Вспоминая детство теперь, когда перевалил уже за середину жизненного пути, испытываешь ни с чем ни сравнимое чувство грусти. И одновременно – наслаждения. Когда понимаешь, что земная жизнь -- лишь страница в величественной человеческой судьбе, относишься к своим воспоминаниям бережно, как к фамильной реликвии, найденной случайно на чердаке в старинной шкатулке, заваленной пыльным хламом… Это может быть, например, старомодная запонка из янтаря. Либо тетрадка с пожелтевшими листами, на которых маминой рукой записаны тексты песен Высоцкого… Уносим ли мы за порог смерти воспоминания о таких вещах? Не знаю… Но знаю точно, что память современников поддержит нас за этим порогом, пока душа ищет пути в Дом, откуда мы пришли на эту суровую планету… Из кусочков нашей памяти о друзьях будут сотканы мосты в мир духа. Ну, а из кусочков памяти о детстве соткана сила рода, сила его любви. И этот вечный круговорот энергий, который мы называем бытием, вечная смена Жизни и Смерти – великая загадка для неравнодушного ума…
***
…На архипелаг мы приехали стылой осенью 1969. Родители завербовались на работу на Дальний Восток то ли по велению мятежной души, то ли по произволу всемогущей судьбы (кто вникает в такие вещи?) и кроме багажа, взяли с собой четырехмесячного щенка восточноевропейской овчарки по имени Бинго и меня. Один из нас имел настоящую родословную и, кажется, даже паспорт… Второй -- ничего, кроме белобрысого вихра на макушке и врожденной мечтательности, питаемой неведомыми источниками подсознания… Взрослые интуитивно чувствовали во мне нечто чуждое и не очень-то любили(как я узнал впоследствии, такова судьба всех выдающихся личностей))…
… Мне тогда было семь лет: в памяти мало, что осталось от морского перехода между Петропавловском-Камчатским и островом Беринга. Помню только, как вдрызг пьяная алеутка стояла в твиндеке сухогруза «Углегорск» и кричала застенчиво-хриплым голосом:
-- Ой, б..дь, почему так качает?!
Море меж тем в течение всего перехода было удивительно спокойным(в настояший шторм мне пришлось еще попасть, но об этом расскажу как-нибудь в другой раз). А вот при высадке на пирс острова Беринга было жутковато. Дело в том, что закрытой бухты на траверзе поселка Никольское не имелось, это было настоящим бичом для морских судов (иные из них с размаху било днищем об отмели во время штормов, да так, что корабль разламывало надвое)… а в кабельтове от берега, на якорной стоянке, была приличная качка и спустить пассажирский трап не было никакой возможности... Людей сажали в грузовую сетку вместе с багажом и переносили на палубу баржи-плашкоута при помощи лебедки. У пирса волна была уже не такой высокой и мы сходили на берег своим ходом. Моросил очень мелкий и очень нудный дождь (его здесь называли «бус»). Скорее, это был даже не дождь, а водяной туман, висящий в воздухе. Солнечных дней тут, как я узнал потом, было всего-то ничего -- сто в году. Зато – было много чего интересного, помимо погоды…
***
Поселили нас в двухэтажном деревянном бараке, расположенном на плато «верхнего» поселка (позже расскажу и об этом). В трехкомнатной квартире с печью (центральное отопление в доме работало, но печи и титаны в ванных комнатах были тоже) уже жила молодая супружеская пара орнитологов с Материка. «Жила» -- это, конечно, громко сказано: они практически не появлялись в квартире, все лето разъезжая на моторной лодке по мелким островкам Архипелага и наблюдая обитающее на них птичье население. А зимой, естественно, уезжали в город. Дядя Володя в один из визитов «на базу» выделил мне настоящий цейссовский морской бинокль, насколько помню, двадцатичетырехкратный… Сокровище для семилетнего мальчика! В бинокль я наблюдал из окна квартиры скалы островка Арий Камень с его многочисленными птичьими базарами…
***
В первый же вечер по приезде меня засадили за рисунок с натуры. Моделью служило чучело «топорка» -- так в просторечии именовали тупика. . Морской попугай фантастически яркой раскраски действительно заслуживал быть запечатленным в красках на холсте, не говоря уже о карандаше… Мне, однако, это занятие быстро наскучило. На дворе стоял сентябрь, к вечеру разошелся порядочный дождик. Но отец с мамой, несмотря на это, надели резиновые сапоги и плащи-зюйдвестки и подались в тундру, а мы с Бинькой остались дома. Леса на Островах не было, зато росло множество сортов ягод, начиная с шикши, и кончая княженикой… А грибы! Жителю средней полосы трудно поверить в такое: в ярко-оранжевых шляпах подосиновиков, достигающих тридцати сантиметров в диаметре совсем не водилось червей. Видимо, это можно было объяснить порядочной просоленностью морского воздуха…
***
Родители (через час прогулки по тундре) принесли огромный рюкзак грибов. Жарили их на огромной сковороде(а может, она только казалась мне такой?) Трудно припомнить тогдашние подлинные впечатления, но я, кажется, был счастлив…