Бабушкины сказки
Можно ли вспомнить что-то такое, о чём никогда не слышал, чего никогда не видел, что никогда не происходило с тобой? Наверное, можно, потому что есть такая интересная штука, как генетическая память, благодаря которой, мы иногда на время становимся кем-то другим и помним то, что было совсем не с нами.
Еля крутанула колесо старой бабушкиной прялки и долго задумчиво смотрела сначала на мелькание спиц в нём, а потом просто на эту большую деревянную «снежинку».
– Красивая, – подумала она о прялке, – Красивая и …живая.
Еля помнила эту прялку всю жизнь – столько, сколько помнила себя. Бабушка, если не была занята чем-то жизненно необходимым для данного момента, постоянно пряла. Цвет кудельки менялся, менялся цвет ниток на скалке, менялись времена года, рассветы и закаты, а бабушка, словно Парка, бессменно сидела за прялкой. Ну, или вязала носки, варежки, платки, шапочки и потом опять садилась за прялку.
Иногда, когда Леночка была ещё маленькой, бабушка разрешала ей покрутить колесо, а позже – попробовать спрясть немного ниток. Нитки у Лены получались неравномерно-толстые и рыхлые. Но удовольствие от прядения было похоже на состояние счастья. Тогда она не знала что такое Колесо Фортуны, но порой ей казалось, что всё хорошее в доме зависит от этого волшебного колеса прялки.
Вечерами они с бабушкой слушали радио – ах, сколько интересных передач они тогда прослушали! – и занимались каждый своим делом: бабушка пряла или вязала, а Леночка рисовала бумажных кукол и придумывала для них бумажную одежду. А иногда передачи были скучноватыми или грустными. Тогда они выключали радио, и бабушка рассказывала свои истории. Нет, это были не сказки и небылицы. Это были вспоминалки прошлого.
А колесо прялки равномерно крутилось, растворяя в пространстве свои резные спицы и превращая их в туман внутри колеса, который становился порталом в прошлое.
Солнце…мама
Солнце…счастье…лето …мама…
– Наташа, принеси мне ведро! – голос у мамы всегда добрый. Мама часто смеётся и светится как солнышко. Наташа – это моя бабушка. Только в детстве. Вот она стоит под вишней, задрав голову, а её мама забралась на дерево и обрывает ягоды. Наташа смотрит вверх, щурится и ей кажется, что солнце – это её мама. И она такая красивая…
Мама смеётся, увидев, как Наташа наклоняет голову то вправо, то влево, запутавшись взглядом в солнечных лучах. Она ловко спускается с дерева, обнимает Наташу, и они вместе идут в дом.
Дом уютный и добротный. В нём живёт счастье и большая дружная семья однодворцев. Но так было не всегда.
Наташины родители поженились по любви. Одиннадцать раз Бог давал Прасковье беременность, но рождённые дети умирали, не дожив до года, или она теряла их в раннем сроке беременности. Намучившись и отчаявшись завести деток, они с мужем пошли за помощью к колдуну.
– Ничего колдовать не надо. Просто сделайте так, как я скажу. Скоро Бог опять пошлёт вам дитя. Как только оно родится, пусть Ефим выйдет на улицу и уговорит стать крёстным отцом ребёнку первого встречного, – так сказал колдун. Почему так – никто не задумывался. Просто, когда подошло время, так и сделали. Родился Ванечка. Ефим выскочил на улицу, а навстречу некудышний человек – пьяница и дебошир. Но делать нечего. Еле-еле смог объяснить пьянчужке Ефим что от того требуется. А через два года родилась Наташа и стала всеобщей любимицей. Все в доме старались угодить ей. Даже дед – отец Ефима.
– Наташа, иди обедать! – это дед зовёт свою любимицу. А вот она уже и за столом. И сразу за ложку. А все ждут, когда дед первым зачерпнёт из общей миски. А то можно и в лоб ложкой схлопотать.
Дед строгий. Но Наташу никто не останавливает.
– Наташа, ешь мясо, – напоминает мама.
Мясо тоже лежит в общей миске.
– Не буду, – наклонив голову, упрямо говорит Наташа.
– Эт почему же? – спрашивает дед.
– Оно с пупырухами, – бурчит Наташа.
Все начинают рассматривать мясо. Ничего необыкновенного не находят. И тем ни менее для Наташи по приказу деда всё же срочно варят курицу.
Но счастье не задержалось долго в этом доме. Наташина мама умерла рано. Так и запомнила её Наташа всю в солнечных лучах на вишнёвом дереве. Недолго после неё прожил и отец. В летний зной пришёл с поля, да и выпил холодного молока из погреба. На тот момент Ванечке было шестнадцать лет, а деда уже не было в живых. Так и стал Ваня хозяином, как сын старшего брата в большой семье Ивановых. Его так и звали на селе – «кум-хозяин». А хозяйство было немалое. Летом приходилось нанимать на работу мужиков из соседней деревни.
Но и это какое-то тревожное благополучие тоже продлилось недолго. Родственники, они ведь разные бывают. Выгнали они Ваню с Наташей из их дома. Вернее, отселили, предварительно построив на дворе для них деревянный домишко. В этом домишке и прожила Наташа с братом до своего замужества.
А дальше была уже совсем другая вспоминалка.
Купальники и длинные юбки
– Бабушка, бабушка! Смотри, какой купальник мне мама купила! – радуется Леночка, – видишь, он жатый и с юбочкой?
Бабушка, не отрываясь от прялки, внимательно смотрит на внучку, покачивает головой, причмокивает губами.
– Красота необыкновенная, – говорит она.
– А у тебя такой купальник был в детстве? – спрашивает Леночка.
– Купальник? – удивляется бабушка, – Да у нас в детстве и штанов-то не было!
– Как? – то ли пугается, то ли удивляется внучка.
– Да вот так. Юбки-то длинные были.
– А летом? А на речке? Вы же купались в речке? Ты сама говорила, что речка протекала по вашему селу.
– Купались. А как же не купаться-то в жару? Дела поделаем и собираемся на речке.
Немой вопрос в глазах внучки вызывает улыбку у бабушки. И она продолжает почти смеясь.
– На бережку-то кусты. Девки – с одной стороны куста раздеваются, а ребята – с другой. Да, да… купались голяком. Ох, и визгу было в это время на реке! Бывало, сбросишь одёжку, зажмёшь «курочку» рукой и бежишь с визгом в воду.
– Бабушка… – охает внучка, прижимая ладошки к щекам, – но вода-то прозрачная!
– Да. Но вот шалостей глупых не было. Визжали, конечно, пугали друг друга. Но больше для веселья.
Леночка замолкает, глядя куда-то в бабушкино детство. Потом, встрепенувшись, спрашивает:
– А зимой?
– Что зимой?
– Зимой-то холодно без штанов.
– А юбки-то на что? Они же до самых пят.
Бабушка задумывается, вспоминая девочку Наташу. Вот она сама лепит себе из кизяков и свежего навоза ледянку. Навоз тёплый и податливый. А мороз схватывает его быстро. Наташа носит воду в ковшике, чтобы полить только что вылепленную ледянку. А потом с красными руками бежит в дом. Забирается на печь и засыпает счастливая в предвкушении завтрашнего веселья на горке. Утром она ещё раз поливает ледянку, чтобы слой льда был прочным. А вечером она уже со своей ледянкой бежит на горку. Ох, и весело там! Ледянка получилась хоть и маленькая, но лёгкая и быстрая. Только вот часто выскальзывает она из-под Наташи. И та летит вниз с горки на голой попе, так как обе юбки (верхняя и исподняя) тут же задрались. А остановиться нет никакой возможности. Но в порыве веселья Наташа не чувствует ни холода ни боли. Догоняет свою ледянку, и снова с горки, снова смех и радость!
И только дома почувствует она, как колет, словно иголочками ноги, а родные, всплеснув руками:– Лыдки-то, лыдки красней гусиных лап! – дадут Наташе горячего чаю с чабрецом. Да печка, как добрая нянюшка, успокоит тело и укутает тёплыми снами.
Бабушка смотрит на Леночку, а та уже свернулась калачиком на кровати и улыбается во сне, где она катится с горки за шалуньей Наташей. И ей тоже весело и ничего не страшно.
Два яблочка
– Бабушка, расскажи сказочку… – просит Леночка, играя с кошкой у бабушкиных ног, – или лучше про колдуна.
– Про какого колдуна? – бабушка делает вид, что не понимает о чём речь.
– Ну, про того, который сказал, что надо делать, чтобы ты и дед Ваня не умерли, когда родились.
Бабушка становится серьёзной и медленно начинает вытягивать из памяти нити прошлого и прядёт, прядёт, связывая из них то ли сказку, то ли выдумку, то ли быль.
… Вот она, Наташа, спряталась на дворе за старой телегой и с ужасом наблюдает, как дед гоняет по двору и бьёт кнутом дядю Антона – брата отца.
Дядя, здоровый мужик, не защищается, а старается увернуться от кнута. Его жена стоит на крыльце, а дети жмутся к её ногам, прячась за длинной юбкой. Клавдия прижала руки к лицу и прикрывает безмолвно открытый рот.
– Я тебе покажу, кра-пра! (дед никогда не ругался матом, а были у него свои присказки, которые он употреблял в состоянии крайней ярости). Я тебе покажу, как душу дьяволу продавать! Я тебя научу уму разуму, кра-пра! – кричит дед, и кнут его свистит в воздухе и замирает на теле Антона.
Наконец дед устаёт, а Антон, стоя на коленях, кричит тяжело дыша:
– Не буду боле, батя! Детьми клянусь, не буду боле к Григорию ходить!
Наташа выбирается из своего убежища и уходит играть с кошкой к забору у реки. Она вспоминает, что вчера, когда она играла там, её дед и дед Григорий разговаривали через речку. Их дворы с двух сторон спускались к реке, и стоя на краю двора, можно было беседовать, не напрягая голоса.
– Здоров будь, Григорий, – поздоровался дед, поправляя кол в заборе.
– И тебе не хворать, Иван! – откликнулся сосед.
– Я тебе по-соседски вот что хочу сказать, Иван. А знаешь ли ты, что твой Антон с братьями Петровыми ходит ко мне по ночам учиться моему ремеслу?
– И то правда? – удивляется дед Иван.
– Так ты поговори с ним, Иван, – оно ему не надо, слышь, сосед.
– Ну, спасибо тебе, что не смолчал. Уж будь спокоен – поговорю.
Григорий – деревенский колдун не был избалован любовью односельчан. Боялись его, обходили стороной. По селу ходили слухи, что Григорий может весь урожай извести. Для этого ему надо всего лишь выдернуть один колосок из снопа и похвалить урожай. И зерно либо всё осыпалось ночью, либо неизвестно откуда взявшиеся полчища мышей, набрасывались на урожай, и спасти его уже не было никакой возможности. А ещё мог Григорий молоко у коровы отнять. Пройдёт мимо, погладит корову по боку и к следующей дойке будет молоко с кровью, а потом и совсем пропадёт, а корова будет орать как резаная. Ну, с коровой ещё можно было как-то дело поправить, попросив о помощи Григория.
Надо сказать, Григорий любил, когда его просили о помощи и всегда помогал. Иногда он и людей портил, но, если просили помочь, охотно лечил порченых им же бедолаг. В гости его никто не звал. Но когда он приходил сам, не прогоняли – боялись.
От скуки или ещё по какой причине, заходил не так давно Григорий и к Ивановым. В доме никого не было кроме Наташи и дяди Антона.
– Иван-то где? – спросил Григорий, играя двумя яблоками: одно спелое с красным боком, другое – зелёное и маленькое.
– Да в поле он. Где же ему ещё быть? – ответил Антон.
– А ты, что же, за старшего? Скучаешь? На вот тебе яблочко, отведай скороспелочку.
Антон поблагодарил, похвалил яблочко, и они разошлись.
А вечером полез Антон на стену. Глаза у него бессмысленные стали, речь пропала. Только крик дикий. И руки-ноги не слушаются. Станет перед стеной и пытается по ней забраться
куда-то. Промучились с ним всю ночь. Все не спали. А утром рассказала Наташа деду, что Григорий угощал Антона яблоком.
Дед крякнул, стиснув зубы, помотал сивой головой, да и пошёл звать Григория.
– Слышь, Григорий, а посмотри нашего Антона. Что-то мужику совсем худо. Может, его в город надо везти? – позвал дед соседа через реку.
– Да я его вчера видел здоровым, – ухмыльнулся Григорий. – Ну, ладно, приду, посмотрю. Может, и не надо в город везти.
Григорий пришёл быстро, а как зашёл в дом, достал из кармана яблочко зелёное.
– Эй, Антон, съешь-ка яблочко!
А Антон бьётся на печи, от Григория шарахается.
Еле-еле разжали ему зубы и заставили проглотить кусочек яблочка. Через некоторое время он затих и уснул.
– Вот, – пробурчал Григорий, – не будешь боле спорить, что чёрной магии нет.
Проснулся Антон здоровым. Но, видимо этот случай и привёл его в ученики к Григорию.
– Ты Милавну-то нашла? Покормила её? – как бы опомнилась бабушка, обрывая нить воспоминаний.
Милавна – это кошка. Так звали кошку из её далёкого детства, и теперь всех кошек, которые появляются в доме, бабушка зовёт Милавнами.
«Бежал заяц через мост»
– Милавна-то котят опять где-то прячет, – сокрушается бабушка.
Кошка не появлялась дома уже три дня, а сегодня с утра замяукала под дверью. Похудевшая, голодная, уставшая.
– Где-то за домом окотилась, чтоб сберечь своих детей. Вот ведь…что значит мать,– разговаривает бабушка с кошкой, наполняя едой её мисочку.
Леночка куда-то убежала с подружками. Большая она уже стала. Бабушку меньше слушает. Не интересно ей бывает с бабушкой. Сама много знает. Отличница. А бабушка гордится внучкой.
Вот вроде совсем недавно и сама она была ученицей церковно-приходской школы. Училась Наташа старательно и с удовольствием. А как переживала, волновалась, когда пришла пора экзаменов! Все псалмы выучила. Таблицу умножения хоть ночью разбуди – спроси. А всё равно боялась, что чего-то не знает. На экзамене всё шло хорошо, пока очередь не дошла до географии.
– А покажи-ка нам, Иванова, откуда берёт начало Волга.
Схватила Наташа указку, рванулась к карте, а показать не может. Больно высоко висит карта, а она, Наташа, мала ростом. Задрала голову вверх, а не видит истока. Вот устье показала бы. Тут слёзы так и потекли у неё из глаз. А комиссия поняла в чём дело и не стала оценку снижать. Окончила школу Наташа с похвальной грамотой. А про свой малый рост она уже будучи взрослой говорила : « Да, маленькая. Но за меня ни одна большая никогда не работала».
А вот и Леночка прибежала, проголодалась. И будто узнав бабушкины мысли о церковно-приходской школе, затараторила:
– Бабуличка, а вот ты в церковной школе училась…значит, ты верующая? А почему у нас иконок нет в углу?
– Верующая – неверующая… Тогда все верующие были, а потом все неверующие. Атеистка я, – улыбается бабушка. То ли боится чего, то ли просто шутит.
– Вот у моих подружек бабушки в церковь ходят…а ты – нет. Почему? – допытывается внучка.
– Эээ, милая, да бабки там больше грешат, чем молятся. То наряды обсуждают, то невесток своих. Если мне надо, я пойду в сарай , да и помолюсь без свидетелей.
Леночка долго сидит, задумавшись о чём-то. Её мучает вопрос: верующая бабушка или неверующая. Она давно заметила, что когда бабушка ложится спать, то шепотком читает какую-то молитву и крестит внучку, когда провожает в школу.
– А, может, она колдунья, раз в Бога не верит… вот творит же она чудеса иногда. Ну, добрая такая колдунья… ведь исцеляет же она людей от сглаза и от «рожи».
Совсем запуталась девочка в своих мыслях. А люди к бабушке действительно приходят за помощью. Разные люди и по возрасту и по роду занятий. Вот раз пришёл милиционер. Напугал своей формой. А оказалось, что его врач из поликлиники отправила к бабушке, чтобы та помогла, заговорила «рожу».
Бабушка не любила заговаривать. Каждый раз, когда она бралась за лечение и заканчивала его, она дня два потом лежала без сил, отвернувшись к стене. Но никому никогда не отказывала. Платы ни в каком виде за своё целительство бабушка ни с кого никогда не брала.
Алёнка часто приставала к бабушке с просьбой научить её заговаривать и лечить от сглазу.
– Ну что же ты там шепчешь, бабушка? Научи…
– Иди сюда. Я тебе на ушко скажу, – говорит бабушка.
Леночка прижимается к бабушке, подставляет ухо и слышит:
– Бежит заяц через мост. Четыре ноги, пятый хвост… – бабушка улыбается, а Леночка обиженно надувает губы и уходит на улицу.
Свекровь
Кто такая свекровь я узнала, конечно, от бабушки. Большая часть мира с его новыми для меня понятиями была подарена мне бабушкой благодаря её рассказам-вспоминалкам , нашим спорам и нашей дружбе. Её прошлое сливалось с прошлым родственников, которых я никогда не видела, с прошлым Родины и становилось моей жизнью, потому что то, что входило в меня благодаря её памяти, делало меня личностью. И это всё уже было невозможно отделить от моих мыслей, моих переживаний, моих взглядов и в дальнейшем от моих принципов.
– Моя свекровь и мой муж были ненашинскими, не с Хуторов. Время было такое запутанное. Она с младшими детьми была сослана в Сторожевские Хутора, вроде как, из Москвы. А муж её со старшим сыном был сослан в Сибирь. И она потеряла с ними связь. Нашим-то, хуторским, они были не ровня. Года через два она построила крепкий дом для своей семьи. И держала детей (четыре сына, а потом и невесток, и две дочери) возле себя – вспоминает бабушка.
– Так она была главной в семье? Как мужчина? И все её слушались? – уточняет Алёнка.
– Да уж…главнее главного, – грустно подтверждает бабушка, вспоминая не очень весёлые годы замужества. Слова её насыщаются красками и рисуют жизнь тех далёких лет.
– Наташка, я там тесто поставила. Надо бы его вымесить, – приказывает Евдокия молодой снохе. Наташа тут же берётся за дело и долго, очень долго месит его своими маленькими руками. Она знает, что должен быть какой-то подвох. Каждый день жизни в доме свекрови – испытание, экзамен. Но вот, наконец-то она нащупывает в упругой массе теста что-то твёрдое. Это монетка.
Как хорошо, что Наташа нашла её! А иначе оттаскала бы свекровь её за волосы, ругая на все лады за нерадивость и лень.
– Тесто готово? – Евдокия уверена, что эта молчунья Наташка не нашла в тесте монетку.
– Да, мама. Я там денежку нашла, – отвечает спокойно сноха.
– Какую денежку? Откуда ей там взяться? Вот лишь бы выдумать что-то…
Другие снохи в подобных ситуациях вступали в спор с Евдокией. Да тут же и получали либо тряпкой по бокам, либо теряли клок волос от рук лютой свекровки.
Наташа всегда молчала, чем ещё больше раздражала Евдокию.
– Чурка, ты чурка! Скажи хоть слово-то! Не молчи истуканом!.
Но сноха молчала и терпела, придерживаясь выбранной тактики поведения. Свекровь не надолго успокаивалась, но тут же находила причину накричать на Наташу и наказать её за что-то.
– Как же ты терпела всё бабушка? – переживает за бабушку внучка, – я бы…я бы…
– Да что бы ты сделала, Алёнка? Тогда все так жили. Старших почитали и слушались. Не рассуждали: правы они или нет. Да и братья мужа иногда за меня вступались. А Прокопий с матерью никогда не спорил. Потому, наверное, и был любимым сыном. Но меня он любил и жалел, когда мать не видела.
– А маму мою, свою внучку, любила твоя свекровь? Ой, так она моя прабабушка? – расставляет всё по полочкам в осознании родственных связей любопытная внучка.
– Детей она не обижала, но и не была с ними ласковой, – вспоминает бабушка, – ревновала что ли сына к семье.
– А семья наша росла. Уже были у нас два сыночка – Миша и Коля, да дочка Нина, твоя мама. Ждали четвёртого ребёнка. Но жизнь в постоянных ссорах становилась невыносимой.
И однажды мы с твоим дедом собрали свои небольшие пожитки, взяли детей и уехали из Хуторов искать место, где жизнь будет к нам подобрее. Свекровь не простила нам этого отъезда. Вернее, мне не простила, что я сына у неё отняла. А мы, поскитавшись и не найдя Рая на земле, осели в Отрожке.
Жаль, что счастье не ждало нас здесь. И время было недоброе. Да и закон мы нарушили. Сосланным ведь нельзя было покидать место своей ссылки. Но устраиваясь на работу, Прокопий в анкете указывал, что он сирота. Подозрений с большой семьёй он не вызывал, и в работе ему не отказывали. Правда, он не владел
никакой специальностью, и работа была тяжёлая и низкооплачиваемая, но мы радовались и этому. С жильём было хуже. Жили в вагончике, потом на угольном складе. Но не отчаивались. Умели радоваться хорошему. А хорошего было достаточно: Миша и Коля помогали во всём. А Нина, твоя мама, была необыкновенно красивой девочкой. Несколько раз её просили отдать или даже продать бездетные и обеспеченные люди…
– А вы? Вы ведь не отдали бы мою маму? – волнуется внучка.
– Да как же можно своего ребёнка отдать? Вон, Милавна и то своих котят бережёт.
Бабушка замолчала. По лицу было видно, что она опять далеко в воспоминаниях. И Лена не стала беспокоить ёё больше вопросами.
Сегодня на стала беспокоить.