидовал им, я их презирал! Давно известно: кто предал один раз, тот способен на это и в другой! А предательство по законам нормальной человеческой морали всегда порицалось людьми. Исключая, конечно, нынешнее время. Теперь ему находят оправдания. Сегодня оправдывают даже поцелуй Иуды Искариота, утверждая, что,  предавая Христа, он выполнял волю бога!
 - Ну, а я бы этим хвастать не стал! Горжусь тем, что приспособился к новой обстановке в стране. Это принесло мне такое благополучие, которое нам с тобой в былые времена даже не могло присниться! – пикировал Николай. 
 - Это я заметил! Если можно, расскажи несколько подробнее. Мне интересен сам процесс. Может быть, воспользуюсь твоим опытом.
Он не уловил сарказма и не без вдохновения стал рассказывать о своём пути к "вершине":
 - В 1988 году после дозволения Горбачёвым гласности и плюрализма мнений я понял, что корабль социализма тонет. Но до поры, до времени, пока ещё существовала КПСС, высказывать вслух свою догадку не спешил. А вдруг найдутся люди, способные взять руль в свои руки и удержать его на плаву!? Таковые не нашлись! Решил, что надо думать о личном спасении. Во все времена самые активные и способные люди держались поближе к власти. Как ты помнишь, после закрытия института уехал в Москву. Предварительно состоялась беседа с женой. Она была консерватором: не поняла и не поддержала меня. Договорились о том, что я временно, до устройства, поеду один. Оказалось, что расстались мы навсегда. Каждый пошёл своим путём. Отсутствие детей избавляло нас от взаимных обязанностей. В Москве остановился у родственников. Начал с попытки организации бизнеса по внедрению научных идей в производство, но быстро понял, что в настоящее время это никого не интересует. Идёт первоначальное накопление капитала за счёт всего, что было создано во времена советской власти. Время созидания пока не наступило и неизвестно, когда наступит. Сделал попытку попасть в политику. Опоздал. Самостоятельно, без финансовой поддержки, это можно было сделать в 1989 году, у меня же таковой не было. По этой же причине не мог открыть своё коммерческое дело.
 - Единственный случай в короткой истории нашей "демократии", когда выборы были действительно демократическими! – вставил я. Он не стал комментировать. Сделал вид, что не слышал моих слов и продолжал:
 - Затем вспомнил о своих литературных возможностях. Подумал об их применении. Понял, что, встав на сторону оппозиции новому режиму, литературным трудом и на хлеб не заработаешь. Между тем богатства и богатые росли, как грибы после дождя. Решил: "А чем я хуже? Может быть, даже способнее многих бывших бандитов и фарцовщиков!"  Тем паче, примеров превращения вчерашних идеологов коммунизма, с пеной у рта доказывавших неизбежность победы марксизма-ленинизма на всей планете и пускавших слезу умиления только при одном упоминании имён вождей пролетариата, было предостаточно. Я же профессиональным идеологом коммунизма никогда не был. Потому и не велик грех, если теперь стану демократом, либералом. Новые коммунистические вожди оказались недостаточно гибкими, что ли, чтобы отказаться от лозунгов типа "Пролетарии всех стран соединяйтесь!" и подумать о сохранении своей страны, своей цивилизации. Кроме того, они не показались мне способными на самопожертвование во имя идеи. Несмотря на сохранение партии, авторитет её падал на глазах.  Между тем, разум – это способность предвидеть и выбирать. "А ведь ты, приятель, немало времени потратил, чтобы успокоить свою совесть, прежде чем встать на путь откровенного Иуды. И это оставляет какую-то надежду на твоё выздоровление!" – подумал я, а вслух не согласился с последней мыслью:
 - Ты привёл чисто прагматическое, американское определение разума. По-моему, это понятие много шире и включает в себя кроме умения приспособиться к новым условиям ещё и знания, и память, и умение их применять на практике, и способность воспринимать информацию,  её анализировать, синтезировать и многое другое. В том числе, кстати, знание и соблюдение высоких моральных норм, и принятие за эталон общечеловеческих ценностей.
 - Вот, вот! У тебя, как у большинства русских, с анализом прошлого всё в порядке! Недаром говорится, что русские сильны задним умом! Практика показывает, что с предвидением значительно хуже! Почему бы и не поучиться, например, у евреев?!  Что я и сделал!
 - И приспособился к ним! – уже не скрывая, съязвил я. – Крысы и тараканы тоже хорошо приспосабливаются! Говорят, тараканов нашли в пирамиде Хеопса. Что же их следует тоже считать  разумными!?
 - Да, я приспособился! – не обращая внимания на моё не слишком приятное сравнение, повторил Николай. – И стал модным высокооплачиваемым, перспективным журналистом. Меня знают читатели и ценят власти.
 - Но какой ценой ты этого добился? В своих статьях ты не стыдясь, не чувствуя никаких угрызений совести, в угоду своим хозяевам откровенно лжёшь, клевещешь на наше прошлое, на всё, что нам, и тебе в том числе, было дорого, свято. Ты способствуешь разрушению нашей русской морали, традиций, культуры, языка – в целом русской цивилизации! Ты подрываешь народное русское самосознание. Заставляешь людей стыдиться своего Отечества. Способствуешь тому, что талантливая и перспективная молодёжь покидает Родину, не возвращает свой долг и работает на пользу Запада. Ты и тебе подобные духовно губят наш народ, проповедуя чуждые ценности: культ денег,  безмерное потребительство, насилие, секс, всякого рода извращенчество. Ведь это тебе принадлежат разглагольствования о том, что СССР занимал первое место в мире только по производству и потреблению колючей проволоки, что в советское время половина населения пребывала в лагерях, а другая их охраняла, что злодей Сталин физически уничтожил десятки миллионов. И кто же тогда выиграл войну и спас тебя от фашистского рабства, восстановил разрушенные города и сёла, до мирового уровня поднял науку и экономику, не получая ни гроша от твоих западных благодетелей; осваивал космос, создавал атомную энергетику, лазерную технику, оснащал лучшие в мире армию и флот т.д. и т.п. Лагерники что ли? Ведь ты прекрасно знаешь, что всё это не так! А ведь о твоей лжи знает только старшее поколение. Молодёжь же - принимает за чистую монету. Русский человек очень доверчив. Этим всегда и пользовались наши враги. На совести нынешних СМИ (и твоей) растление общества, бандитизм, проституция, уничтожение связи поколений, упадок морали, космополитизм, американизация народа.  Неужели тебе не жаль русской цивилизации?
 - Русская цивилизация погибнет и без моей помощи. Она обречена. Все империи рано или поздно рушатся, а народы, их создавшие, исчезают!  Где сейчас Римская империя? Где римляне? Даже их язык в Италии не сохранился! 
 - Так ты хочешь, чтобы это произошло и с нами?
 - Это просто исторически запрограммировано. Наступает эра глобализации. Мир движется к единому государству.
 - А я думаю, что это запрограммировано не историей, а мировой финансовой олигархией, мировым правительством, представляющим интересы элиты некоего богом избранного народа! Не поверю, что не понимаешь этого!
 - Да, этот народ на практике доказал свою избранность править миром. По сути, он уже этого достиг. Сегодня сопротивляется только Восток. Но без помощи СССР он тоже обречён!
 - Ты говоришь так, как будто тебе нисколько не жаль своего народа! Неужели тебе личное благополучие дороже будущего твоей родины, её культуры, заветов предков! Ведь ты предаёшь их!
 - По-твоему предать - значит приспособиться к новым условиям, позаботиться о себе и своём потомстве?!
 - Предать – значит: не оправдать возложенных на тебя надежд, оказанного тебе доверия, нарушить данную тобой клятву! Может напомнить твои клятвы?
Последние слова несколько смутили Николая. Ярость, с которой он доказывал свою непогрешимость, поутихла. Пыл угасал.
 - Хочу напомнить тебе, что твои предки – русские крестьяне-староверы, не задумываясь, шли на самопожертвование ради своей веры, своих традиций, традиций русского народа, завещанных нам отцами и дедами. Вспомни хотя бы протопопа Аввакума! Думаю, твои земляки единодушно осуждают тебя, если, конечно, читают твои статьи полные лжи, клеветы, грязи, восхваления культа наличности, эгоизма, алчности, секса – всего, что свойственно бездушному животному - чисто биологическому существу!   И это делаешь ты – потомок наиболее ярких представителей Православия,  наиболее духовной части русского народа, Святой Руси!
 - Они – люди другого времени и жили будущим! Я же хочу свою единственную жизнь прожить в комфорте, испытать все удовольствия, которые может получить человек здесь, на Земле. В наличие Рая и реинкарнацию не верю! Так воспитан!
 - Но ведь совершенно очевидно, что все не могут жить в роскоши. А чем ты лучше других? Значит необходимо самоограничение, а для успешной борьбы с алчностью – вера! Это хорошо понимали ещё древние. Аристотель, например, утверждал, что все беды человека не от частной собственности, а от жажды обладания ею – алчности, нежелания ограничить себя! Этим, в отличие от католиков и иудеев, жили и православные христиане и советские люди. Западу всегда был присущ прагматизм и эгоизм, Востоку (и нам – русским) – духовность и любовь к ближнему, альтруизм! Проповедуя чуждые нам западные ценности, ты предаёшь свой народ! И причиной того является зависть к нуворишам и алчность, которые  обуяли тебя, и, к большому сожалению,  многих других наших соотечественников! Наконец, самое главное. Подумай, что было бы с тобой, кем бы ты был, если бы не такой плохой, по-твоему, советский строй!?  Вспомни, что именно советская власть спасла тебя от фашистского рабства (другой перспективы для славян Гитлер не видел!), она создала для тебя не такие уж плохие условия в детстве, она же дала тебе возможность бесплатно получить образование, безбедно существовать, стать перспективным  учёным, развить свой ум!  Надеюсь, ты понимаешь, что в противном случае, вероятнее всего, жизнь твоя прошла бы в деревне среди не слишком развитых людей в тяжёлом физическом труде в поле и на ферме, все интересы твои ограничивались бы хлебом насущным! Ты бы и не помышлял о философии! И тот режим, который сделал из тебя сегодняшнего человека в благодарность за всё, что он тебе дал ты обливаешь грязью! Великий философ И. Кант в своих лекциях по этике писал: "Зависть и неблагодарность есть самые отвратительные, дьявольские качества человека!" Увы, ты в полной мере продемонстрировал их в последние годы. Мне стыдно и обидно за тебя и по-христиански жаль! А единственной причиной этого является нарушение тобой христианской заповеди: "Не сотвори себе кумира!" Ты же поклонился западному богу – "золотому тельцу"! 
Похоже, мои слова что-то задели в его душе. Уходил от меня он не таким счастливым и уверенным в себе как пришёл. Прощаясь, я подумал: "И насколько же верна  не стареющая мысль: "Люди гибнут за металл!""





НАТАЛЬЯ  ДАВЫДОВНА

Уютно расположившись на лежаке в тени пляжного зонта, я как всегда с большим удовольствием, в который раз перечитывал рассказы моего любимого писателя А.И. Куприна. Перевернув последнюю страницу «Натальи Давыдовны», я закрыл глаза, повернулся на спину и задумался, стараясь представить себя в её положении, лежащим рядом с трупом ещё минуту назад страстной любовницы. Что чувствовала она в этот момент, думала ли о так внезапно и несвоевременно умершем солдате-любовнике или её больше волновали возникшие в связи с этим собственные проблемы? Или она совсем не была способна к размышлениям? А, может быть, она вспомнила о бренности  всего земного? От размышлений меня не отвлекали ни привычный пляжный гул голосов многочисленных отдыхающих, ни крики и визги купающихся детей, ни плеск волн, набегающих на прибрежную гальку и частенько достигающих моих ног. Сосед, с которым мы успели познакомиться, москвич, седовласый, но сохранивший прекрасную физическую форму, приятной наружности, энергичный и коммуникабельный мужчина, мирно дремал рядом. Профессиональный психолог, он вполне мог иметь более грамотное суждение в отличие от моего - дилетантского. Очень любопытно, как он представляет себе психическое состояние человека, попавшего в столь неординарную ситуацию? - подумал я и окликнул:
 - Аркадий Ильич, проснитесь! Есть интересный вопрос, просветите, будьте так любезны! Он тотчас открыл глаза и повернулся ко мне.
- Чем могу быть полезен?
Я вкратце изложил сюжет купринскго рассказа и сформулировал свои вопросы. Выслушав меня с необыкновенным вниманием, Аркадий Ильич вдруг резко поднялся с лежака и застыл рядом, напряжённо уставившись на горизонт, туда, где бесконечная морская гладь сливалась с ярким голубым небом. Было очевидно, что его очень заинтересовал рассказ Куприна, возможно, напомнил ему что-то очень важное. Я не мешал его размышлениям и ждал. Минут через пять, видимо приняв для него не простое решение, он подсел ко мне.
 - Вы непроизвольно напомнили мне один эпизод моей жизни, о котором я старался не вспоминать много лет. Он оказался переломным в моей судьбе,  перевернул, направил по другому пути всю мою дальнейшую жизнь! Очень немногие даже из моих близких знают об этом! Однако теперь, когда минуло четыре десятка лет и страсти улеглись, я могу его рассказать вам, если, конечно, вы согласитесь меня выслушать. Может быть, при этом вы получите ответ и на ваши вопросы.
- Конечно, конечно! Весь внимание! – поспешил согласиться я, сразу поняв, что его повествование будет как-то связано с купринским рассказом и, опасаясь, что он передумает.
Собравшись с мыслями, Аркадий Ильич начал издалека:
«Родился я в офицерской семье и вырос в военной среде. Отец мой дослужился до командира зенитно-ракетного полка. Я был знаком с жизнью армии изнутри ещё до начала самостоятельной службы. Хорошо знал быт военных городков, ежедневно слышал вой сирены при её проверках. Много раз видел подъём личного состава полка по учебной и боевой тревоге. Жизнь вне армии себе не представлял и вполне естественным для меня был выбор военной карьеры. Во мне рано начали проявляться качества лидера. Отец поощрял их и пророчил хорошее будущее. В школе я учился хорошо, поэтому легко поступил в зенитно-ракетное училище. Надо сказать, что в те годы поступление детей офицеров в военные училища приветствовалось их командованием. И это легко объяснимо. Во-первых, советское общество формировало династии профессионалов: офицеров, врачей, учителей и т.п., во-вторых, вероятность того, что дети офицеров не испугаются трудностей военной службы и не покинут армию ранее положенного срока много больше, чем для ребят, выросших в семьях людей гражданских профессий. Понимая, что лишних знаний не бывает вообще, а тем паче тех, которые дают в училище применительно к службе в войсках, учился добросовестно. Начальство заметило мои высокие качества лидера. Уже на втором курсе я получил звание «сержант» и стал командиром отделения. После окончания училища был назначен в боевой зенитно-ракетный дивизион, где, начав с первичной офицерской должности, быстро вырос до командира батареи и ещё капитаном был аттестован на должность командира дивизиона. И дальше всё шло бы по накатанной дороге: командир дивизиона, академия, командир полка и т.д. Однако произошло нечто непредвиденное, нарушившее все мои планы и поломавшее мою военную карьеру.
Случилось, что во время боевых стрельб на полигоне меня заметил и в данном случае, к сожалению, высоко оценил командующий армией. Хотя и прошло много времени, не стану называть ни самой армии, ни тогдашнего её командующего. Скажу только, что человек он был очень амбициозный, честолюбивый и, несмотря на отсутствие такой должности в штатном расписании, постоянно держал при себе молодого офицера-адъютанта. В то время, о котором идёт речь, место было свободно и оно было предложено мне. Я был молод, хорошо развит, умел по-военному коротко и чётко сформулировать свою мысль, имел ладную фигуру строевика и  привлекательную внешность. Иными словами, с точки зрения командующего мог достойно представлять его самого в частях и подразделениях армии. И хотя должность эта чем-то напоминала мне лакейскую и в отличие от многих моих сослуживцев меня не привлекала, отказаться я не решился. Кто-то из его окружения либо сам генерал могли оказаться злопамятными. Пришлось оставить ставший родным дивизион и переселиться в город, где размещался штаб армии. Был я холост, однако по должности мне тут же была предоставлена отдельная квартира. В истории многое повторяется. Вспомните, как брадобрей императора Павла I стал влиятельнейшим графом Кутайсовым, и с каким подобострастием обращались к нему аристократы, представители старинных княжеских родов! Иначе и быть не могло! Ведь во время бритья императорской бороды он имел возможность что-нибудь шепнуть в ухо самому Государю! Примерно в таком же положении находились и всегда будут находиться люди пусть и низкого звания, но приближённые к высокопоставленным особам! Такова жизнь!
Положа руку на сердце, скажу, что меня это не слишком радовало, и своим положением  никогда не пользовался. Человеком я всегда был русским – прямым  и честным. Приспособленцем и интриганом, во всём  ищущим выгоды,  никогда не был, чем и горжусь! Более того, на первых порах меня угнетала утрата пусть и небольшой, но самостоятельности в принятии решений и их реализации в масштабах своей батареи. Там я был пусть и небольшим, но хозяином, здесь – значимым, но слугой. Но самым печальным было то, что на меня, что называется, «положила глаз» жена генерала. По его поручениям я вынужден был бывать у него дома. Чуть ли ни первый её взгляд, брошенный на меня, недвусмысленно сказал: «Я женщина и мне нравится, когда во мне видят, прежде всего, не генеральшу, а женщину!» Она сразу установила со мной игриво-лёгкие и вместе с тем несколько покровительственные отношения, называла меня просто Павликом, нашим мальчиком. Вскоре я сделался в семье генерала своим человеком, стал сопровождать генеральшу в её походах по магазинам, таскать за ней коробки и сумки. Меня стали приглашать пить чай и обедать. Вначале при появлении генерала я смущался, вскакивал со стула и принимал стойку «смирно», но хозяин дома объяснил мне, что вне службы, в домашней обстановке,  я играю для него роль так недостающего ему сына.
Наталья Давыдовна (я буду называть её так) была женщиной бальзаковского возраста, яркой брюнеткой с пушком на верхней губе, как говорится в старых добрых романах, «с остатками былой красоты», очень избалованной своим положением командирши в дивизионе, в полку, в дивизии и, наконец, в армии, где проходил службу её удачливый муж. Она уже давно успела забыть о своём более чем скромном девичестве, и теперь чувствовала себя королевой, которой доступно абсолютно всё в её королевстве. К несчастью, у неё не было детей, на которых она могла бы расходовать свою нерастраченную энергию. Настоящих, искренних подруг по причине её нынешнего общественного положения у неё тоже не было. По сути, она была очень одинока. Муж, постоянно занятый неотложными делами той, ещё настоящей, боеспособной советской армии, не мог уделять ей много внимания, да и физиологически ввиду своей большой загруженности и разницы в возрасте тоже, вероятнее всего, не удовлетворял. А между тем страсти её кипели. Сорокалетняя женщина всей кожей ощущала, что её время уходит безвозвратно, и никакими благами жены командующего этого не компенсируешь. Неудовлетворённая плоть доводила её до безумия. Что я и испытал на себе в скором времени.  Материнский, покровительственный тон по отношению ко мне выглядел фальшиво. Было видно, что её интересует роль отличная от материнской. Нежные взгляды бросаемые на меня как бы мельком, сопровождаемые специфическим блеском глаз, кокетливые опускания ресниц, ласковые прикосновения, чрезмерно оголённая нога или расстёгнутая верхняя пуговка кофточки, обнажающая шею и грудь, лёгкий полупрозрачный халатик – все эти женские хитрости были мне знакомы и не оставляли сомнения в её истинных намерениях. Я же – романтик, воспитанный на рыцарских романах, и в мыслях не мог допустить возможности опуститься до уровня любовника жены глубоко уважаемого мной человека да ещё  заменяющего мне отца! Это было бы с моей стороны подлостью, предательством, поступком недостойным звания «Человек». Всеми силами я старался делать вид, что не замечаю и не понимаю знаков её внимания. Но это продолжалось не долго. Она была слишком настойчива в своём желании. Однажды, когда она практически силой попыталась затащить меня в свою постель, состоялся первый серьёзный разговор. Я, глядя ей прямо в глаза, честно сказал, что по моральным соображениям не могу стать её любовником, ибо в противном случае перестану уважать самого себя.
Прошло несколько дней. Я по-прежнему бывал на квартире и на даче генерала. Наталья Давыдовна приутихла, видимо, искала способы преодоления моего сопротивления. Давно известно: кто ищет, то всегда найдёт!
Я шёл рядом с ней с рынка и нёс сумки с овощами и фруктами, когда она вдруг резко остановилась и, властно глядя мне в глаза, заговорила:
 - Я слишком сильно тебя полюбила, Павлик, чтобы отказаться от мечты о нашей близости! Учти, я не остановлюсь ни перед чем! А в моей власти поломать всю твою жизнь! Представь себе последствия, если я, например, разыграю такой сюжет: объявлю тебя насильником, естественно, продумав и подготовив предварительно соответствующие декорации. Тебе вряд ли удастся доказать следствию, что ты не виновен! Сила и власть будут на моей стороне. И это только один вариант. У меня есть и другие. Подумай хорошенько и решись, наконец, переступить через свои моральные принципы! Ведь они, как и всякие ограничения, только мешают получению всех радостей жизни! На размышления даю тебе три дня!
Тут, действительно, было о чём подумать! Если Наталья реализует свой план, благодаря власти и связям её мужа, меня,  без сомнения, могут надолго упрятать за решётку!  Тогда прощай не только военная карьера, а и вообще благополучная жизнь. Даже если я сменю профессию и уеду на край света, пятна судимости да ещё за насилие ничем и никогда не отмоешь! Теперь предположим маловероятное: следствие будет идти без нажима со стороны властей, и суд меня оправдает. Партийного разбирательства и соответствующей кары всё равно не миновать и последствия будут примерно те же, что и в первом случае! Может быть, только чуть мягче. В общем, я влип!  Выхода нет! Если я хочу нормально прожить свою жизнь, придётся ей уступить!
После этого решения, если раньше у меня и были какие-то чувства к Наталье, то теперь они начисто исчезли. Ни о какой любви с моей стороны не могло быть и речи. Остались одни обязанности! Я смирился. В утешение вспомнил, что даже великий Шаляпин в молодости был вынужден ублажать умалишённую купчиху. 
Помню, то, что должно было произойти, впервые произошло на генеральской даче в сумрачный дождливый день поздней осенью. Чтобы подавить неприязнь, которую  испытывал к Наталье, я предварительно изрядно зарядился коньяком и вполне прилично выполнил свою работу. Во всяком случае, партнёрша осталась очень довольна. Во-первых, она получила удовлетворение как женщина давно не знавшая оргазма. Во-вторых, -  праздновала свою победу надо мной. Не берусь судить: что для неё было важнее!
Затем наша близость стала почти регулярной. Наталья проявляла удивительную изобретательность, выдумывая предлоги упросить мужа прислать меня к ней в рабочее время. Генерал продолжал видеть во мне только своего сына и почти никогда не отказывал жене в её настойчивых просьбах. Я же постепенно свыкся со своей ролью, и мысли о моём подлом предательстве отодвинулись на задний план. Единственный выход из создавшегося положения я видел в поступлении в академию, о чём, должно быть, слишком навязчиво напоминал шефу. Он обещал отпустить меня следующим летом. «До лета как-нибудь дотянем, - думал я, – а там прощайте навсегда и Наталья, и этот город, и генерал! Дай Бог нам никогда больше не встретиться!» Тревожило, что страсть Натальи вместе с установлением нашей регулярной близости не только не утихала, но наоборот всё более разгоралась. Она где-то добыла редкую в те времена Кама Сутру, тщательно изучала приёмы любви и экспериментировала на мне. Несмотря на свою молодость и хорошую физическую подготовку, я чувствовал, что сил моих уже не хватает. Партнёрша стала просто бешено страстной. В экстазе он извивалась всем телом, кусалась, царапалась, стонала и кричала. Я чувствовал, как  колотится о мою грудь её готовое выскочить наружу сердце. Мне приходилось много усилий и времени тратить на сокрытие следов её страстной любви на своём лице и шее.
Утешало то, что время хотя и слишком медленно, но шло и лето приближалось. Я с нетерпением ждал появления пушистых барашков на ветвях ивы, цветов мимозы на рынке и распускания брунек и почек на берёзах. Весна ещё более подстегнула и без того неугомонную страсть Натальи. И, наконец, произошло то главное, незабываемое.
По мере повествования Аркадий Ильич заметно возбуждался. К этому моменту глаза его уже горели огнём, руки дрожали, дыхание стало прерывистым и неровным, а речь отрывистой и несвязной. Было видно, что он вновь переживает те давние события.
 - Ради бога успокойтесь, Аркадий Ильич! – прервал я рассказчика. – Вы так разволновались, что в пору вызывать медицинскую сестру для  измерения вашего давления и оказания первой помощи! В таком состоянии и кондрашка может хватить! - Я постарался переключить его мысли, на какое-то время отвлечь  от так остро переживаемых им воспоминаний. – Давайте искупаемся. Потом вы продолжите свой рассказ. Хотя мне и очень любопытно поскорее узнать чем всё закончилось, не могу не пощадить вашу нервную систему!
Мы встали с лежаков и вошли в воду. Приятная прохлада сразу ласково обняла наши ноги, затем грудь. Оттолкнувшись от уходящего в глубину дна,  мы неторопливо поплыли по направлению к буйкам. Море, как огромная колыбель, медленно поднимало и опускало нас на своих упругих, покатых волнах. Уже с неделю стоял полный штиль, вода была нежно-бирюзовая и настолько прозрачная, что можно было прочитать содержание обрывка газеты, лежащего на глубине три-четыре метра. Я вспомнил, как лет двадцать назад с подводным ружьём охотился в этих местах за кефалью и сказал об этом Аркадию Ильичу. Он не реагировал. Мне так и не удалось полностью отвлечь его от так глубоко тронувших воспоминаний. «Должно быть, меня ждёт не совсем обычный финал этой истории», - подумал я и не ошибся.
Поплавав минут пятнадцать, мы вернулись к своим лежакам и с удовольствием растянулись под ласковым южным солнцем. Я ждал продолжения истории, но рассказчик не спешил. Лицо его было мрачным и глубоко задумчивым. Казалось, он вновь сомневается в возможности поведать что-то совсем неординарное. Наконец он заговорил:
«В тот последний раз всё началось как обычно: выпивка, лёгкая закуска, навязчивые ласки Натальи, затем бурный, осточертевший мне акт любви. Наконец, измученная, но удовлетворённая она блаженно откинулась на подушку. Кудряшки её волос прилипли к потному лицу. Дышала она отрывисто и часто. Я лежал рядом, и тела наши соприкасались. Вероятно, я на какое-то время задремал. Очнулся от необычной, звенящей тишины. Привычного  дыхания Натальи слышно не было, недавно разгорячённое её тело заметно охладело. Приподнялся на локте. Она лежала совершенно неподвижно, как-то неестественно вытянувшись и полузакрыв глаза.  Окликнул по имени и потряс за оголённое, необычно холодное плечо. Реакции не последовало. Первой мыслью было: «Может быть, она крепко спит!?» Повторил попытку разбудить. Опять безуспешно. Приложил ухо к груди. Её сердце, ещё недавно бешено бьющееся, молчало. 
Меня охватил ужас. Представьте себе, что вы лежите, тесно прижавшись к покойнику! Да ещё в молодости, когда люди ощущают себя бессмертными, и  вам станет понятным моё тогдашнее состояние!
Как ошпаренный я выскочил из постели и заметался по комнате. Что делать!? Что делать!? Несмотря на прохладу нетопленной дачи, мне было жарко. Я весь покрылся противным липким потом, который, казалось, ручьём стекал по моей спине, лицу и с моих ладоней капал на пол. Может её ещё можно спасти!? Набрал номер «03», кое-как оделся и стал ждать. Только теперь осмотрелся. Всё вокруг свидетельствовало о недавнем акте страстной любви: небрежно разбросанное по всей комнате женское бельё, скомканные простыни и полотенца, на столе - остатки закусок, бутылка и рюмки, в измятой постели – совершенно обнажённая женщина. Как спрятать всё это от посторонних глаз, скрыть следы прелюбодеяния, сохранить лицо своё и генерала!? С бешеной скоростью стал убирать со стола, собирать бельё Натальи. Мелькнула мысль: «Надо бы её одеть!» Попытался. Но мёртвое тело было необыкновенно тяжёлым и непослушным, да и сам я обессилел и от волнения трясся, как в лихорадке. Кое-как натянул на неё комбинацию и укрыл одеялом.
В дверь позвонили - подъехала машина скорой помощи. Вбежавший врач констатировал смерть. Не помню, что я лепетал в ответ на его вопросы. В это время я ощущал себя находящимся в густом тумане. Он, безусловно, сразу всё понял. Посоветовав вызвать милицию, врач уехал. Здесь его помощь не требовалась.
Постепенно ко мне стало возвращаться сознание. Понимая, что от судьбы не уйдёшь и изменить я ничего не могу, позвонил генералу и сообщил о случившемся. Не выясняя подробностей, он тотчас выехал на дачу. Пока он ехал я морально готовил себя к встрече с шефом и мужем. Особых эмоций с его стороны я не ожидал – командующий был человеком выдержанным, умеющим владеть собой. Убивать меня он не станет, а вот расследования не избежать.
Приехал генерал. Войдя в комнату, он всё понял. Приказав солдату-шофёру быть рядом со мной и в случае необходимости удерживать на месте, он позвонил в военную прокуратуру. Через полчаса прибыл прокурор со следователем. До их появления никто в комнате не проронил ни слова – каждый думал о своём. Мои мысли блуждали по прошлому и будущему.
Осмотрев мёртвое тело, и не обнаружив следов насилия (а их нужно было искать на моём теле), прокурор, тем не менее, объявил, что возбуждает против меня уголовное дело. Меня отвезли на гарнизонную гауптвахту и посадили в камеру для подследственных. Не стану рассказывать о своих мыслях и чувствах во время следствия. Скажу только, что через месяц я «за отсутствием состава преступления» был освобождён из-под стражи. Следствием было установлено, что причиной смерти Натальи явилась внезапная остановка сердца. Не стану комментировать поставленный медиками диагноз. Выйдя на свободу, не дожидаясь оргвыводов начальства, я сразу написал рапорт с просьбой уволить меня из Вооружённых сил. В это время шло хрущёвское сокращение армии, и моя просьба была без проволочек удовлетворена. За аморальное поведение недостойное коммуниста без уточнения деталей я был исключён из КПСС. Командование приложило все усилия, чтобы информация о случившемся широко не распространилась, и ему это удалось сделать. Честь мундира командующего была сохранена. После того трагического дня я с ним больше никогда не встречался. Не уверен, что ему было бы приятно услышать из моих уст характеристику его жены. Может быть, он её любил так пусть у него в душе останется о ней светлая память!
Мне и раньше приходила в голову мысль о том, что самое интересное, сложное и необходимое в жизни каждому человеку, независимо от его профессии и положения на социальной лестнице – это умение понимать человеческую душу. Для атеиста, каковым я тогда был, это понятие означало некое вместилище мыслей и чувств, внутреннее состояние человека.
 Я уехал на родину, поступил на завод, производящий радиоаппаратуру, благо знания у меня были, а через год с хорошей характеристикой – на вечернее отделение университета. Так я и стал профессиональным психологом. О неудавшейся  военной карьере постепенно забыл. Что же касается ваших общих вопросов, могу сказать, что однозначных ответов на них нет и быть не может. Всё зависит от качеств личности, воспитания, среды обитания, образования, системы ценностей, цели жизни и ещё целого ряда факторов.  Аналогично нашему случаю, нельзя ожидать одинакового ответа на вопрос: «Что ты чувствовал при этом, задаваемый наёмным киллерам или солдатам, убивавшим людей по заказу или по долгу службы!»
Аркадий Ильич перевернулся на живот, подставив солнечным лучам спину и умолк. А я ещё долго перебирал в памяти подробности его рассказа, чтобы получше их запомнить.




ПАРАЗИТЫ

Они выросли в одном дворе старого петербургского доходного дома, в местах, которые до сих пор связывают с именем Достоевского. Папа Илюши Израиль Моисеевич Гельдман был зубным врачом, мама Роза Абрамовна - домохозяйкой. Семья жила по тем временам роскошно – в отдельной квартире, усилиями отца семейства переоборудованной из дровяного сарая и полученной в личное пользование, обставленной в соответствии с модой пятидесятых годов и возможностями ловкого, преуспевающего человека. Папа Аркаши  Исаак Натанович Кауфман был потомственным часовщиком, а мама Тамара Ивановна – в девичестве Лопатова – продавцом в булочной. По скромности доходов, жили они в маленькой комнатушке большой коммунальной квартиры с длинным коридором, захламлённым всякой рухлядью, которую использовать нельзя, а выбросить жалко. Как это тогда не было редкостью, квартира имела один туалет на всех проживающих и их гостей и раковину для умывания, расположенную на кухне. Кухня с множеством столов со стоящими на них густо пахнущими керосином примусами и керосинками, служила местом общения всех обитателей этого человейника. Вечерами члены коммуны здесь бурно обсуждали последние новости общегосударственного и личного характера, очередные «утки»  и сплетни. Исключение составляли Кауфманы, без лишней надобности, не посещавшие этот своеобразный форум. Несмотря на различия в социальном положении и достатке, при первой возможности они отправлялись к Гельдманам - семьи дружили. Их объединяло многое. Взрослые часами с наслаждением ублажали себя рыбой-Фиш, любимым кушаньем хозяйки дома, либо другими  кошерными блюдами. При этом они вели неторопливые, многозначительные  философские беседы на темы Талмуда и Шулхан Аруха. Когда же разговор касался молодого поколения, взрослые обращались к детям с наставлениями типа: хорошо запомните, дети, «Мудрость жизни в умении приспособиться к любой обстановке!» или «Внешне еврей не должен отличаться от аборигенов той местности, где он в настоящее время проживает и делает свой гешефт. Важно, чтобы он внутренне оставался верным идеям Талмуда и древним традициям!» или «Еврейский мальчик много умнее и способнее детей других национальностей. Он является избранным самим Богом!» Повторенные неоднократно уроки хорошо усваивались игравшими рядом на полу сыновьями. Чаще всего дети играли «В магазин». Поочерёдно, выполняя функции продавца и покупателя, они взвешивали на игрушечных весах игрушечный хлеб и крупу и расплачивались игрушечными же деньгами. Эта игра им нравилась больше всех других и приносила истинное наслаждение!
Надо сказать, что Тамара Ивановна, несмотря на русское происхождение, быстро освоилась в этом кругу и, хотя поначалу многого не знала и не понимала, на радость мужу, успешно обучалась еврейскому мировоззрению, традициям и заповедям Талмуда и считалась здесь вполне своей. Правда, в отличие от Розы Абрамовны, принимавшей самое живое участие в беседах мужчин, она больше молчала. Однако нет-нет, да и проявлялась в каком-то замечании её природная русскость. Тогда Исаак Натанович бросал на неё укоризненный взгляд, и этого было достаточно, чтобы она смущенно опускала глаза и в оставшееся время только внимала мудрости наставников. Дома муж  непременно напоминал  ей, что она вполне соответствует своей фамилии. Ей вместо скрипки в самом раннем детстве, как и всем русским, в руки дали лопату. Потому, ни на что другое неспособные, они прислуживают евреям,  и добывают хлеб свой в поте лица! В целом, она не мешала плавно текущим многочасовым, религиозным иудейским беседам. Она знала, что в городе тайно существует объединение евреев называемое «кагалом» со своим управлением и товарищеским, как ей говорили, судом. Иногда в квартире Гельдманов появлялись какие-то незнакомые люди и о чём-то начальственно говорили с мужчинами на незнакомом ей языке. Ей было сказано об этих встречах на квартире Гельдманов не распространяться, и она строго выполняла  запрет.
Мальчики росли и развивались. Далеко не всё из услышанного в детские годы они понимали, но с младых ногтей усвоили главное: волею судьбы они принадлежат к избранному Богом народу, живущему среди неполноценных нелюдей, которые отвергнуты царём небесным и обязаны служить им, потому что их  и за людей-то считать нельзя! Однако до времени никому нельзя говорить о том, что посвящёны в эту тайну!
Илюша и Аркаша были одногодками, и когда им исполнилось по семь лет, в подарок они получили по скрипки, и папы начали обучать их музыке. Правда, вскоре стало ясно, что Илья совершенно лишён слуха. К этому времени дети уже учились в одном классе ближайшей средней школы – элитных тогда ещё не существовало – зато учительница обратила внимание родителей на его необыкновенные  способности в арифметике. Илюша необыкновенно быстро научился складывать и вычитать в уме даже большие числа. Узнав об этом, Израиль Моисеевич возликовал: ведь на этом зиждется коммерция! Для развития данных ребёнка он решил обучать его игре в шахматы и отвёл во Дворец пионеров. «Коммерсант, чтобы успешно вести дело, должен хорошо просчитывать и предвидеть развитие событий!» – рассуждал профессиональный медик, в душе всегда остававшийся наследственным торговцем! Так Аркаша, тоже не блещущий музыкальными способностями, кроме средней школы стал посещать занятия в музыкальной, а Илюша – в шахматной.
Не обладая ещё достаточной хитростью, ребята порой не могли скрыть своего презрительно-высокомерного отношения к сверстникам и пренебрежения к «чёрному» труду – в школе им, выполняя обязанности дежурных по классу, иногда приходилось заботиться о чистоте и порядке – и это вызывало соответствующую отрицательную реакцию окружающих. Школьные и дворовые сверстники их  дружно не любили, порой надсмехались, что ещё больше сближало Илюшу и Аркашу. В детском коллективе они были «тише воды и ниже травы».  Не раз им приходилось получать тычки и затрещины, и они  бурно обсуждали пути и методы отмщения обидчикам, проявляя при этом свойственную евреям изобретательность и жестокость, правда, пока ещё только на словах.
Шло неумолимое время, дети взрослели. Вот уже у чёрного как смоль кудрявого Ильи стали пробиваться юношеские усики, а рыжий и голубоглазый, в мать, Аркадий к большой радости избавился от веснушек, покрывавших как рассыпанное пшено всё его лицо. Учились ребята средне, выдающихся способностей в науках не проявили, если не считать арифметических возможностей Ильи и интриганских Аркадия. Склонность к коммерции, в те годы не одобряемую советским обществом, они умело скрывали. Тем не менее, после того как ими были получены аттестаты зрелости оба, благодаря своим людям из городского кагала, были приняты в вузы: Аркадий - в военно-морское инженерное училище – в душе очень честолюбивый папа  хотел его видеть в красивой форме адмирала, Илья – в медицинский институт, чтобы продолжить семейную традицию. Отныне пути их стали расходиться, как и служебные интересы.  Они стали реже встречаться, у каждого появились новые знакомые, приятели и подруги. Обучаясь в вузах, друзья детства свои коммерческие задатки поддерживали  и упражняли мелкой торговлей и фарцовкой. Конечно, всё делалось тихо, незаметно для глаз окружающих. Они хорошо помнили заповедь отцов: внешне будь таким, как все, ничем не проявляй своей еврейской сущности! Образцом для них служили испанские евреи - мараны, в средние века под страхом аутодафе крещённые, но три столетия, тайно сохранявшие свою иудейскую веру!   
Незаметно промчались курсантские и студенческие годы, наступила пора становиться на собственные ноги. И опять невидимые со стороны силы поспособствовали их устройству в жизни. Инженер-лейтенант Гельдман в дальние края на флот служить не поехал, а остался в военной приёмке на одном из заводов Ленинграда. Должность в узких кругах разработчиков почётная и не пыльная. Молодой врач Кауфман стал корабельным врачом в балтийском морском пароходстве, что обещало не только возможность увидеть такой желанный западный торговый  мир, но и неплохие доходы от контрабанды дефицитных в стране товаров. Надо сказать, что унаследованное от предков пристрастие к коммерции, к деньгам, поклонение «золотому тельцу» не только не угасали, со временем напротив они расцветали пышным цветом. Военный инженер Гельдман, осмотревшись на трудовом поприще, быстро обнаружил узкие места в контроле за денежными потоками, научился в интересах разработчиков военной техники солидно завышать стоимость работ и получать при этом свои неплохие комиссионные. Корабельный врач Кауфман с первых же рейсов за границу СССР занялся контрабандой зарубежного ширпотреба: джинсов, бытовой электроники, часов, зонтов и пр. и пр., не гнушаясь возбуждающими животные страсти предметами эротического или порнографического свойства. Благо «животных» и среди советского народа хватало! Иными словами, с точки зрения среднего «совка» жили наши герои материально припеваючи! Однако взлелеянная тысячелетней историей этого народа алчность не давала им покоя. Душа трепетала при одной мысли об утраченных предками в 1917 году возможностях.
Между тем к власти в СССР пришёл Горбачёв, и началась перестройка. Крепко спаянные Сталиным общество и государство затрещали по всем швам. Нарушилась управляемость государством: останавливались заводы и фабрики, рудники и прииски; разваливались колхозы и совхозы, на глазах деградировал самый образованный на Земле советский народ, поддавшись сладкоголосой пропаганде  торгашеских, рыночных обещаний чубайсов, бурбулисов, немцовых, гайдаров, афанасьевых и собчаков – единоверцев наших героев. Как грибы после дождя вылезли из всех щелей таившиеся долгие годы деловые люди, теперь называемые на американский манер бизнесменами. Советский обыватель уверовал, что, разрушив государственные устои, приватизировав государственную собственность и подчинившись законам свободного неуправляемого рынка, в ближайшее время получит райскую жизнь, трудясь как при социализме умеренно, не слишком напрягаясь, а потребляя как при капитализме в США горстями и лопатами.   Он и представить себе не мог, что будут отменены все блага действительно, а не на словах, социального государства: бесплатное обучение, медицинское обслуживание,  льготы заслуженным перед Отечеством людям, мизерные цены на предметы первой необходимости, продукты питания, коммунальные услуги и т.д.  и т.п.  Сладкие слова «свобода» и «демократия» опьяняли совка и лишали и без того скромных способностей к абстрактному размышлению.
Естественно, как и всегда в таких случаях, первые удары контрреволюционеров-реформаторов, жажду власти, личные интересы ставящих выше общественных, были направлены против Вооружённых сил, как наиболее консервативной и идеологически выдержанной части общества. Захваченные ими СМИ обрушились на командный состав армии и флота, всеми силами стараясь очернить, пробудить недовольство в массах офицерским корпусом – потенциальным защитником прежней власти. В прессе появилась бесконечная цепь заказных статей о якобы процветающих в Вооружённых силах злоупотреблениях. С одной стороны это вызывало праведный гнев народа, с другой – маскировало от него же правду об истинных расхитителях общественной собственности. Офицеры стали стесняться своего общественного положения, своей военной формы, погон. Одновременно прекратилось финансирование Вооружённых сил, военнослужащие стали в буквальном смысле голодать. Начался массовый исход офицерства и последовавшие за этим разложение армии, утрата боеспособности и возможности сопротивления происходящему развалу страны. Реформаторы своего добились!
При появлении первых признаков краха советского государства капитан Гельдман положил на стол начальнику рапорт об увольнении. Душа его ликовала – сама судьба предоставляла шанс обогащения. Правда, начального капитала у него пока не было, но был кагал. Илья не сомневался, что еврейство своего не упустит и поможет.
Бурные 1988 – 1989 годы коснулись Кауфмана в меньшей степени. Он много времени проводил в плавании, но издалека пристально следил за происходящим в СССР. И уже вскоре  понял, что к власти рвутся люди близкие ему по духу и крови. К этому времени производство компьютеров на Западе достигло больших успехов, и цены на них резко упали, в России же осознали их огромные возможности. Руководители НИИ были готовы платить за них цены в десятки раз превышающие закупочные западные. Конечно, доктор Кауфман не преминул поживиться на разнице. Сначала он скромно привозил из рейса один компьютер, якобы для личных нужд, и успешно реализовал его в Ленинграде. Затем осмелел и за небольшую мзду стал использовать в качестве пособников матросов. Дело пошло неплохо, и пачка вожделенных зелёных купюр распухала с каждым рейсом. Но алчность иудейская безмерна! Теперь его не оставляла мысль: куда бы вложить эти деньги, чтобы расширить бизнес.
В это самое время они и встретились, старые друзья, не обременённые излишним патриотизмом, альтруизмом и разборчивостью в средствах достижения цели, но вооружённые врождённой коммерческой хваткой.
Недавно вернувшийся из рейса и успешно сделавший свой ставший обычным гешефт, Аркадий отдыхал от трудов праведных и мысленно перебирал возможные способы преумножения своего пока сравнительно скромного капитала. От приятных сердцу мыслей его оторвал настойчивый звонок телефона. Звонил Илья:
 - Ты, видимо, недавно вернулся!? Я уже не раз звонил тебе. Есть дело! Надо встретиться! По голосу чувствовалось, что он чем-то возбуждён.
 - Илюша, да ты телепат! Именно о деле я сейчас и думал! -  радостно откликнулся Аркадий. – Ты дома? Сейчас еду! Душа его ликовала. Он был уверен, что Илья предложит что-то стоящее.
Не прошло и часа, как он позвонил в квартиру друга. Илья был женат, имел дочь и жил отдельно своей семьёй. Друзья обнялись и прошли в комнату.
 - А ты неплохо устроился! – сказал Аркадий с еле заметной завистью, обратив внимание на новую дорогую обстановку.
 - Не жалуюсь!  Но это всё мелочи. Если не упустим момента, будем жить как арабские шейхи! Несравнимо лучше этого! – он указал на мягкую кожаную итальянскую мебель, блистающие брильянтами хрустальную люстру и бра, мягкий цветастый персидский ковёр на полу, дорогую иностранную электронику. - Ты подолгу отсутствуешь и потому не видишь, как здесь растёт число миллионеров. Думаю, мы с тобой не хуже других. Пусть русские рассуждают о преимуществах и недостатках капитализма, мы будем его создавать – капитал делать! Аркадий слушал и уже представлял себе заманчивые перспективы. Сердце его заколотилось как птица в клетке, глаза загорелись. В этот миг он напоминал пушкинского скупого рыцаря, сидящего перед сундуками с золотом.
Было лето 1991 года. Заканчивалось прекрасное время ленинградских белых ночей. За окном едва моросил мелкий дождь, как бы оплакивая уходящую в небытие советскую эпоху. Часы истории отсчитывали её последние дни. В стране шла активная приватизация государственной общенародной собственности в первую очередь мелкой: за бесценок становились частными рестораны, магазины, кафе, мастерские, гаражи.  Усадив гостя в приятное мягкое кресло, Илья устроился напротив и без предисловий начал. Он давно готовился к этому моменту. Время для него и ему подобных сегодня, действительно, измерялось в денежных единицах. Вести светские разговоры о загранице, семье, детях, службе было некогда! 
 - Тебе, конечно, известно, что в России начался процесс приватизации, проще говоря, делёж государственной собственности, и мы не должны упустить возможность обеспечить себя и своих потомков. Такого случая получить богатства, не вкладывая никакого труда, не было в истории человечества. Всё, что создано за тысячелетия этим глупым русским народом будет разделено между наиболее активной его частью. Нам – евреям – просто грех упустить эту возможность. Наступил момент истины, которого мы ждали тысячелетия. Вспомни слова пророка Исайи: «Восстань, светись, Иерусалим, ибо пришёл свет твой, и слава Господня взошла над тобою!» - думаю, это относится к настоящему моменту истории Земли!
 - Пророки иудейские предвидели это и давно благословили евреев как богом избранный народ владеть всем миром! Тот же Исайя говорил: «Сыновья иноземцев будут строить стены твои и цари их – служить тебе!» - в тон ему продолжил Аркадий. – Мы не должны ослушаться Яхве! Тем паче, Господь наш есть Бог отмщения! Сколько пришлось претерпеть нашему народу, прежде чем он дождался этого момента – времени овладения сказочным богатством, а с его помощью и властью!
Илья слушал, не перебивая. Именно такой беседы он и хотел. Давно ждал возможности обсудить с другом принципиальные нравственные проблемы этого многообещающего переломного времени, чтобы утвердиться в своих взглядах. 
 - Как свидетельствует наш духовный наставник Шулхан Арух, - Илья раскрыл лежащую на столе книгу - «Деньги акума есть добро никому не принадлежащее, а потому первый, кто пожелает, имеет полное право овладеть им. Собственность христиан считается евреями добром никому не принадлежащим. Стало быть, евреи могут, сколько им удастся захватить. Обманывать еврею акума дозволяется, поскольку они хуже собак!»  Илья захлопнул книгу. - Разбогатев за счёт христианского имущества, а их в стране более восьмидесяти процентов, мы ни в коей мере не нарушаем законов нашей морали!
 - Мораль-то у нас, надо заметить, двойная! – не слишком уверенно заметил Аркадий, под взглядом Ильи сразу немного устыдившись сказанного. Червь сомнения в справедливости Талмуда иногда грыз его совесть. – Вспомни, как говорят раввины: «Моисеевы Заповеди - не убей, не укради - относятся только к нашим братьям по крови, а к гоям не применимы!»  С точки зрения общечеловеческой морали это не слишком порядочно!
 - Не советую увлекаться этическими тонкостями! Помни, что кагал может отлучить тебя от нашего сообщества! Ты и так по нашему закону не можешь считаться евреем. Мать-то у тебя русская! И не забывай, кто тебя вёл по жизни. Кто устраивал в институт, в пароходство! Неблагодарность не почитается не только русскими!
Посрамлённый Аркадий сидел, низко опустив голову стыдливо спрятав глаза. Он уже упрекал себя. «В конце концов, деньги превыше всякой морали! Они – символ богатства и власти над людьми и могут утвердить любую мораль!»
Как бы услышав его мысли, Илья снова заговорил:
 - В своё время я изучал марксизм с пользой для себя. У Карла Маркса, ты знаешь, что он был не просто евреем, но одним из самых выдающихся наших собратьев, есть статья «К еврейскому вопросу». Я запомнил из неё несколько важнейших, основополагающих мыслей: «Деньги – бог Израиля, перед лицом которого не должно быть никакого другого бога!»  и далее: «Химерическая национальность еврея есть национальность купца, вообще денежного человека». Думаю, нам не только не следует отрекаться от этого, напротив следует этим гордиться! Деньги – непобедимое оружие, которое вложил нам в руки Господь! Только благодаря ему, мы не только не исчезли с лица Земли, но и уже захватили власть над половиной мира! Не сомневаюсь, что в ближайшем будущем нам будет принадлежать весь мир! 
Илья говорил с жаром, он  весь горел каким-то дьявольским огнём. Его  облик напоминал падшего ангела. Он уже не сидел, а взволнованно бегал по комнате. Чувствовалось, что он в последнее время много размышлял и теперь выплёскивал свои мысли на Аркадия.
 - Почаще обращайся к Ветхому завету, Аркаша! Там найдёшь конкретные рекомендации на любой случай жизни и методы достижения поставленной тобой цели.  Он взял со стола Библию, открыл её на заложенной странице и прочитал: «Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего-нибудь другого, что можно отдавать в рост. Иноземцу отдай в рост, а брату твоему не отдавай в рост, чтобы Господь Бог благословил тебя во всём, что делается твоими руками на земле, в которую ты идёшь, чтобы обладать ею!» Не кажется ли тебе, что слова эти непосредственно относятся к сегодняшнему дню, к России!? Более того, самим Богом мы предназначены для господства не только над Россией, но и над всей Землёй. Теперь это называется глобализаций. Для достижения нашей цели мы просто обязаны использовать деньги и ссудный процент. Бог не простит нас, если мы не прислушаемся к советам его пророков.
Постояв у окна и немного успокоившись, Илья вернулся на своё место и заговорил о конкретном деле, ради которого пригласил друга.
 - Конечная наша цель, Аркаша, не просто деньги, а большие деньги и власть! Но они, как ты понимаешь, делаются не сразу. Мы с тобой не успели добраться по служебной лестнице до самого «советского пирога» и находимся где-то на периферии, в толпе таких же. Поэтому придётся начинать с малого, так сказать, с программы минимум! Надеюсь, что когда-нибудь доберёмся и до программы максимум – собственного банка! А пока…   Я знаю, что у тебя есть кое-какие сбережения, у меня – тоже. И у нас есть братья, которые нам при необходимости помогут и войдут в долю. Предлагаю объединить усилия и начать со скупки объектов системы обслуживания. Сегодня власти предоставили возможность их выкупа у государства трудовыми коллективами. А чем мы не национальный коллектив!? (При этих словах Илья злорадно усмехнулся!)  У многих трудовых коллективов нет даже тех мизерных денег, за которые власти выставляют на торги предприятия торговли и питания.  Мы будем вступать в долю, добавляя нужную для покупки сумму. Естественно, делать это будем без лишней огласки и с гарантией, обеспечиваемой нанятыми нами бандитами. Благо таковых сейчас расплодилось великое множество. Кстати сказать, эти активисты бандитского фронта, в недалёком будущем разбогатев, станут нашими коллегами и опорой - респектабельными коммерсантами и политиками!  Помяни моё слово!  Ну, а чтобы наши покупки оказались выгодными, сделаем ставку на алчность чиновников – распорядителей торгов. Проще говоря, мы будем покупать их! Эти рядовые советские граждане, всю жизнь живущие на одну зарплату, уверяю тебя, клюнут и на незначительную подачку!  Заняться этим нужно немедленно, пока тугодумы русские не расчухались! Время работает на нас – цены на недвижимость непременно будут быстро расти! Своевременно сбывая купленное за гроши, будем расширять дело. Надеюсь ещё увидеть тебя банкиром!
  Илья снова разволновался, лицо его покрылось красными пятнами, руки дрожали, как будто он уже перебирал вожделенные пачки купюр и слитки драгоценных металлов в своём банковском сейфе. Его речь и для Аркадия звучала ангельской райской музыкой. Он уже не различал отдельных так ласкающих  душу слов. Он грезил наяву – видел себя то богатым и важным, окружённым заискивающей толпой слуг и младших партнёров, повелевающим местными властями, то едущим на службу в дорогом чёрном лимузине в сопровождении охраны, то отдыхающим, нежась на берегу ласкового южного моря под тенистыми пальмами. Но сказка не сразу и не всегда становится былью.
 Расставшись вдохновлёнными сказочными перспективами, друзья активно принялись за дело. Мысль о том, что время – деньги подгоняла, не давала покоя ни днём, ни ночью. Теперь они с утра до вечера метались по огромному городу, беседовали с администраторами крупных магазинов и ресторанов, расположенных в наиболее людных  престижных местах и обещавших большие доходы, соблазняли открывающимися возможностями, предлагали субсидирование приватизации. Администраторы чаще всего пугались неизвестности, боялись продешевить и в лучшем случае обещали подумать.  Наконец, Илья натолкнулся на сговорчивого и решительного директора крупного мебельного магазина, расположенного почти в самом центре Ленинграда. Они обсудили детали сделки: паи, вносимые компаньонами, права и обязанности сторон. Поскольку сделка была не совсем законной, пришлось ограничиться устной договорённостью. Директор не знал, что за спиной новоиспечённых  бизнесменов стоят уголовники. «Кто не рискует, тот не пьёт шампанское!» - успокаивал он себя.  Позже ему пришлось пожалеть о своей доверчивости – друзья попросту «кинули» его! В то время многие ещё не понимали, что в денежных операциях друзей, а часто и родственников не бывает! Перед торгами Аркадий встретился с человеком из администрации района, отвечающим за приватизацию государственного имущества и организующим аукционы. Они, как и предполагал Илья, сразу нашли общий язык. Ещё не избалованный чиновник удовлетворился совсем незначительной суммой. Спектакль под названием «аукцион» был разыгран им блестяще. Других претендентов кроме Ильи не было. Они выкупили огромный магазин за смешную цену. Однако и таких денег у них пока не было. Пришлось пригласить третьего компаньона – служащего сберегательного банка. Его вкладом в общее дело была возможность брать кредиты, которые в связи с дикой тогдашней инфляцией практически возвращать не было нужды. Все участники торга оказались в выигрыше кроме, конечно, государства, иначе говоря,  народа!
Окрылённые удачей, получив хороший опыт, друзья-коммерсанты провели ещё несколько операций по тому же алгоритму. За короткий срок они стали совладельцами ряда магазинов, ресторанов и кафе. Далее развернуться им не дали, очнувшиеся от спячки другие более наглые и беспринципные  сограждане. Они тоже захотели откусить кусочек от никем не охраняемого «советского экономического пирога»  Эти крутые ребята не брезговали чистой уголовщиной. Наши же герои, как и все их собратья по крови, не принадлежали к храброму десятку. Нож и пистолет были не их оружием! Подобрав надёжных управляющих из своей среды, пришлось им, скрепя сердце, удовлетвориться полученным и от греха подальше укрыться за границей. Там и проживают они сегодня вполне безбедно, обиженные на Россию и интернациональных бандитов, не позволивших им выполнить программу максимум!  О родине  вспоминают с пренебрежением и проклятиями, да и то только в связи с очередным денежным переводом! И разве они одни!? А березовские, а гусинские, а невзлины, а тысячи других паразитов помельче, ограбивших русский народ!  Многие из них откровенные враги России – русофобы, имеющие здесь собственность и продолжающие, благодаря этому, высасывать из страны соки! Увы, частная собственность, вопреки всякой логике, с некоторых пор у нас священна и неприкосновенна!
 


ТАК  БЫВАЕТ!

В то утро Евгения Ивановна проснулась поздно. Ночью она несколько раз вставала с постели, ходила на кухню пить корвалол, пыталась читать.  Её одолевали, лишали сна воспоминания о вчерашнем вечернем разговоре с соседкой Людмилой Петровной. «Как могло такое случиться? Почему? Кто в этом виноват? – неоднократно задавала она себе одни и те же вопросы. – Уму непостижимо! И это родной-то, единственный, нежно любимый  сын!» Ответов было множество, но ни один из них её не удовлетворял. Разум, логика говорили одно; чувства, эмоции – другое. «Чудовищно! – только и могла констатировать Евгения Ивановна. - Надо сейчас же сходить проведать Людмилу Петровну. Вечером она была в ужасном состоянии! Напрасно я не вызвала скорую помощь! Увы, хорошие мысли часто приходят с опозданием!»   
Она встала с постели, накинула халат и отправилась к соседке.  Позвонила. На звонок никто не ответил. Подождала и прислушалась. Из-за двери не доносилось никаких признаков жизни. «Может, ещё спит!? Если уж я – сторонний человек – плохо спала после вчерашних событий, можно представить себе, как чувствовала себя этой ночью Людмила Петровна! Всё же жаль, что я  не вызвала скорую!»  Она вернулась домой, муж ворчал: «Не успела проснуться, и уже пошла по соседям!» Евгения Ивановна ничего не ответила. Не хотелось лишний раз волновать сердечника, посвящая его в подробности вчерашних событий.
Приведя себя в порядок и позавтракав, Евгения Ивановна вновь направилась к соседке. На её длинные звонки опять не последовало никакой реакции. За дверью стояла мёртвая тишина. Теперь Евгения Ивановна не на шутку встревожилась: «После таких треволнений всё могло произойти! Она не молодая! А если у неё случился инсульт, и она сейчас лежит не способная никому сообщить об этом, попросить о помощи!?» Вернувшись домой, она нашла телефон Георгия и позвонила: «Мама не у Вас? Она почему-то не открывает дверь на мои настойчивые звонки! Не случилось бы чего-нибудь нехорошего!» «Со вчерашнего дня матери не видел и не слышал! Сейчас приеду!» - ответил тот и провесил трубку. «Может, всё же совесть заговорила? – подумала Евгения Ивановна. Она присела на стоящий возле двери старый, пригодный только  для лестничной площадки скрипучий стул и стала ждать. Георгий жил где-то рядом. 
Они застали хозяйку  бездыханной, лежащей на полу возле смятой постели. Сухонькое её тело в ночной рубашке до пят походило на тело подростка. Правая рука была вытянута в сторону входной двери. То ли она в последний момент взывала о помощи, то ли пыталась добраться до телефона. Через открытую на кухню дверь была видна газовая плита с остатками изуродованного чайника, стоящего на горящей конфорке. В углу комнаты еле слышно работал телевизор. Видимо, смерть настигла её ещё вчерашним вечером. Она разделась, готовясь ко сну, и в ожидании закипания воды в чайнике прилегла перед телевизором, надеясь с его помощью отвлечься от гнетущих мыслей. Тут ей и сделалось плохо.
Удивлённые открытой настежь дверью квартиры, появились три старухи - соседки по лестничной площадке. Какое-то время они стояли над покойной, тихо причитали по поводу внезапной кончины и вытирали навернувшиеся слёзы. И только сын не проявлял никаких признаков горя. Он внимательно, как будто был здесь впервые, оценивающе, деловито осмотрелся, зачем-то покопался в ящиках комода, открыл шкаф, затем спокойно набрал 03 и вызвал скорую помощь, чтобы констатировать смерть. У присутствующих сложилось впечатление, что к этому событию он готовился заранее. Врач прибывшей скорой привычно заполнил стандартный бланк, объяснил, куда следует обратиться, чтобы тело отвезли в морг, что надлежит делать дальше и в какой последовательности. Сын внимательно выслушал, кое-что, записывая на подвернувшемся клочке бумаги. Вскоре все разошлись, а Евгения Ивановна отправилась по квартирам собирать деньги для покупки венка. «Хорошая смерть, - думала она, спускаясь по лестнице. Ушла тихо, спокойно, не причиняя никому хлопот и не давая дополнительного повода для недовольства! Говорят, Бог одаривает такой смертью хороших, добрых людей!» 
Вечером к ней зашла старая приятельница и она, переполненная впечатлениями от событий минувших суток и особенно вечерней исповеди усопшей,  остро чувствуя потребность выговориться, рассказала ей её содержание и всю  историю жизни покойной.   
Родилась Людмила Петровна в самом конце двадцатых годов прошлого века в маленьком городке под Ленинградом. Великая Отечественная война застала её подростком. Городок вскоре оккупировали фашисты, и она собственными глазами видела казни коммунистов, партизан и евреев на городской площади. Немцы сгоняли на это зрелище всех оставшихся жителей. Она на всю жизнь запомнила их самодовольные, весёлые, пьяные лица и слёзы не имеющих возможности  помочь присутствующих русских стариков и детей. Помнила смерть бабки и деда, голод и холод, разруху и пожарища, освобождение городка частями Красной Армии и всеобщую радость оставшихся в живых сограждан. А главное - родившуюся надежду на прекрасное будущее. Жизнь хотя и медленно, но налаживалась. По карточкам стали регулярно выдавать хлеб, кое-какие продукты и одежду. Снова заработала школа, и она возобновила учёбу. Но война ещё не закончилась. Она хорошо запомнила почтальона, принёсшего похоронку, сообщающую, что боец Сидоров П.Н. геройски погиб в боях за Родину и своё безутешное горе при этом известии.
Однако жизнь брала своё и, наконец, настал долгожданный День Победы – непередаваемое словами ликование души, объятия и поцелуи на улицах совершенно незнакомых людей, песни и пляски, взметнувшиеся ввысь, как факелы, красные флаги и транспаранты и беспорядочная, пугающая стрельба из всех видов оружия. Вместе с Победой народ обрёл твёрдую уверенность в завтрашнем дне: «Победили фашизм, победим и разруху!» В те годы казалось, что борьба с последствиями войны затянулась. Это из нынешнего времени, очевидно, что советский народ восстановил разрушенные города и сёла, заводы и фабрики, колхозы и совхозы в кратчайшие исторические сроки и без всякой помощи из вне!
«Мама, не имеющая практически никакого образования, очень хотела видеть меня человеком интеллигентной профессии: врачом, учителем, инженером, агрономом, юристом. Она сделала всё возможное и невозможное для того, чтобы я смогла окончить школу и поступить в институт!» – рассказывала Людмила Петровна. И она старалась оправдать её надежды.  Получив аттестат зрелости, поехала в Ленинград поступать в вуз. Профессиональной ориентации тогда не существовало, близких образованных людей у неё не было, и она плохо представляла себе  суть различных профессий. Позже она признавалась, что профессию выбрала случайно, сдала документы в тот институт, где был меньший конкурс. Так она стала студенткой, будущим фармацевтом.
Потекла полуголодная, но весёлая и многообещающая студенческая жизнь. На одну стипендию жить было невозможно, серьёзной помощи ждать неоткуда - приходилось подрабатывать, где придётся. Сортировщик овощей на базах, уборщица, дворник – вот профессии, который ей пришлось освоить во время учёбы. Она не могла забыть свои сборы на первое свидание с курсантом военного училища. Девчонки из общежития принесли всё самое лучшее из своего более чем скромного гардероба, чтобы представить её ухажёру в надлежащем виде, чтобы она не упала перед ним в грязь лицом! Скромность тогдашнего быта, всеобщее равенство в бедности сближали людей, делали их добрее, отзывчивее, роднее по духу. На каникулах она ездила к маме, чтобы помочь по хозяйству. В те годы многие и не только в их маленьком городке, но и в Ленинграде имели огороды и держали домашнюю живность: коров, коз, поросят, кур, кроликов.
Пролетели пять студенческих лет. Она получила диплом и назначение в районный центр Ленинградской области. Работа сразу увлекла её.  Вдохновляла цель: высокое служение людям. Хотелось быть полезной обществу: помогать избавиться от недуга искалеченным войной солдатам, которые пользовались наибольшим вниманием, немощным старикам, не видевшим детства детям. Высшей наградой за свои старания считала благодарный взгляд жаждущих помощи человеческих глаз. Ради этого тогда работали многие, несмотря на, мягко говоря, невысокие зарплаты. Не подозревая того, работали ради идеи служения людям, обществу!  Что может быть благороднее этого!?
Однажды в аптеке появился офицер. Он спросил дефицитное лекарство для матери. На её отрицательный ответ в глазах молодого человека появился живой укор. Она приложила много сил, затратила много личного времени на то, чтобы найти необходимый препарат. Скорее всего, в благодарность за это он пригласил её в кино. Однако у них оказалось много общего в мировоззрении, и они стали встречаться. Им было интересно вместе. Возникла обоюдная симпатия. Они почувствовали необходимость друг в друге. Он сделал предложение. Она с радостью приняла его. Оба были счастливы.
Трудности жизни человек хранит где-то в глубине памяти. На поверхности оказываются только хорошие, приятные воспоминания. Так уж устроена человеческая психика. Конечно, случались и раздоры, и взаимное непонимание, и материальные трудности, связанные, прежде всего, с жильём, частыми отлучками мужа по делам учёбы и службы, особенно  в самые неподходящие моменты, когда он был так нужен в семье. Алексей заочно учился в институте,  и часто ей приходилась, работая, в одиночку заботиться о семье и ребёнке. Ребёнок был болезненным, капризным. Сколько бессонный ночей она провела у его постели или с ним на руках!?  И вместе с тем, сколько материнского счастья, нежности, удовлетворённости она испытала после рождения сына! Ребёнок был её кровью, её плотью, её продолжением на Земле! Отец по-мужски был более сдержан в проявлении чувств к сыну, но он тоже очень гордился им и возлагал на него большие надежды как на продолжателя рода, преемника в офицерском корпусе, будущего единомышленника и друга.  Многие мужчины и особенно русские  духовное родство считают выше кровного.
Шло время, Гарик рос в неге, любви и заботе, не зная тех невзгод, которые пережили родители. Хотя Алексей и говорил неоднократно жене, что только преодоление жизненных трудностей создают настоящего человека, обладающего высокими моральными качествами, полезного людям; предмет гордости родителей, их поддержку и утешение в старости. Что Человека создаёт не вершина, которой он достигает в жизни, а путь к ней. Но она, как и многие матери, была склонна к всепрощению своего чада, к переоценке его личностных качеств.   Людмила Петровна рассуждала по-матерински: «Пусть Гарик хотя бы в детстве не знает забот! Пусть детство его будет сказочно безоблачным!» Тогда она не думала о том, что именно в детстве, в семейной школе нравственности, формируется моральный фундамент личности. Между родителями состоялось несколько бурных разговоров на эту тему, которые, однако, ни к чему не привели. Каждый из них остался при своём мнении.
Как и предвидел отец, детство сына затянулось. В студенческие годы, благодаря покровительству мамы, он также не знал проблем. Жил весело и беззаботно, как говорят студенты: от сессии до сессии. Особенно не утруждая себя, получил диплом и стал инженером. Только придя на завод, он понял, что жизнь состоит не из одних праздников, что существуют и будни. Что на работе нужно не только «ждать звонка», но и серьёзно трудиться. К этому предшествующими годами жизни он подготовлен не был. Начались конфликты с начальником, обоюдное недовольство. Годы шли, а Георгий как пришёл на низшую инженерную должность, так на ней и оставался, естественно, с соответствующей должности зарплатой.  Со временем у него появилась зависть к более удачливым однокашникам, которые делали успешную карьеру, обзаводились своими домами и семьями. Он же оставался на попечении родителей не приспособленным к жизни инфантилом. Были серьёзные разговоры с отцом, который искренне любил сына, глубоко сожалея о своей недостаточной настойчивости в его воспитании. Понимая, что главное время безвозвратно упущено, старался его наверстать, передать накопленную мудрость. Однако при этом не встречал должной поддержки жены, для которой и великовозрастный сын продолжал оставаться ребёнком, требующим непрестанной заботы и внимания, всем смыслом её жизни. На фоне нежной «доброты» матери наставительные беседы отца Георгию виделись грубым ущемлением его свободы и самостоятельности и вызывали реакцию сопротивления. Каждая попытка Алексея серьёзно поговорить с сыном о его жизни и перспективах обыкновенно оканчивалась конфликтом. Видя их безрезультатность,  он постепенно всё более отстранялся и уходил в себя. Духовного родства с сыном, о котором он грезил когда-то, не получилось! Внутренне любя и жалея сына, он очень переживал затянувшийся конфликт. Здоровье его всё более расстраивалось. В конце концов, он получил инфаркт и вынужден был оставить работу. Не приученный к сопереживанию Георгий не понимал,  что причиной болезни отца является он. Незаметно подошло время, и Людмила Петровна оставила работу, коллектив, полностью посвятила себя семье.
Неудачи преследовали Георгия не только на работе. Попытки обзавестись семьёй, своим домом тоже ничего не дали. Выросший эгоистом, он не был готов делиться всем, что имеет с кем-то, заботится о ком-то. Он сам ожидал получить от жены внимание и материнскую заботу. Через год он развёлся с первой женой. Позже появилась вторая. На этот раз не молодая уже женщина с двумя почти взрослыми сыновьями сама подобрала неудачника, действуя по принципу: «Лучше пусть будет в доме какой-то мужчина, чем никакого!»  Опытная и хитрая она сумела подчинить себе Георгия так основательно, что теперь он готов был на всё лишь бы сохранить её благосклонность. Не состоявшийся инженер  в 1993 году оказался не у дел и перебивался любыми заработками вплоть до роли сторожа, дворника, рабочего на подхвате. Неудовлетворённая его заработками жена настойчиво требовала денег, угрожала выгнать из дома. Удручённый неудачами, униженный женой он приходил в родительский дом  озлобленным на всё и вся, в том числе и на родителей, которые воспитали его непригодным для нынешней жизни. Неухоженный, постоянно раздражённый, голодный он вызывал жалость у матери и протест у отца. Алексей не принимал слабых, безвольных людей, не способных найти выход из создавшегося положения, своё достойное место в мире. Будучи человеком целеустремлённым, волевым сам он, преодолев немало препятствий, добился достаточно многого в жизни. Как и большинство людей, он оценивал других, исходя из собственного опыта, смотрел на них со своей колокольни. Его трогала неприспособленность, инфантильность сына. Человек неравнодушный во всём, остро воспринимающий события, он далеко не всегда адекватно реагировал на конфликт с сыном, всякий раз, долго перебирая и анализируя детали очередного разговора. Длинными, бессонными ночами он многократно воспроизводил диалоги с Георгием, стараясь найти самые убедительные доводы в свою пользу. Психика его быстро разрушалась. Сын не понимал фундаментальных положений философии жизни и, прежде всего, заповеди, присущей всем мировым религиям и философским концепциям, в Православном христианском учении звучащей: «Чти отца твоего и матерь твою да благо ти будет и долголетен будеши на Земли!» Не понимал, что чтить, прислушиваться к наставлениям родителей, обязан  хотя бы в благодарность за то, что они подарили ему жизнь! Кроме того, воспринимая опыт и знания людей более опытных и сведущих в жизни, человек компенсирует недостаток того и другого за их счёт. Как говорил великий Пушкин: «Наука сокращает нам опыты быстро текущей жизни!» Умудрённый жизнью Алексей знал, что разрыв между поколениями целенаправленно спланирован и осуществлён нынешними властями, что это результат переоценки ценностей, за которую, по-видимому, и карает не только его семью, но и весь наш народ Господь Бог!  Понимая всё это разумом, он не мог заглушить в себе голос эмоций. После очередной душеспасительной  беседы с сыном  ему стало плохо. Сердце не выдержало перегрузки, и он скоропостижно скончался.  Занятый собой сын спокойно отреагировал на это событие.
Оставшись одна, Людмила Петровна ощутила своё полное одиночество, никчёмность. Она была человеком не слишком общительным и с людьми сходилась трудно. Сын, казалось, забыл о ней и неделями не появлялся. В квартире всё  напоминало о прожитой жизни, о нём - её кровинке, о любящем муже. Вот их общая тридцатилетней давности фотография на стене. Она - весёлая и молодая, слева - улыбающийся Гарик. Справа - в военной форме с полковничьими погонами муж. Он серьёзно, задумчиво и сочувственно  смотрит на неё, как будто старается утешить, разделить её одиночество. Как она раньше не замечала его всегдашней серьёзности!? В шкафу - его костюмы, в ящиках комода - его бельё, на столе - его любимая чайная чашка. На кухне - полка, сделанная его руками. Всё громко кричит о счастливом прошлом и об отсутствии будущего. Перед её внутренним взором то и дело возникают картины прошлой, полнокровной жизни. И слёзы сами собой потоками льются из её глаз. Она становится мистиком: ей кажется, что Алексей зовёт её. Расстройство психики сказалось на здоровье. Повысилось давление. Начались боли в сердце. Порой она неделями не выходила из квартиры. Пришлось в таких случаях обращаться в социальную службу за помощью. 
Теперь она много времени проводила на кладбище, ухаживая за могилой мужа, беседуя с ним как с живым. Иногда, незаметно для себя, она начинала вслух жаловать на одиночество, утрату смысла существования, умолять его поскорее взять к себе.  Свидетели с изумлением и сочувствием смотрели на умалишённую, жалкую, заплаканную старуху.
Однажды среди могил Людмила Петровна увидела маленькую беленькую беспородную собачонку. Грязная, с поджатым хвостом, трясущаяся от холода и голода, с умоляющим об участии взглядом собака символизировала одиночество, заброшенность и жалкость. Было невозможно равнодушно смотреть на это живое существо,  брошенное на произвол судьбы наигравшимися  бездушными хозяевами. Глядя на собаку, она подумала: «Наверное, я, забытая всем миром, со стороны выгляжу, примерно, также! Вдвоём нам будет лучше обеим!» Она позвала собаку и та, виляя хвостом, приблизилась. Людмила Петровна поделилась с ней прихваченным из дома бутербродом. Надо было видеть, с какой благодарностью собака смотрела на великодушную незнакомку. «Собаки в отличие от людей не бывают неблагодарными!» - с горечью думала Людмила Петровна, наблюдая, как собака с жадностью поглощает хлеб и вспомнив родного сына.
Когда она собралась уходить, собака как привязанная побежала рядом. Она как бы прочитала мысли доброй женщины. Дома Людмила Петровна вымыла новую подругу в ванной, высушила феном и расчесала свалявшуюся, в колючках длинную шерсть и та стала чисто белой и шелковистой. Животное, принимая заботу, не противилось. Создавалось впечатление, что оно понимает человеческую речь и взглядом умных глаз выражает сожаление о невозможности ответить. За аккуратный чёрный носик на белой симпатичной мордашке  она назвала собаку «Кнопкой» и собака быстро усвоила своё новое имя. В доме появилось живое существо, скрасившее одиночество. Теперь Людмила Петровна часто разговаривала с ним, вспоминала свою прежнюю, активную жизнь, внимание людей, заботу мужа, много обещающего маленького сынишку. Собака внимательно слушала, никогда не противоречила и ни в чём, в отличие от Гарика, не упрекала.
Между тем сын стал появляться чаще, но его, видимо, приводила сюда не любовь к матери и сочувствие ей - старой, больной и одинокой, а элементарный голод. Он знал, что мать всегда накормит, отдаст последнее. Этим высоким материнским чувством он и воспользовался, когда узнал, что она сумела не только сохранить кое-какие семейные сбережения, но даже немного преумножить их, сдавая в комиссионный магазин дорогие для неё вещи – память о людях когда-то бывших ей близкими и знаменательных событиях жизни. Она понимала, что после её смерти эти вещи вряд ли кому-либо будут интересны. Вместе с тем не хотела, чтобы её смерть легла тяжким бременем на сына и собирала деньги на свои похороны. Она заготовила «своё приданное» - почти не ношенное любимое платье, комплект белья, тапочки, белый головной платок с розовыми цветочками, небольшую подушечку. Однажды при очередном посещении Гарика она рассказала об этом и показала сберегательную книжку, завещанную ему, пояснив, на что должны быть потрачены деньги. Почувствовав, что разговор затронул его, с радостью подумала: «Всё же неправ был Алексей, упрекая Гарика в эгоизме, равнодушии к людям, отсутствии соучастия, должного уважения и благодарности родителям!» Однако уже при следующем посещении её Гариком она была вынуждена изменить своё мнение.
Он пришёл необыкновенно раздражённым. С порога бросил: «Голоден! Покорми!» и, раздевшись, прошёл в комнату. Людмила Петровна бросилась на кухню. Вылила в ковшик предназначенный для своего обеда суп и поставила на газовую горелку. Быстро очистила сваренные в мундирах три картофелины и порезала их на сковороду. Сварила сардельку. Через пятнадцать минут её обед стоял перед Георгием на столе, а она, не думая о том, что осталась без обеда, сидела рядом и с материнской нежностью и любовью смотрела, как её единственный обожаемый сын с жадностью, молча, насупившись, поглощает пищу. Утолив голод, он откинулся на спинку стула и без предисловия начал. Чувствовалось, что он заранее подготовился к разговору:
 - Итак, у тебя, мать, есть лишние деньги! Питаешься ты неплохо, в чём я сейчас убедился. В то же время я и моя семья, как ты знаешь, бедствует. Жене стыдно показаться на люди в одежде, которую все давно выбросили на помойку!  Да и я не хочу, чтобы моя жена выглядела хуже других! Ребятам нужно купить новые джинсы, кроссовки и куртки. За квартиру мы задолжали. А моих доходов едва хватает на пропитание! Отдай мне свои накопления!  Одному Богу известно, когда ты умрёшь. Ты ещё переживёшь меня! Смотришься очень прилично для твоего возраста! И болячки тебя не слишком одолевают! 
Людмила Петровна почувствовала: чьи выражения он употребляет, с чьего голоса  поёт! Поняла, что этот вопрос обсуждался. Она пыталась объяснить, что это не так, что деньги ей самой ещё могут понадобиться, что в отличие от них – четверых молодых и здоровых людей – она уже не в силах работать и кроме смешной пенсии, половину которой съедает инфляция, у неё нет и не будет других доходов. Сказала о том, что всё,  что было можно, она уже продала и больше продавать нечего. Сын не слушал, не хотел принимать её доводы. Свои проблемы ему были куда понятнее и ближе! Не поблагодарив за обед,  и не попрощавшись, он ушёл, хлопнув дверью так, что спящая на диване Кнопка подпрыгнула и с изумлением уставилась вслед. 
Обидевшись, он опять долго не появлялся. От переживаний за него у неё поднялось давление, заболело сердце,  и она слегла в постель. Мысль о том, что с её ненаглядным случилась беда, не давала покоя ни днём,  ни ночью. Она снова и снова перебирала  в памяти подробности последнего разговора и думала: «Наверное, Гарик прав: им деньги нужнее! Надо отдать!» Слепая материнская любовь брала верх над разумом. Своими сомнениями Людмила Петровна делилась с Кнопкой, как всегда внимательно смотревшей ей в глаза и всем видом демонстрирующей свою любовь и преданность хозяйке, и тихо плакала. Проходили такие тяжёлые и длинные для неё дни, а Гарик всё не давал о себе знать. Она не раз пыталась звонить ему, но безрезультатно. Если кто-то и брал трубку на другом конце провода, то это была Лиза или её дети. С ними у неё не было никаких отношений. Ни они, ни она не считали себя родственниками. Она – в силу того, что почитала этот брак сына ошибкой, они – потому что не видели в этих отношениях никакой практической пользы. Человеком Людмила Петровна была не слишком общительным, новых знакомых давно не заводила,  старые же по большей части вымерли, и это усугубляло её одиночество. Русскому человеку  свойственно в горе искать утешения у близких, «плакаться в жилетку», она же такой возможности не имела. А длительные, не выплеснутые наружу переживания, как известно, только ухудшают здоровье. Людмила Петровна чувствовала себя всё хуже и хуже. Лекарства не помогали. Она уже с трудом справлялась с трудностями одинокой жизни, с обслуживанием собаки. Благо Кнопка, привыкшая к подобным случаям, могла самостоятельно сбегать во двор и, сделав свои собачьи дела, вернуться домой.
Однажды утром она привычно выпустила собаку во двор, но та подозрительно долго не возвращалась, лаем не просила открыть дверь квартиры. Обеспокоенная Людмила Петровна поднялась с постели и выглянула на лестницу. Собака, вытянувшись, бездыханная лежала у её двери. В последнее время в доме появились новые жильцы, принадлежащие к «продвинутому» поколению, влетающие в их маленький дворик на дорогих иномарках с ревущими магнитофонами. По-видимому, кто-то из них пнул попавшую под ноги доверчивую собачонку. Из последних сил Кнопка доползла до двери квартиры и испустила дух. Нелепая смерть любимой собаки явилась страшным ударом для Людмилы Петровны.  Она в голос, как по родному покойнику, зарыдала.
«Она бы и не добралась самостоятельно до постели, если бы не я! - говорила растроганно Евгения Ивановна. Услышав, я помогла ей улечься в постель, напоила валерьянкой, дала сердечное, покормила, решила проблему с телом несчастной собаки. К вечеру - снова пришла. Так продолжалось несколько дней. Уход и соучастие не замедлили сказаться – она начала поправляться, стала более словоохотливой. Так постепенно я и узнала историю её жизни.
Вчера к ней, наконец, пришёл её долгожданный Гарик.  Содержание разговора с сыном Людмила Петровна передала мне вечером. При этом она безудержно рыдала. От непрерывных, обильных  слёз лицо её опухло и покраснело, тело и особенно руки мелко тряслись. Повествование не раз прерывалось взрывом эмоций, приёмом капель корвалола, моими увещеваниями. Порой слов её было вообще невозможно понять. Суть же последнего разговора состояла в следующем: сын уже не просил, он грубо требовал отдать накопления. Разум ему не повиновался. Он не видел бедственного состояния матери. На её робкую попытку что-то сказать он бросил всё решившую фразу: «Чтоб ты скорее сдохла, старая дура!» «И это мой-то единственный сын, моя плоть и кровь, моя надежда и бесконечная любовь!» - сквозь сотрясающие её рыдания многократно повторяла  Людмила Петровна.
Её сознание не вмещало, сердце не могло принять  такой «благодарности! К сожалению, в наше бессовестное и бесстыдное время такое бывает и не редко!»  – заключила свой рассказ Евгения Ивановна.





ВОТ,  ЧТО  НАС  ГУБИТ !
 
               «Живи людям себе!»
   (Древняя русская пословица)

Недавно на улице города я стал невольным свидетелем такого разговора, который до глубины души затронул меня и явился последней каплей, заставившей взяться за эту статью.
Беседовали двое молодых мужчин в присутствии своих жён и 10 – 12 летних детей: мальчика и девочки. Речь шла об их общем знакомом. Вот отрывок из этого диалога:
 - Я ему говорю: зачем ты звонишь мне? Ведь я не донимаю тебя своими проблемами! Вот и сейчас тоже.… Какое мне дело, что у тебя пропал сын?! Это твоя проблема, у меня и своих хватает!
 -  Он и мне сегодня утром звонил. Тоже жаловался! Назойливый,  как муха.  Делится своими неприятностями, плачется в чужую жилетку! Не хочет понять, что его проблемы никому не интересны!
Какой-то неизвестный мне человек искал помощи, сочувствия, соучастия  у своих, видимо, довольно близких знакомых, а встретил жестокое равнодушие чёрствых эгоистов! Такими же будут (если уже не стали)  их жёны и дети.
Не помнят они старинной русской пословицы: «Пьём, едим, как люди: чем же мы нелюди!»

В метро на станции «Невский проспект» часто вижу пожилую, полную, болезненного вида женщину. Опершись о стену и широко расставив ноги, она виртуозно исполняет на скрипке классические вещи. На полу перед ней - тарелка с несколькими монетами. Без сомнения она – профессионал, скорее всего преподаватель. У неё, наверняка, когда-то было много уважающих и любящих учеников. Может быть, кто-то из них многого достиг в жизни. Скорее всего, у неё хорошо развито чувство собственного достоинства, она помнит былую честь, оказываемую ей учениками и коллегами. Но мизерная пенсия, современная тяжёлая жизнь заставили «выйти на панель». Людям  бы ей посочувствовать. А вместо этого слышу:  «Знаешь, сколько эти попрошайки зашибают!?»
На тротуаре лежит человек. Может быть, он мёртв, болен или просто пьян.  Прохожих это не интересует! Они, обойдя его или даже перешагнув, спокойно продолжают свой путь. Так он может пролежать очень долго. А если ему была необходима срочная медицинская помощь, и он её не дождался?
В автобусе, битком набитом пассажирами, молодой тщедушный парень вытащил из кармана сгорбленной старушки кошелёк. Она схватила его за рукав, держит и взывает о помощи. Однако рядом стоящие крепкие, рослые молодые люди, по виду студенты, мирно продолжают беседу. Их много, а воришка  один. Не думаю, что они боятся его. Просто не хотят связываться:  равнодушны к чужой беде! На остановке вор с кошельком  спокойно выходит из автобуса. Пенсионерка рыдает. Возможно, она лишилась своей пенсии и на месяц осталась без средств к существованию!
Телевидение сообщает: забеременела одиннадцатилетняя девочка, тринадцатилетний мальчик задушил своего  одноклассника, мошенники продали за один доллар морское судно и т. д. и т.п.  Возмущения общества (электората, как сейчас принято называть население) не слышно! 
В обывательской среде я не заметил бури негодования и по поводу бесподобных по жестокости и бесчеловечности событий в Беслане, взрывов в Москве и других наших городах, тем паче, - терактов за рубежом. Страх за себя у людей есть, а желания взяться всем миром за искоренение общего зла – нет!
Идёт очередной призыв в российскую армию. Опрос призывников показал: только четырнадцать процентов готовы защищать Отечество. Остальные заявили, не стесняясь, что в случае войны сразу дезертируют или сдадутся в плен! Думаю, что это даже «нашему» правительству не должно понравится! Кто же его безграничные возможности по обогащению будет защищать!? МВД и охрана здесь не помогут! Они пригодны только для войны с безоружными стариками на демонстрациях!
Большинство людей равнодушны даже к действиям  правительства, направленным со всей очевидностью против них самих: повышению тарифов на жильё, инфляции, продаже земли, лишению заслуженных льгот и т.п. В акциях протеста участвуют только очень немногие! Естественно, в данном случае апатия властям на руку: народ безмолвствует – можно спокойно продолжать обирать его и дальше!
Хорошим показателем равнодушия наших людей является отношение к выборам депутатов всех ступеней. На избирательные участки с каждым годом приходит всё меньше и меньше. Даже денежные и водочные подачки кандидатов стали мало помогать. Россияне разуверились в возможность изменения своего положения в лучшую сторону, а в худшую – привыкли! Привыкли ко лжи властей, их  обещаниям райской жизни, морям крови в теле боевиках, назойливым страшилкам жёлтой прессы и….перестали реагировать! 
При желании, каждый читатель может к приведенным мною примерам сегодняшнего равнодушия соотечественников к ближнему, обществу, государству может добавить десятки других, своих!
Народа, как монолитного коллектива, объединённого и сплочённого общей идеей, единым порывом на достижение общих целей в нынешней России уже нет! Либерал-демократы своего добились!  Каждый живёт сам по себе и для себя. Лозунг: «Пепси! Бери от жизни (для себя любимого) всё!» реализован. А кто же будет восстанавливать разрушенную экономику (удваивать внутренний валовой продукт), возрождать Россию как мировую державу, с оружием в руках защищать её интересы? Да и будет ли вообще существовать страна, если никому ни до чего, кроме самого себя, дела нет!?
Л.Н. Гумилёв в своих работах приводит массу исторических примеров, как   исчезали народы, рушились государства и империи в результате утраты пассионарности, апатии, равнодушия людей. Не эта ли судьба ждёт и Россию? Может быть, нам пора очнуться, вспомнить: какими мы были, и постараться вернуться к прошлому!?
О былой доброте, любви к ближнему, неравнодушии, склонности к сопереживанию русских людей хорошо написал один из крупнейших историков XIX-го века  В.О. Ключевский в статье «Добрые люди древней Руси». … «Когда видишь, что человек тонет, первое движение – броситься к нему на помощь, не спрашивая, как и зачем он попал в воду и какое нравственное впечатление на него произведёт наша помощь!» То есть, первой Заповедью русского человека всегда было неравнодушие к судьбе ближнего. Русское общество под руководством Православной церкви в продолжение веков училось понимать и исполнять и вторую из двух основных Заповедей – Заповедь о любви к ближнему. Эту любовь наши предки всегда видели в сострадании к нуждающемуся, страждущему. И первым требованием полагали личную милостыню (помощь). Идея этой милостыни была положена в основу практического нравоучения, потребность в ней у русских людей воспитывалась всеми средствами. Любить ближнего, как считали наши предки, – это значит, не пройти мимо нуждающегося, протянуть ему руку помощи, накормить голодного, напоить жаждущего. Человеколюбие считалось высшей добродетелью. В.О. Ключевский даёт множество примеров проявления высокого человеколюбия русских людей, принадлежащих к разным слоям общества, в различные периоды русской истории. Заветом наших предков нам – потомкам служит мысль: «Жить – значит любить ближнего, т.е. помогать ему жить; больше ничего не значит жить и больше не для чего жить!» Удивительно замечательные слова! Можно ли их забывать!?
У казаков издревле существовал обычай о появлении в доме гостя оповещать всю округу выстрелом из ружья. Это означало, что хозяин готов защищать его всеми средствами. Этот прекрасный обычай сохранился и поныне у некоторых восточных народов.
Неравнодушие, неприязнь, ненависть к врагам Отечества всегда культивировались особо, ибо эти чувства помогают поддерживать высокий моральный дух воинов и являются необходимым условием их победы в войне.
Старшее поколение может вспомнить трудные годы Великой Отечественной войны и годы послевоенной разрухи. В СССР было уничтожено семьдесят тысяч городов и сёл, погибло более двадцати миллионов граждан! Материально жилось много труднее, чем сегодня! Но советские люди были совершенно другими, не похожими на сегодняшних! В них жила общая идея, порыв, жажда победы над врагом и восстановления утраченного. Только благодаря этому наш народ победил в войне, по сути, всю Европу; в кратчайшие сроки восстановил народное хозяйство и пошёл дальше – создал великое и могучее Советское государство, уважаемое всем миром! По многим показателям государство, превзошедшее Соединённые Штаты Америки, войной не разрушенные, а на ней ещё больше разбогатевшие!
Равнодушие людей (по В.И. Далю – это покой, косность души, сердца, чувств, рассудочность, холодность, безучастность)  начало заметно проявляться в нашем обществе уже во времена Хрущёва. Постепенно  расширяясь и углубляясь, оно достигло апогея в наши безрадостные и бездуховные реформенные дни. В короткой статье вряд ли возможно вскрыть все причины этого народного бедствия, но основные из них назвать следует.
Материальное житейское благополучие, технические достижения цивилизации, как и всё в мире, имеют как положительные, так и отрицательные последствия. Широкое жилищное строительство и расселение коммуналок в шестидесятых – семидесятых годах, внедрение в быт советских людей телевидения существенно повлияли на их единение, способствовали внедрению в их сознание индивидуализма. Имея персональную квартиру с телевизором и телефоном, люди стали реже ходить в гости друг к другу, замкнулись в своём семейном мирке. Вечера стали проводить не в беседах на общей кухне или за доминошным столом во дворе дома, а перед телевизором. Телефон во многих случаях заменил личное, душевное общение. Стали ослабевать и рваться даже родственные и семейные связи. Индивидуализм наступал быстрыми темпами. (Кстати, этот процесс охватил не только нашу страну, но и весь западный цивилизованный мир). Своя квартира потребовала обустройства – стали расти частнособственнические настроения. Хрущёв в своей экономической политике сделал ставку на материальную заинтересованность. Это «подлило масла в огонь». Подняли головы диссиденты – сторонники западного образа жизни, либеральной идеи, поклонники потребительства; люди, в системе ценностей которых материальные ценности преобладали над духовными. Как известно, либеральная идея реализуется в политике в форме буржуазной демократии, в экономике – в форме капитализма и предполагает свободу предпринимательства во всех сферах общественной жизни. Предпринимательство же зиждется на эгоизме. Что бы ни говорили нынешние ангажированные буржуазией СМИ, но предприниматель работает на себя, для личной выгоды и он не может быть одновременно эгоистом в производстве и альтруистом в других видах общественной жизни.   Иными словами, либеральное общество – это общество эгоистов!
Эгоизм  (от латинского ego – я) – это принцип поведения, заключающийся в том, что человек следует только своим личным интересам, не считаясь с интересами других, с интересами общества. В либеральном обществе с его понятием Добра и Зла это вовсе не порок, а норма, а его антипод – альтруизм (от латинского alter – другой, бескорыстное служение другим людям) – это условность, глупость, мешающая красиво жить. Конечно, и в буржуазном обществе есть и альтруисты, но их меньшинство. Ведь государство служит буржуазии и всеми средствами проповедует её ценности и взгляды. Благодаря огромному влиянию СМИ очень многие люди и не принадлежащие к классу буржуазии, т.е. не имеющие капитала и не использующие его для получения прибыли, тоже становятся равнодушными эгоистами.
Хочется отметить ещё одну – психологическую причину апатии сегодняшних россиян. Либеральное государство в начале девяностых годов заменой системы ценностей социалистической на буржуазную обесчестило и унизило человеческое достоинство огромной массы  образованных, т.е. наиболее мыслящих и активных людей: учёных, инженеров, офицеров, учителей, врачей, работников культуры и т.п. В советском государстве было очень престижно иметь высшее образование, тем паче, учёные степени и звания. Известно, что  этические категории честь и достоинство человека определяются его оценкой обществом и  самооценкой  соответственно. Высокая честь и достоинство человека жёстко связаны между собой и стимулируют его общественную активность. Снижение общественного статуса интеллигенции – лишение  бывшей ранее высокой чести и достоинства – привело к снижению её общественной активности. Невостребованная масса прежде почитаемых людей опустила головы, ушла в себя, став апатичной ко всему. 
Вот, вкратце, на наш взгляд основные причины, по которым мы – русские люди пришли к нынешнему бездушному, эгоистическому буржуазному обществу. Остаётся только добавить, что до 1917-го года буржуазия с её либеральной идеей в России хотя и существовала, но господствующей никогда не была. В те времена государственной была не буржуазная эгоистическая, а аристократическая система ценностей, в которой индивидуализм, эгоизм не были приоритетными, и высшими добродетелями считались воинские доблести, служение вере, царю и Отечеству. Из всего сказанного  следует только один вывод: если мы хотим сохраниться на Земле как нация со своим государством, то либеральную идею следует заменить  более плодотворной, ибо иначе она нас погубит.
Новая идея обустройства общества – это новая система взглядов на мироздание, принципиально новое мышление, в котором должны соединиться материализм и идеализм, наука и религия, духовное и материальное. Этот процесс объединения ещё недавно казавшегося несовместимым уже идёт в сознании передовых людей.




ПАДЕНИЕ  КУМИРА

Сидя на парковой скамье в тени  старых лип, растущих на берегу Рыбного канала, я с интересом наблюдал за выводком полу домашних уток, кормящихся в редком прибрежном тростничке. Утята уже достигли величины взрослой кряквы, но ещё не вышли из-под опеки мамы. Она, вся  вытянувшись вверх, сидела тут же на берегу и зорко следила за редкими сейчас гуляющими, а при их приближении широко раскрывала клюв, угрожая, таким образом, нарушителям покоя семейства. В случае опасности она немедленно спустится в воду и уведёт выводок подальше от берега. Утята забавно ныряли, отыскивая что-то съедобное на дне водоёма. При этом их остроконечные хвостики стояли домиком над поверхностью, а высунувшиеся из воды жёлтые лапки  шагали в воздухе, удерживая тело в таком неестественном вертикальном положении.
С дерева слетел воронёнок.  Он смело разгуливал, чуть ли не под ногами людей по чугунному горбатому мостику, перекинутому через канал, и, наклонив набок голову, одним глазом наблюдал за утятами. Откуда ни возьмись, рядом с ним оказалась старая ворона. Воронёнок, присев и вытянувшись, трепеща крыльями и широко раскрыв клюв, с громким криком: «кажж, кажж, кажж» стал выпрашивать у неё подачку. Но ворона не реагировала, она, по-видимому, считала своё чадо  достаточно самостоятельным, чтобы обходиться без её помощи.
Эта мирная картина так увлекла меня, что я не заметил, как из тёмной аллеи к мостику приблизились трое. Два милиционера вели, скорее, тащили, подхватив под руки, женщину средних лет. Вид её был крайне непригляден. Давно не мытые и не чёсанные длинные волосы висели слипшимися сосульками, наполовину закрыв лицо. Между ними виднелись клочки сухой травы. Лицо её было в разводах высохших слёз и грязи, в синяках и царапинах. Грязное платье неопределённого цвета в нескольких местах было порвано, обнажая голое тело. На ногах - стоптанные опорки. Один чулок сполз с ноги и, цепляясь за щебень парковой дорожки, мешал её движению. Она с большим трудом перебирала ногами.  Проходя мимо, она повернула голову в мою сторону и посмотрела мутным, безразличным ко всему взором. Взгляд был совершенно бессмыслен. Должно быть, эту опустившуюся в конец, пьяную женщину милиционеры подобрали только что, где-то в ближайших кустах.  «Но ведь кто-то или что-то довело её до теперешнего нечеловеческого состояния? Ведь существует же какая-то тому причина? Не могла же она быть такой от рождения! Кто-то же должен нести ответственность за неё и ей подобных? Ведь она живёт в человеческом обществе! Даже птицы помогают в трудную минуту друг другу!» - подумал невольно я. Встреча с человеческим несчастьем напомнила мне очень давний случай.
Было это через два или три года после окончания Великой Отечественной войны. Память о ней была ещё совершенно свежа, и люди не переставали удивляться и восторгаться новой мирной жизнью. Улицы города постепенно очищались от следов бомбёжек и обстрелов. Дома приобретали жилой вид благодаря активным восстановительным работам. Ужасные,  зияющие глазницы останков сгоревших домов забивались фанерой и досками. В магазинах появились хотя и не очень белые, но всё же батоны и французские булки, маргарин и сахар. Правительство отменило продовольственные карточки. Стали возникать точки уличной торговли: пирожками, газированной водой и мороженым. Жизнь явно налаживалась. Однако, мы - мальчишки военных лет - по инерции ещё продолжали больше играть в войну, чем в игры мирного времени. Разделившись на две группы, мы - восьми–двенадцатилетние подростки - «воевали» в ближайшем к нашему дому небольшом сквере. Отыскивали спрятавшихся в кустах или за деревьями «солдат противника», «стреляли» в них из самодельных деревянных пистолетов и винтовок, старались взять в плен, часто ценою синяков и «боевых царапин».  Стояло лето, и мы беззаботно бегали в сквере  с утра до вечера, стараясь наверстать украденные у нас войной четыре года детства.
Неожиданно, как-то утром, на нашем постоянном «поле боя» появилась  мороженщица. Это была молодая симпатичная женщина в белой форменной куртке и такой же шапочке, из-под которой выбивался кокетливый белокурый локон. Она прикатила  синий деревянный ящик на колёсах, снабжённый ручкой и чем-то похожий на детскую коляску, с крупно написанным белой краской словом «Мороженое» на боку, и обосновалась у самого входа в сквер. Обделённые лакомствами  в лучшие детские годы, мы не могли не обратить на неё внимание.  Наши игры в тот день не клеились и были какими-то вялыми. Вскоре  мы уже плотной стайкой собрались невдалеке от сказочного ящика, и зачарованно наблюдали: как продавщица обычной столовой ложкой из находящегося в ящике алюминиевого бидона, обложенного кусками льда, набирает божественную, белую, густую, сладкую холодную массу; набивает ею трубочку-форму, а затем специальным поршнем выдавливает порцию мороженого на небольшой вафельный кружок, накрывает её сверху таким же кружком, подаёт покупателю и получает с него деньги  (очень большие по тем временам!). Порция мороженого стоила тогда целых двенадцать рублей!   Таких денег ни у кого из нас не водилось и оставалось только с завистью наблюдать за счастливцами, смачно облизывающими языком мороженое с боков, и глотать обильно выделяющуюся слюну.   Все долгие годы войны мороженого мы  не видели, а вкус, если и помнили, то очень смутно с довоенных времён. Младшие же из нас и вообще никогда его не пробовали и о необыкновенном вкусе сладкой, густой, молочной обжигающе холодной,  хрустящей на зубах мелкими кристалликами льда массы,  знали только по рассказам старших товарищей. И как же нам всем тогда хотелось стать обладателями этого драгоценного ледяного чуда! Некоторое время, постояв, ребята ушли во двор или домой подальше от соблазна.
Надо сказать, что покупателей этой роскоши было не много, и продавщица большую часть времени скучала, переминаясь с ноги на ногу возле своего ящика. Конечно, она не могла не видеть наших жадных глаз и обострённого внимания к ней и её товару.
Ребята ушли, а я, не имея ключа от нашей комнаты, одиноко шатался по опустевшему скверу в надежде, что кто-нибудь вернётся. Мне просто было некуда идти.
 - Эй, мальчик, подойди сюда! – неожиданно услышал я чей-то голос. Обернулся, кричала мороженщица. В сквере кроме меня никого не было. Значит, она звала меня.  Не торопясь, подошёл, ожидая услышать какую-нибудь просьбу. Однако вместо этого женщина набила свою формочку мороженым, упаковала его вафлями и подала мне.
 - У меня нет денег, - стыдливо опустив голову, промямлил я.
- А я у тебя и не требую денег, я просто угощаю, весело сказала она, одарив меня дополнительно, как добрая волшебница, обворожительной белозубой улыбкой и поощряя  на большую решительность добрыми голубыми глазами. – Бери, бери, не стесняйся!  Небось, и вкус-то уже забыл!
Я молчал, мой рот мгновенно переполнился слюной. Ещё не осознав степени своего везения, нерешительно взял протянутое мороженое большим и указательным пальцами и стал облизывать. Оно  было довольно мягким и подтекало. Мне хотелось подольше растянуть удовольствие, но  язык и зубы, помимо моей воли, поспешно отхватывали всё большие и большие куски.
- Не спеши, никто не отнимет, да и горло заболит!
Мой рот был полон сладкой холодной молочной массы, зубы ныли, и я ничего не мог ответить. За считанные секунды с мороженым, к моему большому огорчению, было покончено.
-   Спасибо! – наконец удосужился поблагодарить я и помчался во двор, чтобы немедленно похвастать друзьям о привалившем  счастье.
Так началось наше знакомство и дружба с этой доброй феей из сказки.
С того памятного дня, жалея практически беспризорных обездоленных и обкраденных  войной, видевших столько горя  детей, она, как могла, баловала нас: поочерёдно угощая мороженым, а  в конце рабочего дня награждая каждого  ложкой растаявших его остатков  или раскрошившейся вафли, а мы, как птенцы, стояли при этом перед её ящиком с открытыми ртами.  Чувствовалось, что она испытывала удовлетворение от своей щедрости. Должно быть, принадлежала к тем людям, для которых делать подарки приятнее, чем их получать. Мы дворовые мальчишки отвечали ей огромной благодарностью и любовью. Она стала нашим непререкаемым авторитетом.  Мы просто боготворили её! А осенью, седьмого  ноября, узнали нашего доброго гения ещё и в другой ипостаси.
В те годы очередная годовщина Великой Октябрьской Социалистической Революции была действительно всенародным праздником. Люди без всякого принуждения (вопреки лживым уверениям сегодняшних «демократических» СМИ), целыми семьями, коммунальными квартирами, домами с детьми и стариками, одевшись во всё самое лучшее, что имели, с гармониями, баянами и аккордеонами выходили на улицы города. Город украшался флагами и транспарантами. Из репродукторов гремела весёлая музыка. В колоннах демонстрантов плясали и пели счастливые, уверенные в завтрашнем дне трудящиеся. Редко кто в те годы не выходил на демонстрацию. Мы – дети не упускали возможности порадоваться жизни вместе со взрослыми. В каждом, самом захудалом дворе тогдашнего Ленинграда в этот день чувствовался праздник! Наша Победа в той страшной войне  была ещё очень памятна.  Фронтовики с гордостью носили ордена и медали, а на торжества надевали бережно хранимую военную форму со всеми регалиями. Мальчишки тех лет зачарованно, с нескрываемой  завистью смотрели на военные знаки отличия. Орденоносцы в наших глазах были какими-то необыкновенными людьми, людьми из другого фантастического мира, мифологическими героями.  Хотелось им подражать во всём! Воинов, украшенных наградами,  очень почитали тогда и взрослые, не понюхавшие пороха. Это теперь бесчувственные и неблагодарные американизированные их потомки-торгаши боевые награды называют «цацками», и, не дрогнув сердцем, спекулируют  орденами. В кои времена в России  такое могло быть?! 
В тот праздничный день все мальчишки нашего двора, влившись в одну из колонн демонстрантов, шли к дворцовой площади,  когда неожиданно в этой огромной массе людей увидели её – нашу мороженщицу. Она шла в окружении боевых друзей.  На ней ладно сидела видевшая виды военная гимнастёрка с погонами старшины. На груди красовались три боевых ордена и пять медалей. С этой стороны мы нашу добрую знакомую ещё не знали. Нам ничего не было известно о её военной судьбе. Оказывается, в ней материнские качества хорошо сочетались с воинской, гражданской доблестью.
 На следующий день, как только она появилась в  сквере, мы, окружив  плотной толпой, наперебой стали расспрашивать её о военных годах. Как и все настоящие фронтовики, она была скромна и не видела своих особых заслуг перед Родиной. Свою трёхгодичную службу медсестрой  на фронте считала просто исполнением долга. «На войне я  оказывала первую медицинскую помощь  на поле боя, доставляла раненых в медсанбат, иногда делала несложные операции – вот и всё!» – скромно сказала она. О каждой награде рассказывать  отказалась. Видимо, эти боевые эпизоды были связаны с тяжёлыми воспоминаниями. Но мы уже тогда понимали, что рядовым солдатам ордена зря не вручали. За каждым из них был подвиг! Несмотря на немногословность и скромность описания своей фронтовой жизни, в наших глазах она ещё больше выросла. Для нас она стала воплощением и женской и мужской добродетели: образцом доброй, отзывчивой матери и бесстрашного, самоотверженного воина – отца! Она была нашим божеством, нашим языческим кумиром. Мы очень гордились ею и славу о ней распространяли в ближайшей округе. 
…Шли годы, мы росли и взрослели. Всё меньше времени проводили в нашем  сквере. У нас появились новые интересы и занятия: библиотеки и читальные залы, различные кружки и секции в школах и домах пионеров. Постепенно забывались многие друзья детских игр. Исчезла из сквера мороженщица тётя Наташа. Я окончил школу и поступил в институт. Меня полностью увлекли  напряжённая учёба, весёлые студенческие вечеринки,  первые увлечения - в целом,  духовно переполненная жизнь! Какое же это было славное время! Моими друзьями стали студенты. Детство незаметно отодвинулось и уступило место юности. Но где-то в глубинах памяти оно остаётся с нами навсегда!  Осталась там и тётя Наташа – благодетельница, добрейшая женщина, героиня войны, спасшая множество жизней и заслужившая достойные награды Правительства и наше мальчишеское, глубокое почитание; кумир, идеал тех далёких детских лет.   
Моим лучшим другом в студенческие годы был Геннадий К. -  парень близкий мне по духу, отзывчивый, честный, любознательный и трудолюбивый. Он приехал учиться в Ленинград из российской глубинки, ни родных, ни знакомых здесь у него не было, мест в общежитии в те годы на всех не хватало, и он вынужден был снимать угол в комнате одинокой женщины за весьма умеренную плату.   Однажды по какой-то надобности я зашёл к нему, но дома его не оказалось. На пороге комнаты меня встретила  хозяйка. При свете тусклой лампочки она показалась мне пожилой. В старом халате, растрёпанная, неопрятная, с каким-то глухим голосом и туманным взором бесцветных глаз – она произвела на меня неприятное впечатление. К тому же от неё сильно несло водочным перегаром. На мой вопрос: «Дома ли Геннадий?» она ответила, что он вышел в булочную и сейчас вернётся. Я попросил разрешения подождать и вошёл в комнату. Интерьер её был подстать хозяйке:  неряшливость, грязь и убогость кричали из каждого угла. Кроме непокрытого стола, двух железных коек и табуреток здесь ничего не было. Какие-то носильные вещи висели на вбитых в стены гвоздях. Между давно не мытых оконных рам - чёрная  паутина. Под кроватью виднелась батарея пустых водочных бутылок.  Я сел на табурет и только теперь внимательно посмотрел на хозяйку. И,… о, ужас! …Это была она – моя давнишняя знакомая тётя Наташа. Но, что с ней произошло?! Она выглядела дряхлой старухой, совершенно опустившейся и потерявшей человеческое достоинство!   Узнав, я непроизвольно вскрикнул:
- Тётя Наташа?!
Она вздрогнула и повернулась ко мне. На лице появилось более или менее осмысленное выражение. Прищурив, видимо, подслеповатые  глаза, она тоже узнала меня.
- Павлик?! Это ты? – и грустно усмехнулась.
- Сколько же прошло лет?! Ты стал совсем взрослым! Лет десять или больше? Я очень изменилась?
Я ничего не ответил: лгать не хотелось, говорить правду тоже.
- Что с Вами, тётя Наташа? Вы болеете? Как жили все эти годы? Чем занимаетесь сейчас? – после затянувшейся паузы начал я.
Она смотрела в пол и медлила с ответом.
- Чем занимаюсь, как живу, сам видишь!  - она обвела вокруг себя рукой. – Понимаю, что плохо, но изменить что-либо уже не могу! Что-то во мне сломалось. Наверное, навсегда! Водку пью! – вдруг истерично выкрикнула она. Вижу, что теперь я тебе  не нравлюсь! Уходи, не держу!
- А как нам было хорошо тогда, там, в сквере, рядом с Вами! – неожиданно расчувствовался я. – Как приятно было ощущать Вашу доброту и ласку, покровительство и щедрость. Ведь мы – мальчишки соседнего двора молились на Вас, видели в Вас идеал женщины-матери и воина-отца одновременно! Вы были нашим кумиром на золотом пьедестале! …Зачем же Вы так?!…Всем было трудно после  войны, но не все же растерялись и опустились! Работы в нашей стране сколько угодно. Только не опускай руки, трудись, дерзай, ищи своё место в жизни, обустраивайся!
С молодым комсомольским задором я читал ей лекцию. Она сидела, поникнув, сгорбившись, опустив голову, не глядя на меня. 
- Мне стыдно за Вас! – сказал я громко. Встал и направился к выходу. – Вы осквернили не только свою жизнь, но и мою.  Кумир упал в грязь и разбился! – с пафосом свойственным юности выкрикнул я. 
Я был жесток и безжалостен в своём юношеском эгоизме. Я со злобой хлестал её словами, выискивая самые жестокие и беспощадные. Мне хотелось унизить её, оскорбить, пробудить в ней утерянное чувство собственного достоинства.  Она молчала, а я не унимался:
 - Какими восторженными глазами смотрели мы на Ваши ордена и медали, как, раскрыв рот, слушали Ваши рассказы о фронтовых героях, как мы боготворили Вас, как хотели хоть чуточку стать похожими?! Вы были нашим высшим авторитетом, образцом доброты и воинской доблести, справедливости и чести! Вы были для нас эталоном женственности, мы были по-мальчишечьи влюблены в Вас!  И вот Вы – наш идеал - рухнули и рассыпались в прах! Как Вы могли обмануть нас!? Ведь в памяти тех мальчишек Вы и сегодня остались идеалом! Что будет с ними, когда они увидят Вас нынешнюю?! Вы подумали об этом?  Кто дал Вам на это право? Ведь они, лишившись идеала, могут пойти Вашим путём! Я хлестал и хлестал её словами со злобой молодого обманутого жестокой жизнью идеалиста по щекам, по её мягкой женской душе. Я был беспредельно эгоистичен и глуп!
 Геннадий где-то задерживался. Так и не дождавшись его,  переполненный нахлынувшими  чувствами, я ушёл. 
По дороге домой я думал: «Что же произошло? Почему сильный, волевой, бесстрашный на фронте человек, добрая, отзывчивая не глупая женщина так опустилась, не нашла себя в послевоенной жизни?!» Тогда я был ещё очень молод, неопытен и  не добрался до основной причины: женщина создана Богом для семьи, для рождения и воспитания детей, для продолжения рода людского. Война унесла в могилу миллионы молодых мужчин и, соответственно, миллионы женщин лишились семейного счастья. Конечно, кто-то из них решил эту проблему, овладев мужскими общественными функциями или родив ребёнка и, таким образом, создав неполную семью. Но много оказалось и других! Не бить наотмашь мне нужно было тогда тётю Наташу, а посочувствовать, пожалеть, помочь, проявить христианскую любовь! 
Утром следующего дня Геннадий пришёл на лекции каким-то понурым, растерянным, явно не в себе.  Я спросил его: «Что-нибудь случилось?»
 - Хозяйка ночью повесилась!
Этот мой грех я буду вечно носить в своей душе.

   



ДВОЕЖЁНЕЦ
 ( …и сказал Господь: «Плодитесь и размножайтесь!»)

До отхода скорого поезда Москва – Санкт-Петербург остаётся  десять минут. Меня никто не провожает и я, предъявив билет проводнице, спешу занять своё место в вагоне. Раздевшись,  удобно устраиваюсь у окна, раздвигаю шторки и мысленно прощаюсь с Москвой. Когда  ещё буду здесь? Возможно и никогда! В купе я пока один.
Стоит февраль. Холодно. Пронизывающий ветер, вместе с охапками снежинок, несёт вдоль перрона всякий станционный мусор: конфетные обёртки, пачки из-под сигарет, полиэтиленовые упаковки. Озябшие пассажиры, подгоняемые ветром, пробегают мимо меня в поисках своего вагона. Провожающие, выполнив свой долг, не затягивают с прощанием и норовят поскорее укрыться в здании вокзала. На общем фоне необычно выглядят вот эти четверо, остановившиеся прямо передо мной: мужчина лет шестидесяти, женщина его возраста, вторая - молодая женщина и мальчик дошкольник. Они закрыли мне оконную панораму, и я невольно останавливаю своё внимание  на них. 
Мужчина солидный, степенный, с трудно скрываемым чувством собственного достоинства, по-видимому, отец семейства,  одет не богато и несколько старомодно. На нём ратиновое довольно потёртое пальто, какие носили представители высшего слоя интеллигенции времён социализма и не новая ондатровая шапка. В руке он держит небольшую дорожную сумку. Большие очки в чёрной оправе делают строгим и непроницаемым его обычное скуластое с крупным носом русское лицо. Должно быть, он под очками  пытается скрыть  мягкость своего характера. Говорит в основном он, при этом почти не жестикулируя. Слов мне не слышно, но чувствуется, что он даёт последние наставления.   Старшая из женщин - подстать ему с умным интеллигентным лицом, на котором особенно выделяются прищуренные добрые, любящие глаза. Она  сдержанна в движениях,  немногословна, одета скромно, старомодно, но со вкусом. Видно, что она тоже знает себе цену. Вторая женщина, по возрасту их дочь, выглядит более современно: на ней брюки, дублёнка и кокетливая шапочка. Это очень умеренно подкрашенная блондинка в очках с металлической, золотистой оправой, по виду секретарша, придерживающаяся строгих правил. Она далеко не красавица, однако могла бы смотреться более эффектно, если бы воспользовалась последними достижениями в области макияжа. Между взрослыми крутится хорошенький мальчик, он прекрасно одет и по всему видно, что является их общим любимцем. Он без стеснения теребит и перебивает любого взрослого, и ни один из них его не одёргивает. Его все любят, и он отвечает тем же. «Ласковый, добрый, отзывчивый, избалованный малыш.  Всеобщая любимая игрушка! - невольно думаю я.  – Наверное, ребёнок так и сближает этих людей: от их взаимного обращения веет теплом, вниманием и доброжелательностью! Хорошая семья. Три поколения, живущие во взаимопонимании, любви и дружбе. Не часто встречающаяся в наши дни ситуация!»
Когда до отхода поезда остаётся пять минут, они начинают прощаться. Мужчина берёт малыша на руки,  долго тискает, обнимает и целует его. Чтобы не мешались, он снимает очки. Становятся видны добрые большие и печальные глаза, которые подозрительно блестят. Мальчик  как-то сразу погас, присмирел и нежно прижимается к деду. Чувствуется, что сейчас им обоим очень тяжело. Поезд начинает движение, когда они с трудом размыкают объятия. Мужчина поспешно  нежно обнимает и целует в губы обеих женщин и уже на ходу под недовольное ворчание проводницы вскакивает в вагон.  Пока проводница не закрывает входную дверь -   машет рукой оставшимся на перроне.
Через некоторое время дверь моего купе с грохотом отодвигается, и  он появляется на пороге. Весь под впечатлением трогательного расставания с близкими, скользнув по мне  взглядом, как по незначительному предмету интерьера, мужчина раздевается, вешает пальто на плечики, усаживается напротив меня к окну и устремляет невидящий взор в темноту.  Я, увлечённый прихваченной в дорогу газетой,  не обращаю на него внимания. В нашем купе с полчаса висит ничем не нарушаемая тишина. Неожиданно  он заговорил. По-видимому, какие-то  мысли потребовали немедленного выхода.
 - Простите, пожалуйста, за то, что сразу не представился, почти не заметил Вас, - начал сосед, - слишком сильно переживал расставание с любимыми существами! Давайте познакомимся. Меня зовут Дмитрий Михайлович, занимаюсь наукой.
Я тоже представился,  сказал, что в недавнем прошлом - тоже учёный, а ныне  - литератор и что мне приятно путешествовать с коллегой. 
 - Видите ли, - продолжил он, - как профессор биологии (он назвал один из известных московских ВУЗов), я приглашён прочитать курс лекций в Ленинграде. Пришлось расстаться с сынишкой на пару месяцев. Очень переживаю это расставание, просто не представляю себе: как  буду жить без него!
Видимо на моём лице непроизвольно появилось сильное удивление, потому что, взглянув на меня, он тут же стал объясняться:
 - Уверен, что Вы приняли его за моего внука. Я заметил: Вы смотрели в окно, когда мы прощались. Не смущайтесь, многие делают эту ошибку. По возрасту я действительно подхожу более на роль деда, чем отца! У меня, вообще говоря, не совсем обычная судьба и семья тоже. По крайней мере, мне подобной встречать не доводилось! Вы, как литератор – «инженер человеческих душ», наверное,  интересуетесь человеческими судьбами и, особенно, необычными. Ведь Ваша профессия предполагает изучение современного человека,  общественных отношений и конструирование оптимальных с Вашей точки зрения!
Я подтвердил.
Наступило довольно длительное молчание.
 - Спать ещё рано, время у нас есть. Хотите, расскажу о себе, думаю, вам будет интересно. Да и дополнительную информацию к размышлениям, как говорится, получите! У меня есть желание поговорить на эту тему с человеком подобным Вам. Я с вашим братом – писателем мало общаюсь! Да и вообще, честно говоря,  свою историю ещё никому не рассказывал. Почему: Вы поймёте сами! Верю в Вашу порядочность. Если будете писать об услышанном, измените, пожалуйста,  имена и место действия! Мне бы даже хотелось, чтобы Вы воспользовались этим сюжетом, обратили внимание общественности на существование подобного в нашей жизни, заставили кого-то подумать на эту тему, пробудили мысль. Может быть, это во мне говорит моя профессия!
Заинтригованный таким вступлением, я тут же согласился, твёрдо обещав выполнить его просьбу, и поблагодарив за доверие.
Давно замечено:  люди, уверенные в том, что больше никогда не увидятся, случайным встречным порой доверяют самое сокровенное – то, о чём не стали бы говорить с самыми близкими.  Это был именно такой случай.
Подумав пару минут, видимо, приводя в порядок свои мысли, он заговорил.
«Родился и вырос я в небольшом городке средней полосы России. Тогдашний ленинский призыв: «Учиться, учиться и ещё раз учиться!» возымел на меня действие, помог пробудиться любознательности. После окончания школы поступил в МГУ. Затем были аспирантура, диссертация, любимая преподавательская и научная работа, общество интересных для меня людей. Вообщем, жил как все советские люди моего круга. Женился довольно рано, будучи аспирантом, на своей однокурснице. Нас сближали не только взаимные симпатии, нежные чувства, но и единство интересов и занятий. С моей точки зрения брак был вполне счастливый. В науке мы работали над близкими проблемами, отдыхали всегда вместе и нам не было скучно.   Мы оба одинаково любили отпускные походы по нашей великой стране. Где мы только в молодые годы ни побывали?! Пешком, на лодках, плотах, на машине – мы прошли: Дальний Восток, Сибирь, Среднюю Азию, Урал, Кавказ, Прибалтику. Увлечённые работой, подготовкой к путешествиям и самими походами, детей заводить в то  время мы не хотели. Шли годы. Мы чего-то добились в науке: стали докторами наук  и профессорами. Но вот в какой-то момент я почувствовал, что мне не хватает обычного человеческого счастья – настоящей семьи с детишками, их проблемами, их нежностью, непосредственностью и незащищённостью. Мне вдруг остро захотелось слышать рядом детский лепет и смех, ощутить на своей шее объятия нежных маленьких ручонок, кому-то читать давно забытые сказки, с кем-то гулять в ближайшем сквере и объяснять не заумные теории, а совершенно элементарные вещи. Это чувство, возникнув, стало всё более овладевать мной. Всё чаще стали возникать совершенно беспричинные ссоры с женой. Как человек умный, она вскоре догадалась о причине размолвок. Состоялся  обстоятельный разговор супругов, друзей, коллег,  гомо-сапиенс. Навестили специалистов-врачей. Приговор медиков был безапелляционным: моя жена рожать детей уже  может! Нами обсуждалась возможность взять ребёнка из приюта. Но по ряду причин (мы оба биологи, а, следовательно, и в какой-то степени генетики) этот путь решения проблемы был отвергнут.
Именно в это время у меня появилась аспирантка - девушка  прилежная, достаточно способная, трудолюбивая, хорошо воспитанная,  имеющая мягкий добрый характер. По возрасту, она вполне могла бы быть моей дочерью. Как-то по неотложному делу она зашла к нам домой и сразу понравилась моей жене. Несмотря на разницу в возрасте, они стали подругами. Даша стала нашим частым гостем. Мне она тоже нравилась, и не только как начинающий учёный! Через два года она из аспирантки превратилась в кандидата наук и стала работать на нашей кафедре, упорно продолжая трудиться на поприще науки, и небезуспешно. Как-то на мой полушутливый вопрос: кода же она собирается выходить замуж? Она также полушутя ответила: «Не вижу мужчины похожего на Вас! Остаётся только родить от кого-либо ребёнка и таким образом создать хотя и неполную, но семью! Работа для меня важнее трёх «К»!  Я не согласна с немцами, которые утверждают, что именно для этого предназначена женщина (церковь, дети, кухня)!»  И тогда мне в голову пришла мысль:  «А почему бы этим «кем-то» не мог быть я?!»  Я долго всесторонне обдумывал этот вопрос и однажды, наконец, решился поговорить с женой.  Повторюсь: мы с Наташей больше, чем супруги! Мы – друзья, коллеги и разумные люди!   
Признаюсь, что, несмотря на это, в первый момент в ней заговорила просто женщина, ревнивая жена. Но она сумела взять себя в руки и пообещала подумать.  Разговор был краток. Мы оба не хотели поддаваться эмоциям! 
Каждое живое существо делает всё возможное, чтобы сохраниться как вид и преумножить свой род. Самцы в природе  часто убивают друг друга, чтобы овладеть самкой и оставить с её помощью своё продолжение на Земле! Нравственность наших далёких предков - дохристианских славян -  поощряла связь мужчины с посторонней женщиной в случае, если жена по каким-то причинам не могла рожать. Многие народы и сегодня имеют обычай: мужчина берёт себе в жёны жену погибшего брата. Полигамная семья, существующая у некоторых народов в наши дни,  оправдана повышением вероятности сохранения рода. Разговоры в Государственной Думе об узаконивании в нашей стране многожёнства тоже объяснимы хотя бы отчасти заботой о ликвидации последствий демографического спада в России!
Я хотя и плохой, но христианин. Пришлось разобраться и с религиозным воззрением на предмет.
В соответствии с христианской моралью дети должны рождаться в браке. Брак имеет несколько целей. Во-первых, создание ко взаимной пользе нерасторжимого единения мужчины и женщины. «Не хорошо быть человеку одному. И оставит человек отца своего и матерь и прилепится к жене своей, и будут они впредь едины!» - гласит Библия. Во-вторых, по словам видного апологета Православия Григория Богослова «Брак в христианстве хорош тогда, когда он соединяется с желанием оставить после себя детей. Когда же брак имеет в основе одно лишь стремление к удовлетворению плотской похоти, то разжигает грубую и ненасытную плоть, обкладывает её тернием и делает как бы путём к пороку».  И, наконец, - брак это предохранение от распутства и сохранение целомудрия. «Во избежание блуда, каждый имей свою жену, и каждая имей своего мужа», - говорит Апостол Павел. Освещая христианский брак своим благословением, священник надевает на брачующихся «венцы славы и чести», являющиеся символом победы над чувственностью!   
Я утверждаю, что природное  назначение каждого проявления жизни на Земле - продолжение рода. Господь (или природа, как Вам более угодно) «подсластил пилюлю», сделав часть этого процесса в высшей степени чувственной. Но только человек – существо разумное и греховное – сумел обмануть Бога: отделить чувственную составляющую  из общего целого и использовать её по своей прихоти для услаждения жизни. Кроме человека этого не делает ни одно живое существо! Уже в этом я усматриваю великий грех человека перед Богом. Седьмая Заповедь гласит «Не прелюбодействуй!» Я понимаю её так: «Не используй сладкую часть вне общего процесса деторождения, ибо она неотделимая от продолжения рода и является наградой Господа за выполнение поставленной человечеству задачи: плодитесь и размножайтесь!»   
Таким образом, на мой взгляд,  я не нарушал и христианских  Заповедей! Ведь я сохранял семью, а связи с другой женщиной желал не ради чувственного наслаждения, удовлетворения похоти, а ради высокой цели: сохранения своего рода! 
Примерно такие аргументы я высказал своей жене, когда через некоторое время разговор на эту тему был продолжен. Говорили на этот раз спокойно, рассудительно, как при обсуждении какой-либо научной проблемы. И, Вы знаете, Наташа согласилась с моими доводами. Решено было нашу семью не разрушать, а расширить; будущего ребёнка растить и воспитывать вместе, втроём. Оставалось ещё решить вопрос с Дашей. Зная её достаточно хорошо, я был почти уверен, что она поймёт и согласится.  Близких отношений у нас с ней никогда не было, и говорить на такую с одной стороны серьёзную, а с другой щекотливую тему для меня оказалось совсем не просто! Долго я не находил подходящего случая. Наконец, разговор всё же состоялся. Естественно, она, выслушав мою тщательно продуманную тираду, вначале смутилась, но, как человек разумный,  и не совсем равнодушная ко мне женщина, быстро согласилась.
Богдан родился крепким, здоровым ребёнком. Все трое мы души в нём нечаем! При регистрации ему дали мою фамилию и отчество. Теперь у меня  две жены: одна законная, другая гражданская. Я люблю их обеих! Но более, конечно, сына. Живу, по взаимному согласованию,  то у старшей жены, то у младшей. Никаких конфликтов между женщинами не бывает! Богдан обеих называет мамой. Пока он, конечно, не понимает, что двух мам не бывает. Позднее мы ему всё объясним. Надеюсь, в обиде на нас он не будет! Чтобы наши отношения не стали достоянием общественности, Даша ушла с кафедры и работает в другом ВУЗе. Ведь на нашу семью у разных людей могут быть разные взгляды! 
Михаил Дмитриевич умолк и через некоторое время спокойно засопел носом. Он и не ждал моих комментариев, для него вопрос был решён, ему просто было необходимо кому-то излить душу. А, сделав это, он получил облегчение. Так уж устроен русский человек!
 Хождение по коридору давно прекратилось. Пассажиры вагона спали. За окном ревел и свистел ветер, со злостью  бросая в стекло пригоршни снега. Мимо проносились: тёмная прерывистая стена леса, огни полустанков и в свете их фонарей утонувшие в сугробах молчаливые неказистые русские деревенские домишки. А поезд, постукивая колёсами на стыках рельсов, нёс каждого из нас сквозь время, ночную тъму, метель и мороз  дорогой нашей судьбы.




ЖЕНСКОЕ СЕРДЦЕ

Она сидит на стуле у постели тяжело больного, более похожего на мертвеца, неподвижно лежащего человека и внимательно, изучающее разглядывает его лицо. Лицо такое знакомое и вместе с тем не знакомое.  Вроде всё того же очертания рот, теперь обрамлённый совсем тонкими губами; подбородок с той же ямочкой посередине, но теперь какой-то заостренный; тот же нос с едва заметной горбинкой, теперь кажущийся, будто кем-то раздавленным; та же знакомая родинка у левого уха, которое теперь кажется непомерно большим и тонким; тот же чистый лоб, теперь в результате облысения хозяина увеличившийся до самой макушки. «Умные волосы покинули дурную голову, – с ехидцей думает она, давняя обида на мгновение возникает в её сознании. – А какими пышными и красивыми были когда-то!» Лицо жёлтое, покрытое неряшливой щетиной, ничего не выражающее, безразличное ко всему на свете. Жалкое, лицо всеми забытого и заброшенного, очень больного, как бы усохшего старого человека! Больной до самого подбородка укрыт лёгким одеялом, позволяющим отчётливо различить контуры угловатого, исхудалого, совсем маленького, почти детского тела.
Глаза больного закрыты, дыхания не слышно и не заметно.  «Да жив ли он? – думает женщина, наклоняется над больным и улавливает признаки редкого и поверхностного дыхания. Слава Богу, жив и сижу я здесь не напрасно! Вдруг он очнётся и ему потребуется немедленная помощь!» Она успокаивается.
 Вдруг, совершенно неожиданно, видимо, под влиянием увиденной и осознанной картины умирания когда-то очень близкого и любимого ею человека, волна  щемящей, неописуемой  жалости, сострадания охватывает её душу, и слёзы в мгновение наполняют  глаза. Сквозь них, как через увеличительное стекло, она  видит на месте этого умирающего старика совсем другого: молодого, красивого, жизнерадостного, горячо любимого человека. Вместе с его тогдашним обликом в ней ярко вспыхивают воспоминания. Картины далёкого теперь прошлого, как в немом кино, беспорядочно проносятся перед её внутренним взором. Усилием воли она останавливает это хаотическое мелькание, приказывает себе собрать их в последовательную хронологическую цепь. «Пока есть возможность, давай перелистаем книгу прожитой жизни, мысленно повторим пройденный жизненный путь! Ведь далеко не всё и не всегда было так уж плохо. Были и хорошие времена, приносившие столько радости  упоения - ощущение полного счастья! И ведь в значительной мере ощущение  счастья было связано именно с этим человеком! Почему бы не попытаться хотя бы на мгновение  вызвать в себе это ни с чем не сравнимое чувство!?» - говорит она себе, прикрывает глаза, удобно откидывается на спинку стула и вся предается воспоминаниям.  «Начнём, пожалуй, со встречи с ним – Виталием!»
Была ранняя осень 1966 года. Она после окончания техникума жила в небольшом провинциальном городе, работала на конфетной фабрике и училась в вечернем институте. Девушкой она была целеустремлённой, серьёзной, любознательной. Училась прилежно. Педагоги отмечали у неё аналитические способности и предрекали научное будущее. Страсти, присущие возрасту, не слишком обременяли её. У неё ещё не было ни одного серьёзного увлечения, хотя и однокурсники, и сослуживцы не оставляли без внимания строгую, очень даже симпатичную, стройную, сероглазую, с задорными ямочками на щеках, совсем не соответствующими её поведению, всегда скромно, но аккуратно одетую Наташу.  За частенько исходивший от неё запах шоколадного  производства и внешнее сходство с героиней  полотна  известного швейцарского художника   Ж. – Э. Лиотара студенты прозвали её «Шоколадницей». Прозвище её  не только не обижало, но даже немного льстило. Как будто именно её увековечил на своей картине художник. Занятая учёбой и работой, она находила время и для книги. Книжные герои, бывшие её идеалом, пока в реальной жизни не встречались. Жила она у строгих родственников, исповедовавших моральные нормы начала XX века и ревностно, хотя этого и не требовалось, следящими за её нравственностью. Тётушка не поощряла посещение молодыми девушками танцевальных вечеров, тем паче, студенческих пирушек. Возможно, так и жила бы ещё долго Наташа романтической тургеневской девушкой, если бы не он – Виталий – «Витенька, Витачка, Жизнь моя»,  как называла она его тогда. Кто-то сказал ей, что «Вита» по латыни – жизнь. Он и стал для неё  жизнью! Без него она тогда  просто не мыслила своего существования!
Она открыла глаза и посмотрела в его лицо, в целом мало напоминавшее теперь тогдашнее. Он лежал всё в той же позе, не проявляя никаких признаков жизни.   Часы на стене почему-то перестали тикать, в комнате воцарил полумрак сумерек, с улицы не доносилось ни звука. Время как бы остановилось вместе с её «киносеансом».  «Можно продолжать!» - сказала она себе и снова  включила внутренний «кинопроектор».
Однажды, сразу после работы, нарушив заведённый в доме, где её приютили, порядок, она зашла в общежитие института, чтобы взять конспект пропущенной ею по какой-то причине лекции у знакомой очницы с параллельного курса. Девушки прихорашивались, собираясь в красный уголок общежития на танцы. Пригласили и её. Поначалу она отнекивалась, объясняя своей занятостью, но когда её назвали монашкой, что в те времена почиталось за оскорбление, обиделась и согласилась.   Красный уголок, где проходили танцевальные вечера, представлял собой довольно большую комнату в том же здании на первом этаже. В дальнем левом углу на столе размещалась радиола, вдоль стен – ряд стульев. Какой-то комсомольский активист из студентов старшего курса менял пластинки на диске радиолы и следил за порядком в зале – управлял вечером. По его воле пары то кружились в вальсе, то двигались в медленном танце (танго), то не слишком уверенно исполняли соответствующие па в каком-либо бальном танце. Фокстрот (быстрый танец), тем паче, какие-нибудь буги-вуги не приветствовались начальством, да и пластинок с записью подобной музыки в наличии у управляющего вечером не было. «Наверное, это и хорошо! - подумала она, отвлекаясь от основного сюжета. -  Сегодня разрешено всё, и в какое безнравственное состояние это привело наше общество! В те времена этого не могло и присниться даже в страшном сне!»
Помнится, она сидела, отдыхая, на стуле, когда почувствовала на себе чей-то пристальный, внимательно её изучающий взгляд. Обернулась. Её откровенно рассматривал незнакомый молодой мужчина: невысокого роста, крепко скроенный шатен с пышной шевелюрой и приятными чертами лица, не красавец, однако чем-то сразу вызывающий симпатию. В нём интуитивно ощущалась сила и воля, умение и желание подчинять себе людей, уверенность в себе. Заиграла музыка, он встал и решительными шагами направился в её сторону. Она вся сжалась в каком-то ещё не понятном, инстинктивном предчувствии. Подойдя, он наклонил гордую голову и произнёс несколько слов приглашения на танец в явно не здешней интонации. Их городок располагался на границе России и Украины, что и отражалось в местном наречии. Незнакомец, скорее всего, был приезжим с севера России, вероятно из Москвы. В то время ещё не произошло нынешнего перемешивания жителей страны, и по говору легко можно было отличить москвича от ленинградца, вологжанина, псковича или сибиряка. Наташа, не раздумывая, как бы сразу повинуясь его воле, встала, положила правую руку на его крепкое плечо, и они поплыли в вальсе. Он как умелый, многоопытный штурман легко и уверенно лавировал между танцующими парами. Потом он вызвался проводить её домой, без всяких усилий избавившись от конкурентов-студентов. Сквозившая от него уверенность в себе внушала уважение. Они познакомились. Он оказался действительно коренным москвичом, окончившим несколько лет назад в Ленинграде строительный институт, по распределению попавшим в их тихий городок и застрявшим здесь. Как выяснилось позднее, он руководствовался принципом: «лучше быть первым на селе, чем последним в городе!»
Виталий был старше Наташи на десять лет. Получивший образование и воспитание в столицах, он выгодно отличался от  её прежних провинциальных знакомых и в первый же вечер покорил её своей разносторонней эрудицией. Он свободно, с глубоким пониманием, рассуждал о литературе, музыке, живописи, скульптуре и архитектуре. Поражал её знанием античности и поэзии. Мог на память  долго читать Есенина, Блока и Байрона. Виталий увлечённо рассказывал о московских и ленинградских достопримечательностях. Ей было интересно с ним, как ни с одним человеком ранее. Грамотный и культурный интеллигент он без труда покорил любознательную, скромную, сентиментальную провинциалку. Ощущая разумом и сердцем его превосходство, она без сожаления и даже с радостью подчинилась его воле. В тот раз она впервые пришла домой далеко за полночь. На следующий день состоялся соответствующий неприятный разговор с тётей и дядей. Она чистосердечно пыталась всё объяснить родичам, но понимания не нашла. Они были против её встреч с этим человеком, и их неприязнь только усилилась после того, как она привела его в дом. Консервативным родственникам Виталий не нравился своей столичной раскованностью, вольностью поведения и большой разницей в возрасте. Они считали его не парой для скромной молодой девушки. Ведь он был много старше, опытнее и вполне мог оказаться ловеласом. Старики опасались за племянницу.  «Что ж, они были дальновиднее меня! - подумала Наталья Васильевна. – Очарованная Виталием, тогда я даже не думала ни о чём, тем паче  о будущем. Это теперь я знаю, что страсть лишает человека разума, способности к логическим рассуждениям, к прогнозированию!»
С того памятного танцевального вечера в общежитии института они начали встречаться регулярно. Ему тоже импонировала наивная, сентиментальная, симпатичная девушка, с широко раскрытыми красивыми глазами и нескрываемым восторгом слушавшая его. Кому не приятно ощущать себя героем! Он изо дня в день стал встречать её после вечерних занятий в институте. Они долго гуляли по украшенным осенью тихим пригородным улочкам, утопающим в садах, разговаривали, смотрели друг на друга влюблёнными глазами, целовались, сидя где-нибудь на скамейке под почти полностью опавшим каштаном. Она поднимала прохладный гладкий плод, и, убрав руки за спину, просила угадать: в какой он руке. В награду за верный ответ он получал нежный, полный чувства поцелуй. Они наслаждались друг другом. Тогда ей казалось, что их любовь будет вечной.
Виталий ввёл Наташу в круг своих друзей, таких же, как и сам,  молодых холостых инженеров. Весёлые, разбитные, наслаждающиеся жизнью они не могли не оказать влияния на наивную молодую девушку.   Он был душой, признанным лидером компании, её предводителем, неизменным организатором и тамадой тех весёлых вечеринок, проходивших чаще всего в его однокомнатной квартире.  Оказывается, он неплохо играл на аккордеоне и пел популярные тогда эстрадные песни под собственный аккомпанемент. Его достоинства в её глазах были бесчисленны, недостатков влюблённые, как известно, не замечают! Тогда она не видела и не хотела видеть его эгоистичности, себялюбия и неизменного, постоянного самолюбования – черт характера, на которых позднее споткнулись их взаимоотношения и их любовь.
Эта мысль горькой обидой подкатила к горлу, и Наталья Васильевна вновь открыла глаза. Сумерки ещё больше сгустились, и теперь лицо больного едва различалось на фоне белой подушки. Он был всё также неподвижен и казался мёртвым.
«Интересно, спит он или хочет казаться спящим? Может быть, как и я, вспоминает прошлую жизнь? Паралич почти полностью лишил его подвижности и речи, но лишил ли его слуха и разума? Полностью или только частично? Как это узнаешь, если он никак не реагирует уже более часа даже на её присутствие!? Иногда он открывает глаза и смотрит в потолок, как ей кажется, бессмысленным взором. Но так ли это? Ей рассказывал один знакомый, перенесший инсульт и в какой-то степени восстановивший подвижность и речь, о своих ощущениях. Он утверждал, что даже во время кризиса он слышал и понимал разговор находящихся рядом врачей скорой помощи о его неминуемой скорой смерти, но не мог никак отреагировать! Может быть, примерно тоже происходит с Виталием!? Только время позволит ответить на эти вопросы!»
Она не стала включать свет. Просто приблизилась к его лицу и вновь различила едва заметное дыхание. «Помощь моя пока не требуется, а потому продолжим!» - сказала себе Наталья Васильевна и «включила свой кинопроектор».
Ага, вот она - свадьба. Вопреки возражениям близких людей она всё же состоялась. Виталий и тогда уже был человеком деловым. Кроме основной работы он, по его же выражению, ещё и халтурил – подрабатывал на строительстве частных домов и дач. Деньги у него водились, и свадьба, с точки зрения невесты, была шикарной, необычной по тем временам. При солидном стечении друзей и родных торжество было организовано в лучшем  ресторане города, с оркестром, цветами и богатыми подарками. Жених купил ей свадебное белое платье и кружевную фату. Сам красовался в новеньком чёрном костюме. Галстук-бабочка контрастно и непривычно выделялся на белоснежной рубашке. Наташа, как Золушка в известной сказке, попавшая на королевский бал, чувствовала себя скованно и неуютно, особой радости от действа не испытывала.  В памяти о том вечере у неё мало что осталось.
Как это обычно и происходило в те давние времена, ещё не знавшие сексуальной революции, она быстро забеременела. Виталий отнёсся к этому событию довольно равнодушно, не проявив ни особой радости, ни печали. Она не хотела  бросать учёбу, не хотела отставать от мужа интеллектуально. Напротив, прикладывала все силы, чтобы догнать его в своём развитии. Очередную экзаменационную сессию сдавала перед самыми родами, поразив своей целеустремлённостью даже бывалых преподавателей. Появившийся на свет сын стал для неё вторым солнцем, осветившим всю её дальнейшую жизнь. Тогда он был именно вторым после бесценного, неповторимого, единственного во всём свете Витачки! Любовь к нему превосходила даже естественную, великую любовь женщины к своему продолжению на Земле, к своей плоти и крови! Рождение внука не оставило равнодушными родителей мужа и они приехали посмотреть на первенца сына. Особенно был обрадован внуком свёкор, давно мечтавший о продолжении своей фамилии. Он вскоре уехал, а свекровь ещё на некоторое время оставалась и помогала молодой неопытной матери, обременённой грудным младенцем, учёбой и ведением домашнего хозяйства. Наташа, с раннего детства привыкшая к преодолению жизненных трудностей не роптала, хотя Виталий занятый собой помогал мало. Свекровь, вскоре не выдержав нагрузки, уехала домой, сославшись на брошенных там, безнадзорных мужа и младшую дочь. Она настоятельно рекомендовала Наташе оставить хотя бы временно институт, а, убедившись в её твёрдости, стала уговаривать сына переехать в Москву. Он поначалу сопротивлялся, но, почувствовав на себе после отъезда матери все трудности самостоятельной семейной жизни, начал усиленно искать возможность обмена своей квартиры на московскую. После непродолжительных поисков был найден вариант обмена квартиры на комнату в московской коммуналке. С переездом во многом помогли приятели Виталия. Наташа до сих пор благодарна им за бескорыстную помощь.  «В нынешние времена такое и вообразить трудно,- подумала она с горечью. Ведь теперь, как говорят: даже кукушка даром не кукует!» Переезд состоялся. Закончила она уже столичный вуз и стала экономистом. 
Шло время, ребёнок рос и неплохо развивался, чему способствовали детский сад и дед, души не чающий во внуке. Они с мужем работали, за сына были совершенно спокойны – отводил и приводил из детского сада его дедушка, к этому времени вышедший на пенсию и посвятивший остатки жизни внуку Олеженьке. Между ней и свёкром возникло даже какое-то соперничество в завоевании привязанности мальчика.  Свекровь появлялась редко, хотя жили они теперь на соседних улицах. Любовная страсть к этому времени у Наташи поутихла, и на первое место выдвинулось маленькое солнышко – очень похожий на неё, такой же русый и сероглазый, ласковый и любознательный малыш. Не малую роль в этом сыграло и то, что она постепенно стала замечать не только достоинства, но и недостатки мужа. Он значительно охладел к ней, домашними делами почти не занимался, переложив все трудности на её плечи и не выражая даже элементарной благодарности за её заботу о его быте. А ведь ей так хотелось, чтобы муж хотя бы  встречал ласковыми словами её, нагруженную сумками с продуктами, на пороге квартиры! Да и ребёнком Виталий занимался только от случая к случаю. Всё чаще он уезжал в какие-то подозрительные непродолжительные командировки, поздно возвращался домой с подозрительно затягивающихся собраний и совещаний. Не редко придя с работы, она заставала его задумчиво играющим на аккордеоне печальные мелодии. Как-то её осенило: не жалеет ли Виталий об утраченной свободе и не старается ли как-то хотя бы отчасти компенсировать утрату?
Шли годы, постепенно о былой страстной любви забывалось. Они становились просто сожителями, к тому же мало интересующимися друг другом. Муж работал, отдавая ей часть своего заработка на ведение хозяйства и собирая деньги на покупку своей мечты-автомобиля. Свободное время посвящал себе любимому. Она же в свободное от работы время готовила, стирала, убирала теперь уже их двухкомнатную квартиру, следила за школьными занятиями сына, воспитывала в нём, как это обычно и бывает в жизни, некое подобие себя: может быть, даже чрезмерно скромного, любознательного, сентиментального, не слишком общительного, даже замкнутого человека. Олежека, как и её, более привлекали гуманитарные, чем точные науки. Он с большим удовольствием читал вначале русские народные сказки, позднее произведения русских и европейских классиков, любил русскую поэзию и мало интересовался техникой. Отец же хотел видеть сына инженером. После нескольких непродолжительных и неудачных попыток заинтересовать сына своей строительной специальностью занятие это оставил и в дальнейшем стал всё более отдаляться. Полностью отдал дело воспитания сына жене, позднее, однако, возложив на неё ответственность за то, что сын получил воспитание более подходящее девушке, чем мужчине. Под влиянием деда и матери Олег после окончания школы поступил в университет и к неудовольствию отца стал не инженером, а социологом. Виталий же считал, что гуманитарное образование более подходит женщине и недостойно для мужчины. Между тем время неумолимо шло – сын вырос, они стали немолодыми! Канули в Лету не только былая любовь, но настоящие, тёплые  семейные отношения.
Наталья Васильевна вспомнила тот день, когда одна «доброжелательная» знакомая сообщила её, что уже неоднократно видела Виталия с одной и той же молодой привлекательной женщиной. Другая «доброжелательница» указала ей на квартиру, которую, оказывается, он втайне от жены купил. К этому времени в стране многое изменилось, появились нувориши. Виталий, как природный лидер, оказался в их среде, организовав частное предприятие. Конечно, она поначалу плакала, оставаясь один на один со своим горем. Но гордость, хорошо развитое чувство собственного достоинства не позволяли ей выглядеть в глазах других людей жалкой, униженной и обманутой. Она не хотела опускаться до мелочных объяснений и всё более уходила в себя.  Теперь они только жили под одной крышей, более ничего общего у них не оставалось: ни он, ни она не интересовались жизнью пока ещё формально другого супруга. Родители их умерли, сын жил самостоятельно, независимо от них. Как-то непроизвольно, без предварительной подготовки сторон, произошёл разговор, поставивший все точки над «и». Он сказал, что она его более не удовлетворяет ни как женщина, ни как домохозяйка, ни как мать его сына, из которого она сделала совсем не то, на что он надеялся. Она не захотела вступать в дискуссию. Совершенно спокойно, как будто решался совсем не касающийся их лично вопрос; без скандала, слёз, взаимных упрёков и оправданий они развелись. Он, казалось навсегда, был вычеркнут из жизни её и Олега.
Прошло десять лет. Наталья Васильевна жила интересами сына и своей работой, старея, и все, более устраняясь от общественной жизни. О бывшем муже, чтобы не бередить душевную рану, почти никогда не вспоминала. И вот сегодня прозвучал этот совершенно неожиданный звонок. Она сняла трубку и услышала приятный женский голос: «Мы с Вами незнакомы, поэтому для начала представлюсь! – услышала Наталья Васильевна. - Меня зовут Юлия. Я гражданская жена и сотрудница известного Вам Виталия Николаевича. Мы прожили с ним около десяти лет, в целом, надо сказать, неплохо. Хотя я и младше его на двадцать лет! Для его нынешнего возраста кажется невероятным, тем не менее, это так. До некоторых пор он удовлетворял меня по всем пунктам. Я понимаю, что Вам – его первой жене – это не слишком приятно слушать. И всё же не бросайте трубку, выслушайте! Дело в том, что три недели назад его разбил паралич! Тяжёлый инсульт! Он почти совсем утратил подвижность и лишился речи. Более ухаживать за ним я не могу. Совместных детей у нас нет. Насколько мне известно,  никого более близких людей кроме Вас и Вашего сына у него не осталось. Я же ещё молодая – надо позаботиться о своей дальнейшей жизни! Если Вы не примете в нём участия, я отдам его в дом инвалидов-хроников. Врачи единодушно утверждают, что вероятность его восстановления близка к нулю. А сколько продлится такое состояние на грани между жизнью и смертью, предсказать никто не берётся! Сейчас он находится один в своей квартире по адресу… Ключи  у соседей. Подумайте и примите решение. Если Вас не затруднит, то, не позднее, чем завтра, позвоните мне по телефону.… У меня всё!  Прощайте!» В трубке послышались гудки.
И вот она сидит здесь у его постели, где, возможно, он испытывал наслаждение с незнакомой ей Юлией. Но эта мысль почему-то не оскорбляет, не задевает её за живое, не вызывает, ни обиды, ни, тем более, желания отмщения.
 В комнате стало совершенно темно, и сегодняшнее лицо Виталия утонуло во мраке. Но она на его месте внутренним взором отчётливо видела лицо того обожаемого, несравненного, обожествляемого ею когда-то Витачки. И вдруг почувствовала, как почти забытые, прежние глубокие и нежные чувства наполняют её сердце, и оно вспыхивает вновь жарким пламенем любви. Оказывается, её огромная любовь к этому человеку за прошедшие годы не исчезла совсем, не умерла, а просто затаилась где-то в потаённом уголке  души! И сейчас под впечатлением увиденного его младенчески  беспомощного и жалкого состояния,  вдруг вырвалась из многолетнего заточения и быстро заполняет её душу и тело! Вот уже этому непомерному чувству становится тесно и оно  всё, расширяясь и расширяясь, вырывается наружу и готово охватить собой весь мир!
Слёзы любви, жалости, сострадания и соучастия потоками хлынули из её глаз. Это были слёзы облегчения, окончательного очищения её души от обиды, нанесённой ей когда-то. Теперь она твёрдо знала, что не оставит его в беде, не позволит кончить жизнь брошенным, в доме инвалидов.
Она вновь почувствовала ни  с чем не сравнимое, охватившее её полностью,  счастье любви. Жизнь её вновь обрела высокий смысл в заботе о дорогом, нуждающемся в ней  человеке. Её большое сердце простило ему все его грехи: и его скорое охлаждение, и недостаток простого внимания к ней и сыну, и его эгоизм, и его себялюбие, и даже его предательство!  Всё-всё, что совсем недавно, казалось ей непростительным! Она вновь любила! Ведь любовь и сострадание в человеческой душе всегда находятся по соседству!
А в это время в его проснувшемся сознании стучалась и просила выхода только одна мысль: насколько же непостижимо великодушным, благородным, всепрощающим  может быть женское сердце!




ПРИТЧА

Прожил человек свой век на Земле и предстал перед Господом Богом. Жизнь его была в равной степени добродетельной и греховной, поэтому перед Богом возникла дилемма: куда  же его определить в Рай или в Ад? Подумал он подумал, и решил предоставить право выбора самому человеку.
 - Выбирай сам, куда тебе больше хочется отправиться для вечной жизни в Рай или в Ад! – сказал вновь представленному Господь.
Человек тоже оказался перед проблемой выбора. Подумав, он попросил Бога дать ему возможность вначале посмотреть, как живётся в Раю и в Аду, а уж потом принять решение. Всевышний, как известно, милостив. Он тут же согласился, и для  начала направил человека в Рай.
Очутившись в райских кущах, человек сразу буквально задохнулся от восторга. Кругом росли диковинные растения, украшенные пышными цветами и диковинными плодами. Над ними витали необыкновенно красивые птицы в ярком оперении. Под развесистыми кронами бродили неведомые животные и радостно улыбались человеку. Они так и норовили нежно прикоснуться к нему своей шёлковой шерстью или лизнуть его руку в знак особого расположения и всеобщей здесь любви. Воздух был напоён тончайшими запахами цветов и райских плодов. Он просто звенел чудными голосами птиц. Откуда-то доносилась прелестная музыка и ангельские мужские и женские голоса, исполняющие божественные, духовные  песнопения.  Там в неге и блаженстве отдыхали от тягостей земной жизни, блаженствовали,  праведники – люди высокой духовности и нравственной чистоты. У человека не хватило слов, чтобы рассказать о своём впечатлении от пребывания в Раю, когда он вернулся к Господу.
 - Ну, а теперь посети Ад! – сказал Бог.  И человек мгновенно очутился в другом месте, которое, как он знал, должно было приводить в ужас грешников, служить местом их вечных мук.  Однако, что это? Он увидел современный город с широкими проспектами и потоком мчащихся по ним дорогих автомобилей. Тротуары были заполнены ни куда не спешащими, прекрасно одетыми, праздными  прохожими со светлыми лицами.  На каждом шагу  встречались рестораны, бары, кафе и казино, заполненные людьми,  радующимися жизнью, веселящимися, пьющими дорогие вина и вкушающими чудесные блюда – лучшие произведения поварского искусства. Необыкновенно чудесные запахи нещадно дразнили обоняние человека. Красивые, ухоженные  женщины в дорогих одеждах и украшениях за обильными столами ресторанов нежно ласкали  представительных мужчин, обещая им неземные наслаждения. Счастливые юноши и девушки открыто, никого не стесняясь, обнимались и целовались на скамейках зелёных скверов. С первого взгляда было понятно, что они сию минуту готовы и к более интимной близости. В Аду царили изобилие, радость, веселье и плотское наслаждение. 
От вида такого Ада пришёл человек в неописуемый восторг даже много больший, чем после посещения Рая. Давно известно: слаб человек! Плотские наслаждения ему ближе и понятнее духовных! В нём и сегодня превалирует животное начало! Поэтому, вновь представ перед Богом, человек твёрдо сказал, что выбирает для вечной жизни Ад.
- Ну что же, раз выбор сделан, так и ступай туда на вечное поселение! Это будет постоянным местом твоего дальнейшего жительства! И не вздумай проситься обратно!– сказал Господь, усмехнувшись в бороду. После чего человек его волею  мгновенно оказался в Аду. Но, о ужас,  теперь  вместо соблазнительного, беззаботно веселящегося прекрасного современного цивилизованного города и радостных, просветлённых, доброжелательных  лиц людей он увидел перед собой несколько страшных оскаленных морд хвостатых чертей, которые, схватив его за руки и за ноги, изо всех сил упирающегося, потащили к огромной раскалённой до красна сковороде, куда и бросили, несмотря на его мольбы о возвращении обратно к Богу, раскаяния в принятом соблазнительном решении и  душераздирающие вопли о пощаде. Увы, путь назад был отрезан!
Одно дело -  экскурсия, совсем другое  –  постоянное проживание, друзья мои!



ПОСЛЕДНЯЯ  ЛЮБОВЬ

       Пускай скудеет в жилах кровь,
       Но в сердце не скудеет нежность.
       О, ты последняя любовь
Ты и блаженство и безнадежность!
                (Ф.И. Тютчев)

Эту историю рассказал мне старинный приятель в дни, когда отмечал своё 80-летие. Как будто подводя итог своей жизни, тогда он поведал мне много сокровенного, в том числе, и удивительную историю своей последней любви. Прошли годы, прежде чем я решился придать её гласности - герои этой истории  уже ушли в мир иной, и предъявить претензии не могут. Кроме того, я посчитал это весьма своевременным и полезным для общества. Толчком послужил целый поток сообщений многих СМИ о женитьбе актёров, бизнесменов, государственных деятелей весьма почтенного возраста на девицах младше себя на 40 – 50 лет, вполне годящихся им в дочери или даже во внучки! Меня всегда занимали человеческие взаимоотношения вообще и отношения мужчины и женщины, в частности. Я не верю, что между мужем и женой с огромной разницей в возрасте может быть нечто подобное настоящей человеческой любви. Здесь явно просматривается что-то другое, например, со стороны мужа – старческий маразм или ужасающее чувство одиночества, со стороны жены - преследование каких-либо корыстных целей. Никакой духовной близости (свойственной настоящей любви) между людьми с огромным различием жизненного опыта, в принципе, быть не может. Эти люди даже говорят на разных языках, поклоняются различным ценностям  и вряд ли хорошо понимают друг друга.  Однако приводимые СМИ факты сегодня никого не удивляют. Увы, такова либеральная (буржуазная!) действительность!
Случай настоящей любви, о котором я хочу рассказать, прямо противоположен пропагандируемым СМИ. Он подтверждает пушкинскую мысль о том, что «любви  все возрасты покорны» и высказанную им же надежду: «и, может быть, на мой закат печальный мелькнёт любовь улыбкою прощальной». Кроме того, - мысль А.И. Куприна, вложенную в уста одного из его героев: «Миллионы людей слушают и даже понимают музыку, но  только один из миллионов - Бетховен. Так и любовь приходит к одному из миллионов!»  Мой товарищ практически подтвердил прозорливость Пушкина. Я же на своём жизненном опыте убедился, что Куприн был прав. 
В предлагаемом рассказе я просто передаю в своём изложении доверенную мне когда-то интимную историю от лица её участника.

 «Обременённый солидным возрастом и присущим ему букетом самых разнообразных болезней, благодаря новомодным либеральным реформам лишённый любимой научной работы, поскольку новой российской власти наука показалась не нужной, и мой институт был расформирован, получивший в результате уйму свободного времени, я предался размышлениям на абстрактные темы. Начитавшись ещё в молодости античных философских трактатов, я был всю жизнь склонен к этому. Через некоторое время у меня нашлись единомышленники, отрицательно относящиеся к либерализму и всему с ним связанному. Эти люди не соглашались с тем, что во имя лучшей материальной жизни немногих граждан нужно разрушить всё созданное ранее и начинать строить новое общество с чистого листа. Нахальные, напористые, циничные, беспринципные активисты, назвавшие себя демократами, не желали брать из прошлого ничего вплоть до достижений фундаментальной науки. Оппозиционно настроенные к новому режиму люди создавали группы единомышленников. Такими были общественные академии, философские клубы, ветеранские организации разных профилей, комитеты учёных и производственников и т.п. Здесь обсуждалось происходящее в стране, предпринимались малоэффективные попытки противостоять губительным для страны и русской цивилизации переменам. Я стал активно участвовать в работе некоторых из них, выступая с докладами и лекциями, памятуя о том, что эпоха Возрождения в Европе начиналась тоже с малочисленных кружков.
Однажды кто-то предложил шире опубликовать мои  мысли. Так появилась первая моя публицистическая книга.  Она произвела благоприятное впечатление на единомышленников, в том числе и на писателей-профессионалов. Затем появились и другие книги. Таким образом, я нашёл себя в новой жизни – стал писателем и публицистом. Интернет позволил существенно расширить круг моих читателей. Я осознавал, что во времена, когда  в стране победил обыватель, смыслом жизни которого стало потребительство (гедонизм) и наиболее популярны сексуальные и детективные сюжеты, мои философские, точнее этические рассуждения, интересны и доступны не многим.  Однако я верил, что  хотя сегодня они востребованы только очень небольшой группой людей, обладающих понятийным мышлением, то есть способных к анализу, синтезу и системному восприятию действительности, но что когда-либо эти размышления понадобятся прозревшему от манипуляции сознанием нашему обществу. Во имя этого будущего я окунулся в общественные дела: писал и распространял свои статьи и рассказы, их иллюстрирующие, выступал во всех, желающих меня слушать, аудиториях – вузах, школах, библиотеках, отделениях общества «Знание», на различных семинарах  и конференциях. Новая жизнь, новое увлечение полностью захватило меня и понесло всё дальше и дальше от серой обывательской жизни. Я мало обращал внимание на женщин,  считая, что уже перешагнул определённый Богом возрастной  порог и теперь видел в них не более чем единомышленников либо противников по миропониманию, хотя где-то в глубине души, видимо, ещё жила неясная надежда: «А, может быть, и на мой конец печальный ещё мелькнёт любовь улыбкою прощальной». Ведь надежда, как известно, всегда умирает последней! Я не забыл беседы с сослуживцем, произошедшей лет сорок назад, на тему: «со временем у мужчины затухают одновременно  возможность и желание обладания женщиной или они разнесены по времени, и что из них первично»?  Помнится,  тогда я придерживался мнения, что человеколюбивый Бог должен бы позаботиться о гармонии желания и возможности. Теперь, через много лет, увлечённый своим делом желания я не испытывал, о своих возможностях не думал. Но жизнь заставила  не только подумать, но и убедиться кое в чём на практике.
Однажды на литературном вечере, посвящённом юбилею русского классика, я как обычно выступил с патриотической речью. По окончании вечера ко мне подошла женщина и, обратившись по имени, сказала, что давно следит за моей литературной работой, что является почитательницей моих талантов и придерживается того же патриотического традиционного русского мировоззрения.  Беседа была мимолётной, но важной для меня в плане возможности расширения круга единомышленников. Я пригласил её посещать наш семинар и пообещал подарить ей свою последнюю, вышедшую в свет публицистическую книгу. Женщина была  привлекательна внешне – блондинка с серыми глазами, стройная, не кричаще, но со вкусом одетая, немного младше меня по возрасту, но прекрасно сохранившаяся.  Вполне зрелый человек. Она сразу показалась мне начитанной, хорошо образованной, очень коммуникабельной и могущей оказаться очень полезной в нашей работе по поддержанию традиционной русской культуры и нравственности среди зомбированных современными СМИ сограждан.  Иными словами, первоначально моё отношение к ней было прагматическим.   Однако, как оказалось, её симпатичная внешность затронула не только мой разум, но и сердце. Возвращаясь домой, я думал о новой знакомой, мне уже хотелось, чтобы эта встреча не стала последней, чтобы она появилась на семинаре философского клуба  не только для того, чтобы получить мою книгу. Подсознательно я уже жаждал, чтобы это случайное знакомство продлилось, но даже не подозревал, что эта встреча явится истинным поцелуем Господа Бога и может перерасти в настоящую любовь, в более чем юношескую страсть, гармонично сочетающую духовное и плотское родство, в светлую, глубокую взаимную нежность.
На семинар моя новая знакомая пришла, и, как это принято, представилась – сказала несколько слов о себе. Обычное явление -  как и многие советские интеллигенты, это был  инженер, мечущийся в новой жизни в поисках своего нового места.
Дебаты у нас как всегда были бурными, соответствующие неординарным событиям  времени, но она в них не участвовала. Сидела  в задних рядах, с интересом  слушала, видимо, оценивая участников.  Я же незаметно внимательно приглядывался к ней, обнаруживая всё более и более привлекательные черты её внешности. Когда дебаты закончились, я подошёл к ней, подарил обещанную книгу и пригласил к активному участию в нашем деле. Через несколько дней у меня была запланирована лекция в Обществе «Знание» и я предложил ей послушать. Снабдил своей визиткой, адресом и временем начала. На лекцию она не пришла, но позвонила, объяснила причину  и извинилась. Сказала, что очень сожалеет, так как интересуется этим материалом. Мы встретились в сквере, чтобы его обсудить. Был промозглый ленинградский ноябрь. Побродив немного по мокрым дорожкам сквера, замёрзли и зашли погреться в ближайшее кафе. В тепле и уюте, за чашкой кофе нам почему-то обоим вдруг захотелось поведать о себе. Уверенные в том, что это интересно партнёру, увлечённо, порой перебивая друг друга, мы спешили сообщить наиболее яркие подробности своей жизни. Это, действительно, была беседа заинтересованных друг в друге людей – людей близких по духу. Давно известно, что духовное родство для русского человека важнее кровного! Она оказалась, как я и ожидал, хорошим рассказчиком. Хорошо поставленным учительским приятным голосом она рассказала о своей успешной работе в системе управления промышленным предприятием и о своём вынужденном уходе с работы в перестроечные годы. Это не было необычным в 90-е годы, когда вместе со страной крушилось всё, что доставалось в наследство от советского времени новым хозяевам жизни – нуворишам. Тогда многие хорошие советские специалисты были вынуждены искать себя в новой буржуазной действительности. Кто-то стал заниматься мелкой торговлей, кто-то стал охранять награбленное нуворишами добро, кто-то стал овладевать новой и совершенно неинтересной специальностью, кто-то стал в прямом смысле лакеем, а кто-то в погоне за золотым тельцом – и откровенным бандитом или  мошенником. Изменился социальный статус людей и система ценностей в обществе.
Она стала учителем. Благо общая высокая культура, природный разум и хорошее советское образование позволили ей без особого труда перейти из сферы управления в сферу образования. Но частная школа  скоро «приказала долго жить» Та же широкая эрудиция и любознательность привели её к занятию просветительством. Она стала экскурсоводом. Лишившись постоянной работы, она пустилась, как говорится,  в «свободное плавание». Слухи о её блестяще проведенных экскурсиях по родному, исторически очень значимому городу и его достопримечательностям быстро широко распространились и её стали приглашать различные организации, как для проведения массовых экскурсий, так и для просвещения вип-персон.  Большая эрудиция и прекрасная форма изложения материала быстро сделали её очень востребованной. Её краеведческие статьи замелькали в газетах. О ней стали писать в журналах.
Между тем  наши прогулки продолжились. Мы всё больше и больше узнавали друг о друге и наша любознательность не иссякала. Нас всё больше связывало общее миропонимание, отношение к происходящему в стране и в родном городе, отношение к новациям в культуре, образовании, искусстве и литературе. Беседуя, мы обогащались взаимно. Ярче проявлялось наше духовное родство. Всего через несколько встреч мы сблизились настолько, что почувствовали необходимость друг в друге. Теперь мы с нетерпением ждали очередной встречи где-нибудь в парке или в сквере. Эти встречи стали для нас праздниками среди серых будней. В эти дни нас как бы поощрял сам Господь Бог, вдохновляя на всё большее сближение. Совсем не юные люди мы помолодели душой, вернулись во времена своей молодости. В обращении мы быстро перешли «на ты» как очень близкие и родные люди. Готовясь к очередной встрече, я с удовольствием вспоминал давно забытую лирику, любимые в юности стихи сами всплывали из далёких уголков памяти. Я придумывал всё новые и новые к ней обращения. Я называл её самыми нежными и ласковыми именами: ласточкой, солнышком, ладушкой, звёздочкой на моём небосклоне, своей музой и богиней, красавицей и умницей, даром Божьим, наконец, лучшей женщиной в Мире! Клянусь, я не сказал столько комплиментов, красивых и нежных слов женщинам за всю свою предшествующую жизнь! Вспомнив своё юношеское увлечение Омаром Хайямом, я читал ей лучшие лирические и философские Рубаи. Нас обоих восхищала и нежность, и проникновенность лирики и глубина мысли этого древнего мудреца. Мы поминали отечественных и зарубежных мыслителей, художников, литераторов, скульпторов, архитекторов и увлечённо обсуждали их творения. Особенно влюблено вспоминали русскую певучую, обвораживающую, заставляющую подумать и почувствовать её особую русскость, лирику  С. Есенина. Гениальную поэзию Пушкина и Лермонтова. На волнах нашей любви стихи и цитаты сами всплывали из памяти. Для этого не требовалось никаких усилий. Совпадение взглядов усиливало наш взаимный интерес, всё больше сближало нас. Мы уже не могли прожить и дня, чтобы не пообщаться хотя бы по телефону или интернету.   Возникшая сама собой на духовной основе физическая близость, обеспечила полную, сказочно прекрасную гармонию наших человеческих существ.   Мы были необыкновенно счастливы! Вряд ли так ярко могут ощущать человеческое счастье молодые люди, тем паче сегодняшние, развращённые либеральной идеологией.
К сожалению, наши встречи по объективным, не зависящим от нас причинам, носили не регулярный характер, однако их ценность, взаимное влечение от этого только увеличивались, превращали наши отношения в настоящую страсть; страсть, которая не присуща большинству молодых пар. Ведь в молодости в результате недоразвитости души, страсть бывает чаще всего чисто физиологической. Страсть, возникшая между зрелыми людьми, в  большей степени - страсть духовная, которая особенно для духовно развитых людей, является и более предпочтительной и более сильной. Увы, разгоранию нашей страсти до решительного поворота в жизни нас обоих, мешало то, что  Любовь Моя была замужем. И хотя, как я понял, в их семье большой любви и особого взаимопонимания никогда не было, но её всё же  мучила совесть. Она  считала верхом цинизма оставить на склоне лет не молодого и не здорового мужа, нуждающегося в её помощи, с которым прожила вместе более полусотни лет, совместно пережив множество жизненных трудностей, и кроме того -  нарушить сложившуюся общую семейную гармонию. Это могло отрицательно сказаться на жизни их общих детей, воспитанных на патриархальных традициях. И хотя к этому времени я был одинок, наше совместное доживание отпущенных нам Богом дней, было невозможно. Наша связь с точки зрения высокой морали не могла почитаться грехом прелюбодеяния. Любовь вспыхнула негаданно, случайно, озарила нашу в целом-то серую, бледную  жизнь, не украшенную яркими положительными эмоциями, стимулировала нас к активной полноценной жизни в интересах общества, не затрагивала интересов наших близких, продлевала наше приятное и полезное существование на Земле. Мы были счастливы, и это отражалось на нашем окружении, помогало лучше исполнять свой долг служения людям! Кроме того, увы, «всё проходит!», как написано на знаменитом перстне царя Соломона, и уже по этой причине грех не воспользоваться буквально случайным Божьим даром!  Оба мы хорошо понимали, что  любовь наша в недалёком будущем придёт к своему естественному концу вместе с не далёким концом нашей жизни и стремились, по возможности, получить от неё как можно больше радости, положительных эмоций, так украшающих человеческую жизнь. 
«Да святится имя твоё, Господи! – неоднократно повторял я в течение дня  эту хвалу  Богу. Какое счастье, что, хотя и в самом конце жизни, Ты дал мне возможность оказаться в числе тех людей,  которые познали  настоящую человеческую  любовь! Я никогда не устану благодарить Тебя за это, Господи!» - заключил свой рассказ мой товарищ. И, как Завещание, добавил: «Умру ли я и над могилою гори, сияй Моя Звезда!»   Несмотря на то, что выглядел он не по годам моложаво и бодро, вероятно,  чувствовал приближение своего конца. И действительно, ему не долго оставалось жить.
Я увидел эту его ЗВЕЗДУ на похоронах друга. Искренность выражения её безутешного горя, скорби по бесценной утрате –  поразила  не только меня. Я и сейчас мысленно вижу её глубоко скорбящую, необыкновенно прекрасную в своём глубоком чувстве и по хорошему завидую этой избранной Богом паре.
Блаженны любящие!







ЭПИЗОД  ИЗ  НЕДОБРОЙ ПАМЯТИ  90 – х

Где-то в середине 90-х годов власти осчастливили меня - ветерана Вооружённых Сил  – наделив путёвкой в Сочинский военный санаторий. Всякие льготы генералам и полковникам  Советской Армии новые власти уже отменили, потому и взял я билет в обычный купейный вагон поезда  Санкт – Петербург – Сочи. До Ростова ехал без всяких приключений. Соседями были обычные, тогда ещё советские люди-труженики, не успевшие или не пожелавшие перестроиться. Они были из тех, кто получил воспитание в октябрятских, пионерских, комсомольских организациях, советских благопристойных семьях и учебных заведениях, хорошо понимали, что такое человеческое общежитие, то есть знали основные нравственные нормы, правильно понимали, что есть традиционное человеческое добро и зло, помнили заветы Маяковского, типа:
                «Если мальчик любит труд,
                Тычет в книжку пальчик,
                Про такого говорят:
                Он хороший мальчик!» 
Иначе говоря, что такое «хорошо» и, что такое «плохо» узнавали из советских высоконравственных  книг.
В Ростове мои попутчики вышли и я, оставшись один в купе, намеревался спокойно, без помех  поразмыслить о сегодняшнем дне России, о том, что мы – рядовые советские люди - получили и потеряли в результате реформ Гайдара и Чубайса. Однако сделать мне это не удалось,  поскольку в последний момент перед отправкой поезда в моё купе вошёл новый пассажир. Это был русский молодой человек с плечами и шеей штангиста-тяжёловеса и взглядом человека предельно самоуверенного, привыкшего повелевать и не терпящего противоречий. Под красным пиджаком парня угадывался мощный торс. Пальцы его впечатляющих рук были унизаны перстнями, на бычьей шее красовалась золотая цепь толщиной с мой палец. Таких - тогда называли качками. Обычно они были бойцами в бандитских формированиях, которые успешно пользовались развалом всего и вся в стране, отсутствием государственной власти и, по сути, сами властвовали в России. Эти люди не только не скрывали своей принадлежности к криминалу, но даже открыто своим внешним видом и поведением демонстрировали  превосходство над остальными гражданами. Органы правопорядка обычно сотрудничали с криминалом. Верховные власти закрывали на всё это глаза, ибо хаос был им необходим, чтобы в кратчайшие сроки создать фундамент нового буржуазного общества – класс нуворишей. Кстати, это понимал ещё Н.М. Карамзин, лично наблюдавший за «Великой» французской революцией и ещё тогда сказавший, что хаос необходим либерастам, и что они его используют в своих корыстных целях.
Я, естественно не обрадовался, увидев нового попутчика. Подумал: «Как бы ни оказаться участником какой-нибудь бандитской разборки, и благополучно добраться до санатория!» Согласитесь, что находиться в тесном купе несколько часов рядом с откровенным бандитом, не слишком большое удовольствие! Я весь собрался, приготовившись внутренне к возможным неприятностям. Моральная готовность к неожиданностям всегда является залогом успешного выхода из любого положения.
Однако, вопреки моим ожиданиям, парень вполне дружелюбно заговорил, спросив:
 - И куда едем?
 - В Сочинский военный санаторий, - ответил я.
 - Значит Вы военный?
 - Да, полковник Советской армии запаса.
 - И в каких войсках служили? – вновь обратился сосед.
 - В Войсках ПВО страны.
Лицо моего попутчика вдруг изменилось. Оно стало каким-то даже благодушным. Видимо, его охватили какие-то приятные воспоминания. Некоторое время помолчав, он продолжил диалог:
 - Вы служили в зенитно-ракетных, авиационных или в радиотехнических   частях?
 - В ЗРВ.
 - И где же? - продолжил свои вопросы он. Я отвечал, что военная судьба носила меня по всей стране. В целом же  я полковник от науки. Такое выражение применялось в прежние дореволюционные времена. В последние годы преподавал в военном училище и академии.
 - Не в Калининской ли? – опять спросил парень.
 - Да, в ней.
Мои ответы вызывали явный интерес собеседника. По мере разговора лицо его приобретало всё более человечное - нормальное выражение заинтересованного разговором человека. Мне даже стало казаться, что передо мной сидит не какой-то бандит, а просто молодой человек серьёзно увлекающийся спортом, каких встречалось немало и ранее на моём жизненном пути. 
  - Давайте познакомимся, - предложил парень. Так будет удобнее разговаривать.  Меня зовут Андрей.  Я тоже представился. Оживившись ещё более, он продолжал:
 - Я тоже служил в зенитно-ракетном дивизионе. Солдатом. И у меня о тех временах остались самые приятные воспоминания. Командовал дивизионом майор Степанов. Он прибыл к нам из Калининской академии. Вы его не знали?
 - Нет! Не помню! – ответил я. У меня было много слушателей.
 - Хорошие были времена! – продолжал Андрей. – Комдив относился к нам как к своим сыновьям. Мы – солдаты - и называли его, конечно, между собой, батей! Его примеру следовали и другие мои начальники. Весь дивизион был как бы одной семьёй. Никаких проявлений дедовщины не помню. Я хорошо освоил обязанности оператора станции наведения ракет. Меня хвалило начальство, ставило в пример другим. Ещё на гражданке я серьёзно занимался боксом, поэтому меня часто посылали на различные, в том числе и на армейские и на окружные, соревнования, и я приносил победы своему дивизиону и полку. Тогда  я выполнил норму мастера спорта.
На лице его застыло чувство гордости. Я не перебивал Андрея, давая возможность насладиться такими дорогими для него  воспоминаниями. После  длинной тирады с массой подробностей о его армейской жизни, Андрей надолго замолчал, уставившись в окно и о чём-то думая. Наконец, он снова заговорил, однако вдохновение, бывшее ранее на его лице, как-то увяло:
 - Проводник сказал мне, что ресторан в поезде не работает, а я голоден, как удав!
На вагонном столике лежали остатки моей нехитрой снеди, прихваченной в дорогу,  и я предложил ему воспользоваться ими, а чай  попросить у проводника.
Он вышел из купе и через пять минут, вернувшись с двумя стаканами, принялся за еду. Уминал мои бутерброды так, что, как говорится,  «за ушами пищало».
«Заморив червячка» (такому громиле нужно было для насыщения в три раза больше пищи!), Андрей вдруг снова решил меня поразить:
 - Как вы думаете, что в моей сумке?
 - Не догадываюсь. - Глядя на её размеры, ответил я.
 - И никогда не догадаетесь! – В ней лежат, он сделал паузу,…деньги! И  назвал астрономическую, с моей точки зрения, сумму. На моём лице, видимо, появилось такое удивление, глаза так расширились, что он рассмеялся и открыл застёжку «молнию». Сумка была битком набита пачками денежных купюр! Насладившись моим ошеломлённым вводом, Андрей продолжил:
 - Вы никогда не видели и не увидите таких денег! – Я, естественно, не возражал.
 - А чем, по-вашему, я занимаюсь теперь? - Вновь задал вопрос Андрей.
 - В последнее время появились такие занятия, о которых, несмотря на то, что всю жизнь учился и учил других, даже не ведаю. Я и моё окружение не изменились и не пытаемся встроиться в новую жизнь. Сохраняем старое мировоззрение и систему ценностей. Не хотим становиться ни господами, ни лакеями! – Не найдя ничего лучшего, отвечал я.
 - И правильно делаете!  Лучше и не знать и не пытаться измениться соответственно новому времени!  Верные своей советской морали, вы непременно погибнете! Сегодня мы живём в джунглях, по их законам. Человек человеку – волк! Правит закон силы! Такое положение вечным не будет. Мы стараемся успеть стать новыми хозяевами жизни! Не мы это всё придумали, но воспользоваться неразберихой не грех!– философски сказал этот представитель новой морали и продолжал. - Не буду Вас терзать догадками и откроюсь. Я собираю оброк с новоявленных буржуев! Грехом это не считаю - неправедно разбогатевшие обязаны делиться с другими! Вот это (он кивнул на сумку) я уже насобирал! В Сочи продолжу!
 - Но ведь они, должно быть, защищаются!?
 - Боятся нас! На коленях приползают! – С нескрываемой брезгливостью и   злорадством сказал Андрей.
 - И Вы не опасаетесь возить с собой такое богатство? – Немного придя в себя, опять спросил я.
 - Я ведь не один! Рядом всегда скрытно находится охрана. Вокруг волки! Постоянно надо ожидать встречи с ними! Кроме того я играю роль живца, на которого можно подловить конкурирующего волка! А в Сочи меня  встретят свои!
Андрей не обманул. На сочинском вокзале у нашего вагона его встречала группа таких же, как и он, качков. Под слишком широкими их куртками угадывалось оружие.
Прощаясь со мной, слава Богу, навсегда, Андрей – это дитя нового времени для моей бедной России – ещё раз напомнил:
 - Не забывайте о моём совете! Не ввязывайтесь в дело, к которому не приспособлены!
Я так и сделал, остался и поныне просто советским человеком. Не стал ни господином, ни слугой!
Всматриваясь в сегодняшний день моей родины, думаю:
«Как же быстро человек, поклонившись золотому тельцу, превращается в свою противоположность – человекообразное существо! Андрей – хороший тому пример! Насколько же сильна над обывателем власть золотого тельца!»
Сегодня, такие как Андрей, в новой России сидят в губернаторских и депутатских креслах; владеют приисками, банками и концернами. Сбылось желание  Егора Гайдара. Он ещё лет двадцать назад ставил в пример российскому обывателю судьбу пирата Моргана, основавшего династию влиятельнейших и самых «уважаемых» на Земле джентльменов. Почему бы и нашим бандитам ни стать родоначальниками новой российской элиты!? Либерализм на Земле торжествует!


   
АМЕРИКА  ГЛАЗАМИ  РУССКОГО

В тишине пустой квартиры неожиданный телефонный звонок раздался особенно громко и требовательно. Он нарушил логический ход моих мыслей. Про себя, чертыхнувшись,  поднял трубку. 
- Ты бывал когда-либо в Америке? – вместо приветствия услышал я знакомый голос моего доброго старого приятеля Василия Олеговича.
- Прекрасно знаешь, что не бывал!  Зачем спрашиваешь?
- По недовольному твоему тону понял, что оторвал тебя от работы. Но ты непременно простишь меня, если я предложу тебе сегодня встретиться с человеком, только что приехавшим оттуда и готовым поделиться с нами своими впечатлениями о стране, которую демократы ставят нам в пример и пытаются организовать нашу жизнь по её образцу и подобию! Ну, теперь сменил гнев на милость?
- Пожалуй!
- Тогда собирайся и приезжай ко мне, ждём!
Мне давно хотелось написать об этой стране, о населяющих её людях: об их привычках, склонностях и нравах. Хотелось разобраться: существует ли такое уж близкое сходство русских и американцев, о котором так любит повторять наша "свободная" пресса.  Надо сказать, что,  как и многие наши люди, я уже давно совершенно перестал ей верить. Поэтому рассказ  не ангажированного человека был для меня особенно ценен. Я тут же оставил свою работу и поехал по знакомому адресу. День был пасмурный. Небо затянуло плотными низкими тучами. Моросил мелкий противный дождь. Ничто не предвещало близкого изменения погоды. Но душа радовалась предстоящей встрече.
В небольшой комнате с окнами, выходящими в унылый, мокрый весенний сад, было тепло и уютно.  В кресле сидел молодой мужчина. Рядом, на полу, с игрушками возились двое детей: мальчик лет восьми и девочка лет пяти. При моём появлении незнакомец встал и шагнул навстречу. Это был высокий, стройный, плотного телосложения кареглазый брюнет. Я подошёл и протянул руку:
- Сумной Иван Петрович. Не слишком известный, но всё же со сравнительно недавних пор писатель и публицист. В прежней жизни – полковник, педагог, научный сотрудник.
- Бобыль Алексей Михайлович. Можно просто Алексей. Несмотря на такую фамилию – муж и отец семейства! – пошутил новый знакомый, указав на детей и крепко пожав мою руку. Дети до этого молчавшие, заговорили между собой по-английски. Он повернулся к ним и строго сказал:
- Андрей, Мария! Мы же договорились разговаривать здесь, в России, только по-русски! И займитесь, пожалуйста, дневниками нашего пребывания в Санкт-Петербурге!
Вернулся выходивший куда-то хозяин дома. Устроившись в кресле, Василий Олегович весело произнёс: 
- Надеюсь, вы успели познакомиться и без моего участия. Алексей с детьми вчера  приехал ко мне. Я обещал ознакомить его с достопримечательностями нашего города, но помешала погода. Поэтому мы решили изменить наши планы. Перенесём нашу экскурсию на завтра, а сегодняшний день посвятим беседе об Америке. Уверен, что она будет интересной! Своего гостя я знаю давно. Человек он широко эрудированный,  серьёзный, вдумчивый, склонный к анализу. Предлагается следующий план: вначале, в основном для тебя, Иван Петрович, Алексей немного расскажет о себе, затем мы будем задавать ему вопросы, а он отвечать на них! Возражений нет? Тогда начнём наш "семинар"!  Прошу, Алексей!
Гость повернул своё кресло так, чтобы ему были видны все присутствующие в комнате, и, немного помедлив, начал своё повествование на хорошем литературном русском языке,  твёрдым и внятным голосом опытного оратора:
- Я родился в 1963году в маленьком посёлке Западной Украины в простой крестьянской семье. Мои родители, сами, не имея почти никакого образования, очень хотели видеть своих детей людьми образованными. С раннего детства, приобщая нас к труду и самостоятельности, они пристально следили за нашими школьными успехами. Учились мы все четверо прилежно. После окончания школы я с небольшой суммой денег в кармане поехал в Днепропетровск: самостоятельно устраивать свою дальнейшую жизнь. С детства,  мечтая о профессии врача, я поступил в медицинский институт. Учился и одновременно подрабатывал на жизнь. Так делали многие иногородние и сельские ребята – студенты. Затем по распределению работал сельским врачом на Украине.  Отработав положенное время, завербовался на Север. Хотелось увидеть большой мир и, особенно, экзотические места. Работал хирургом на острове Диксон, потом судовым врачом. Во время плавания выучил английский язык. От пассажиров теплохода узнал о возможности учиться за границей. Написал несколько резюме и разослал в разные университеты. Учился в Гарварде. Там познакомился с девушкой-американкой, которая и стала моей женой. После окончания учёбы остался в Америке. Работаю в научной лаборатории. По американским меркам отношусь к среднему классу. Прожив в США около десяти лет, считал и считаю себя русским. Даже состою на воинском учёте в России. В случае необходимости готов защищать свою Родину с оружием в руках! По рождению я – украинец. Однако отличий между великороссами, малороссами и белорусами не вижу – мы все люди русские! Нынешние правители искусственно разделили нас, памятуя древнее римское правило: "Разделяй и властвуй!" На мою активизацию как русского патриота существенно повлияли статьи генерала Ивашова, найденные мной в Интернете. Изложенные в них мысли оказались созвучными моим. Я позвонил в Москву и спросил: "Чем могу помогать движению?" И теперь стараюсь шире распространять правдивую информацию о США среди русских людей. Регулярно бываю в России. Слежу за тем, что здесь происходит. Выступаю на патриотических конференциях и семинарах, веду личные беседы, пишу статьи в патриотические издания.
Люди должны знать правду. Официальные СМИ, как в США, так и в нынешней России, подают гражданину информацию о текущих событиях либо со своими, нужными для их хозяев, комментариями, либо заведомо лживую.
Вот только некоторые откровения на сей счёт видных американских общественных деятелей. Я подготовил их специально для русского слушателя.
Профессор Даниил Вурстин, главный библиотекарь Конгресса, однажды обмолвился такой замечательной фразой: "Американцы живут в мире псевдофактов, искусственно создаваемой для них их же собственной прессой". При этом он употребил не слово "пресса", а слово "медиа", которое обозначает совокупность всех средств пропаганды и информации, а точнее – дезинформации, т.е. телевидение, радио, пресса,  обрабатывающих американское "общественное мнение" в нужном для хозяев Америки – крупных иудеев-банкиров направлении. 
Один из бывших советников президента Никсона, кажется Хальдеман, как-то сказал, что в Нью-Йорке существует тайный центр, где еженедельно собираются представители этих самых медиа для обсуждения вопроса: в каком освещении следует подавать те или иные текущие новости.
Журнал "Тайм" ещё в 1978году писал, что в одном только Вашингтоне на обработку "общественного мнения" тратится ежегодно около одного миллиарда долларов.
Много лет назад один из редакторов самой большой и влиятельной газеты "Нью-Йорк Таймс" Дж. Свинтон на банкете выдал истинную правду, что в Америке нет независимой и правдивой прессы. Журналисты продают себя и свою родину за доллары и являются, по сути, рабами богачей, стоящих за их спинами. "Мы – не что иное, как интеллектуальные проститутки!"  Эти слова сказаны более восьмидесяти лет назад, но сегодня они стали ещё более актуальными. Население Америки теперь просто заставляют верить совершенно очевидной лжи, в какой бы примитивной и грубой форме она ни была продана этими самыми "проститутками".
В своей книге "Комитет 300"  Коллеман утверждает, что нынешние медиа в течение всего двух недель способны внушить всему населению Земли мысли, ранее ему совершенно чуждые! И это – справедливая оценка силы информационного оружия!
И.П.  А разве в нынешней России происходит не тоже!?  Если вы забыли, напомню: с десяток лет назад в телеинтервью главного редактора  газеты "Аргументы и факты" с миллиардером б. Березовским последний просто засмеялся в лицо Старкову, когда тот заикнулся о независимости своей газеты. Советую тому, кто ещё не читал, прочитать книгу известного публициста С. Кара-Мурзы  "Манипуляция сознанием". Но это к слову.
  Алексей, расскажите, пожалуйста, как и чем живёт средний американец? Скажем, на своём примере.
Мне очень повезло. Эмигранту с видом на жительство удалось найти работу интересную и хорошо оплачиваемую! Я работаю в научной лаборатории при частной медицинской клинике. У меня есть небольшой домик, взятый в кредит, от которого на машине я добираюсь до клиники, при благоприятных условиях на дороге, полтора часа. Мой обычный распорядок дня: подъём в 5 часов 30минут, с восьми до семнадцати часов работаю в лаборатории, вечером занимаюсь домашними делами и воспитанием детей. Кто имеет собственный дом или дачу, знает: сколько внимания они требуют. Детей учу русскому языку, читаю им русскую литературу, контролирую выполнение домашнего задания  сыном. Хочу, чтобы мои дети выросли русскими по духу. Замечено, что если не принимать специальных мер, то через два-три поколения человек, живя в чужой среде, совершенно забывает родной язык, свою национальную культуру, ассимилирует. Ведь язык – основной носитель национальных традиций, фундамент национального самосознания! Дома вся моя семья говорит только по-русски. Мои дети ни на час не остаются без внимания родителей или учителей. Спать ложусь в 24 часа, чтобы с утра всё повторилось. По выходным дням гуляю с детьми, вожу в спортзал, занимаюсь их воспитанием, русским языком и литературой.
 Ни друзей, ни приятелей в Америке у меня нет. И в этом смысле я не одинок. Это американский образ жизни: "Каждый за себя и для себя!" Например, зайти к соседу без приглашения там не принято. Ведь своим посещением ты отрываешь у него время, а "время - деньги!" Деньги – протестантский бог! Ему посвящено всё время и все помыслы американца. Большая часть разговоров  американцев в той или иной степени касается вопросов: кто, где, когда, каким способом и сколько заработал долларов. Сами себя они называют нацией торговцев. Таких, например, бесед, как мы с вами ведём сегодня (с точки зрения американца бессмысленных) там не ведут! Ведь это пустая трата времени! Время нужно тратить или на зарабатывание денег, или на их трату для получения удовольствия (разного рода развлечения, чаще всего примитивные). Скажем, очень редкий американец тратит время на чтение художественной литературы. Уж, если он и читает что-либо вообще, то это - газеты с их биржевыми новостями, сплетнями о политиках, крупных бизнесменах, звёздах шоу-бизнеса или спорта. Серьёзной литературой интересуются только специалисты! 
В.О. Алексей, вкратце охарактеризуйте американскую демократию, так усиленно рекламируемую у нас в последние годы. 
Американская демократия на деле – чистый блеф, пустые слова, форма без содержания. Она заключается исключительно в возможности гражданина США принять участие в выборах представительной власти. Никакой ответственности власть перед электоратом не несёт и о его существовании после выборов совершенно забывает. Жизнь в США я бы сравнил с жизнью в армейской казарме, где приказ начальника – закон для подчинённого. Власть всегда права и её действия обсуждению не подлежат. Американец одновременно ненавидит и боится её. Ведь даже дорожный полицейский может безбоязненно стрелять в водителя, если ему покажется, что тот представляет для него какую-то угрозу. А что уж говорить о более высоких должностных лицах!  Почти ежегодно власти США пытаются запретить владение личным оружием гражданами страны. Народ сопротивляется и это им пока не удаётся сделать. Американцы считают, что только личное оружие и оберегает их от произвола властей.  Американское чиновничество – сплошь высокомерные взяточники и волокитчики.
Существует в Америке и местное самоуправление, которое на практике ничем не управляет. Муниципалы просто отсиживают определённое время на рабочем месте, за что и получают зарплату. Всем управляют губернаторы и мэры. Самоуправление – фикция!
Американец приучен бояться власти и закона, ибо за всякое его нарушение непременно следует наказание. И это я считаю положительным в американской системе управления обществом. Но демократии как власти народа с действенной обратной связью "народ – власть", оценкой деятельности властей и при необходимости их заменой по воле народа, в Америке не существует!
В.О.  Ну, а гражданское общество, которое мы якобы строим в России, что оно представляет собой в США?
Как положительное явление я бы отметил умение американцев объединяться в различные мелкие сообщества для защиты своих групповых интересов. В Америке по вполне объективным причинам живёт больше, чем в других странах активных, деловых людей – харизматиков, желающих и способных  возглавлять всякого рода общественные движения. Эти люди по собственной инициативе, объединив достаточно большое число единомышленников, часто добиваются своих целей, обычно касающихся быта. Они же создают множество различных клубов, объединяющих людей по интересам. Глобальных целей, вроде коррекции существующего общественного строя, такие объединения перед собой не ставят. Именно активности, пассионарности населения сегодня так не хватает России!
И.П.  Важную отрицательную роль в современной России играет телевидение. Оно развращает народ, убивает его духовность, насаждает чуждые ему ценности: культ денег, секса, насилия,  потребительства - разжигает в людях животные страсти. Что Вы скажете об американском телевидении?
Прежде всего, то, что ТВ в Америке находится под значительно более строгим контролем, чем здесь. В крупных городах работают десятки и сотни телевизионных каналов. Но, скажем, такой откровенный разврат и пошлость, как в России, там можно увидеть только на определённых каналах и в строго определённое время. Эротические и порнофильмы демонстрируются на специальных платных каналах. Я думаю, что  разнузданная "свобода" умышленно дана российскому телевидению, чтобы быстрее народы России сменили советский менталитет на - западный. В России полным ходом идёт "культурная революция". Когда власти добьются своего, они обязательно и ТВ, и прочие медиа поставят в определённые рамки!
Конечно, и на американском ТВ жестокости, пошлости, безвкусицы и безнравственности тоже хватает. Но многие американские семьи, особенно из так называемого культурного слоя общества, дома телевизоров вообще не держат или родители сами выбирают допустимую для просмотра своих детей программу. Для примера, мои дети  ТВ не смотрят, я нахожу для них более полезное занятие. Кстати, культурный слой по-американски это что-то подобное советской интеллигенции (помните, она называлась "прослойкой"). Культурный и средний слой – вовсе не одно и то же, как это было в СССР. К среднему слою или классу относятся и мелкие предприниматели, к которым я отношусь с уважением. Это люди, взявшие на себя ответственность за свою жизнь и жизнь своих сотрудников. Они вынуждены очень много работать. Богатыми из них становятся немногие, но достатка они часто добиваются и не только лично для себя. С недавних пор в России тоже появилось понятие "культурный слой". Ещё одно доказательство того, что она движется в кильватере США.
В.О.  Алексей, а как относятся к американскому образу жизни наши эмигранты и коренные американцы?
Многие из российских эмигрантов скучают по России, по СССР, по  социализму, по нашему русскому общественному образу жизни.  Капитализм, с его эгоизмом, равнодушием к чужой судьбе, угнетает их. Они сожалеют о развале СССР, утрате социалистических завоеваний трудящимися, мечтают о возврате социализма и уверены, что рано или поздно это обязательно произойдёт на всей Земле. Так мыслят и многие евреи, первыми покинувшие Родину в поисках жизненного благополучия. Как они убедились, счастье - не только и не столько в материальном достатке!
Коренные американцы – большие патриоты своей страны. С младых ногтей им внушают, что Америка самая богатая, самая культурная, самая цивилизованная, самая могущественная страна. В общем…"самая – самая"! Они безоговорочно принимают этот тезис, и это их вера! Средний американец убеждён, что лучшей жизни, чем в США нет нигде и быть не может! А потому никаких реформ и революций в США в обозримом будущем ожидать не приходится.
И.П.  Что Вы можете сказать о расовых и национальных отношениях в Америке?
Утверждение, что американцы, переварившиеся в одном котле разные расы и нации, - сегодня - единый американский народ, на мой взгляд, не  соответствует действительности. В городах существуют китайские, латиноамериканские, негритянские и прочие кварталы. Это свидетельство того, что национальное сознание ещё не совсем утрачено. Здесь определённую роль играет, конечно, и социальное положение людей. Негры – самые бедные и в их кварталах белым, особенно в ночное время, даже появляться не рекомендуется. Таковы, на практике, единство и христианское человеколюбие  американцев. Немногим отличаются от негров латиноамериканцы. Особо следует сказать о евреях. Америка – страна торговцев и ростовщиков, а в этих сферах человеческой деятельности всегда преуспевали евреи. Они и сами этого не отрицают. И, как следствие, Штатами управляют несколько самых богатых еврейских банкирских семейств. А разве не тоже  произошло в нынешней России!?  Не так давно еврейский писатель Эдуард Тополь громогласно заявил об этом всему миру через газету "Аргументы и факты"! Практически в каждой американской фирме, если не первое, то уж второе лицо - обязательно еврей. Отношение к ним представителей других национальностей, как и во всём мире, настороженное, недоверчивое, неприязненное. По-моему, антисемитизма в США больше, чем в России. Впрочем, я не согласен с самим термином "антисемитизм". Иисус Христос был семитом. Русские люди в большинстве своём православные христиане, т.е. почитающие Христа.  Как же их можно вообще называть  антисемитами!? 
Глобализм по-американски, на мой взгляд, - это распространение власти евреев на весь мир. К этому человечество идёт уже более трёх тысячелетий. Я считаю, что Запад, включая и Россию, отдал себя во власть евреям уже тогда, когда принял христианство, признав тем самым своим Законом Ветхий Завет (Талмуд) и тезис о том, что евреи – Богом избранный народ! Но беспредельная жажда власти этого "Богом избранного народа" когда-нибудь обязательно приведёт к большой беде и крови! К сожалению, в США, как и во многих других странах, где евреи имеют большое влияние, еврейский вопрос не обсуждается, на него наложено табу. А жаль, ибо это исключает возможность его решения мирным путём!
В.О.  В России в результате проводимых реформ духовность народа заметно упала. Люди стали равнодушными к чужой судьбе. Лежащего на дороге человека могут просто обойти, не поинтересовавшись: болен он, пьян или мёртв. Насколько эгоистичен и равнодушен американский народ?
Как и следует ожидать американец, выросший в стране развитого капитализма – большой эгоист. В США давно укоренился принцип: Каждый заботится о себе сам!" Но людское равнодушие там отчасти компенсируется наличием большого количества общественных и государственных организаций, призванных проявлять заботу о человеке. Например, в судьбе лежащего на дороге человека обязательно примет участие полиция, Служба спасения, христианская Армия спасения и т.п. Кто-то непременно отправит его в больницу, в полицию или в морг. Америка – богатая страна и может позволить себе роскошь содержать многочисленные общественно полезные организации. От эгоизма, как основы капиталистической системы, это, конечно, общества не избавляет, но жизнь в нём облегчает.
И.П.  Как относятся американцы к сегодняшней России?
После того, как Россия утратила своё положение Великой Державы, осталась без армии, без союзников и без собственной экономики она перестала пугать американца и требовать к себе уважения. Теперь её презрительно называют "Рашка". А русских людей, позволивших сделать всё это со своей страной, американцы считают просто дураками. И тут они, наверное, правы! Мне кажется, что сегодня нет на всей Земле более равнодушной к своей судьбе нации, чем русские!
В.О.  В последние годы довольно часто можно слышать о большом сходстве русских и американцев. Что Вы можете сказать по этому поводу?
Америка пропитана протестантским духом. По сути,  народ её в настоящее время очень далёк от христианства. Богом его является не триединый Бог христиан,  а кумир, называемый Долларом! Ему, вопреки второй христианской  Заповеди, и поклоняются американцы. Обратите внимание: Южная Америка находится рядом, но остаётся католической, христианской. Испанцы и португальцы не истребили индейцев-аборигенов, а смешались с ними и образовали новые этносы, ибо признали, что индейцы те же люди, имеющие души. Янки же индейцев за людей, в соответствии с протестантской идеологией, не считали и уничтожили их почти полностью. Сохраняя свою христианскую духовность, южноамериканцы и сегодня не поддаются влиянию гринго. Южная и северная Америка – совершенно различные цивилизации. Россия, несмотря ни на что, все же остаётся, в основном,  страной православной, христианской. И в этом смысле она ближе южным,  чем северным американцам. В США конкуренция существует не только в экономике, но и в быту. Там бедный или разорившийся человек глубоко презираем. Он не достоин никакого уважения. Американец, в отличие от настоящего русского человека,  лишён понятия  о сочувствии или сопереживании. Обратите внимание, на атрибуты встречи двух человек в голливудском фильме: счастливая улыбка с демонстрацией всех тридцати двух фарфоровых зубов, счастливый возглас: "Всё окей!" и не менее счастливый: "Встретимся позже!"  И всё это лицемерие нужно для того, чтобы (не дай Бог!) никто не заподозрил, что ты "не на коне". В противном случае ты будешь отверженным! Разве так ведут себя настоящие, не перестроившиеся, не продвинутые русские люди?! Американцу остаётся в жизни только одно, хочет он того или нет, постоянно гнаться, как гончему псу, за убегающим от него долларом! Только в долларах он видит настоящее счастье. Ущербный, бездушный, недалёкий, обиженный Богом он человек! Ему и в голову не приходит, что бедняк может быть счастливее миллиардера!
Слава Богу,  в России ещё не все превратились в американцев и есть надежда, что этого никогда не произойдёт!
Я знаю, что сегодня в России достаточно много желающих оказаться в Америке и вкусить тамошнего изобилия. Будь моя воля, я бы организовал для них такую возможность. Уверен, что значительная часть  в скором времени попросилась бы обратно в Россию! Красивая упаковка и этикетка товара далеко не всегда соответствует его качеству. Именно так обстоит дело с издалека кажущейся такой привлекательной жизнью в Америке!

Дождь кончился. Из-за туч выглянуло солнце и золотыми бликами весело заиграло на мокрой листве сада за нашим окном. Послышалось пение птиц. Весна напомнила о себе.
Беседа с Алексеем возродила в моей душе угасающую было уверенность в пробуждении русского народа и его возврат к нашим древним  традициям, на исконно русский путь развития, благодаря осознанию слишком высокой платы за призрачный подъём экономики по американскому образцу.
Наши правители-демократы сегодня совершают ту же ошибку, что и  "великий реформатор" царь Пётр. "Он (с его заурядным, дикарским умом и недоразвитой душой) не возвысился до понимания, что нельзя переносить с Запада отдельные результаты цивилизации и культуры, упуская ту психическую атмосферу, в которой они созрели! – пишет А. Солженицын. – Никакие материальные и экономические "прыжки" не вознаградят потерь, понесённых в духе!"


                « БЛАЖЕННЫ    ПЛАЧУЩИЕ…»

Ранним бархатным сентябрьским вечером, совершая свой ежедневный моцион, я медленно брёл по берегу большого пруда нашего бесподобного Екатерининского парка. Стояло классическое бабье лето. Вечер был тихий и совсем по-летнему тёплый. Солнце уже опустилось к верхушкам деревьев и своими яркими острыми лучами освещало прекрасную общую панораму, парковые павильоны,  редких гуляющих в аллеях и узкие тёмные полоски облаков на Западе, обрамляя их золотисто-розовой бахромой.  Прибрежные клёны уже украсились жёлтыми и красными прядями.  Отжившие свой век листья, плавно кружась и, неожиданно как бы споткнувшись обо что-то невидимое, кувыркаясь, совершали свои последние в жизни лётные виражи и падали под ноги прохожих.  Спокойный как зеркало пруд с тенями деревьев и прибрежных строений, с застывшими на нём силуэтами уток и чаек, производил впечатление картины кисти гениального пейзажиста.
Вся окружающая атмосфера располагала к неторопливой обстоятельной  и откровенной беседе с близким по духу человеком. Было такое состояние, когда хочется излить душу, поделиться самым сокровенным, услышать слова понимания, сочувствия, сопереживания. Состояние так свойственное  русскому человеку, ещё не испорченному западным бездушным рационализмом; немного сентиментальному, отзывчивому, открытому и очень доверчивому; вечно ищущему правды, справедливости и доброты. 
Весь поглощённый окружающей красотой и томностью я медленно двигался вдоль берега, не замечая людей, преследуемый мелодией   сентиментального, когда-то очень популярного вальса "В старом парке". Во мне неотступно звучали трогательные слова:  "И в этом самом парке над водой возили нас в коляске, рассказывали сказки, а парк шумел зелёною листвой!"  Как же давно это было! Я думал о том, сколько  лет прошло с тех пор, как ушли в мир иной моя бабушка, дед, мама и папа, которые могли бы об этом рассказать! Здесь, на Земле, остался теперь только я с моими нежными воспоминаниями о них, который тоже в недалёком будущем исчезну, растворюсь в небытии. И от этих мыслей мне стало немного грустно.
Вдруг я отчётливо увидел его. Одинокий старик с тонким гордым профилем и пышной седой шевелюрой сидел на белой недавно выкрашенной скамье, неподвижно уставясь на что-то видимое только ему одному в зеркальной уже начинающей темнеть воде пруда. Он живо напомнил мне древнюю мраморную римскую статую – аллегорию "Зимы". Этому способствовал и его костюм: светлые отглаженные, с острыми стрелками брюки; светло-серые летние туфли и белоснежный воротничок рубашки, виднеющийся из-под тоже светлой летней куртки. Чем-то, до конца неосознанным, он сразу привлёк к себе моё внимание. В тот вечер я вовсе не имел намерения долго задерживаться на прогулке, у меня были другие планы, но что-то неведомое,  магическое как будто подтолкнуло меня к нему. Помимо своей воли я подошёл и сел рядом.  Он вздрогнул от неожиданности и повернул ко мне сухощавое, вблизи оказавшееся бледным, с какой-то нездоровой желтизной лицо, на котором играла удивительно приветливая, располагающая улыбка. Мне показалось, что он был обрадован моим появлением, отвлекшим его от каких-то тяжёлых мыслей. Я ответил ему приветствующим полупоклоном.
- Здравствуйте! – сразу заговорил сосед,  будто он только и ожидал меня. – Вероятно, Вы тоже не усидели дома, и вышли полюбоваться этой несравненной красотой. Я живу здесь недавно. Переехал сюда из ставшего к старости слишком шумным города и никак не могу привыкнуть к этому каждодневному великолепию, к этим бесценным творениям ума и рук человеческих! А сегодня ещё и такой чудесный, располагающий к воспоминаниям и размышлениям вечер! Я невольно весь растворился в сказке, которой теперь можно назвать нашу почти прошедшую жизнь. Вас не смущает, что я так говорю? Возможно, вы рассуждаете иначе?! Хотя по виду мы с Вами сверстники. С какого Вы года, если, конечно, это не секрет?
Я сказал.
- Ну вот, видите, я ещё не утратил способности правильно оценивать человеческий и не только женский возраст! Следовательно,  – ещё молодой!
Он засмеялся своей шутке. Тембр его голоса действительно звучал молодо. Если бы я сейчас не видел его седины, морщин лица и рук, то мог бы принять говорившего за сорока – пятидесятилетнего мужчину.
 "Очень коммуникабельный, приятный и, наверное, душевный человек! - подумал я. – Не напрасно я  подсел к нему – знакомство обещает быть интересным!"
Всякий новый знакомый – это непрочитанная книга. Она, конечно, на поверку может оказаться и бессодержательной, но, открывая её, мы всегда ожидаем чего-то необыкновенного.
Между тем сосед оживлённо продолжал: 
- Видите ли, я - учёный. Всю жизнь до недавнего времени увлечённо работал. Интересная работа, желание соответствовать должности и званию, не отставать от ставшей особенно в последнее время такой быстротечной жизни, постоянное стремление к самосовершенствованию - совсем не оставляли времени для вот такого как сегодня спокойного любования окружающим миром, философского миросозерцания.  Я говорю так, потому что интуитивно чувствую в Вас своего коллегу. Во-первых, известно, что в Пушкине живёт много отставных военных – в прошлом преподавателей и учёных. А, во-вторых, что ни говорите, длительная военная служба на всю жизнь оставляет отпечаток на внешнем виде и всём поведении человека. И на Вас, в частности, тоже!  Думаю, я не ошибся. Ведь Вы – отставной офицер!?
Я подтвердил его предположение и сказал, что действительно являюсь отставным полковником Советской Армии, что многие годы работал в военных вузах и НИИ и что  имею учёную степень и звание.
- Прекрасно! – сказал он, как мне показалось даже слишком восторженно. – Давайте познакомимся! У меня здесь почти нет друзей. Уверен, что нам будет интересно! Меня зовут Сергей Иванович. Полковник, доктор технических наук, профессор. До увольнения из Советской Армии работал  (и он назвал одну из ленинградских военных академий), в последующие годы – заведовал кафедрой в гражданском вузе.
В свою очередь я вкратце ознакомил его с очень похожим своим жизненным путём и назвал  имя и отчество. Так мы и познакомились. Беседа сразу приняла оживлённый характер. В наших судьбах было много общего, научные интересы часто пересекались, и нам было  интересно беседовать о прошлом. Незаметно разговор перешёл на события последних лет, произошедшие на нашей Родине и в мире. И здесь наши взгляды по большей части полностью совпадали. Мы сетовали на распад Варшавского договора и СССР; развал армии, науки и образования  (что было для нас особенно близким и болезненным); на рыночные отношения, коснувшиеся всех сторон нашей ранее строго регламентированной и обустроенной жизни; на всеобщий в связи с этим упадок нравственности; на насильственное внедрение народу России чуждых ему западных протестантских ценностей: культа денег и неограниченного потребительства.  Мы оба не видели ничего хорошего в затеянных недругами России реформах государства, и дружно с болью в сердце предрекали его печальный конец в обозримом будущем.
Общность судьбы и взглядов быстро сблизили нас. Уже через час мы чувствовали себя старинными приятелями и договорились перейти на "ты".
Незаметно совсем стемнело и значительно похолодало. Парк опустел. Даже утки, закончив день обычной вечерней зорькой – своего рода вечерним променадом – собрались на середине пруда и многие, спрятав голову под крыло, уже мирно спали, наслаждаясь своими утиными снами. Из-за верхушек деревьев выплыла огромная круглая луна и осветила пруд невесёлым мертвенным светом, обозначив чёткую серебристую дорожку на его середине. За нашими спинами, на прилегающей к парку улице, почти совсем умолк шум проезжающих машин. Город и парк готовились ко сну. Весьма довольные проведенным вечером, договорившись встретиться завтра на этой же скамейке, мы распрощались как старые добрые друзья.
На следующий день я,  в предвкушении приятного времяпрепровождения   с интересным человеком,  с нетерпением ожидал назначенного времени встречи. Было предчувствие, что она принесёт что-то необыкновенное. По-видимому, нечто подобное происходило и с Сергеем Ивановичем - идя на свидание, я ещё издали увидел его  сидящим на знакомой скамье. Приблизившись, я со словами приветствия протянул руку. Он встал и с уже знакомой приятной доброжелательной улыбкой пожал её. Однако через пару минут, после  нескольких ничего незначащих вопросов о том, как я провёл сегодняшний день, он сделался очень серьёзным и сосредоточенным. Немного помолчав, как бы принимая какое-то окончательное, важное решение, он заговорил. Речь его было необыкновенно быстрой, как будто он опасался, что я перебью его, не дам возможности высказаться. Тема  монолога поначалу несколько удивила и озадачила меня. Уж слишком она отличалась от нашей вчерашней беседы.
- Как и всё наше поколение,  я прожил жизнь в атеистической среде! - говорил Сергей Иванович. – К занятию теологией ничто не подталкивало, да и некогда было. Другие проблемы меня увлекали более.  Но в последнее время я кое-как компенсировал этот пробел. На то появилась веская причина.  Должен признаться, что у меня недавно обнаружена быстро прогрессирующая и уже неизлечимая болезнь. Познакомился с основами Православного христианства, христианской моралью, понятиями "целомудрия" и "греха". Прочитал "Домострой", в том числе и древнейший на Руси, и некоторые из трудов христианских философов. Я заметил, что многие наши сверстники сегодня начинают задумываться о мистическом, обращаются к Богу. Ведь религиозность, как вера вообще, как безоговорочное принятие  неких идеологических догматов, является духовным стержнем личности. Она укрепляет  мировоззрение человека, делает  более стойким во всех житейских коллизиях, то есть помогает преодолевать невзгоды и адекватно оценивать достижения; наполняет душу неким особым содержанием. Собственно, это и делает человекоподобное существо человеком! Без веры, без души нет человека!
А представьте себе случай, когда весь народ в государстве (или хотя бы большая его часть) ориентирован на одни догмы, имеет одну веру! Образно выражаясь, все люди, как железные опилки в магнитном поле, повернулись в одном направлении. Единые духом они представляют собой огромную силу, способную творить чудеса: создать экономическое благополучие, высочайшую культуру и искусство, величайшую цивилизацию; победить любого агрессора и отстоять свою независимость! Исторических примеров тому можно привести множество! Да вот ближайший - наш Советский Союз в тридцатые – пятидесятые годы!   Сегодня же наш народ, к сожалению, утратил единую веру. Коммунистическую идею у него отобрали либералы, религиозной он ещё долго не проникнется, никакой иной - пока не существует! Мы все, как те опилки вне магнитного поля, заняли хаотическое положение, и потому страна наша стала бессильна, немощна! Враги пользуются этим и творят с ней всякое зло! Извините,  я несколько отвлёкся! Уж слишком эта тема волнует меня! Религиозность же, религия дают особую веру и, что бы ни говорили атеисты, она будет существовать всегда, пока существует смерть, поскольку основана на страхе человека перед смертью! Борьба с религией бессмысленна как всякая борьба с законами природы!  К счастью, я осознал это хотя бы в конце жизни!
Своевременно я не был крещён.  Исповедоваться в церкви по этой причине не могу. Кроме того, по-видимому, гордыня не позволяет признать священнослужителя (чаще всего по возрасту моложе себя) духовным отцом и отдавать ему все почести, как это положено отцу, не могу. Поэтому и решил исповедоваться перед Вами. Насколько я успел узнать Вас, Вы способны выслушать меня и, возможно, понять. На поиски другого человека у меня уже нет времени, а высказаться, открыть душу для меня, поверьте, чрезвычайно важно!
Есть у меня одна тайна, один, как мне кажется, самый тяжкий грех в жизни, в котором необходимо успеть покаяться пока ещё осталось немного времени. Десятки лет я носил этот грех в своей душе, он постоянно преследовал меня, давил, не давал покоя ни днём, ни ночью. И вот теперь, наконец, я решился рассказать о нём. Вы - человек по-настоящему русский и потому согласитесь со мной. Мы – русские люди устроены так, что нам становится легче, когда нас выслушают, а ещё лучше, когда поймут и посочувствуют. Мы открыты душой! Мне кажется, это качество русского человека есть результат его тысячелетнего Православного вероисповедания. Оно уже давно перешло на генетический уровень и передаётся нам по наследству  так же как долготерпение, доброта, соборность,  жертвенность и признание нравственного понятия "справедливость" выше юридических законов. 
Мой грех состоит в нарушении сразу двух христианских Заповедей.  Грех великий. Вы поймёте и согласитесь, если выслушаете меня, снимете камень с моей души! Ну, и что Вы на это скажете!?
Я ответил, что тронут его высокой оценкой моих душевных качеств, горжусь его доверием и готов помочь ему, чем смогу. Он посмотрел на меня с благодарностью.
 - С чего же начать? – после минутной паузы продолжил Сергей Иванович. – Те события, о которых я хочу рассказать очень давнишние. С тех пор прошло около тридцати лет, но я помню их до мельчайших подробностей. Однако чтобы всё было понятно, придётся начать с ещё более давних времён.
Женился я рано, сразу после окончания военного училища. Свой брак считаю удачным. Жена родила мне двух мальчиков. Выросшие в военной среде, неудивительно, что оба они после школы окончили военные училища. Старший – училище противовоздушной обороны, младший - морское. Оба тоже рано женились. У меня уже взрослые внуки.
То, о чём я хочу рассказать, случилось в тот год, когда женился мой старший сын. Женился он, как это не редко бывало в нашей жизни, так сказать, без благословения родителей и даже не ставя их заблаговременно об этом в известность. Служил в зенитно-ракетном дивизионе под Москвой, там встретил девушку и решил связать с нею жизнь. Настоящей свадьбы с участием родителей жениха и невесты не было. Молодые отметили это событие скромно в кругу близких друзей и подруг. Сразу после свадьбы воинская часть, в которой служил сын, должна была ехать на далёкий казахстанский полигон для боевых стрельб. Дело было в начале лета. Жена сына уже сдала сессию в своём институте, была свободна, и они решили, что время, пока он будет в командировке, она проведёт у нас в Ленинграде. Заодно познакомится и с нашим городом, и с нами – родителями, и отдохнёт. Андрей привёз её к нам, представил и на другой же день уехал в свою часть.
  Людмиле было тогда двадцать лет. Это была миниатюрная натуральная блондинка с не слишком правильными, но очень милыми природными чертами лица, не искажёнными макияжем.  В те годы женщины ещё умеренно пользовались косметикой, а молодые девушки практически вообще обходились без неё. Молодость и свежесть замечательно красивы  и привлекательны сами по себе! Это сегодня, если смыть все белила и помады с лица представительницы прекрасного пола, то её  вовсе можно и не узнать! Бесподобную прелесть моей невестки представляли задорные ямочки на щеках и ласковые, лучистые, необыкновенно голубые глаза, которые обвораживали и притягивали всякого, особенно когда она улыбалась или смеялась своим заразительным, зовущим смехом.   Если же к этому добавить стройную девичью фигурку с классическими размерами 90 х 60 х 90 и точёные ножки, то можно понять, что она была необычайно сексапильной, просто неотразимой! Этакая куколка Барби! Она прекрасно понимала силу своей красоты, и умело подчёркивала наиболее выгодные детали внешности со вкусом подобранной одеждой.
Я – тогда ещё совсем не старый зрелый мужчина – уже при первом взгляде на неё почувствовал какое-то давно не испытываемое необыкновенное волнение, жар в груди. Сердце моё, норовя выскочить наружу, заколотилось, как бывало только в юности при свидании с очень желанной девушкой. Всё  тело, от головы до пяток, пронзил какой-то острый, сладко возбуждающий нервный импульс. Естественно, я приложил все силы, чтобы не показать охватившее меня чувство. Думаю, что мне это удалось сделать для всех присутствующих кроме неё. Женщины, как известно, обладают особым свойством воспринимать даже самые слабые флюиды, которые возбуждают в мужчине. Людмила позднее мне сама говорила об этом.
Моя жена в то лето была перегружена работой и не имела возможности взять отпуск. Я же после весенней сессии был совершенно свободен. Поэтому на семейном совете было решено, что на меня возлагается забота об ознакомлении гостьи с достопримечательностями Ленинграда и ведение совместно с ней домашнего хозяйства.
Чередой замелькали дни для меня столь значимые, что я помню каждый из них во всех подробностях.
С вечера обычно мы обсуждали план проведения дня грядущего, а утром, сразу после завтрака, отправлялись в город для его реализации. Первые несколько дней мы уделили знакомству с Эрмитажем и Русским музеем, затем я стал водить Людмилу по местам, связанным с именами замечательных людей, когда-то оставивших след в нашем городе: Пушкина, Гоголя, Достоевского, Брюллова, Репина, Суворова, Павлова. Побывали в Академии художеств, во дворцах Петра и Меншикова, в наших замечательных пригородах. Возьму на себя смелость сказать, что я был неплохим гидом.  Люблю и знаю свой город. Я всегда считал и считаю, что быть даже крупным, но узким специалистом только своего дела нельзя, ибо в таком случае ты становишься человеком интересным исключительно только для своих коллег по профессии и абсолютно непривлекательным, пустышкой для более широкого круга людей. Не помню, кто сказал, но сказано совершенно правильно: "человек должен быть хорошим специалистом своего дела, а обо всех остальных достижениях человечества мог ответственно заявить, что они тоже ему не чужды". Всю жизнь я руководствовался этим принципом.
Во время наших экскурсий я с удовольствием делился с Людмилой своими знаниями, накопленными за многие годы. Она молодая, ещё не слишком развитая девушка, слушала меня, что называется, "раскрыв рот". Ведь ранее  видеть профессора ей приходилось только в официальной обстановке: на кафедре или на экзамене. Вот так, запросто, общаться с подобными людьми ей никогда не приходилось. Её необыкновенный интерес к моим рассказам, нескрываемое обожание ещё более вдохновляли меня, и я готов был ради неё вывернуться, как говорится, наизнанку. Каждый преподаватель знает, как вдохновляет повышенное внимание и желание понять и освоить излагаемое им слушателей, студентов или школьников. Не скрою, что откровенное любование моей спутницей встречных мужчин во время наших походов, приятно щекотало мои нервы, возбуждало меня и заставляло ещё больше стараться понравиться Людмиле.
Как и следовало ожидать, Людмила тоже очень скоро в меня влюбилась.  "Актрисой" она была ещё начинающей, и потому её чувство ко мне я быстро заметил. Вероятнее всего, её любовь  была подобна любви восемнадцатилетней поклонницы к семидесятилетнему увенчанному славой Гёте. Как утверждает большой специалист в области сексуальных отношений  З. Фрейд, в некоторых формах любовного выбора объект любви служит просто заменой не достигнутого собственного "идеала я". Его любят за совершенства, которых хотелось бы достичь в собственном "я" и которые этим окольным путём хотят приобрести для удовлетворения собственного нарциссизма. В подобных случаях, как утверждает тот же Фрейд, стремление к сексуальному удовлетворению постепенно может быть совершенно вытеснено. Со временем оно становится всё более нетребовательным и скромным, а объект любви всё великолепнее и ценнее и конце концов становится частью общего себялюбия "я". Однако мы до этого не дошли, поскольку с моей стороны существовала самая обычная большая плотская почти юношеская любовь, любовь сильного здорового самца к отвечающей взаимностью желанной самке. И она с каждым днём всё разгоралась. Вечерами, чтобы жена не заметила происходящего со мной, я, отговариваясь усталостью или необходимостью поработать, сразу после ужина, уединялся в своей комнате.
Моё желание обладать Людмилой постепенно превысило всякий порог разумного. Оставаясь наедине с собой, я мысленно представлял себе картины нашей любви, и они доводили меня до совершенного исступления. Теперь уже этого не могло не произойти. Нужен был только удобный случай, и он в скором времени подвернулся.   
Однажды, когда мы собирались посвятить день петергофскому парку с его ни с чем не сравнимыми фонтанами, проснувшись утром, за окном увидели густой туман и сплошную пелену мелкого осеннего дождя. Полное безветрие говорило о том, что ожидать изменения погоды в ближайшее время не приходится. Спешить было некуда.  Позавтракали, и жена ушла на работу. Помню, Людмила сидела на диване, а я за ещё не убранным после завтрака столом. На ней был лёгкий цветастый короткий халатик, не скрывающий прелестных округлостей её девичьего тела  и соблазнительной ложбинки между грудями. Охваченный неудержимой страстью, я сделал два шага разделяющие нас, сел рядом и крепко обнял её. Она как будто только и ждала этого – трепещущая повернулась ко мне, прижалась своими высокими, упругими грудями к моей едва прикрытой майкой жаждущей груди, и наши губы встретились в жарком бесконечном поцелуе…
Как долго длилось наше блаженство, я не помню, но хорошо помню, что земля, как и у  героев романа Хемингуэя, у меня в это время тоже плыла. Никаких движений совести  ни я, ни, по-видимому, она   не ощущали. Мы целиком отдались всесильной страсти.
Потом мы долго молча лежали, тесно прижавшись друг к другу, и не испытывали ничего кроме переполнявшего нас счастья – полного удовлетворения страстного желания взаимного обладания.
Оставшуюся до приезда из командировки сына неделю мы провели, как в бреду, на вершине сказочной взаимной всепоглощающей любви. Забыв обо всём, мы наслаждались ею и выходили из дома только перед самым приходом с работы жены, чтобы имитировать возвращение уставшими и  измученными длительной пешей экскурсией. Уловка вполне удавалась, и она не заметила  ничего предосудительного в наших отношениях с Людмилой.
Приехал Андрей, и наша близость более не могла продолжаться. Я сказал, что появились неотложные дела на кафедре, и теперь, чтобы не дразнить себя неизбежными встречами с Людмилой, возвращался домой поздно и, сказавшись усталым, тут же удалялся в спальню.  В те дни, да ещё и долгое время позднее, вопреки здравому смыслу, я вновь и вновь перебирал в памяти подробности прошедших счастливых дней. Совершенно недостаточно сказать, что благодаря Людмиле я как бы на две недели вернулся в юность. Даже тогда ничего подобного со мной не было! То была фантастика, мусульманский рай, сказка наяву!
Прожив у нас ещё несколько дней, Андрей с Людмилой уехали к Чёрному морю – молодость требует движения и настойчиво зовёт к перемене мест!
Шло время. Изредка мы получали от сына письма, чаще даже открытки, с приписками нескольких общих слов от Людмилы. Так прошло два месяца. Нельзя сказать, что я стал забывать о своём недавнем счастье, но под давлением повседневных забот с первого места воспоминания и размышления о нём несколько отодвинулись в тень. Нужно было работать с аспирантами, дописывать учебник, готовиться к занятиям. Вдруг, совершенно неожиданно, на адрес академии я получаю вызов на телефонные переговоры с Подмосковьем.  Что-то произошло в семье сына? Но что именно? Почему не звонят прямо на квартиру или, наконец, на служебный телефон? Отчего такая спешность и таинственность? Я теряюсь в догадках. В голову приходят самые различные варианты, в том числе и связанные с нашими взаимоотношениями с Людмилой. Однако никак не хочется верить, что наша тайна стала известна кому-либо ещё, кроме нас двоих. Истинная причина открылась только тогда,  когда голос Людмилы в телефонной трубке после нескольких слов приветствия произнёс: "Я беременна!"
В первые минуты я, оглушённый этим известием, ничего не мог вымолвить. Мой язык окостенел, мысли путались и я, как истукан, просто молчал. Постепенно я овладел собой, сознание прояснилось, вернулась способность рассуждать. Нужно было серьёзно подумать о сложившейся ситуации. Я попросил Людмилу пока держать это известие втайне от всех и пообещал в ближайшие дни что-нибудь придумать. Веря в меня, она согласилась. Мы договорились о способе тайной и безопасной связи. Попрощались довольно холодно – тут было не до объяснений.
Всё тщательно обдумав и взвесив, через два дня я сообщил ей результаты своего анализа возникшей ситуации и предложения по оптимальному выходу из неё. Вкратце они сводились к следующему:
Огласка наших с ней недельных отношений непременно приведёт к большому скандалу и распаду двух стабильных семей. Жертвовать, если не счастьем, то, по крайней мере, благополучием двух близких нам людей ради создания третьей пусть даже на какое-то время очень счастливой, но  ненадёжной  семьи, на мой взгляд, не разумно. Разница в возрасте у нас слишком велика и недалеко то время, когда мы ощутим это, а осознание неминуемо приведёт к разладу. О счастье в таком случае говорить не приходится. Я не стал говорить Людмиле  (хотя сам это отчётливо понимал), что обнародование моего "приключения", кроме того, приведёт к серьёзным последствиям в моей служебной деятельности: партийному расследованию, безусловному осуждению коллег и сослуживцев, закату карьеры и т.д. и т.п. Мои отношения с сыновьями и многими друзьями будут испорчены навсегда. Я рискую стать изгоем. А это обязательно скажется и на моей потенциальной жене, то есть на ней. Выход из положения я вижу один: оставить это происшествие известным только нам двоим на всей Земле! Оценить день зачатия с точностью в неделю способен только Господь Бог, поэтому у Андрея не может возникнуть никаких сомнений в своём отцовстве!  Ребёнок, которого она непременно  должна родить, из-за кровной моей близости с сыном будет нашей породы. Я буду относиться к нему как к внуку, а учитывая ещё и известный эффект третьего поколения, любить буду много больше, чем старших сыновей.
Вскоре я получил ответ от Людмилы. Она согласилась с моими доводами и обязалась сохранить тайну рождения ребёнка до конца своих дней. На том и порешили.
В положенное время Людмила родила прекрасного здорового мальчика. Андрей захотел назвать его в мою честь Сергеем. В качестве счастливого деда я ездил встречать её с сыном из родильного дома и искренне радовался вместе с другими этому событию. За праздничным столом - произнёс тост с торжественным обещанием всеми силами помогать новорожденному, вырасти достойным человеком. И  сдержал данное тогда обещание.
В дальнейшем, даже оставаясь наедине с Людмилой, мы больше никогда не вспоминали те дни нашей короткой любви. Не договариваясь, мы наложили табу на эту тему. 
Сергей Иванович умолк, и долго сидел, опустив голову и глядя себе под ноги. Я не мешал ему – он снова переживал, быть может, самые яркие события своей жизни.
- Грех мой настолько велик, что упоминается, как я уже говорил,  сразу в двух христианских Заповедях: "Не прелюбодействуй" и  "Не пожелай жены ближнего своего…", - наконец продолжил он. – Но вот исповедовался перед Вами, и вроде легче стало - в какой-то мере облегчил душу! Поверьте, никому и никогда я этого не рассказывал! Хотя Вы, конечно, не Бог, и я не испрашивал у Вас прощения! Да и ни слов осуждения, ни слов сочувствия слышать не хотел. Я уже достаточно наказал себя сам. Однако на душе всё же почему-то немного полегчало!  Так уж устроен русский человек. Простит ли меня Всевышний!? Вот, что сегодня на пороге небытия меня  мучает! Правда, "Господь милостив!" - утверждает христианское учение….
"Блаженны плачущие, ибо утешатся", - вспомнил я в подтверждение этого Заповедь из Нагорной проповеди Иисуса Христа, и порадовался за искренне раскаявшегося Сергея Ивановича. 
После услышанного сегодня, говорить о чем-то мелком, повседневном не хотелось, и мы вскоре распрощались, забыв договориться о встрече.
Кончилось бабье лето, наступила промозглая ленинградская осень. Парк опустел. Золото опавшей листвы быстро превратилось в бурый неприглядный мусор. Потом начались морозы и сковали большой пруд. Последними из летнего птичьего паркового царства, улетели на тёплые воды ленинградских каналов и речек утки.  Парк до следующей весны  стал  тихим унылым и грустным. Я и осенью и наступившей зимой  довольно регулярно прогуливался в его аллеях со своей собакой, но Сергея Ивановича больше никогда не встречал. Прошло достаточно много времени, прежде чем я решился написать этот рассказ.
.


ВЕСНА

Весна – самое радостное,  самое прекрасное время: "утро года" как метко назвал его наш великий поэт. К нам, на северо-запад  России, она приходит в марте – апреле. Солнце всё чаще начинает пробиваться сквозь толстый слой низких серых облаков и оглядывать нашу болотистую, невзрачную местность. Первыми приближение весны замечают вечно зелёные, хвойные деревья. Под  густыми кронами елей появляются проталины, оживают корни, а от них соки отдохнувшей за зиму земли поднимаются вверх и постепенно достигают каждой отдельной иголочки,  отчего хвоя, тёмная и мрачная зимой, приобретает яркий и нежный цвет. Снег ещё лежит, а на ветвях ивы набухают и лопаются   почки. Из них появляются вначале белые пушистые барашки, которые, постепенно развиваясь и увеличиваясь, минуя салатный цвет, окрашиваются в - золотистый, благодаря множеству жёлтых тычинок.  Ива расцветает!  Тонкие чёрные ветки-прутики стройных белоствольных берёз, отягощённые разбухшими почками  и серёжками - бруньками, сгибаются, и теперь берёзы напоминают высоко взметнувшиеся в небо белые струи фонтанов, рассыпающихся  там, наверху, на множество мелких тёмных струек и брызг. Началось движение берёзового сока. Многие люди хорошо знают о его универсальных лечебных свойствах и заготавливают  впрок.
Лиственный лес ещё не оделся в праздничный наряд и деревья: дубы, вязы, тополя, клёны, осины стоят в ожидании своего часа. Первые зелёные листочки появятся на расположившихся на южных лесных опушках или в густой чаще кустах черёмухи. Они же первыми из древесных пород растений украсятся белыми, пышными и душистыми гроздьями цветов. Замечено, что цветение черёмухи обычно сопровождается похолоданием. То есть цветёт черёмуха  часто ещё до прихода  весны.  Учёные фенологи считают, что настоящая весна наступает, когда среднесуточная температура воздуха стабильно превышает пять градусов Цельсия. Именно в это время начинается вегетационный период жизни растений.
В апреле проснулись лягушки, но они ещё не полностью пришли в себя.  Из оцепенения их пока не выводят даже первые бабочки лимонницы и крапивницы и неугомонные труженики-шмели, пролетающие рядом.   Воздух сейчас настолько чист и ясен, что эти насекомые видны чуть ли не на сотню шагов.
Народное название апреля – водолей. В старину величали его и цветенем: в эту пору распускаются первые цветы, которые так и называются "первоцветами". Эти белые и голубые цветочки, появляющиеся на прогретых солнцем проталинах, так нежны, что и срывать их рука не поднимается! Раскрывшись днём под ласковыми лучами солнца, они закрываются, опускают головки и становятся похожими на колокольчики к вечеру, словно съёживаясь от вечерней прохлады. Как маленькие солнышки на толстеньких стебельках появляются золотистые цветы мать-и-мачехи. Подобно шляпкам подсолнуха, они поворачивают свои головки вслед за движением небесного светила, а к вечеру и непогоде тоже закрываются, сохраняя накопленное тепло. 
В глухих ельниках ещё лежит глубокий снег, но это не смущает заядлых грибников - любителей третьей охоты. Они знают, что на полянах, просеках и вырубках, по лесным дорогам, где земля успела прогреться, появились сморчки; а в сосновых борах и берёзовых рощах – шарообразные строчки. Их бурые шляпки сплошь покрыты извилинами, словно кто-то "прострочил" причудливый рисунок.  Питательные свойства грибов-подснежников выше, чем привычных нам  - трубчатых и пластинчатых.
Пернатыми вестниками весны, безусловно, являются грачи. Угольно чёрные, с блестящим на солнце оперением и большими белыми носами, прилетев, они важно расхаживают по проталинам, будто хотят убедиться, что ничего не изменилось на  родине за время их отсутствия. Отыскав свои старые гнёзда, обычно располагающиеся колонией, они громко кричат, оповещая соседей, радуясь возвращению, домой и весне – всеобщей поре любви. За грачами на крышах своих уютных деревянных домиков, сооружённых заботливыми человеческими руками, появляются чёрные, отливающие зеленью, друзья садоводов  - скворцы. Прогнав поселившихся там зимой домовых воробьёв и обзаведясь подругой, скворец – глава будущего семейства – большую часть дня сидит рядом со своим домиком и, сгорая от страсти, трепеща крылышками, распевает в усладу подруге чудесные весенние песни-попурри. Он умеет хорошо подражать другим певчим птицам. При желании в это время можно понаблюдать и за любовной сценкой, когда пара скворцов, тесно прижавшись, сидят рядом с летком скворечни, нежно охорашивают друг другу пёрышки и даже целуются, соприкасаясь клювами.
Чуть позже в лесах и рощах появляются красногрудые, в пепельных шапочках бойкие зяблики. Они занимают гнездовые участки и  звонкими мелодичными трелями сообщают  об этом соперникам. Значительно скромнее одетые самочки, дают о себе знать звуками: "пиньк – пинь!" Предчувствуя дождь или непогоду, зяблики предупреждают нас – людей – соответствующими звуками: "рю – рю – рю". Примерно в это же время прилетают серые трясогузки. На первый взгляд самец и самочка  неразличимы, но если быть повнимательнее, то можно увидеть, что самец больше размером и носит больших размеров чёрный передничек и шапочку. Юркая эта птичка сидит на земле, качает длинным хвостиком и вертит головкой. Вдруг резко вспорхнула и снова опустилась на землю. Это она поймала невидимое нам насекомое. В народе говорят,  что трясогузка "хвостом лёд разбивает". Прилетели трясогузки – значит скоро начнётся ледоход,  а спустя несколько дней,  высоко в небе поплывут говорливые косяки журавлей и гусей. Хотя летят и те, и другие, выстроившись в линию или углом, но различить их легко: курлыканье журавлей трудно спутать с гоготом гусей.
 Птицы летят и днём и ночью – спешат на север, туда, где появились на свет. Как бы ни было хорошо в гостях – в тёплых краях, а дома лучше! Многим людям следовало бы у них поучиться патриотизму! Сколько птиц погибает в борьбе со стихией, от рук браконьеров, разбиваясь о препятствия, обессилев в длительном пути?! Удивительна тяга птиц к перелётам! Например, совсем маленькая пеночка-таловка совершает путешествие длиной в семнадцать тысяч километров с Малайского архипелага до наших мест! А обыкновенная, всем известная, ласточка зимует на юге Африки и, возвращаясь домой, пролетает над морями и пустынями десять тысяч километров! 
В апреле прилетают дрозды, мухоловки, горихвостки, каменки, зорянки, славки, кукушки и прочие и прочие обитатели наших лесов и полей. Последними появляются в нашем неласковом северном небе чёрные с непомерно большими, острыми, серповидными крыльями, из-за которых они не могут садиться на землю, прекрасные летуны-стрижи. Кстати, они и улетают первыми. Птицы заполняют наши леса, поля и парки и, отдохнув после длительного и опасного перелёта, самозабвенно отдаются серенадам любви. Природа буквально звенит от разноголосого птичьего хора.
Над полями весь день висят певцы русских просторов - жаворонки. Их непрерывные хрустальные трели сгоняют остатки снега в овраги и балки. Радуясь жизни,  носятся чёрно-белые хохлатые чибисы, оглашая окрестности криками, похожими на стоны. Порхают ржанки и жёлтые трясогузки. Солидно бороздят воздух большие полевые кулики – кроншнепы.
Над лесом начинают свои брачные полёты, в обычное время очень скрытные, лесные кулики – вальдшнепы. Охотники эти весенние их полёты по определённым маршрутам называют тягой. Как трепещет сердце охотника, когда в умолкшем вечернем лесу услышит призывную весеннюю песню этой пёстрой длинноносой и большеглазой птицы: "хор – хор – хор…цик!", а затем и увидит её плавно, как ночная бабочка, скользящую над верхушками деревьев!  Вальдшнепы тоже прекрасные синоптики. Если неожиданно хорошая тяга прекратится – жди резкого похолодания или даже снега. Интересно, что эти сравнительно небольшие птицы способны переносить в лапках своих птенцов по воздуху на довольно значительные расстояния, в места более богатые кормом – различными беспозвоночными, которых они ловко добывают длинным клювом во влажных местах леса.
Ранним апрельским утром далеко разносится так называемое бормотание лесных петухов – тетеревов. Они собираются группами на токовищах, где на  рыцарских турнирах чёрные, краснобровые, лирохвостые красавцы-самцы завоёвывают благосклонность пёстрых, невзрачных тетёрок. А в глухих и малодоступных уголках леса в эти дни на зорьке исполняют свою совсем простенькую, но такую привлекательную и дорогую для охотника любовную песню чёрные, бородатые глухари – ровесники каменного века.
В апреле появляются детёныши у волков, лисиц, барсуков, енотов и для родителей наступает горячая пора – надо кормить своё прожорливое и требовательное потомство.
Весной оживление царит не только в поля и лесах, но и на городских бульварах, в скверах и парках. Возбуждённые бурлящей кровью воробьи устраивают шумные потасовки за будущие семейные "квартиры". Отвоевав жильё у соперника, домовой воробей оповещает об этом сородичей победным чириканьем. Привередливые воробьихи, поочерёдно осматривая предлагаемые "квартиры", занимают самые приглянувшиеся, заодно одаривая своей любовью их владельцев. 
Погожим солнечным апрельским днём мы с моей собакой – ирландским сеттером Герой отправляемся в парк полюбоваться пробуждающейся природой. Над Большим прудом с громкими, не слишком нежными и мелодичными, каркающими криками носятся, как будто играя в пятнашки,  чайки и крачки. В любовных своих играх, пролетая над самой водой,  они непроизвольно пугают мирно кормящуюся пару кряковых уток. И они потревоженные отплывают ближе к берегу.  Невзрачная, пёстренькая, желтоносая, но хорошо знающая свою нынешнюю власть, утка  плывёт впереди, а красавец кавалер-селезень в ярком наряде: с зелёным клювом, синей, отливающей бирюзой головкой, белым ожерельем на гордой шее, кокетливым завитком на хвосте и красными лапками покорно держится позади.   Скромные чёрные, белобокие нырки, вспугнутые бестактными чайками, с недовольным криком каркающим перелетают на более спокойное место и там продолжают прерванный завтрак. На одном из Лебяжьих островков вижу какое-то живое существо: шарообразное, похожее на ежа. Присматриваюсь, да это ондатра! Бурая и пушистая она медленно движется среди прошлогодней сухой и такой же, как сама, бурой листвы; отыскивая ещё редкие травинки, лакомится первой зеленью - витаминизируется после долгой зимы. За ней чёрной змейкой тянется длинный голый хвост.
У нас с Герой есть излюбленное место отдыха в Александровском парке на берегу Виттоловского канала. Здесь в густых зарослях прибрежной ивы, кем-то давным-давно оставлен обрубок толстого дерева. Он наполовину сгнил, и образовалось некое подобие кресла с сиденьем, спинкой и подлокотниками. Гера, бегущая впереди, хорошо помнит это место  и своевременно сворачивает с тропинки к нашему креслу. Я удобно устраиваюсь в нём и любуюсь тихой водой заброшенного канала, отражениями растущих на противоположном берегу деревьев; следами уток и ондатр, оставленными на ряске; сидящими невдалеке кряквами, брильянтовыми бликами яркого весеннего солнца. Вслушиваюсь в знакомые и любимые с детства голоса певчих птиц и наслаждаюсь покоем и безлюдьем. Вспоминаю прежние вёсны, охоты и рыбалки и во мне возникают яркие радостные чувства, которые я испытал когда-то, давным-давно. Я  вновь переживаю то, что много лет назад радовало мою душу и потому так прочно запечатлелось в моей памяти.
Гера, положив голову на лапы, удобно устроилась у моих ног и тоже думает о чём-то своём, должно быть, тоже вспоминает яркие события своей жизни. Мы с ней старые добрые друзья и живём в полном согласии.  Я часто разговариваю с ней и она, внимательно, не мигая, глядя на меня своими карими человеческими глазами, кажется, понимает каждое моё слово и очень сожалеет, что не может ответить.  Изредка она поднимает голову и прислушивается к чему-то мне неслышимому. Картина окружающего мира, рисуемая её тонким слухом, много краше и богаче моей, и я ей в этом немного завидую.
Вдоволь насладившись просыпающейся от долгой зимней спячки природой, надышавшись целебным воздухом, переполненные светлыми чувствами, получив заряд бодрости и оптимизма,  мы возвращаемся домой. Слава Богу, мы встретили ещё одну весну!







ТАНЯ

Моей жене Светлане Александровне
в день юбилея посвящаю

Ему не спалось. С некоторых пор это стало довольно обычным явлением. Сказывались возраст, болезни, изношенность нервной системы. А может быть, бессонница в старости – это проявление заботы Господа Бога о более эффективном использовании отведенного человеку времени пребывания на Земле?  Кто знает!?
Он лежал на спине с открытыми глазами в полной ночной тишине и темноте. Ни малейшего уличного шума, ни луча света не проникало в комнату через плотно закрытые и зашторенные окна. Ничто не мешало работе его мозга, который ещё, слава Богу, безупречно, как и в молодости,  служил ему в отличие от других органов, поражённых всевозможными недугами, и это обстоятельство бесконечно радовало его. Теперь, когда будущего у него не было, осталось только сумрачное,  разочаровывающее настоящее и яркое, незабываемое прошлое -  богатое встречами с неординарными людьми, значительными, памятными  событиями, поисками и переживаниями – вся прошлая длинная, полнокровная жизнь. Ему было о чём вспомнить! И он посвящал каждую такую бессонную ночь воспоминаниям.
Жена, спящая рядом, повернулась, тяжело вздохнула о чём-то ему неведомом, по-видимому, приснившемся ей, и опять тихо и ровно задышала, досматривая свой сон.
"Сколько же лет прошло с момента нашей первой встречи? Как это произошло? Как дальше развивались события? …Вот и определилась тема сегодняшней ночной беседы с самим собой!" – подумал Иван Петрович и мысленно довольно потёр руки. Ему даже приятны были эти ночные бдения. Они помогали настроиться на волну тех чувств и мыслей, которые он испытывал когда-то, вновь оказаться в том безвозвратно ушедшем прошлом, ещё раз пережить те далёкие события,  встретиться с теми незабываемыми людьми, ощутить аромат того дорогого для него времени, которое,  в отличие от сегодняшнего, доставляло столько радости и наслаждения.
Когда тематика сама собой определилась, мысли его потекли плавно, последовательно, логически цепляясь одна за другую.  Жизнь научила его логическому мышлению. Недаром он многие годы занимался наукой!
Итак, ранняя осень 1960 года. Иван Петрович отчётливо представил себе крохотный военный городок в Подмосковье, скрытый от любопытных глаз плотной стеной леса; подземный объект, на котором он тогда работал; узенькую лесную тропинку, ведущую к нему; и желтеющие пряди берёз на фоне тёмно-зелёной  хвои вековых, мохнатых елей.  Весь городок: две коротенькие улочки одноэтажных финских домиков  офицерского квартала, барачного типа деревянные здания двух  солдатских казарм,  склада, столовой, штаба полка и клуба.  Три ряда колючей проволоки, подвешенные  на бетонных столбах, окружали  эти убогие постройки. Быт жителей того городка принципиально мало отличался от быта обитателей пушкинской Белогорской крепости.
Отдыхать от воинской службы, усугубляемой несением постоянного боевого дежурства, офицерская молодёжь с разрешения начальства ездила на проходившем два раза в сутки в трёх километрах от части автобусе в старинный, построенный в незапамятные времена на берегу Оки, небольшой купеческий город. Самыми примечательными местами этого ближайшего центра культуры  были кинотеатр "Дружба", ресторан "Москва", гостиница "Колхозник" и безымянный театр, не имеющий своей труппы. Представления в театре были редкостью, зато по субботам и воскресеньям здесь организовывались танцы, чаще всего под радиолу. Известность театру, кроме танцев, обеспечивал полуподвальный буфет, где в наличии всегда бывали горячительные напитки, так необходимые для поднятия тонуса, долгие годы отлучённой от женского общества тогдашней, не такой раскрепощённой, как ныне, военной молодежи.  Где же ещё было знакомиться с девушками выбравшемуся из леса на выходной день лейтенанту, как не на танцах? Там их и представила друг другу общая подруга.
 Новая знакомая была  миловидной, изящной, скромно, но аккуратно одетой, шатенкой лет двадцати. При знакомстве она почему-то опустила свои карие, необыкновенного разреза (как у известной актрисы Татьяны  Самойловой) глаза, и густо покраснела.  Эта застенчивость понравилась Ване – довольно бойкому, выросшему в большом городе, симпатичному техник-лейтенанту, пользующемуся успехом в местном обществе. В том, что он холостяк тогда можно было не сомневаться. Нравы в советские времена были далеко не сегодняшние. За ними строго следили партия, комсомол, да и всё советское государство. А в  армии - особенно бдительно! Семья, как первичная ячейка государства, строго охранялась; прелюбодеяния и разводы в офицерской среде, мягко говоря, не поощрялись!
Он пригласил новую знакомую на очередной танец. Она послушно положила правую руку на его серебряный погон с двумя маленькими звёздочками, и они плавно закружились под прекрасную мелодию старинного вальса. Девушка была невесомой, воздушной, двигалась удивительно легко и грациозно. Казалось, что она летит, не касаясь земли. Они разговорились. Партнёрша ему сразу понравилась какой-то особо сквозившей от неё домашностью; тем семейным уютом, теплотой, заботой о ближнем, которых он был лишён последние шесть лет, и по которым, пусть и бессознательно, тосковал.  Три года курсантской казармы и три года не обустроенного холостяцкого офицерского общежития не только не выветрили из него, но даже усилили воспоминания о материнской заботе, ласке и нежности, о тогдашнем послевоенном,  очень скромном, но таком дорогом домашнем очаге.  Расположение к себе девушка, может быть, и непроизвольно, на много укрепила, пригласив его, после того как он проводил её до калитки, в дом и, напоив чаем. Семья её родителей была большая, жила бедно, но исконно русским радушием и гостеприимством отличались все её члены.  "Эту черту моя Таня сохранила на всю жизнь!" – с гордостью за жену и благодарностью подумал Иван Петрович.
С того памятного вечера и завязалась их дружба, длящаяся уже около полувека! Тогда Таня жила у родителей вместе с тремя сёстрами и братом. Повышая свою медицинскую квалификацию, она училась. Это обстоятельство ему тоже понравилось. Уже в те годы он особо уважал людей любознательных, ищущих. Бывая свободным от боевого дежурства, Ваня по субботам приезжал в город. Они ходили на танцы, гуляли по  узким, кривым улочкам, осматривали останки древних, полуразрушенных церквей и монастырей, говорили о  русской истории, о культуре Эллады, обсуждали прочитанные книги и жизнеутверждающие советские кинофильмы. Он читал ей стихи своего любимого поэта Сергея Есенина, и она с глубоким пониманием слушала их. Они симпатизировали друг другу: совсем молодые медсестра и техник-лейтенант.
В те годы в мире разгоралась холодная война, и зенитно-ракетный полк, в котором служил Иван Петрович, частенько, помимо планового боевого дежурства, пребывал в состоянии повышенной готовности. В этом случае офицеры не имели права покидать расположение части. Однажды именно в такое время он письмом пригласил Таню в гости, и она приехала с подругой. Тогда она впервые увидела вблизи жизнь военного городка, поняла, что значит быть офицерской женой и не испугалась. Не испугалась оторванности, изолированности  от привычного для неё мира; ограниченности круга людей и развлечений даже в сравнении с их городом; специфичности отношений между военными  и их жёнами; частых  отлучек мужа в любое время суток;  громкой сирены, оповещающей о боевой тревоге и способной поднять на ноги мертвеца, а не только мирно спящего, уставшего за день человека; ограничений в свободе передвижения и выборе работы; постоянной готовности к сбору вещей и переезду к новому месту службы мужа.  Иван Петрович выяснил это, когда на следующий день провожал подруг на автобус.
Помнится, стоял пасмурный, морозный декабрьский день. В ожидании автобуса они стояли на лесной остановке. Подруга со своим провожатым, занятые собой,  о чём-то шептались. Хмуро глядели на них укутанные снегом сосны и ели. И необыкновенно привлекательно на фоне этого берендеева леса выглядела Таня. Излучающая радость и счастье, разрумяненная морозом, лёгкая и подвижная в своей девичьей юности и такая необыкновенно желанная; она приплясывала от холода на низеньком пеньке, а он держал её за руку, когда, глядя в её тёплые, милые, зовущие глаза, задал вопрос, решивший их дальнейшую судьбу: "Ты будешь моей женой?"  Она не раздумывая, только немного смутившись, едва слышно ответила: "Да!"  Он оторвал от земли её лёгонькое девичье тело, крепко прижал к себе и, в знак признательности,  поцеловал в губы долгим нежным поцелуем. 
Подошёл автобус. Девушка легко вскочила на подножку, а он, всё ещё не отпуская её руки, решительно сказал: "Жди меня в следующую субботу! Мы поженимся!"
Автобус фыркнул, выпустил облако морозного дыма и уехал, увозя с собой  частицу его будущего. Замёрзший товарищ бегом помчался домой, а Ваня, не ощущая холода,  ещё долго одиноко стоял на шоссе и старался глубже осознать произошедшее: он, двадцатитрёхлетний старший техник-лейтенант Сумной Иван Петрович, вступает в новую жизнь, жизнь семейного человека со всеми её достоинствами и недостатками, берёт на себя ответственность за такую хрупкую Таню и их будущих совсем поначалу немощных детей! 
Очнувшись от дум, он, медленно побрёл в городок, пытаясь представить себе своё будущее. Но тогда он был слишком молод и неопытен, чтобы предвидеть даже тысячную долю из того, что его ждёт впереди!
О своём решении он сказал только двоим, самым близким друзьям. В следующую субботу они втроём появились в доме будущих родственников. Таня на занятия не пошла, ждала.   
- Ты сообщила родителям о нашей женитьбе? – спросил он уже  с порога.
- Нет! – ответила она. – Наверное, это должен сделать ты! Теперь, конечно, не принято просить руки дочери у родителей, но какое-то подобие старинного ритуала следует соблюсти!
Отец Тани был на работе, мать гремела кастрюлями на кухне. Он вошёл, поздоровался и начал без предисловий:
- Валентина Сергеевна, мы с Таней решили пожениться!  Глаза будущей тёщи от неожиданности округлились. Она отвернулась, чтобы спрятать охватившие её чувства. Минутное молчание показалось ему бесконечным.
- Ну что же! – не сумев скрыть накатившуюся слезу, взволнованно произнесла, наконец, тёща. – Вы взрослые самостоятельные люди. Имеете профессии и, хотя и небольшой, жизненный опыт. Если считаете, что готовы жить самостоятельно, да поможет вам Бог! Я не возражаю. Думаю, отец согласится со мной! Многого мы вам дать не сможем, но, в случае необходимости, можете рассчитывать на нашу посильную помощь. 
Мы вернулись в комнату, и Валентина Сергеевна в присутствии моих друзей торжественным голосом благословила нас на долгую счастливую совместную жизнь в радости, согласии и достатке.
Шофёр такси под окнами дома нетерпеливо сигналил. Поторапливал. Вчетвером сели в "Победу" и поехали в ЗАГС.
В приёмной две молодые пары ожидали своей очереди на регистрацию брака.
- Друзья! – обратился к ним старший лейтенант Коля Дьяченко (на пару лет старше остальных, уже женатый, он взял на себя роль ведущего). – Мы очень спешим! Жених завтра уезжает в длительную командировку! Поймите  правильно: дело военное! Пропустите, пожалуйста, нас вперёд!  Возражений не последовало.
Работница ЗАГСа встретила  привычной деланной улыбкой.
- Как ваши фамилии? Когда было подано заявление?  Она наклонилась над столом и зашелестела бумагами в своей папке.
- Видите ли, - заговорил Дьяченко, - не ищите заявления, его  не было, а документы новобрачных у меня! (Он показал моё удостоверение личности и паспорт Тани). В виду чрезвычайных обстоятельств,  просим Вас зарегистрировать брак без испытательного срока. Мы – свидетели -  знаем новобрачных не один год,  и можем под присягой подтвердить прочность их чувств. Кроме того, на лицо особый случай: по делам государственной важности жених завтра  уезжает в длительную командировку. Может быть, на год или даже больше! Жену он оставляет здесь, у родителей. Туда, куда он едет, семьи не берут. Он будет выполнять важное правительственное задание. Для успеха дела нужно, чтобы душа его была спокойна! А уж за Татьяной мы последим! - добавил он шутливо.
Всё было истинной правдой за исключением, может быть, срока командировки. Полк, и в его составе старший техник-лейтенант Сумной, выезжал на полигон, на первые в своей истории боевые стрельбы!
Женщина вначале заколебалась, видимо, с подобными случаями ей приходилось сталкиваться не часто, но уже через минуту решилась:
- Не имею оснований сомневаться в чести и порядочности советских офицеров! Давайте ваши документы и пишите заявление!
Так за какие-то сорок минут мы с Таней стали обладателями Свидетельства о браке и штампов в удостоверениях личности. Ни торжественных церемоний, ни обручальных колец, ни марша Мендельсона, ни шампанского, ни встречающей цветами возбуждённой толпы друзей и подруг не было. В те далёкие времена нравы были аскетические!
На улице поймали такси и попросили водителя отвезти туда, где можно купить букет цветов.
- А у нас живые цветы зимой нигде не продаются! – растерялся парень. – В Москву, что ли вас везти? Так далеко и дорого! Вот домашние цветы в горшках с землёй на рынке иногда бывают!
- Тогда вези нас на рынок!
В одном из крытых павильонов рынка на наше счастье нашлась старушка, торгующая геранями и фиалками. На радостях мы купили весь её товар.
В доме Тани в экстренном порядке собрались близкие родственники и подруги. Усилиями нескольких женщин наскоро был приготовлен очень скромный свадебный ужин. Зато было произнесено множество тостов с самыми искренними и добрыми пожеланиями жениху и невесте, их семейной жизни и будущим детям.
Вечером следующего дня Ваня Сумной  вместе с друзьями-однополчанами  уехал в часть. Жизнь продолжалась. Таня продолжила учёбу – через год она должна была получить диплом зубного врача – он – службу в боевом зенитно-ракетном полку противовоздушной обороны страны. Встречались редко, даже не каждую неделю. Но у них впереди была целая жизнь, и они были счастливы.
"А помнишь, - сказал себе Иван Петрович, - у Тани тогда была модная в те годы белая юбка-колокол, но к ней недоставало белых "туфалек", как она, немного кокетничая, говорила, и ты с первой послесвадебной получки купил их? Сколько радости ты ей доставил этим подарком! Как светились счастьем и бесконечной благодарностью её необыкновенные глаза, и как же было это приятно видеть тебе самому! Ведь делать подарки и видеть благодарность за них не менее приятно, чем их получать!"
Вместе с воспоминаниями на него нахлынула волна тёплых чувств. Ему захотелось тотчас нежно обнять и  поцеловать жену, но она мирно спала, не слыша его мыслей, и он пожалел её сон.
А разве можно забыть их первый, совместно встречаемый в полку в весёлой компании друзей юности, Новый год  со стрельбой пробками, вылетающими из бутылок с почти безалкогольным сидром; с весёлыми хороводами и песнями в тёмном, ночном  лесу вокруг огромной, разлапистой, украшенной ледяными сосульками, шишками и хлопьями снега живой вековой ели? А состояние твоего сказочного, неописуемого никакими словами ощущения счастья от одного пребывания рядом с любимой? Та памятная ночь яркой картинкой навсегда украсила книгу твоей жизни! Так счастливо и безмятежно всё начиналось. Но, к сожалению,  не весь жизненный путь человека усыпан розами!
В июле ты уехал в Киев, сдавать вступительные экзамены в академию. Те нежные, полные любви письма, которые тогда ты писал молодой жене, и её ответные - отчасти сохранились. Чтение их и сегодня расшевеливает, пробуждает  твои, увы, угасающие страсти. Старые драгоценные для нас письма! Сколько о них уже сказано и написано, и сколько ещё будет!  Ибо …"Хранят так много дорогого чуть пожелтевшие листы!"
Ты успешно сдал вступительные экзамены и был зачислен слушателем на первый курс военной академии. Откликнувшись на твои горячие призывы, Таня пожертвовала своим дипломом врача и приехала в Киев. Её приданое состояло из ватного одеяла, подушки и чемодана с носильными вещами. Всё твоё имущество тоже легко укладывалось в один небольшой чемодан, как говорится: "Всё моё, всё со мной!"  Мы сняли комнату в шесть квадратных метров на Ямской улице, которую хорошо описал А.И. Куприн в своём известном романе "Яма". Весьма возможно, именно в том доме, где происходили описанные им события. По договору в наши обязанности вменялось: ухаживать за парализованной старушкой-хозяйкой, заготовлять дрова и уголь для отопления, топить печь, убирать всю квартиру и ещё отдавать за всё это треть моего денежного содержания.  На подъёмные деньги  купили кое-какую мебель и предметы первой необходимости, и начали жить своей семьёй. На работу без киевской прописки Таню нигде не брали, учебного заведения с преподаванием на русском языке подобного тому, в котором она училась в родном городе, здесь не было, и она занялась обустройством нашего первого жилища и ведением домашнего хозяйства на наши более чем скромные доходы. Я не знаю, как она умудрялась это делать, как изворачивалась, но наша комната через некоторое время задышала уютом и чистотой, а завтрак и ужин, пусть и не самые изысканные, всегда своевременно появлялись на столе.
"Помнишь, как ты обходился четырнадцатью копейками в сутки на личные нужды, то есть на проезд в академию и обратно на двух видах транспорта: трамвае и троллейбусе?"
Таня держалась молодцом! Ты никогда не слышал её жалоб на недостаток развлечений, одиночество, скуку, бедность, неустроенность, неудовлетворённость бытом и жизнью! И это относится не только к тому периоду жизни! Далеко не каждый офицер может этим похвастать! 
В январе она родила сына и кроме обязанностей домохозяйки взвалила на свои ещё хрупкие, девичьи плечи заботы нежной и любящей матери. Ты постоянно пропадал в академии. Программа была сложная, перенасыщенная последними достижениями в науке и технике управления - из тебя готовили ещё мало кому тогда понятного специалиста по кибернетике - и часто просто не имел времени помогать жене по хозяйству. Таня не роптала; ни упрёка в свой адрес, ни даже намёка на тяготы жизни, на судьбу ты ни разу не слышал из  уст тогда ещё совсем молодой своей боевой подруги!  Ребёнок рос болезненным и капризным и, оберегая твой сон, сколько же бессонных ночей провела она, укачивая на руках плачущего сына! Совершенно измученная, обессиленная, проводив тебя в академию, она буквально падала на тахту, а ты уезжал сдавать очередной экзамен или зачёт. Своими успехами в учёбе и дальнейшей службе ты, безусловно, во многом обязан своей заботливой жене! По справедливости, золотые памятники должны стоять по всей Земле самоотверженным женщинам – матерям и жёнам, подобным моей Тане! А чего стоили ей семь переездов только в Киеве с квартиры на квартиру!? Ведь всякий раз обустройством на новом месте приходилось практически заниматься ей одной да ещё с маленьким ребёнком на руках! Что значит приспосабливаться к прихотям каждой новой хозяйки, знает только тот, кто это испытал сам! И Таня научилась наступать на горло собственной гордости. Признаться, я мало помогал ей во всём этом в течение тех пяти лет! Она благородно пожертвовала своими лучшими молодыми годами ради моей карьеры. К сожалению, тогда я недооценивал этой жертвенности!
Когда сын немного подрос, Таня устроилась воспитателем в детские ясли: и сын постоянно рядом и деньги, хоть и смешные, не были лишними  в нашей семье. На четвёртом курсе, в качестве поощрения за отличную учёбу, командование выделило мне комнату в слушательском общежитии. Вот только тогда мы немного вылезли из так унижающей человека бедности.  Купили Тане её мечту – красное импортное пальто их кожзаменителя, мне – первый гражданский костюм, стиральную машину "Рига" и, наконец, на зависть всей шести комнатной квартире, - самый маленький и дешёвый телевизор "Восход". Теперь все соседи по вечерам стали часто собираться в нашей двенадцатиметровой комнате, чтобы  посмотреть очередную хоккейную баталию, театральную постановку или кинофильм. Приятно вспомнить те вечера, проведённые в тёплой, дружеской, жизнерадостной, весёлой компании молодых офицеров и их подруг! Женщины-соседки, не скрывая,  удивлялись и восторгались хозяйственностью моей Тани:
- И как это у тебя всё получается, Татьяна!?
- Не голова, а дом советов! – вторили им их мужья. Я гордился своей женой - она самостоятельно в совершенстве постигла науку хозяйствования! Убеждён, что только преодоление трудностей формирует настоящего, достойного человека! Разве может он  адекватно оценить достигнутое, если это не стоило  никаких усилий!? Разве такое же счастье ощущает сын миллионера, получая в подарок дорогую яхту, как сын бедняка, собственными руками сделавший примитивную игрушку!? Только затраченные усилия могут быть истинной мерой стоимости!
"Помнишь, какое потрясающее письмо ты получил от жены в Архангельске, когда она, накопив в твоё отсутствие восемьдесят рублей, купила наш первый, такой желанный для неё, далеко не роскошный,  простенький коврик! Он доставил ей такое удовлетворение, такую радость, какую не доставит сегодня жене нувориша подаренный  "Мерседес" или коттедж на Кипре! Как бы мне хотелось, чтобы поняли люди, что в общем случае дело вовсе не в самом произошедшем событии, а в нашем отношении к нему, в нашей реакции, в нашей системе ценностей; научились управлять собой, своими потребностями; научились ограничивать их! Ведь ещё Аристотель знал, что в бедах человека виновата не частная собственность, а жажда обладания ею, алчность!"
После окончания академии и нашего отъезда из Киева для Танюши начался новый этап испытаний. Служить меня направили в закрытый гарнизон, расположенный в пустыне Бетпак-Дала в Казахстане, в пяти тысячах километров от европейской цивилизации. Я сразу увлёкся интересной научной работой и бытом, прямо скажем, опять занимался мало. Человеком я всегда был гордым, самолюбивым, меня никогда не устраивали последние роли. Сразу начал готовиться к сдаче кандидатских экзаменов, взялся за диссертацию. Опять денно и нощно пропадал на службе! Тане достались хлопоты по обустройству на новой квартире, ведение домашнего хозяйства, борьба с болезнями сына, плохо переносившим тамошний резко континентальный климат: с нестерпимой летней  жарой и сорокаградусными зимними морозами, пыльными бурями и штормовыми ветрами. Результатом были бесконечные простуды, пневмонии и, наконец, астматический бронхит.  Один Бог точно знает, сколько сил отдала Мать на борьбу за здоровье сына! Соискательство требовало много личного времени. Всем, чем могла, Таня безропотно помогала, обеспечивала тылы. Был период, когда нашей семье приходилось отказаться даже от телевизионных передач и включения радиоприёмника, от посещения родных во время отпуска! Таня в это время работала в госпитале, а после ночных дежурств занималась хозяйством: варила, жарила, пекла, стирала, шила, проверяла выполнение школьных домашних заданий сыном, лечила его болячки и всё стойко, безропотно, мужественно, самозабвенно! Она пожертвовала молодостью, личной жизнью. У неё не было близких подруг: мои друзья были её друзьями, мои и сына заботы были её заботами. Она полностью посвятила себя мужу и сыну! Растворилась в семье!
  Благодаря Тане наш дом стал желанным для многих моих коллег и друзей. Гостеприимная, заботливая и общительная хозяйка она умела так подготовиться и принять людей, что те – по большей части учёные, командированные  в наш город из различных культурных центров страны и тоскующие по дому - восхищались ей и тянулись в наш дом. При этом никто, в том числе и я сам, не вспоминали о том, что Таня предыдущую ночь провела на дежурстве в госпитале или у постели больного сына!
"Героиня ты моя! – с нежностью подумал Иван Петрович о жене. И как же эгоистичны и недогадливы мы бываем в молодости!"
Умелая, жизнерадостная, весёлая и общительная она играла заметную роль и в пикниках, и в наших  многочисленных путешествиях  вначале на мотоцикле, а затем на машине по Средней Азии, Уралу, Причерноморью, Прибалтике. Трудности кочевой жизни туриста,  будь то в пустынях Казахстана или в горах Памира, переносила наравне с молодыми тренированными мужчинами, без каких-либо скидок на женскую слабость.  Многие друзья завидовали мне. Она была не только женой, но и другом, единомышленником, соучастником всех моих начинаний и увлечений.
Шло время. Я самоутверждался, рос по служебной лестнице, Таня отлично обеспечивала тылы. По совести признаться, половина, если не большая часть, моих достижений по праву принадлежит ей!
К сорока годам я достиг вполне приличного положения в службе и науке. Вроде, всё, наконец,  устроилось: была интересная работа, хорошая должность, оклад, квартира, обстановка, машина. Начали более или менее размеренно, нормально жить. И тут нас постигло серьёзное несчастье – я тяжело заболел! Совершенно неожиданно, что называется: на полном скаку вылетел из седла и грохнулся о землю.  В палату реанимации госпиталя меня привезли без сознания на носилках прямо из академии, где я в то время работал. Первое, что  увидел, придя в себя, родное лицо моей Тани, в слезах склонённое надо мной. По-моему я тогда сам заплакал, но не из жалости к себе, а из нежности и любви к ней. Меня поместили в отдельную палату, надели кислородную маску, непрерывно чем-то кололи. Я пребывал в полубессознательном состоянии: то надолго проваливался в темноту, то на короткое время приходил в себя,  сознание возвращалось, и  в тумане  видел лицо Тани. В палате появилась ещё одна койка. Подумал: она всегда здесь, рядом и мне стало как будто легче!   Однажды очнувшись, увидел маму. Понял: её вызвали из Ленинграда, значит мои дела – дрянь! И вновь впал в беспамятство. Сколько это продолжалось, не помню. Но память запечатлела Таню, постоянно находящуюся рядом. То она поправляла какие-то трубки, прикреплённые к моему телу, то кислородную маску, то одеяло, то умывала моё лицо, то кормила или поила из ложки, то протирала моё тело спиртом, то помогала перевернуться на другой бок. Когда она отдыхала, я не видел. И ведь своими заботами  вытащила-таки меня с того света! Я пережил тогда нечто похожее на клиническую смерть. Конечно, об этом  узнал и понял значительно позже.
Месяца через полтора врач вместе с Таней попробовали посадить меня на постели. Вначале и сидеть я не мог: тело совершенно высохло и обессилило. Преодолев этот барьер, начал учиться, держась за жену, стоять, ходить по палате, потом по коридору. Наука давалась трудно. Как только стал приходить в себя, понял, что мои физические возможности, вероятнее всего, не восстановятся. Осознание этого – психический удар – был, пожалуй, чувствительнее физического!  Человек далеко не всегда использует свои физические возможности, но сознание их наличия делает его уверенным в себе. Он знает, что в случае необходимости он это может!  Иное дело, когда он осознаёт, что лишён каких-то возможностей. Это действует угнетающе, делает человека неполноценным не только физически, но и морально! И Таня оказала мне неоценимую услугу, в трудную минуту укрепив мой ослабший дух. 
Помнится, я на трясущихся ногах стоял у своей больничной койки, опираясь на её плечо, а она убеждала:
- Пойми: самое страшное осталось позади! Благодари Бога, что выжил и как бы  заново родился!  Начнём всё сначала. Ходить постепенно научимся, а бегать тебе вовсе необязательно! Слава Богу, голова не пострадала! Пересмотришь жизненную программу, цели и будешь жить дальше! Можно быть вполне счастливым и с другими, отличными от прежних, жизненными ориентирами!
 Со временем я так и сделал: пересмотрел систему ценностей и вполне счастливо живу по сей день! 
  Когда больше держать в госпитале было нельзя, и меня выписали  (иначе нужно было комиссовать по болезни, а врачи пожалели) самостоятельно я не мог пройти и ста метров!  Таня ухаживала за мной как за годовалым ребёнком. Ежедневно по вечерам она выводила меня на прогулку. Мы медленно под руку бродили по окрестным улицам, и озорные мальчишки, принимая нас за дружинников, прекращали шалости и прятались во дворах. Только через год я окончательно пришёл в себя и смог приступить к работе и то с большими ограничениями. Было мне тогда всего сорок лет. Рухнула прекрасная карьера, пришлось отказаться от честолюбивых замыслов. Но главное, конечно, жизнь! И жив я до сих пор только благодаря усилиям моей Танюши! Благодаря её самоотверженной, материнской заботе!  Всякая ли жена  способна пожертвовать собой, своей личной, дающейся всего один раз жизнью, ради безнадёжного инвалида!? Мне лично известно множество противоположных примеров! Молодая красивая женщина, женщина с большой буквы, – она вполне могла найти своё счастье рядом с таким же молодым, здоровым, жизнерадостным и перспективным мужчиной. Оставаясь со мной, ей предстояло всю  жизнь быть в большей степени не женщиной, а матерью!
Болезнь, как известно, - это жизнь в условиях ограничений. На меня теперь они были наложены до конца моих дней. Строгий режим  труда и отдыха, постоянный врачебный контроль и лекарства, лекарства, лекарства. Ни о какой большой и серьёзной научной или преподавательской работе нельзя было и помышлять! Мои физические возможности сразу сократились до уровня старика. Таня всё понимала, однако без колебаний приняла эту нерадостную перспективу, отдавая себе отчёт, что впереди ждут не менее серьёзные испытания. И они не заставили себя ждать. Процесс начался и пошёл, как говорил известный Иуда наших дней с отметиной дьявола на лбу. Болезнь прогрессировала: пришлось совсем оставить работу и перейти на положение пенсионера. Затем последовали одна за другой две тяжёлые операции. И опять Таня ухаживала за мной как за младенцем: кормила и поила из ложки, проводила дни и ночи у моей постели; учила сидеть, стоять, ходить, выполняя функции сиделки, няньки, хозяйки дома, матери. Опять водила, поддерживая под руку, гулять меня, с трудом передвигающего ноги. Правда, наступили другие времена: теперь нас уже не принимали за дружинников, дружинники "за ненадобностью" исчезли с улиц города!
 В ежедневных заботах и трудах незаметно подошла старость. Я давно уволился из рядов Советской армии. Выросли дети, племянники  и внуки и на юбилеях первый тост непременно поднимают за её золотое сердце. А она продолжает скромно и достойно нести свой нелёгкий, но такой благопристойный крест.
Наверное, правы те, кто утверждает, что жена офицера должна носить воинское звание на ступень выше звания своего мужа! Если это так, то моя Таня – генерал!
Честь и безмерная хвала тебе доброй и отзывчивой, любящей и сердечной, заботливой и бескорыстной, верной и самоотверженной - женщине, супруге, матери; достойному человеческому воплощению богини Весты – хранительнице нашего семейного очага! 




«ЧТИ  ОТЦА  ТВОЕГО …»


Сегодня … августа 196…года мы отдыхаем. Поднялись довольно поздно, позавтракали и лежим на резиновых матрацах возле своей палатки. Вспоминаем наполненный событиями вчерашний день: пробуждение жарким утром на арыке в окрестностях города Фрунзе; раскисшие от дождя со снегом серпантины подъёма на перевал Тюзашу в горах Тянь-Шаня, что открывает дорогу в Ферганскую долину; мрачный, влажный, длинный туннель на самом перевале и открывшуюся нам сразу после него солнечную, завораживающую картину альпийских лугов; фотографирование на память с арбузами и дынями в руках на фоне снега и цветущих эдельвейсов и, наконец, поиски места для ночлега, и остановку именно здесь.  День был впечатляющий!  Вчетвером на двух мотоциклах мы проводим свой отпуск в туристской поездке по трём советским республикам (Казахстану, Киргизии и Узбекистану) по маршруту: Балхаш – Фрунзе – Алма-Ата – Фрунзе – Иссык-Куль – Ош – Самарканд – Бухара – Ташкент – Чимкент – Джамбул – Фрунзе – Балхаш. В колясках мотоциклов кроме груза мы везём по пассажиру. У меня – моя жена. У Юрия – его пятнадцатилетний племянник Вовка - неугомонный и непоседливый, с энергией бьющей через край, любознательный мальчишка - ходячее ЧП - каждый день преподносящий нам какой-нибудь сюрприз: то он что-либо теряет, то разбивает, то вдруг сам пропадает на кратковременной стоянке. Он – острая приправа к нашим впечатлениям от путешествия.
Юрий – тридцатилетний инженер-капитан, мой добрый приятель по охотам и рыбалкам, человек близкий мне по духу. Это я сагитировал его ещё прошлой зимой на это турне. Моя жена Ольга, как настоящая боевая подруга, принимает участие в большинстве моих начинаний. Сам я - тридцатилетний инженер-майор, человек любознательный и большой любитель природы.
Солнечное утро. Холодный горный воздух свеж, чист и прозрачен. Недостаток кислорода  не ощущается. Удобно лёжа на мягком резиновом матраце, я спокойно и внимательно осматриваю окрестности.
Наша стоянка находится на берегу небольшой, но быстрой и говорливой горной речки. Безупречно чистая, хрустальная ледяная вода её, разделяемая камнями небольших водопадов на множество серебряных струй, методично облизывает и без того идеально гладкие гранитные валуны. При этом струи как бы переговариваются между собой, и их бормотание создаёт непрерывный гул, висящий над речкой. Водяные протоки в солнечных лучах то переливаются всеми цветами радуги, то кидают яркие блики, от которых невольно зажмуриваешь глаза. Если долго наблюдать, то можно увидеть перелетающих буруны некрупных форелей. Берега речки практически голые, лишь кое-где виднеются островки ивовых кустов. Речка бежит по дну огромной нежно-зелёной чаши, окаймлённой пологими склонами Тянь-Шаня.  Даже сейчас, жарким летом, вершины гор укутаны снегом. По склонам, не густо поросшим лесом, виднеется множество ручьёв и речек, подобных нашей. Скоплением тёмных точек на зелёном фоне кажутся многочисленные отары овец, пасущихся в долине. Кое-где еле различимы дымки очагов у юрт скотоводов. Впечатление такое, что перед твоим взором пейзаж сентиментального немецкого живописца. Недостаёт только на переднем плане игривого пастушка с дудочкой в яркой национальной одежде в окружении кудрявых белых овечек и пухленькой кокетливой пастушки. Как всегда в горах я ощущаю себя ничтожной букашкой перед неизмеримыми силами природы и божеством её создавшим. Может быть, отсюда и такой душевный восторг?! Поистине величественнее гор могут быть только другие горы! Достаточно вот так, как я сейчас, вписаться в горный пейзаж, чтобы это понять!
Созерцание моё прерывает неугомонный и глазастый Вовка:
- Смотрите, смотрите: к нам кто-то скачет!
Все дружно оборачиваются. Со склона горы, от чуть виднеющейся вдали юрты пастуха, к нам движется всадник. Вначале хорошо видна только пыль, шлейфом тянущаяся за его конём. Приближаясь,  он постепенно растёт, растёт, и, наконец, перед нами, резко осадив низенькую мохнатую лошадку, останавливается мальчишка лет двенадцати: черноволосый, темнокожий, узкоглазый, скуластый.  На его очень смуглом лице выделяются белые, ровные, крупные зубы. Он улыбается во весь рот и смотрит на нас как на что-то диковинное. Босые, чёрные его пятки упираются в бока лошади. Он готов тут же толкнуть её и ускакать. Ольга встаёт и протягивает ему яблоко:
- Алма, алма! Возьми!
Он принимает дар, что-то говорит, но мы не понимаем его языка, по-видимому, благодарит, и с хрустом откусывает большой кусок. На лице появляется удовольствие. Затем мы угощаем его арбузом и дыней. Мальчик принимает подношения и с нескрываемым наслаждением ест, не слезая с коня. Должно быть, фруктами его балуют не часто.
Пытаемся завести разговор:
- Ата бар? – Он понимает и кивает головой.
- Апа бар? – Оборачивается в сторону юрты и показывает на неё рукой.
На этом весь наш запас казахских слов исчерпан, и наступает молчание.  Мальчик, доев кусок арбуза, разворачивает коня и, что-то крикнув, гонит его вверх по склону, к своей юрте.
Через час они появляются  вдвоём, позади уже знакомого мальчика на неосёдланной лошади сидит ещё один малыш. Смеясь, больше жестами, чем словами, старший объясняет, что отец зовёт нас к себе в гости. Нам интересно познакомиться с бытом аборигенов, мы с Юрием заводим мотоцикл и по целине вслед за скачущими впереди ребятами едем к юрте. Мотор мотоцикла ощущает недостаток кислорода, плохо тянет, и догнать мы их не можем. Нас прежде хозяев беззлобным лаем встречает стая собак и сопровождает до юрты. У входа стоят все её обитатели: глава семейства, его жена и их многочисленное потомство – дети разного возраста от двух до семнадцати лет обоего пола.  Лица у всех радостны и приветливы.  Они что-то оживлённо обсуждают, глядя на нас. Вперёд выходит хозяин, протягивает руку и представляется: «Турумбай!» Мы называем себя. Членов семьи Турумбай представлять не посчитал нужным. Он прилично объясняется по-русски. Говорит, что языку научился во время службы в армии. Ни жена, ни дети по-русски не говорят. Оказывается он - казах и на летний сезон пригнал колхозное стадо овец в восемьсот голов на горные пастбища Киргизии. С наступлением холодов он вернётся в свой колхоз. Мы рассказываем о себе, о причинах своего пребывания в долине, о пройденном уже маршруте и дальнейших планах. Наш замысел вызывает уважение Турумбая. Завязывается тёплая дружеская беседа. Солнце уже хорошо прогрело холодный ночной воздух: мы снимаем ватники и садимся на них. Вокруг расселось всё  любопытное семейство. Этим людям не часто приходится встречать посторонних, и они искренне рады нам. Нас же интересует близкая к природе и мало меняющаяся от времени жизнь скотоводов. Мы задаём вопросы, Турумбай с удовольствием отвечает на них. Его удивляет, что такие «важные и образованные люди» – офицеры – не знают элементарных по его понятиям вещей. На его лице появляется даже какое-то превосходство, будто он разговаривает с малыми неразумными детьми. Он явно гордится собой.
Вся временная стоянка чабана включает большую юрту – это жилое помещение. Подсобным - служит юрта поменьше. У коновязи – двух врытых в землю столбов с жердью перекладиной – привязаны три лошади. Несколько собак неопределённой породы дремлют в тени. Вокруг бескрайний зелёный с невысокой и негустой травой альпийский луг, это только издали он кажется сплошным ковром. В  километре от стоянки – стадо овец, охраняемое верховым – одним их сыновей Турумбая  и собаками. Наше посещение – событие для кочевника. Тоном, не терпящим возражений, он  говорит, что его жена будет в честь нас готовить бешбармак, что  один из сыновей уже послан с приглашением к ближайшим соседям, и что его брат уже поехал в магазин, находящийся всего в тридцати километрах, за водкой. Мы с Юрием не можем отказать себе в удовольствии присутствовать на пиру мало затронутых современной городской цивилизацией степняков и с благодарностью соглашаемся.
- Чтобы вы не беспокоились за сохранность своего имущества, оставленного на стоянке, я пошлю туда своего  сына! – говорит гостеприимный чабан.
Часа через полтора, съездив на свою стоянку, уговорив Ольгу и прихватив Вовку, которого уговаривать, не пришлось, всей компанией, сняв обувь у входа, мы уже входим в жилую юрту.
Юрта – проверенное веками, легко разбираемое, собираемое и перевозимое жилище скотоводов -  имеет круглое основание диаметром до десяти метров. Деревянная конструкция из дугообразных рёбер, соединённых несколькими кольцами, с внешней стороны покрывается войлоком и брезентом. В вершине оставляется полуметровое отверстие для выхода дыма от примитивного очага их дикого камня, сложенного прямо под ним. Двери заменяет полог, окна отсутствуют вовсе. Свет проникает только через верхнее отверстие и дверной проём, отчего внутри всегда стоит полумрак. По стенам юрты, прикрывая кое-где деревянный каркас, развешаны ковры. Пол застелен толстым войлоком-кошмой. Постели на день собираются и складываются стопкой у стены. Никакой мебели кроме стола на очень низких ножках - достархана - в помещении нет. Единственные признаки цивилизации ХХ-го века – радиоприёмник «Спидола», работающий от батарей, да автомобильный аккумулятор и маленькая электрическая лампочка, подвешенная на стене. В юрте стоит крепкий запах овечьей шерсти и молока.
Джамиля, жена Турумбая, жестом предлагает нам располагаться вокруг стола. Для удобства каждый получает по маленькой подушечке, чтобы иметь возможность полулежать, подложив её под бок. Однако в ожидании торжества, подражая хозяину дома, мы сидим, по-восточному скрестив ноги, и ведём с ним неторопливую беседу об обычаях его народа. Постепенно собираются и другие гости. Это мужчины – чабаны с обветренными, прокопчёнными солнцем, коричневыми морщинистыми лицами, скуластые и узкоглазые. Возраст этих людей трудно определить. Как я не раз убеждался позднее, обычно они выглядят много старше своих лет. Одеты все примерно одинаково: дешёвая пиджачная пара, высокие кирзовые или кожаные сапоги и зимняя шапка. Старших отличает редкая, недлинная борода с проседью. Входя, они здороваются, прикладывая руки к груди и кланяясь, а затем подавая каждому руку для знакомства. Хозяин называет имя очередного гостя, мы представляемся, вставая. Все сравнительно неплохо говорят по-русски,  каждый спрашивает: откуда мы и зачем здесь, в горах, и нам приходится многократно повторять своё повествование. Все гости Турумбая, кроме нас, - его родственники, и он долго объясняет нам степень родства с каждым. 
Между тем обречённая на бешбармак овца уже зарезана, освежёвана, разделана и варится в большом котле на очаге возле юрты. На столе появляется местная водка «Арака», нарезанный крупными ломтями хлеб без каких-либо хлебниц, и хозяин предлагает всем гостям выйти и вымыть руки. Нам он объясняет: «Бешбармак по-казахски значит «Ешь руками!»». Перед входом в юрту Джамиля поочерёдно подаёт каждому гостю мыло, полотенце и поливает на руки водой их узкогорлого кувшина. Вымыв руки, гости возвращаются на свои места за достарханом. Начинается торжественный обед по-казахски.
В юрту церемонно входит хозяйка с круглым подносом в вытянутых руках,  на котором лежит чёрная, обугленная, с обгорелыми ушами и оскаленными зубами голова овцы, и останавливается перед одним из аксакалов с жидкой седой бородой.
 - Назарбай – самый старший и самый почтенный из нас, поэтому ему принадлежит право начать пир! – поясняет несведущим хозяин дома.
Самый почётный гость с поклоном принимает деликатес в руки, достаёт из ножен, висящих на поясе, нож, обрезает куски мякоти с черепа и с аппетитом, медленно, явно демонстрируя наслаждение, жует их. Иногда, если отрезать кусок мяса ему что-то мешает, он, удерживая его зубами, отрезает большим острым ножом у самых своих губ. Я с опаской смотрю, как бы он не порезался, но ничего не происходит:  делает он это очень ловко. Ковыряя остриём ножа череп, он достаёт кусочки мозга, ест их и закатывает глаза от наслаждения. Лакомство у меня не вызывает восторга и я думаю: «Только бы эту голову не передали мне!» Успокаиваюсь, когда понимаю, что голова переходит по старшинству, а поскольку я молод, то вероятнее всего до меня очередь не дойдёт - всё съедобное будет съедено раньше. И я, к моей радости, не ошибся.
Одновременно с началом ритуала хозяин начал наливать водку в гранёные стаканы. Первый тост был «За предков!» Говорил Турумбай по-казахски, но для нас сделал пространный, по-восточному цветастый перевод. Вряд ли я смогу его повторить! Затем пили: за родителей, за сидящих за столом, за детей, за хороший приплод скота и т.д.  и т.п. Тостов было много, водки тоже, хозяин щедро пополнял стаканы, и я незаметно стал сливать содержимое своего стакана на землю, под кошму.
После «расправы» с головой Джамиля стала носить на стол пиалы, до краёв наполненные мясным бульоном, и ставить их перед Турумбаем. «Это называется ухо», - сказал нам хозяин и стал передавать пиалы гостям опять по старшинству. Пиалы казахи держали всеми пальцами правой руки снизу, как это делали русские купцы и мещане, когда пили горячий чай из блюдца. Запивать водку горячим ухо мне было неприятно, однако хозяевам почему-то нравилось. Они это делали с видимым удовольствием.
Наконец, Джамиля внесла на подносе с довольно высокими бортами жирный, наваристый мясной бульон, щедро посолённый и приправленный перцем, в котором плавали большие куски баранины и варёного теста, подобные разрезанным на квадратики величиной в пол-ладони русским блинам или нашей домашней лапше. Хозяин своим ножом, беря мясо в руки, разрезал его на более мелкие куски, соизмеримые с кусками варёного теста. Ни ложек, ни вилок на столе не появилось. Пришлось прежде присмотреться: как будут есть  это блюдо казахи.
Аккуратно сложив пальцы правой руки в какое-то подобие ложки, они брали кусочек теста, затем мяса с бульоном и очень ловко, даже, я бы сказал изящно,  отправляли всё это в рот. Ни по рукам в рукава пиджаков, ни на стол почти ничего не проливалось. Попробовал скопировать это действо и я, но у меня получилось значительно хуже. Пришлось отказаться от бульона и есть только мясо с лапшёй. Посмотрел на других наших: они поступали также. «Век живи и век учись!» – гласит наша народная мудрость.
Обслужив мужчин, насытившихся и теперь возлежащих вокруг стола на подушечках, подложенных под правый бок и опершись на локоть, хозяйка внесла таз с остатками мяса, требухой и костями овцы и, расположившись у входа в юрту на полу вместе с детьми, принялась за еду. За стол здесь допускались только взрослые мужчины и парни, отслужившие в армии. Исключение (и то не всегда) делалось для русских. Позже мне приходилось бывать в гостях у аборигенов в других местностях степного Казахстана, и я убедился, что такой порядок строго соблюдался и там. Бросались в глаза патриархальные традиции степняков: уважительное, подчёркнуто почтительное отношение младших к старшим. Молодые не считали возможным перебить старшего в разговоре, вмешаться в разговор двух старших, тем паче перечить им в чём-то.
Выпив водки и хорошо закусив, мужчины блаженствовали, полулёжа за столом: курили, лениво перебрасывались отдельными репликами, кое-кто уже всхрапывал. Несмотря на обилие спиртного, откровенно пьяных не было. Какое-то время отдохнув, принялись за чай. Опять суетилась вокруг стола Джамиля, разливая в пиалы крепко заваренный горячий чай и разбавляя его молоком. Кусковой сахар и печенье не первой свежести были высыпаны из бумажных пакетов прямо на стол. Сигналом к тому, что гость чаю напился, для хозяйки служила его пиала, перевёрнутая вверх дном. 
Когда света, падающего из отверстия в крыше и дверного проёма, стало недостаточно, Турумбай включил аккумуляторную двенадцативольтовую лампочку. Она тускло осветила помещение, и постепенно гости стали едва различимы. Темная южная ночь укрыла горную долину. Люди стали подниматься с кошмы и выходить на воздух. Обнявшись  с хозяином и погладив по голове подвернувшегося под руку кого-либо из его детей, попрощавшись с нами за руку, они с заметным трудом садились в сёдла дремавших у коновязи лошадей и исчезали в темноте. Небо заволокло тучами:  ни звёзд, ни луны видно не было. Вокруг юрты стояла кромешная темень. Мы тоже уселись на  мотоцикл, чтобы ехать на свою стоянку. Юрий включил фару, но она подавила незначительную часть темноты и только мешала ориентироваться в пространстве. Распрощавшись с гостеприимными хозяевами, мы медленно поехали  по ровному склону горы. Где-то там, внизу была наша палатка.
- Мой сын встретит вас, не заблудитесь, обязательно упрётесь в речку! – сказал Турумбай и на прощание помахал рукой. - Вокруг него, как и при встрече, толпилось всё его многочисленное  семейство. Все махали руками и что-то кричали. Мы тоже кричали слова благодарности. 
Через полчаса перед мотоциклом вырос всадник. Это был наш знакомый мальчик. Привычно ориентируясь в темноте, он поехал вперёд. Вскоре стал слышен шум реки и, наконец, мы увидели нашу палатку. Попрощавшись, наш охранник ускакал домой.
Полные впечатлений от бешбармака и знакомства с бытом чабанов мы забрались в свои спальные мешки, но быстро засопел только Вовка. В полной темноте под шум горной речки мы ещё долго обсуждали увиденное и услышанное.
- Азиаты-кочевники ещё сохранили веками установленный патриархальный уклад жизни. Отец семейства, обеспечивая материально его существование, является для всех его членов господином, монархом, божеством. Его указания выполняются беспрекословно. Он имеет возможность передать традиции своего народа, воспринятые им самим от отца и деда, своим детям. Его жизненный опыт не пропадает впустую, не нарушается связь времён и поколений. Эти люди, оторванные самими условиями жизни от европейской цивилизации ХХ-го века, живут более по нравственным законам, чем по юридическим, - по законам справедливости. И это прекрасно! – медленно,  раздумчиво, с восхищением  говорит Юрий.
- А униженное положение женщины тебе тоже нравится? – возмущается Ольга. – Женщина у них – бесправная и безмолвная рабыня и стоит не дороже мешка орехов, как утверждает их Коран. 
- Тебя, конечно, более устраивает  европейская эмансипация?! – подключаюсь к разговору я. – Тебе  по душе, что у европейцев, да и в нашей России, женщины порой стали образованнее мужчин, их работа оценивается государством выше мужской, они становятся экономически независимыми от мужа, перестают его уважать и это невольно передаётся детям. В конце – концов, дети начинают игнорировать не только отцов, но и самих матерей. В результате падает авторитет обоих родителей, опыт предшествующих поколений не передаётся последующим, забываются народные традиции, падает национальное самосознание, происходит ассимиляция народа. В Европе уже спохватились и призывают женщину вернуться к семейным делам, заняться тем, что ей предписано природой: рожать и воспитывать детей! Ты сама - медик и знаешь, что больные больше доверяют врачам-мужчинам, чем женщинам. А разве лучше стала воспитывать молодёжь школа оттого, что учителя теперь почти сплошь – женщины?
- Наверное, не следует впадать в крайности, - перебил меня Юрий. - Одинаково плохо, когда женщина – раба мужа и, когда она становится «эмансипэ»!  Разумное всегда лежит между крайностями!
Я соглашаюсь с ним, Ольга молчит, подыскивая аргументы в свою пользу.
- Патриарх – родоначальник, праотец, уважаемый глава семейства, - продолжает философствовать Юрий. – Патриархальные обычаи, отношения: простые, традиционные, семейно-домашние. Они достались нам от далёких предков. Но время идёт, европейская цивилизация уже давно разрушила такой уклад жизни. То же происходит сейчас и у нас – русских.  Семейные, родственные связи рвутся на наших глазах. Ещё совсем недавно было время, когда непререкаемым авторитетом, главой семейства из трёх – четырёх поколений были старшие в роду. Но, к сожалению, таких семейств становится всё меньше и меньше и особенно в городах.  Запад давит на нас. Распадаются наши большие семьи. Уже редко увидишь отдыхающие где-нибудь в парке вместе три поколения одной семьи. Всё чаще двоюродные братья и сёстры не знают друг друга, да и родные – никогда не встречаются. По-видимому, это закономерно для европейской цивилизации. Хотя я и сожалею об этом! Мы – русские люди – наполовину азиаты и, потому нам больно видеть утрату патриархальности. А вот Восток пока не поддаётся европеизации! Возможно, потому, что он более религиозен? «Будь, благодарен мне и родителям твоим! – так звучит Сура Корана аналогичная пятой христианской Заповеди: «Чти отца твоего и матерь твою…» Нарушение этой Заповеди и ведёт к нарушению связи поколений, к ослаблению единства народа, его жизнестойкости и, как следствие, к его ассимиляции. Я сегодня спросил у Турумбая: знают ли его дети своих предков? И он ответил, что каждый казах обязан помнить не менее семи предшествующих  поколений. Это удерживает его от дурных поступков. Ведь поступая плохо, он бросает тень не только на себя, но и на предков! Вспомните: русские люди (в большей степени, конечно, дворяне) тоже знали своё генеалогическое древо, гордились им, и боялись опорочить неблаговидным поступком своих праотцев! К сожалению, наша советская педагогика забыла этот очень эффективный воспитательный приём! Утраченной во многом  в последнее время  духовности нам – русским надо учиться на Востоке! Наше увлечение материальными ценностями Запада и пренебрежение духовными ценностями Востока ни к чему хорошему не приведёт!
- Те, которые не слушают старших, умирают молодыми. Зачем им старость, ведь они её не уважают! – вспоминает слова Конфуция Ольга.
Все надолго замолкают, осмысливая этот гимн патриархальности и духовности азиатов.
- Давайте останемся здесь ещё на пару дней, чтобы лучше ознакомиться с обычаями и нравами степного народа! – предлагаю я. – Никто не возражает.
Ровно гудела бурная горная речка. Иногда сквозь её шум слышались шелест крыльев и голоса каких-то ночных птиц. Ритмично застучали капли дождя по крыше нашей палатки, и сон постепенно сморил меня. С радостным чувством за народ, бережно хранящий свои традиции и духовные ценности и неподдающийся влиянию западной материальной цивилизации, я и уснул. Мне снились освещённые солнцем сверкающие вершины гор, эдельвейсы среди островков снега, изумрудный альпийский луг и почтенный аксакал на склоне горы, то ли пророк Магомет, то ли сам Аллах, поучающий меня восточным мудростям и объясняющий: какую важную роль в жизни людей играет Сура Корана «Будь, благодарен мне и родителям твоим!»   




НОСТАЛЬГИЯ

Голуби, вы мои милые,
В прошлое куда-то унеслись!

Вид старой полуразвалившейся от времени голубятни, которую ещё иногда можно встретить в нашем городе, всегда наводит меня на грустные размышления. Это - как памятник ушедшей эпохи, как прощание с местом, в котором прожил многие годы и из которого уезжаешь навсегда; или - с человеком, встречи с которым уже не будет. Вместе с ними уходят в прошлое то ли отрезок твоей личной жизни, то ли целая эпоха жизни твоего народа с её традициями, обычаями, нравами, ценностями. Может быть, это связано с возрастом или особенностями психики, но мне почему-то всегда жаль расставаться с прошлым, каким бы оно ни было! Обновление жизни, особенно такое ускоренное как мы переживаем сейчас, вовсе не радует меня техническими (материальными) новинками - бытовой техникой, современными автомобилями, электроникой и компьютеризацией – и просто убивает "нововведениями" духовными. Мне кажется, приобретая дополнительные жизненные удобства, человек всегда теряет что-то очень важное: установившийся жизненный уклад, традиции, душевное равновесие, да и национальное самосознание. И я вовсе не уверен, что приобретения хотя бы компенсируют эти потери! Я сожалею, что на моих глазах время как бы всё ускоряет свой бег, как - будто Всевышний всё быстрее перелистывает страницы нашей жизни, стремясь сократить наше пребывание на Земле. Может быть, мы – люди -  этого и заслуживаем?!
Ещё лет пятьдесят назад во дворах даже больших русских городов во множестве можно было увидеть для сегодняшнего человека странные "избушки на курьих ножках" – голубятни. Возле них всегда собирались, как в клубах по интересам, любители-голубятники. Здесь велись оживлённые разговоры о достоинствах и недостатках тех или иных пород голубей, заключались пари, торговые сделки, шёл бойкий  обмен птицами. Любители – были людьми разного возраста и профессий. Это были и зрелые отцы семейств (даже деды), и парни, и подростки – их сыновья и внуки. Всех их объединяло чувство любви к этим красивым, добродушным и особо чтимым русскими людьми птицам. С каким благоговением они доставали из-за пазухи своих любимцев, с какой осторожностью и даже нежностью держали этих благородных птиц в руках, с гордостью демонстрируя их прекрасное оперение, изящество головки и природные украшения: окрас, банты, зачёсы, особые хвосты, мохны!
Увлечение голубями, как русская национальная традиция, корнями своими уходит в глубокую древность.
Издревле к голубям на Руси было особое отношение. В Ветхом Завете можно прочитать о том, как голубь, выпущенный на волю человеком, спасённым Богом во время Всемирного потопа, из ковчега, чтобы узнать просохла ли Земля, вернулся к нему с зелёным масличным листом в клюве.  Таким образом, он известил Ноя о том, что Земля освободилась от воды, и снова даёт плоды -  пора выходить из спасительного ковчега и людям и животным!
Русские люди с принятием христианства  (в 988 году при киевском князе Владимире) голубя стали считать птицей священной, божьей, а  Святого Духа часто стали изображать в виде голубя!   Они прикармливали голубей, гнездящихся под кровлей храмов, где для них даже сооружали специальные ниши. Позднее голубей стали  разводить в домашних условиях, выводить новые породы, как бы стремясь угодить этим самому Господу Богу.  Людей же, занимающихся этим, назвали голубятниками. Любовь к голубям отразилась и в русском языке. Слово "приголубить" означает: приласкать, обнять, обогреть.   
Постепенно из полудиких сизых голубей было выведено множество домашних пород. Наиболее распространёнными были: чистые (белые, красные, чёрные), окраской похожие на сорок ("сороки"), похожие на чаек ("чайки"), с пятнами на спине ("крытые", "скобые"), пятнистые по всему телу ("мазари"). Были выведены хохлатые голуби (с пёрышками на затылке, растущими навстречу оперению), бантистые (с подобием банта из перьев на груди), мохноногие (с лапками вплоть до коготков пальцев, украшенными длинными белыми перьями), голуби с совсем маленьким клювом и большими белыми восковицами, голуби с хвостом трубой, похожим на индюшачий ("трубачи"). 
Любителями очень ценились лётные качества голубей, их способность часами летать кругами над голубятней, с каждым кругом  поднимаясь, всё выше и выше и, в конце - концов, становясь еле видимыми в прозрачном голубом небе. Отдельно надо сказать о турманах, чаще всего рыжих, голоногих, иногда хохлатых голубях, не лету кувыркающихся через крыло или через хвост. Хороший турман мог, непрерывно кувыркаясь через хвост, подать с огромной высоты почти до самой земли. Бывали случаи, когда в азарте они даже разбивались!
Но голубей  люди любили не только за красоту на земле и в полёте, но и за способность привыкать к своему дому и возвращаться к нему, будучи унесёнными на значительные расстояния. Это качество было использовано при выведении породы почтовых голубей ("почтарей"). Этот крупный и сильный голубь мог пролетать сотни километров, преодолевая ветер, дождь и снег, подстерегающие его опасности в виде крылатых хищников (ястребов и соколов) и доставлять закреплённый на  лапке контейнер с письмом. Прекрасно о "почтарях" (и не только о них) написал английский писатель Сетон-Томпсон в своей книге "Животные герои". 
Ещё в 50-х годах прошлого века в Ленинграде жило много людей увлекающихся голубями. Все они: и взрослые, и подростки были, прежде всего, большими любителями родной природы! Как память о тех временах осталось название "Птичий рынок". Когда-то там можно было купить всевозможных голубей и наших местных, певчих птиц (щеглов, чижей, снегирей, чечёток), пойманных в наших лесах и рощах, приученных к жизни в городской квартире и круглогодично радующих людей своей красотой и превосходным пением, дающих ощущение  тесной связи с родной русской природой!  Давно известно, что человек, понимающий и любящий "братьев наших меньших", открывает для себя ещё одну замечательную страницу жизни, духовно обогащает себя, становится добрее, отзывчивее, патриотичнее!
О содержании и разведении голубей существовала целая наука. Голубятни устраивались на чердаке дома, на крыше сарая или строились специально во дворе в виде башенки высотой  три-четыре метра с площадкой наверху, где и размещалось само жилое помещение для голубей. Оно представляло собой утеплённую будку с полочками по стенам и углам для гнёзд, корытцами для воды и корма и закрывающимся оконцем для выхода в вольер (шарабан), обтянутый металлической сеткой. Одна из стенок вольера откидывалась при выпускании птиц на волю, в полёт. Эта стенка с помощью длинной верёвки могла быстро закрывать выход из вольера. Необходимость в этом возникала при ловле чужого голубя, зашедшего вместе со своими  в вольер. Ловля чужих голубей не только не противоречила правилам этикета голубятников, но и была узаконенным азартным развлечением, игрой.
В зависимости от материальных возможностей стаи держали разные по ценности голубей и их количеству (от нескольких штук до нескольких десятков пар).
Новых – купленных, выведенных или пойманных – голубей вначале приучали к голубятне: выпускали в вольер, затем, связав несколько маховых перьев одного крыла, – на настил и крышу голубятни. И только спустя довольно продолжительное время, связки снимали и разрешали голубю полетать в стае. Чтобы голубь более надёжно привык к дому, ему подбирали подругу (или друга), и эту новую пару на какое-то время отделяли от остальной стаи.
Существовала у голубятников и игра называемая "Спор". Суть её заключалась в том, что два хозяина стай заключали пари: голубь, подброшенный в летающую чужую стаю улетит домой или он примкнёт к чужакам, сядет вместе с ними на чужую голубятню, войдёт в вольер и будет пойман. Если голубя удавалось поймать, то он (или какой-то другой из стаи  хозяина) становился призом. В противном случае  проигравший расплачивался своим голубем, поставленным на кон. Верный своей голубятне голубь ценился очень высоко, ведь обладатель с его помощью мог пополнять свою стаю. Высоко ценились и голуби с задатками почтовых, способные найти свою голубятню, будучи выпущенными на значительном от неё расстоянии. С презрением относились голубятники к птицам, садящимся на крыши домов и особенно – на деревья. Хороший голубь должен был отдыхать только на своей голубятне.
Моё неравнодушие к голубям проявилось очень рано. Лет восьми – девяти, ещё в эвакуации, я подобрал замерзающего больного полудикого сизака и принёс домой. Соседи по коммунальной комнате не разделили моего восторга, и голубя пришлось спрятать на пустующих антресолях в ванной комнате, а выпускать его оттуда и кормить только, когда этого не видели взрослые. Через пару недель голубь поправился и уже не хотел сидеть в одиночестве в заточении. Он стал ворковать и подавать другие признаки своего существования. Это было замечено недоброжелателями, и после скандала, сопровождаемого моими слезами, он был выпущен на волю. Но память о первом знакомстве осталась. Позже, уже вернувшись из эвакуации в Ленинград, я нашёл подобных себе неравнодушных к голубям друзей-мальчишек и мы, пройдя курс обучения у опытных голубятников, решили собирать свою стаю (держать голубей, как тогда говорили). Прежде всего - соорудили из старых досок будку и установили её на четырёх вкопанных в землю столбах на пустыре за домом. Благо пустырей в Ленинграде после войны хватало, и никто против подобной их застройки не возражал! Будку обили старым железом и изобрели замок – внутренний засов из толстого бруса, через специальное отверстие, отодвигающийся проволочным крючком. Накопив денег, мы купили на птичьем рынке, который тогда располагался на станции Витебской железной дороги "Воздухоплавательный парк" (в просторечье "Воздушка"), две пары самых дешёвых голубей – "мазарей", экземпляры, отбракованные профессиональными заводчиками. Однако сколько радости они нам доставили: ведь это были наши собственные голуби! В наших детских глазах они были самыми лучшими на свете! Стояла ранняя осень, и всё свободное от школьных занятий время мы проводили возле своих голубей, приучая их к новому дому, наблюдая за ними и любуясь. Мы мечтали о том, как, наконец, выпустим их в свободный полёт, и они вдруг окажутся превосходными летунами, а, может быть, на наше счастье среди них обнаружится и кувыркающийся турман?! Вот будут завидовать нам окрестные голубятники-взрослые и парни! Но радость и надежды наши оказались преждевременными. Тех голубей у нас украли, вскрыв как-то ночью наш примитивный замок. Пришлось правдами и неправдами снова собирать деньги, чтобы купить других.
Наученные горьким опытом теперь на ночь своих голубей мы стали прятать в подвале нашего многоквартирного дома, где для каждой семьи было выделено место для хранения картошки. В те послевоенные времена жилось трудно, и у многих ленинградцев за городом были огороды.
Свою небольшую домашнюю голубиную стаю мы пополняли и дикарями, пойманными возле Никольского Собора. Помню, как одна старушка, схватив  меня за ухо на месте преступления, долго объясняла мне особую роль голубя в животном мире и в жизни Православного русского народа.  Навсегда осталась в моей памяти одна из сизых голубок, добытых таким неправедным путём. Совсем невзрачная на вид, с огромным вороньим носом, да ещё и одноглазая – она обладала исключительной памятью и верностью. Возможно, оценив нашу заботу о ней и сытую жизнь в тепле и уюте, она возвращалась в голубятню, будучи выпущенной в самых отдалённых и незнакомых ей уголках большого город;  появлялась на своей будке через несколько дней, когда и ждать-то её уже давно переставали. Помню, как впервые принёс я её за пазухой к взрослому парню - хозяину большой стаи - и предложил поспорить, что она обязательно улетит, не останется в его стае, и он её ни за что не поймает. Опытный голубятник и все присутствующие при этом разговоре дружно смеялись над моей голубкой, её невзрачностью и слепотой.  "Где ты только откопал такое чудище!? – сквозь слёзы говорил мой оппонент, а его друзья просто рыдали. Абсолютно уверенный в победе, наконец, он согласился спорить с условием, что возьмёт пару голубей на выбор из нашей скромной стаи в случае своего выигрыша. Но он оказался слишком самоуверенным! Подброшенная в его летающую большую стаю наша Косая, набрав вместе с чужаками достаточную высоту, к большому изумлению зрителей, сразу взяла курс на свою голубятню. Осмеянный самоуверенный спорщик отдал нам своего породистого белого голубя. Подобные выигрышные для нас споры продолжались до тех пор, пока слава о некой необыкновенной мальчишечьей одноглазой  "вороне" ни разнеслась по всей округе.  Как же мы гордились своей верной дикаркой!
Наши голуби не были отличными летунами, способными часами держаться в воздухе, не было у нас ни хохлатых, ни бантистых, ни трубачей – негде было взять денег на их приобретение – и любоваться красавцами мы ходили к "настоящим" голубятникам или ездили на "Воздушку". Но мы твёрдо верили, что когда вырастем и будем сами зарабатывать деньги, то обязательно заведём самых красивых и дорогих голубей, и будем держать огромную стаю. Было нам тогда по тринадцать - четырнадцать лет!
 Однако обстоятельства сложились так, что той мечте не было суждено осуществиться, а вот давнее увлечение голубями осталось навсегда яркой детской страницей в книге моей жизни.  Да и само занятие голубями, к сожалению,  ушло в прошлое: как исчезли из ленинградских дворов доминошники; русские народные песни во время праздничных застолий, такие как: "Ревела буря, гром гремел…", По диким степям Забайкалья",   "Раскинулось море широко"; как забылись зажигательные народные пляски:  "Русская", "Барыня", "Цыганочка". А жаль! Ведь со всем этим мы – русские люди - теряем свою национальную самобытность, утрачиваем национальное самосознание, сплочённость и силу единого народа! 





ОДНАЖДЫ  ОСЕННИМ  ВЕЧЕРОМ

Конец сентября. Давно прошло очаровательное время ленинградских белых ночей. Дни стали короче, ночи – темней и длинней.  Заметно похолодало. Пышная летняя листва  деревьев украсилась золотом и багрянцем и существенно поредела. Отжившие, высохшие листья приятно шуршат под ногами и их, как мусор, гоняет безжалостный ветер. Вывели своих птенцов и умолкли певчие перелетные птицы, а наиболее чувствительные к холодам стрижи и ласточки, питающиеся мошкарой, уже улетели на зимовку в тёплые края. Осень вступает в свои права. Небо всё чаще заволакивают плотные серые тучи, оплакивающие ушедшее лето моросящим дождём.  Редкие солнечные дни ещё напоминают о нежном  лете, но вечера и ночи говорят о приближении суровой, морозной  зимы. Замечательно сказал об этом времени года мой знакомый поэт:
                Осень золотая под ногами
                Листьями опавшими шуршит.
Словно разговаривает с нами,
Нашу память будто ворошит!

Наверное, никто не будет отрицать того, что золотая осень очень располагает к мечтательности, к воспоминаниям!
Возвращаясь с дальней прогулки, домой через теперь уже открытый для всех желающих Екатерининский парк, мы с моей собакой - ирландским сеттером Герой - делаем остановку на полуострове Большого пруда, где расположено  прекрасное творение архитектора Монигетти - парковый павильон "Турецкая баня".   Слева от нас – стройная колоннада Мраморного мостика, впереди - небольшой, поросший лесом островок, за ним – символ былой русской воинской славы – Чесменская колонна. Солнце уже опустилось к верхушкам деревьев позади нас, зажгло жёлтые и красные свечи клёнов и ярко осветило чёрного чугунного орла, терзающего турецкий полумесяц на её вершине, как бы лишний раз, напоминая  морякам, гуляющим в парке, о былом величии русского военного флота.
Усталый, я опускаюсь на каким-то образом оказавшуюся здесь, в ухоженном парке, старую автомобильную покрышку, лежащую у самой воды. Гера усаживается рядом. Нисколько не опасаясь нас, совсем близко, большим стадом плавают кряковые утки. Молодые уже перелиняли и их трудно отличить от  матёрых. Селезни надели свой роскошный весенний наряд и красуются перед скромно на их фоне выглядящими утками. Удивительно: ведь в дикой природе кряква – пожалуй, самая осторожная и осмотрительная утка! Она никогда не сядет к подсадным крякушам или чучелам, не сделав прежде "круг почёта", не осмотрев окрестности: нет ли поблизости какой-либо опасности. Да и такой многочисленной, как теперь в парковых прудах, в дикой природе она никогда ранее не была. Кряквы  всегда было значительно меньше, чем, скажем, более мелких и доверчивых чирков. Те, увидев на воде стайку сородичей, долго не раздумывая, сходу плюхаются рядом, не ожидая никакого подвоха, и даже не пытаясь убедится: живые это птицы или резиновые чучела. А то ещё подплывёт, бывало, к чучелу и станет его клевать: то ли заигрывает, то ли прогоняет незнакомца?! За эту свою простоту и доверчивость они и поплатились. Очень редко теперь даже в самых глухих местах нашего северо-запада можно встретить юркого и стремительного в полёте простодушного чирка-свистунка или чирка-трескунка. Выбили их алчные охотники и браконьеры начисто! Может быть, действительно, как утверждают некоторые, разум – это просто умение   приспосабливаться?! Вот кряквы приспособились к изменившимся за последние полстолетия условиям жизни - к урбанизации, интенсификации и химизации сельского хозяйства - и теперь прекрасно живут и размножаются рядом с человеком – своим извечным врагом – в городских парках,  на каналах и речках. Водимо, поняли, что именно здесь у них минимальное количество врагов.
Между тем солнце совсем скрылось за горизонтом, наступили сумерки. Зажглись фонари на Парковой улице. Их отражения жёлтыми лучами легли на спокойную воду пруда. Вдоль парковой изгороди чередой побежали огоньки автомобилей. Скрылась во мраке Чесменская колонна, еле различим Мраморный мостик. Вместе с наступающей темнотой утки отплывают подальше от берега - инстинкт самосохранения ещё не пропал совсем! В вечерней тишине парка необыкновенно громкими кажутся их многочисленные переплетающиеся голоса: "ка – ка – ка! ка – ка – ка!"  Своеобразным хором  они провожают уходящий день! Гера насторожилась и напряжённо всматривается и вслушивается в темноту. В ней тоже ещё окончательно не погиб природный охотник. Присутствие дичи волнует, возбуждает её чувства, заставляет быстрее биться сердце. Она далеко высунула свой влажный розовый язык, часто дышит и вся дрожит от охватившего её азарта.  Поглаживая шелковистую голову, я успокаиваю её.
Окружающая обстановка наталкивает меня на воспоминания. Я представляю себя на утиной охоте, в сумерках сидящим в скрадке на берегу поросшего  камышом озера, в ожидании появления на фоне неба силуэта налетающей утки. Во мне пробуждается даже какое-то подобие охотничьего азарта, когда с шумом в воздух поднимается с середины пруда большая стая уток. Начинается вечерняя утиная зорька!
Покружив над прудом, стая разбивается на небольшие группы, одни из которых улетают на дальние места ночной кормёжки, другие, сделав несколько кругов над парковыми прудами, выберут себе подходящее место поблизости. Вот эти утренние и вечерние перелёты уток к местам днёвок и ночёвок охотники и называют утиными зорьками. Зорьки – лучшее время утиной охоты. Укрывшись в специально оборудованных скрадках, либо используя естественные природные укрытия, посадив перед собой на воду для приманки резиновых подсадных, охотники ожидают приблизившихся на расстояние верного выстрела летающих уток, и стреляют  по ним обычно влёт. Вечерняя зорька продолжается до полной темноты, утренняя – с рассвета часов до девяти. Днём утки почти не летают. Утиная охота азартна, требует знания повадок дичи, умелого выбора места засидки, хорошей маскировки и, конечно, искусной стрельбы по движущейся, скоростной, маневрирующей цели.
Я уже почти совсем оставил занятие охотой. Во-первых, моё время пылких страстей безвозвратно ушло в прошлое; во-вторых, дичи в природе осталось так мало, что считаю  большим грехом уничтожать последнюю! Буквально на моих глазах исчезло большое количество видов охотничьих животных и птиц! Да и не только охотничьи.  Даже певчие птицы  стали в наших краях большой редкостью! Боюсь, что в недалёком будущем люди смогут обыкновенного зайца или чижа увидеть только на картинке, как мы сегодня рассматриваем динозавра! Надо сказать, что и в добрые старые времена, будучи с детства заядлым охотником, я получал удовольствие не от количества и веса добытой дичи или вкуса  приготовленного из неё блюда, а от её поиска, выслеживания, наблюдения за повадками, красивого выстрела, остановившего бегущую или летящую, трудно доступную цель, то есть - от самого процесса охоты!  И чем с большими трудностями доставался охотничий трофей, тем ценнее он  для меня был.
"А что, если сегодня, - думаю я, - здесь, в городском парке, рядом со знаменитым парковым павильоном попробовать восстановить в памяти охоту на утиной зорьке и чувства, которые испытывал когда-то?! Вспомнить, как замирало и трепетало сердце в ожидании наступления момента выстрела по налетающей птице. Ощущение торжества победы. Долго не покидающие тебя возбуждение и удовлетворённость, смешанные с усталостью от нервного перенапряжения после завершения охоты. Конечно, мои ощущения будут существенно менее ярки, чем в реальности, зато эта моя "охота" никому не причинит никакого вреда!" 
Стрельба влёт – важный элемент охоты по птице - большое искусство и требует определённого навыка, выдержки, умения владеть своими чувствами. Настоящий охотник-любитель, в отличие от промысловика-заготовителя, испытывает целую гамму чувств, возбуждающих, мешающих меткому выстрелу и одновременно так украшающих его жизнь!
Чу! Где-то справа зашуршали крылья летящей утки. Звук приближается. Сердце моё затрепетало, кажется, оно вот-вот выскочит из груди, резко повысился  пульс! Дыхание стало поверхностным и прерывистым. Время остановилось. Я весь напрягся, ища глазами не видимую ещё цель. Вот она, наконец, показалась на фоне западного более светлого участка неба. Ничего, не опасаясь, утка летит над водой мимо меня на расстоянии хорошего выстрела.  Я мысленно вскидываю к плечу ружьё вместе с линией прицеливания в направление цели.  Утка за это время успевает  переместиться вперёд.  Двигая линию прицеливания по траектории её полёта, догоняю цель и, несколько опередив, не останавливая линии прицеливания, плавно нажимаю на спуск.  Грохот выстрела, разорвавший вечернюю тишину, всплеск упавшей на воду утки, поднятый ею фонтан брызг,  тело птицы с распростёртыми крыльями и опущенной в воду головой,  как и весь процесс стрельбы, ярко дорисовывает моё воображение.
При моём способе стрельбы упреждение мало зависит от скорости цели. Чем больше скорость, тем быстрее приходится двигать линию прицеливания, догоняя её стволами ружья. Вспомнилось, как давным-давно я заучивал наизусть таблицу величин необходимых упреждений при стрельбе по разным видам дичи, пока на круглом стенде мне ни объяснил тренер, что этого вовсе и не нужно делать.
Следующая утка налетает из темноты прямо на меня – "в штык", как говорят охотники. Я увидел её уже почти над своей головой. Сложный случай. "Стреляю", применяя тот же метод, и она "падает" мне под ноги.  Знаменитый  "королевский" выстрел!
 "Вот видишь, - говорю я Гере, - оказывается можно  охотиться и таким образом, прямо в городе! Пусть наши утки живут, размножаются и радуют людей, украшая парк и доверчиво принимая корм из их рук! Близкое общение с братьями нашими меньшими делает человека духовно богаче, добрее, облагораживает его!"  Она, как будто понимая меня, одобрительно виляет хвостом.
Посидев ещё с полчаса и вдоволь "настрелявшись", я поднимаюсь и вполне довольный нынешним вечером, иду домой. Активный  лёт утки  продолжается. Гера, подняв свой красивый хвост-перо и всем своим видом тоже выражая полное удовлетворение, бежит чуть впереди. Я вспоминаю памятные былые охоты в Прибалхашье, ночёвки в густых камышовых зарослях у костра, обилие дичи, богатые трофеи, удачные выстрелы и своих друзей-охотников тех лет.






ПТИЦЕЛОВЫ

Открываю глаза – в комнате уже светло, родители на работе. Почти десять часов. Проспал! Ведь просил же маму, уходя, поставить будильник на восемь! Опять  Борька будет возмущаться, и дразнить "засоней"! Вскакиваю с постели, спешно одеваюсь; не умываясь, достаю из-под одеяла родительской кровати кастрюлю с горячей картошкой, вкусно пахнущую подсолнечным маслом, хлеб из ящика стола, вилку и, давясь, проглатываю несколько картофелин. Проталкиваю застревающую в горле картошку ещё тёплой кипячёной водой из носика чайника и, схватив пальто и шапку, вылетаю на лестничную площадку. В дверях вспоминаю, что надо сохранить картошку горячей до обеда.  По опыту  знаю, что перед школой греть её на керосинке  у меня не будет времени.  Возвращаюсь в комнату и прячу кастрюлю обратно под одеяло. Туда же отправляется закопчённый, завёрнутый в газету чайник. Вот теперь я свободен до часа дня! Прыгая через целые лестничные пролёты, мчусь с четвёртого этажа на первый. Там меня давно ждёт Борька.
"Борька рыжий" или просто "Рыжий" (волосы у него имеют цвет красной меди) – мой хороший приятель. У нас общее увлечение природой: певчими птицами, голубями, рыбалкой и охотой. Он на два года старше меня, а учится на два класса  ниже.   Один год он пропустил из-за войны, второй - из-за себя. Он закоренелый двоечник и второгодник, как говорят учителя.  Его мама, Мария Александровна, устав увещевать и махнув на него рукой, зовёт его "Балбесом", а меня ставит в пример, хотя я тоже далеко не отличник. "Помнишь, - говорит она ему, - когда ты был маленьким, я читала тебе книжку про Власа Прогулкина? Тебя ждёт та же участь, что и его.  И с горечью произносит своим учительским  голосом: "И под забором, вроде борова,  лежит он грязен и оборван!"  Но Борьку не смущает трагическая судьба Власа. Он всегда весел,  беспечен и увлечённо занимается своими любимыми делами, совсем не заботясь о делах школьных.  Мой же папа говорит, что у "Рыжего" руки растут из нужного места и из него может получиться хороший рабочий, а рабочему человеку в нашей стране почёт и уважение! Вот и попробуй их пойми, этих взрослых!
"Рыжий", действительно,  - очень мастеровой. Летом, например, он съездил на Невский проспект в магазин "Охота и рыболовство", посмотрел там спиннинговую катушку  и смастерил из обычной катушки для ниток и консервной банки нечто подобное. Он и блёсны делает сам, и клетки для птиц у него получаются куда лучше моих! Поэтому, несмотря на неблестящие школьные успехи, он – дворовый авторитет! К нему даже взрослые ходят, когда надо починить примус или керогаз, запаять чайник или кастрюлю или наточить ножи и ножницы. Борька всё умеет, и я горжусь дружбой с ним, хотя он и двоечник! Мастерству он научился у своего отца, который вернулся с фронта больным туберкулёзом. Он был инвалидом и подрабатывал на дому: чинил любую домашнюю утварь и обувь, даже клеил из автомобильных камер калоши на валенки.  В общем, как говорили соседи: "был мастер на все руки!"  Жаль, что после войны он не долго прожил.  "Рыжий" пошёл в него! 
 Я учусь в седьмом классе, мне тринадцать с половиной лет. Школьные предметы, за исключением зоологии и географии, меня совершенно не интересуют. Куда интереснее читать книги о благородных рыцарях, смелых и добычливых охотниках и бесстрашных путешественниках, о героях Великой Отечественной и Гражданской войн. Я мечтаю стать путешественником как Пржевальский, Семёнов - Тяньшанский или Арсеньев. И стрелять научусь обязательно как Зверобой из романов Фенимора Купера. Зачем мне какая-то физика, химия, алгебра или геометрия?! Учителя считают меня довольно способным, но ужасно ленивым, а в целом, - посредственным учеником. Они  не догадываются о моих увлечениях, а я не стремлюсь изменить их мнение о себе. Ведь "тройка" – это значит "удовлетворительно",  и она меня вполне удовлетворяет! Кого не удовлетворяет, пусть зубрит на пятёрку". Это его личное дело!
Борьку не интересуют ни книги, ни "пятёрки". Он живёт без высокой мечты. Просто, как говорится в одной весёлой песне, по принципу: "Живи, пока живётся!" В библиотеку за знаниями о своих любимых книжных героях я хожу один. 
Когда, запыхавшись, я влетел в борькину совсем маленькую комнату, стены которой  увешаны клетками с распевающими на все голоса щеглами, чижами, чечётками и снегирями, Марии Александровны  дома не было, а Борька только недовольно взглянул на меня исподлобья и ничего не сказал.  Он был увлечён чем-то загадочным. Сидя у окна, всунув правое ухо в чёрную тарелку репродуктора, он тыкал железной иглой с припаянным к ней проводом в какой-то светлый камешек.
- Ты, почему не собираешься? Ведь мы договаривались сегодня до школы  идти ловить щеглов!
-   Тише! Не ори! Кажется, я слышу голоса!
-   Что это у тебя?
-   Не видишь что ли? Детекторный приёмник!
Я не знаю и в данный момент знать не хочу: что такое детекторный приёмник.  Сейчас меня интересуют только щеглы, которые  кормятся на компостной куче опытного поля ВИРа. Я живо представляю себе, как накрытые сетью они порхают под ней, пытаясь найти выход, горю нетерпением подержать в руках это чудо природы и тороплю приятеля:
- Пойдём скорее! Мне нельзя опаздывать в школу – только неделю назад Конкордия вызывала отца!
Конкордия Дмитриевна – наш классный руководитель – известна всей школе, как очень строгий учитель. Нельзя сказать, что несправедливо, но она просто безжалостна к провинившимся ученикам. Её невозможно растрогать  ни раскаянием, ни даже слезами. За всяким "преступлением" у неё непременно следует наказание. Её уважают и боятся.
Наслушавшись своих голосов, Борька, наконец, как бы нехотя вытаскивает своё красное ухо из репродуктора, бережно свёртывает провода  приёмника и, не спеша, одевается. Но я-то знаю, что делает он это напоказ. В душе он сам горит желанием поохотиться за щеглами.
Щеглы, пожалуй, самые красивые, яркие и талантливые из наших местных певчих птиц. Они не покидают нас и зимой, прекрасно переносят морозы и вьюги, лишь бы было достаточно корма. Щеглы – птицы зерноядные. Любят зёрна подсолнечника, льна, конопли; едят плоды репейника и других сорняков. Голос у них громкий, чистый и звонкий; песня – весёлая, длинная, мелодичная  и разнообразная. Как и многие певчие птицы, они способны учиться пению, подражая другим птицам, в том числе и своим более опытным сородичам. Ярким оперением, сочетающим белые, жёлтые, чёрные и красные цвета, они напоминают нарядные ёлочные игрушки. Светлый клювик, чёрные глазки и обрамляющая их тёмно-красная шапочка с наушниками - делают внешний вид этих маленьких изящных птичек ещё более привлекательным. Перед своим сольным концертом щегол, сидя на ветке дерева или на жёрдочке клетки, непременно несколько раз поклонится направо и налево, как бы приветствуя слушателей. Естественно, щеглы для нас с Борькой являются самой желанной добычей, хотя мы не брезгуем и чижами, снегирями и чечётками.
Наши ловчие снасти ещё с вечера аккуратно собраны и лежат у двери, барашек – маленькая клетка - с подсадным домашним щеглом уже завёрнут Борькой в плотную тряпку. Слышно как в нём по жёрдочкам прыгает птица. Мы разбираем всё необходимое для сегодняшней охоты и спешим к заветному месту. В этом году нам повезло – мы оба учимся во вторую смену и с утра имеем три-четыре часа свободного времени, которое без помех можем посвятить своим увлечениям.
Всё прошедшее лето мы провели на рыбалках. Рано утром на велосипедах уезжали на Ижору или на карьеры кирпичного завода. В карьерах ловили ленивых карасей, которые в жаркие дни высовывают из воды свои поросячьи мордочки и забавно смачно чмокают, глотая вкусную тину вместе с воздухом. Какое удовлетворение получаешь, попав крючком с насаженным на него червяком прямо в рот крупному жирному карасю! На Ижоре, плавно катящей свои чистые воды в Неву, мы ставили жерлицы на щук, кидали блесну с помощью самодельного спиннинга, ловили на удочку окушков и плотвичек. Тут же купались, загорали, варили на костре уху из мелкой рыбёшки, воображали себя покорителями глухой уссурийской тайги или непроходимых джунглей Амазонки. Иногда по воскресеньям к нам присоединялся мой отец. Он страстный охотник и рыбак и к тому же хороший рассказчик. Буквально с открытыми ртами  мы слушали его байки и были. Однажды он рассказал нам, как в детстве, ещё до Великой октябрьской социалистической революции, занимался ловлей и приручением певчих птиц. Как поражал и забавлял присутствующих его чиж, который спокойно исполнял свою песенку, сидя у него на ладони, и мог,  никого не опасаясь, прыгать по обеденному столу среди столовых приборов, подбирая лакомые  подсолнечные зёрнышки.
С этого рассказа, собственно, всё и началось. С помощью отца я соорудил первую клетку-самолов (хлопушку). Повесив её за окном, мы поймали любопытную большую синицу-мяснярика.  Пришлось сделать и вторую клетку для её содержания. Правда, та синица жила дома не долго – она сильно разбилась о железные прутья клетки - и её пришлось выпустить на волю. Потом отец сделал челнок и показал, как вяжутся сети. Первую сетку мы сплели совместно с Борькой. Отец помог нам сделать из этой сетки ловчую снасть. Таким образом, к осени мы оказались во всеоружии.
Минут через двадцать хорошего хода мы уже в своих охотничьих угодьях. Наша "навозная куча", как шутливо называет её папа, - это место, куда учёные полеводы ВИРа  в течение нескольких лет собирают отходы своих опытов: картофельную, морковную, свекольную ботву; солому, сорняки, выбракованные опытные зерновые растения, снопики льна, шляпки подсолнухов и т.п. Зерно и привлекает сюда множество птиц. Тут постоянно собираются стаи воробьёв, овсянок, синиц, голубей. Посещают  этот птичий базар и певчие птицы: щеглы, чижи, зеленухи, снегири, чечётки.
Сегодня начало ноября. Ночью немного подморозило, и ледок сковал мелкие лужицы. На Колонистском пруду образовался прибрежный припой. Выпал снежок и укрыл осеннюю грязь чистым белым покрывалом, на котором теперь отчётливо видны следы посетителей "кормушки".  Кроме множества птичьих хорошо видны следы мышей, ласки и горностая.
- Шевелись быстрее! – распоряжается Борька. – Ставь сеть! Я займусь укрытием!
Я выбираю ровную площадку, по середине которой из-под снега торчит ветка репейника с колючими шариками-плодами – дополнительной приманкой для щеглов. Прямоугольную сеть, довольно свободно посаженную на верёвку, аккуратно раскладываю на ней, и одну длинную сторону прямоугольника проволочными скобами плотно прижимаю к земле. К противоположным углам сети привязаны деревянные палки-рычаги. Они располагаются вдоль меньших сторон сети и их свободные концы, привязанными к ним колышками, тоже закрепляются.  Верёвочные оттяжки, других концов рычагов, расправляют всю сеть и плотно прижимают к земле. Опрокидываю рычаги в направлении закреплённой стороны снасти, собираю сеть бугорком и слегка засыпаю снегом.  К верхнему концу одного из рычагов привязываю моток шнура и, разматывая его, бегу к уже приготовленному другом укрытию из снопов старой соломы. Борька носит хворост для наших сидений.  Осталось только снять покрывало с барашка с находящимся в нём подсадным, уже привыкшим к людям,  щеглом и поставить его рядом с веткой репейника так, чтобы резкий рывок шнура из нашего укрытия приводил к накрытию сетью и барашка, и диких щеглов, когда они, привлечённые подсадным, подсядут к нему. Выполнив подготовительные работы, мы усаживаемся рядом  в укрытии и ждём.
Хмурый с утра день постепенно разгулялся. Из-за серых мрачных облаков выглянуло весёлое солнышко и напомнило о себе посетившей нас ночью зиме:   "Знай  наших! Не спеши морозить людей и землю!" Сразу стало теплее и запахло весной. И вся природа, как будто обрадовавшись этому возвращению тепла, засверкала искрами бриллиантов. Снег стал на глазах подтаивать. Оживилась наша компостная куча. Первыми откуда-то появились спугнутые нами вездесущие воробьи. Громко радостно чирикая, они обступили нашего щегла. Привлечённая воробьями из норки высунула свою хитрую мордочку ласка. Эта маленькая, но кровожадная хищница при удобном случае может схватить и зазевавшуюся птичку, а не только мышь! Вот она молнией метнулась к стайке воробьёв, но те были начеку и во время среагировали на её бросок. Пришлось снова спрятаться в норку и затаиться. На ближайших деревьях появилась стайка маленьких сереньких в ярких красных шапочках шустрых чечёток. Не умолкая, переговариваясь: "че-че-че…че-че-че" они тщательно обследуют кору в поисках укрывшихся там насекомых. Волнообразно с писком "пии-пии-пии" пролетела куда-то по своим делам стайка чижей и скрылась из вида. Пока им хватает корма в парке – полных вкусных зёрнышек шишек ольхи. На кустах сирени и рябине красными яблоками повисли пухлые красногрудые снегири. Своими мощными клювами, изредка пересвистываясь, они легко давят твёрдые семена сирени и наслаждаются сладковатыми после мороза ягодами рябины. Легко и весело в поисках личинок бегает вниз головой по толстому дереву поползень. Просунет носик в щель коры,  слизнёт очередную находку и бежит дальше. Мы с Борькой с восторгом, наслаждением  и любовью смотрим кадры этой картины живой природы, по ходу обсуждаем и делимся впечатлениями.
Вдруг наш щегол заметно заволновался: ускорил прыжки с жёрдочки на жёрдочку, стал бросаться на стенки клетки, затрепыхал крылышками, громко и пронзительно призывно "зацыкал" – он услышал голоса собратьев. А вот и сами они. Перелетая с куста на куст чёрного, невзрачного, особенно на белом фоне, репейника, увешанного колючими плодами, они кормятся – ловко достают из колючек зёрнышки-семена. Внимая страстному призыву "узника", стайка подлетает к нему и рассаживается вокруг клетки. В тот же момент, крепко держа  конец шнура, Борька  одновременно с рывком рукой падает на спину. Сетка поднимается на деревянных рычагах и накрывает птиц. Они мечутся, пытаясь найти выход из западни. Кое-кто находит не плотно прилегающие к земле места сетки и вырывается на свободу. Мы изо всех сил спешим к ловушке, к оставшимся ещё под сеткой птицам и, осторожно, прижав  сеткой к земле, поочерёдно достаём неудачников. Внимательно рассмотрев их и выпустив молодых, не распевшихся, оставляем себе по одному. Борька, по праву старшего, берёт шестерика, мне достаётся четверик – щегол с четырьмя белыми перьями в чёрном хвостике. Чем больше белых перьев, тем старше, опытнее, голосистее маленький певец! Пойманных птиц мы помещаем в специально сшитые мешочки из плотной ткани, затягивающиеся шнурками. Если их сразу посадить в клетку, они непременно разобьются о её проволочные прутья! Первые недели мы будем держать их в клетках закрытых плотными покрывалами.  Вначале они откажутся от корма, но "голод не тётка!" и уже на второй день станут клевать лакомые размятые подсолнечные зёрнышки и запивать их водой из питейки. Покрывала с клеток снимем не сразу, а постепенно, давая день ото дня всё больше  света и расширяя обзор. Недели через три птица привыкнет к людям, не станет шарахаться от них, запоёт под музыку патефона или радиорепродуктора и её голос вольётся в домашний птичий хор. Через пару месяцев щегла  уже можно выпускать из клетки, чтобы, летая по комнате, он разминал крылышки. Проголодавшись, он сам найдёт свой домик  и дверцу в него.
На окне нашей комнаты в большой коммунальной квартире уже висят пять клеток с птицами. И я имею некоторый опыт обращения с ними. К большому удовольствию моему и папы и неудовольствию мамы теперь их будет шесть!
Как ни печально, но сегодня наше свободное время кончается, нужно собирать снасть и торопиться домой. Нас ждёт школа! Я строго предупреждён: если буду плохо учиться, опаздывать на уроки или пропускать их, то все мои птицы будут выпущены на волю! А это очень суровое наказание! 




  ОСЕНЬ

Полон своеобразного очарования сентябрь – листопадник - в средней полосе России. Ночами лёгкий морозец уже может посеребрить инеем ещё зелёную траву; густые, непроглядные  туманы к рассвету нередко заполняют низины, но днём солнце ещё щедро согревает землю и воздух. Резкое колебание температуры вызывает обильный листопад. Отсюда и народное название месяца – "листопадник".
В сентябре созревают клюква, шиповник, облепиха, боярышник. Благодатная пора для многих пернатых обитателей наших лесов! В это время идёт активное расселение маленьких воздухоплавателей – паучков. Летающая липучая паутина с пассажирами вызывает естественное недовольство грибников и охотников. Однако мало кто из них знает, что паутина может приносить и пользу. В народной медицине её издревле применяли как кровоостанавливающее и антисептическое средство. Большое оживление царит в эти дни в муравейниках. Их трудолюбивые обитатели усердно прячут свои коконы – муравьиные яйца - от надвигающихся холодов. Эти неутомимые труженики тоже приносят неоценимую пользу человеку, поедая килограммы вредителей леса и их личинок. Только за одни сутки средний по величине муравейник уничтожает более двадцати тысяч врагов зелени! Можно много интересного прочитать о "разуме" муравьёв, об очень  практичной организации жизни их сообществ; о том, что они "додумались" даже до своеобразного "животноводства" – "домашнего" разведения и доения тлей!
В сентябре в северных и средних широтах нашей страны идёт массовый отлёт птиц. Стаи пернатых путешественников – косяки, клинья, треугольники, бесформенные небольшие табунки – можно увидеть в любое время суток. Высоко в поднебесье потянулись на зимовку журавли, издавая на лету такое знакомое каждому прощальное курлыканье, вызывающее в душах людей лёгкую грусть по уходящему лету. Вспомните, шутливые стихи из прекрасного советского фильма "Летят журавли": "Журавлики-кораблики плывут под небесами…" А ведь они действительно похожи на старинные вёсельные суда! Летят журавли медленно с длительными остановками на полях и болотах. Поэтому и улетают от нас рано. Оказывается, они умудряются отдыхать - спать - на лету! Для сна отдельные особи перемещаются в середину стаи и не теряют направления движения только благодаря крикам сородичей. Сон  длится всего 10 – 15 минут, но этого им вполне достаточно для восстановления сил.
Перед тем, как покинуть родные места, всем нам хорошо известные вестники весны-скворцы обычно прилетают проститься со своим домом-скворечником. Сидя рядом на веточке или на крыше домика, запрокинет головку чёрный с зелёным отливом старый, опытный певец и старательно выводит колена своей весенней песни, а его дети – серые ещё не успевшие сменить  детскую одежду на чёрный парадный фрак – внимательно слушают и учатся. Иногда можно услышать и их пока ещё неумелое пение. Может быть, таким способом отец передаёт потомкам чувство любви к Родине!? Может быть, и некоторым людям следует поучиться у него!?
В сентябре уже не увидишь в небе прекрасных летунов стрижей и ласточек, проводящих в воздухе большую часть своей жизни. Они прилетают к нам последними и улетают первыми. Согласно старинной народной примете, если до Яблочного Спаса (19 августа) ласточки улетели, то к Покрову (14 октября) будут морозы.
Ранней осенью можно подсмотреть, как ползают на коленях лесные великаны-лоси, собирая своими мягкими бархатными губами опавшие листья, ягоды и грибы; как белки нанизывают на веточки для просушки сыроежки и опята.
Верным признаком осени является появление больших синиц вблизи человеческого жилья. Они, собравшись весёлыми стайками, тщательно обследуют стены деревянных дачных домиков и деревья приусадебных участков, уничтожая в большом количестве мух и насекомых-вредителей, греющихся под ещё тёплыми солнечными лучами.
  Сентябрь - прекрасная охотничья пора. Идёт активная охота на боровую, луговую и водоплавающую дичь.
Тетерева в это время отдают предпочтение овсяным жнивьям. Не убранные с полей снопы зерновых привлекают молодых глухарят. Не брезгуют они и зрелыми ягодами клюквы и брусники. Позднее лесные петухи и куры переключаются на куда менее аппетитные листья осины, почки берёзы  и хвою. В сентябре иногда можно наблюдать осенний ток, конечно, не сравнимый по азарту с весенним, и осеннюю тягу вальдшнепов. Хотя это, вероятнее всего, просто полёты лесных длинноносых, глазастых  куликов на ночную кормёжку, не имеющие ничего общего с весенней порой всеобщей любви. Интереснее в эти дни охотиться на них не на тяге, а с легавой собакой "на высыпках" – местах скопления местных и пролётных птиц. Особо добычлива такая охота после неожиданного резкого похолодания.
К луговой дичи в наших краях относятся бекасы, дупеля, гаршнепы и коростель. К большому сожалению, все они сейчас стали большой редкостью, легавых собак охотники держат мало и этот не слишком добычливый, но увлекательнейший вид охоты пришёл в упадок. А как прекрасно из-под красивой стойки сеттера или пойнтера метким выстрелом остановить полёт пулей взлетевшего и уносящегося от вас по синусоиде бекаса! И какое же удовлетворение испытываешь  при этом, знает только охотник!
Во второй половине сентября заканчивается формирование утиных стай и, соответственно, - стрельба уток "на вылетку" и начинается период охоты из шалаша с чучелами и подсадными. Она основана на предпочтении уток садиться на места, проверенные  сородичами. Обычно охотник использует для приманки пару подсадных и пяток чучел. Конечно, чучела – резиновые или деревянные – должны выглядеть естественно, а шалаш (скрадок) - хорошо замаскирован под окружающую среду. Охота всегда добычливее на утренних и вечерних зорьках. При такой охоте возможно и использование загонщиков, в задачу которых входит выпугивание уток из крепей и поднятие стай на крыло. Для уверенной стрельбы в сумерках предельные расстояния опытные охотники обычно отмечают вешками. Наиболее доверчивыми и чаще всего подсаживающимися к чучелам являются чирки, самыми осторожными – кряквы, которые никогда с хода не садятся, а делают прежде разведывательный облёт. В шестидесятых годах прошлого века автору этих строк на такой охоте даже без подсадных только с десятком чучел в безлюдном прибалхашье приходилось добывать по несколько десятков птиц за зарю, причём стреляя только влёт! Незабываемые, сказочные были охоты!
В осенних сумерках из чащи наших северо-западных лесов можно услышать грубые стоны, переходящие в грозный рёв. Это начался гон лосей. Обычно безобидное животное в такое время становится очень опасным. Рёвом "уу – уо, уу – уо" лесной бык вызывает соперника на поединок. В бою за обладание лосихой бойцы беспощадны. При каждом столкновении их ветвистые рога лишаются своих отростков. В какой-то момент один из "рыцарей" не выдерживает и отступает. Однако покинуть поле боя ему удаётся далеко не всегда. Часто его труп находят вблизи поля боя. Лосиха, ожидающая конца схватки где-то невдалеке, уходит с места события с победителем, чтобы именно от него родить лосят, более выносливых и жизнеспособных в жестокой борьбе за существование.
В сентябре распадаются семьи у лисиц, и звери начинают менять летний наряд на зимний. Зайцы русаки  полевым дневкам предпочитают заросшие балки и овраги. Зайчата – листопадники взрослеют и становятся самостоятельными. Начинают выходить на охоту со "стариками" волчьи выводки. Под руководством учителей волчата приобщаются к взрослой жизни. В степях и полупустынях в сентябре широко практикуется старинный вид охоты на волков загоном верхом на лошадях или на автомобилях и мотоциклах. Кратковременно волк может развить большую скорость, но долго не выдерживает соревнования с лошадью или машиной и подпускает на верный выстрел картечью. Осенью волков добывают также облавой или с помощью стаи гончих собак. Волк, как и большинство зверей, под гоном ходит кругами. Правда, эти круги очень велики и могут достигать в диаметре нескольких километров. Собаки, естественно, должны быть злобными и вязкими.
23 сентября – день осеннего равноденствия – начало астрономической осени. Обманчивое "бабье лето" обычно держится до этой даты. Начинаются холода, предзимье. В конце сентября среди звёзд Млечного пути уже можно различить созвездие Лебедя. Оно как бы указывает направление пути перелётным пернатым  и поторапливает их.
Заметные перемены происходят к осени и в рыбьем царстве. Перед наступлением холодов активно жируют судаки, окуни, караси, ерши. Особенно прожорливой становится щука. Самая добычливая рыбалка бывает утром и вечером. Словами "Клёв на уду!" в старину приветствовали друг друга, русские рыбаки, желая удачливого лова. Пожелаем того же и мы современным любителям рыбалки. А охотникам – "Ни пуха, ни пера!"



О ЧЁМ ПОЮТ СКВОРЦЫ.

Весна в этом году выдалась ранняя. Уже в середине марта столбик термометра поднимался до пятнадцати градусов, что в наших северных широтах – большая редкость! Рано ожили ели в Екатерининском парке, хвоя на них приобрела нежно-зелёный оттенок, под густыми кронами появились тёмные проталины – от земли пошли соки жизни! На ивах закрасовались пушистые белые барашки. Очнулись от зимнего сна берёзы и украсили свои пока ещё чёрные тонкие ветви-прутики серёжками-бруньками. Вспомнились мне моё пионерское детство, тогдашнее обилие пернатых в моём родном Пушкине и подготовка ко Дню птиц - празднику встречи этих возвращающихся с далёкой зимовки крохотных  путешественников, настоящих патриотов своей родны. Праздник этот тогдашние школьники отмечали 18 марта. К этому дню готовили скворечники и дуплянки, проводили пионерские сборы, где кто-нибудь из нас, основательно подготовившись,  рассказывал всему отряду о скворцах, жаворонках, зябликах, ласточках и стрижах. Об их образе жизни, повадках и пользе, которую они приносят нашим лесам, полям и садам, истребляя огромное количество различных вредителей. И слушатели при этом проникались с раннего детства добрыми чувствами, любовью и нежностью к братьям нашим меньшим, друг к другу и к нашей великой Родине!
В День птиц шумными весёлыми ватагами, в сопровождении учителей или пионервожатых, мы отправлялись в парки города, где и развешивали на деревьях домики для наших пернатых друзей. И они благодарили нас звонкими трелями своих песен, обильным потомством и охраной зелени наших прекрасных парков и скверов.
Забыт, к сожалению, сегодня этот добрый весенний детский праздник! Да разве только он?!
Нашёл я подходящую доску и смастерил скворечник. В десятке метров от окон моей квартиры растёт большая развесистая берёза. Вот и решил я повесить домик так, чтобы наблюдать за его жителями из окна – детство своё вспоминать. Стою под берёзой со скворечником в руках и размышляю: как же мне его укрепить на уровне третьего этажа? Староват стал, чтобы по деревьям лазить! Проходит мимо подросток лет четырнадцати, я и обращаюсь к нему: "Залезь, пожалуйста, вон до того большого сука, и закрепи там скворечник!" Молоток и гвозди показываю. Паренёк оказался сговорчивым. Снял курточку и полез на берёзу, а я снизу подсказываю ему: куда в очередной раз ногу ставить. Добрался он до намеченного сука, прибил скворечник большими гвоздями к стволу, да так, чтобы из окна мне был виден леток, обращённый к востоку – к восходу. Певчие птицы каждый весенний день жизни празднуют, песней встречая восход солнца! Поблагодарил я паренька и подарил свою книжку о животных. "Пусть, - думаю, - почитает и приобщится к животному миру, может, добрым человеком вырастет!"  Мало сейчас люди интересуются  книгой вообще, а уж животным миром в особенности. Может, от этого и злобы в них больше стало!
Несколько дней ждал я прибытия гостей и дождался. Выхожу как-то утром на прогулку с собакой, глядь, а из летка скворечника что-то жёлтенькое  и остренькое выглядывает. Присмотрелся, да это носик гостя! Тут и весь он показался. Иссини чёрный с серым крапом, блестящим на солнце оперением – писаный красавец! Устроился на крыше домика и стал ещё больше прихорашиваться. Подруге, надо полагать, очень хочет понравиться. Грудку пощипал, крылышки, распуская пёрышки, почистил, потянулся – расправил косточки лапок и крылышек. Подготовился к концерту и, наконец, повернувшись к солнышку, запел. Пел профессионально, вдохновенно. "Старый опытный певец! – думаю. – Ишь как ладно выводит коленца и синицам подражает, и зяблику, и даже соловью!" В его песне звучали и бесконечная радость бытия, и осознание смысла своей жизни, и пламя любовной страсти, и жажда семейного счастья, и нежная любовь к будущему потомству, и готовность защищать всё это, и благодарственная молитва своему Богу – весеннему солнцу, дающему ему всё это! Пропел мой певец несколько песен, сообщил собратьям о том, что домик занят и улетел подругу приглашать да и покормиться, видно, время пришло.
С того дня стал он частенько наведываться к моей берёзе. Сядет на крышу скворечника или рядом на веточку и заливается. Клювик широко раскроет, клокочущее горлышко раздует и крылышками полураспущенными  трепещет. Это от любовной страсти, от радости жизни!
Просыпаюсь теперь утром, открываю глаза и сразу ищу своего певучего "меньшого брата". А он, как бы зная, что за ним наблюдают, вовсю старается. Далеко разносятся его посвистывание и пощёлкивание. Зачарованная пением и подруга вскоре нашлась, сама прилетела. Заглянула в предлагаемое жилище и осталась сидеть на соседней веточке. Не улетела! Стали они вместе гнездо строить и утеплять домик для будущих деток, сухие травинки таскать, листочки прошлогодние, веточки мелкие. Поработают с утра, и кормиться улетают в поле или в парк. А к вечерней заре обязательно возвращаются. Усядутся рядышком на веточку и ухаживают друг за другом и целуются даже. Совсем как молодые люди. Приятно мне наблюдать за ладной счастливой жизнью этой супружеской пары! Уж так скворец заливается трелями и красуется перед супругой - людям бы стоило поучиться! Тогда б и демографической проблемы у нас в России не было!
Между тем незаметно совсем потеплело. Бруньки - серёжки на моей берёзе стали расти не по дням, а по часам. Под их тяжестью тонкие берёзовые веточки согнулись и повисли. Теперь старая белая берёза стала походить на струю фонтана, бьющего из земли, и рассыпающуюся в верхней своей точке на множество мельчайших струек. И однажды после ночного дождя эти струйки разом зазеленели – покрылись совсем маленькими, с копеечную монету, нежными изумрудными листочками. Весна окончательно вступила в свои права! А мой скворец всё пел свои замечательные песни, услаждая слух сидящей на гнезде супруги. Большого вам птичьего счастья, мои маленькие друзья!
 

НА  ТЯГЕ
Невдалеке от нашей умирающей  псковской деревеньки протекает обычный для здешних мест спокойный лесной ручей, из-за своей тёмной, болотной  воды называемый местными жителями чёрным. Поплутав в лесных дебрях, вблизи деревни он появляется на свет божий среди поросшего осокой и тростником заброшенного людьми заливного луга. Весной ручей мощно разливается и затопляет луг, образуя по берегам мокрый кочкарник. Покрасовавшись на виду и миновав стайку молодых белых берёзок, напоминающих застывших в хороводе  девушек, в конце луга он снова ныряет в невысокий влажный ольховый лес, перед тем как скрыться, образовав  небольшой чистый плёсик. На берегу плёсика разросся густой ивовый куст. С одной стороны по руслу ручья куст прикрывают берёзы, с другой – ольшаник.  Неширокий длинный луг окаймляет  мрачный  хвойный  лес.
Типичная картина псковщины не может не радовать глаз  человека влюблённого в русскую природу!
Скрытные, лесные кулики-долгоносики в поисках самочек, на апрельских зорях летают обычно над мелколесьем, вдоль опушек леса, просек, ручьёв. Их весенний брачный полёт по определённым маршрутам охотники и называют тягой.
Моё излюбленное место на весенней тяге – ивовый куст на берегу плёсика. Вальдшнепы здесь тянут вдоль ручья. Появляясь из-за вершин деревьев, они плавно проплывают над моей засидкой, предоставляя мне возможность для прицельного выстрела. На утренней и вечерней зорьках вдоль этого лесного ручья совершают свой разминочный моцион  и гнездящиеся поблизости утки. Бывая здесь весной, я как бы ловлю сразу двух зайцев: присутствую одновременно и на вальдшнепиной тяге и на утиной зорьке! 
В середине ивового куста я  вытаптываю небольшую площадку, обламываю разросшиеся за год ветви и получается отличное укрытие. С запада меня дополнительно прикрывают берёзовый, с востока – ольховый лесок.
Сюда я прихожу апрельскими вечерами уже много лет. Прихожу пораньше, часов в семь-восемь, чтобы подготовить скрадок и до начала тяги послушать весенний лес, насладиться сказочной прелестью родной русской  природы.  Активный полёт вальдшнепов начинается около девяти часов местного времени. Сегодня, приехав из города после продолжительного зимнего отсутствия, я снова здесь. Обновляю и занимаю свой скрадок, заряжаю ружьё, и весь обращаюсь в зрение и слух - сливаюсь с природой,  ощущаю себя её частицей.
Весенний лес полон птичьего гомона. Вот свою звонкую красивую песенку пропел красногрудый зяблик, незатейливую, более тихую и нежную исполнила невзрачная овсянка; откуда-то слева слышится чистый, громкий, сочный голос чёрно-жёлтой иволги, очень напоминающий свист человека;  обсуждая свои птичьи проблемы,  тарахтят большие серые дрозды-рябинники; кукует всем известная пророчица-кукушка, на разные голоса попискивают большие  синицы и хохлатые лазоревки.  Я весь растворяюсь в этих звуках, чувствую себя перенёсшимся в далёкую юность.
Постепенно лес затихает, птичий концерт заканчивается. Как занавес на землю медленно опускаются сумерки.  К девяти часам постепенно смолкают зяблики, где-то невдалеке, повозившись в ветвях и устроившись на ночлег, затихает большой серый дрозд, затем и зорянка прощается с уходящим днём, воздаёт ему последнюю на сегодня хвалу.
Солнце медленно, торжественно опускается за верхушки деревьев. К ночёвке готовятся нежные подснежники. Они сворачивают свои цветочки-звёздочки, опускают головки и становятся похожими на поникшие белые колокольчики. В полумраке слышны только громкие голоса певчих дроздов и иволги. Они завершают дневной лесной концерт - замолкают последними.
Теперь в наступившей тишине легче улавливается голос приближающегося  вальдшнепа. В ожидании сердце моё постепенно возбуждается, начинает биться быстрее, просыпается дремлющая во мне многие десятилетия охотничья страсть, предчувствие наступления момента истины. В полёте вальдшнеп  издаёт характерное: «хорр, хорр, хорр...  …цик!» Хорканье лесного кулика очень напоминает голос лягушки недавно очнувшейся от зимнего сна, но когда раздаётся специфическое пронзительное «цик!» – сердце охотника вначале замирает, а затем начинает бешено биться, дыхание становится прерывистым и частым, руки крепче сжимают холодное  ложе ружья. Он весь отдаётся первобытной охотничьей страсти. А вот, наконец, появляется и  сам виновник торжества.  Его силуэт, приближаясь, замелькал среди деревьев.
 В темнеющем небе вальдшнеп напоминает большую ночную бабочку. У него короткие тупые треугольные крылья и плавные замедленные движения. Он как бы плывёт в прохладном густом вечернем воздухе. Когда он поворачивается в профиль, становится хорошо различима его шея, увенчанная головкой с непомерно длинным клювом, который отчётливо виден на фоне вечернего неба.  Облетая раз за разом свой маршрут, лесной кулик ищет самочку, сидящую на земле,  и призывным криком старается обратить на себя её внимание. Если он понравится самочке, она свечой поднимается вверх, присоединяется к нему, и дальше они продолжают полёт рядом, радуясь торжеству любви, и как шаловливые дети, играя и резвясь в воздухе. Когда вальдшнепы летят парой, хороший охотник не стреляет, опасаясь поразить самочку. Ведь они не различимы с самцом.
Я вообще не спешу поднимать ружьё. Ведь я пришёл послушать лес, увидеть весеннее пробуждение жизни, полюбоваться впечатляющим брачным полётом ночной птицы на фоне весеннего неба, получить заряд бодрости, весеннего подъёма духа и надежды на что-то светлое, необычное впереди. Весной, независимо от возраста все мы живём какой-то надеждой, ожиданием чего-то ещё неизведанного, прекрасного.   
Послышался приглушённый всплеск позади. Это низко летящая утка, не заметив меня, села на плёсик. Сквозь ветви куста я хорошо вижу её, плывущую среди редкой прошлогодней осоки и на ходу прихорашивающуюся. Это кряква. Замерев, я долго любуюсь ей. В дикой природе кряквы совсем не такие, как ныне живущие в городских реках и парковых прудах. Те уже не настоящие, не дикие. Они утратили свою первобытность, инстинкт самосохранения, а потому и свою природную, настоящую прелесть. Я и не думаю стрелять. Во-первых, это утка. Я не могу помешать ей выполнить своё главное предназначение: оставить потомство на нашей грешной Земле и таким образом продолжить свою утиную родословную. Во-вторых, стрелять по сидячей утке я  считаю ниже своего человеческого и охотничьего достоинства. Невелика заслуга: попасть дробью в неподвижную мишень, да ещё на расстоянии верного выстрела. Посидев минут десять, утка вдруг насторожилась, вытянула шею и, почуяв что-то неладное, с тревожным кряканьем улетает. Я провожаю её  добрыми пожеланиями, пока она не скрывается за лесом.
Неожиданно на противоположном конце плёсика затикала речная крачка. Я и не заметил, как она прилетела. Этот маленький чёрно-белый куличок тоже не является объектом моей охоты, но я с интересом наблюдаю, как он что-то добывает своим длинным клювом в прибрежной грязи.
А вот проявила себя живущая в ручье водяная крыса. Она издаёт звуки похожие на негромкое, прерывистое гудение детской дудочки. Самою обладательницу  дудочки я так и не увидел. Осторожна!
Вся живая природа весной активизируется, спешит выполнить свою основную функцию на Земле – оставить после себя потомство. Во всём чувствуется любовь, полнота и насыщенность жизни. Должно быть,  и человек, как часть живой природы, весной чувствует себя обновлённым, помолодевшим, способным на многое; ощущает общий душевный подъём. И чем ближе он к природе, тем сильнее его ощущения. Возможно, именно чувство долга перед природой, перед Богом и вдохновляет  весной всё живое?!
Я давно заметил, что большинство охотников в душе хотя бы чуточку поэты, романтики. Они умиляются восходом и закатом солнца, первым шелестом утреннего ветерка, пением птиц, птенцами в найденном гнезде, каплей росы на листке ландыша и обычно не бывают в восторге от гастрономических свойств добываемой на охоте дичи. Они редко употребляют глагол «убивать», заменяя его глаголом «добывать». Настоящие охотники глубже чувствуют окружающий мир, богаче душой, чем противники этого занятия – лицемерные борцы за сохранение фауны, которые в жизни очень часто бывают грубыми материалистами, при случае с большим удовольствием поглощающими жаркое из рябчика, фазана или оленя, забывая при этом о происхождении деликатеса.
Вечер сегодня выдался тихий и по-летнему тёплый. Почти полное безветрие. Надо мной, предвещая и завтра хороший день, вьётся плотная стайка комаров-толкунчиков. Мимо часто с гудением пролетают, как тяжёлые бомбовозы, неугомонные майские жуки. Густо пахнет влажной землёй и прелыми прошлогодними листьями. Я с наслаждением полной грудью вдыхаю эти весенние запахи родной земли.
Вальдшнепы появляются в поле моего зрения, но довольно редко и сравнительно далеко от моего куста, вне зоны хорошего выстрела. Не желая делать подранков, я пропускаю их с миром.   
А вот этот, наконец, летит прямо на меня. Из-за мешающих ему берёз он не видит опасности. Замираю. Кажется, на весь лес раздаётся стук моего сердца. Вот птица уже почти надо мной. Вскидываю ружьё. Испуганная птица шарахается вправо. Я догоняю её стволами, немного перегоняю и нажимаю на спуск. Нарушая торжественную вечернюю тишину, грохочет выстрел, и вальдшнеп комом падает на сухое место. Перезарядив ружьё, я подхожу и поднимаю битую птицу. Теперь это уже не красивая, большая, тёмно-бурая с чёрным крапом ночная бабочка, а просто фрагмент охотничьего натюрморта или украшение праздничного первомайского стола. И становится немного грустно и жаль: и прерванный полёт и загубленную красоту, и прерванную жизнь.
Переполненный пережитым и прочувствованным,  с пробуждёнными душевными чувствами направляюсь в деревню. Я твёрдо знаю: охотничья страсть, длящаяся более полувека, не оставит меня и непременно приведёт сюда снова.
Становится совсем темно и прохладно. Я иду тёмным лесом, и меня сопровождает токующий в небе бекас – небесный барашек. Он как бы прощается со мной до следующей весны.      



НА ТЕТЕРЕВИНОМ ТОКУ

Наступил долгожданный апрель. Солнечные лучи всё чаще стали пробивать низкую серую облачность и заглядывать на блеклую ленинградскую землю, не изменилось ли там что-либо в очередной раз.
Днём зазвенела капель с крыш. Вдоль тротуаров побежали ручейки, и мальчишки уже пускают в них свои бумажные кораблики. Ребята постарше начали собираться в тёмных уголках дворов и  играют там, вдали от взрослых, в «Чику» и в «Пристенок». На подсохших тротуарах жизнерадостные девчонки прыгают через верёвочку. Или, начертив мелом свои классики, увлечённо скачут по ним на одной ножке.
Радуясь тому, что благополучно пережили зиму, повеселели и громко зачирикали воробьи. В городских парках синицы запели свою особую весеннюю песню. Набух и посинел лёд на каналах и прудах. Начали пробуждаться от зимней дрёмы ели. Земля под ними оттаяла, а хвоя приобрела более свежий, нежный оттенок. На солнцепёке проснулись почки на ветвях сирени. Кожица на них полопалась, и стали видны зелёные, ещё свёрнутые в трубочку листочки.
Кровь забурлила в жилах охотников. Она требовательно зовёт их на природу: на ток, на тягу, на утиную зорьку!
Ещё осенью мы - группа ленинградских пятнадцати - шестнадцатилетних мальчишек,  больших любителей природы и приключений, уже имеющих некоторый опыт охоты -  договорились с нашим славным дядей Яшей, гостеприимным хозяином и мудрым наставником, служащим лесником в новгородской глубинке, о весенней охоте. Он обещал нам подыскать не разбитый тетеревиный ток, сохранить его втайне от местных охотников и оборудовать засидками к нашему приезду в первых числах апреля. Он был хозяином своего слова,  и мы верили в его  обещания. Всю зиму мы с нетерпением ожидали весеннего оживления природы и связанных с этим охотничьих переживаний! Сколько раз мы мечтали о такой желанной, известной только по книгам, охоте на тетеревином толку!
Новгородчина в тот раз встретила двух юных охотников весенним теплом, ярким солнцем и ещё более буйной весной. На открытых местах снег почти весь сошёл. По колхозным полям важно расхаживали вернувшиеся на родину иссиня чёрные белоносые грачи, как бы проверяя сохранность своих владений. На опушках во всю мощь своих маленьких лёгких заливались овсянки и  наши местные «кенары» -зеленухи. Звонко пели на берёзах миниатюрные зелёные чижи. Но чёрном, колючем репейнике щеглы красовались своей яркой неподражаемой одеждой. Начиная очередную песню, нарядный: в красной шапочке и коричневом передничке, с изящным хвостиком-вилочкой, жёлтыми, чёрными и белыми пёрышками в крылышках, самец-щегол непременно несколько раз  поворачивался из стороны в сторону, как бы кланяясь и привлекая к себе внимание слушателей – почитателей его певческого таланта. На этого певца раздольных русских рощ и полей невозможно было не заглядеться! Если же хорошо прислушаться, можно было уловить весеннюю песню снегиря, более похожую на скрип не смазанных колёс телеги. Не многим доводилось слышать весеннюю, очень тихую и не выразительную песню снегиря! Природа позаботилась о его ярком красно-пепельном оперении, но не дала ему красивого голоса. Над ещё не вспаханными полями с не слишком приятными криками носились хохлатые чёрно-белые чибисы и  висели жаворонки-официальные вестники весны, с глубокой древности, особо почитаемые русскими людьми, оглашая окрестности музыкой весны. Уже вскрылись и разлились лесные ручьи, и совершенно раскисли просёлочные дороги. Но в «бочке мёда» эта «ложка дёгтя» была мало заметна!
Хозяева скромного деревенского дома дядя Яша, тётя Маруся и две маленькие сестрёнки встретили нас как всегда очень радушно. Мы передали родителям письменное послание от их сына Кольки – нашего хорошего приятеля, уехавшего из родительского дома в большой город в поисках счастья  -  и ответили на множество касающихся его вопросов. Поговорили о прошедшей зиме, о городских и деревенских новостях. Мы не раз бывали в этой деревне и многих её жителей знали. Перекусив и отдохнув, вечером решили сходить на тягу.
Дядя Яша, да и другие местные охотники, на тягу не ходили и «долгоносиков» не считали достойной добычей: затраты велики, а результат ничтожен. Они дорожили патронами. Мы же с Алькой рассуждали иначе. Для нас постоять в мелколесье до самой темноты, проводить зарю, послушать весенний лес, понаблюдать за его обитателями, сделать несколько выстрелов по стремительно летящей птице, да если ещё и удачных, - было огромным, ни с чем не сравнимым удовольствием!
Хозяин, снисходительно улыбаясь нашей незрелости,  сказал, что «долгоносики» хорошо летают прямо над домами и сразу за деревней, ходить далеко и месить дорожную грязь не надо! Мы собрались и пошли.
Сразу за околицей начиналась разбитая тракторами просёлочная дорога. Её окружал молодой смешанный лесок, растущий по берегам ручья. Место сырое, низкое. По обеим сторонам ручья тянулись колхозные поля. Через полкилометра начинался большой смешанный лес. По всему можно было ожидать, что над ручьём должны действительно хорошо летать вальдшнепы. К тому же у нас не было основания не доверять словам опытного охотника. Мы отошли по дороге от деревни с километр, нашли место, где лес сужался до полутора сотен метров и решили здесь, встав по разные стороны ручья, подождать вальдшнепов. Вдвоём мы, по сути, перегородили предполагаемый маршрут их полёта. Разошлись и в ожидании тяги, с наслаждением стали слушать неповторимую музыку весеннего русского леса.
Было около девяти часов вечера. Солнце опустилось за верхушки деревьев. В лесу сильно пахло оттаявшей землёй, прелыми листьями и вешней водой. Ветер совершенно разогнал появившиеся к вечеру облака и очистил небо. Ночью следовало ожидать заморозка. «Не жарко нам будет сидеть в шалашке завтра на току, - подумал я. - Да и вальдшнепы в холодную и ветреную погоду летят быстро и высоко. Не в самое удачное время мы приехали сюда!»
Постепенно лес затихал. Смолкли голоса певчих птиц. Последними угомонились дрозды. Морозная ночь даже им не внушала оптимизма. Только ветер шумел да раскачивал верхушки деревьев.
Хорканья первого пролетающего вальдшнепа заблаговременно я не услышал. Когда же он циркнул надо мной, я поднял голову и сразу увидел его. Он летел на большой высоте, подгоняемый ветром, деловито, даже не похоже, что на любовное свидание. Я выстрелил дважды, мало надеясь на успех. Птица была явно вне зоны уверенной стрельбы и уверенно продолжила свой полёт. Через некоторое время прогремел выстрел с другого берега ручья. По-видимому, тот же вальдшнеп развернулся и летел прежним маршрутом обратно.  Алька тоже отдуплетился безрезультатно.
Второго вальдшнепа я увидел заранее. Он летел на большой высоте между нами. Мы дружно отстрелялись по нему дуплетами, и опять оба неудачно. Следующего я пытался подманить поближе, подбросив свою шапку. В какой-то охотничьей книге я вычитал, что вальдшнеп может принять шапку за взлетающую самку повернуть ей навстречу.  Но мой почему-то никак не отреагировал. Постояв до темноты, когда не стало видно мушки ружья,  и, не сбив ни одной птицы, огорчённые неудачей вернулись в деревню. «Первый блин», - согласно пословице, оказался «комом». Дядя Яша встретил нас вопросом: по кому это мы открыли такую канонаду? А, услышав наш рассказ о тяге, только рассмеялся. Наши городские причуды были ему непонятны. Ведь он предупреждал, что охотиться на «долгоносиков» не имеет смысла! «Ложитесь лучше поспать», - посоветовал он с видом провидца, - «скоро уже нужно идти на ток!»
Мне показалось, что я только  положил голову на подушку, когда дядя Яша толкнул: «Вставайте, робята, пора!» Мы вышли из дома часа в три ночи. На небе ярко светила полная луна, обливая всё вокруг  синим мертвенным светом.
Цвет лунного света меняется от серого до синего и даже до фиолетового. Особенно это заметно зимой на снегу. Он как бы символизирует вечный покой – смерть. Недаром эти цвета называют холодными, в отличие от цветов солнца: золотого, красного, розового – тёплых цветов. К тому же все неблаговидные дела в животном и человеческом мире свершаются именно ночью, при мертвенном свете луны. В животном мире ночью чаще всего убивают свою жертву хищники. Да и человек совершает большинство  преступлений перед своим собратом не днём! Видимо, это заметили и поняли люди ещё в глубокой древности. Богом язычники чаще считали солнце, а не луну!
Мороз припудрил инеем прошлогоднюю траву, и теперь она ощетинилась ледяными иголочками, которые под луной искрились,  синим призрачным светом.
Было тихо и холодно, не меньше десяти градусов. За ночь приумолкли даже вешние ручьи. Под ногами хрустел в замёрзших лужицах лёд. Дышалось легко и свободно. Мы бодро шагали по лесной дороге пока ни подошли к болоту. Моховое болото, через которое лежал наш дальнейший путь, наполовину оттаявшее днём, сейчас подмёрзло. Вода покрылась непрочным льдом. Ноги с хрустом проваливались в ямы между кочками и с трудом вытаскивались из них. В темноте прыгать по кочкам оказалось тоже невозможным. Я почувствовал, что взмок уже на первом километре пути. Наш проводник предвидел это и вышел из дома с большим запасом времени. Преодолев очередной участок, мы немного отдыхали, сидя на пригнутой к земле небольшой хилой сосенке, затем двигались дальше. По дороге дядя Яша наставлял нас.
Он объяснил, что сидеть на току нужно тихо. Ни переговариваться, ни кашлять, ни курить нельзя. Что в первого прилетевшего черныша опытные охотники никогда не стреляют. Это – токовик – организатор любовного игрища тетеревов. Если его убить, то ток разлетится. Что по краям тока будут собираться тетёры. Они будут наблюдать за бойцами, и подбадривать их, а, определив избранника, улетать за ним. Их тоже не бьют. Что темнота очень обманчива при определении расстояния до цели. Поэтому опытные охотники всегда ставят на току вешки – ориентиры: втыкают в землю хорошо заметные в темноте ветки. Если косач находится за вешкой, то лучше по нему не стрелять: возможны промах или подранок. Что битого тетерева подбирать не следует до самого конца игрища, пока ток ни опустеет. Иначе распугаешь весь ток. Азартные птицы через некоторое время после выстрела успокоятся и продолжат поединки. Что подранка следует постараться добить, не показываясь из укрытия. В противном случае он может убежать или своим поведением распугать ток.  Обо всех этих премудростях мы уже читали в литературе, но на практике на тетеревиный ток шли впервые.
Наконец, добрались до места. Ток был на границе мохового болота со старым смешанным лесом. На болоте, поросшем редкими небольшими сосенками, были сделаны две шалашки-скрадки для охотников. Проще говоря, на две невысокие сосенки, растущие на расстоянии в сотне метров друг от друга, были брошены вершинами вниз по несколько таких же деревьев, срубленных поблизости. Укрытия располагались восточнее токовища с тем, чтобы восходящее солнце слепило тетеревов, а не охотников. Даже в  предутренней темноте были хорошо различимы ограничительные вешки.
Высказав нам последние наставления, касающиеся того, что в направление друг друга стрелять не следует, как и по летящим птицам, объяснив дорогу в деревню и пожелав: «Ни пуха, ни пера», наш проводник пошёл дальше по своим делам лесника. Мы остались одни.
Я забрался в шалашку и устроился поудобнее на брошенных заботливой рукой на кочку, из которой росла сосна, хвойных ветках. Сидел как в мягком кресле, опершись спиной о сосну и удобно поставив ноги в ямку. Мысленно поблагодарив за комфорт дядю Яшу, закурил. Немного передохнув, по возможности осмотрелся в своём укрытии, проделал в стенках несколько бойниц для наблюдения и стрельбы, отодвинул мешающие ветки и стал ждать, положив заряженное ружьё на колени и засунув руки глубоко в карманы.
Приближался рассвет. Луна опустилась к самым верхушкам деревьев и побледнела. Поблекли мириады звёзд на небе. Мороз к рассвету, видимо, окреп. Одет я был сравнительно легко и быстро начал ощущать холод. Чтобы не замёрзнуть совсем,  оставаясь неподвижным, непрерывно напрягал мышцы всего тела, сжимал и разжимал пальцы рук и ног. Однако холод всё же давал о себе знать. Я с трудом сдерживал дрожь, особенно опасаясь, что в нужный момент она помешает мне прицельно стрелять.
Не прошло и получаса, как послышался посвист крыльев, и между нашими засидками опустился черныш. В темноте его было трудно отличить от кочки. Вначале он замер, прислушался, осмотрелся и, наконец, дал о себе знать собратьям. Он подпрыгнул, хлопая крыльями, и как бы сказал: «Чу – ффы – шшш, - я уже здесь!» Так он проделал несколько раз, призывая самых смелых соперников на поединок. В промежутках между чуфыканьем он, опустив голову, обегал небольшой круг.
Почти одновременно послышалось чуфыканье других тетеревов, незаметно подлетевших на ток, но не видимых мне. Боевые кличи постепенно приближались. Наконец, я их увидел. Петухи бежали по земле на зов первого бойца. По дороге некоторые  встречались и вступали в бой. Распустив крылья, как бы опираясь на них, опустив голову с яркими красными бровями и немного приподняв хвост, от чего становилось видно их контрастное белое, как цветок, подхвостье, они раздували шеи, чуфыкали и наскакивали друг на друга грудью. Отдельные косачи, не вступая в драку, предавались страстному, самозабвенному бормотанью.
Ток ожил. Одновременно на нём было видно до десятка красавцев, «закованных в чёрные латы  рыцарей без страха и сомнений». Их «Дамы сердца» подлетали к ристалищу из леса, рассаживались поблизости и подбадривали бойцов нежным квохтаньем: «О-хо-хо-хо, о-хо-хо-хо!» Если один из «рыцарей» отступал перед противником, то победитель некоторое время, гордо походив по полю боя, как бы красуясь собой,  взлетал и тянул к лесу, а за ним следовала  «Дама сердца», которой он приглянулся.
Я был так зачарован этой картиной, что забыл и о ружье и о холоде, от которого уже давно стучал зубами. Привёл в чувство меня выстрел из соседнего укрытия. Он был как гром среди ясного неба. Петухи насторожились, присели, готовые взлететь. Один из них неподвижно лежал. Тогда и я вспомнил о ружье. Осторожно, стараясь унять дрожь, я просунул ствол в одну из своих бойниц, прицелился в ближайшего петуха и выстрелил. Черныш упал и распустил крылья. Видимо, я поспешил. Тетерева ещё не успели успокоиться после первого выстрела. Они дружно захлопали крыльями и улетели. Стрелять влёт через ветви шалаша, нечего было и думать! Ток мгновенно опустел.
Меня охватило смешанное чувство печали и радости. Стало грустно оттого, что увлекательный «рыцарский турнир» сегодня уже наверняка не повторится. Радостно, - что почти все отважные красавцы-бойцы остались живы. Они ни сегодня, так завтра найдут своих подруг, выведут птенцов, которые и следующей весной прилетят на это самое место, чтобы украсить, обогатить человеческую жизнь!
Мы покинули свои убежища и первым делом принялись согреваться энергичными движениями. Счастливыми, обогащёнными увиденным и пережитым в это утро,  вернулись в деревню.
Закусив и выспавшись на тёплой русской печке, к вечеру  простились с гостеприимными хозяевами. Впереди у нас обоих были выпускные школьные экзамены, поступление в ВУЗы, дальнейшая учёба. Помнится, прощаясь, дядя Яша сказал: «Выучитесь, станете важными людьми, начальниками. Не забудьте тогда о моём Кольке!» Мы обещали, но, увы, не смогли выполнить обещания!
Колька не нашёл своего счастья в городе. Он погиб. Будучи настоящим русским: смелым, простым, бесхитростным парнем с хорошо развитым чувством собственного достоинства, он мог постоять за свою честь и всегда был готов к встрече с врагом лицом к лицу. Он не хотел верить в подлость и предательство и не принял законов жизни городских приблатнённых, по воле случая, попав в их среду.  Вступив с ними в схватку, он не ожидал удара ножом в спину!
Случилось так, что более мне никогда не пришлось бывать в тех местах. Однако память о той первой охоте на току и том добром, простом, настоящем русском семействе я сохранил на всю жизнь!

В  ДЕНЬ  ЮБИЛЕЯ

Интересно бы знать, что подумали обо мне вот эти  молодые люди, проходя мимо, внимательно взглянувшие на меня? Должно быть, что-то тронуло их в моём нынешнем облике: совершенно седой одинокий  неподвижно сидящий  уставившийся в одну точку старик. Возможно, я им напомнил древнюю аллегорию Зимы из серии: Весна, Лето, Осень, Зима! Может быть, мой вид вызвал у них неприятное напоминание о том, что всё в этом мире проходит, всё имеет своё начало и конец, и это расстроило их и испортило им радость сегодняшнего, солнечного весеннего дня!? А возможно, мой вид  произвёл на них такое же впечатление, как на меня когда-то давным-давно  образ состарившегося Следопыта – героя романов Ф. Купера. Кажется, это в романе "В прериях" он предстаёт перед читателем  глубоким, морщинистым и немощным стариком,  сидящим  рядом такой же старой, облезлой и беззубой собакой; и только длинный карабин в его руках позволяет узнать в нём некогда молодого, сильного, бесстрашного, справедливого друга и защитника американских индейцев. Ведь надо же, как запомнился мне этот образ, хотя Ф. Купера я не перечитывал с самого детства!
 Увы, у меня нет  длинного карабина, и ничто не напоминает людям о моей, конечно, не такой впечатляющей, но всё же довольно значимой, по крайней мере, для меня  молодости!  В те далёкие детские годы я и не думал, что в дряхлом стариковском теле сохраняется почти неизменной душа молодого человека, что она, возможно, и вообще не стареет! И уже из этого вполне допустима гипотеза о её бессмертии! Как выяснилось, наоборот, с годами душа, как вместилище мудрости, даже  расширяется, богатеет, растёт! Ведь недаром говорят именно о зрелом человеке, а не о ребёнке: "Человек большой души!" Безусловно, что-то закладывается в наши души Богом, но всем остальным: нравственными понятиями, чувствами, мыслями, знаниями, мировоззрением  мы сами наполняем её в течение всей нашей жизни! Наверное, когда-то это вместилище переполняется и от того у стариков возникает естественное желание выговориться, поделиться содержимым своей души с молодыми. Часто в наше время это совершенно незаслуженно осмеивается и называется стариковской болтливостью! А вот древние, мудрые предки наши не только не осмеивали  старческое "чудачество", но даже сформулировали Заповедь: "Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет и долголетен будеши на Земле!" Они-то хорошо понимали, что мир сложен и многообразен, а жизнь человеческая коротка, и потому необходимо использовать весь опыт предшествующих поколений! К сожалению, в наше порочное время люди забыли об этом: рушатся семейные,  родственные и национальные связи, разрывается связь поколений. Молодёжь больше надеется на технику, компьютеры, Интернет! Не понимает, что живое общение с мудрыми стариками куда продуктивнее! И недаром сказал поэт: "Пусть молодость крылата и задорна, \Пусть зрелости под силу все дела, \Но мудрых мыслей золотые зёрна \ Судьба в награду старости дала!"
Будущая же мудрость, духовный фундамент в человеке закладывается в детстве, в семье – в этой школе нравственности!
 - Что-то меня сегодня  потянуло на размышления о душе! Неужели наступила пора? – с горечью подумал Иван Петрович Сумной. - Судя по всему, да! Ведь сегодня мне исполнилось семьдесят! И я пришёл сюда, во двор, где прошло моё детство, чтобы вспомнить прожитые годы, в частности и  то благодатное время, когда всё ещё было впереди, а о подведении итогов, о душе и мыслей не было!
Помнится, впервые эта мысль у меня появилась под влиянием модного  тогда Ремарка в день моего тридцатилетия. Тот день был далеко не праздничным. На рассвете с очередным инфарктом увезли в госпиталь моего отца, мама уехала с ним. Жена, отведя в детский сад сына, отправилась на работу, а я, по случаю своего дня рождения взяв на службе отгул, сидел в одиночестве на кухне напротив начатой бутылки вина, курил и размышлял о прошедших годах жизни. С того дня прошло сорок лет. И вот я снова сижу один, но не в далёком Казахстане, а здесь - во дворе моего детства - и подвожу уже не промежуточные, а, наверное, окончательные итоги! В оставшиеся годы, если таковые и будет, мало  что изменится принципиально!
Поэтому, давай-ка, друг мой, в этот юбилейный день ещё раз перелистаем последовательно страницы прожитой жизни, останавливаясь более подробно на наиболее значимых, поворотных вехах, и прокомментируем их, по возможности исключив ложь и лицемерие, откровенно, как перед Богом на Страшном суде! Хочется объективно посмотреть на процесс наполнения своей души, на свои душевные сдвиги, на себя глазами постороннего человека!
Ему представился  длинный и извилистый жизненный путь и на нём  бесконечная цепочка плохих и хороших людей, с которыми сводила  судьба.  Значительная часть из них уже остановилась, найдя свой вечный приют. 
В последнее время Иван Петрович привык рассуждать с самим собой, смотреть на себя и оценивать как бы со стороны. Близких друзей, которые приобретаются в годы молодости и остаются обычно на всю жизнь, которым можно смело открывать все тайники  души и не ожидать подлости, у него уже не осталось. Новых же - в старости находят редко: слишком высокой становиться наша требовательность к людям. Вот и сегодня он вёл привычный  внутренний диалог  и в этом способе общения  видел даже кое-какие достоинства. Ну, например, самому себе нет никакого смысла лгать! А потому оценки лиц и событий становятся более объективными и  достоверными.
Начнём, пожалуй, с того момента, когда ты поселился в этом доме, с отрочества, с более или менее осознанного "я" – сказал он мысленно самому себе.
Итак, осень 1947года. Ну, ну вспоминай, старина, хотя и давненько это было!
 К моменту твоего вселения сюда была восстановлена разрушенная во время Великой Отечественной войны  левая половина вот этого самого дома. Дворовое мальчишеское общество уже сложилось. Мы – новенькие - должны были вписаться в него, одновременно устанавливая  свой социальный статус. При этом, конечно, были потасовки. Новосёлы объединились против старожилов.  Большим забиякой я не был, однако постоять за себя научился ещё в эвакуации на Урале.  Несмотря на то, что нам было по 12 – 15 лет, мы - дети войны - были очень воинственны! Тогда же я познал первое предательство товарища. Он убежал, бросив меня одного во время битвы с несколькими сверстниками.  Я защищался, как мог, но после удара трубой  потерял сознание и был доставлен  в поликлинику случайными  прохожими.
 Необходимость взаимной поддержки объединила новосёлов, и мы подружились. Особенно сблизился я с братьями Гармачами. Они были погодками, но учились в одном со мной классе.  В нашем доме, где жили исключительно семьи заводских рабочих, их родители составляли исключение. Они имели высшее образование, занимали важные должности и обладали персональной квартирой, что было в то время большой редкостью! В их семье было трое детей и бабушка. Именно она сыграла большую роль во всей моей дальнейшей судьбе.
Всё началось с того, что однажды, зайдя к приятелям, я увидел её сидящей рядом с радиоприёмником и слушающей незнакомую речь. Меня это поразило: я увидел первого человека, который отлично понимает не только мой родной язык! Оказалось, что эта женщина знает все европейские языки! Да и вообще, она - бывшая княгиня! Человек из сказки, из далёкого исторического прошлого! Я был поражён этой встречей. Позже я не раз вместе с её внуками слушал её необыкновенные рассказы о Чёрном и Средиземном морях, о Крыме и Кавказе, о Риме и Париже, о Берлине и Лондоне, о необыкновенных красотах этих мест и о людях, там живущих.   Людмила Владимировна видела и знала так много и так интересно рассказывала об этом, что скоро стала моим кумиром. Я слушал её, затаив дыхание, боясь пропустить хотя бы одно слово! Это был самый интересный человек изо всех, кого я знал ранее.
Очень умело и совсем не назойливо она воспитывала своих внуков, а заодно и меня, в аристократической системе ценностей. Людмила Владимировна где-то добывала редкие в те послевоенные годы романы  В. Скотта,  М. Рида,  А. Дюма,  Ф. Купера, Дж. Лондона,  Ж. Верна,  читала их вслух, а, заинтересовав слушателей, предлагала им продолжить чтение самостоятельно. Так я стал постоянным посетителем библиотек и читальных залов (многие из дефицитных книг на руки не выдавались!) По счастливой случайности чужой дворовый мальчишка из не слишком образованной рабочей семьи  стал объектом её воспитания. Я бесконечно благодарен за это судьбе и Людмиле Владимировне! Случилось так, что именно я оказался самым прилежным её воспитанником! Хорошо подобранная литература и моя любознательность дали мне возможность в раннем детстве наполнить душу высокими моральными ценностями: гуманным христианским пониманием добра и зла, справедливости и несправедливости, чести и подлости, воинской доблести, любви к ближнему, сопереживанием униженным и оскорблённым! На всю жизнь духовные ценности стали для меня предпочтительнее материальных!
О роли хорошей книги в первоначальном наполнении души человека прекрасно сказал В. Высоцкий в своей Балладе о борьбе:
Если мяса с ножа ты не ел ни куска,
Если, руки сложив, наблюдал свысока
И в борьбу не вступал с подлецом, палачом,
Значит, в жизни ты был ни при чём, ни при чём!

Если, путь, прорубая отцовским мечом,
Ты солёные слёзы на ус намотал,
Если в жарком бою испытал, что почём,
Значит, нужные книги ты в детстве читал!

Сегодня, по прошествии шестидесяти лет, я с гордостью могу без всякого бахвальства сказать, что, благодаря своей случайной воспитательнице в детстве читал именно нужные книги и  любовь к книге сохранил на всю жизнь!
Другим ценным подарком Людмилы Владимировны было пробуждение во мне чувства собственного достоинства и здорового самолюбия. Она, естественно, не считала меня равным по социальному статусу членам своей семьи. Порой это её отношение  прорывалось наружу и больно ранило меня, будило самолюбие, заставляло больше работать над собой и, таким образом, расти духовно. Через много лет, уже окончив военное училище, прослужив несколько лет в части, а затем, продолжив обучение в военной академии, при встрече с ней я вроде  бы мимоходом, невзначай, но, внутренне очень гордясь собой, сказал, что уже  имею диплом переводчика, а далее собираюсь посвятить себя научной работе.  И выполнил данное ей тогда обещание.
В те же далёкие детские годы мой отец – страстный охотник и рыболов -  приобщил меня и моих школьных друзей к природе, научил понимать и любить её, по-доброму  относиться к ней. Открыл для нас ещё одну важную сторону человеческого бытия, тем самым, обогатив наши души, наполнив их высоким чувством любви к братьям нашим меньшим, к родным лесам и полям, рекам и озёрам – в целом к русской земле, нашей Родине! Этот зародившийся тогда патриотизм я также пронёс через всю жизнь!
Та первая веха на жизненном пути достойна столь пристального внимания. Ведь именно в детстве и отрочестве закладывается духовный фундамент морали, мировоззрения, всех жизненных интересов человека.  Мой фундамент оказался надёжным,  система ценностей практически не изменилась с годами!
Вон то окно на четвёртом этаже – окно кухни нашей коммунальной квартиры, где прошли последние пять лет моей школьной жизни, и окончилось детство, да, собственно, и юность!   Из него я смотрел во двор майскими белыми ночами, готовясь к экзаменам на аттестат зрелости, а внизу - вон под теми кустами сирени, на скамейке - обнимались с девушками курсанты-моряки:  красавцы в широченных, растянутых на фанерных клиньях чёрных клёшах, с травлеными в хлорке почти до полной белизны гюйсами на синих форменках, с палашами на боку, в кокетливых мичманках. Я завидовал им и в те минуты очень хотел стать таким же.  Девчонки в их объятиях просто млели от счастья! Ещё бы:  морской офицер в те годы был голубой мечтой каждой из них! Однако судьба распорядилась иначе: через три месяца я стал курсантом-артиллеристом.
Три года военного училища! Как же они памятны! И всего-то три года. Сколько таких трёхлеток было потом?! И далеко не о каждой из них можно  вообще что-либо вспомнить! Училищный период жизни – это была Веха! Она круто повернула жизнь, поставила её на военные рельсы. Одновременно произошёл переход от школьного детства, минуя юность, сразу во взрослую жизнь! Тогдашние семнадцатилетние были зрелыми людьми! Прошло более двадцати лет, как я уволился из армии, снял погоны, но в душе я по-прежнему остаюсь офицером, и даже сны мне большей частью снятся на военные темы. Сослуживцев по армии я и сейчас помню лучше, чем людей, с которыми сводила судьба в последующие годы!  Мои училищные наставники, большинство из которых имело за плечами Великую Отечественную войну, но не имело высшего образования, обучили меня главной профессии каждого Гражданина – профессии защитника Родины! "Много важнее глубокого знания твоей будущей технической специальности должно быть  умение организовать боевые действия в обороне или в наступлении вверенного тебе, как офицеру, воинского подразделения или части!" – не раз слышал я в течение всех трёх лет. Боевые командиры -  они воспитали во мне высокое чувство ответственности за порученное дело и гордости за принадлежность к советскому офицерству – сословию, предназначенному и всегда готовому к самопожертвованию во имя Родины – Союза Советских Социалистических Республик!  Это были годы гражданского созревания. По их прошествии нам – двадцатилетним юнцам - без всякого опасения можно было доверить  (и доверялись)  важные и ответственные дела! Инфантилизм, как общественное явление, появился позже, к большому сожалению, в среде наших детей.
Внутренний монолог прервался, мысли Ивана Петровича скользнули в сторону.  Ему вспомнились:  торжественный выпуск из училища, последние наставления начальника, прибытие в  зенитно-ракетный полк,  освоение новой техники, гордость за досрочный допуск к самостоятельному боевому дежурству.  Затем были  боевые стрельбы по реальной цели (истребителю МИГ-15) на полигоне и сбитый исключительно благодаря его знанию техники и находчивости самолёт-мишень; чувство глубокой удовлетворённости хорошо проделанной работой и заслуженная благодарность командования.  В сознании замелькали картины быта военного городка, окружённого стеной леса; общежитие, лица друзей-лейтенантов, запойное чтение художественной литературы в свободное от службы время и неуёмное, постоянно его преследующее, желание учится:  жажда глубже постичь сложную картину мира и самую передовую по тем временам науку и технику управления.  Вспомнились его ежегодные  (подаваемые в течение четырёх лет)  рапорта по команде с просьбой о направлении на обучение в академию;  неприятные объяснения с начальством, связанные с необоснованными отказами (даже готовность бросить военную службу ради удовлетворения потребности в знаниях)  и, наконец, долгожданная отборочная комиссия.  Он даже вздрогнул, встрепенулся от остроты переживаемого вновь, как тогда, ощущения предельной удовлетворённости,  счастья от встречи с очередным  важным поворотным пунктом в своей судьбе.
Ему ясно представилось, как он стройный молодой взволнованный,  в сильно поношенном кителе со стоячим воротником, красными кантами по швам и серебряными погонами старшего техник-лейтенанта;  с овальным значком об окончании среднего нормального военного училища на груди - стоит перед грозной комиссией – десятком полковников-преподавателей разных академий во главе с генералом. Они сидят за длинным столом,  за их спинами – большое зеркало, в котором отражается его такая жалкая и незначительная на их фоне мальчишеская фигурка. Чуть в стороне, за отдельным столом сидит ещё один полковник – начальник управления кадров армии, он скороговоркой, поспешно читает его ещё совсем тоненькое личное дело и, не раздумывая, сразу делает вывод: поступление в академию товарища  Сумного из-за недостатка  служебного опыта  целесообразно отложить!  Но в нём, Иване Петровиче, вдруг происходит какой-то неожиданный даже для него самого взрыв эмоций, воля его напрягается и он тихо, но твёрдо и решительно возражает:
- Простите, товарищ полковник, но я прослужил уже  четыре года, вместо положенных по приказу Министра Обороны двух, положительно аттестован командованием полка, являюсь специалистом первого класса и имею полное право учиться в академии!
Головы членов комиссии поднимаются и десять пар глаз с удивлением смотрят на строптивого лейтенанта. Мои предшественники не осмеливались перечить  столь высокому  начальству.
Начинается нешуточный с пристрастием перекрёстный опрос упрямца по школьной программе. Он бойко отвечает, т. к. давно и старательно готовился к этому. Кое-что из того импровизированного экзамена, решившего его судьбу, он помнит и сегодня:
- Скажите, лейтенант, чему равен arc sin 30 градусов? – спрашивает какой-то экзаменатор.
- Товарищ полковник, Вы неправильно сформулировали вопрос!
- А как следовало бы?
- Нужно спросить: чему равен arc sin ;?  Ответ: 30 градусов.
На лицах экзаменаторов появляются довольные улыбки. Всё время опроса молчавший генерал вдруг спрашивает:
- А какой иностранный язык Вы изучали?
- Немецкий, товарищ генерал!
- Переводите!
И  произносит несколько фраз на немецком языке из биографии В.И. Ленина. Мой перевод его удовлетворяет. 
 -  Я считаю, - говорит не терпящим возражений, властным голосом генерал, что именно такие: настойчивые, знающие и любознательные офицеры и нужны Советской Армии. Поздравляю Вас, товарищ старший лейтенант! Вы зачисляетесь кандидатом для поступления в радиотехническую академию! Желаю Вам отличной учёбы и хорошей карьеры в дальнейшем!
  Как на крыльях вылетел молодой офицер из помещения, где заседала комиссия. Того ощущения счастья он не забыл и сегодня.
- Фу ты, - думает Иван Петрович, - даже сердце зачастило. Наверное, и давление повысилось?! Нужно успокоиться. А то ещё сердечный приступ получишь в день рождения! Этого ещё не хватало!   
 Некоторое время он сидит совершенно бездумно, шаря глазами по окнам с детства знакомого дома. Подходят и садятся рядом двое мужчин.
- Вы давно здесь живёте? – спрашивает Иван Петрович.
- А тебе, зачем это знать, дед?
- Видите ли, в этом дворе прошло моё детство!
- Мы тебе в сыновья годимся и живём недавно, а старожилы, которые тебя, наверное,  интересуют, давно вымерли или переехали. Вряд ли здесь кого-либо найдёшь из своих сверстников! – говорит один из мужчин, оценивающе глядя на него.
- Ну что же, - я и не особенно ожидал встретить здесь кого – либо из своего детства. Да при встрече, наверное, мы и не узнаем,  друг друга! – думает Иван Петрович.
Короткий разговор на какое-то время отвлёк его. Но вот мысли снова закружились, завертелись, заклубились  пчелиным роем. Иногда они вырывались на волю, потом снова скрывались в плотном клубке. В сознании возникали и исчезали лица, видения, обрывки разговоров тех далёких времён.
Стоп! – сказал он себе. – Ты, кажется, совершенно разучился быть последовательным. Ведь мы с тобой договорились держаться определённой канвы: основных, ключевых, поворотных вех на твоём жизненном пути, пропуская всё незначительное! Это сейчас тебе легко отличить значительное от незначительного, а тогда? – возразил его внутренний голос. Давай всё же вернёмся к весне 1961года. Нет – к декабрю 1960-го. Здесь тоже стоит очень важная веха: твоя женитьба на нежной, любящей и заботливой девушке, с которой ты живёшь  уже пятый десяток лет! Это событие способствовало наполнению твоей души глубоким пониманием  ответственности за дальнейшую судьбу этой девушки  и ваших   детей, чувством любви, нежности, заботы о  будущем потомстве, а главное всё же - ответственности за семью! Были и очень трудные в бытовом смысле времена. Особенно четырёхлетнее скитание "по углам" во время обучения в академии. Одни восемь переездов с квартиры на квартиру чего стоят! А жизнь втроём на мизерное жалование старшего лейтенанта, из которого треть приходилось отдавать за жильё?  Многое преодолел твой семейный корабль: встречались и бури, и штормы, и временные затишья, и полные штили. Важно, что  он  удержался на плаву,  и благополучно везёт тебя к последней пристани.  Хорошая семья - это тыл, без которого невозможны успешные наступательные действия. И по справедливости все твои жизненные успехи  должны быть поровну поделены с твоей женой!
Кажется, Аристотель первым препарировал человеческую душу, разделив её на части, где сосредоточены мысли, чувства и ещё что-то, не помню, что именно. Создание семьи, безусловно, способствовало наполнению чувственной части твоей души. В последнее же время наблюдается даже её переполнение: ты становишься всё более сентиментальным!
Вот теперь, дорогой юбиляр,  можно перейти и к следующему этапу:  1961 - 1966 годам.
Успешно выдержанные экзамены в академию, знакомство с новыми интересными людьми и прекрасным древним южным русским городом, а главное - увлечённая учёба, постижение не только естественнонаучных, инженерных, но и гуманитарных, философских тайн Мира. Окончательное формирование твоей личности, твоей системы ценностей: гуманной, духовной, альтруистической, патриотической! "Раньше думай о Родине, а потом о себе!" – эти слова популярной тогда песни стали  навсегда твоим жизненным лозунгом!  Слава Богу, ты не изменил ему и сегодня, во времена смуты и всеобщей разрухи в умах твоего народа!  А твоя именно в те годы возникшая любовь к прикладной математике, поклонение ей, вера в её всемогущество – разве они не повлияли на твою дальнейшую жизнь!? И  можно ли забыть о рождении в тебе в те годы уверенности во всемогуществе человеческого разума и гордости тем, что ты сам  являешься его, хоть и малой, но частицей.
Конечно, годы учёбы омрачались неудобствами и неустроенностью  быта, трудностями, связанными с рождением сына, скудностью денежного содержания и в связи с этим твоей откровенной бедностью, отсутствием возможности пользоваться плодами современной городской цивилизации.  Всё это было! Но тогда оно не представлялось таким уж важным, ибо главное было впереди. Добросовестное служение Отечеству в будущем гарантировало духовно богатую, достойную жизнь и надёжный материальный достаток! Ведь уровень материального благополучия человека определялся тогда его заслугами перед обществом. Что может быть справедливее этого?
А как не вспомнить твой рост самооценки - чувства собственного достоинства по мере овладения знаниями!? Помнишь конфликт с твоим тогдашним начальником? Он выговаривал тебе за какую-то мелкую провинность, и при этом задел твоё самолюбие:
- Может быть Вы, окончив академию, собираетесь стать профессором? – сказал он тогда. А ты  дерзко, глядя ему в глаза, ответил:
- Не только профессором, берите выше! И ведь не обманул. Хотя, конечно, тогда никак не мог предвидеть своей дальнейшей судьбы и сказал так от обиды на несправедливое обвинение, просто, чтобы надерзить. Характер у тебя, старина, всегда был "не сахар"!  Но твёрдая вера в свои возможности, трудолюбие, знания и упорство в их достижении во многих случаях выручали тебя в конфликтных ситуациях, связанных с твоей строптивостью.
Тот разговор и твою дерзость начальник не забыл и в отместку, несмотря на твою отличную учёбу, по окончании академии направил  служить "в места не столь отдалённые"! За что, впрочем, ты благодарен ему по сей день.  Волею судьбы ты оказался на самом переднем крае советской науки, где  получил прекрасную возможность для самосовершенствования и самоутверждения. Постоянное общения с научной элитой позволило тебе в кратчайшие сроки соискателем защитить диссертацию и одновременно вырасти по службе от рядового инженера до начальника большого и перспективного научно-исследовательского отдела.
Десять лет, проведенные в закрытом военном городке, спрятанном от потенциального противника в пустыне Бет-Пак-Дала, стали самым ярким и насыщенным периодом твоей жизни. Ну, а отдалённость от центров цивилизации тебя никогда не пугала. Ведь можно жить полнокровной жизнью на малонаселённом  острове и прозябать в мещанстве, мучиться от одиночества  в Москве и Ленинграде. Главным для тебя всегда была возможность самосовершенствования и интересные люди вокруг! А в том отдалённом и уединённом городке всё это было. Была возможность близкого ознакомления с жизнью элитной научной среды: военной и гражданской. Были встречи и философские беседы с крупными учёными не только на научные темы, но и о достоинствах и недостатках нашего общественного строя. Недостатки были очевидны, однако существовала  уверенность в безусловном со временем их преодолении,  прежде всего,  методами духовного совершенствования наших советских людей.  Не было, конечно,  секретом, что  специалисты, подобные нам, решающие аналогичные задачи по созданию современного оружия, скажем, в США оцениваются в денежном исчислении значительно выше нас, но в своей среде ты не слышал недовольства по этому поводу. Вы увлечённо решали сложнейшие научно-технические задачи и гордились тем, что делаете это часто лучше их. Сам процесс творческого поиска, достигнутые победы - считались достойной наградой за самоотверженный труд. Материальный достаток был, жизненно важные потребности удовлетворялись - государство заботилось об этом, а большего никто и не жаждал. Совершенно справедливо тысячу лет назад сказал Омар Хайям:
Трудись, чтоб без еды не пропадать.
А остальным и даром обладать остерегись!
Ведь ты за остальное
Рискуешь жизнь бесценную продать!
Как не вспомнить относящуюся к тем временам радость общения с природой на охотах, рыбалках и в путешествиях по родной стране!? Тогда ты познал прелесть гор Тянь-Шаня и Памира, долин Киргизии, Узбекистана и Таджикистана, бескрайних степей и полупустынь Казахстана! Разве это не обогатило тебя, твою жизнь? Не сделало её более содержательной, духовной и красивой!? Чего стоят одни охоты в Прибалхашье!? Разнообразие и обилие дичи, своеобразная красота камышовых дебрей и тугаев  устья реки Или, где ещё можно увидеть подобное? Яркие картины этих воспоминаний и сегодня так волнуют твою душу! Незабываемое, лучшее десятилетие… А что же было далее?
От длительного нахождения в одной позе спина его затекла. Напомнил о себе давний радикулит. Он встал  и, чтобы размяться, пошёл прогуляться по двору.  На скамейках, у входов в подъезды, сидели бабушки с внучатами, в основном моложе его. Окна окружающих двор домов, не моргая, смотрели на него  своими огромными глазницами, как бы удивляясь его внезапному появлению здесь через столько лет. Наверное, они помнили его мальчишкой. Вот по этой самой кольцевой дворовой дорожке когда-то каталась на велосипеде белокурая девочка с цветком в пышных волосах. Он с восхищением часто смотрел на неё из окна своей кухни, мечтая познакомиться. Но этого так и не произошло: он поступил в военное училище, и она исчезла из его жизни навсегда, но в памяти осталась ярким цветком юности. Удивительная вещь – наша память! Порой она обнажает самые незначительные события и прочно скрывает важные! В целом двор мало изменился. Вот стоит даже та самая берёза, на которую шестьдесят лет назад он повесил клетку-хлопушку для ловли синиц, а сын дворника Вовута снял её, из-за чего и произошла первая в этом дворе мальчишеская драка. Где сейчас этот Вовута? Как сложилась его жизнь?
Вон за тем слуховым окном на чердаке дома была устроена его голубятня, а вот из-за трубы на крыше появился и он сам – тринадцатилетний мальчишка с пугалом-махалом в руке.  Размахивая им и одновременно издавая разбойничий свист, он не позволяет голубям садиться. Они должны часами летать кругами над голубятней, с каждым кругом поднимаясь всё выше и выше, постепенно превращаясь в  точки в высоком и таком чистом сегодня  голубом небе, а турманы с этой огромной высоты должны падать, кувыркаясь через хвост, почти до самой земли.  Какой неописуемый восторг вызывала тогда в нём эта картина!? Кто из нынешних мальчишек понимает что-либо в голубях? То время, увы,  ушло безвозвратно!
Да, не был он ангелом этот росший с раннего детства самостоятельно    мальчишка военных и послевоенных лет! Сколько раз из-за его проделок и жалоб учителей и соседей причитала  мама: " Вот увидишь: обязательно отольются волку коровьи слёзы!" И отец не единожды поучал ремнём! Всё это было и прошло, но почему-то сейчас вспоминается с такой теплотой!
Иван Петрович обошёл круг, вернулся к своей скамейке, сел и вновь упрекнул себя за  излишние отвлечения. Дорога его жизни никак не хотела становиться прямой, проходящей через наиболее важные вехи. Она извивалась змеёй, часто уводя его далеко в сторону. Время было обеденное, солнце стояло в зените, а он ещё не просмотрел важнейшие страницы жизни, постоянно отклоняясь от намеченной линии, непозволительно долго плавая  по волнам лирики.
Какова же была следующая веха? Да, это был 1975 год! Его пригласили читать лекции в Военную командную академию. Было ему тогда тридцать семь лет, но он уже многое пережил, увидел и узнал. Было чем поделиться с будущими генералами.  Он согласился начать на новом поприще с первой страницы. И опять был тяжёлый труд. Он не мог позволить себе не соответствовать своему служебному положению, учёному званию - быть посредственностью! Он всегда был самолюбив и честолюбив. Эти качества личности он считал хорошим стимулом для самосовершенствования, важно только, чтобы они  не переросли в тщеславие.   
Его полностью захватили: масштабность задач, решаемых академией; стремление скорее влиться в новый коллектив, набраться преподавательского опыта и знаний.  Он не жалел времени и сил для овладения новой профессией и это было замечено: через три года он был аттестован на должность начальника кафедры. Он вплотную занялся докторской работой, применив в ней свои знания математики для решения педагогических задач. Работа получила одобрение корифеев педагогики. Судьба могла бы быть иной, если бы он не переоценил свои физически  возможности. На сорок первом году жизни конь его карьеры   неожиданно резко споткнулся, и он, на полном скаку вылетев из седла, со всего маха грохнувшись о землю. Заболевание было очень серьёзным. Только через год, окончательно придя в себя и достаточно поразмыслив, он решил, что лучше всё же быть живым полковником, чем мёртвым генералом и отказался от реализации честолюбивых замыслов. Пришлось пересмотреть систему жизненных ценностей и изменить образ жизни. Тогда, гуляя по парку в период реабилитации, он впервые осознал, что жизнь  - это действительно только миг между прошлым и будущим и ценнее её ничего не существует, но и посвящать всё отпущенное тебе время только заботам о её продлении тоже не разумно. Что болезнь – это тоже жизнь, только в условиях строгих ограничений. Он становился философом! Ускоренными темпами он прошёл путь от узкого специалиста, через дженералиста-системника к философским обобщениям всего познанного. Ему крупно повезло, что Бог или природа позволили пройти весь этот путь. Может быть, он обманул их и прожил дольше, чем они предполагали?! Или он слишком быстро продвигался по своему жизненному пути? Кто знает? Сегодня он уверен, что далеко не каждому человеку  выпадает счастье  пройти все три этапа. Кто-то не достигает и первого, кто-то задерживается на первом или  втором.  Его личный опыт показывает, что до философского осмысления жизни добираются совсем не многие: не более одного процента!  Правда, с точки зрения обывателя ещё неизвестно: кому повезло? В неведении легче жить: сон крепче, сердце и мозг меньше разрушаются, больше вероятность прожить  длинную жизнь! Но настоящая, стоящая ли это жизнь? Помнишь пушкинский вопрос: "Что лучше: жить триста лет, питаясь падалью или тридцать – живой кровью?" Конечно, каждый решает его по-своему. Для себя он его давно решил, выбрав второй вариант.
Как преподаватель командной  академии, он имел возможность близко познакомиться с советской военной элитой – генералитетом, и это не принесло ему радости. Он увидел  его скромные мыслительные способности,  общую образованность и культуру, безграничное угодничество перед выше стоящими и непомерную спесь по отношению к стоящим ниже на служебной лестнице, безынициативность и безмерную жажду материальных благ. Эти люди, поднявшись до генеральских должностей и званий чаще всего только благодаря своей исполнительности, услужливости и умению приспособиться к обстановке, стремились поскорее отгородиться стеной своих высоких званий и должностей от того народа, из которого сами недавно вышли.  Тогда у него зародилось сомнение: всё ли хорошо в государстве? Ведь армия – это только некая часть целого и военное чиновничество, в принципе, ничем не отличается от - гражданского! Но в те годы он считал, что каждый должен только добросовестно исполнять свои обязанности, то есть – был плохим гражданином!  Забыл мудрые слова Н.А. Некрасова о том, что:
…Гражданин –
Отечества достойный сын!
Он, как свои, на теле носит
Все раны Родины своей!
……………………………
И жалок гражданин безгласный!
К великому сожалению, не он один не понимал тогда своих гражданских обязанностей. Ещё более обидно, что большинство людей не понимают их сейчас! Именно из-за  равнодушия русских людей случились все сегодняшние беды Отечества!
Прослужив более тридцати лет, он уволился из армии по болезни на пенсию. Он гордится тем, что имеет звание полковника Советской - достойной уважения, лучшей армии вчерашнего мира. К нынешней, российской – он не имеет никакого отношения! За неё ему стыдно и обидно до слёз! Она деморализована, разоружена и, практически, как боевая структура не существует! Российский офицер утратил высокий статус защитника Отечества, раздавлен морально и материально, лишён всякого стимула к службе и превращён из гордости народа в услужливого лакея нуворишей. Среди молодёжи (не без помощи СМИ) укрепилось мнение, что служить в армию идут одни идиоты, она находит тысячи причин, чтобы избежать выполнения воинского долга, частные юридические фирмы помогают ей,  а государство не имеет ни сил,  ни желания бороться с этим злом!    Защищать русскую землю, могилы предков сегодня некому! Он плачет, когда думает об этом, а его душа обливается кровью!
После увольнения из армии он поступил на работу в научно-исследовательский институт. Его научные знания пригодились  народному хозяйству. Теперь он с увлечением занимался математическим моделированием биологических и производственных процессов. Быстро освоился в новой среде, нашёл своё место, был по достоинству оценен и стал членом научного и методического советов института. Он даже успел выпустить две научно-популярные книги. Но время коренных перемен в государстве неудержимо наступало.
С приходом к власти болтливого, неумного и безнравственного Горбачёва, а точнее, с момента объявления им политики гласности и плюрализма мнений, он почувствовал, что это не очередная партийно-номенклатурная кампания, а что-то более серьёзное. И не ошибся. Демократические нововведения с выборами администрации, хозрасчётом (даже в науке), вначале невнятно произнесённым в кремле лозунгом "Обогащайся, кто может!" -  быстро привели к краху не только его НИИ, но и всего народного хозяйства. Корабль социализма, ведомый врагами его пассажиров, на глазах терпел крушение, и он, Иван Петрович Сумной, оказался под его обломками.   Не желая участвовать в этой вакханалии, он уволился с работы, которой в сущности уже не было. Ему не были по душе ни роль господина-хозяина, ни роль лакея-слуги. Он предпочёл свободу. Появилось неограниченное время для размышлений над происходящим в стране.
Читая массу порочащих прошлое материалов никому неизвестных, бездарных не русских авторов (схожих только в ненависти к  Родине),  которые мгновенно заполнили страницы газет и журналов; слушая "разоблачения" по радио и телевидению, он понял, что процесс развала страны совсем не стихиен и не подготовлен всей её историей, а вполне управляем из единого,  очень заинтересованного в этом центра. Там сидели люди ненавидящие и боящиеся России, всего русского и желающие её скорейшего окончательного и безвозвратного разрушения. Огромные деньги, вброшенные в страну, быстро нашли своих новых хозяев в лице той же алчной и беспринципной партноменклатуры, пожелавшей увековечить свои привилегии и никогда ни во что серьёзно не верящей – чиновников от идеологии. В данном случае  их интересы совпали с интересами заокеанских глобалистов (устроителей нового мирового порядка) и их слуг в нашей стране – диссидентствующих интеллигентов-евреев.  В недавнем прошлом "коммунист до мозга костей и убеждённый атеист"  последний Генеральный секретарь ЦК КПСС Горбачёв возглавил  разработку единой мировой религии и поклялся, что целью его жизни была борьба с идеей коммунизма. И у него оказалась армия единомышленников! Как только Земля носит таких чудовищ и почему Бог допускает их в свой мир!? Иуда Искариот по сравнению с нынешними предателями – просто Ангел небесный!  Подобные мысли и эмоции стали одолевать его, не давать покоя ни днём, ни ночью. Тогда он сказал себе: "Эмоции – плохой советчик! Нужно трезво, последовательно и тщательно обдумать происходящее, выстроить свои мысли в логическую цепь!"
 Начал с самого общего: что такое власть вообще, как возможность навязывать свою волю одним человеком другому?  На чем она основана?  Размышляя над этим,  он пришёл к мысли о фундаментальной роли системы ценностей в человеческом обществе.  Затем его заинтересовала проблема элиты общества и её роли в историческом процессе, и, конкретно, - роль интеллигенции в развале СССР. Наконец, - извечный вопрос о смысле жизни.
Результатами своих размышлений он делился с друзьями. Многим они показались интересными. Кто-то предложил изложить их на бумаге для более широкого распространения и обсуждения. Идея воплотилась в его первой публицистической книге "Чувства и мысли". Книга вызвала интерес и одобрение  людей, мнением которых он дорожил. Это стимулировало его дальнейшее серьёзное занятие литературой. Второй была книга рассказов о природе и человеке на её фоне – о том, что он знал и любил с раннего детства. Эти книги он показал близкому по духу известному профессиональному литератору и получил одобрение. Оказывается,  в нём всю жизнь дремали какие-то литературные способности. Так он стал писателем. Теперь не проходило и дня, чтобы он не писал или не обдумывал своё очередное произведение. Это были рассказы, очерки, статьи. Они писались легко, по велению  сердца. Его нисколько не тревожило то обстоятельство, что книги не были коммерческими и ни каких доходов не приносили. Во времена духовно-нравственной разрухи в умах, засилья низкопробных детективов, дамских и сексуальных романов, книг магов и колдунов о способах излечения от всех болезней – людей мало интересовали проблемы  высокой морали, добра и зла, чести и подлости.   Он давно свыкся с тем, что только незначительное меньшинство в современном обществе склонно к абстрактному мышлению, большинство же живёт хлебом единым. Вот для этого меньшинства он и писал, стараясь успеть поделиться с ним своими мыслями. Нашлись редакторы патриотических газет и журналов, которые стали печатать его труды, считая их своевременными, полезными и профессиональными. Он открыл себя и своё дело в постсоветской буржуазной России. Последнее дело в его жизни: поддерживать едва тлеющий огонёк традиционно-русской, патриотической,  высоконравственной, сопротивляющейся происходящему в стране   мысли. Это он считал обязанностью каждого истинно русского человека, неравнодушного к судьбе своей Родины, ибо его Родина – вековые русские традиции, русская культура катились в пропасть нового мирового порядка, навязываемого ей насильно врагами.
Как мог он сопротивлялся,  и в этом сопротивлении был смысл его нынешней жизни. Он нашёл своих единомышленников. Их было мало - настоящих русских патриотов с активной жизненной позицией, но они были! Они высоко оценили его литературные труды и избрали в состав двух общественных академий. Он гордился этим даже больше того, что был бы избран в Академию наук России. Там заседали предатели, перешедшие на службу нынешнему антирусскому, антинародному режиму, здесь – не изменившие идее добра и справедливости, русским национальным традициям, не желающие предавать своих предков!  Теперь он, как и в молодости, жил богатой духовной жизнью, как и тогда мало обращая внимание на материальное благополучие. Его радовало то, что он снова нашё своё достойное место в жизни, что он нужен людям. Пусть многие из них не только не оценивают, но даже не понимают этого! Он верил в разум русских людей, верил, что когда-нибудь они поймут и оценят подобных ему донкихотов! Жизнь для него снова имела смысл. Хорошо сказано поэтом:
Пока мы боль чужую чувствуем,
Пока в душе есть сострадание,
Пока мечтаем мы и буйствуем
Есть нашей жизни оправдание!
Ну вот, кажется, пройдена и последняя веха на твоём жизненном пути, дорогой Иван Петрович! – сказал ему его внутренний голос. – Должно быть, она действительно последняя. Вряд ли, что изменится в оставшееся тебе время! В духовном смысле этот период характерен твоим осознанием того, что плохих, безнравственных  людей в жизни встречается  хотя и меньшинство, но они лучше объединены, а потому сильнее хороших, и способны отравить жизнь всему сообществу!  В душу твою проникла ненависть к ним. Но давай не будем сегодня разжигать страсти! Ты выполнил, то зачем пришёл сюда  утром: пробежался пройденной дорогой! Пора идти домой. Там будут гости, будут обычные в таких случаях подарки, поздравления и тосты; повторится то, что уже много раз было ранее. Но такой откровенной и интересной беседы, которую ты имел здесь сегодня с самим собой, не будет!   
Иван Петрович встал, в последний раз оглядел дом своего детства и пошёл, переполненный  сегодняшними воспоминаниями. 
Весело шумела нежная молодая листва на деревьях  знакомого со школьных лет  бульвара. Пробиваясь через неё, острые солнечные лучи слепили глаза и делали какими-то необыкновенно привлекательными лица идущих навстречу людей. То и дело слышались звонкие трели недавно вернувшихся в родные края зябликов.  Жизнь продолжалась. Божественное умиротворение переполняло душу юбиляра. По дороге домой он думал:
- Всё же мне здорово повезло с выпавшей на мою долю судьбой. Всю жизнь я занимался своим любимым делом, ради которого, видимо, и был рождён на свет.  Бог наградил меня любознательностью. Я постоянно духовно рос, развивался, учился, постигал окружающий мир. Был неплохим техником, инженером, учёным, преподавателем ВУЗов и, наконец,  литератором. Все эти виды деятельности радовали меня, приносили моральное удовлетворения. Всякому делу я отдавался полностью и находил в нём своё  место. Практически не было периода времени, когда, делая что-либо, я бы насиловал свою волю!  Всю жизнь вокруг меня было больше людей хороших, чем плохих: примитивных, бездушных, злых и жестоких, помешанных на   материальных потребностях, не ощутивших и потому не понимающих прелести полёта мысли.   Меня постоянно сопровождали книги – эти самые умные и верные друзья, которые всегда подскажут, помогут, выручат и никогда не предадут! Они же на заключительном этапе жизни помогли мне не потерять себя!  Я пою им вечную славу.  Мои потребности почти всегда совпадали с моими возможностями. Чего же ещё можно требовать от жизни!?  Счастливый я человек! 



ПРОЩАНИЕ

Середина обычного ленинградского будничного сентябрьского дня. По небу огромной плотной стаей бегут, клубятся и перемешиваются серые косматые облака. Нет-нет, да и брызнут они слезой на грешную и без того размокшую болотистую невскую землю. Облака несутся так низко, что, кажется, они задевают за верхушки старых дуплистых кладбищенских лип. Кладбище, обнесённое добротной каменной стеной, в XVIII – XIX веках служило местом последнего пристанища многих особ очень известных русских фамилий - царских придворных вельмож. Здесь в прекрасной белой ротонде нашли свой покой даже останки двух незаконно рождённых детей императора всея Руси Александра второго – князей Юрьевских. Однако во второй половине XX века мраморные надгробия древней русской знати были варварски расхищены, надписи на них затёрты, а сами они установлены на могилах наших современников с фамилиями, оканчивающимися чаще всего на «ман». Старинное кладбище давно переполнено и новопреставленных теперь хоронят за его оградой, как недостойных грешников.  Количество послеперестроечных могил растёт так быстро, что скоро кладбище вплотную приблизится к жилым кварталам города.   
К центральным воротам кладбища подъезжают катафалк с покойником и несколько «Жигулей». Скорбную процессию встречает мужчина и, идя впереди по грязной, в сплошных ухабах и колдобинах, наполненных дождевой водой, просёлочной дороге, указывает направление её дальнейшего движения. Наконец колонна останавливается, из автобуса и машин выходят провожающие. Они извлекают из чрева катафалка гроб и несут его к открытой могиле, рядом с которой стоят грязные неряшливо сбитые козлы-подставки. Гроб устанавливают на них, снимают крышку для последнего прощания с усопшим. К гробу прислоняют несколько венков.  На маленьком столике устанавливают портрет покойника с траурной лентой и кладут подушечку с десятком воинских медалей и каких-то значков. 
Двое могильщиков - молодых дюжих полупьяных парней,  как всегда не успевших вовремя окончить работу, - возятся с могилой. Провожающие бестолково топчутся вокруг зияющей ямы, отыскивая место посуше, подальше от покойника и, вместе с тем, удобное для наблюдения за происходящим. Над гробом склоняются не молодая заплаканная и ставшая от этого совсем не привлекательной женщина в чёрном – жена покойного и мужчина лет сорока пяти – его сын, неумело поддерживающий мать под руку и успокаивающий её ничего не значащими словами.
На автобусной остановке, что расположена возле центральных ворот кладбища, стоят двое очень похожих друг на друга молодых мужчин,  по-видимому, братьев  и, хотя с их места прекрасно видна сцена прощания, заметив в толпе провожающих вооружённых курсантов, старший говорит:
- Военного хоронят! Давай подойдём поближе!
Они сегодня выполнили долг перед матерью: привели в порядок её могилу, до прихода автобуса ещё целых полчаса, имеют непосредственное отношение к армии и им любопытно. Обходя грязь и прыгая через лужи, они присоединяются к провожающим.
- Полковник Советской армии, артиллерист! – говорит младший, указывая на портрет усопшего.
Из глубины кладбища подходят другие любопытные, группа у могилы растёт. Здесь уже два-три десятка человек. В основном это люди пожилые. Женщин совсем мало. Кроме жены плачет ещё одна женщина.
- А это кто такая? – спрашивает один из братьев и отвечает сам себе: Должно быть, родня или близкая знакомая!
Мужчины не плачут. Они стоят, почти не переговариваясь, и угрюмо смотрят себе под ноги, думая, что и им осталось не долго пребывать в роли провожающих. Сегодня холодно и сыро и им хочется скорее покончить с этим делом.
Распоряжается процедурой высокий молодой сероглазый шатен: приятной наружности и обходительный.
-  Кто он? – обращается один из братье к соседу.
- Племянник умершего: тоже офицер, кажется, полковник.
Распорядитель громко произносит:
- Давайте начнём прощание! Кто хочет сказать последнее слово?
Первым изъявил желание  толстенький старичок в очках на непомерно крупном носу. Он с трудом влез на холмик глинистой влажной земли, снял шляпу, и лысина его сразу заблестела от висящей в воздухе водяной пыли. Речь его была  не внятной, и слушатели едва поняли, что он – редактор какой-то малоизвестной патриотической газеты, что мировоззрение покойного Сумного Ивана Петровича совпадало с взглядами редакции, поэтому его материалы часто появлялись в газете и, что редакция сожалеет об утере  своего автора.   
Представитель Союза писателей – полный не молодой мужчина – без энтузиазма, казённо и нудно говорил о вкладе Сумного в дело сопротивления наступлению безнравственности, бескультурья, потребительства,  поклонения золотому тельцу и прочих «прелестей», свойственных молодому российскому капитализму. Его речь не вызвала отклика в душах многих присутствующих и их высокой оценки этой стороны деятельности покойника. Напротив, некоторые подумали: «Напрасно он ломал копья, сопротивляясь безжалостному и неумолимому молоху?!»
Затем попросил слова кто-то из бывших сослуживцев по Советской армии. Этот - мужчина средних лет с хорошей армейской выправкой и поставленным преподавательским голосом - пять минут говорил о том, что усопший был хорошим лектором, интересным человеком, добрым и отзывчивым товарищем и пользовался большим уважением коллектива кафедры.
После сослуживца на могильный холмик забрался ещё очень бодрый однокашник Ивана Петровича по военному училищу. Он тоже сказал хорошие слова о высокой технической и общей грамотности своего давнего товарища, о его умении хранить память о прошлом, о его заслугах в деле создания новых образцов оружия для Советской армии и подготовке для неё квалифицированных офицерских кадров. Посетовал на то, что однокашников становится всё меньше и меньше. В заключение тыльной стороной ладони правой руки  смахнул невольную слезу.
Потом говорили два товарища покойника последних лет его жизни: члены какого-то дискуссионного клуба. Они уверяли, что он был человеком философского склада ума, неравнодушным к судьбе Отечества, слишком остро переживал текущие события в стране и что, вероятно, именно это и свело его  преждевременно в могилу.  Один из них даже прочитал подобающие случаю стихи Омара Хайяма.
Сотрудников покойника по научным организациям, в которых он когда-то работал, среди провожающих не оказалось, поэтому сказать что-либо о научной его деятельности было некому. Человеком он был военным, служил в различных, в том числе и отдалённых регионах СССР и друзья его молодых, самых продуктивных лет рассеялись по стране.
Всё это время Иван Петрович Сумной лежал в открытом гробу под мелким дождём. Вода, скапливаясь в его глазницах,  стекала по вискам, отчего казалось, что он плачет, и становилось как-то не по себе. Лёгкий ветерок шевелил его ещё густые, совершенно белые волосы и то и дело забрасывал  жёлтыми листьями с недалёких лип, которые безутешно  плачущая жена заботливо собирала. Угомонившись на веки, равнодушный  ко всему земному,  покойник готовился теперь к своей встрече с Богом.
Очередь желающих выступить иссякла,  и  высокий шатен предложил:
- Кто желает, может проститься с покойным!
Цепочка людей медленно потянулась мимо тела. Кто-то прикоснулся к нему рукой, кто-то поцеловал его в лоб (или, по крайней мере, сделал  такой вид), кто-то просто напоследок посмотрел поближе в знакомое лицо. Последней зарыдавшую в голос мать от гроба с трудом оторвал сын. Гроб закрыли крышкой. Могильщик несколькими ударами молотка заколотил торчащие гвозди и по просьбе училищного товарища покойника прибил сверху его военную фуражку. Дюжие парни ловко на ремнях опустили гроб в могилу, взялись за лопаты, и через десять минут на месте ямы вырос холмик земли. Они утрамбовали его лопатами,  положили сверху венки и живые цветы и свою миссию на этом закончили. Молодой офицер скомандовал курсантам: «В одну шеренгу становись!» и они тотчас заняли свои места в строю левее его. Последовала команда: «Залпом огонь!» Над кладбищем прогрохотали три более похожие на барабанную дробь залпа, и всё было кончено.
Распорядитель громко объявил:
- Желающие помянуть по русскому обычаю усопшего рюмкой водки садятся в автобус и автомобили и едут на квартиру. Остальные могут действовать по своему плану!
Часть провожающих направилась к автобусной остановке, другая разместилась в катафалке и машинах.
Квартирку Иван Петрович заслужил маленькую, двухкомнатную, не рассчитанную на большое количество гостей, поэтому за стол садились по очереди. Помянув покойника ещё раз добрым словом и парой рюмок, провожающие вставали, одевались и уходили, а их место за столом занимали другие. Сын  раздавал всем желающим оставшиеся нереализованными книги писателя Сумного. Такова была его последняя воля. Суетились на кухне и подавали закуски на стол жёны его друзей.  Через час  в квартире остались только родственники.
Истерзанная горем, с красными от слёз глазами и распухшим носом,  совсем поникшая, но  к этому времени уже немного успокоившаяся и пришедшая в себя жена усопшего, встала со  своего места, подошла к шкафу и достала   аудиокассету.
 - Среди документов Ивана Петровича я нашла вот эту коробочку, а в ней записку. В записке содержится последняя просьба покойного: поставить на магнитофон кассету сразу после похорон, когда в доме останутся одни родственники. Я не знаю содержания записи, но предполагаю, что это его завещание. Алёша, включи, пожалуйста, магнитофон! Давайте послушаем и выполним его последний наказ!
Сын поднялся, принёс магнитофон, поставил кассету и включил на воспроизведение. Из динамика раздался громкий знакомый голос Ивана Петровича. Присутствующие невольно вздрогнули, огляделись, ища глазами говорившего, и замерли. Совсем молодые юноша и девушка оцепенели с расширенными глазами. Было впечатление, что покойник выбрался из могилы и сейчас находится где-то здесь, рядом. 
«Здравствуйте, мои дорогие! Сейчас вы сидите за этим столом, в этой комнате, где ничего не изменилось с тех пор, как мы собирались  по случаю последнего праздника. Забудьте на время всё, что было в прошедшие два-три дня, включая день сегодняшний. Представьте, что ничего этого не было и я как обычно среди вас, как патриарх, сижу во главе стола, а передо мной - стопка водки, накрытая куском хлеба.  Я, как и прежде, смотрю на вас, правда, теперь только с портрета на стене. Выше носы, друзья! Рано или поздно это случится со всеми! Просто я, как и следовало ожидать, оказался первым! Я сделал эту запись, когда почувствовал дыхание смерти на своём затылке. Понял, что она может догнать меня в любую минуту, и решил  перехитрить её:  успеть попрощаться с вами! Говорить о собственной смерти, поверьте, нелегко, поэтому я буду краток. Кроме того, проблемы и перспективы каждого из вас мы не раз обсуждали. Кто-то захотел прислушаться к моим советам, кто-то - нет. Дело это каждого личное, ибо его жизнь принадлежит только ему. Ничего нового на этот счёт я сказать не имею. Главное помните, что я любил всех вас!  Может быть, я был слишком требователен в жизни и к себе, и к окружающим, не умел прощать  недостатки. Так ведь это именно от любви, от неравнодушия! Любовь и добродетель я всегда понимал, как стремление помочь человеку стать лучше, совершенствоваться! Так я понимал и Заповедь Христа: «Блаженны нищие духом, ибо им принадлежит Царство небесное». Всю жизнь, стараясь самосовершенствоваться, я этого же требовал и от людей, особенно от  родных и близких, и переживал и очень страдал, когда они этого не понимали! Те, кому я этим досадил, простите меня, если можете!
Теперь о наследстве. Все мои духовные ценности: книги и архив – в бумагах и в компьютере – я завещаю Валентину, считая его своим духовным наследником. Верю, что он найдёт им правильное применение. В моих повестях, рассказах и статьях нет ни слова лжи, лицемерия и конъюнктурщины. В них - только правда о моём времени и моих современниках. В них весь я с моими мыслями и чувствами! Хотелось бы, чтобы они достались русским людям, моему русскому народу, принадлежностью к которому я всегда гордился.
Мои материальные «богатства» пусть принадлежат моей жене, а после неё Алексею. Здесь и делить-то нечего!
 Ласточка, Ластивка моя родная – помнишь, я называл тебя  часто так в дни нашей молодости и, к сожалению, очень редко в последние годы – тебе, конечно, сейчас тяжелее всех! Ведь мы прожили бок о бок боле полувека! Всё, конечно, было и хорошее и плохое, но хорошего - несомненно, больше! Ты всегда была моим другом и помощником, моим крепким тылом и опорой в трудную минуту, а таких у меня было предостаточно! Во многом моими достижениями в жизни по справедливости следует поделиться с тобой! Спасибо тебе великое,  моя дорогая, за всё!  Я верю, что молодёжь наша не оставит тебя в одиночестве! Ну, а чтобы скрасить оставшиеся дни, чаще перебирай наши старые фотокарточки и вспоминай счастливые молодые годы! Милая, на моём могильном камне сделай, пожалуйста, надпись: ФИО, годы жизни, русский офицер, учёный, литератор.  В этих трёх ипостасях я, по мере способностей, данных мне Богом, как-то проявил себя в земной жизни. Фотокарточку вставь такую, как висит на стене. Я на ней себе очень нравился.
Давным-давно, ещё в раннем детстве, я услышал от мамы сентиментальную эпитафию:
Прохожий, отдохни на камне у меня!
Сорви былиночку и вспомни о судьбе:
Я дома, ты в гостях.
Подумай о себе!
В последние дни она всё чаще и чаще стала мне вспоминаться!
 Родные мои! Когда время сгладит остроту чувств, приходите посидеть  на моём надгробном  камне!  Произнося эти слова, я ещё не знаю: буду ли я тогда рядом с вами или нет?! Сегодня же уже знаю точно, но, увы, лишён возможности сказать вам!  Надейтесь и верьте! Приходите, я буду ждать вас!
Говорят, что пока люди на Земле помнят усопшего, душа его витает рядом с ними, а когда забывают - она улетает в космос. Может быть, так оно и есть? Кто из живущих на Земле может подтвердить или опровергнуть это?!
Мир вам! Живите долго и будьте счастливы! Прощайте! Храни вас, Господь!





ЗАВЕЩАНИЕ   

Память не должна умирать вместе со смертью поколения. Без этого развития общества, то есть движения вперёд (от худшего к лучшему, от простого к сложному) было бы невозможно. Люди давно поняли это. Недаром во всех мировых религиях существует Заповедь, подобная христианской: «Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет и долголетен будеши на Земли!» Речь идёт о почитании, уважении к старшим в интересах использования новым поколением опыта и знаний поколения предшествующего. К сожалению, во время социальных революций эта традиция на некоторое время  нарушается, что мы и наблюдаем в сегодняшней России. Мой рассказ о ценностях, морали, типичном мировоззрении поколения детей войны и преследует цель пусть только частичного, незначительного  восстановления утраченного нынешним молодым поколением русских людей.
Мне 78 лет. Самое время думать о прожитых годах, подводить итоги, анализировать прожитое. Наше поколение видело многое: и достаточно благополучные предвоенные годы, и ужасы, неустроенность, голод и холод времён Великой Отечественной войны; и послевоенную разруху нашей страны. К слову сказать, отмеченную верой в её скорое преодоление. Такой же, какой была наша вера в победу над фашизмом. Мы испытали гордость за свой народ, победивший в войне, по сути, всю Европу и обогнавший эту хвалёную Европу в восстановлении страны. Уместно вспомнить, что карточная система распределения продовольствия в СССР была отменена в 1947 году, а, скажем, в Британии - только в 1953-ем! Кстати, многие молодые люди ошибочно считают, что карточки существовали только в «голодном» СССР! Как можно было не гордиться своей страной, народом, социальной системой!? И эти победы делали большинство наших мальчишек и девчонок  настоящими патриотами своей Родины!
Трудное время нам досталось. Но ведь давно известно, что индивид становится Человеком не на достигнутой вершине жизни, а на пути к ней. Уверен, что жизненные трудности не только закаляют физически, но и духовно. Учат абстрагироваться от бытовых мелочей, заставляют анализировать прошлое и прогнозировать будущее, по словам психологов, учат понятийному мышлению, а проще говоря – мудрости.
Духовному формированию  людей моего поколения, конечно, способствовали: советская социальная система, советская школа, советская социалистическая культура, советское искусство и, прежде всего, литература. Мало кто из нас получил полноценное домашнее воспитание. Родители большую часть времени были заняты на военном или трудовом фронтах. К тому же многие семьи остались без мужчин, погибших в боях за Родину. Театры, музеи, кинотеатры многим из нас в детстве, да и в юности, не были доступны, не говоря уж о радио, телевидении и интернете. Но библиотеки были практически во всех городских и сельских школах. Они были укомплектованы книгами советских авторов-патриотов, русских и европейских классиков. В средней школе на уроках литературы, которой уделялось, по-моему, большее внимание, чем естественным наукам (видимо власти справедливо приоритетным считали воспитание, а не образование!), нас учили советскому коллективистскому, гуманному пониманию долга, добра и зла, патриотизма, жертвенности во имя друга и Отечества, сопереживанию, уважению к труду и старшим, честности и порядочности.
Наша система ценностей формировалась такими писателями как Пушкин, Лермонтов, Радищев, Некрасов, Толстой, Горький, Шолохов, Симонов,  а также Дж. Лондон, Ф. Купер, В. Скотт, Ж. Верн, М. Рид, О. Бальзак, М. Твен.   Увлечение рыцарскими романами воспитывало нас романтиками и идеалистами. Под идеалистом и романтиком, в данном случае, я понимаю человека имеющего высокие гуманные идеалы и стремящегося к ним в реальной жизни. Именно благодаря таким людям советская страна и достигла огромных успехов во всех областях общественной жизни на вершине своего существования.  О роли книги в деле воспитания человека хорошо сказал мой сверстник В. Высоцкий в своей «Балладе о борьбе»:

Если мяса с ножа ты не съел ни куска,
Если руки сложив, наблюдал свысока
И в борьбу не вступал с подлецом, палачом,
Значит в жизни ты был ни при чём, ни при чём!

Если путь, прорубая отцовским мечом,
Ты солёные слёзы на ус намотал,
Если в жарком бою постигал что почём,
Значит нужные книги ты в детстве читал!

Хорошая литература воспитывала нас в аристократической системе ценностей, которая была взята за основу в советское время. Главными ценностями для нас были: долг, честь и достоинство, верность слову, друзьям и Отечеству, коллективизм и патриотизм, сопереживание и жертвенность, знания и умения. Все виды отклонения от этих идеалов,  такие как алчность, зависть, корыстолюбие, бездушие, воровство,  мошенничество, лицемерие  и т.п. нами рассматривались как  неоправдание доверия и надежд, то есть -  предательство. Людей, обладающих такими качествами, презирали и приравнивали к предателям военных лет.  Образцами для подражания для нас были борцы за народное счастье, за справедливость в равенстве, за свободу и независимость Родины: А. Невский, Д. Донской, А. Суворов, М. Кутузов; герои Великой Отечественной войны: Г. Жуков, А. Покрышкин, А. Матросов, А. Маресьев, Л. Чайкина, О. Кошевой и т.д. И литературные герои: храбрые, верные долгу средневековые рыцари, герои романов Ф. Купера, боровшиеся за справедливость по отношению к американским индейцам, борец за справедливость в равенстве Робин Гуд, горьковский Данко, вырвавший из груди собственное сердце, чтобы осветить им путь выхода людям  из тьмы на свет. С гордостью могу сказать, что всю жизнь жил и живу в этой советской системе ценностей и поклоняюсь тем же героям.  Нувориш, конечно, посмеётся и назовёт это неспособностью  перестроиться и вписаться в новую буржуазную жизнь, в созданное в моём Отечестве потребительское общество, но я не считаю приспособленчество и беспринципность, ни признаком высокого интеллекта,  ни признаком высокой духовности и морали.  Понимая, что такое моё мировоззрение не понравится нуворишу и нынешнему буржуазному режиму, я не хочу в него вписываться. Не хочу быть ни хозяином-господином, ни слугой-лакеем! Увы, кое-кто из моего поколения уже вписался, отказался от веры своей молодости, утратил человеческое достоинство, удовлетворён статусом торгаша, сторожа награбленного нуворишами богатства – слуги, людей, не принесших никакого блага Отечеству, а потому не заслуживших и чести. На мой взгляд, это предательство по отношению хотя бы к своей молодости! Достойные, на мой взгляд,  люди руководствуются советом Омара Хайяма:
Коль на день у тебя одна лепёшка есть,
И в силах ты себе кувшин воды принесть,
Что за нужда презренным подчиняться,
И низшим угождать, свою теряя честь!

Кроме того, революционерами, разрушителями приличествует быть молодым, старикам больше приличествует  быть консерваторами, традиционалистами. Такова логика жизни. Что касается нынешнего молодого поколения россиян, совращённого пропагандой потребительства, эгоизма и космополитизма, то, кажется,  именно его имел в виду М.Ю. Лермонтов, сказав: «Печально я гляжу на наше поколение! Его грядущее иль пусто, иль темно!» Да и  может ли быть хорошим будущее у людей, отказавшихся от духовных идеалов и поклонившихся только материальным, олицетворённым «золотым тельцом»! Вспомним, что за это даже иудейский пророк Моисей приказывал рубить головы евреям. Я не виню нашу молодёжь. Виновата либеральная власть, вот уже около тридцати лет обрабатывающая сознание россиянина, внедряющая ему идеалы давно духовно сгнившего Запада. Увы, животное, биологическое, начало в человеке чаще всего превосходит социальное! Именно на это и была сделана ставка ещё в 40-х годах прошлого века Западом в борьбе с непокорной Россией. Замысел был открыто озвучен директором ЦРУ Алленом Даллесом, а российские вначале диссиденты, а затем и официальные государственные власти послушно его исполняют по сей день.
К сожалению, не могу этого утверждать обо всех представителях моего поколения, но о значительной его части могу с гордостью сказать, что свою жизнь мы посвятили не себе любимым (как это навязывается сегодня российскому обывателю), а служению людям, Отечеству.  Именно поэтому даже его враги отмечают большой прогресс во многих областях общественной жизни в СССР в 50-х – 70-х годах прошлого века. Побуждённые победами в войне и в восстановлении страны после военной разрухи, мы с детства стремились принять активное участие в созидании. Наиболее престижными в 50-х годах были профессии технические, инженерные, естественнонаучные.  На эти факультеты вузов были наивысшие конкурсы. Юноша 50-хгодов был бы просто обижен предложением учиться на экономическом, филологическом, историческом или ином гуманитарном факультете. Эти профессии считались уделом женщин. Наш энтузиазм и свершил «экономическое чудо» в середине прошлого века в СССР. Прогресс остановил неумный (?) Хрущёв, отказавшись от духовных стимулов к труду, заменивший их на материальные и приблизивший, таким образом, буржуазный переворот  90-х годов. 
Проиллюстрирую историю своего поколения своей собственной биографией, биографией обычного среднего советского человека.
Я родился в Ленинграде в 1937 году в рабочей семье. Отец работал на Ижорском заводе, мама после моего рождения вела домашнее хозяйство и занималась мной. По призыву ВКПб отец в 1940-м году уехал на Дальний восток поднимать тамошнее народное хозяйство. Членом партии он не был, но, безусловно, был согласен с её программой построения справедливого в равенстве общества. Работал вольнонаёмным в организации «Дальстрой». Ежедневно встречался с зеками-обитателями тамошних лагерей по его словам во многом не адекватно описанным позднее нашими диссидентами, боровшимися за недостающую им свободу - свободу подрывать основы советского государственного строя. Строя, впервые в истории человечества пытавшегося реализовать на практике идею построения справедливого в равенстве общества – реализовать извечную человеческую мечту. С началом Великой Отечественной войны отец был отозван на свой завод, уже эвакуированный в Челябинск. По счастливой случайности мы с мамой тоже были эвакуированы на Урал. Ленинградскую блокаду я своими глазами не видел, но испытал «все прелести» жизни людей эвакуированных из европейской части нашей страны. Жил в армейской землянке, бараке военных лет, коммунальной комнате, в которой сосуществовали три семьи. В школу пошёл в 1944 году. Из-за перегруженности города эвакуированными за стандартной партой тогда сидели три человека. Школа не всегда отапливалась и освещалась. Понятно, что никаких завтраков нам не давали. Недавно я передал в школьный музей свой табель успеваемости, помеченный 1945-м годом. Он свидетельствует о том, что в нашей школе тогда было более семи первых классов! Однако школу в те годы, в отличие от нынешних, посещали все дети. Учились старательно. Хорошо помню неописуемый восторг советских людей 9-го мая 1945 года, в День Победы над врагом и даже отдельные, не слишком значимые, события того Дня! Великая победа внушила оптимизм советским людям! Они поверили: «Победили в войне, победим и разруху – непременно построим процветающее общество!»
В Ленинград вернулся в 1947 году. В 1954 году окончил среднюю школу и поступил в военное училище, поскольку помогать мне материально во время учёбы в гражданском вузе было некому. Кроме того, военная служба тогда была очень престижной. Люди высоко ценили воинский труд. Теперь считаю, что в свои семнадцать лет принял верное решение. Жизнь прошла в среде честных, умных, грамотных, интересных людей. А что может быть важнее этого! Главное, что делал в жизни – служил Отечеству во всех сферах общественной жизни, куда забрасывала судьба. Вот вехи моего жизненного пути:
 - радиотехник;
 - инженер-электронщик, специализирующийся в области применения ЭВМ для решения задач управления (алгоритмист и программист);
 - учёный-исследователь сложных систем;
 - преподаватель ВУЗа;
 - научный сотрудник в НИИ биологического профиля;
 - наконец, литератор-аналитик социальных явлений и человеческих душ.
Я всегда находил своё место. От работы всегда получал удовлетворение. А ведь человеческое счастье и заключается в том, чтобы с удовольствием идти на работу и с таким же удовольствием возвращаться домой. Счастливый я человек!
Считаю, что в идеале человек должен в своей жизни пройти три этапа:
 - специалист в своей области общественного труда;
 - дженералист, с успехом обозревающий и соседние области;
 - наконец – философ.
Если на первых двух этапах он старается узнать и понять: что происходит, то на третьей – ответить на вопрос: почему это происходит. И это относится не только к социальным системам. Мне повезло – я прошёл все три этапа. Правда, далеко не все люди так рассуждают. Существует мнение: обывателям, простакам легче жить. Но ведь это, по сути, тот  же пушкинский вопрос, поставленный им в повести «Капитанская  дочка». Что лучше: жить триста лет, питаясь падалью, или тридцать -  питаясь живой кровью? Каждый волен решать его по-своему. Быть обывателем, живущим своими мелкими личными интересами, не выходящими за рамки своей семьи и дома, не интересуясь общественной жизнью (кстати, таких людей в Древней Греции называли «идиотос») или интересами всего общества и общественные интересы считать важнее личных. Последнее мне кажется более достойным человеческого звания. От решения этого фундаментального вопроса зависит и мировоззрение и вся жизнь человека. Увы, как говорил К. Мркс, филистерами (обывателями) мир кишит как гниющий труп червями! Однако путь развития человеческого общества определяют, конечно, не они. Я выбрал нелёгкий, но интересный путь и не каюсь в этом. Кроме того, известно, что в молодости мы все в той или иной степени революционеры – разрушители, стремящиеся что-то изменить, по нашему мнению – улучшить. К старости же чаще всего становимся консерваторами – традиционалистами. И это закономерно – мудрость приходит с годами!
Таким образом, я нормальный, средний русский человек. По мировоззрению - патриот, державник, консерватор. Кроме того, считаю себя моралистом, поскольку верю, что основой существования человечества является не экономика, а человек с его нравственностью. Нынешний кризис общественной жизни не только в России, но и во всём Мире отношу на сёт общего крайнего упадка морали. Своими литературными трудами по мере сил борюсь с этим явлением, обсуждая в публицистических статьях отдельные этические категории и иллюстрируя теоретические положения рассказами. 
С сожалением надо признать, что мы – русские -  проиграли холодную войну, навязанную нам Западом сразу после Великой Отечественной. В результате Мир потерял первую в истории человечества социалистическую систему, а мы – Союз Советских Социалистических Республик плюс государственную самостоятельность. Вот уже более двадцати лет Россию нельзя считать суверенным государством! Слава Богу, в последнее время наша власть, кажется, начинает проявлять некоторую решительность, увидев, что народ, наконец, осознал всю лживость лозунгов либералов типа: «Запад нам всегда поможет!», «У России больше нет  и не будет врагов!» и т.д. и т.п. Многим нашим гражданам стало ясно, что страна вновь должна стать самостоятельной во всём: в политике, в экономике, в культуре. Не должна ни в чём зависеть от «благодетелей-иностранцев».  Россия должна жить своими традиционными ценностями, отличными от либеральных  протестантских западных. Власти вынуждены считаться с этим, о чём свидетельствуют последние выступления Президента Путина и распоряжение премьера Медведева, касающееся  Стратегии воспитания россиян до 2025 года. Сегодня очевидно, если в ближайшее время Россия не добьётся полной самостоятельности, то погибнет не только русское государство, но и русская цивилизация, чего уже давно и усердно добивается Запад.
Надеюсь, что как уже бывало в нашей истории, русский народ очнётся от спячки, поднимется и как птица Феникс назло врагам возродится из пепла ещё более могучим и русский Православный дух восторжествует в Мире. Кстати, на это надеются и честные люди на Западе. Но народу надо помогать очнуться от либерального дурмана и это прямая обязанность всех русских патриотов.  Сегодня это должно быть активное участие в информационно - психологической борьбе за русские души.
Очевидно, в нашей верховной власти начали активизироваться патриоты-государственники во главе с президентом Путиным. Национальная идея, которая способна сплотить население России в народ, по его словам, заключается в том, чтобы «жить по совести и ради своей страны». Дай Бог, чтобы это высказывание не оказалось пустой декларацией, а идея стала всенародной! От себя добавлю: «и видеть счастье в служении людям ». Иначе говоря, я призываю русских людей смыслом жизни  считать совершенствование себя и общества.
Нашим девизом должно стать: «Сердце и разум людям, честь и достоинство себе!»  И тогда наверняка, как говорил наш выдающийся философ, непременно  наступит время, когда народ соберёт свои нравственные силы, которые и выведут его на дорогу к светлому будущему!