Степан Разин и унитаз.
В самый разгар «лихих» 90-х мне довелось общаться с гражданами только что объединённой Германии. Собственно, граждан было двое: уроженец восточного Берлина Вернер (фамилии не знаю), худо-бедно изъясняющийся на русском и житель Берлина Западного со звучной фамилией Апперборн. Последний владел ангийским и испанским, а по-русски знал лишь слово «спасибо».
В те неспокойные времена моя ныне покойная тётка заведовала столовой на турбазе. Деревянные домики на живописном волжском берегу, но и туалет деревянный, где вместо унитаза чернела дыра, которая даже у советского меня вызывала мысли о преисподней.
Питер Апперборн был инженером по инфраструктуре, объездил полмира, и к комфорту относился не по-немецки легкомысленно. Хотя фамилию имел дворянскую. Родился он в Кенигсберге, будущем Калининграде, его отец всю войну просидел атташе в немецком посольстве в Анкаре. В сорок третьем мать увезла 6-летнего сына из Восточной Пруссии на запад Германии.
Тётка накрыла нам по-русски обильный стол. Затем мы с прусским дворянином вышли на свежий воздух. Питер вопросительно ткнул пальцем в деревянное строение без окон.
- Watercloset! – с готовностью ответил я.
Мой немецкий товарищ ринулся к домику.
Вышел он с недовольным лицом, что-то бурча под нос на родном языке. Перед нами величаво несла свои воды родная Волга, и я на своём отвратительном ангийском начал рассказ о событиях 17 века, когда Степан Тимофеевич Разин бросил с борта в волжские воды персидскую княжну. Мало того, что вместо прошедшего употреблял настоящее время, так и народного героя Стеньку назвал бандитом.
Герр Апперборн стал с опаской оглядываться по сторонам, а затем бросился к своему фольксвагену, хотя принял на грудь стакан красного вина.
- Peter, where are you? – вопрос мой был жалким.
- I need a proper toilet! – его ответ был твёрд.
Когда мы встретились через неделю в кафе, Питер поинтересовался, поймала ли милиция Стеньку Разина?
- Так ты из-него уехал? – догадался я. – Его поймали и казнили 320 лет назад.
Герр Апперборн удовлетворённо кивнул, но ответил, что уехал, так как хотел посидеть на унитазе.
Сексуальные проблемы.
- Олег! – как-то обратился ко мне Вернер. – У нас с Питером сексуальные проблемы и ты должен их решить!
- Но как именно я могу решить их?
- Ты – местный, значит должен знать доступных девиц.
Мне стало неловко, потому что доступных девиц я не знал. А тут знающие люди посоветовали обратиться к Виктору, месяц назад приехавшему в мой родной город из Ташкента, но успевшему обрасти нужными связями. Что я и сделал.
- Девушки – не проблема! – беззаботно ответил Виктор. – Показывай своих фашистов!
Познакомившись с сексуально озабоченными соотечественниками Гёте и Канта, Виктор заявил, что для ловли фройлян и фрау нужен автомобиль, а за каждую девицу потребовал бутылку немецкого пива. Советские времена только закончились и капитализм в нас забирался робко и сидел некрепко. Вернер с Питером охотно согласились и вскоре мы подъезжали на микроавтобусе к одному из злачных мест города, о котором я, прожив здесь 35 лет, даже не подозревал.
- Ждите в машине, - бросил нам Виктор.
Мы сидели и ждали. Вернер нервно барабанил пальцами по рулю, Питер счёл нужным, в который уже не помню раз, спеть гимн женщинам моего города:
- I was in thirteen countries, - начал он загибать пальцы, перечисляя страны от азиатского до американского континетов, - но в Самаре самые красивые девушки в мире!
Вдруг взгляд его остекленел. Я, сидевший спиной к дому, в котором скрылся Виктор, обернулся.
Рядом с новоявленным сутенёром из Ташкента стояли три представительницы прекрасного пола. Одна из них при росте чуть ниже среднего весила не меньше 120 килограмм. Вторая была выше отнюдь не низкорослого Виктора на целую голову и при этом добродушно улыбалась во весь рот. А рот был полон зубов из жёлтого металла. Третья, симпатичная блондинка, как-то затерялась среди своих колоритных подруг.
Вернер почему-то пунцовый выскочил из машины и отозвал нашего сутенёра в сторону.
- Этот жирный баба нам не надо! – громко говорил он.
- Да без проблем! – отвечал Виктор. – С вас две бутылки Вайнштайнера.
- И этот, - Вернер ткнул пальцами в железнозубую гигантшу, - нам тоже не надо!
- Это, которую? – не понял Виктор.
- Вот эту, - немец стал подбирать эпитет, - стронкую.
- А чем тебе стронкие не нравятся?
На это Вернер ничего ответить не смог.
- Две бутылки Вайнштайнера! – подвёл итог парень из Ташкента.
Затем все шестеро зашли в кафе. Я, сославшись на дела, обещал придти позже. Когда через час я зашёл в кафе, то увидел за одним столиком весёлую четвёрку, попивающую немецкое пиво. За соседним с мрачным видом сидели мои немецкие друзья, а перед ними стояла одинокая бутылка «Жигулёвского».