Наука религия. Бегущие в Рай

Рем Ворд
Посмотреть обложку книги, иллюстрации или купить - https://ridero.ru/books/nauka_religiya/

Не знаешь, что делать? Читай эту книгу

Пока не запретили



Интересно знать, как выглядит обобществленное сознание, способное стать основой совершенного мира. Люди — компьютеры, включенные во Всемирную Сеть, общающиеся со всеми, ныне, или в прошлом: что это? Знающие, могущественные, бессмертные; быстрее всех прибежавшие в Рай.

На этом пути может быть немало отступлений.

…Периодически поднимается идея: в человека будущего вживлен чип; определитель месторасположения, являющийся паспортом, кошельком, медицинской картой, СНИЛСом, и тому подобным.

Связь с ним, однако, легко экранируется слоями металла, бетона, воды или земли. Помехи могут быть вызваны грозами, магнитными бурями, пространственной удаленностью устройств.

Поэтому следующим шагом мировой порядок предполагает исход человечества в единственный, рассчитанный на несколько миллиардов человек, Дом. Жить вне его пределов запрещено.

Все пространство здесь охвачено вай-фаем, так, что любой человек постоянно находится на контроле Правительства. Если он начинает делать что-то не так, его очень быстро остановят.

Но человеку свойственно стремление к разнообразию. Иначе жизнь становится просто-напросто невозможна. Дом разделен на обособленные Сектора. В каждом из них свой уклад жизни, архитектура, температура и влажность. Иногда, в согласии с некими принципами, жители перемещаются в другие места. Обитатель технологически развитого, напоминающего офис УниверСити переводится в Сетан, стилизованную Среднюю Азию, с финиками и жарой. Счастливый рантье АурумСити проваливается в ЭкзоСити, тюрьму с сугробами и похлебкой, за которую надо жестоко драться. Такое положение вещей устраивает хозяев Дома — ведь игра судьбами никогда не придается.

Практически все, что рассказывалось о них и Доме, осталось в удаленных шести главах.

По всему Дому расположены Терминалы. Чтобы жить, люди регулярно должны перерегистрироваться. Нечто подобное этому обычаю уже распространено. Так устроены все социальные сети. Периодически вы «теряете» свой пароль. Система отвергает ваш вариант, хотя ошибки быть не может. Вы восстанавливаете его, запросив код подтверждения, который приходит на ходовой мобильный телефон.

Сегодня пользователи «регятся», чтобы войти в Сеть, а послезавтра будут регистрировать всего себя у устройств, несколько напоминающих современные платежные терминалы.

При регистрации мы вводим «каптчу» — набор букв и цифр. Стоит несколько отклониться от психической нормы, и это уже довольно трудно.

На смену ей придет интерактивный фильм. Буквы и цифры мелькают на экране, складываясь в невидимые вопросы. Наблюдая ответную реакцию, машина определяет ваши настроения и мысли. Подобное психотехнологическое устройство (MindReader) создано уже в начале девяностых годов. Программа диагностирует умонастроение в объеме, неведомом даже самому обладателю мозга. «Распахни душу. Будь ребенком. Настройся на добро» — после этого призыва, машина запросто извлекает из вас все, о чем вы думаете, что помните и что давным-давно забыли.

Во всеобщем употреблении Терминалы появятся сначала в корпорациях и правительственных структурах. Затем займут аэропорты, вокзалы, улицы, супермаркеты и перекрестки.

Вряд ли на роль Терминала подойдет обычный компьютер. Социальная роль устройства слишком велика, требует некоторого внешнего почитания. Ноутбук, регулярно подвергаемый воздействию пролитого кофе, не может вызвать подобающего уважения. Терминалы Личности установят в общественных местах, где они будут, по меньшей мере, защищены от вандализма.

Избежать этого вряд ли возможно. Природа любит проверять все на практическом опыте.

Благодаря программе Сильного Интеллекта, повзрослевшие смартфоны смогут общаться со своими хозяевами, советовать и направлять. Мобильный Друг разумно распоряжается деньгами, подыскивает работу, спутника жизни и наиболее приемлемый путь. Начнется все это с того, пожалуй, что мобильные телефоны будут выдавать контекстную рекламу не только читая то, что мы пишем, но и подслушивая.

Средства связи превратятся в домашних питомцев. Сейчас они призывают нас мерцанием и вибрацией, в будущем могут подойти и укусить. Будут сопровождать вас везде, помесь кальмара и краба, обвивая вашу плоть. Такие они, станут Ассистентами, способными провести линию связи между Правительством и человеком.

…В новом, насквозь контролируемом мире Дома, у людей не хватает бессмертия. Прежние религии забыты или не воспринимаются всерьез. Веры в посмертное существование нет.

Состоятельные люди желают достичь вечной жизни самостоятельно.

Души пяти человек из созданной в СССР группы Хранителей, просыпаются в гуще Мирового Порядка. Их вычисляют через Ай-Ди Терминалы. Предлагают возглавить дело воскрешения заказчиков-Трастов из любой степени разложения. Ведь только граждане бывшей супердержавы обладают неким Знанием. Им предоставляется неограниченное финансирование, материалы и работники на выбор.

И, они соглашаются.

Хант — механик третьего уровня.

Харт — служитель Скорой Помощи.

Стела — танцовщица Дико, психолог. Погибает от «болезни Свалки». Агент «Лазарета» в потустороннем мире.

Тим — офисный планктон, мечтающий стать шпионом с лицензией на убийство.

Дори — тинэйджер, не желающий стареть.

Еще есть Алекс Тур, тринадцатилетний ученый, от лица которого ведется рассказ о Лазарете, его компаньоны и Друзья: Детка, Ливи, Эри, Хетт, Кайра, Агата, Бинга, Макс Груденер, и другие.

Они еще не собрались. Живут в разных углах колоссального Дома.

Дом — крепостное право, выросшее из системы контрактов, подобных тем, что ныне применяются к профессиональным спортсменам. Феодальные отношения, социализм, коммунизм и фашизм, разделенные крепкими переборками, на фоне развитого технократического общества. Нечто подобное есть на фотографиях китайского города Коулун-сити — сросшиеся многоэтажные здания с парой внутренних дворов. Необъятная коммунальная квартира.

Население — миллиард человек, в здании столь высоком, что на верхних этажах уже не хватает воздуха для дыхания. Зачем Дом создан? Защита от терроризма, в условиях того, что бомба, подобная по силе ядерной может быть создана на кухне, дошедшая до абсурда охрана окружающей среды, контроль над капризным человечеством. Но, наверное, об этом лучше знают те сервисы, которым всегда так хочется знать ваше местоположение, номер телефона, много чего, которым удобнее иметь дело с людьми, постоянно обитающими в пронизанном вай-фаем пространстве.


1
1. Коулун-Сити, прообраз Дома

ТЕЛЕФОН ДЛЯ РАЗГОВОРОВ С МЕРТВЫМИ

…Чтобы избежать встреч с особами высшего статуса, Хант заказал лифт на одного.

Минус 25 единиц за некоммуникабельность, — отреагировал Прилипала.

Может, сегодня это позволительно?

Непривычно быстро проявилась окраина квартала. Здесь можно встретиться с юным собой. Зачерпнуть смысл из детства. Сейчас это важно, увидеть вкусное прошлое.

На перекрестке коридоров Хант несколько минут рассматривал люк в Сетан. Всего в паре метров скрыт совсем другой мир. Часть Дома, устроенная под патриархальную жизнь с инкубаторами детей для производства работ в цивилизованных Секторах. Средневековая Азия. Стоит как-то открыть люк, сделать несколько шагов, и в лицо дохнет новизной; запахом песка, наметённого на бетон, инжира и соленой крови. Невообразимые для УниверСити толпы родственников, неотличимое от настоящего мясо, финики, халва, непререкаемая власть главы семьи и торговые лавки без ценников.

Кроме Сетана Хант бывал лишь в Экзо, по приглашению, предоставленному Прилипалой. Патрубки холодильных установок, тюремные камеры, похожие на котлы, слезы и ярый хохот ещё более бесправных, чем он сам, заключенных. Аттракцион для тех, чье тайное желание мучиться и сбегать.

Хант подошел к перегородке, отделяющей мир от Свалки одного из внутренних дворов Дома, масштабной, доходящей почти до Крыши. Когда то здесь располагался парк с фонтаном посередине.

Свалка поражала воображение. Она похожа на иссохший в свете сверхновой звезды океан. Барханы тряпья, некогда бывшего чьей-то одеждой. Эта цистерна — кит без хвоста, а если вывернуть точку зрения — смятый батискаф. Посуда, бытовая техника, разворошенная мебель. Некоторые из вещей, снабженных собственными источниками питания, издают странные звуки, будто призывая отреставрировать их и вернуть к прежней жизни.

Кости безымянных людей, те, которые не были переработаны на утилизирующих заводах, образуют обширные геологические пласты. Дыхание труб вентиляции заставляет пепел порхать, словно рваное конфетти. Если сейчас проползти по сети щелей вниз, можно отыскать раритет — гнутый лазерный диск, телевизор с вакуумным кинескопом или даже бумажную книгу.

В воздухе кричат птицы с неряшливыми крыльями, помесь ворон и летучих мышей. Они дерутся с насекомыми за кусок добычи, теряя перья и довольно верно выговаривая ругательства, услышанные от мальчишек.

— Нам пора! — заявил Друг. — Свалка — это не наше. Штраф за нестандартное поведение 355 единиц. Смотреть — рекламу нового Белого со Специями, 3 минуты.

Зайти в лифт 349, маршрут 34.

Но, сейчас Хант не мог пропустить общение с Мусорным Океаном, хотя и подозревал, что это желание ухода от существования. Или, точнее — начала жизни, где нет повторения многократно пройденного, уже потерявшего краски и вкус. В-общем, это интересно, медитировать на такую беспорядочную, с привкусом свободы, мандалу.

— Люмм. Рюмм. Реми, — напел Хант.

Реми. Так звали его в той детской жизни. Почему — никто не подскажет.

«Привет, лаз! Не зарос еще кристаллическим бетоном?»

Через технологический люк, оставленный еще, наверное, строителями Дома, пробирались на Свалку юные школьники, искатели Эвин, Ри, Реми и Жанна. Вот, кто мог бы помочь вспомнить все. Всего десять, или, будем честными, пятнадцать лет назад, они были здесь вместе.

Хант пробрался между щитов, покрытых граффити, выдающим намерения маленьких любопытных бандитов. Отодвинул знакомый с детства металлический лист.

— Это противозаконно! — напомнил Асси. — Сегодня ты совершил уже три ошибки. Следуй заданному маршруту. Проверь преданность Правительству в Терминале.

Экскаватор с лихо врытым в грунт ковшом, может быть, ровесник самого Дома, легендарно стоял на склоне холма. Точно как тогда, когда Реми было тринадцать лет. Память услужливо продвинула Ханта внутрь громоздкой машины. В моторном отсеке просторно, будто конструкторы позаботились о комфорте для десятков механизмов. Тёмное жирное масло. Прямоугольники пахнущих кислотой аккумуляторов. Все угловатое, но мучительно приятное. Здесь, вдали от преподавателей, телекамер и микрофонов, всего, что ябедничало, мальчишки, прокрадывающиеся в экскаватор поодиночке, снимали груз наступающей половой зрелости, будто оплодотворяя бездушные механизмы.

В сколотой трубе, некогда пропускавшей через себя вагоны метро, можно скатываться в груду песка, высыпанного из гигантских предохранителей. С верхней точки этого аттракциона маленький Хант впервые увидел особую девочку с белыми волосами, обитающую в тщательно изолированной половине Приюта. Конечно, линзы из органического стекла искажали действительность, окружая предметы розовой аурой, но, несомненно, существо было неправдоподобно красивым. Существо (так Реми назвал незнакомку), заметив Ханта с самодельным биноклем, однажды дружески махнуло рукой. Поговорить с этой девочкой Реми не мог, а может быть, опасался этого.

С брюнеткой Жанной, которая училась с Хантом вместе, отношения строились намного проще. С ней можно было бродить по Свалке, болтать, собирая механизмы для постройки аэроплана. В поисках рычагов, колёс, труб, воздухонепроницаемой ткани, они забредали до самого Чёрного Озера, на поверхности которого в жаркие дни извивались щупальца того, кого удачно назвали Кальмароидом.

Играли в путешествия на Лифте Времени, морлоков с элоями и разбирательства с одноклассниками из враждебной группы.

На Свалке постоянно проявлялись все новые виды неопознанных живых существ. Для того чтобы подобрать им их правильные собственные имена, приходилось серьезно напрягать воображение. Химикаты и митохондрии порождали неприятные, но странно притягательные виды. Пауки походили на ящериц, а ящерицы с суставчатыми ногами, на ядовитых арахнидов. Собаки с вытянутыми челюстями забыли, что обязаны лаять и только чавкали, задумчиво поглядывая на людей. Кошки, обладательницы пёстрых пучков перьев, следили за птицами и пробовали следовать их примеру. Обладательница кипучей фантазии, подруга Жанна так и не смогла найти им подходящее название.

Ещё они играли в одинаковые привычки. Одновременно прищёлкивать пальцами. Носить телекамеры под очками, так, чтобы на фоне яви просматривать полупрозрачное то, что видит другой. Реми представлялся ей. Жанна воображала себя им, даже, когда Хант мылся в душе. Было всерьез весело.

Жанна. Неплохой друг. Жаль, она пошла на Свалку с другим одноклассником, и уже не вернулась. Камеры еще три дня показывали участок стены, бетонную плиту и обрывок серого неба.

Именно тогда, когда Жанна позвонила ночью и радостно принялась говорить что-то невнятное, Реми стал набрасывать схемы аппарата для общения с мертвыми. Чем-то это устройство напоминало обычный телефон. Только вместо цифр на кнопках, как представилось в сновидении, находились особые знаки. Надо нажимать их много раз, чтобы связаться с нужной тебе душой.



..Итак, человек, которому не придумано лучшего имени, чем Хант, идет по кварталам Дома, согласно наставлениям электронного Ассистента, Асси или «Прилипалы». И, начинает следовать сигналам своих новых, особых, проснувшихся Друзей. Он видит мир их глазами, чувствует перепады настроения. Ассоциации, мысли и воспоминания ведут туда, где произойдет нечто важное.

Так получается, что люди, спутанные особой связью, рано или поздно встречаются в одной критической точке.

Система контроля поняла, что человек размышляет неправильно. Терминал выдал команду на устранение. Такого рода операции выглядят как добровольное пожелание. В этой книге неформатные люди выводятся на арену Амфитеатра, так, как, если бы они дали заявку на участие в опасной игре. Хант направляется к месту своей казни. Здесь он встречается с неизвестными Друзьями — Дорианом, странником, «Лисом», врачом Хартом, неким Тимом, желающим ликвидировать всех злых индивидов и Стелой, танцовщицей Дико. Вместе они ускользают из неприятных объятий смерти. Объединенное сознание новых людей творит чудеса, вплоть до полета силой общего желания.

Всех, кроме Тима захватывает организация «Лазарет», цель которой — воскрешение Трастов, ее основателей, в большинстве своем уже давно мертвых. Их завещания тем не менее, имеют силу. Людям с необычными способностями предлагают возглавить новый отдел «Лазарета».



…Согласно наставлениям Эрни Белла, штатного психолога и священника компании «Фарма», в которой работал Харт, следует подстроиться к дыханию человека, имитировать манеры, чтобы установить с ним долгосрочные взаимоотношения. Установить отношения.… Звучит, будто требуется нудно вычислять многоэтажную дробь. Но, этот финт можно попробовать в разговоре с биологом старого «Лазарета».

— …Отчего сперматозоиды и яйцеклетки не подвержены дегенерации? Если они передаются другим организмам, живут вечно. Их ДНК прыгают из протерозоя в мезозойскую эру, палеозой и вторую половину кайнозоя.

Харт не был уверен, что правильно перечислил геологические периоды. Если да, это могло произвести впечатление.

Профессор Юм говорил о своём, без связи с идеями Харта. Рассказы о своих выдающихся достижениях, публикациях в престижных изданиях, перемещения функции в фикцию и обратно.

— Первые ключевые эксперименты свидетельствовали, будто, о неограниченной способности клеток к делению, — выговаривал Харт. — Однако позже распространилось убеждение, что Каррель просто неудачник, а клетки, согласно лимиту Хейфлика, делятся никак не более восьмидесяти раз.

Юм рисовал в уголке листа аппетитные русалочьи изгибы.

— До сих пор экспериментаторы выращивали крупные куски ткани. Отщипывали от ломтя мяса, выделяли отдельные клетки, исследовали структуру. Это ошибка.

Профессор оторвался от рисования. Судя по тронувшей губы улыбке, посмеялся над сотрудником провинциальной «Помощи».

— Кусочки плоти можно представить густонаселенными странами, — продолжал Харт. — Если выяснится, что разобщённые клетки тканевой культуры преодолеют лимит в сто делений, следующим ходом исследований нужно определить фактор самоустранения индивидуума во имя общества. Мы уничтожим старение, если братство клеток куска мяса обойдёт лимит Хейфлика. Особи, на которых не давит груз обязательства перед потомками, дадут рецепт эффективного противоядия.

Профессор рисовал.

— …И, знаете, для начала можно устроить условия обитания, в которых отсутствует борьба за статус и питание, и все остальное. Вы знаете нашего Дори? На вид лет тринадцать, хотя за сорок.

Надо внушить людям, что они венцы творения. Идея бессмертия проникнет в клетки и выключит механизм самоубийства во имя общества. Найдите того, кто возьмется за эксперимент.

Юм не торопился вдумываться в ход вещей мысли. Начал грубить. Назвал своих руководителей «подопытными организмами».

Уходя из исповедальни в спальный угол, Харт воспроизвел выражение лица студента, реанимировавшего птиц и котят. Такой парень мог бы растормошить сонных профессоров ветхого Лазарета.

Также Харт вспомнил мальчика, решившего совершать добрые поступки. По правде говоря, себя. Как он пробовал презентовать чужой девочке соевый батончик. Просто, чтобы проявить волшебное сочувствие. Она, почти как этот профессор, качала головой, и волокла бронебойное «не надо».

Что это тут, в шкафу? Надпись на латыни.

Раковое образование.

Его можно трогать уже без перчаток. Разговаривать, укорять и допрашивать.

Существо вроде того зуба, с которым Харт вёл переговоры год назад. Так вот, персонифицируя органы, рекомендовал бороться с болезнями Эрни Белл. Поговори с ними, расспроси, убеди, и выздоровление неизбежно.

Мистер Зуб приобрел облик шута, соглашался с доводами, обещал подождать еще сутки до открытия отдела бесплатной стоматологии, но мучительствовать не переставал даже во сне.

Пока его не вытянули сверкающие клещи хирурга.

Опухоль болтала с Хартом за столиком ресторана, не переставая что-то глодать. Беседовали через броневое стекло, как на свидании в тюрьме. Так воображение нарисовало переговоры с опухолью. Импозантная, не однозначная особа. Что она говорит о свободе отношений? Харт напрягся, понимая, что должен видеть нечто другое.

Дама выронила трубку и выплыла из поля зрения.

Может подойдет такой вариант?

Раковые букашки стремятся множиться, питаться, захватывая всё новые пищеблоки Организма. Замедленные картины микромира. Нагромождение клубков, сеток и перегородок. Столовая, где всё бесплатно.

В активе существ неограниченный кредит доверия.

Организм пронизывает новообразования кровяными сосудами, нервами, прослаивает мягким жиром, не замечая творящегося беззакония.

Почему?

Внутреннее кино показало, что сигнал к самоликвидации организма дали процессы в зоне зрительного отдела. Хронический страх за благополучие, имущество, здоровье приобрел свое материальное воплощение. Стал продуктом железы внутренней секреции. После некоторых колебаний она выделила первую угловатую молекулу смерти. Немного кислоты в скулах и под языком.

В большинстве случаев ферменты были нейтрализованы, превратились в безобидные круглые атомы.

Но там вон, на конце капилляра со сгустившейся кровью, проступил вензель дьявола. Утомлённая правилами корпоративной жизни, получившая повестку об освобождении, клетка решила передохнуть.

Вспомнила эру вулканов, атмосферу из угарного газа, и то, что может жить без кислорода. Отрастила хвостик, чтобы отыскивать все новые кусочки еды. Приняла вид бактерии.

— Свобода и вечность, — прошептал Харт.

Дориан нежно притронулся к лежащей на холодном стекле саркоме.

— Я снова буду говорить как взрослый. Это …выводок созданий, не склонных ни к каким взаимным обязательствам. Новообразования принуждены тянуть соки из несправедливого, но функционального мира Организма. Никто еще не предложил Рай, верно сочетающий свободу и вечность. Когда мы все узнаем?

Харт прислонился к колонне.

Если тихо тронуть ее лбом, чувствуешь приятную прохладу. Немного не рассчитаешь — в переносице проявляется боль, солёный вкус самого себя. Минута жизни без всяких мыслей.

Все должно быть взвешено и выполнено. Но, можно ли поднять в воздух Железный Самолёт?

Будто впервые Харт увидел приборы на стеллажах огромной лаборатории Ангара. Внутри вакуум, золотые и платиновые пластины, каленое лабораторное стекло. Неуклюжие солдаты, автоматические големы, созданные для сражений за жизнь. Их нужно вымуштровать и поднять на штурм.

Быстро.

Харт вдруг осознал, как сильно ненавидит само это слово. Отвращение вызывают любые мысли о необходимости соединения сотен, тысяч деталей в соответствии с пухлыми томами инструкций. Хочется лишь выговаривать красивые слова, молиться, и тогда все хорошее пусть происходит само собой.

Само собой.

Харт пробовал представить красивое будущее, выглядывающее из молчаливой лаборатории, но не мог переспорить карлика в голове, звенящего бубенчиками: «Все не то, мне смешно…».

Вновь полетать?

Харт вспомнил о своей невероятной способности как о приятном сне. Парить под потолком Ангара сейчас всё равно, что глотать шампанское во время сумасшедшей гонки.



Дори разбил чашку об пол. Собрал осколки, как то отчаянно взметнул вверх.

— Ты хотел знать обо мне? Я желаю перегнать смерть.

Когда человек долго живёт на одном месте, его быстро берет на прицел старость. Помогает ускользнуть от нее лишь постоянное движение. Человек убегает от порядка, всегда вынуждающего освобождать место наследникам. Некоторые Лисы утверждают, что им двести лет. Нужно идти, не узнавать знакомых, бежать и шагать, никогда не останавливаясь надолго.

В Доме есть такая Лавка Сто. Там ничего не меняется. Никогда. Местоположение — да. Выкладка товара, сувениров и продуктов, состав и вид константны. Когда отдаляешься от детства, — вспоминаешь эту Лавку. Чтобы найти ее, бродишь, отпустив разум, забредаешь туда случайно, и забываешь о зрелости. Выливаешь плохой жир из крови. Другие люди заходят, милые, узнаваемые. Шутки, фокусы, будто смотришь счастливый сон. Запрещено оставаться надолго. Поешь, попьешь, поболтаешь и выходишь. Через пару лет вновь ищешь лавку Сто. Но, не пропусти точку невозврата.

Рекламные фирмы используют нас, безумных флаерщиков. Дают бесконечную транспортную карту. Мы рисуем значки их товаров. Ночуем в гостиницах «пол-звезды». Не застреваем в серьёзных воспоминаниях. Всем нравятся красивые дети с мыслями животных.

— Нам нужны люди с детскими сердцами. Такие как мы, умные, но исполняющие все распоряжения и молитвы.

— И мы могли бы их хвалить.

Дори собрал взгляд в фокус, вновь стал нахохленным, вычурно красивым лисёнком.

Разговор осёкся. Так бывает, когда фраза закругляется и ни у кого не находится особенных возражений.



В Ангар, новую лабораторию прибывают работники. Понравится ли талантливым подросткам работа в Лазарете? Вместо того чтобы резвиться, слушать лекции и работать, работать самим?

Я невысокого мнения о тинэйджерах, как основе научного прорыва. Дети зачастую просто не задумываясь копируют взрослых. Вряд ли из них создашь команду, способную решить важную проблему. Другое дело, что у них еще не так сильно развит психический иммунитет и вообще говоря, дифференциация. Пребывая в едином формообразующем поле, они, подобно клеткам растущего плода, способны создать работоспособный, практически всемогущий организм.

Общество Лазарета можно сравнить со школой-заводом Макаренко. Помните книгу, написанную в тридцатых годах прошлого века? За четыре года от трех станков для ремонта обуви, колония пришла к заводу фотоаппаратов, стоящему миллионы золотых рублей. Дисциплина и свобода. Иерархия и равенство. Работа и развлечения.

Послушаем рассказ новобранца:

ТУР АЛЕКС — НОВИЧОК ЛАЗАРЕТА

…Нельзя утверждать, что я всегда мечтал попасть в безразмерный бункер, зарытый в груду сырого бетона.

До этих пор этапы моей жизни достаточно складно протекали в Интернате Сервиса, отличающегося, помимо обычного курса управления людьми, изучением технических наук. Родители, судя по карте, просмотренной мною в кабинете директора — обладатели первой и четвёртой групп крови, без глупых болячек вроде Ор-Ор. Почитатели свободной любви, и не противники детей, подарили мне возможность жить примерно до девяноста пяти лет, матовую кожицу, зелёные глаза, черные волосы, развитые мышцы и разные верные пропорции гормонов. Где они, — неизвестно, а разве нужно всё знать?

Знать надо всё.

Десять дней назад, сдав экзамен по Железным Числам, я прохаживался по кварталам Уль-Карбона. Свободные прогулки по Мегаполису Сетана предоставляются, заметим, мой неизвестный друг, самым лучшим ученикам.

Сектор Сетан воплощает пестроту жизни; взболтанный в медной трубе рёв верблюдов, фальшивое золото, неоновое серебро и, по кусочку халвы и ложке патоки, бесплатные лакомства на перекрестках. Бесконечные орнаменты на стенах, гигантский Золотой Квартал, струящиеся в глубины шахт, понемногу темнеющие улицы. Это теперь только в памяти!

Как произошла перемена?

…В беседке между лавкой стразов, высоченным неоновым перстнем и колодцем церкви Эвтаназии, ко мне подступили вербовщики. Первая моя мысль? Дай вспомню. «Это те артистические бандиты, которые любят играть с людьми; встречают в тёмном коридоре, пугают, разговаривают по душам, жмут пальцы и благополучно отпускают». Сартанам, полуночным психологам, нужны страх и благодарность не меньше, чем твои денежки, милый наш Алекс Тур.

Алекс Тур.

Шестой курс Интерната Сервиса.

Пластическая хирургия, физическая химия, менеджмент, владение стеком, практический гипноз, плюс еще несколько предметов на выбор. Уже можно понять, кто я такой. И ещё скажу себе. Если ты слишком большой умник, запутываешься в собственных мыслях. Идешь на авантюру. Между мною, мальчиком и, до сих пор мальчиком, проценты интеллекта даются взамен здравого рассудка.

Семьдесят первый год рождения. Тур Алекс Ной

Вербовщики лишь улыбнулись на вопрос, не бандиты ли они. Мурлыкали, как одиссеевские сирены. Ну, а если бы я не согласился ехать в Лазарет, навстречу приключениям, что бы сделали они, показавшиеся, на первый взгляд, заслуживающими доверия? Вкололи наркотик, чтобы мальчику отбило память? Отправили обратно? Теперь поздно размышлять обо всем этом. Что сделано, того не вернешь.

Тошное путешествие в скудно освещённых качелях дальнобойных лифтов класса А. Это вносило надежду, ведь тех, кого желают разобрать на алые запчасти, для более благоразумных и богатых мальчиков, не удостаивают столь дальнего круиза.

Пункт назначения.

Лазарет.

Обстановка как в трудовом лагере, когда туда тебя поселяют первым. Накатывает эйфория, свобода с наилегчайшим привкусом уныния. Заходишь в палаты, разящие краской, спишь, где хочешь, если придет блажь, метишь углы забавным собачьим способом. Через неделю прибывают наглецы, легко захватывающие обозначенную тобой территорию. И никак им не объяснишь, что ты всё уже здесь открыл, и назвал своими именами. Они игнорируют дельные советы, не проявляют особого уважения к первооткрывателю. Гав-гав вам! Только мои протесты тоже никого не волнуют.

СТРОИТЕЛЬСТВО НОВОГО ЛАЗАРЕТА

Новички вселены в отдел А, третий уровень, спят на широченных кроватях, по пять человек сразу. Я вряд ли бы согласился на переезд, если бы знал, что лишусь почти всей своей львиной гривы. Такое условие. Стесняюсь. Моя комната в секторе В, рядом с лабораториями. Пять с половиной кубических метров, углы скруглены, уютно, как птенчику в гнезде. Жилое Яйцо! Кровать, кресло, стол, полки, туалет будто бы по заказу гномов, но в деле довольно удобный. Обстановка напоминает «ползвезды», отель, повсеместно ставший культовым. Тут больше всяких лючков. Ученики будут запрятывать в них дневники, конфеты, может, синтетическую наркоту. По левую сторону, если протянуть руку сквозь пластик, пальцы вылезут в Ангар.

Эта лаборатория создана по приказу доменов; наших странных, летучих боссов. По виду сверху похоже на заготовку для игры в крестики-нолики. Сейчас там скучные пустые помещения и запакованная мебель. Есть подвод электричества и вода, но в целом клетки пусты. По правую сторону Яйца, если, в виде привидения пройти два метра проводов, трубок, высохших плевков, — глянешь в шахту лифта, ведущего в холл организации, маскирующей Лазарет.

Я единственный знаю, как рождалась вся эта лабораторная коммуналка. Никто не мешал надзирать. Через год всё это безликое покроется инициалами субъектов, называемых врагами или друзьями, плёнкой пота, жира, пылью эпидермиса. Я умею красиво говорить, так ведь?

Всего десять дней назад обстановка будущего общежития, Муравейника, представляла комплект деталей, которые, потягивая разрешенное трехпроцентное пиво, разворачивали молчаливые специалисты Техниса. Позапрошлым утром, проехав на подсобном лифте, я не узнал эту местность. Ни потека масла от внушительного проходческого щита. Вода канализации демонтированных квартир вся откачана. Несколько баков со следами кристаллического бетона, стёртые надписи, лоскуты полосатых лент. Сумрачный зал, расходящиеся отпечатки башмаков рабочих. Вот и всё, камрады!

…Бетонный короб заполнился качающимися контурами. Будто ты, любопытная бактерия, забрался в развивающийся организм. Клетки множатся и усложняются. Свет выискивает узлы, в которых просматривается нечто еще несовершенное, мигрирует, будто бы он сам приобрел глаза, мозг, руки, и взялся за работу. Повеление мастера — кристаллический бетон становится мягким, как жвачка, отдергивается от машины, образует новые полости, помещения, тоннели.

Я из тех, кто удачно пришивает имена к вещам. Дзот. Лазарет — общее. Отделение для нас, пока ещё младенцев науки — Дзот. Ну, или уж, Куботур. Так мог бы называться филиал чистилища, головоломка или фирма, организующая экстремальные туры в горячие зоны Дома.

Посредине зала заструился ребристый водопад. Эскалатор. Одобрительные восклицания работников. Новые сполохи света.

Алюминиевые каркасы охватываются пластиковыми панцирями. Там и там материализуются жилы проводов, нервы световодов, кишки труб. Дзот обнаруживает энергию и волю, словно взрослеющий гомункулус в тёплой колбе алхимика.

В сплетении пластиковых рёбер проявилась диафрагма фотоаппарата, люк с лепестками, ведущий всё ещё в никуда. Работник повертел винт отверткой, и над жужжанием сервомеханизма взлетела трель открывающихся дверей, замысловатое «тюр-люр-ли» охоты на неведомое животное.

Рабочие ушли, оставив груды мусора, гирлянды и сигаретные фильтры.

Это всё мне?

Я культурно погасил свет и забрался в Яйцо.

На сегодняшний вечер моё изобретение — надежнейший способ скрыть мысли от посторонних. Только когда они остаются внутри, ты предохраняешь личность от ненужного прочтения.

Через две минуты страницы дневника станут призраками. Я сожгу страницу, на которой записан день! Пепел уберу в шкатулку, которую раньше занимали никому не нужные, хотя и дорогие циркули. Так никто не прочтет Горящий Дневник, если только успехи реанимации не восстановят его из этих сизых пёрышек. Но, тогда, понимаешь ли, Друг, начнется совсем другая история.

ЗНАКОМСТВО У КУХНИ

Познакомился с Деткой.

…Вспоминал, что написал в Дневнике вчера вечером. Не вполне нормально, словно сочинение измученного одноклассниками вундеркинда. Необходимо, чтобы каждая фраза была деловой, с долей юмора и цинизма, так нужно общаться, даже с самим собой. И, вас, может быть, примут.

Прохаживался, рассматривая плакаты по технике безопасности в переходе из Ангара в корпуса лабораторий Ветхого Лазарета. Навстречу девочке в сером комбинезоне.

Остановились друг напротив друга. Точнее, подруги. И долго молчали. Просто дышали, рассматривая будущего коллегу.

Пока я не просипел «привет».

Привет — правильное слово к началу большинства важных знакомств.

— Я Детка. Точнее Аква.

— Алекс Тур Ной. Номер… а, зачем ей, собственно, мой идентификационный номер?

Она могла повернуться и зашагать в коллектор новичков, к прежним деловым знакомым. Так принято в культурном обществе; ведь долго там дружить нельзя. Но, мы пошли вместе, чуть ли не под руку, куда глядят глаза и заводя всякие разговоры.

Приятно помыслить, что нашелся человек, который просто так тебя, ни через что не кинет. Поговорили о значении глупых имен, которые директора Интернатов любят присваивать воспитанникам, отправились на Кухню, точнее, в Столовую. Каково там теперь? Кстати, согласно учению Харта (не забыть придумать домену подходящее прозвище), вместе съеденная пища роднит людей на генетическом уровне. Это было известно и раньше, но теперь находит строгое научное объяснение.

Прекрасное настроение, кофейная, знаете ли, такая бодрость.

На «бронзовом лифте», предназначенном для пролетариев Лаза (так девчонка назвала наш обновленный Лазарет) два этажа вверх и направо. Общая Столовая, вроде тех механических кафе, которыми славятся офисы крупных корпораций. Вчера тут многое было по-другому. Рабочие выкатывали баки со строительным мусором, настраивали автомат питания, вот этот Общий Котёл, и регулировали канализационные стоки. Теперь неприятный отстой скрыт пластиком и никелем. В те несколько минут, как открылся круглый, в середине вогнутый, словно миска, зал, новички не успели разочароваться в происходящем. Весело заполняют животы за обеденными столами, имеющими контуры земных материков.

Люди, решившие, что почуяли к себе симпатию, и не способны испортить соседям аппетит, притыкаются друг к другу, жуют кашицу, ножиками мажут джем на хлебцы, оживленно болтают и всплескивают руками. Становятся, как говорят, родственными на уровне биологических молекул.

Жующий рот, надо сказать — довольно сомнительное представление. Лицо коверкается, хрюкает и хлюпает. Глядеть на то, как поглощают еду не очень-то, обычно, приятно. Успешно сопереживать постороннему наслаждению можно, только если ты и сосед — одно, так, что ужимки чужеродной плоти, принимаешь за собственные.

Суп из мелких креветок и пшеничный хлеб, полезный для челюстей, жесткий снаружи, мягкий внутри.

Водорослевый поливитаминный салат.

Кукурузная каша. Соусы.

Витамины А127563, В56, Е45. И, обратите внимание, натуральный чай.



Детка. Так же, как и я, она пока что Про. Новичок. К тому же еще и «Визи», раз она девочка. «Визи Аква». Фонетически приятное обозначение новобранцев женского пола, приставка-титул к имени. Сочинено здесь, мною, по ходу принятия пищи.

Она тоже приличная выдумщица. Изобрела милое, но не слишком, между нами, подходящее для неё имечко. Настоящая Детка должна иметь медовую кожицу, кошачью мордашку, быть шустренькой, капризной, прелесть какой глупышкой. Чтобы умильно смотрела снизу вверх, выпрашивая у дядюшки пару монет на биг-гам. До призыва в Лазарет, в Интернате особого Техниса, как дитя поведало, директор назвал её в честь божества мужского рода. Если не изменяет память, женский пол в пантеоне обновленного культа ацтеков не фигурирует вообще. Ха-ха, а вот меня в подготовительном Интернате директор нарек Ганимедом.

Ей не нравилось зваться Аквартер… пер..тель. Зубодробительно как-то. Имя то привносило в существование некую дополнительную угловатость, свойственную реанимированной культуре древних мексиканцев. Потому раньше она была букой. К счастью, здесь, как указали вербовщики, можно забывать прежние имена, менять характер и привычки. Потому Детка предала своё главное слово. Стала Деткой а, иногда и Аквой. Будто выпустила из виду, что понятия индейцев «мешика» обещают за неверность своему имени весьма неприятные приключения.

Ах, Детка! Аква — Акватерпель! Хорошо, что я могу смотреть на тебя, и не выдавать свои мысли вслух. Но, ведь, кажется, для этого нас и собрали здесь? Передвигать мечты, образы, саму жизнь из одних людей в других?

…Кожа бесцветная. Волосы забраны в пепельный прыгучий хвостик. У людей с такими волосами характер ни рыба, ни мясо, это строка из учебника физиогномики. Но, чуть оттопыренный подбородок с этим, будто бы, не согласен.

Какова она? Притворяется бесхитростной, может и желает быть такой, но не напоминает ребят Техниса, этих ханжей, молящих лишь о деньгах и статусе; иногда всерьез двинутых. Со временем она способна понравиться всякому приличному человеку. Не за мордашку, которая так себе, как я уже упоминал, довольно типовая. За нечто непознанное, прорастающее в самом сердце, солнечном сплетении и легких. Ведь в течение часа она не ушла от предложенной мной темы, не высказала очевидной глупости, не вынудила болтнуть то же самое и меня. Пожалуй, точно, Детка, она же Аква (приятный ник), точно не из тех, кто без церемоний способны кинуть тебя через хвост. Только лишь с печальными мыслями. И то, уже вовсе не плохо.

Нос мог бы располагаться на сантиметр-полтора выше, чем он есть. Скулы — мягко, по-кошачьи, закругляться. Не катастрофа это отступление от общепризнанных норм красоты, но, между нами, мальчиками говоря, Детке очень далеко до тех лакомых тигриц-танцовщиц, которые зажигают Представления во всех приличных Амфитеатрах Дома.

Может быть, для этого она и явилась сюда? Здесь есть надежда на лечение от всего лишнего. И на полезную добавку. Золотые нити по телу, крови, печени, сердцу и всей нервной системе.

— Кто такие домены и летучки? Что мы здесь будем делать, Тур?

Она доверчиво так меня спрашивала! Улюлю! Что ответить ей, чтобы запечатлелось?

— Всё просто, Акватерпетль! Кто из нас не слышал песенку о мальчугане-танцоре, беглеце, которого все встречные непременно хотят предать, отловить, затащить в особую клинику и переделать в безвольного слугу? Как известно, службе «Вторая Жизнь» Правительство предоставляет людей, структуры мозга которых признаны социально опасными. Немного кислородного голодания во время наркоза, и нервные клетки очищаются от всех прежних неверных связей. Теперь ловцы тел появились даже и в нашем консервативном Сетане. Квалифицированные врачи производят помощников по домашнему хозяйству, мало кушающих, почти не отдыхающих, дёшевых, и абсолютно не эгоистичных. Может быть, и здесь всё постепенно скатится к этому. Только наш товар будет намного качественней и дешевле.

Так мы с нею говорили.

С Аквой легко.

АНГЕЛЬСКАЯ КРОВЬ

Это запомнилось.

Сытые, почти удовлетворенные, мы покинули Столовую — Земной Шар, и двинулись по Лазарету, расширяя круги свободного поиска.

Миновали пустые помещения с корявыми надписями мелом: «Эври», заглянули в лаборатории новоиспеченного отдела Корпус, обнаружили там обрывки упаковки, и хирургические столы с желобками для стока крови.

И я, представь себе, выдал такую речь:

— Вот оно, начало всего! Тут будут измельчать тела подопытных созданий буквально в фарш, чтобы найти, где в них свились аскариды смерти. Трубки погружаются в пол, выходят в потолок, тянутся среди холодильников и гудящих электрических трансформаторов. Кровь сейчас — вместилище разномастного микроскопического зверья, — следует из одной лаборатории в другую, и по пути кардинально преображается. Из чувствительной к течению времени, на воздухе запекающейся в бурый комок жидкости, возгоняется в белоснежное облако, на поверхностях серебряных и золотых радиаторов конденсируется в ангельскую кровь, прохладный ласковый огонь. И, эту кровь переливают, капля за каплей нам, нас пробивает Громовой Салют, и мы восходим туда, где ждёт Золотой Полис Ангелов!

— Как устроен подлинный Город Бога?

Детка смотрела на меня исподлобья, снизу вверх, будто я уже всё тут лично решал. Её, определенно впечатлило.

— Рай каждый видит немного по-своему. Эти картинки нужно аккуратно, словно паззлы детского конструктора Лого, совместить. Всё надо знать, чтобы понять, что пора сделать и чего от всего происходящего ожидать.

В Сетане, Детка, моём бывшем мире, нет пейзажей, чтобы можно было вознести их в картинку божественного Города. Только песок необъятной искусственной пустыни, города-погосты и, в массе своей, нечистоплотные мегаполисы. Хотя конечно, пальмы и газончики кое-где присутствуют. Этого маловато, разумеется, для беспредельного райского счастья. Есть фонтанчики газированной, подкрашенной розовым сиропом воды. Щедрые люди в лавках попадаются, обычно под вечер, когда невостребованную их сладкую стряпню все равно надо выбрасывать. Для не укладывающихся в нормы питания воспитанников, они просто ангелы во плоти.

Детка, оказывается, дочь служащего фильтрационного лагеря, сказала, взамен на мою откровенность и вполне уместную, контролируемую экзальтацию, что до переезда в Лазарет жила в ЭкзоСити. Любит искусственный снег, оттаивающие по графику, или прихоти менеджера, стены, и радость заключенных, переводимых в теплые Зоны.

Мы забрели в дальнюю зону производственных помещений, свернули, кажется, к Ангару, и, пройдя по шахте раскуроченного 3D лифта к неизвестному корпусу, практически заблудились.

Пытались чинить светильники за демонтированным эскалатором. Один из них вдруг начал быстро-быстро моргать, будто выдавая азбукой Морзе все тайны света.

— Я знаю, где мы, — заявила Детка, пошелестев блокнотом. — Здесь должно быть кое-что очень красивое и неимоверно ужасное. Дориан посвятил меня в некоторые тайны Лаза. Ты любишь историю и легенды? Вот это оно и есть.

Я не знал, куда ведет этот ход, а времени был вагон.

Тряслись минут пять на рабочем лифте без дверец, выбрались к каналу, раздавшемуся в искусственное море. Бассейн, полный золотых рыб, плавающих между частей неведомых, нержавеющих, судя по всему, механизмов. Такой нестандартный артистический объект.

Одетые инеем комнаты и живописные мумии.

— Заказчики Лазарета. Господа Трасты, конечные выгодополучатели всего этого нашего проекта, — округлила глаза Детка.

Мы поднялись на площадку из серого, с прожилками, мрамора. Массивный саркофаг с еще одним скелетом.

— Наверное, её зовут Стела. Она тоже должна ожить.

Череп. Изящный, ослепительно белый, словно древнекитайский фарфор с бордовыми прожилками. Золотая корона, украшенная натуральным, как я понимаю, рубином.

— Красиво. Правда, Алекс? Все это вместе. Наверное, она тоже любила все красивое. Кого-то целовала, хотя и не прилично все это, в мельчайших подробностях знать.

Я объяснил Детке, что Стела, пятый домен, находится вовсе не здесь, и шлёт депеши из потустороннего мира друзьям, тем, кто с ней был связан при жизни. Нынешним руководителям нашего Лаза. Покоится она, как сказал Дори, в Криогенном Зале, куда мы доступа пока не имеем. Она могла летать. Так и у нас получится, если сможем видеть глазами друг друга, и объединять души.

Я тут же перешел от слов к делу. Признаться, сильно раскрепостился.

Принялся разбегаться по технической площадке галереи. Требовал, чтобы Аква думала обо мне так, как я, видела, что я вижу, и верила в то, что все у нас получится.

Перемахивал через пропасть метров в пять, отмечая жестяной банкой место очередной посадки. Пытался чувствовать происходящее без плоских мыслей.

Чуть не провалился вниз. Ободрал ладони о стальную решетку.

Первые две секунды шок, ничего не чувствуешь, потом больно, а через десять минут, будто бы и не было ничего.

Я всматривался в Детку, стараясь проникнуть за два сантиметра черепной коробки с пепельными волосами, пробуя видеть себя её водянистыми глазами. И вдруг, опять пришло желание пророчествовать.

Я принялся вещать об электронном зеркале эктора, что в нем про себя увидел, об одиночестве и коллективах, наших лицах, может быть, даже, нечто обидное. Иногда умею говорить так, чтобы все на миг замолкали!

И она выдала кое-что в тон.

— Земные Сектора впечатывают в плоть масло фабрик быстрой еды, запахи лифтов и мусорных баков. Лица с земными штампами наблюдаешь в общественном транспорте, на улицах, за обеденным столом, и на могильных плитах Погоста. Они не заслуживают особой симпатии, лишь такой вот галантной жалости.

Не подростковые получались у нас фразы.

— Нужно, чтобы лица отшлифовались брызгами острых алмазов и соленой воды, размягчающими органику. Пусть расквасятся от слез, перестанут быть самодовольными и недоступными, вылепятся заново, совершенными, детскими и бессмертными.

Так мы с ней говорили.

Всё наше, новое станет важным миру, даже кукурузный хлеб стандартного пайка Лаза может быть обернётся для людей солнечной облаткой, приобщением к тайнам потустороннего мира. Сейчас все наши традиции в зародыше — случайные шаги, которые несколько раз повторившись, навсегда отпечатаются в общей памяти.

Еще размышляли, в какой отдел Лазарета мы попадем. Я подумывал закрепиться в Домене, руководимом доменом Хантом, бывшим механиком. Детка весьма благожелательно отзывалась о Корпусе врача Скорой Помощи Харта.

Так вот, жуя зёрна из оказавшегося в сумочке Детки пухленького пакета, мы постепенно выбрались обратно к Столовой, выпили чаю, пополнили сухой паек и разошлись спать. Детка нарочно просыпала попкорн по сторонам, улыбалась зеркальным стенам обеденного зала. Это тоже отложилось в памяти как нечто важное.

Зачетный день.

НОВЫЙ ДРУГ

Ещё один наш отыскался.

Чёрно-желтая кожа. Соединение плоти Секторов Пандуса и Черного Сетана. Если хорошенько поразмыслить, несмотря на тёмную кожу, явный знак доминантного гена, кровь азиатского, по существу, Пандуса когда-нибудь переборет африканскую органику. Изменятся черты лица, взгляды, даже привычки. И даже мысли незаметно, образ за образом, станут другие.

Пока мы с Аквой бродили по Столовой в поисках свободного столика для завтрака (выбрали уединенную Гренландию), он пережевывал рогалик на периферии мира, рядом с коллекцией чудесных медных чайников. Иногда задумчиво ввинчивал его в чашку Петри, соединяя с находящимся там джемом. Подвергал анализу прикрепленную на стену, несколько диссонирующую с общей умиротворяющей обстановкой, картину давнопрошедшей баталии.

Тяжеловатый взгляд уличного, небезуспешного бойца. Зачем он здесь, в компании домашних ребят, огромных умников?

Также мотобой глядел в зал Столовой, шевеля губами, будто бы завёрнутыми в тонкую вакуумную упаковку. Маслянистые зрачки (у меня прекрасное зрение) чуть расширены. Сложилось общее впечатление, что чафр видит вещи без прикрас, каковы они и есть на самом деле. Можно ли в глаза называть данного метиса чафром?

Чувствовалось в нем некая природная свежесть, свойственная, как считается многими физиологами, плодам разных рас. И, еще, словно бы крошечный лючок где-то в районе височной области. Всё-таки, иногда чафр терпел оглушительную катастрофу, а затем надолго углублялся в размышления обо всех ее обстоятельствах. Зацепи эту рану, приоткрой родничок черепа, — человека можно легко корректировать, вводить в совместные предприятия, и все такое.

Детка также внимательно рассматривала представительного чафра.

Чафр вытер пальцы, кинул салфетку в воронку Северного полюса. Поднялся, подошел, склонился, прошептал пару слов о прекрасном утре и хладнокровно поцеловал Акву в щеку. Она не сопротивлялась. Такое вот, обычное приветствие шоколадно-мандариновых братьев.

Чафры раскованные, в массе своей, довольно дружелюбные ребята. В принципе, Аква не моя куколка, и вообще, пока ничья, но и Туру Алексу нужно приучаться орудовать так же быстро, ловко, не получая никаких обидных отказов от девочек. Да, такие полезные обычаи надо научиться скачивать!

Сектор Пандус. Ливи. Типичное имя детища желтой и чёрной рас, как в Белом Сетане говорят, чафра.

Совместный ужин. Разговоры обо всем на свете.

Он рассказал о том, как был участником успешной банды. Они там являлись самыми умными, в меру агрессивными, конструктивными «членами», прекрасно понимали друг друга. Но потом совершили очевидное преступление. Уничтожили конкурентов, спящими, по настоящему, ночью, без объявления войны. И — попали в сферу действия другого, темного мира. Встретились с бандой, которая гораздо, гораздо круче и сильнее их. Что даже вообразить было невообразимо. Любое действие братьев предвосхищалось легко, как будто враги связывались между собой внутренним Интернетом, были везде и повсюду. Все разгадывалось примерно так, как хитроумная, по-своему, мысль кошки или собаки — человеком.

И, оставалось, в конце концов, только одно — согласиться с Третьим Миром — явившимися неизвестно откуда вербовщиками Лазарета. Похоже, здесь можно сделаться сильней, чем самая мощная банда Дома. «И вот, я с вами, дорогие братья».

Пятый день полёта.

И он — нормальный.

СОРЕВНОВАНИЕ МЕЖДУ МАЛЬЧИКАМИ

Когда в ограниченном пространстве собираются ребята пубертатного возраста, обязательно начинают в чем-то соревноваться.

Новые знакомые (еще никакие не друзья), Ромм и Хетт раздобыли где-то трамплинную доску. Такие штуковины обычно водятся в подсобках школьных спортзалов. Надо было прыгнуть и пролететь через окно в стене, головой вперед. Довольно опасно! Кто-то разбежался, пошутил и, кривляясь, отошел. Когда пришла моя очередь, сзади подошли двое. Предложили не рисковать своей головой, а, вот смотри — грязно же — убрать посуду, стереть со столов подливку. С ехидцей так сказали. Не люблю, когда меня воспринимают не всерьез.

Те, кто успевает сплотиться, связаться в такие сладкие неразлучные пары, обладают преимуществом перед одиночкой, вроде. И тогда они правы, совершенно независимо от сложившейся ситуации. Проверь это на себе, мой незнакомый друг.

Я сначала мысленно представил, как вступаю в драку с этими ребятами (внутренняя демонстрация намерений, это важно), вывел впереди грудины мысленный серый шар, знаете ли, мушку прицела, развернулся в сторону потенциальных соперников, словно приготавливающийся к выстрелу тяжелый танк.

Понимаете?!

Затем отстранил их, наклонив, чуть так искоса голову, собрался, разбежался, и ловко прыгнул.

Каждый сам убрал за собой, и за другими, теми, кто почему-то забыл это сделать. Без напряжения и чьего-либо конкретного распоряжения.

С тех пор, знаешь, я заметил, всем стало легче находить общий язык. Во всём.

Вот что я вам скажу. В многомерном 3D лифте Пути делаешь правильный выбор — и всё, постоянно идет на улучшение. Следуешь вверх. Подсаживаются хорошие попутчики. Тебя начинают узнавать.

В другую сторону, — из тебя сделают слугу, вроде тех, которых имеет каждый приличный интернатский староста.

Такая открывается философия.

На первых порах у меня все получается.

РАССКАЗ О ЛОШАДИ, И ПРОЧЕМ

…Мой рассказ слушали. Наблюдали за оживленной жестикуляцией с участием двух острозубых вилок. Минуть десять, я чувствовал себя в чужой, большой, словно кухонный котёл, тарелке.

Затравка Рая… Что это? Например, та лошадь, которую я высмотрел на центральном ипподроме Уль-Карбона. Кобыла Пегаса! Творение природы, всемерно усовершенствованное технологиями фармацевтических фирм, которые оно, собственно и рекламировало. Совершенство, это, запишите же, единство множества. Наэлектризованная грива, лоснящаяся шея, ноги, умные дикие глаза. Как передать человеческими словами вам, не знаю. Мышцы органично перетекают в кости и кровь, и, будто бы являются их продолжением. Нервные импульсы объединяют организм вплоть до роговых слоев копыт. В круп попал маленький кусочек сахара, брошенный неким доброжелательным ребенком, и лошадь в полтонны весом, разом, целиком содрогнулась. Я получил здоровую подростковую поллюцию, так все это было хорошо.

Помню, размышлял я, желал бы присутствия здесь еще одной особи того же вида, но противоположного пола. На одном уровне желал наблюдать, как они вместе, без затей, галопируют по лунному пейзажу, а на другом, — лезут обниматься. То есть, во мне органично сочетаются эротическое и духовное начала.

Фантастика.

Говорил я так в утренней Столовой, вместе с Хеттом, Ливи и Сеем, под шипение и пыхи Котла. После каши поедали пророщенные зёрна и черничный джем. Кормили друг друга с рук: упражнение для устранения стеснения, рекомендованное доменами.

Отчего-то чуть поклонившись, к нам подсел Дори. Предложил без стеснения излагать тему.

Я продолжил.

— Воры из Застенков увели этот экземпляр с выставки, расчленили или, как говорят, поглотили живьем. Такая традиция, — вводить в себя совершенные организмы. Жители тайных помещений Дома, хонги рассчитывают, что жизненная суть всяких разных красивостей переходит в их, переломанные ботулическими токсинами тела. Почему бы не полечить себя? — вот их девиз.

— Идея перспективна, — заметил Дориан. — Я бы тоже, знаешь, питался одними лишь разноцветными бабочками. Чтобы они перетекали в меня и щекотали кишки.

Что у вас зерно Райского Сада? — к беседе подключилась Аква. — Я не опоздала? Мы говорим о чем-то хорошем?

— Зерно Рая? Это… будто я, — певец лучших на свете песен, и сталкиваюсь с ордой ароматных поклонниц. Все это такая взбудораженная, электризованная плоть. Девушки с лунными мордашками являются эффективнейшим средством очистки зрительных каналов. Блестящие зрачки, будто бы глазированные губы. Ангелочки помышляют разорвать моё тело на талисманы вечной, пряной любви. Море любви. Это не ново. Но мило.

— Вы были кумиром девушек? — поинтересовалась Детка, накладывая еще джема. — Щёлкали как орешки?

— Что? — сник Дори. — Не совсем. Нравится, когда они внимательно, как змеи, смотрят. Где бы я ни появлялся, девчонки сворачивали, чтобы разглядеть Вольного Лиса. Хорошо быть вечно молодым, красивым и ничьим. Обворожить, взбудоражить, втереться в голову — и убежать.

Кстати, вот еще что. Если мускулистые ребята посчитали, будто я — существо противоположного пола, первые пять минут отношения развиваются прекрасно. Вместо обычной агрессии лишь непременное желание угодить. Почему бы всем так друг к другу не относиться, даже без причины?

— И, дальше что? — Аква задумчиво разглядывала чашку Петри с джемом. — Как развивались отношения с парнями, господин домен?

— Поиграв несколько минут, я находил повод стремительно удалиться. Приятно так жить, по-женски — обворожить, очаровать, и уплыть.

— У вас есть родители?

— Наверное, да. Но я сбежал от всего этого. Это было бы невесело — думать о родственниках, когда они уже явно подходят к порогу жизни. Старея, родители тянут за собой детей, пробуждают в них мысли о смерти. Мне интереснее бродить по Дому, одному, освещая собой мир, разгадывая пароли прохода в другие Сектора. Вот, допустим, я в ЭкзоСити, лядяной и снежной тюрьме. Замерзаешь до костей. Темно. И вот, когда уже уходишь в потусторонний мир, в голове, вспыхивает слово… например, «Шаундорфин»! Ты поймал волну программера. Подходишь к люку, набираешь это слово костенеющими пальцами. Двери открываются на семь секунд, ты даже успеваешь подумать, нужно ли пройти. Проваливаешься в жар Сетана, или на проспект УниверСити, отряхиваешься от снега и отчаяния, и идешь. Здорово так жить! Будто съел солнышко, оно у тебя в животике. Молодеешь от открывшейся новизны. Кожа на запястьях становится правильной; медовой и розовой.

— Так интересно! — прощебетала Аква. –И что там еще интересного, в Секторах Дома? Я не вылезала из ЭкзоСити.

— И, наверное, не знаешь настоящее Экзо. Периферия, жилая зона Е? там все сладко. Настоящий Экзо — ад. Я там был, три раза, забирал с собой заключенных. Все, что придумали бесчеловечные люди — там обязательно есть. Спиральные дороги, смоляные котлы, пылающие реки. И — возможность для побега. Да! Всегда! Ты можешь найти друзей и, положим, сколько-то рулонов ткани, тайком соорудить воздушный шар. Наполнить его воздухом из котла и подняться на пятьсот метров. Там ты поймешь, что багровые луны — прожектора, а на балкончиках-террасах прогуливаются люди. Да, это те самые, кто сбрасывал фляги, с водой или пустые, немного объедков или увесистый камень. Вам зааплодируют, и вы пройдете туда, где все всегда хорошо. Много разных способов побега есть, очень странных порой, но получается у немногих.

— Загляните в мой бывший Рай, — вдруг предложил Ливи. — Это разграбление пафосного супермаркета, сражение на Перекрестке Шлюзов, а после — общение братьев в атмосфере полнейшего, знаете ли, взаимопонимания. Главное — повсеместное затихание противоречий, возникающее после совместных дел, не всегда добрых, но требующих активнейшего взаимодействия всех членов.

Иногда, после драк кварталов, порций Белого со Специями, и курева Лемуров, я говорил с Богом. Знаете, он какой? В серой накидке. Лицо не сказать, что привлекательное. Прошу посоветовать, как жить дальше правильно, но Он встает и уходит. Будто голос за кадром: «Это ты меня таким сделал».

Чафр водил пальцем по столу, будто ребенок.

— Хотите мой ад? В прежнем Интернате я на год запустил занятия. После войн Секторов, решил вернуться в школу, чтобы убедиться, что и здесь я по-прежнему, хозяин.

Все вокруг чужие и веселые, сдают тетради, я смотрю на них и выпадаю в аут. У меня — только дата и имя. И по другим предметам, ни конспектов, ни учебников, ни даже заметок на полях. Кричи не кричи «Йоу» — ты лузер. Как я поднялся до прежних высот — тема для всесторонних психологических исследований. Учеба, подобная восхождению на ледяную гору, без когтей и кислородной маски.

— Может в поисках Вечности следует идти именно от начал Бездны? Шаг за шагом, наклоняясь, будто водолаз в свинцовых башмаках, уползать из провала? Всё дальше и выше, на мерцающий свет? — воодушевленно, но, мне показалось, не совсем серьёзно, проговорила Детка.

— Всегда желал освоить профессию глубоководного водолаза. Спускаться в шахты лифтов, на поиски воздушных пузырей, где, после затопления Второго яруса, как говорят, еще сохранились жилые кварталы, — заметил домен, похоже, разглядывая свое отражение в чашке с чаем.

— Бездна? Да! Мне это известно. Спускался пару раз за блок старинного колумбария, лаз в который скрывается под ступенями моей прошлой интернатской столовой, — предался я сумбурным детским воспоминаниям. — Видел многое, безобразное и привлекательное; занятное было времечко. Вот, это и есть Бездна. И черепа там присутствовали; хрусткие серые груды. Заброшенные Склады Строителей Дома. Как то само становится понятно, когда застываешь от глухого окрика; если пройдешь направо, прямо, или влево, еще двадцать шагов, обязательно отыщешь центр предсмертной тоски, Фиолетовое Сердце.

А оно найдет тебя.

Дори попросил идти с ним.

Я оторвался от пищи. Рассовал по карманам стянутые плёнкой пончики. Двинулся вслед за его колышущейся девичьей гривой.

Домен показал несколько сырых помещений. Бетон, провода и пластиковые трубы. Не распакованные коробки. Тусклый свет.

Предложил мне работать в его Отделе Эври.

— Разрабатывать символы Вечности. Без особой документации. Вести за собой. Просвещать. Разрабатывать значки мастеров и новичков, шить красивые комбинезоны, и всё такое.

Я видел тебя через вербовщиков. Трудолюбивые руки, голова, глубокие глаза, на уме — танки и розы. Я слишком ленив для долгой работы. Мы, Лисы, убегаем от старости. Если не ввязываешься в пирамиду социальных отношений, тебя не задавит время. Ты останешься красивым, можешь прельщать, оставаться молодым, сбегая прежде, чем взаимодействие между тобой и кем-то еще, станет излишне плотным.

Я хочу здесь работать, но мне трудно распоряжаться вами всеми. В большом коллективе всегда появляется свой яд, тут ничего не поделаешь, а у меня нет противоядия. Будешь моим помощником, Тур? Ведь тебя зовут так?

Кажется, я понял.

Манерный, чуть женственный, ну и что? Выпить вместо Дориана горький яд производственных отношений? Пусть!

…Первое наше изобретение. Сей и я, с участием Хетта. Серые мешки для мусора, с эмблемой растрепанной метлы в окружении комет. Может, они станут символом работы по очищению мира от смерти?

Два последующих дня в отделе Эври никого кроме нас с Сеем и Дином, не было. Распаковывали коробки, собирали шкафы, столы, стеллажи. Вворачивай шурупы, смотри инструкции, работай отверткой — так достигнешь просветления! Ключи от помещений я, как министр Эш, носил на шее.

Детка и Ливи несколько обособились, захватывали и обустраивали все новые помещения для своих отделов, имели изнуренный вид, и были мне уже не помощники.

Эври. Вечность. Свежее дыхание. Звучит вовсе не плохо.

Я ИЩУ СЕБЯ В ЗЕРКАЛЕ

— Слушай, о, мой первый ученик!

Так, словно в шутку, говорил домен моего отделения, Харт. Он взрослый, но интересный.

Хорошим оратором быть сложно. Усевшись напротив, я лизал джем из чашки Петри, хотя предпочитаю чай с красным мёдом, изготовленным в интернатской лаборатории. Было интересно. Будто прокрался в Трубный Квартал.

…Год назад я стоял на окраине заброшенных тоннелей. Похоже на мир Средневековья. Кладбища и сады. Старые дома под ступенями новых жилищ. Вблизи исправных светильников, на комках грунта, пробуют зеленеть растения. Трубы коммуникаций, все вкривь и вкось. Новые кварталы на фундаменте из древних квартир. Хрусткая земля будто бы вся образована частичками голов и древних манускриптов. Полуразвалившиеся колодцы лифтов. Темные казематы мастерских. Можно вообразить, что в них тайно трудились алхимики. Те люди, которые могли давать дельные советы, у которых не стыдно работать подмастерьем.

Там можно было бы найти учителя. Умного себя.

Ну, или как сказать проще?!

Отыскать себе наставника не просто. Кто в трезвом уме дает советы представителям пубертатного возраста и ждет, что они обязательно будут приняты с благодарностью? На это может рассчитывать лишь вещий череп, не принадлежащий никаким возрастным категориям. Желчный, добрый и никому, в общем, не соперник. Он нашептывает истории жизни, в которых нет огорчительных признаков наивности. Учитель, не вводящий советы указкой в ухо, не ограничивающий поиски вольноопределяющегося тинэйджера.

Лишь вечером, когда мог удобно мыслить, устроившись в постели, я понял, что рассуждения Харта не разъяснение древнего знания, а приглашение к созданию нашей Теории всего. И, значит, я буду здесь не последний.

На смену некоторому разочарованию пришло воодушевление. Я стану реаниматором из сериала. Одним из первых. Ангелом, ангелом, вызывающим дикий восторг. Учёным, препарирующим мир!

Рассматриваю себя в электронном зеркале. Рано спать! Экран показывает тело во всей его прелести. Молодой. Энергичный. Игривый жеребёнок.

Электронное зеркало. Иначе говоря, эктор. Истина и ложь в одном сосуде. Оно может показать тело со спины, сбоку, застопорить изображение, увеличить всё или часть. Представит тебя не вывернутым, как стекло с амальгамой, а правдиво.

Может и вот так.

Я прилепил на голову черную гриву с красными перьями. В Лазарете эктор — ЭМГ455, последняя модель. Поводив шариком по телу, добился увеличения объема мышц. Явилась шея, лишенная кадыка. Не люблю угловатый, ходящий вверх-вниз кадык. Живот Конана-варвара. Подобный рельеф есть у Кувалды, старосты моего прежнего Интерната. Он играет в регби, значит, карьера ученого для него закрыта. Человек, изведавший влияние физической силы на статус и достаток, вряд ли пожелает возиться с микроскопами, даже если у него и водятся мозги. О такой карьере может мечтать, к примеру, аутсайдер всех драк, Гоу Лёш. Он то добьётся многого. Выйдет из Контракта. Организует свою фирму. Приобретёт массу сервов, которых можно стерилизовать, даже менять пол. Начнет делать ставки, устроит личную школу гладиаторов-телохранителей, готовых порвать обидчика шефа без раздумий, и всё такое.

Мордашка? вытянул челюсть, выпрямил губы, поднял брови. Густые ресницы — несколько женственно, ну и что? Жаль, это богатство не прикрепляется к природному телу, так же, как накатанное джойстиком прилипает к двойнику на экране. Ну, а так, почему не попробовать? Ну, ты, извращенец!

Каждый нормальный мальчик думал об этом. Приятно быть жеребчиком с увесистыми гениталиями. Хорошо, у меня все это есть!

Разгадал еще одну опцию модернизированного эктора. Пользователь может видеть, как изменится наружность человека, избравшего определённый вид деятельности. Ну, если бы этим он занимался много лет.

Я ввел в эктор данные медицинской карты, сбросил прежнее изображение. Нащелкал двадцать лет работы. Каким я буду, если остановлю выбор на фармацевтике? Родственные профессии — сборщик аппаратуры и составитель программного обеспечения.

Заработало!

Губы утончились. Подбородок отодвинулся назад. Живот увеличился. Ноги истончились.

Самое плачевное состояние эктор изобразил для ученого-химика, совмещающего сотни деталей с исчезающе малыми допусками. Сколько-то миллилитров того-то размешать в соответствии какому-то параметру. Пролистать том номер… надцать. Прилить раствор. Понюхать, лизнуть, прокашляться.

Глаза щурятся, разбрызгивая по вискам «морщины смеха». Мозг пьет кровь лица. Правда, знатоки в том моем Интернате утверждали, что нервным клеткам зарядка идет на пользу. Умники оставляют этот мир лет на пять позже грузчиков.

На себя взрослого смотреть жутко. То же, наверное, чувствуешь, сдвигая крышку и приступая к эксгумации хорошо знакомого человека. Волосы опять же, редкие. Тестикулы таковы, что, ухватив их в горсть, вряд ли почувствуешь обычное довольство самца.

Тело преобразуется согласно выполняемой работе. Выбрасывается всё ненужное. Векторы пищевых цепочек лепят плоть.

Даже растения не развиваются по установленному в пыльце шаблону. В солнечном свете и тени они становятся разными. Породистые лошади, оказавшись в горах, в течение всего двух поколений, иногда даже сразу, становятся лохматыми и низкорослыми, чтобы экономить тепло. При этом сперма, яйцеклетки, кровь, нечто ещё такое, сберегают масть в целости. В долине всё это восстанавливается. Чем думают клетки, отдельно от головного мозга? Каким образом понимают, какими им быть? Могу ли я сам управлять своим любимым телом? Есть ли во мне признаки высокой породы, так, что, если попаду в Рай, тут же стану летучим? О, Тур Алекс! Твоих жалких познаний недостаточно, чтобы раскрыть тайну.

Наверное, это судьба.

Остаться здесь на много-много лет. Разгуливать по коридорам, загребая ногами. Почесывать лысину, щуриться и покашливать. Витать в пространствах пентодов, ревербераторов, диффузоров, программаторов и коллекторов. Постный взгляд. Дряблый живот. Жизнь как нескончаемый повтор одного фильма. Ау! Где же то занятие, которое сбережет масть ангельского львенка?

Чиновник Сервиса? Смотрим.

Взгляд маслянистый и хитрый. Нужен довольно высокий КИт, чтобы выбиться в менеджеры хотя бы среднего звена, надо признать. Оценка моих способностей не очень велика, всего сто тринадцать, на экзамене я принялся заполнять тест Коэффициента Интеллекта с конца. Острый носик. Волевые складки. Неплохо развитый подбородок.

Как определить суть искателя вечной свежести? Какая служба отольет статую Конана Варвара, до макушки наполненного замечательными помыслами? Прославиться, украсть двести тонн золота, съесть много мяса, заняться любовью с красотками, убить много здоровых сильных мужчин, увидеть закрытые Сектора? Принять участие в ходе истории. Может, вид жизни офицера имперской полиции?

Офицер полиции.

Командировки по всем Секторам Дома, экспертиза человеческих душ, строгие взгляды в глаза подозреваемых, набор упражнений, повторяющих движения животных. Путешествия на разномастном транспорте, десанты в сумеречные кварталы, сражения с тварями Свалок, курорты АурумСити, автографы на девичьих грудях, их же помадой, дорогое вино, лёгкие наркотики, сигары, честь. Коронные фразы в блогах Сети, встречи с новыми интересными людьми, убийства этих интересных людей.

Скулы стискивают повелительный окрик. Не то.

Я сбросил изображения и они, рассыпавшись на квадратики, исчезли в глубинах экрана. Пора спать! День прошел.

Завтра новый день.

НАСТОЯЩАЯ РАБОТА

Надо записать, кто, где и как будет работать. Трудно носить в памяти полтора десятка имен, даже мне, все-таки, отличнику Сервиса.

Белобрысый Хетт Ри останется, но точно не определено. Сектор ТерраНова. Кандидат на поступление в БиоУниверситет. Очень трудно расстался со своей овчаркой Хонни, способной выговаривать десяток слов. В прошлом Интернате основал лабораторию, предлагающую услуги по лечению зверей, она была популярна. Две вылазки на Свалку, за лечебными грибами. Агрессия, сменяющаяся самокопанием на грани шизофрении. Мечта — жить в древнем Вавилоне; ёрничество или фантазии — надо проверить.

Бинга. Сектор УниверСити. Четырнадцать лет, перспективная. Выросла в полной семье, год после продажи государству, училась в Высшем Сервисе. Специализация — биология, математика, физика, то-есть, джентльменский набор Лазарета. Засветилась на Олимпиаде УниверСити, с моделью реплицирующей себя в микроскопических полостях, химической молекулы. Желает попасть в Корпус, но и не потеряна для Эври. Мотивация — сделать что-то особенно дельное.

Макс Груденер. Тоттенхаос. В прошлом бухгалтер молодежной банды. Выживал между молотом и наковальней, умеет ладить с ребятами плохими, и необычайно плохими. Разбирал игральные автоматы, сочинял собственную теорию вероятности на Железных Числах, и вбрасывал эту информацию в Сеть.

Агата. На эту визи информации маловато. Пара зарисовок с дискотеки. Танцует как просветительница душ, весталка Дико, а это очень даже круто. Держится особняком, всегда загадочно улыбается. Мастер граффити. Кажется, за это одно её и взяли в Лаз — девочка использует знаки, вводящие человека в гипнотический транс. Постояв перед разрисованной стеной, человек принимается совершать поступки, которые художник зашифровал в своих ребусах.

Деншн. УниверСити. Биолог-натуралист с задатками технаря. Характер офисный. Пара интересных публикаций; упорядочивание биологических молекул, взаимодействие взаимных подобий. Очень важно — установка, собранная в железе. Носит бутафорские очки.. По виду — будущий незамысловатый клерк, любитель кофе и секретарш.

Ранним утром, как только погасли лампы «лунного света», я прошелся по коридору, постучал в двери, привел в Блок Эш рабочую группу. Прочел вступительную лекцию. Делайте хоть что-нибудь дельное, ломайте и добивайтесь положительного результата. Все споры, контакты, рано или поздно, станут легендой.

Сшили мантии. Получилось неплохо. Корпус-красный, Домен — черный, а мы, Эври — синие. Так уж получается. Вот и заготовка для эмблемы моего отдела. Выдаю на суд!


1
1. Символ отдела Эш (первый вариант)

2. Знамя Лазарета. Решетка. Белый круг — Лаз Эвакуации.

3. Вид на лаборатории превратился в Икону.


2

3
…Что делать, если человек вышел из лаборатории и двинулся бродить по корпусам? Зашел в спортзал, позанимался на тренажерах. Я нашел его спящим в своем Яйце. Выглядел новичок вполне собой довольным! И, главное, что-то с издевкой и чувством достоинства, возражал!

Впервые я пожаловался Дориану.

Дори вполне серьезен. Вообще, он, кажется, перестал изображать из себя Бродячего Лиса. Состарился года на три-четыре, это вот точно. Выпил яду учебно-производственных отношений.

— Их надо остановить, Тур. Так, чтобы они перестали прекословить и задавать вопросы, не имеющие отношения к делу, улыбнулись и принялись безоговорочно работать. Из независимых бактерий, стали живым, разумным, многоклеточным организмом!

Пусть живут и сотрудничают, оставаясь равными. Вместе навсегда. Без тюремщиков и особых призов. Вообще без конкуренции. Может быть, нам применить тайную силу? Сеять повсюду страх, давать его наугад, как горькое лекарство, всем подряд? Чтобы люди жались друг к другу, спрашивали совета у соседа, не уходили, как вот сейчас, не отпрашиваясь у коллектива, по своему капризу. Такова ли структура вечной жизни, воплощающая принципы летучего света?

Я отчитал Хетта (это был он), велел ему заниматься своими, намеченными мной делами. Тот долго серьезно смотрел на меня, а потом выдал нечто то в том духе, мол, здесь та территория, где надо стараться понять человека, охватить его духовный мир, постараться стать, прежде всего, другом. Ну, и потом только уже тереть мозги всякими правилами, уставами, распоряжениями и хотелками.

Вечером и утром, по завету Дори, мы бьем в барабаны. Сообща танцуем вокруг столба, на широкой бетонной плите. Сначала смешно, потом, вдруг, оказывается, что это круто. Сверяем желания и исповедуемся. Затем приходим на Кухню и пьем Общий Чай. Я сказал «Общий Чай»? Запишу еще раз, чтобы помнить всегда. Смысл в том, что каждый из нас должен чуть-чуть туда поплевать. Опять смешно? Значение есть! Во-первых, образуется общая, постыдная тайна, которая нас раскрепощает во всем остальном. Во-вторых, кружок посвященных обменивается прыгающими вирусами, самостоятельными кусочками ДНК, от внедрения которых зависит фенотип, характер и даже отдельные мысли.

Продлеваем мысли с помощью заговоров, вроде того, как; «Будь моя воля тверда, как эта плита».

Правда, прежде чем участники начали работать вместе согласованно, пришлось еще раз надломиться. Три дня без еды, на контроле друг у друга — недурное упражнение для Совмещения Сознания. Бег на тридцать километров по коридорам вокруг Ангара, медленно или быстро, это как ты можешь, только бы не стоять на месте. После этого — по горсточке пророщенных зерен из рук друг друга, и слезная исповедь.

Вот тогда, когда люди становятся кроткими, как голуби, можно объяснить, что нам нужно сделать.

И — разработать обстоятельный план.

Дориан крутился с нами, если только не спал в жилище доменов — Планетарии. Вместо потолка искусственное небо с выпуклыми планетами, вот его суть. На танцах вокруг столба, и в Слезных исповедях, он пытается перекачать в нас кое-что из своей позапрошлой жизни. Рассказывает истории о порядках во всех Секторах Дома и вызывает на ответную откровенность.

Виу-у! смаргиваю и, иногда показываются картины иного мира. Это как стошнить после отравления — так же неотвратимо, гадко, но и приносит замечательное облегчение. Безумные, разрозненные, привлекательные идеи по всем областям. Экраны в поле зрения, не знаю, как вам это все запротоколировать. Словно у компьютера — все новые и новые Окна, которые можно легко листать.

Дориан популярен. Разбрасывает свои идеи повсюду (теперь вижу) словно бриллиантовые браслеты. Пытаюсь поймать мантию его ауры, летучести и физической красоты. Миром своего сознания и тела можно управлять, если осмелишься одеть странное украшение, будешь смотреть и не отрываться, даже, если увиденное покажется страшным. Довольно занятно — идти по одной дороге с Серебряным Лисом.

Мне да.

ПЕРВЫЙ ОПЫТ СКАЧИВАНИЯ ФАЙЛОВ МОЗГА

Вчера я определенно вошел в соприкосновение с информационным полем Дори. Словно настроил древний телевизор, настырно клацая тумблером. Я увидел того, кто был им до рождения Лиса. Минус восемнадцать жизней разного размера.

Все объекты покрылись обёртками дрожащих аур, в которых проглядывались подобные им предметы. Мир почти как у нас. Одно не отделить от другого, в этом сочетании есть энергия.

Как будто существуют два Лазарета. Один наш, где мы сейчас, а другой его древнее в нем отражение. Такие вот многомерные тягучие, но жизнерадостные чувства. Как их вам представить? Самый намек.

Допустим, смотришь фильмы, снятые лет двести пятьдесят назад. Весёлые и жизненные. И долго не поймешь своей печали. И, дело то вот в чём. Ведь никто из артистов, которых воспринимаешь уже как лучших друзей, не мог дотянуть до моих живых дней; ни та девочка, выглянувшая из вагона, ни солидный обладатель лакированных ботинок, и ни прозревшая хозяйка цветочного магазина.

Воспоминания — словно осколки единого мира. И, в аурах можно уже отчетливо разглядеть, прилепившиеся к нынешним вещам, в чем-то подобные им, или уже совсем другие объекты.

Увеличенные голодным взглядом, словно лупой, крошки серого хлеба. Чугунные радиаторы. Жутковато гудящие лампы белого света. Колючая проволока, четырехмоторный самолет в небе, тусклый снег и стайка цыплят на нем. Тоннель с золотой надписью на угольной стене. Болезненные, милые люди. Другие, но томительно похожие на нас.

Откуда вы во мне? Вы добро или зло?

Другой я, оглядываюсь на далёкий, протянувшийся до космоса, уже увядающий огненный цветок.

В мире прошлого Лазарета можно двигаться самостоятельно, но, с большим трудом. Еще шаг по своей воле, и мир подобного прошлого истаивает. Нельзя самостоятельно мыслить в прошлом времени, иначе потустороннее видео гаснет.

На излёте видения я определяю, кто те птички, бесцельно блуждающие по равнине. Вовсе не курочки. Слепые чайки.

Так Дори себя выдавал.

Позапрошлая жизнь существует. Хотя бы нафантазировать ее, но она, оказывается, правда.

…Третий месяц работы в Лазарете. Я неплохо ориентируюсь в коридорах Лазарета. Что-то капитально и кардинально меняется. Малыш Альгор, носитель прогерии, стал завсегдатаем Приходов (Блоков, Приходов, попросту, отделов) Лаза, и перестал стареть. Ушла нервная ведьма Элизабет, протеже профессоров, оставив воспоминания о хрустальном шаре, бордовой помаде и синих свечах, зато расцвела Агата, на которую приятно смотреть.

На Кухне мой отдел Эш сегодня трудится в полном составе. Если совместно заниматься приготовлением еды, можно эффективно распределять роли, устанавливать связи, смеяться и танцевать, вынашивать, и воспитывать самые разные блюда.

Лазарет превратился в подобие пассажирского самолёта. Переборки, отсеки, иллюминаторы, пульты, мониторы, удобные кресла. Повсюду постоянный гул тайных двигателей.

Согласования по всем вопросам проходят очень быстро. Никогда бы не поверил, что можно быть столь трудолюбивыми. Или нам подмешивают допинг?

Я пишу это сейчас на ужине, в Кухне. Я ведь здесь, это я, в неплохом настроении, Алекс Тур Ной.

В аквариуме посреди зала безмятежные золотые рыбки. Детка говорит что-то. Чафр палочками катает ролл.

Надо запомнить.

Следующая глава — продолжение работы выдуманных, на сто процентов положительных персонажей. Не могу изобразить их с недостатками, как положено в нормальной книге, для развития и поворота сюжета. Сражений, с пулями и мечами, магическими талисманами, не будет. Пусть просто работают.

Есть эксперименты, лекции, ода колонии деятельных ангелов. Всё, что поможет открыть Вечные Двигатели, являющимися заодно Машинами Времени, а также Алтарями — преобразователями всего по заданному образцу.

Важно представить дух поиска. Автору неинтересно складывать фразы просто для того, чтобы читатель получил удовольствие от суетливых движений. Пусть слова обрастут плотью, привлекут его к творению.

Надеюсь Богу понравится, то, что представлено здесь?

ИНФОРМАЦИЯ ВАКУУМА

Если собираешься открыть сундучок с секретом, измельчай, укрупняй, сближай и разделяй. Заставляй мир общаться. Проверяй все его ответы.

Что произошло за эти полгода? Вербовка на окраине Уль-Карбона. Неделя в безлюдном Лазарете, затем — Аква, Ливи, Сей, Хетт, Агата, Бинга. Люмен Дори. Приход Эври. Начало работы. Значки, мешки, мантии и нашивки. Первые пробы перекачки души. И вот, новое направление исследований!

…Включается дежурный свет.

На столе книги, бутерброды и чай. В ночное время старшему смены можно хлестать его в неограниченных количествах, из неиссякаемого бойлера, хлебать джем, встречаться с бессонными друзьями. Бродить по корпусам. Выявлять на глаз недостатки чужих конструкций.

Мысли превращаются в заумь, хохот, или вырываются в свет, словно бабочки из червячков.

Мы с Деткой, Деншном и Ливи, водя ложками в черном джеме, говорим о бессмертии.

— Сложно представить образ жизни вечного человека, правда? Вот, представь, я именно такой; наблюдаю рождение звёзд, расцвет Вселенной, затем ее катастрофическое сжатие и превращение в первичное Яйцо. Привычки, бывшие некогда весьма экстравагантными, устаревают максимум через пятьдесят лет. Я попадаю в одну и ту же ситуацию. Часто? Теперь всегда. Можно представить, как пульсирует в душе бессмертных мучительное чувство дежавю.

Вот, Вселенная снова сжимается в эмбрион, величиною, как предполагают ученые, с электрон. Хотя, другие мужи науки полагают, что электрон собственных размеров не имеет. Я, по условию, вечный, бессмертный индивид, зябну вблизи него, ожидая следующего Большого Взрыва. Как вам эти эмоции?

— Такое чувство, будто бы ты голый и мокрый в электрическом шкафу, вблизи гудящих проводов, ждешь короткого замыкания. Страшно, неуютно.

— Подумаем о том, что нисколько не боится Большого Взрыва.

Идеи.

Если всё вокруг умрет, они останутся. Цифры не погибают. И всё то, что они извлекают из предельно населенной пустоты мира идей; графики, фигуры, формулы, описываемые ими процессы и формы.

Теория вероятности реально вечна.

Каждый игрок желает знать все её законы. Они универсальны. Игральный кубик, на этом столе, или в другом, потустороннем, прошлом или будущем мире, явит единицу в среднем один раз из шести. С увеличением количества бросков эта вероятность нисколько не меняется.

Так ли все просто? Или есть нюансы, именуемые скрытой Силой Созидания? Можно предположить, уже сейчас есть люди, пользующиеся секретной теорией вероятностей. Знают, когда и где выпадает счастье.

Усложним.

Игральный кубик (продолжим так называть) может иметь множество граней. Каждому новому выпавшему значению поставим в соответствие определенную точку графика. Учились же вы математике? Что, если кубиков много, их движение зависит как друг от друга, так и от формы стола? Пусть каждый очередной акт падения изменяет поверхность. Изменим доску Гальтона так, что она покажет вовсе не унылое Гауссово распределение проскочивших сквозь частокол штырей шариков. Этот немудрёный механизм, имеющий память, работающий по простейшим правилам, как интуитивно вы можете предположить уже сейчас, рождает удивительные узоры. Спирали, круговороты, ручейки, островки …да, бесконечный душ зашифрованной информации.

Можно вообразить, есть нечто выше высшей математики, выводящей совершенно бессмысленные рисунки, как то, известные множества Мандельброта, фракталы, образуемые воспроизведением фигур в самих себе. Теория Вероятности Самого Господа Бога! Ею определяется все разнообразие мира.

Известно такое взаимодействие частиц света с веществом, как «поглощение», «частичное отражение», «отражение», «прохождение», струящегося сквозь материю луча. Они соответствуют логическим элементам «или», «и», «нет», да». Материя и свет — знаете ли, проигрыватель файлов Природы.

И вот, пока вы, Детка и Ливи, занимаетесь в своих отделах неизвестно чем, мы, в Приходе Эври, создали физическую модель процесса Творения. Смоделировали игру Природы. Все просто. Если наэлектризовать песчинки, кластеры, — считай, игральные кубики, поставить на пути их падения решетки-сита, прямые, но практически неузнаваемые потомки известной доски Гальтона, выявляются колоссальные, чрезвычайно интересные массивы информации.

Поверхность песка на подложке представляет структуры, похожие на руины городов, схемы бактерий и организмов. Порой они реплицируются, воспроизводятся, словно живые. Принимаются искать свои подобия. Развиваются, стареют и умирают. Некоторые узоры имеют душу, переносящую в подобную форму память о прошлом, уже будто бы, навсегда разрушенном узоре.

Может быть, мы расшифруем спрятанный в этих живых рисунках рецепт бессмертия. Жизнь.

Сколько форм она уже поменяла! Почему, знаете ответ? Перебрать всё — её основная задача. Вот, для чего жили все эти трилобиты, кистепёрые рыбы, динозавры, мастодонты и тысячи поколений всего. Любая порция вещества, имеющая приток тепла, проникается течением первичной мысли. Пытается отразить Вселенную. Совершенствуется, усваивает информацию, тянется к источникам энергии и себе подобным. На земле и под нею ни комочка грунта без микроорганизмов. Любое прогретое скопление полостей пропитывается духом творения. Прибрежный песок, глина оврага и пена.

Нужно подыскать явлению имя. Примете участие?

Природный клеточный автомат? Компьютер? Книга Жизни?

На подложке Колонны Гона — этих перекрестков случайностей, проявляются знаки первичного мышления. Узоры калейдоскопа. Иероглифы. Пересечение, дифракция и интерференция вероятностей. Одинокая песчинка, в миг падения чувствует эхо всей Вселенной. Информация мира идей проявляется в поправках к траектории песчинок. Песок игральных кубиков размышляет.

Важно установить правильное расстояние между решетками, диаметры и форму отверстий. От этого зависит результат работы Книги. Вероятность, знаете ли, — разумная физическая сила.

Детка щелкала пальцами и улыбалась, когда я показывал срезы столбиков песка, запечатлевшие путь энергии через вещество — кровеносную систему, желудок, мозг, улитку и что-то вроде палеозойского трилобита. Ливи говорил, это даже интереснее, чем разграбление супермаркетов.

Что за сливки мы снимем с этой работы? Выжмем ли из песка масло? Сможет ли оно гореть в светильниках вечно?



То, что я пишу — экзальтация? Пусть так. Ведь зато это истинно.

…Наверное, когда мне будет за сто, я не смогу восстановить в памяти образы Детки, Ливи, Кайры, Агаты, доменов, дже и лексов, питавшихся со мной из одного Котла. Вспомнится лишь, что было железное, милое время.

Дже — это теперь еще и я. Детка, Ливи, Хетт и Деншн. Кастой ниже — рубены и лексы. Переходная ступень — дины. Еще — магнаты. Звание придумал Дин Маал, в свою честь, а мы не стали возражать. Ну, и трудяги эрки. Появились ещё румы, проводящие много времени в спортзале, в доспехах воинов прошлого, основа нашей собственной службы безопасности. Прекрасно работает социальный лифт. Каждый, приложив усилия, может подняться до моего уровня. Всё получилось, как я подсознательно хотел. Мир пополнился еще одним действенным тайным обществом.

…Золотой Котёл. Вот еще, что хочу не забыть. Вещь, сделанная по приказу Совета Доменов. Вчера закончили последние настройки — и пошло, сразу, без упрямства, свойственного обычному среднему миру!

В этой будущей реликвии Нового Лазарета пыхтит тёплая, как кровь каша, образованная прослойками кукурузы, пшеницы, изюма и мёда. Мы разгребаем вкуснятину ложками на специальных, проводимых каждую субботу Обеднях. Смотрим в глаза друг друга и улыбаемся.

Смысл в том, что есть надо вместе, у этого Золотого Котла. Тогда мысли проясняются и эффективно обобщаются. Так, понемногу, мы создаем новую истинную церковь?

Да, я не смогу вспомнить все тонкие детали приключений, конфликтов, причины смеха, встреч и расставаний. Вспомню, только, что общая душа появилась, выросла и обволокла нас, словно танкистов перед началом невиданной битвы.

Явилась вместе с жутью, щекочущей внутренности.

Такое бывало раньше в моей истории, когда мы, новички Интерната Сервиса выбирались, по заданию опекунов со старших курсов, и крали разные вещи в Уль-Карбоне, из пафосных лавок. После — с непрекращающейся дрожью, запасшись бинтами и болеутоляющими таблетками, ждали ответного визита бандитов-сартанов.

Ночью и днём. Мы бредём. И, конечно же, придём.

Порядки Лазарета складываются теперь как в самой первоклассной клинике.

Мы называем друг друга «докторами-доками». Почему? Ведь к прихотям пациентов персонал приличной больницы всегда относится неизменно благожелательно. Все их выходки обращаются в шутку. Дисциплинированные доктора никогда не обрывают пациента на полуслове. Приличнейший пример для всемерного подражания.

Мы доктора и пациенты. Банщики. И, даже официанты. Когда, преодолев себя, ты всегда со всеми вежлив, хотя не сразу, понимаешь, что получаешь диковинное удовольствие. Чувствуешь себя правильным архангелом.

Нормально общаться с болезненным капризулей сложнее даже, чем знакомиться с напомаженными куколками Уль-Карбона. С теми фрейлинами, которые, как говорится, берут на сто тысяч больше, чем дают. Им надо перманентно уступать, — и в то же время, быть настойчивыми. Прыгать, словно пудель, через веревочку. Док, подобно квалифицированному дамскому угоднику, обязан знать массу нестандартных подходов к своим пациентам. Быть бесстыдным, но добрым. Самому превратиться в действенное лекарство для психики. Изгнать из сердца яд, который никакой не яд даже, а желчное противоядие от всяческой внешней агрессии. Делая так, чувствуешь, что становишься вавилонской башней, достраивающей себя до небес. До самого последнего, сбросившего все маски Бога.



Вчера мне исповедовался Дориан, как бы мой босс:

— Ещё как будто недавно я жил в гостиницах «ползвезды», раздавал прохожим флаеры, рисовал на стенах Секторов рекламу гормональных творожков, и прочее, чтобы люди, довольные этим товаром, скинули на мой счет некоторый комплимент. Теперь брожу среди лабораторий и людей. Всё настоящее. Мозг работает так мощно, будто его постоянно массируют ершиком. Но, я не могу избавиться от необходимости много спать. Балансирую между удовольствием от работы и просто наслаждением.

Я не надеюсь увидеть Вечность. Это же с ума сойти, Алекс Тур. Как ты представляешь себе вечное блаженство? Один миг, два, когда понимаешь, что в тебя влюбилась смелая, красивая девочка и вот, целует нежными губами в голову, несмотря на то, что ты такой злой. Пять минут. Час. День. Лето. Да. Вечность? Это слишком много. Смерть намного понятнее. Или нет?

Еще он рассказал — то ли о себе, то ли еще одну Легенду Дома. Железные Табуреты. Они появляются у дверей квартиры тогда, когда там кто-то скоро умрет. Такие вот, выросшие из кристаллического бетона, предметы домашнего обихода. К чему это? Главное, я сам что-то слышал об этом. Непостижимая логика странного коллективного разума, который давно руководит Домом. Правительство — черный электронный ящик, которому дали установку: идеально править миллиардами. Но, как это делает система — теперь никто не знает.

…Нельзя ночевать в жилище, возле дверей которого появился Ж. Т. Опасно.

Может быть, поэтому Дори в бегах? Его разум был потрясен столь необыкновенным происшествием?

Дори рассказал о Стеле, какая она была красивая и замкнутая, как ее волосы самопроизвольно заплетались узлами, что означало Болезнь Свалки и опять-же, смерть. Еще о Тиме — пятом домене, который убил кого-то там, по пути, поссорился с остальными решил «пожить для себя». Обычный клерк понимает, что может летать и проникать в мысли людей — в этом есть сюжет.

Кто они все?

Эти знания надо систематизировать.

Где, собственно, мы все находимся?

ВЕЛИКОЕ ОБЬЕДИНЕНИЕ

Это — не забудется

Мы ловим джам.

Джам.

Подсказали идею объединения душ домены, от них идет основной поток благодати, но, кажется, мы и так всё уже знали.

Гимны по утрам и в середине дня. Марш-броски по коридорам. Кормление с рук — это все предтечи полноценного Объединения. Не пришлось долго объяснять общий принцип устройства, помогающего эффективно перекачивать друг из друга мысленные образы, память, навыки. И — всё духовное богатство. Привычки, навыки, узор характера, равный душе. Да, мы начали эффективно объединять сознания в живую, трепещущую от улова Сеть!

Теория создания Общей Души проста.

Для организации союза сознаний надо выполнять однообразные движения. Целью всех религий и государств было принудить людей проделывать нечто одинаковое. Питаться из одного котла, спать вместе в холодной палатке и грохотать мечами о щиты, призывая богиню победы. Быть в почетном рабстве друг у друга. Отбросив смешки (вот, это важно) иронию и всякое разное инакомыслие. Хотя бы на час. Всё ради возникновения хотя бы тени взаимного понимания.

Так, из общего раба, ты становишься Господином себя и всех. А другие — из того племени, где все очень свободные, умные, гуляющие сами по себе — так и остаются дикарями. И мы прилетаем к ним на вертолетах, изучать первобытную культуру атеистов.

Все это — прошлый век, чуть ли не детские забавы. Мы создаем настоящие устройства для перекачки душ, которым можно, пожалуй, выдавать сертификат годности и ставить на конвейер.

Как это все начиналось?

Пустой бассейн. Какое-то время там лежала груда тряпок и раскладная лестница.

Хетт, Груденер, Ливи, Хант и вездесущая Аква как то так собрались у него, и молча смотрели на дно. Позже подошел Безумный Лис. И, мы принялись ходить вдоль бортиков, будто бы надеясь увидеть на дне мудрую говорящую рыбу. Затем я принес ворох салфеток и принялся протирать запыленные стенки. Зачем? Так надо. Появились эрки с клининговым оборудованием, шлангами и насосами.

Хетт, Кант? Я? Кто начал разговоры о том, что в бассейн надо поместить генератор ультразвука? На теплых листах бумаги, вынутых из принтера, мы набросали первую схему. Никто никуда не расходился. Принесли перфораторы, крепеж, дырчатые крепления, болты и гайки. И утром, сонные, мы ели перловую кашу с, как теперь уже мерещится, золотой рыбкой.

После пережитого нервного напряжения я спал, с двумя малыми перерывами, целые сутки. Проснувшись, увидел почти готовую к употреблению Купель. Прозрачная плещущая, такая, как бы, утренняя вода. Пульты, провода, трубы — всё аккуратное, чистое, надежно налаженное. Приятно, когда то, что было начато тобой, продолжается само собой даже и без тебя.

Во время отладки Колокола (такое имя получил генератор синхронизирующего ультразвука), уже погруженного в воду, меня ударило током. Нехорошо видеть в голове снова и снова — себя, будто притягиваемого электрическим разрядом к мигающей распределительной коробке. Воспоминания, если они действенно не гасятся врачом-временем, могут превратить жизнь в полный кошмар.

Подводный Колокол отрегулировали ребята из группы Единорог. Они все, между прочим — воспитанники самых продвинутых Интернатов Техниса. Добавили ещё Колокол воздушный, нависающий над головами купающихся. Изменили форму потолка — теперь это не плоскость, а купол.

Долго лаялись, как всегда бывает во время отладки сложных систем, потом помирились, трогательно, ну, будто как ребята нетрадиционной ориентации, только без секса, конечно, и в первый раз торжественно приняли Купель.

Фотографические вспышки. Гром. Разноцветный салют перед глазами, и в них самих. Колокол — словно удары дефибриллятора, необходимые для синхронизации работы сердец. Подводный звук мнет и щекочет тела, и души. Хочется говорить всем самые нежные слова. Синхронизация желудков, мозгов, даже глазных яблочек приманивает,… как объяснить? невидимого леопарда? грозящего настигнуть нас повсюду и разорвать на клочки, если по своей воле мы когда-либо отдалимся друг от друга.

Хоры ангелов. Я визжал, истерил, захлебывался кучей необычных чувств, как щенок, которому уделяют внимание люди!

Когда появляются летучие шарики, первая полновесная диковина Купели, ощущение, что плещешься в обычном бассейне, пропадает.

Как сказал домен Харт, перебрасываться психическими шариками то же самое, что обмениваться кровью, насыщенной памятью о своем хозяине. В качестве первоначального поощрения — оргазм, как объяснить? всего тела. После озноба, вызванного аллергией на чужеродные души, проявляется, в первом приближении, Развернутый Мир.

Как это мне себе самому объяснить? Картинка зрения перестает быть аналоговой. Теперь ее можно менять. Добавлять птиц, зверей, подливать дополнительные краски, создавать всякие разные степени свободы. Так управлять полем зрения могут Друзья, также прошешие Синхронизацию. Это похоже на сталкивающиеся глыбы льда, внутри которых — то, что мы видим, в отдельности. Иногда кристаллы сливаются, вмораживаются друг в друга, это больно, и очень, очень приятно.

Иногда попадаешь на небеса. Покой. Мир. Согласие. Порой — проваливаешься в туалет, к злым неопрятным картинкам. Как-то перебарываешь их, несколько раз просыпаешься, со все более приятным вариантом сна, и снова попадаешь в Общий мир.

Ну, а потом проблемы с сердцем, смерть, прерывающаяся теплыми пятнами по всему телу.

Сложно все запротоколировать. Пойду на Кухню, потребую, чтобы остальные поделились со мной тайнами.

…Омовение и обмен потоками сознания происходит по Субботам. В этот день работать не рекомендуется.

Когда группа людей, собравшихся быть потусторонними Друзьями, собирается, двери купальни захлопываются, таймер начинает отсчет. Все дальнейшее — включение приборов, открывание дверей, происходит автоматически. Время исчезает. Всё безгрешно, хотя, пожалуй, и не совершенно скромно. Водоем в сорок квадратов, делается большим, как Вселенная, и в то же время миниатюрным, словно кабина в гостинице «ползвезды», где можно отдыхать от толпы и предаваться маленьким мальчишеским удовольствиям.

Если намереваешься придти к несказанному наслаждению, радости, открытию тайн, надо быть серьезным, очень серьезным, как серьезны усопшие.

Можно плавать по Вселенной, постигать всеми органами. Сладко терять разум, ожидая встречи с грациозной русалкой. Нет ничего невозможного. Можно попасть в след организма Агаты, прочувствовать её внутренности, вплоть до специфик юкстагломерулярного аппарата. Если по-особому кликнуть, в том углу всплывет грозный кашалот. Ну, а здесь можно совершенно ничего не бояться, рефлексировать, будто ловишь рыбу в зарослях камышей.

Подбегаешь к таймеру и продлеваешь время. И, неважно, что скажут следующие группы. Всё можно спокойно разрулить.

Чафр, Детка и я. Агата. Хетт. Сей. Макс Груденер. Иногда к нам присоединяется, ха-ха, Юм, ставший связным между ветхими лабораториями, увязшими в своей дезоксирибонуклеазе, и процветающим Новым Лазаретом. Старикан растерял скептицизм, а жаль, мы так привыкли ему противоречить.

Он стесняется своего тела в жалких плавках. Желает втайне потрогать нас, словно мы — весёлые умные дельфины. Только, тайн то здесь никаких нет! Зато, взамен на молодость и веселье, он отдает нам знания — будто впитываешь шарики горького мороженого, полные изображений ДНК, РНК, и всяких сложных научных словосочетаний.

Как то я встал напротив Юма и попробовал полностью вникнуть в его суть! Бамм! Кожа на лице похолодела, а сердце мое начало гулко колотиться о ребра. Мысли… Перехватив его размышления, я осознал, что уже не считаю себя исключительным человеком; в то время как остальные люди, кто подвержен смерти, просто неудачники, забывающие заботиться о здоровье. С трудом я отключился от души профессора, еще часа четыре сохранял в себе его депрессивный настрой, и думал, не останется ли со мной эта мина навсегда.

Интересно так вот жить. Создавать новую Чудную Вселенную, вовсе без печальных происшествий.

— Вот Древо Жизни.

— Да. И, гляди, листья с золотыми прожилками.

Детка высказывала идеи, какие Древо имеет корни. Ливи мог наговорить ужасов про змей, скрывающихся в глубинах. Сей, Хетт или Груденер подливали ещё разноцветных, живых красок.

Древо Жизни вырастало из мыслей, воплощалось, оставалось наяву — так, что его можно было трогать, срывать листики, даже пробовать плоды на вкус.

Если все соответствующим образом настроены, из мыслей может получиться лес или, например, папоротниковые кущи палеозоя. Бассейн Бани (вот, еще одно название Купели) оказывался в чаще, и не бассейн никакой, а чаша с великолепным, ниагарским фонтаном! Плоды как цветы. Первый вкусный, а каждый следующий — ещё вкуснее!

Кажется, стоит закрепить это великолепие в реальности, вбить в просветленную, послушную материю, и всё! Рай подан, господа гуманисты!

Необходимо вовлекать в необыкновенное общение подходящих людей всего мира, живых или мертвых, уже, как видится, все равно. Требовать, чтобы вода отдала память твоих прошлых, даже неудачных воплощений. Прочувствовать упоительную любовь ко всему, живому и скрытому. Такие гуляют мысли, выделяются из пор, поднимаются, словно разноцветный пар и пузыри.

Будто мы расположились в домике, укрытом мощным ливнем. Весело в этом Ковчеге и очень уютно. Можно непринужденно раскладывать жизни по полочкам, наклеивать ярлыки и работать над всеми ошибками. Которые, надо сказать, не ошибки вовсе.

Объединять людей на первом уровне — довольно просто. Где-то танцуют братский зикр. Или, взявшись за руки, поют в хоре.

Попробуйте вместе, вслух, прочитать молитву или загадать желание. Ведь вы не решитесь предложить это самому своему верному, понятливому другу?! Многим станет смешно. Вас, может, перестанут воспринимать всерьез. Но хохочут и гыкают несерьезные люди, для них нет настоящего счастья. И в церкви люди стесняются других, посторонних людей, даже, если они –родственники. Но, ведь там как раз и должны знакомиться ближе, чтобы желания сбывались, а Рай приближался, словно дождевая и огненная буря.

Сейчас, здесь, мы если и не достигли идеала, то близки к нему.


1

2

3
1. Мои первые наброски интерфейса внутреннего распорядка (или уж, условно говоря, «души») продвинутого человека. Зрительный экран — то, что мы сейчас видим, если откроем глаза. Обычно, если их закрыть, то проявляется лишь темное поле с белесыми, иногда пытающимися преобразиться в какую-то памятную, либо искусственную картинку, пятнами. Вот, примерно как показано на втором рисунке. Мне это никогда на самом деле не нравилось. Значит, делаем, дорогие Друзья мои, так. Вводим в мысленное пространство новые элементы: — «железо» и разные полезные программы. Теперь мы это можем. Долговременная память — скопление разного рода картин, когда-либо нами запечатленных. Что произошло с тобой год, три месяца и два дня назад? Вспоминаешь, товарищ? Нет? Все куда-то девается, проваливается, стирается. Нет, не исчезает оно насовсем, скорей всего, но просто теряется на захламленном чердаке нашей головы. Сливается с общим фоном жизни. Транслирую правильное решение. Устанавливаем там программу «Архиватор». Чтобы он каждое событие, или каждый день укладывал на определенную полочку, пронумеровывал, дабы легко можно было в случае чего это достать. Все знаковые события также снабжаем этикеткой «приятное», «неприятное», «поучительное», и так далее. Служба Контроля пусть время от времени выпускает хорошие воспоминания в настоящее, так, для поддержания тонуса. Отдельно работает так называемый… как я его там назову? Ассоциатор. Он выдает воспоминания о событиях, подобные которым происходят и в настоящее время. Но пусть этот поток, в свою очередь, поддается контролю сознания. Не так уж нужны воспоминания о неудачах, когда пытаешься сделать что-то совсем новое.

Как видно, теперь нам придется жить с тем, что мы никогда не останемся одни. Вот, сейчас у меня отмечены три устойчивых канала связи — с Деткой, Ливи и Хеттом. Пробуждаются они, трепещут лепесточками, открываются словно бутоны розы, или уж, шлюзы тогда, когда мы проходим Синхронизацию.

И что там, внутри?

У ребят моих интерфейс сейчас — тоже, так себе. В перспективной разработке, как говорится. Детка содержит в долговременной памяти целое стадо каких-то наполовину вымышленных, частично — игрушечных, из дальнего детства, розовых пони, архив цветков всех видов, два помещения учебных классов ее прежнего Интерната, часть коридора, столовая и клозет. Интересно там просто так бродить. Не знаю почему так. Просто очень интересно. Все — стены, пол, парты обросло слоями воспоминаний, словно бы таким приятным илом. И знаки особые в том иле есть — серебряные медальоны, монеты, купюры неизвестных стран.

Много мелких, едва наметившихся каналов связи с другими работягами нашего Лаза. Бинга, Кайра, Деншн, домены Дори, Хант… туда, кажется, мне путь совершенно закрыт. Такое путешествие, от собственного имени, может совершить Детка, и только она. Иначем можно окончательно запутаться: где есть чья душа.

Ливи научился неплохо рисовать все то, что он желает лицезреть. Может быть, что мы желаем видеть существует на самом деле, просто мы его вспоминаем, или же наблюдаем через далеких, когда-либо живших людей? Или не людей вовсе даже? В общем, есть у него очень интересные, такие, как бы громоздкие, грозные, но статичные картины — в отделе, названном почему-то «Удовольствие». Невообразимой сложности короны, абажуры, украшения, похожие одновременно на музыкальные инструменты. И еще такое… бы нос высунувшегося из стены ржавого корабля. Трудно показывать все это тусклыми словами.

Вот еще, совет, как знакомиться с девчонками. Все долгие рекомендации пикаперов — ерунда. Главное — ты сколько-то раз должен вызвать на «собеседование» или, как говорится, «после уроков», мускулистых представителей своего пола. Не без повода, конечно, но это самому надо додумывать. И, вот когда ты получишь такой иммунитет от робости… поймешь, как при том играет сфинктер и мочеиспускательный канал, можешь выходить на девчонок… хладнокровно.

…Ну, а у Хетта — приятная, ртутная динамика. Жаль, не смог все конкретно рассмотреть. Стены его души съежились, и вытолкнули меня, когда только я зашел в его маленькую спальную комнату. И, очень жаль, Хетт. Где можно ходить, хотя и без обуви почему-то — в огромной сети кинозалов. Там и там демонстрируются интересные заготовки художественных и документальных фильмов. Порой очень страшно. Пленка рвется. Когда он нам их все склеит и представит в режиссерской версии?

2. Стандартная картинка нашего простого мысленного взора — россыпь белесых пятен на темном фоне, в вкраплением полупрозрачных, непрерывно перетекающих друг в друга картинок.

3. Включаю задумку на далекое будущее. Кто сказал, что я не романтик? Вот как куперизованные электроны бегут по сверхпроводнику, не встречая сопротивления, так бы и пусть мы, с загадонной мной девчонкой мчались среди озаренных Луной и звездами скал. В безвоздушном пространстве. В виде лошадей.

Даю Программу — задумать — и забыть. Чтобы получился вот такой вот, весьма приятный мне сюрприз.

К чему оса? Лошади не вполне вытанцовываются. Набросок прекрасен. Начинаешь вырисовывать детали — глаза как у креветок, черные, маленькие, смотрят в землю, не то. Даю задание своему лучшему «Я»: сделать все без моего участия, лучше чем хорошо, лучше все-же в обозримом будущем.

Они слушали. Детка и Ливи. Иногда беззастенчиво принимались сгрызать заусенцы на ногтях, или проявляли, на мой взгляд, излишнее внимание к блюдам второго завтрака. Тем не менее, я ораторствовал. И, кто попробует меня упрекнуть? Свекольный свежевыжатый сок пробуждает дикий аппетит и, как некий побочный эффект, просто таки, цицероновское красноречие.

— Я вам объясню. Давно известные центральные физические силы тщательно скрывали от нас свои истинные способности. Но, мы, в отделе Эври, поняли теперь, что их действие не может быть представлено тремя формулами Ньютона, простейшим законом Кулона, или десятком маловразумительных, ничего не дающих тензоров Теории Относительности.

Взаимодействуют не центры массы или заряда объектов, а составляющие их атомы. Частица тела А взаимодействует с частицей В. Повторю, словно я попугай. Не центры макроскопических тел, как всегда было принято считать, а пары индивидуальных частиц, устанавливающие друг с другом кратковременные, либо долгоиграющие связи. Перестаньте хлебать джем! При таком научном подходе, становится ясно, что взаимодействующие тела преобразуются в близкое подобие партнера.

Дистанционная диффузия работает во всем. Именно так, как теперь видится, действует наша Купель. Вымораживая степени свободы, она повышает плотность взаимодействия частиц наших тел, так, что мы, вместе с нашими мыслями, становимся одинаковыми. И, заодно, очень сильными, как духовно, так и физически.

Вот еще пример. Луна и Земля танцуют друг с другом миллионы лет, правильно? И, именно потому очертания земных материков и лунных морей почти совпадают. Гравитация, электростатика, прочие физические взаимодействия, делают объекты максимально похожими. Так же становятся подобны верные супруги, собака и ее заботливый хозяин. Социальные, биологические связи, столь же четко работают в этом направлении.

— Эрк Лунар, пожалуйста, еще чаю и джема на стол трех дже! Не забудьте кукурузные зерна!

…Человечество раз пять умудрилось пройти вплотную мимо законов взаимного уподобления. В иллюстрациях к популярной некогда Теории Относительности показывалось, как бесплотными сигналами обмениваются рисованные зеркала, ракеты и фонарики наблюдателей. Из этих рассуждений выводились, помимо всего остального, такие вещи, как замедление времени и искажение форм движущихся тел. На самом деле обмениваются квантами, вполне вещественные микрочастицы. Но, если сверяются единственно верные атомные часы, точнее, пульсирующие внутри них крошечные маятники атомов, в действие вступают законы квантовой физики. Начинает работать принцип Паули и все правила квантового запутывания микрочастиц. Как сверить приборы, если в процессе поверки их микрочастицы-регистраторы тут же сливаются друг с другом? Так Теория Относительности должна была бы замыкаться на квантовую механику и подчиняться ей целиком.

Детка брякнула ложку в Котёл.

— Спасибо за подсказки, Тур. Видно, что твой отдел провел серьёзные исследования. Но, наша задача не только смотреть, как взаимодействуют макроскопические или микроскопические тела.

Она начала выговаривать сушеные, словно изюм и крутые, как бурлящий в бойлере кипяток, фразы.

— В любом сгустке материи, например, этой капельке воды, выстроена своя лестница энергетических уровней. Всё на свете разделено, начиная с атомарного уровня. Отсюда весь смысл жизни.

Расположение и форма энергетических ступеней вещи зависят от ее объёма, структуры и температуры. В значительной мере, от спектра окружающей среды. Это все — Имя объекта.

Если раздробить, как бы убить предмет, атомы испускают веер лучей, в точности соответствующий высоте положения микрочастиц. Так они выдают полную информацию о предмете. Чем основательнее разрушено что-то, тем четче высвечивается его Имя. Так пронзительно информирует о себе мир птица, которую разорвал заряд дроби, и ревут рыбы, которых живыми бросают в котел на берегу их дома. Я транслирую образы не чрезмерно сильно?

Детка допила Чай и — вот это странно — ловко закинула кружку в приемник Южного полюса Столовой.

— Через неделю приглашаю в экспериментальный цех нашего Корпуса. Вы узнаете, что мы умеем не только препарировать собак, крыс и кошек. Приятного аппетита!

И мы снова принялись обсуждать образы, пригодные для созидания инфраструктуры Рая. Я ещё раз рассказал о моем замечательном Уль-Карбоне. Ничего особенного, на фоне устроенных по фэншуй парков Пандуса, образы которых, вдохновившись, вдохновенно выдал Ливи.

Я поведал о Белой Реке. Приятно, когда есть друзья, в чьи уши можно засадить свой вещий сон. Когда я смотрел этот личный внутренний фильм, у меня отмякли ноги, что бывает только, когда мозг окончательно отключается и перестает дергать конечности за ниточки.

Русло Реки умещено в Багряный Камень… перестаньте жевать!

Из промоин во льду выкарабкиваются люди и звери. Поначалу не разобрать это ли у них хвост, пуповина, рука, хобот, или щупальце. Обычно всё во Вселенной утомительно повторяется, в процессе этого всего подёргивается жировой плёнкой. Здесь после каждого нового поворота следует перезагрузка сценария. Выныривая в очередной полынье, включаешься в новый, полностью захватывающий сюжет. Всё с нуля. Ритуалы, войны, встречи, самобытные свадьбы.

При слове «свадьбы» собеседники оживились и насторожились, будто бы ожидая забавных непристойностей.

— Таинства этой жизни познаешь всеми полостями своего распахнутого тела. Словно рукав Реки объединяется с моей кровеносной системой и прополаскивает ее всю, до капилляра. Я оживаю вновь, отстиранный и бодрый, готовый ко всему; обычной жизни сельчанина, или короля.

Прожевав пищу, соратники сказали, что много букв в не удобоваримом пророчестве, но, надо подумать, что это все-таки, может значить.

Я, точно, заразил их своим сновидением. За плечом Детки определенно видел; укрепился хвост живых образов, развевающийся сноп, полный, знаете ли, мельтешащих картинок.



…Вот так! Ганг и Рэй, мои новые воспитанники из УниверСити и Желтого Пандуса, заупрямились. Начали спрашивать, когда им, собственно, дадут обещанные деньги, ведь они так много сделали.

— Вы плохо питаетесь, ребята? Нет своей теплой койки? Или одежды? Может, предметов личной гигиены? У вас самая прекрасная работа в мире. Чем вы еще недовольны?

Ганг, добродушный, такой, вроде бы как, исполнительный увалень, эрк с прицелом на статус дина, начал бубнить об обещанной безмятежной жизни в Секторе АурумСити, «по окончании данного проекта». Надо бы, мол, еще организовать в Новом Лазарете магазин с товарами из лучших областей Дома, он готов принять в этом деятельное участие, и пусть объяснят, как, собственно, обстоит дело с нашими именными счетами.

— Хотим видеть цвет купюр, музыку монет АурумСити!

Мне показалось, или это Ганг повысил голос!?

Через Дори я заказал центнер музыкальных монет АурумСити и раздал желающим. Надеюсь, с течением времени кому-то из них станет стыдно. Я ведь уже забыл, что, согласно Контракту с Лазаретом, мне положены внушительные деньги, с правом тратить их на что угодно, без контроля Ассистента. И, еще квартира в Квартале Владений, принципиально не облагаемая никакими налогами.

Начала тревожить Хилла. Да, та визи, которая не сумела правильно отрисовать эмблемы Отделов, вместо символов бескомпромиссной войны со смертью выдала нечто инфантильное — умильные мордашки зверей. С тех пор она ухаживала за подопытными животными и суетилась на Кухне. Подружилась с примерным доком Панчем из Домена, помогала ему красочно оформлять Протоколы Исследований для всего нашего отдела.

Увидел их вчера вечером на лестничной клетке, в дальнем углу Ангара. Да-да. Они целовались. Вот так.

Отправил нарушителей в изолятор, оторвал звездочки статуса с погон. Кажется, они поняли свою вину, раскаялись, но будет ли так продолжаться дальше? Или наша железная дисциплина треснет, и сила индивидуальной любви расшвыряет людей по самым темным уголкам Дома?

Неприятно об этом думать.

ВЕЧНОЕ ДВИЖЕНИЕ

— Салют, Аква!

…Лаборатория Корпуса. Всё яркое, будто выбеленное весьма ходовым здесь ультрафиолетом.

Экскурсия началась

Мириус! — Аква почти картинно воздела руки к прожектору под потолком. — Вот он! Вечный Двигатель, использующий процесс концентрации рассеянной в пространстве энергии, спрятанный у всех на виду. Вечное движение — уже нечто сродни биологической реанимации. Реставрация энергии — почти воскрешение преставившихся организмов.

Походила вдоль стапелей, хлопнула в ладоши, заставила нас сделать то же самое.

Мы с Ливи обозревали коллажи из металла, стекла, трубок, ёмкостей, чуть высунув язык, чтобы максимально быть похожими на идиотов. Похоже, нашей Акве это втайне от даже себя самой, нравится.

— Вечный Двигатель подобен самому обыкновенному ядерному реактору. Только, в отличие от него, загружается не радиоактивным материалом, а любым веществом, хотя бы дорожной пылью или водой. Разделяясь и собираясь, это Рабочее Тело концентрирует рассеянную в пространстве энергию.

Как устроен обычный атомный реактор? Пачка урановых стержней. Еще графитовые замедлители. Осколки нестабильных ядер, нейтроны, встречают на пути атомы урана и принуждают их к индуцированному распаду. Распад — маленький взрыв, порождающий как жесткие кванты, так и новые нейтроны, причину детонации следующих, предрасположенных к этому атомов. Если урановые стержни изолировать друг от друга, реакция угасает.

Оказалось, что и в обычной материи, существует аналог такой реакции. Индуцированное световое излучение обязательно появляется там, где собраны атомы одного спектра.

Чтобы добиться перенаселения одного энергетического уровня и, соответственно, обеспечить лавину квантов, рабочее тело обычного лазера накачивают энергией извне, мощными лампами и разрядниками.

Но, добиться этого можно и, если просто сблизить кластеры, имеющие взаимно подобные гаммы уровней. Сгустить витающую в воздухе пыль. Тогда нарушается принцип Паули — недопустимость сосуществования одинаковых частиц в некоем малом объеме. Во множестве кластеров проносится лавина индуцированного излучения. Маленький такой, и полезный взрыв.

Рабочее Тело Вечного Двигателя можно разделить вновь. Восстановить этим силу истощившегося горючего. Подождать, когда пылинки наберут из среды положенный им по своей структуре и форме спектр. И снова их сплотить, образовав серией процессов, тороидальный вихрь. Воспользоваться полученной прибылью. Отвести полученное тепло для насущных нужд.

Так раз за разом.

Вечно.

…Ливи почти грубо потребовал, чтобы ему продемонстрировали простейший рабочий концентратор энергии.

Мы бодро зашагали в музей Корпуса, между нами говоря, похожий на свалку тупиковых моделей.

Детка называла представленное устройство «Сердцем Ангела», но больше прототип Вечного Двигателя напоминал плавно пульсирующее человеческое легкое.

Выдернула листок бумаги из груд старых чертежей. Показала, что вот, в объеме с гранулами температура скачет по синусоиде, как бешенная. Ну, а там, где структуры нет, она почти стабильна. В этом есть великий смысл.

…По структуре отдел Корпус похож на наш Эври, но начинка другая. Это интересно. Так вот, к слову сказать.

Понаблюдали лабораторных зверей. Кошки, собаки, лягушки, крысы, мыши. Мяу-мяу! Гав-гав!

Некий упёртый дин отмывал испытательные каморки до зеркального блеска. Что там такое готовится? Глянув на нас, отдал положенное приветствие и продолжил свое занятие с фанатизмом, невиданным в Эври! Взять на заметку.

У некоторых зверей пометки синим, красным и чёрным фломастером на спинках. Вот она, судьба, зашифрованная в цвете!

Покормили доброжелательных, мурлычущих кошек. Заглянули в оранжерею, полную колб, приборов и заманчивых на вид овощных плодов. Детка угостила нас помидорами с кожурой, почему-то усеянной портретами лаборантов.

Показала Мириус, выделяющий тепло, уже в промышленных масштабах. Внушительный, серебристый от конденсата бак с пузырящейся кашицей внутри.

Попотчевала чаем с тортом. Было весело все это, как то так, что ли, масштабно.

День прошел празднично.

ОПЫТ УПРАВЛЕНИЯ ДВОЙНОЙ ДУШОЙ

Фантастическая работоспособность.

В самом начале работы Купели руки и ноги сковываются. Из нескольких человек получается новый организм, нервные сигналы дико смешно перепутываются. Пятно сознания расширяется невероятно. Состояние единства длится, если смотреть по максимуму, около двух суток. Если раньше мы собирали опытную установку, скажем, за три дня, теперь, пользуясь мозгами, навыками и памятью дружелюбных синхронизированных (С) компаньонов, — за пару часов. Завинчивая некую гайку, можно одновременно вспоминать инструкцию, обдумывать оптимальные варианты соединения частей, сочинять стихи, и так далее. Мысли — сложнейший живой узор. Вот, встречаешь в себе идеи С-человека — паттерны сливаются, обвиваются, меняют цвет, и ты заходишь в колонный зал родственной души! Очень красиво!

Мысленные образы проявляются в сознании, которое является теперь необъятным полем зрения, сначала в образе других предметов, разъясняющих их суть. Наверное, так. Часто они пронизаны паутинкой, представляющей проявление вокруг них тонких физических полей, всяких разных связей с другими объектами и явлениями.

Домены не шутили насчет скандальных размолвок при обобществлении душ. Детка узнала всё, что я о ней когда-либо думал. Увы! «Так значит, Тур, я не тигрица? — визжала она, колотя меня мокрым полотенцем. — Носик мог бы располагаться на сантиметр выше? Скулы мои — не кошачьи?!»

Выдала в ответ много про меня обидного. Поросячьи глазки, запах из подмышек, и всё такое. Ну, и что? Это все стоит выделки.

Я пережил кошмар объединения.

И она — тоже.

Мутные сны? Было и это. И что? Полет продолжается. Скоро мы выйдем на устойчивую орбиту, и, может, реально отдохнем!

…Будто бы не было огромной, насыщенной событиями недели! Экскурсия к лучшим друзьям! Детка снова повела нас в арку Корпуса, обозначенную эмблемой «Сине-Красная Роза».

Показала устройство, созданное на основе, о-ля-ля, Вечного Двигателя. Поначалу мы не придали ему значения. И, как же, на самом деле, ошибались!

— Аль-Мириус! — пронзительно, словно чайка, воскликнула Детка. — Буду опять говорить красиво. Разрешаете?

Это — вполне работоспособная правда, походящая теперь на кабину экскаватора, оснащённую вовсе не бутафорскими рычагами, циферблатами и кнопками. Устройство преобразования всего. Аль-Мириус. Алтарь. Устройство, трансформирующее живые и неодушевленные объекты. Здесь всё невозможное происходит на самом деле.

В Мириус помещают объект, выбранный для копирования в других вещах, и эти вещи трансформируются по его подобию. Да, да, да!

Сейчас Детка впрямь напоминала ацтекское или какое там еще? инкское божество, имя которого носила в прежнем детстве. Иногда, похоже, она осознавала излишнюю свою серьёзность и пыталась дружески нам улыбнуться.

Прокашлявшись, продолжила лекцию.

— Алтарь напоминает простой наш Мириус, он же, как упоминалось, Вечный Двигатель. Но, в большей степени это — генератор света. Множество альвеол, одинаковых неоднородностей, усиливающих квантовое Имя вещи. Источником преобразующего света является, единственно, выбранный вами предмет. «Жертва», как ее нарек Вездесущий Хетт. Полагаю, лучший термин — «Зерно Света».

Детка отпила чаю из карманного термоса, покашляв, продолжила:

— Свет лучше всего подходит для дела всемерного Преображения мира, его лучи способны тонко оперировать даже отдельными атомами.



…Я разобрался. И, теперь увлечен следующей серией исследований.

…И это все мы всемерно совершенствуем!

Йо-у! Можно заправить в камеру Алтаря, например, простейшего АМА-7 (разделенные водой керамические шарики, периодически стискиваемые подобием пресса) глиняного воробья. Такова первая придумка безумного Хетта. Поставить возле прибора ёмкость с коллоидной взвесью, и через трое суток — о-ля-ля! увидеть в них подобие данной фигурки.

Опыт воспроизводится качественно не более трех раз. Увы, именно такова новая парадигма науки. Три раза, а затем весьма сложная периодика. В которой мы, трудом, очень похожим на вычисление благоприятного положения светил астрологами, едва-едва смогли разобраться.

Переработка материи тонкими детскими пальчиками света, это и есть божественное чудо, проклюнувшееся из всех прошлых религий, начиная от ритуалов дикаря, до развиваемых нами истинных технологий Бога. Тем, что находится уже слишком далеко за пределами достижений земной техники, потрясающих, если вдуматься, коллажей стекла и пластика, экскаваторов, эскалаторов, пищащих контроллеров и шагающих мусороперерабатывающих заводов. Йо-у!

Если мы в содружестве, значит, уже правы. Обладаем божественной силой. Да, именно так, хотя, некоторые и посчитают это утверждение ересью. Ведь, как заметил провидец и трудоголик, непознанный до конца Хетт, человек — единство множества клеток — и есть сам Алтарь. В нем есть переменное тепло, жидкость, воздух и костяной камень. Нужно только нам уметь не противоречить друг другу, иначе результат общей работы обнуляется. И — говорить правду. Ничего, кроме неё.

Тогда все получится.

Если мы заявим воскрешение всех достойных любви наших людей, согласуем это воплощение со всеми сторонами, — это и есть религия. Последняя наша, общечеловеческая религия, за которой следует нечто такое, о чем трудно даже мечтать. Надо только убедить в нашей правоте как можно больше вас, обычных людей. Предупредить о намерениях трудолюбивых ангелов.

Вчера наблюдал, как происходит переделка металлов в реакторе Аль-Мириуса. Вот вам и дремучее алхимическое Средневековье. Свинцовый песок покрывается позолотой в свете распыленного в кластеры по три микрометра, золота. Ничего себе, братцы кролики! Так мы перейдем на полное самофинансирование! О-ля-ля! Услуги наших заказчиков, в сущности, мизераблей, будут не нужны. Мы выйдем из-под их контроля.

Йо! Мы потихоньку предвкушаем.

Загадочно едим кукурузную кашу.

Мечтаем о Вечности даже, кажется и в туалете.

Даже в Купели, полной оргазма, раскрываемся мы не полностью. Храним себя, бережем мечты, эти инструкции Вселенной, перед окончательной их публикацией.

Всё слишком стало серьёзно.



Когда в камере Алтаря оказывается органический объект, то, что происходит с преобразуемым его подобием, всегда чудесно и непредсказуемо. Преобразуемая субстанция может размякнуть или стать твёрдой, в зависимости от всего того, что мясного, рыбного или моллюскового, готовят на Кухне, в паре сотнях метров метрах от Аль-Мириуса. И, еще Бог знает, от чего.

Редко получается именно то, что тобой и нами задумано. И, собственно, ты сам знаешь, что замышляешь, глядя в кашицу непонятных образов за глазами? Будто стараешься выудить ценную вещь из некоего глубокого плодотворного сна. У кого получалось вытянуть на простыню пригоршню таких вот притягательных, неизвестных снотворных денег?! Мы — первые. Многое придется преодолеть из того, что раньше казалось немыслимым, словно безалаберный сон. Нужно терпеть угрызения совести, извлекая собак и кошек из алтарных камер, после показательного, но, не вполне удачного эксперимента. Отрицательный результат — тоже важен. Укладывать в чёрный мешок и завязывать горловину плотным, непроницаемым для тления узлом.

Правильно ли мы поступаем?

Ай! Что-то всё равно временами получается, то, от чего, остановившись, где-нибудь на каменной лестнице, или перед дверями лаборатории, молча глядя на её герб, можно даже несколько обалдеть.

Я — просто человек. Повторяй это, мой маленький друг, еще и еще раз, раз за разом.

Я — тот, которому немного повезло.



…Вчера наставлял новичка, Маркера, как привлекать к себе, и заданной работе, нужных людей. Бродили по лабораториям и неторопливо, степенно беседовали. Так, как пишут маститые историки, в аллеях плодовитых садов, обучали своих студентов, древнегреческие философы.

— Обещай человеку продвинуть все его желания. Нет, точнее, выясняешь, что это у него за мечты. Хорошо, когда они, собственно говоря, есть. Не мотивированный, вялый, как медуза человек — не стоит твоего внимания. Если они приземлённые, несущие в себе некое, распознанное тобой зло, обращаешь начавшийся разговор в шутку. Узнай о человеке больше, прими его слезливую исповедь. Дождись, чтобы он смотрел на тебя, действительно серьёзно, не моргая. Это первое упражнение на объединение душ.

Важно, чтобы не делать всё самому, даже, если так тебе кажется проще. Подключай знакомых ко всем, даже самым простым своим действиям. Можно притормозить, если они осадят тебя, но, не убегать, показав позорно спину. «Просить», это уже очень близко к «присоединять».

Остановил, для примера новичка, только что из Коллектора, на лестнице подышал, глядя в его чуть испуганные глаза, выявил все мысли, объяснил, что расширение и сжатие альвеол легких способствует формированию чудотворного излучения, и это определенно, никакая не метафора.

Теперь я хорошо умею просвечивать душу. Несколько урн с психическим мусором у парня-новичка просматриваются очень хорошо. Довольно часто там, в своем прошлом Интернате, он смотрел порнофильмы. Выбирал самые обычные, классические картины, но в нагрузку вклинивалась всплывающая там и там реклама извращений — группового секса, инцеста, садо-мазо, и даже чего-то ещё похуже. В душе образовалась каверна, заполненная шевелящейся, словно груда розоватых кальмаров, массой.

Я объяснил, что всплывающая во время просмотра фильма, даже самая невинная реклама — происки дьявола, и, конечно же, сексуальную энергию лучше всего направлять на творчество. Он тут же согласился, хотя и был, конечно, заметно смущён.

— В общем, идешь по правильному Пути! — подбодрил я этого случайного парня. — Иди, занимайся своими делами!

— Можно еще спросить? Чем отличается Баня от Купели?

— Купель синхронизирует сразу нескольких людей. Они, действительно, становятся равными, но только на очень короткое время. Два, ну, может, три часа полного духовного взаимопроникновения. Затем сообщество распадается. Максимум — трое суток. Центр принятия решений начинает блуждать между разными людьми, это вызывает сопротивление и агрессию. Может спутаться психика. Появятся ложные воспоминания. Так человек становится подозрительным. Ему кажется, что им пытаются манипулировать. Начальная эйфория с печальным концом.

Баню Бога изобрели в отделе Домен. В общем, все очень похоже на нашу, придуманную сообща, всем Лазаретом, Купель. Там единение людей происходит через некоего одного, избранного человека. Он изначально определяется центром всех действий участников группы. Дело в том, что у него есть качества, необходимые нам всем, и он готов ими делиться. Сила духа, координация движений, честность, сообразительность, доброта, умение любить. Все, что ценится всегда.

Избранник восходит на… Этому нашли имя «Престол». Глыба крепкого, нагретого в лучах прожекторов, Камня. И, вот, тогда человек, располагающийся на вершине, обретает над другими людьми духовную власть. Его мысли невообразимо усиливаются. Если ты чего-то желаешь, твоя мечта передается Ему. Да, говорю «Ему» с большой буквы. Он отправляет план ее осуществления тебе, а так же и другим своим соратникам, чтобы они приняли его к рассмотрению. Видишь, в Раю есть жесткая иерархия.

Работает эта схема хорошо. Но, с течением времени человек на Престоле начинает портиться. Так вот оно все устроено. Или, может связь гасится, точно не известно Он перестает понимать тебя, а ты его. Он требует каких то казенных отчетов. Отчуждается. Не видит в тебе Друга.

И с этим мы тоже разберемся.

В общем, долго я так ему выговаривал, пока сам не запутался.

Ещё, попутно объяснил, что ни один физический или химический опыт не может быть воспроизведен совершенно в точности. Вселенная обладает абсолютной памятью. Это как дарить цветы любимой девочке. Если раз вручил ей розы — и удостоился замечательного поцелуя, это не значит, что, если десять раз будешь дарить ей те же цветы, все будет так же хорошо. Природа не терпит совершенно точные повторы. Все она запоминает и выдает каждый раз новый результат.

…Не знаю, как новичок все это воспримет. Плохо объяснять людям, что хорошо открытым текстом. Если что-то объясняешь, как бы говоришь «Ты глупый, а я — умный, кидаю тебе кость». Другое дело, когда новички подсматривают. Так то они могут похвалить себя: «Вот, от меня пытались скрыть нечто весьма ценное, а я отследил, зафиксировал, силой присвоил. И, теперь это — мое!».



… — Всё пишешь, Тур?! Да! И, есть о чём.

Кошки, собаки, кролики и белки. И другие, очень интересные животные.

Пошла мода на то, чтобы привязывать их психику к своей душе. Технически это уже не так сложно. Для нас теперь — почти раз плюнуть. Смысл в том, что к тебе переплывает чужая маленькая душа.

— Привет, Детка!

На плече у нее — смотри-ка, — верткая суетливая белочка.

— Мои глаза и уши, Тур. Лапы. И, как видишь, пушистый, отмытый шампунем хвост. Мы объединили сознания, и теперь представляем собой биологический комплекс; Аква-белку. Знаешь, как круто, — быть белочкой!?

Пока я дежурный, бродил по Лазу в поисках некоторых недочётов, Аква продемонстрировала, что способна выделывать её, как она сказала, «Попутчица». Приносит по мысленному приказу мелкие вещицы, забирается в труднодоступные места, и там высматривает всякую мелкую всячину.

— Я вижу то же, что и она! Почему то, знаешь ли, лучше — правым глазом.

— Можно взять её на руки?

— Нет, Алекс, так ты вторгаешься в моё личное пространство, — почему-то обиделась Аква. — Хочешь тоже привязаться к зверьку?

Заскочили на Кухню, взяли пакетик орешков, этот извечный попкорн и поспешили через грузовой лифт в Корпус.

— Выбирай, кто придётся тебе по душе.

Долго прохаживались вдоль решетчатых вольеров. Ни одной, любимой мной лайки, колли, или овчарки. Мыши, еноты, хомяки. Крысы? В этом пронырливом животном что-то есть. Может, например, отыскивать упавшие гайки.

— Выбирай первое, что придет в голову, ах, ты всё равно ошибешься.

— Веди к семейству кошачьих.

— Ну, вот, смотри.

— Львят у вас нет? Тигрят, или, скажем, рысенышей?

Аква нервно щелкнула кастаньетами, раз, и еще пару раз. Такая мода теперь в Корпусе? Её белка смотрела мне прямо в душу своими выпуклыми сальными, безумными глазами.

— Дай на пробу котика. Он не занят? Что мне с ним теперь надо сделать?

— Поселитесь на три дня в маленьком зеркальном домике. Будет много переменного света и гула. Обменяетесь собственными излучениями.

— И всё?

— Пойдут странные сны. Потом в мозгах дико, мощно сверкнёт, прогрохочет, и ты сможешь видеть глазами кота. И, он — твоими. С животными синхронизация душ происходит совсем не так, как с людьми, всё ещё намного, намного более странно. Связь продержится дня два. Не всякий кот такое выдержит, собака, белка, или крыса. Недолго они живут после. Будет неприятно, когда животное умрёт. Но, конечно, с течением времени мы сможем разобраться, как образуется устойчивый симбиоз.

— Зачем нам это?

— Мы хотим, чтобы в Рай прошли животные. Ведь нам нужны там звери, младшие братья? Если идти туда — только вместе с нами.

Я покормил кота кусочком замаскированной под мясо сои, но ничего для себя не решил. Кстати, в моем Приходе Эври подопытные мыши скоротечно дохнут. Начинают коряво ходить, их шатает, они смотрят на меня укоризненно, маленькими сальными бусинками, и я сдаю их, с глаз долой, в Корпус.

Ещё Детка, как бы невпопад, сказала, что маленькая ложь допустима, чтобы не останавливать работу, но после того надо говорить только правду. Не совсем по морали, но, так и есть.

Назад шли через «бронзовый» лифт новобранцев. В двери ввалилась толпа новичков — прозелитов. Белка соскочила, заметалась между ног, я видел, как истерически менялось лицо Аквы.

Люди и животные вовсе не одно и то же. Соединяться нам незачем. Таково мое скромное мнение.

ПОПУЛЯРНАЯ ЛЕКЦИЯ ОБ АЛТАРЕ

Ровно год работы Нового Лазарета. Ура!

У ребят, между прочим, несколько приподнятое настроение.

Вчера выступил в Медиаториуме. Медиаториум? Не объяснял? Как долго не делал записей! Сравнительно новое, но весьма перспективное начинание. Место, где воспроизводится в точности, вся обстановка прошлых веков. Именно, в микроскопических деталях, без глупых фанерных декораций и, скажем, надуманных театральных диалогов. Посуда, мебель, одежда. Еда и напитки — все по оригинальным рецептам. Древний язык — согласно особым, аутотентичным словарям. Сложнее приходится с освещением, приходится подбирать спектр Солнца и Земли точно того времени. Интересная задача для археологов-астрономов и физиков.

Главное — артисты. Мы. Не какие-то там разбалованные люди, желающие денег и славы, а именно, вдумчивые уловители душ. Сложно сказать, зачем это потребовалось, но, вот, значит, оказывается, нужно. Необходимо — как вам дышать.

Пришел, увидел и выступил в качестве конферансье, тогда, когда ребята решали, кому в новом спектакле о древней жизни предстоит быть тем то и тем то. Я конферансье? Пророк? Найдите же правильное слово!

Вошел в свет прожекторов. Пощелкал пальцами.

И, — включилось вдохновение:

Вы — Глыбы, не истёртые нервными припадками, как все те обычные смертные люди. Магнаты! Вестники, ампутировавшие метастазы плоского сознания, усвоившие наждачное питание новой, широкой, как Вселенная, души. Дети света. Вы стали закваской Рая, где всего в меру — огня, воды, пара и масла, умопомешательства и разума. Аппетита и голода.

Шпионы Вечности… (с расстановкой).

Кто же не любит оваций на свой счет? Ощутил себя первокурсником Интерната Сервиса, без запинки прочитавшим красивый стишок на утреннике! Дже Кайра подошла и продолговато (как бы еще сказать?) поцеловала.

…Два эрка, с эмблемами Корпуса протянули мне чашки Петри с мёдом. Вторник? Значит, нужно неизменно доброжелательно, с заискивающей улыбкой, отвечать на все вопросы новичков?!

Я попал!

— Что вам? — я принял чашки подношений. — Знаний? Почестей? Или усиленных пайков?

— Объясните устройство Аль-Мириуса!

Зашли в наш Эври. Новички, повинуясь знаку, разобрали колбы и принялись прилежно поливать растения. Кстати, у нас появилась неплохая оранжерея. Растения — хорошие подопытные в самых первых, пристрелочных экспериментах с органикой.

— Всегда ли свет переделывает объекты? Вот, смотрите, дже, люминесцентная лампа над ростками светит буквально круглосуточно, однако, в подобие ей, листья отнюдь не вытягиваются в трубочку.

— Важную роль имеет изначальное подобие объектов, ребята. Будь листья больше похожи на эту лампу, имей в своем составе стекло, неон, ртуть и люминофор, процесс бы пошел незамедлительно. И, ха-ха, садоводы-любители были бы удивлены обращению листов в светильник.

Важно выделить индивидуальный свет объекта. После вспышки Жертва несколько миллисекунд фосфоресцирует. Этот её личный свет усиливается Алтарем. Да, это просто скопление глобул, в простейшем варианте. В усилителе Аль-Мириуса свет умножается по всем линиям исходного спектра и направляется на объект подлежащий преображению. Делает его копией себя. Но, только при разрушении объекта — полном или частичном, снятая с него информация полна.

…Еще эти ребята пожаловались, что до сих пор спят в общей спальне, по пять человек. Спросили, когда их распределят по индивидуальным Яйцам. Ах, ну понятно, милые цыплята! Это в натуре человека — есть из своей тарелки, лишь только иногда сливаясь для обмена чем-то там.

В довершение этого дня была Баня, общая для дже и эрков, и роскошный обед на Большой Кухне.

Я вновь согрелся.

Как я хотел, в своем раннем детстве, быть членом такой замечательной организации. Сигнал по радио, и вот, появляются наши. Люди, без разговоров приходящие нам на помощь. Они обстреляют хулиганов жесткими травматическими ракетами. Затем мы улыбаемся друг другу, наступаем на тайный люк, едем на лифте и входим в освещённую добела лабораторию Света. Где все свои.

И вот, все это теперь есть.

ОПЫТ ВОСКРЕШЕНИЯ

К тонкостям строения Жертвы приклеиваются отражения структур устройств, Алтарей, направляющих её на другие объекты. Кварц, стекло, и вода стремятся ввязаться в чуткие, замысловатые, не прощупанные до самых глубин механизмы переноса свойств.

Но, если однажды удастся, в высшей степени удачно воскресить и преобразовать одно тело, успех можно воспроизвести во всех аналогичных телах.

Высвечивание Зерна вызывает сбои в работе клеточных мембран, очень часто склеивание и обособление клеток, как Донора, так и Приемника.

На Алтаре высвечено немало высших животных, вплоть до ветхозаветных ягнят. До того место Зерна первичного поля занимали растения. Приятные для исследований, молчаливые объекты. Растения. Хорошие друзья.

Мы научились реанимировать животных, до трёх дней находившихся без пульса при комнатной температуре, в едкой кислородной среде. Вспышки в зеркальной, словно термос камере, наполненной вспененной водой, и организм содрогается. Тело приобретает некий живой цвет — этот момент перемены окраски волнующ. Серия вспышек, среди грома, — животное поднимается, открывает мутные глаза. Всё. «Зерно» — здоровый зверек отключается, и труп валится, так и не успев набраться жизненной силы. Надо теперь вынимать его из камеры и долго отмывать Алтарь. Иногда удается достичь особенного успеха. Воскрешенные котята миролюбивы (в соответствующих фильмах реанимированные агрессивны), нехотя, но лакают молоко, бегают по лабиринту, ведут себя вполне пристойно. Хотя недолго живут после всего этого.

Что меня поражает в смерти — тело, такое сложное, умное, произведенное миллионами циклов эволюции, вдруг становится никому, вообще никому не нужно. Миг перехода в иное состояние — всё, его не надо лечить, ласкать, выхаживать, а только лишь поскорей утилизировать. Оно перестаёт принимать пристойные позы, в этом будто бы скрывается насмешка смерти.

Есть еще значимые нюансы. Вторичные излучения, исходящие от оживающего существа, могут преобразовать Зерно по своим законам. Так бывает часто. По правде говоря, всегда. Третий закон Ньютона в биологии: действие равно противодействию. Тогда совмещаемые организмы превращаются в разделенный пространством, но все же единый, слоёный, вовсе не приятный на вид мясной пирог. Лапы-головы-хвосты с деталями Алтаря; осколками зеркал и гранулами параметрического усилителя.

Излучение Жертвы нельзя заменить искусственным подобием, механическим генератором света. Это энергетические руки живого, и только живого организма. Точнее, сейчас, увы — грубые лапы Голема. Когда-нибудь мы сможем превратить их в божественные пальчики! Нужно лишь найти количество бессмертной крови, способной вывести из нутра людей их извечных червей.

Вся Вселенная с началом испытаний ввязывается в схему Воскрешения, каким образом, — всё прояснится после, после, после. И каждый новый день наши лаборатории выявляют особенности взаимодействия света с материей, — бозонов с фермионами, лоскутки предостережений, которые мы вряд ли отследим до последнего, будто бы ничего не значащего знака.

Все сейчас податливое, каким никогда не был коррозирующий, жесткий материал жизни. Нечто такое золотое, полноценное, мягкое, пропитанное услужливой силой.

Ты тоже чувствуешь, дорогой мой неведомый друг?!

ПОЧТИ ВЫЛЕЧЕННЫЙ

Какие вещи творятся за моей спиной! Эрка Стаса Ри отпустили в Дом.

Сектор Девон.

Когда-то он считался самым респектабельным Сектором. И сейчас остаётся, но лишь местами. Смесь стилей, нищета и роскошь, колоннады, базилики и норы. Образованные, прилично, даже как то вычурно одетые люди — и рядом нескончаемые бомжи Застенков.

Хонги.

Больные, дряблые, насквозь пропитанные ботулическими токсинами люди. Чаще всего — неприлично толстые, но есть и худющие. Потому что едят всякую дрянь со Свалок. Люди, осознающие свою ущербность, старающиеся, во что бы то ни стало стать лучше.

Стас привёл одного из них в Лаз. Подобрал на улице, и все. Неужели я выпадаю из потока событий, скажите мне?!

Искал Ливи. Ловил Детку. Где вы, ближайшие друзья?

Хетт совершенно задавлен каким-то своим проектом, буркнул невнятно что-то, и пробежал мимо, просыпая на ходу чипсы.

Мои Добрые Неведомые Друзья! Как неприятно быть таким, в низшей степени некомпетентным! Понимаете? Как будто тебя исключают из списка важных, ответственных персон, приглашенных на окончательную постановку Апокалипсиса. Ты теряешься в толпе безликих статистов. Лишаешься полнокровных впечатлений. Не успеваешь на набирающий ход поезд.

Сел на хвост тому, кто некоторым образом причастен к данному событию.

— Как это было? — плюхнулся на диванчик перед столиком дина Арена. — Видел тебя со Стасом Ри недавно. Вы ведь друзья?

— Мы все здесь приятели, достопочтимый дже, — заметил Арен, флегматично помахивая ложкой. — Так ведь сказано в нашем Уставе. Ри не отправился без провожатых. В прогулке по Дому его сопровождают родственные души. После введения в дело Колокола 3 душевная связь сохраняется трое суток. Можно подсказывать другу нужные слова при общении с инспекторами Пана, видеть чужими глазами, как телекамерами. Иногда Стас выключался из объединённого сознания и действовал по собственному усмотрению, — это опасно, разумеется, но как-то все обошлось.

Что умеют эти Хонги, так это вызывать сострадание даже у самых черствых людей. «Дайте попить, поспать у вас в квартире, и еще немного денег на номер счета». Стас уверил страдальца, что сможет вполне его излечить, ведь он, Ри, особенный человек, и у него есть такие же особые Друзья. Вообразил себя священнослужителем Света. Когда возложение рук на потное тело не помогло, без особенного спроса увёл к нам, в Лазарет. Кстати, это не так трудно, как ты, может, считаешь. Заходишь в обычный 3Dлифт, набираешь некий номер, — и через пять часов тряски, максимум, из самого отдаленного угла Дома, опять с нами вместе. В вестибюле торговой компании, под вывеской которой скрывается от глаз непосвященных, наш Лаз.

— И что?

— Будут его лечить. Полная программа! Если кто-нибудь правильно просит о помощи, он должен её получить. Устав Нового Лазарета, глава восьмая, стих четвёртый, — кто взывает о помощи нас — получает её, хотя и не всегда сразу.

…Пропустим детали, вплоть до того момента, когда все приуготовилось к первому опыту преображения человека.

Мигнуло табло «Летим на взлет».

Мы, зрители и участники проекта, смотрели на Алтарь через окна с односторонней прозрачностью. Новый Броневой Зал, к слову сказать, весь, до потолка облицован мраморной плиткой. Устройства Преобразующего Луча не терпят магнитных, парамагнитных и прочих ферримагнитных деталей.

— Началось! — сказал Ливи почти весело. — Зрелище не для слабонервных! Которым следует удалиться.

В Зал ударил душ Шарко. Пена, подсвеченная красным светом. Бушующее море, кладезь ста восьми стабильных элементов, необходимых для полного восстановления тела.

Хонг… мужчина средних лет, с кротким выражением лица, на вращающейся платформе. Абсолютно голый.

Замерцал холодный свет, — будто миллионы фосфоренсцирующих ледышек брызнули из Световода.

Но, происходящее на помосте Алтаря было гораздо более прозаично, чем этот преображающий свет.

— Когда же оно кончится? — спросила Мирра, вездесущая девчонка из Корпуса (надо с ней подружиться). — Похоже, человек действительно, неисчерпаем, словно атом.

На самом деле, во время процедуры Преображения из хонга (его имя собственное Ксан) потоком извергались экскременты.

— Клетки тела меняются, делятся и встают на определенное место, — терпеливо пояснял ей Ливи. — Это только в сказках так; хоп, вылезаешь из котла с кипяченым молоком, из мужика превращаешься в принца. Ты же не ожидала, что попадёшь здесь в мир бессмысленного фэнтази?

Я понял, что, пожалуй, зря решил быть в курсе всех событий. Некоторые лучше пропустить. Полезней так для чистоты внутреннего зрения.

Снова мигнуло табло.

В-общем, дело разрешилось счастливо. Не всё произошло именно так, как задумано изначально, но, в итоге, получилось совсем не плохо. Хонг очистился от всех болезней, путем совмещения фантома тела со структурой организма полностью здорового человека (кто-то из Домена). Запишите в Протоколе! Будто бы вплыл в прорубь Белой Реки, отфыркиваясь. Совершенно счастливый!

Да! Это наше — свет людям нести.

Для полной реабилитации Валери (таково новое имя хонга) определяют в наш Эври. Человек будет рассказывать нашим летописцам о счастье полного выздоровления. Мы должны понять, что есть блаженство, и всё хорошенько, до последней буковки, запротоколировать.

Выделили ему закуток на втором ярусе, метрах в двадцати от входа в мое Яйцо.

Приятно, что рядом с тобой засыпает и поутру встает совершенно счастливое существо. И, я ведь был не последний при этом!

Такие дела.

…Через четыре дня угловатым взмахом руки, Аква позвала меня в Корпус, и мы препарировали Валери. Что-то пошло не совсем так. Внутри тела много воды. После того, как произвели пробы, томограммы, тело сварили, отделили плоть, кости вымыли, разложили по стеклянным полочкам в холодный шкаф. Странные сколы — они были еще до нас, или появились после? Мы не провели полный предварительный осмотр.

Снился он, кости, еще кто-то.

Ливи проговорился за обедом, что в отделе Домен функционирует что-то поинтересней Аль-Мириуса. То есть, учтите, после Вечного Двигателя, Алтаря и практически вылеченного хонга, мы ещё ахнем. Имеется повод для всемерного удивления. Но, это может быть опасно для вашей психики. Как бы экскурсия в Домен полностью не перевернула мировоззрение обычного человека!

Между пары ложек прекраснейшей ухи, я ответил, что не следует вдаваться в глупые предчувствия. Главное у нас, это задействовать рациональным желудочно-кишечным трактом отвергаемые, немыслимые средства. Выйти на прямую наводку и бить безобразных хранителей Вечности.

Уже это получается. Мы проложили путь в лабиринтах склепов, вскрыли ящики боеприпасов, и обстреливаем площади расположения Смерти. Наши снаряды рвутся придушенно, приглушенно, но иногда — та-дамм! — ярко вспыхивают и сияют.

Всё так красиво сходится.

Будто решаешь нагроможденные в сто корявых этажей уравнения, думаешь многомерно, так что мозги замораживаются от недостатка крови. И вдруг всё сокращается, без дробей и стремящихся к нулю остатков.

Выясняется вполне приемлемый ответ.


1
1. Усовершенствованный интерфейс души. Скан внутреннего видения 5А, на Лиге-8; теперь в «угле чудес» Макса Груденера возможно и такое. Все должно надежно запечатлеваться. По центру, справа — фрагмент обозреваемой мной в тот момент лаборатории. Внизу слева — устаревающий пульт управления собой, обстоятельствами и миром. Правее он переходит в совершенствуемое «железо». Сканы не представляют все нюансы Интерфейса. Внутренняя человеческая организация вовсе не столь прямоугольна. Это не классический компьютер. Все в нас дышит, пульсирует и перемещается. Трансформируется по подобию соседнего пульта. Некоторые «устройства» ложатся на старые и, по кусочкам впитывают их в себя. Как устанавливаются новые связи — представить сложно.

Справа вверху — Таблицы, они же и Телефоны. Все просто. Надо нажимать на кнопки, по цифрам, от единицы к девятнадцати, сосредоточенно, угрюмо. Так ты крайне сосредотачиваешься и вызываешь нужную ситуацию. Популярен номер «Восхождение», на латыни: «Эскандитур», попросту же «Сканди». При постоянном, в течении полутора месяцев наборе, все вокруг становится лучше. Потом, по уверениям Маала, основоположника нововведения, нужно сделать некоторый перерыв.

Есть Таблицы управления здоровьем, состоянием тела, способности к общению, раскрытию особенных способностей, ха, привлечению материальных благ. Все это еще должно быть запротоколировано, унифицировано и широко распространено.

Когда я пользуюсь Сканди, представляю себя в старом городе. Это жизнь. Округлые, наклонившиеся к дороге башни, с потеками как бы пота. Недостроенные дома. Сила тяжести. Угроза.

У меня есть самолет, пускай примитивный. Меня провожают друзья-механики, напутствуют, чтобы я нашел новые земли. Я разгоняюсь — и лечу над старым городом. Вижу все в другом плане, все сразу. Кинотеатры Просмотра Страшных Фильмов, зомби, карлицы, Блуждающие Огни, Трактор, уже не столь опасны. Легкость.

Кино корявое, смесь между самопальным документальным фильмом и выставкой художника-авангардиста. Но это интересно.

Я не слишком сентиментален?

МОНОЛИТ ПРОТИВ СМЕРТИ

…На стапелях добела освещенных лабораторий конденсируются очертания Танков. Необычных объектов, обращенных против Смерти, изготовленных, будто не нами, отягощенными атавистическим пищеварительным трактом, простыми людьми, а творениями, явившимися прямо из рук Бога.

Эта Машина войны создается гениальными конструкторами и добросовестными рабочими. Теперь, здесь, она еще и образ жизни, которому можно довериться, без вопросов и размышлений. Не совершать вычурных, быстрых движений. Смехом встречать чирканье болванки в двадцати сантиметрах от прислоненного к стали виска. Идти строго намеченным курсом.

…Так говорил Ливи, сразу после Синхронизации в Купели. Я понимал, это не зря. Готовит нас к экскурсии в отдел Домен.

Проповедовал он вдохновенно. И, по-прежнему почему-то называл нас с Деткой «братьями».

— В конечном итоге, братья, нужно учиться создавать то, что сильней Времени. Использует его, а не подчиняется течению. Знаете ли, что вся история человечества к этому вела?

Пророки догадывались, что борьба со Смертью изначально проявляется в образе земных крепостей. Наши предки всегда желали создавать города Вечной Жизни. Как мы, не хотели уходить навсегда.

Если крепость разрушается врагом или временем, когда она все же идеально удачна, то проявится здесь, или где-либо еще. Люди, повинуясь голосам из прошлого, восстановят стены в прежнем виде.

Еще Ливи, подмигивая своему отражению в зеркале, умножающему количество пищи на столике, выговаривал;

— Монолит тождественен самому себе. Стабилен в пространстве и, потому текуч во времени. Если координаты точек объекта стабильны, время вокруг размягчается. Неопределённость времени пропорциональна квадрату расстояния.

Наговорив такого всего, наглотавшись чаю и кукурузной каши, произвел неприличный жест бёдрами, принятый у бандитов в знак недосягаемого превосходства, похлопал в ладоши, и продемонстрировал растопыренные пальцы, знак Домена — «Яростное Солнце».

ПРАКТИЧЕСКОЕ ВОСКРЕШЕНИЕ

Две недели работаю в Корпусе, с Аквой. Мы всегда советуемся, прежде чем принять решение. И, не огорчаемся, если оно оказывается не верно. Из нас получилась бы идеальная супружеская пара, хо-хо-хо!

В моем Эше проводится эксперимент по определению пути света в сегментированной материи. Люблю такие опыты — запустил систему и отдыхаешь, иногда приходишь, стоишь и смотришь, смотришь…. Два прожектора светят в фоточувствительный, пластичный экран. На нем проявляются признаки мышления взволнованной материи. Сплетаются узоры — чуть поддав фантазии, видишь города, портреты, фигурки существ. Прохождение света сквозь вещество — очень благодарная тема исследований. Все это, конечно, нечеловечески важно, но эксперимент не требует моего постоянного присутствия.

Что было раньше? Вспомним еще раз! Купель, Вечный Двигатель, песочные замки, лечение Валери, привязанные к душам белки и кошки. Рывок к небесам, сменившийся некоторой стагнацией.

В чем дело?

Мы не можем спросить подопытных животных; «как там у вас дела»? Действительно ли вы живы, или, притворяетесь? Внутри — пусто? Кролики, собачки, кошки, мыши. И — неведомые, взятые из Дома, люди.

Как всесторонне проверить душу, загнанную в отреставрированное тело? Рефлексы — понятно. Работает ветхозаветный метод Павлова. Звонки перед кормлением, слюна, истекающая из пасти при условном сигнале, даже, когда пищи нет, память о пройденном лабиринте. Примитивно. Как ни усложняй, все равно, проверки сшитой на белую нитку психики кажутся не достаточно глубокими.

Нужно дать испытать смерть тому, кому мы всецело доверяем. Это значимо, верить воскрешённому так же, как аксиоме Эвклида о не пересекающихся в безднах, параллельных линиях.

Нужно, чтобы было сразу всё или это произойдет не так. Вся Вселенная должна принимать участие в воскрешении. Все согласованные фрагменты времени, благодарные мёртвые. Иначе Смерть опомнится, выбросит десант в тылу, тебе, близком человеке, выставит непредвиденные счета, стиснет тебя и меня, словно тёплое, еще не проклюнутое яйцо.

Мёртвые похожи на клубни. Представь, как если промять пальцами корнеплод, ощутить угловатость, оттиск влажного тела, хранящего способность жить.

Пробуждаемые организмы могут пошевелиться и неторопливо, словно они насквозь пропитаны морфием, пробубнить в нос некую абракадабру. Общий смысл; никто из них не жаждет пробуждаться. Всем своим видом они протестуют против вмешательства в ноль, ноль всякого отклонения. Как будто там, под серой кожей во время пробуждения проистекают весьма болезненные процессы. Клеточные мембраны, раскупорка микроскопических устьиц, бурление импульсов, восстановление кислотно-щелочного баланса. Неприятно? Никакой благодарности. Вполне можно понять. Как если бы вам самим семь суток не спать, потом выплеснуться из утомленного сознания, рухнуть под шепот дождя в тёплую кроватку, и — снова подвергнуться побудке! Отстаньте, двуногие будильники, нам всё равно! Не нужны размышления, радость и страсть. В прошлом — бокалы со смешными напитками, лакомая еда, домашние звери, танцы плоти, и всё плоское остальное. Всё это уже определенно излишне. Но, может быть, предложите что-то еще, неугомонный святой угодник?

И, вдруг оказывается; нечего нам наживить на крючки, чтобы выудить на свет желанную рыбку. Вообрази эту ситуацию, друг, получи, в первом приближении, чувства воскрешаемого человека.

В самых первых, как говорится, пристрелочных экспериментах, мы используем людей незнакомых, не имеющих существенных органических повреждений, как в том, почти идеальном случае; малолетний воришка, окоченевший в морозильной камере, забитой бисквитами. Вот такой некислый финиш. Служба снабжения набирает тела по нашим заказам, но, это все равно, не то.

Сложно представить, насколько чистым обладали эти люди сознанием, имели ли сердце, полное любви, и сможем ли мы, когда нас хлестнёт волна обратной связи, справиться с влиянием чьей-то протестующей, не просветленной души. Откровенно, я не питаю родственных чувств к объектам реаниматорских прелюдий. Не обнаруживается любви к безымянным овощам. Вырабатывается, спасительный для нас, но не для них, цинизм. Полное психофизическое отторжение. Не вините, мы просто, как все!

И эти существа на Алтарях, в соленой красной пене, тоже, не намеревались, освеженные слезами, словно неиспорченные детишки, кинуться в объятия упрямых трубачей.

Чувства воскрешаемых людей можно примерить к себе и так. Вот у меня десять минут после пробуждения, в кровати — рафинированная нега. Здравствуй, мир! Это я! Тур-мур-мур-мур! Тела не чувствуешь. Грехи просто так, обнулились. В голову идут только хорошие мысли, сладкие, будто сахарная вата, образы. Будто нежишься в груде мурлычущих кошек. Вставать не хочу, не хо-чу!

Конечно, когда проснешься и встанешь, — тоже нормально, может, лучше, чем лежать, но в момент неги об этом и думать не хочется.

Надо поработать над этими вопросами.

…Однажды Детка сказала; за нами кто-то следит. В смысле, не наш коллега и тайный главнокомандующий Бог. Странные всеведущие люди, умнее нас.

Тоже иногда так думаю.

На самом деле, за деятельностью нашего Лазарета должны следить с младенчества приученные к порядку люди. Не зря Трасты вложили в нашу организацию все, не отдав ничего наследникам. Детка подумывает, что деятельность Лаза по реанимации, — лишь прикрытие каких-то других, темных целей.

Кинулась в мои объятия:

— Те животные, которых пришлось умертвить, приходят ко мне по ночам! Сам дьявол портит оборудование, искажает результаты экспериментов, отравляет пищу. Общий Чай, Солнечные Зёрна, всё портится, становится таким липким и холодным.

Я несколько проникся.

— Если хочешь, сбежим отсюда.

Не понял сам, серьёзно ли я тогда сказал.

Нет, Аква, в Лазарете нет доносчиков. Никого умнее нас, умеющих объединять тела и души. Хотя, нам надо надавать шлепков.

Нет, мы еще не воскрешаем. Луч Алтаря заменит бригаду хирургов. Заставит биться сгнившее сердце, летать выпотрошенного голубя. Залечит раны без ножей и органических ниток. Произведёт впечатление. Но, не более того.

САРКОФАГ, ДЕТКА, ДОМЕН СТЕЛА, ВСЯКОЕ РАЗНОЕ

Мы получили доступ к Саркофагу.

Теперь я, Аква и Ливи, другие дже, можем проникаться телефонограммами иного мира. Такова новая традиция. Саркофаг вырезан из цельной мраморной глыбы. Футляр органической скрипки…

Стела. Танцовщица Дико, Спасительница Душ, четвертый домен.

— Интересно. Слышать мысли оттуда… Связь душ сохраняется. Надолго? Ты можешь смотреть через меня, и, если умрешь, я увижу то же, что и ты там. Это страшно? Домены были совмещены с ней без техники, естественно. Вот ей они могли бы верить. Не стали бы искать иной смысл в её словах, не испугались смотреть в глаза. Думаешь, они её специально убили, чтобы получать советы с того света? И, она согласилась?!

Детка смотрела на меня снизу вверх, как в самый первый день знакомства, когда она ждала от меня ответов на всё.

*…В предыдущих версиях имелась сцена воскрешения Стелы во плоти. Получилось не очень убедительно.

Эксперименты в домашней лаборатории помогают представить характер работы Лаза. Сны — дух и быт Дома. Но опыта общения с воскресшим существом нет. Звонок оттуда? Нет, не считается… *

…В ночное дежурство, оживляли высшее млекопитающее. Использовали Алтарь АМТ-17. Прибор показал себя с кроликами, но на примате дал осечку. В подкожных тканях при вскрытии обнаружились керамические кубики. Мы думали долго, пока не поняли, это детали Алтаря прошлой конструкции. Похоже, Алтари связаны между собой вне времени и пространства. Непросто работать с устройствами, представляющими собой островки владений квантовой механики.

…Очередное подопытное животное вырвалось из бассейна с оживающей водой, ушло из зоны действия Мириуса и принялось, струя сукровицу, метаться по Залу. Чистильщики с углекислотными баллонами принялись утихомиривать существо. Вскоре от него осталась лишь наполовину замороженная, местами подергивающаяся туша.

— Оно мертво? — спросил Кай.

Детка поднесла индикатор боли.

— О, нет! Ещё чувствует!

Аква отняла у новичка тушитель, не надевая костюм, и жала на крючок, пока струя не опала на фарфор холодным увядшим цветком.

Ну и ночка же была.

НОВЕНЬКАЯ… ЭРИ

Ливи в это утро был весёл и приветлив. Бодро жевал рыбу, фаршированную кукурузой. Вертел головой по сторонам, словно молодой пинчер.

На его столе пять подписанных чашечек Петри. Их владельцы предполагают поболтать с Ливи о важном.

Упс! Подошла и поставила передо мной чашку Петри с медом Эри, визи из подготовительного отдела. Видел её до этого мельком.

У Эри сияющие, словно… Лунное Солнце, глаза.

— Вы из Корпуса?

— Ведущий приглашенный специалист там, базируюсь в Эври, и что?

— Вы участвовали в воскрешении людей?

— Да.

Эри смотрела на меня во все свои распахнутые невероятные глаза.

Мы пересели к Северному Полюсу. Я слизывал мёд из чашки-приглашения и разглядывал Эри.

— Становишься в выемку для Жертвы. Тебя пристегивают к кресту. Твой свет окутывает человека, погруженного в бушующие воды Купели. Луч находит в воде элементы, необходимые для воссоздания тела по образцу твоего организма, дает импульс сердцу и нервной системе. Вода становится рубиновой, светится, плещет и мерцает.

— Что происходит дальше?

— Ты входишь в связь с душой. Связываешься с человеком. Становишься его проводником. Братом-близнецом. Наставником. Отцом и матерью.

— Вы уподобляете воскрешаемого себе?

— Да. Но, к сожалению, лучи, отправленные обратно мертвым человком, стараются изменить тебя. Ты страшно борешься с воскресающим организмом. Напитываешь собой. И, купаешься в кровяной грязи. Не знаю, как точно сказать. И никто не способен. Ходишь по Лазу, будто под водой; тяжело, холодно, но не признаешься, что сердце в тебе уже как бы чужое. Ты его почти не контролируешь! Редко, когда удается провести опыт до конца. Если честно, никогда. Знаешь, нам просто не хватает настоящей любви.

— Вам нужна любовь? Ради этого меня сюда и пригласили.

Я глянул на Эри. Не отвела взгляд. Египтянка из мультфильма о видениях фараона. Платье белое, синее и золотое. Оса, свеженькая и чистая. Смолистая грива, карие, с примесью янтарного мёда, глаза. Такую детку, в принципе, можно полюбить. По-настоящему. Она… способна заклеить собой любую рану, и без Луча. Ходячий бактерицидный лейкопластырь эта Эри.

— Да, нужна Любовь. Или, как некоторые говорят, всеобщее физическое взаимодействие, раскрывающееся нам с неожиданной стороны. Да ведь ты понимаешь, о чём я говорю. Ты — танцовщица Дико?

Подошла вездесущая Аква. Напомнила, что мы собрались на экскурсию в Домен. Эри определенно выразила желание пойти с нами, но Детка отчитала визи, что та не прибавляет «дже», и указала, что новичкам нельзя, даже если бы и захотели взять.

Мы вышли к полосатому люку с белым кругом. Почему-то то, как мы шли по коридору, ведущему к лаборатории «Единорог», я отметил особенно.

Встретили Ливи.

Отвели занавесь и остановились у аппарата, чем-то напоминающего серебряную пирамиду, и ее отражение сверху, такое, что вершины двух фигур смотрели друг на друга.

— Монолит! — по слогам продекламировал Ливи. — Мол. Пристань всех погибших кораблей.

Странное правило, братья. Для того чтобы создать Монолит, в простонародье — Машину Времени, нам пришлось разделить Его на множество частей. Для этого понадобилось воспроизвести практически полную копию кровеносной и нервной систем.

Мы смогли остановить бег, и даже дрожание микрочастиц. Заморозили их в одном макроскопическом объекте, без того, чтобы скатиться к абсолютному нулю. Отменили принцип Паули, согласно которому одинаковым, по всем параметрам атомам, запрещено собираться вместе. И поэтому, Мол существует и в прошлом, и в настоящем.

Чафр замялся. Мне показалось, у него заканчиваются особенные, огненные слова для продолжения столь важной речи.

— Но это же Аль-Мириус! — вскричала Аква. — Наш, обычный Алтарь!

— Да. Мол несколько похож на всем известный Аль-Мириус. Но, есть у Него и важные отличия.

Если подойти к нему ближе, он примет тебя за себя и заморозит. В сущности, это вывернутый наизнанку холодильник. Каждый его покоящийся атом связывается с подобной частицей находящегося в непосредственной близости объекта, притормаживает и, тем самым, отправляет в путешествие по времени.

— Как это проявляется?

Ливи метнулся в душевую кабинку, зачем то установленную в зале «Единорога», наполнил чашку водой, пошевелил кнопки на пульте, втиснул в промежуток между вершинами пирамид. Подождал минут пятнадцать. Снова тронул тумблеры, остро глянул на аппарат, снял резервуар и выплеснул воду на пол. Опять установил в промежуток между двумя вершинами. И, вот, пожалуйста тебе! Чашка густо покрылась атмосферным конденсатом.

— Мол вспомнил первоначальное состояние чашки, и восстановил его. Смотри, сосуд уже почти полон!

После уничтожения объекта, спектр его развеивается, но, в сумме не гибнет. Подобия всех вещей умеют восстанавливать друг друга эффективно, словно парные цепочки ДНК. Вот, кстати, прекрасный пример взаимопомощи в микромире.

Мы не можем унестись туда, где давно ничего нет. Нет, и никогда не будет такой Машины Времени. Грустно думать, что прошлое осталось, словно кинопленка, которая, прокручиваясь при каждом твоем новом прыжке в прошлое, восстанавливает то, что происходило. Даже войны, пытки и боль. Мол возрождает былое лишь, опираясь на его подобия в настоящем.

Там, в прошлом чаша полна. И здесь, сейчас, попав в то же место, стремится воссоздать свое прежнее состояние. Для достижения этого, пользуется всеми доступными средствами. Затягивает в себя атмосферную влагу. Подобия видят друг друга сквозь пространство и время. Им нужно лишь помочь обменяться состояниями. Добавляем нужное количество энергии и вещества — подобия получают возможность эффективно воскрешать друг друга. Процесс стягивания подходящих частей в целое не понят, но это определенно, факт.

Время утраты целостности объектом не имеет большого значения. Главное — соседство одинаковых вещей. Время и обстановка — это, представьте, братья, одно и то же. Чашка была наполнена водой, в лучах этой лампы, у Монолита. Потому мы получили обратно именно её. Если захотим повторить опыт через год, нужно в деталях воссоздать обстановку. Именно, Мол и эта лампа. Во всём есть своя периодика восстановления, ведь и привидения возвращаются, когда что-то в мире становится точно таким, как раньше.

В Корпусе и Эври не проследили, как мёртвое тело меняет Донора. Считали, это побочный эффект. Но, оно не перестаёт действовать, даже, если организм распыляется весь, без остатка. Объект можно вернуть из любой степени разложения. Это решение нашей основной задачи.

Мы можем стать Приманкой для умерших. Монолит соединит нас в мире, не разделённом пространством и временем. Мы почувствуем всё то, что наши подобия ощущали при жизни. Важно лишь, воскрешая, остаться собой. Не терять контроль. Быть нежным, и, в то же время, жестким.

Возможно, нечто такое в природе происходит иногда, само собой, хотя бы коряво и некрасиво. У меня вскочил ячмень? Я способен вылечиться, глотая таблетки, не дожидаясь, когда это пройдет само. Мы проясним природе все вопросы ее лечения. Уже совсем скоро. Надо доработать некоторые мелкие детали.

Аква начала спрашивать о всяких мелочах, и Ливи небрежно слушал. Начал вдруг приплясывать, на полусогнутых ногах, некий, популярный в Пандусе молодежный «стейк». Заставил и нас слышать этот свой невидимый бубен.

— Я не знаю, как это происходит, но это происходит, ведь на самом деле, это происходит!

Эту фразу Ливи выкрикнул намеренно истерично, визгливо, так, что некоторое наше общее напряжение спало. Мы вернулись на Кухню и принялись заливаться Общим Чаем.

Эри здесь уже не было. В дверях мира-Столовой я уловил взмах смолистой гривы и запечатанный в стене взгляд, ауру, несколько остывшую и поблекшую.

Чашечка Петри с медом, и надписью «Эри»?!

Сладость съел, емкость забрал с собой, на вечное хранение.

Машина Времени. Мол. Монолит. Пристань.

Когда я нагадал себе эту Эри?



Рисунок Ливи (без обозначений). Слева — массивный объект простой формы, имеющий стабильную структуру, не изменяющийся во времени. В таком случае, некая малая область вокруг, представляет собой зону пластичного времени. Говоря проще, объекты здесь получают дополнительную возможность связываться с собой, или подобиями, в прошлом. Грубо говоря, если приложите ладонь к массивному камню, то когда вернетесь к нему, в тех же условиях (освещенность, температура и пр.), и снова возложите руки, уверенно вспомните свое прошлое состояние.

Процедура может иметь накопительный эффект: вы концентрируете духовную силу, производите омолаживающее действие на организм.

Это не просто психологический фокус. Подобным влияниям из прошлого в присутствии Монолита, подвержены все неодушевленные предметы, физические и химические процессы. По этой причине ни один эксперимент не может быть воспроизведен в точности: на него оказывают влияние подобные, когда-либо произведенные опыты. Особенно это заметно в области на вершине Мола, где время более пластично.

Дополнительный рисунок справа — сотрудник отдела Домен указал, что максимальной силы воздействия на родственные объекты во времени и пространстве, Монолит достигает сразу после соединения всех его блоков.

ЦАРСКИЕ ДИНАСТИИ? СТРАННЫЙ РАЗГОВОР

Вчера (первый год, второй месяц, третий день Лазарета) случилась беседа. Где разговор — там у нас обязательно жди дела.

Устроили фуршет по случаю некоего мелкого, но интересного открытия. Ходили вокруг стола и цепляли съедобные фигурки зверюшек, ковыряли буйную оранжерейную зелень, украшенную изображениями любимых нас.

Под конец празднества заговорщик-Хетт дождался, когда выйдет Агата, и прикрыл дверь.

— Поговорим о женщинах!

Ливи, который, оказалось, не в курсе, едва не опрокинул Общий чайник.

— С тобой всё в порядке, достопочтенный дже?

— Вот мы собрались здесь, такие красивые, умные, добрые, — продолжал Хетт. — От нас и должна выйти в свет порода новых людей. Всё равно, придётся разбиваться по парам. Нужно поговорить об этом сейчас.

— Может, обойдемся вообще без этого? — Лааг взял гренку, с задумчивым видом захрустел. — Выдумаем способ наслаждения вечной жизнью лучше этих навязших в зубах пошлых, низменных семейных радостей. Я знаю, ребята, вам нужно подумать. Но, нам ли, создателям Машины Времени, Вечного Двигателя и Алтарей, говорить о том, что что-либо невыполнимо?

— Ерунда, — после минуты молчания, отозвался Хетт. — Надо основывать династии. Как во всех долгоиграющих царствах и королевствах. Мы сможем обеспечить преемственность, не только крови и плоти, но и духа. В распоряжении моего отдела накоплены данные, о том, кто из нас лучше кому годится. Сказать, для кого росли Агата, Детка, Бинга, Эри, Кет и Ванда? Совет да любовь!

…Через девять дней после достопамятного разговора.

Лааг удивляет. Еще недавно видел его таким вот, растерянным новичком, вышедшим из лифта, оторопевшим перед приемной Ангара. Теперь он желанный гость и хозяин во всех трех отделах Нового Лазарета.

Мастерит специализированный Алтарь для того, чтобы девушки могли зачинать без оплодотворения яйцеклетки. Три деятельных помощника, как говорит, «ангела» с блеском в глазах и трудолюбивыми руками. Банальная «ин витро» в счет, естественно, не принимается. Передача наследственных признаков, включая характер, линию души другого, хорошего человека, посредством Аль-Мириуса — вот, что актуально. Перенос необходимости смерти, запечатлённой в ДНК, также будет отменен.

— В случае успеха можно рождать совершенных детей, с соответствующей, теперь вечной психикой, — пояснил Лааг. — Пробуется на растениях. Они лучшие друзья в первых, пристрелочных экспериментах с биологией. Воздействие лучей пыльцы на женское растение, вызывает появление плода. Надо лишь только понять тонкости процесса; откуда оплодотворенная клетка получает недостающие нити информационных молекул.

Хетт по-прежнему считает, что без традиционных династий долго, не обойтись. Он собрал собственную команду, названную «Братство Царей». Многолюдные семьи, бородатые патриархи, генеалогические древа, останутся на сцене пожалуй, навсегда. Так же, примиряющее всех, но сомнительное с точки зрения морали, Белое Вино со Специями, не вытеснит Купель. Нельзя получить однополюсный магнит, исключительно положительный мир, сколь его ни распиливай.

Такое в наших рядах наметилось разделение.

Увидел Хетта как-то в его «Блуждающих Звездах». Сидел, выбросив ноги на табурет, за столом, заваленным оборудованием, и перебирал бумаги. Рядом — линейка, циркуль, и, представьте себе, кубок Белого со Специями. Как такие маргинальные вещи проходят в Лазарет?

Поскольку я рангом несколько выше его, принудил выплеснуть напиток в урну.

Он не обиделся. Воспринял всё почти как должное. Предложил выпить Общего Чаю, чтобы легче воспринимать мысли:

— В моей системе родитель и ребенок составляют единое целое. В сущности, все предки подсознательно желают, чтобы потомки были их, более качественным продолжением.

В нашем обществе, по моей задумке, человек, после последнего великого экзамена, будет получать юное, чистое от собственных мыслей тело. У нас есть Алтари, способные перекачивать души. Остается разработать философскую систему, которая это все обоснует, разложит по полочкам и страничкам.

Я обещал подумать над этим. Мехи старые, новые.… Поискать ответы в древних дисках? Инструкции, как продвигать людей к безоблачному счастью, пока не написано. Но, что бы сказал действительно правильный человек? Вот, например, та самая, сложившая крылышки домен Стела? Сходить к Саркофагу, попробовать услышать ответ?

ВАЖНЫЕ БЕСЕДЫ С ТАНЦОВЩИЦЕЙ ДИКО

Творческий отдых.

Создавал эмблему для дже, плодотворно проработавшего во всех трёх отделах Лазарета. Чеканил значки, примерял ко всем частям тела. Отжимал на Кухне свекольный сок, ставший у нас культовым. Спал. Днем и ночью ел.

Одним словом, перезагружался.

Увидел во сне, расшифровал интуитивный посыл, и основал рекреационный проект «Богатые Трюмы». Отыскал помещение, наставил декораций, еды, запертой в холодильные сундуки. Приглашенным было поставлено условие — долго поститься. Устроили пиратский праздник. Отыскивали по углам и в подполе, поедали деликатесы. Пели буйные песни на варварских, извлеченных навскидку из прошлого, языках. Вошли в особенно приятное расположение духа. Без Белого со Специями, заметим, между нами, мальчиками.

Ещё несколько часов можно жить так, без пролонгированных опытов, настроек и раздумий. Для подготовки к новой работе. Что осталось в программе отдыха? Очередная беседа с подопечной? Эри? Где ты?

Эри готовят к эксперименту. Девчонку действительно завербовали из отделения Специального Сервиса, где она проходила курс обучения супер-психолога. Интересно, сколько за нее заплатили Интернату?

Эри чистенькая и резвая. Таких встречаешь редко. В-общем, никогда, в обычной жизни. Наверное, нужны особые династии, чтобы такие как она рождались почаще. Эри принимает близко к своему тайному сердцу то, что нам, в принципе, если признаться честно, не так сильно важно. Сладенькая кислота. Именно то, что нужно для продолжения очень важной работы.

На законных основаниях, как дже-наставник, я расспрашивал Эри обо всем ее тайном прошлом и настоящем. Заодно просвещал. Раскрывал порядок жизни в Новом Лазарете, систему статусов, порядок измерений, дежурств и набора новых людей. Пытался заинтересовать ее множествами Мандельброта, Железными Числами и физической теорией вероятностей.

— Ты — спасительница душ?

— Да.

— И, тебе всё равно, богатый человек или бедный?

— Да, дже Тур.

— Вот и потрудись вытянуть как можно больше людей из живота Земли. В помощь тебе изготовлена специальная техника. Мы научим ею пользоваться.

— Рада стараться, дже!

Ну, и еще в таком роде мы долго, приятно говорили. Она видит во мне то, что хочу видеть я… Как же это… бесподобно!

Почему мне везёт?! Находиться у серебряного провода в короне высокого напряжения, который втайне хочется трогать и целовать, целовать наотмашь — такое счастье дается не каждому.

Я доверил своим эркам, инициативным лексам и динам, подготовить для тренировок танцовщицы отдельный цех. В освобожденном от коробок и отмытом солевым раствором складе азота установили прыгучие трамплины, тумбы и факелы; специальную танцевальную технику.

Эри нужно тренироваться. В одиночестве она прокручивает там безумные танцы. Оттачивает технику тела.

Всё на ходу.

Эри станет Зерном в совмещённой конструкции Мола, Мириуса и Аль-Мириуса. Поработает над воскрешением. По строению тела и архитектуре мозга, она примерно такая, как пятый домен. Одинаковые условия предполагают уподобление формы-структуры.

Все просто.



…Вчера я сказал Эри, что желаю воскресить её через себя. Чтобы навечно связаться с ее душой и телом. Ты красивая, весёлая и чёткая. Безумная и правильная! Приятно чувствовать, что тебя все любят, увидев, улыбаются и непременно хотят помочь.

Она смотрела на меня широко открытыми глазами. Встряхнулась и, как бы похлопала крыльями по бокам.

— Что происходит в Купели, Тур? Души смешиваются во вкусный коктейль? Меня водили в Корпус, показывали привязывание душ животных. Желаю знать всё. Как это бывает с людьми?

Приятно отвечать глубокомысленно, когда тебя слушает Оса, не обрывает, если, скажем, видит лежащую на полу необычную пуговичку:

— В Аль-Мириусе, во время воскрешения, я испытывал чувства слепца, который, поверив слухам, таскал на себе ягненка, выращивал в тепле своего тела, увязал в проблемах ассенизации, раскаивался в простодушии, но в одно утро увидел мир глазами овна. Дистанционное обобществление организмов, зрения, чувств и эмоций — звучит сухо? Люди способны вылететь за пределы тела, если расположат точку видения иначе, станут взаимными ягнятами. Надо только вывихнуть взгляд. Падать под раскатами грома. Одновременно биться в конвульсиях. Пока не создашь нимб всеми своими возбудившимися частицами. Так ты набираешь номер чужой души, длинное, словно цепочка ДНК, Имя. Только процесс этот всесторонне еще не обкатан.

Так я сказал, не успевая следить за правильностью построения фраз и вообще, за смыслом.

Что произошло дальше, так странно. Я проводил Эри до Купели, раз — и убежал. Затаился, спрятался в своем отделе, среди шуршащих Колонн Гона. Долго наблюдал, как микроскопические игральные кости выкладывают на подложке узоры — бегущих рядом, двух огненных лошадок. Струи вещества, определенно, тихо надо мной смеялись. Теперь понимаю, что чувствует летчик, отрывающий свой Железный Самолёт от взлётной полосы, разгоняющийся мимо останков лайнеров, разрушенных зданий, барханов пыли, останков чудовищ. Чрезмерно много шоколадной горечи, невероятного счастья, полного освобождения. Выше крыши, и, может, даже неба. Я сглотнул сердце, пытавшееся сбежать по горлу куда-то наружу, и отправился на Кухню, чтобы унять волнение степенной рассудительной беседой.

РАЗГОВОРЫ НА КУХНЕ…

В любимом нашем месте, когда все расходятся, Ливи беседовал с Груденером, Хеттом и дином Маалом. Обсуждали возможности Машины Времени, то есть, Монолита. Вёрткая Бинга подливала чай, приносила всякие разные блюда, повинуясь легкому взмаху руки. Такое у нее сейчас правильное настроение. Кажется, Хетт завербовал ее на свою сторону, и она вживается в роль супруги некоего восточного повелителя. Это настроение, пока не улетучилось, надо ловить, всесторонне пользоваться. Еще были Агата, Детка и Кайра — но они сейчас больше помалкивали.

— Не знаю, захотят ли потомки нас воскрешать, если мы сами не успеем все это организовать — ораторствововал Маал. — Вы даже не представляете, сколько еще вылезет изо всех щелей неразрешимых физико-математических проблем и сложнейших философских вопросов. Мы разделимся, я обещаю серию междоусобных войн, запустение и даже разорение Нового Лазарета!

— Ну, а ты сам, дин, насколько желаешь воскреснуть?

Маал дерзко ответил, что воскрешать никого, по правде сказать, не нужно. Даже его лично, выдающегося молодого ученого. Настоящая жизнь ему очень нравится, она имеет смысл и смак, но что толку повторять одно несколько раз, или даже, тем более, всегда? Ведь, все постоянно совершенствуется. Зачем оживлять оставшиеся в музеях геологических пластов, отжившие звенья эволюции? Кто может дать на этот счет предельно логическое опровержение?

Неожиданно для самого себя, я поддержал оратора. Будущие люди слишком хороши, чтобы стать для нас верными друзьями.

— Они гарантированно лучше, чем ты? Или, эта твоя Эри? — противореча самому себе, спросил Маал.

— Моя?

— Надо возвращать не всех, — добродушно ввязался в диспут Ливи. — Я видел сам, проводя опыты, что слишком много объектов стучится в двери воплощения. Открой ворота — валят валом — вещи, животные люди, еще не пойми кто. Сейчас Монолиты обладают слабой избирательностью. Для материализации они выбирают объект расположенный ближе по времени, без учета особенностей формы и структуры. Сколько бандитов воскреснет без спроса, и спросит примерных мальчиков, что же им тут делать!?

…Вот такие разговоры. Хорошо, когда получается смачная научная вечеринка. Подходят новые участники, вслушиваются, наклонив голову набок, выставив локаторы, кружат, будто бы просто пришли за добавкой рыбы, затем включаются в диспут. Подписанные синим маркером, измазанные мёдом и джемом чашки Петри на Столе Заседаний, составленном из столиков-материков. Всё что сейчас я вспомнил и записал из законодательских прений — такая же неупорядоченная, аппетитная россыпь фраз.

— Каждый может воплотить несколько похожих на себя личностей. Оживить душу, дать пожить в теле — в пределах наших возможностей. Если мы плохие, притянем и убийц, а также… бесов. Я не знаю, кто они, но они существуют, и это определенно не люди. В состоянии опьянения — неандертальцев. Ну, а затем у гостя встанет вопрос: а где же, собственно, господин хороший, мое личное тело? И, не хотите ли потесниться, друг экспериментатор, вызвавший нас в жизнь? Дорожка протоптана, сейчас придут и другие!

— Нужно ли оживить сами белковые оболочки, тела вместе с душами, какие они были перед смертью? Воскресить, допросить, судить, согласно придуманным нами законам, и определить дальнейшее место существования? Должны ли существовать ад и чистилище?!

— Использовать себя для восстановления души, допросить пришельца из прошлого, живого мертвеца в себе самом, а потом предоставить чистый организм для постоянного заселения? Только, где же его взять, чистое, с нуля, идеальное тело?

— Может, попробовать на свиньях? Состав их тела близок к человеческому.

— Если кто-то тебе не нравится, а другим товарищ и друг, что? Кто лучше? Унылый отшельник, не способный связать и два слова без слез покаяния, или жизнерадостный пират, у которого на счету сотня убийств?

— Какая суета поднимется, когда они узнают, что восстановление производится нами, а не их богами.

— Пусть наши прихожане собирают пожертвования в фонд Института изучения возможностей человека, совершают добрые дела. Тогда все мы, и наши преемники, увидим их, воскресим через себя, и, конечно, введем в Рай.

— Нужно подробно изучить религии и быт всех живших когда-либо людей. Одеться как те, кто должен сопровождать их в их потустороннем мире. Деликатно, по частям, намеками, затем открытым текстом, разъяснять ситуацию. Из вида мрачноватого Харона, на фоне лодки и Стикса, возвращаться к естественному облику, комбинезону экспериментатора и халату врача.

— Но, представьте себе, буддисты? Их цель — не жить вечно, а погасить светильник жизни навсегда. Чтобы… Груденер убавляет голос, — не перевоплощаться, даже всесторонне умиротворенным опиумом, почетом и девушками раджей. Слететь с колеса перевоплощений. Разбросать мозаику психических состояний в пустоту. Странная цель? Но, похоже, Смерть естественней и понятней бессмертия.

— Нужно, вот, что! Создать новый интерфейс жизни. Чтобы открывать окно любого события, включая личную историю с младенчества беспрепятственно, без обычной боли в лобных извилинах. Написать такой Учебник Истории, где есть всё; жизнь государств, — всех, все, быт, эмоции, до последнего бита. Это — первый шаг к Турайе, состоянию, когда понимаешь, что счастлив, в любых обстоятельствах, всегда, и это совершенно не ужасает.

— …Такая задача. Понять всех, кто ценен, и вернуть навсегда, без ограничений и дурной бесконечности. Жить без дрожи, вызываемой страхом расставаний, кризисов, сложных экзаменов, и прочих маленьких неприятностей.

Дальше курсивом, чтобы лучше отложилось в архиве долговременной памяти:

…Воскрешение. До последнего бита восстановление памяти, когда сознание, пронзая время, завладевает ушедшим человеком и перебрасывает его в тело, произведенное с учётом весьма многих параметров вечности. Корпус, похожий на обычный организм, выработанный многократными ходами эволюции, условными рефлексами, ошибками, но совершенный. Без тени уныния, скорби и разложения.

Диалог удался. Мы раскачали чувства, разогрелись, и затем немного остыли.



…Вчера увидел Эри в деле.

Бинга плакала, обняв перила трапа, обвивающего серебристый бак с азотом.

Рядом — Эри.

— В чём дело?

Бинга обратила на меня рыдающее лицо.

Продолжила плакать.

— У неё депрессия, — пояснила Эри. — Она слишком долго была чересчур жизнерадостной. Работаю над этим.

Обняла Бингу и принялась баюкать:

— Я убираю с твоего замечательного солнечного сердца все бывшие зажимы. Всё, что с тобой приключится — только интересно и приятно. Люди любят Бингу. Ты святая и дико интересная.

Эри дышала дже в лицо. Обволакивала собой. Добро, оказывается, может быть очень красиво упаковано!

Бинга взмахнула каштановыми волосами:

— Я плачу?! Вздор! Девочка пошутила!

Запрыгала по лестнице, запрокинув шало голову.

Мы с Эри бродили бесцельно по Лазарету. Лаборатории Ангара, Столовая, перекресток бронзовых, серебряных и золотых лифтов. Зал Реконструкции Времени, где ребята примеряют доспехи, выясняют отношения в ритуальных поединках. Везде интересно.

Эри рассказывала о школе танцовщиц Дико, оригинальных психологических приемах, и о том, что это опасно — копаться в неприкаянных душах. Здесь, в Лазарете, у неё открываются неограниченные перспективы.

И я говорил Эри, всё, о чем думаю.

— Вечный Двигатель, Алтарь, Машина Времени и мы с тобой — это одно и то же, любезная Эри.

Если можно править Временем, значит, все еще, в сущности, живы. Не нужно облекать истлевшие скелеты плотью и тратить силы на распутывание свернувшихся белков. Только — подхватить людей из прошлого и перенести в Рай. Машина Времени — правая рука Бога. Раньше я думал — Он Сам.

Эри слушала в оба уха, не могу пожаловаться. Попросила не сбегать, когда придёт в голову синхронизироваться снова, и быть её строгим экзаменатором. Прямо сейчас. Не волнуйся!

Дальнейшее так не напоминало то, что я всегда втайне предполагал.

В углу, оклеенном блестящей фольгой, она пригласила меня присесть, принесла стакан чистой вкусной воды, проследила, чтобы я выпил половину.

Трогательно, когда человек делает что-то для тебя, старается, хотя не всё у него получается. Многое за это простишь.

Эри сказала, сейчас она распутает мое прошлое и настоящее. Засыпай спокойно! Она вздрагивала, словно заарканенная лань.

Я успел подумать; точно, она и есть Монолит. Эри. Трогательное существо, необычная продолжательница меня. Дверь в другой мир. Такая трепетная и светящаяся.

… –Что было там ещё?

Детка слушала мой рассказ об истории с Эри.

Хорошо или плохо то, что я никак не мог скрыть правду?

— Похоже на то, как если переворачиваешь страницы первосортного комикса. Будто я их фанатик. Красочный диафильм, про мою другую, правильную жизнь, начиная с яслей и детского сада. Озеро, лес, помещение с милыми детьми, с удовольствием дающими поиграть их игрушками. Бригантина в море, чистая и шальная. Хочу, но не могу передать словами. Сияние красоты природы пред вратами небытия — это я сам сейчас придумал, или где-то уже было?

Эри. Точно, как в рассказах Оскара Уайльда, — существо, изваянное из драгоценных камней и слоновой кости. Весь мир исказился, словно пространство вокруг нейтронной звезды, и сфокусировался только на ней.

Движения танца Дико — плёнка фильма, где я просматриваю в отдельности каждый кадр. Похожие, дико талантливые картины я рисовал во сне, в детстве, проснувшись, не мог воспроизвести. Читаю реплики. Если и припомнишь их, они кажутся не более чем странные.

— И всё?

— Её стошнило. Что она во мне увидела? И посмотрела так зло. Непонятно мы расстались.

— Эри… Ей далеко за четырнадцать, Тур. Она же уже давно старая! Танцовщицы Дико начинают прочистки душ в десять лет плюс еще один день. Чем Эри занималась четыре года, если ты у нее, как я понимаю, первый клиент!? Может быть, у неё и есть некоторые задатки экстрасенса, и на её восприятие повлияла катастрофа, или, скажем, групповое изнасилование, но, не более того.

Так, каменно и деревянно прошел весь наш разговор. Аква бросила пакет со своим извечным попкорном в угол, и, хлопнув дверью, удалилась. Никого не было со мной этой ночью в лаборатории Эш отдела Эври. Напрасно сипел Общий Чайник. Надо работать. Надо работать? Ещё десять часов наедине с сыплющимся песком и лазерами, бьющими в структурированное газовое зеркало. Надо работать?

Хочется спать.

Или… уединившись, подружиться с соблазнительной говорящей пантерой из культового сериала «Белая Собака»? Кому из мальчиков не нравится анимешное секс-фурри? Включим это кино? Неутомимая погоня за новизной. Сладкое безумие.

Всё заканчивается. Даже когда начинается.

ПЕРВЫЕ ПУТЕШЕСТВИЯ ВО ВРЕМЕНИ

*После изобретения Мола начинаются путешествия по душам ушедших людей.

Вызов духов? Вам смешно? Но, в начале двадцатого века это занятие весьма почитаемо. Научные журналы конца девятнадцатого — начала двадцатого века полны интересных наблюдений, отчего-то, не имеющих логического продолжения. Похоже, именно тогда от известной нам науки, физики, биологии, химии, отделился могущественный двойник. И, эта тайная наука уже сейчас подобна религии.



…Не просто — Машина. Это Танк Времени. Светящаяся арка, окутанная туманом, на покрытом инеем и конденсатом сверхпрочном постаменте.



Мы, зрители за столами, — синхронизированы недавней Купелью, общей Едой и можем теперь, хотя бы с пятнами психической катаракты, видеть минувшее глазами путешественника во времени.

— Сейчас к нему начнут прикрепляться оживающие души. Мол выходит на полную мощность!

Деншн говорил то, что все и так прекрасно знали. Он сам был подопытным в первых, пристрелочных моделях Пристани. Просто успокаивал нервы деловыми словосочетаниями.

Дже нервно прихлёбывал Общий Чай, грыз черный хлеб, запивал квасом и яростно потел.

— Можно зацепить древние болезни. Возродятся движения импульсов нейронов, которые уложены в голове примерно так, как у нас. И, они вызовут соответствующую наводку в наших нейронных сетях, словно обмотки в трансформаторе. С помощью Мола мы увидим все их глазами. Хотя они давно умерли. Ой!

Рубен Лааг обвел нас мрачным взглядом, растопырив пальцы, показал «Яростное Солнце» и перевернул рукоять задекорированного под старину рубильника. На пульте погасли сто дисплеев, потом вспыхнули новые, ранее, будто не существовавшие.

Лекс Груденер невозмутимо делал пометки в блокнот, иногда встряхивая головой, будто стремясь избавиться от капельки воды в ухе.

Туман.

И — видимость на миллион километров. Особый слух, зрение и много еще чего. Нечто гораздо большее, чем просто эхо тончайших нейронных нитей.

Когда рядом с моим ухом изумленно прошелестела дже Кайра, из угла открывшегося синего неба мигнул ангел, открылось воспоминание, и не воспоминание, а нечто реальное, освежающее, словно свежевыжатый сок. Проявилось здание библиотеки-дворца, многоэтажный, накренившийся корабль. Первый символ этого Путешествия во Времени.

Охнула голова, будто треснулся о бетонную тумбу. Ум-м! Затем я вынырнул туда, где был таким же, по сознанию и внешности, храмом из костей и органической ткани. Мечтательным и — как сказать, без экзальтации, но правильно? Солнечным мальчиком.

Глаза откатили от моего, находящегося здесь тела, перелившись в прошлое, где я, оказывается, живу.

Центр ночного двора. Всё здесь чужое, но мучительно, неуловимо знакомое. В углу домов приоткрытая дверь. Я знаю, за ней длинная каменная лестница, ведущая к квартире с номером «пять».

Мальчик без определенного места жительства. Он — прошлый мой Я.

На покатой горке из влажных булыжников чугунная водяная колонка со стершейся до блеска, туго качаемой ручкой. Можно постоять здесь, вспомнить лица, обрывки голосов. Затем двинуться дальше. Приходится уговаривать второго себя сделать это по своей воле. Уже чувствуется прохлада. Включились рецепторы кожи. В небе проблески утра. Если свернуть влево, да, под эту арку и сделать несколько шагов, мы увидим мешанину железных путей и нежно бренчащий трамвай.

Нам есть чему учить друг друга. Мы обмениваемся состояниями и, будто перезаряжаемся. Эта реальность существует, мы оба живы, вот, что веселит и щекочет, всего, от, будто бы просверленной макушки, до пяток.

Можно пройтись вдоль много раз хоженой моим братом-близнецом, двойной металлической линии. Вот дома, каменные книги сложной архитектуры, редактирующие читателей-прохожих. Там и там персонажи нашего прошлого, хотя и настоящего, стушеванные, словно на фотографиях с длительной выдержкой, люди и животные. Аппетитные вывески торговых лавок, кофеен и ресторанов. Крашеные короба на колесах. Резонирующий в солнечном сплетении, клёкот лошадиных копыт.

Я вспоминаю названия предметов. Чувствую свои руки и ноги, могу даже ощупать их — прохладные, но живые.

Этот Санкт-Петербург из моего дальнего прошлого оборачивается шкатулкой с секретом, полной смутно знакомых улиц, дворов, подвалов, мерцающих газовых фонарей, конфетных фантиков и обрывков газет.

Многоярусные дома весёлой еды, а на той возвышенности — области здорового голода. Каре жилого домино. Такие непредвиденные ассоциации. Массивы жилищ, полные значимых или второстепенных событий, людей замечательных, или не всегда добрых, однако всегда близких по обстоятельству нашего общего, вроде как, небытия.

Гул Мола начинает реверберировать. Действие Времени расшатывает его атомы, пытаясь вырвать из глубоких потенциальных ям. Структура Монолита разрыхляется. Ее нужно будет тщательно восстанавливать. Путешествие в прошлое еще не может быть достаточно продолжительным.

В уже угасающем мире утро. Слышится нежное «тиннь» брошенной на булыжники медной монеты. Кто и зачем бросил ее о камень?

Я успеваю вынестись к набережной. Все вдруг резко меняется.

Море на окраине неба сливается с черными облаками, вспышками и яркими чайками. Там — будущее — пузыри, клубящиеся вокруг дат: 1905, 24, …35, 45, 62. В них заключены важные для того меня события.

Зрение бродячего солнечного мальчика смешивается с видениями меня самого, но другого. Старик в квартире с высоким потолком, залепленным газетами и дряхлыми обоями. Вот, морщинистые руки и мое отражение в зеркале, самый край. Это… Я?!

Того меня, всегда улыбчивого, хотя бессильного, согревало воспоминание о великой тайне. Нить сознания затягивается за шкаф, под кровать, взлетает к запыленной, засиженной мухами люстре. Везде всё как то не так. Отваливающиеся обои. Несколько мелких бумажек и крошек под столом, до которых не доходят руки. Мелкие, но все более частые отклонения от установленного раньше железного порядка.

Я Хранитель Станции Света. По сигналу от подобных мне операторов, могу вновь стать юным и летучим.

Я узнаю тайну позапрошлой жизни. Вызову на разговор прошлого себя. Пусть летописцы нашего мира запротоколируют всё, как есть. Нужно просто набрать воздух в отделы легких и вежливо сказать.

— Привет!

ПРОЕКТ ПЕРИМЕТР. ОБЪЯСНЕНИЕ ЧАСТИ НАШЕГО ПРОШЛОГО

…Перед началом разговора — четыре удара, словно молотком по столешнице. Потусторонний мир в благоговейном ужасе, объёме, запахе и звуке!

Говорил прошлый Я не всегда внятно. Приятно и тревожно слышать этот голос, как собственный детский лепет. Лет в пять, я Тур Алекс, сообразил записать несколько своих фраз и прочитанное стихотворение, задав условие вынуть звуковую монетку АурумСити из тайника, когда стану совершенно взрослым, то есть, четырнадцатилетним. Получил тревожное удовольствие. Есть, есть в своём отдалённом временем голосе концентрат какой-то такой особой свежести.

— …В шестидесятых годах двадцатого века, комитет безопасности Советского Союза принял решение поставить у берегов Соединенных Штатов Америки мощнейшие водородные мины.

Необходимо было предвосхитить все достижения цивилизации, опередить полёт мысли ученых на много лет. Определить потенциальные способы обнаружения Станций, технологии воздействия на их начинку из электроники, тринитротолуола, урана и гидрида лития. Пока бы совершенный социальный строй не овладел всеми людьми.

Бункер Дота. Дот, предтеча Лазарета. Испытательный стол площадью с футбольное поле, сжатое в нескольких ярусах, весь покрытый однотипными устройствами.

В эксперименте задействовано миллион восемьсот тысяч, и еще сколько-то, реле. Приборы, имитирующие пускатели детонаторов заключены в защищенный от всех воздействий бункер.

…Семь реле изменили свое состояние уже через три года, несмотря на то, что уровень напряжения на клеммах оставался в норме. Все равно, как если в склепе, вместившем население крупного города, просто так, ни с чего, оживут семь человек, выйдут наружу, и пустятся играть в домино. Нехитрый транзистор, p-n-p переход, пара сотен витков проволоки, и ферритовый сердечник порой ведут себя совершенно антинаучно.

Для обыкновенной техники такое переключение еще можно допустить. Списать гибель сотен человек в авиакатастрофе на статистику и несчастный случай.

Но не здесь.

Если глава правительства уговорит своих помощников на развязывание войны, введёт код, нажмёт кнопку ядерного чемоданчика, остаётся еще немало вариантов отмены данного действия.

Мины на прибрежном шельфе проще и сложнее.

Пусть сигнал «Пуск» поступает от многих компьютеров и датчиков, своим большинством на консилиуме выясняющих истину. Но детонатор один. Может ли он сработать самостоятельно? Сколько неучтенных моментов действует на мины общей мощностью восемьсот мегатонн? Надо было учесть всё, в том числе пресловутый человеческий фактор.

На помощь разработчикам взрывных устройств, названных по наитию, Станциями Света, пришли психологи и биологи. Всем и всегда необходимо было знать, что происходит в душах ответственных мастеров. Кто из конструкторов и сборщиков намерен досадить всем, исказив важный узел?

После долгих поисков рабочие, инженеры и контролёры сплотились. Сочетание правильно подобранных и отрегулированных психик породило принципиально новый общественный организм. Сначала, для раскрытия мотивов и целей ответственных работников применялись детекторы лжи, регулярные исповеди, друг другу и проверяющим. Затем появилась значительно более развитая технология открытия и переливания души. В сознании людей произошли решительные перемены. Теперь можно было видеть ненависть и радость, чужие сны, скачивать знания и навыки, приятные или поучительные воспоминания. Оценивать себя со стороны и работать с настройками организма. Работать эффективнее, чем любой другой человек.

Были изучены такие, ранее не принимавшиеся ни в какой расчет явления, как телепатия, ясновидение и телекинез. Была создана настоящая психология, теперь неотделимая от религии.

Командиры ракетных установок потенциального противника теперь интуитивно осознавали, что, в последний момент, им нужно отменить старт, этих комплектов простых предметов и веществ, которые могут превратиться в огненный шар колоссальной силы, когда не успеваешь проститься с миром, не подготовляешься сказать Богу «привет!»

Знание о взрывных устройствах, лежащих на шельфе, всплывало через леденеющие антенны позвоночника в мозг. Представляло картины повернутого набок океана. Заменяло усмирённую долгими тренировками совесть.

Психика и тела операторов Станций, способных зажечь устройства из любой точки планеты, идеально устойчива. Нет понимания выполненной жизненной программы. Хранители Мира напрактиковались жить, почти не уставая. Мы высчитали параметры вечности, в которой повторы пройденного не включают механизм запрограммированной смерти. У тебя ничего не убывает, не отпадает, не высыпается. Блаженные, вырабатывающие общее поле решений, невероятные люди.

…За океаном жили солидные, объединенные жестким уставом тайного общества человеческие особи. Они также имели серьезные знания о тонких энергиях. Важные высокие лбы, обязательные роговые очки при контактных линзах, дань уважения знаменитым предкам. Видишь их?

Они поняли, как нужно вести дела, чтобы Станции никогда не превратились в Свет.

Не было настоящей войны. Страны, нации, обычаи, постепенно растворились в едином, общемировом государстве.

После нескольких смен тел, полов, характеров, сознание Хранителей едва не потеряло память о своей особенной миссии. Эти «Я» стали обычными обывателями — до пробуждения. Это вы.

Конец сеанса.


1
1. Скан сознания при просмотре прошлого родственной душой домена Ханта. При такой, достаточно пока сложной двойной пересъемке возможны наложения слоев 7-D душевного видео. Звук — 70—80% реального, дробление реальности до 40%, тактильные ощущения 70%. Возможность передвигаться в мире прошлого осознанно активно обсуждается в Лазарете, на Кухне, вечерами в среду и пятницу. Дже и рубенов отделов Корпус и Домен просьба записываться на диспут заблаговременно у рубена Лаага и дже Кайры.



…После первого удачного эксперимента с вторжением во Время, мы расположились на Кухне. Я, Сей, Детка, Хетт, Груденер, Ливи, и еще люди, имена которых я знаю. Мы, первенцы Лазарета зачёрпывали из Котла кукурузную кашу, поторапливали дежурных поваров с всякими вкусностями. Пили Общий Чай и свежевыжатый свекольный сок, смешивая его, по желанию, с апельсиновым. Еда, не соответствующая по спектру пище того периода, проясняла сознание от обломков томных видений, будто бы приглашала войти в Настоящее. Говорили обо всем, что легко приходит в голову.

— Что, если, путешествуя в прошлое, умрешь по-настоящему? Насколько опасно вселяться в людей надолго? Ведь, можно стать ими навсегда!

Детка: Так странно чувствовать себя мальчиком. Ребята, вы ведь меня понимаете? Вы пробовали быть девочкой?

Ливи: Я бродил там, будто бы сам по себе. Сердце мое переполнено! Живое Время и Воскрешение — это — круто!

И, смотрел по сторонам исподлобья, будто ожидая грубого и циничного опровержения своих слов.

Хетт: Ретроскопия? Ее может выполнить опытный гипнотизер, отправляющий человека в Атлантиду или древний Ашшур. Там этот человек обычно оказывается царем. Что было сейчас? Обычное коллективное самовнушение? Или настоящее слияние психики реального человека, домена Ханта с прошлой, подобной ему личностью? Они — одно и то же, или отдельные люди?

Груденер: Хочется верить, что это эпизод действительного воскрешения души, а не очередной психологический аттракцион. Нужно пройтись по местам прошлых жизней, подробно все рассмотреть и запротоколировать. Хотя сейчас, все города стоят в запустении, и раскопки в них затруднены. Когда мы выберемся за пределы Дома, и не это ли следующая первостепенная цель?

Сей: Желаю подробно исследовать Дот. Как у них там устроены места для сна, столовая, лаборатории, цеха, лифты, спальни, места синхронизации душ и все остальное? Дот и наш Лазарет, это, я скажу, один комплекс, только расположенный в разных линиях Времени. Сочетание похожестей и разностей дает нам жизненную энергию. Советую записать, что я сказал, и подумать над этим.

— Прежде, чем будет достигнуто долговременное воскрешение, необходимо разобраться с судьями, — Груденер резко отодвинул чашку Петри с джемом. — Во все времена, рано или поздно, мучения обрывали жизнь, и палачи оставляли человека в покое. Все, контракт разорван, о том, что будет дальше можно помечтать. В мире, создаваемом нами, они могут длить возмездие столько, сколько захочется. Раньше судей удерживало то, что срок жизни, ее ресурс ограничен. Иначе они пошли бы сколь угодно далеко в своем стремлении к справедливости. Дай волю, за украденный батончик пропишут лет двести каторги, за неумелую шутку — сто лет тюрьмы. В обществе воскрешения, где квалифицированный труд не так важен, как выдумываемые моралистами понятия, что тогда? Ах, мы не такие? Знаю я нас.

На десерт нарезанные кольцами морские существа. К чему это я фиксирую в своем дневнике? Чтобы запомнить эти сутки еще лучше. Дежурные повара, оригиналы-практиканты, добавили в них светящийся пигмент, и выглядят они празднично. Праздник! Чего-то в нем не хватает. Еще немного безумия, господин официант! Хотелось бы запить это бокалом Белого вина со Специями. Чтобы эти глыбы образов, воспоминаний, схем, громоздящиеся в мозгах, растаяли. Вот бы упасть на площадке перед лифтами, или в центральном коридоре, бесстыдно лежать под ногами прохожих, эрков, доменов, дже и лексов, не отзываться на уговоры и оклики!

Поле нашей деятельности невообразимо расширяется. Есть в нем глубочайшие овраги. Можно споткнуться, если не смотреть внимательно под ноги, и вообще, везде

ПУТЕШЕСТВИЕ В ПРОШЛОЕ ДОРИАНА

В прошлое окунается босс Дориан.

После купания в Синхронизаторе, он теперь — почти мы. Почти не глядя уминаю то, что есть на Столе перед Аркой — растолченое до состояния каши мясо, запиваю густым супом. Пару крошек ржаного хлеба — и в Путь. Втискиваю свою точку зрения в другие (но не чужие) глаза без затруднений. Упс! Опять изменение цветности мира, четкости и яркости. Меняется также перспектива, относительные величины объектов, все их неуловимые соотношения, обусловленные личным жизненным опытом. Несколько утомляет различающиеся во времени рефлексы наших морганий и реверберации саккадических прыжков зрачков.

Части Монолита, купавшиеся в белом свете на некотором отдалении друг от друга, соединились. Узкая арка в Стене Мола окутывается туманом. Пространство структурируется, как бы нанизывается на сеть нитей, протянутых между противоположными стенками, от одних частиц к другим. Жаль, что достичь единства равных надолго практически невозможно.

Дориан входит в Арку. Что там происходит с ним дальше — неизвестно. Остается ли он здесь, с нами, или действительно, перемещается во временные слои? Увидеть это через банальные телекамеры невозможно — вблизи Монолита они выбывают из строя: вспоминают прошлые свои состояния и входят в ступор, включаясь иногда на несколько секунд, передавая рассыпающуюся на квадраты картинку. Человек намного надежнее микросхем. Он привык вспоминать себя. Только непостижимая связь спутанных частиц тел — его и наших, совершенно устойчива.

Тоннель.

Вид из колодца, может, да, точно, словно из выгребной ямы вверх, по извилинам, словно червь. Прямо… во двор с пышными яблонями. Начало Путешествия выглядит порой довольно прозаично. Теперь я понял значение второго символа принадлежности Лазарету, принятого помимо моей воли, казавшегося некогда смешным и грубым; канализационный люк в окружении лучей и ангелов.

По смутно знакомым улицам, я шагаю к тому, своему бывшему приюту. Двухэтажный дом. Там я жил. Где я сейчас. Мучительно вспоминаю, чем тогда занимался. Важно, вспомнить смысл прошлого существования, это основной закон, конституция жизни.

Поиск чего-то важного.

В прошлом детдоме, кухне и под ванной на львиных лапах, искалось нечто значимое. В шкафу, кабинете воспитателей, и этом пышном, безразмерном яблоневом саду.

Белый дом в приземистом городе. Боже, теперь от него остался только фундамент. Несколько глыб под землёй, в которые впечатаны несколько моих рисунков.

Тот «Я» прошлого Дори учился, хорошо вычислял вероятности и критические массы, многое пережил, вошел в общество Дота и стал, в конце концов, Хранителем Мира. Что было еще? Подробностей не вижу. Мол не может долго задерживаться на одном участке времени. Это как обычному человеку представить некую картину. Треть секунды, может, секунду, образ удается держать, затем он преображается и покрывается бликами. Нужно восстанавливаться или переключаться на другие картинки. Пора.

Изменить настройку Мола. Добавить спектр Средневековой Европы. Кисть крупного винограда — пойдет. Протиснуться по сложно устроенному Небоскребу Времени (где местами вообще нет света), задохнуться, загрести руками и вынырнуть в сияющее небо.

Кто я? Оглядываю руки, серую одежду, упрашиваю то «Я» найти себе зеркало.

Привет!

Я брожу по городам, селам и кладбищам. Вытаскиваю стрелы из твердых, словно глина тел. Пытаюсь лечить людей. Ухватываю в поведении попрошаек вещие Знаки.

Как и почти все здесь, Жан моется редко, и это полезно для моих черных волос, густых, словно львиная грива. Ему, то есть, и мне, нравится осознавать свою замечательную красоту.

Однажды меня заметили необычные люди. Дали попробовать сладковатое вино. Я уснул, и очнулся в каменной камере, нагой, словно зверек.

Вспоминать происходящее (или происходившее — всё равно), сладко. Впитав мои чувства, чужая подобная душа отдает их со своими процентами — неопределенными, но лакомыми добавлениями.

Ниши в стенах, мох на ступенях, — вот всё, что можно увидеть за решеткой. Я наслаждаюсь предчувствием смерти.

Железная клетка. Некоторые приспособления для физиологической части жизни.

…У этой истории имеется аромат дикого камня; понимай как хочешь. Я насытил смыслом всю жизнь. Почувствовал кишками, сердцем, всей поверхностью тела замечательную трагедию. И ты, тоже — видишь?

Я стою словно бы в высохшем фонтане. Никакой одежды — только мраморная холодеющая кожа. Странные люди оценивают меня всего, вздрагивающего от предвосхищения человеческого ягненка. Я остро понимаю себя. Нечто уже вне пола. Как же сладко, грешно и невинно. Можно пойти на всё, чтобы присвоить эту жизнь навсегда, навсегда.

Намерения похитителей, которых я некоторое время считал наставниками, тонко, будто мы все под водой, слышу, и разгадываю. Слова словно у лекарей, когда они проговаривают свои рецепты — латунные чеканные фразы. Нечто в моем организме представляет абсолютную ценность. Они выманивают меня из клетки. Укол в шею. Стекающая по плечу, руке и запястью, живая, теплая кровь. Ступни исчезают, холодеют, и уже не нужны. Жизнь отступает из ног в живот, держит минуту оборону в груди, выносится из головы в ошеломляющий свет.

Вояж завершен.

Рукоплескания, успокоительные напитки и опять, праздничный ужин. Или как сказать правильно? Ночник? Все самое интересное происходит по ночам. Можно наговориться, выплеснуть эмоции, утолить аппетит. Чтобы продлить свидание с прошлым, некоторые все еще едят кушанья, проготовленные по рецептам Европы Средних веков. Бурое, нарезанное крупными ломтями мясо, немного зелени и хлеба.

Глыбы воспоминаний стыкуются, пытаются слить снова, построить единый континуум. Я в приятной полудреме, рассматриваю поля Франции и Германии, белые гроздья, пробую вытянуть еще сюжет…

— Вероятно, они хотели сделать из девственной крови эликсир молодости, — повторял, словно в закольцованном клипе, растерявшийся Дориан. — Сделала допустимым воскрешение девочки, ради которой совершенно ничего не жаль, и такое тоже можно вообразить.

Реальность этой истории нужно проверить. Пора выбраться из Дома. Если лететь над пустыми городами, найдешь подвал замка, и останки людей, которые тогда казались мне неподвластными смерти. Нужно убегать, преследовать, лечить, отыскивать наставников и учеников. В движении должна быть дальняя цель, а если нет, то находит тебя красавица смерть.

Так говорил Дориан.

ТУР ДОМЕНА ХАРТА

…Глядя на нас, домен Харт облизнул губы. То же движение, плотно синхронизированные с его мозгом, повторили и все мы, свидетели Времени.

Открылась, развернулась и понеслась новая, прежняя жизнь.

Временами потусторонняя память четка, сладка, но чаще, словно смотришь через перевернутый бинокль. От напряжения ноют глаза. И — вот новинка, голос диктора за кадром, задушевный и, пожалуй, чуть плаксивый.

Российская Империя. Начало девятнадцатого века — некий дальний духовный предтеча нашего домена. Символы души всего того времени и места… Музейный зал с огромным глобусом, медвежьими мордами и человеческими лицами. Еще карета… Завязывается картинка — веселая, щемящая, радостная. Красивые здания посреди леса. И Наполеон… Тогда все было пропитано этим именем.

Изменение параметров Мола. Сразу на век вперед.

Уютный 1912 год! Тоже — здорово! Еще одна юность. Всё еще у четко обозначенного духовного расширения Харта, будто бы впереди. Привет, рынки, лошадки, помещики и рабочие, графини и мещанки! Вкусно пахнущая водка. Пахнущие вином разлапистые бумажные деньги, и та барышня в извозчике, повернувшаяся вдруг ко мне.

Я пережил юношеский духовный опыт прошлого домена.

Церковь у перекрестка, которую тот «Я» иногда навещал, чтобы благоговеть и служить, была частью конгломерата съемных квартир и, кажется, булочной-пекарни. Может, это сама архитектура души объединила её с другими, важными для той моей жизни, помещениями? Вполне вероятно. Путешествия в прошлое несколько напоминают монтаж фильма, когда действия, происходящие в разных местах, снимаются в одном павильоне. Непонятно пока, терпимо это, необходимо, или же Монолит необходимо скрупулезно усовершенствовать.

Три человека обступило меня, присматриваясь к не такой уж богатой, но опрятной одежде. Пухлый бородатый мужик взял за грудки, другой, сзади, сдавил бока, обдал невыносимой вонью.

Никто из людей там, за алтарём, не придал значения тому, что я в смертельной опасности. Самый большой и важный из них, глянул искоса, чуть потупился и отвернулся к иконостасу, чтобы поправить свечу. Будто это я делал что-то стыдное. Не помню, как вырвался из холодных, душных объятий бандитов и вынесся на многолюдный перекрёсток. Меня всего, до костей, словно тряский инфразвук, пробуравил слепящий ужас.

С тех пор Виталию (имя подобия Харта в прошлом) стало казаться, будто люди в черных рясах не содействовали действительному Воскрешению, а лишь красочно оформляли смерть.

Отдышавшись от этого травмирующего случая, можно спокойно рассматривать пейзажи бывшей Москвы. Виталий ведется. Люди, голуби, вывески, трамваи, дома, дворы и площади. Попробуем пригласить Виталия зайти в горячую и пышную столовую? Самовары, чай, грибы, каша, кулебяки, икра и водка в массивных зеленоватых стопках. Аромат сытной пищи, пахучие молекулы, материализуется, выносится из Арки Мола, и пропитывает лабораторию.

Вот ресторан. Графин с золотыми журавлями, вкус чего-то пахучего и жгучего, звон посуды, отдельно, почему-то, и крупным планом — рыбья голова. Пресыщение, апатия, желание чистой строгой бедности. Фигура раздевающейся дамы — пора отвернуться или уйти!? Теперь детство — драки с мальчишками в фуражках с кокардами, здания в нарядном снегу, несколько улыбающихся девичьих лиц.

Картинки померкли. Послышался голос путешественника во времени:

— Вера угасала уже к началу Первой Мировой. И, была ли она вовсе? Тысячу лет назад предки этих людей были обращены в новую веру, в массе своей, не проповедниками-мучениками, а князьями, постановившими сделать все очень быстро. Эти изменившиеся близкие, теперь наставники, не хотели приносить себя в жертву, чтобы затем отдать в мир умноженную благодать. Желали поучать и властвовать, не меняя выражение деревянного лица судьи.

Со времен этого крещения правители решили, что церковь не бессмертие и мораль, развитые самим народом, а лишь подпорка земной власти. И, впоследствии обращались со священниками, как со своими слугами. Сумели поработить народ, за который никто из дьяконов, архимандритов и патриархов, всерьез не заступился. Обдумывая это все день за днем, вечер за вечером, я, тот Виталий решил, что бессмертие и воскрешение нужно делать нам самим.

Кадры прошлой жизни замедляются. Вот кружок гомонящей свободомыслящей молодежи на лестнице медицинского университета, лицо профессора с блескучим пенсне, чуть вздрагивающие препарируемые лягушки, скальпели и ланцеты.

Реверберирующий вой Мола. Сеанс Турне заканчивается. Картинки уже решительно угасают, блекнут, теряют объем, саму жизнь, и я так не успеваю зачерпнуть чужой рукой пушистый снег.

ВТОРЖЕНИЕ ЭРИ В МИР СТЕЛЫ

Эри вернулась из мира прошлого такая уставшая, будто бы обесцвеченная. Я думал, прошлое только прибавляет жизненных сил. И сейчас тоже так считаю. Разве это плохо — увидеть свою подругу, благодаря тебе живую?

Шефство над Эри перехватил Хант. Читает ей повесть о весталках Атлантиды, ведущих беседы обо всем на свете под куполом затапливемого океаном Храма Посейдона.

От прежних экспериментов осталась груда тончайших душевных видео, которую нужно рассортировать. Мы наглотались впечатлений и надо их по кусочку прожевывать.

Эри интересна. Кисло-сладкая карамель! То, что ее подвергали вторжению в мир Стелы — прекрасно. Так и поступайте с любимыми! Мучьте и жалейте, чтобы они горели ярче.

Сейчас вспомню снова, в подробностях.

Я у Монолита. После каждой новой картинки чувствую, как с Эри сползают оболочки, полупрозрачные округлые платья, и в атмосферу выбрасываются клубы душистого пара. Будто она, танцуя на бордовых углях, раздевается. Вот, сущность Стелы, ее цель. Основное, то, что скопила сложносоставная душа. Ее отражения в других веках.

Эри преображается. Замерзает и, оттаивая, все больше напоминает Стелу. Становится взрослей. Волосы седеют, просматриваясь в гриве, будто белые перья. Или, это иней? Порой сознание упускает особенности интимных процессов чужой плоти: когда смотришь картинку через девочку, это, наверное, всегда будет — реверберация и разрывы. Файлы необычайно качественные. Ведь Эри действительно — танцовщица Дико, проходила курс обучения в Интернате Специального Сервиса и, поскольку программы подготовки ее и Стелы, одинаковы, в их душах есть места для соединения.

Ничего не забыть! Дори, Харт и Хант. Все дже и лексы, свободные от дежурства в Броневых Залах. Они тоже это видели. Но… я был с Эри один.

Белый свет. Гул, переходящий в хоровое пение. Опять — туман.

Эри похожа на замерзающую во дворце Снежной Королевы Герду.

Мои конечности также холодеют. Умиротворение и сочувствие. Хор, берущие верхние ноты. Наверное, когда-нибудь музыкальное сопровождение работы Монолита будет запротоколировано и объяснено. Сейчас всё это скучно обозначается как «информация, снятая с подобного объекта посредством Мол-5. Уровень шума — АР436—056».

Неверно.



Вся жизнь, в полном объёме. Буду записывать, так, как чувствую — в разных временах и душах.

…Стела появилась на свет в отделении Специального Сервиса. Её еще задолго до рождения опознали как танцовщицу Дико. Мутное лицо акушера, держащего меня на руках — не думал, что это можно восстановить. Личная комната и даже Окно за пределы Дома. Запретный мир проявлялся зазубринами гор, в мареве автоматических заводов, по вечерам небо делалось пятнистым и гасло.

Настоящее время.

Стела живет в Интернате Сервиса №45-А. Этот блок представляет собой сложно организованный, сверкающий, ледяной дворец. Комнаты, залы, предметы быта заключают в себе соотношения золотого сечения, мировых констант, и потому красивы. Нечто похожее в свое время создавалось для всемерного блаженства принца Гаутамы, будущего Учителя Будды. Всё нестареющее. Вода, проклюнувшаяся изо льда, сохраняющая строгий порядок кристалла. Стены, столы, кровати, окна, ступени, легко отстирывающиеся искусственным вихрем. Все иные меры, призванные одолеть последствия родовой травмы, сделать ребёнка радостным и любящим.

Лет до десяти Стела счастлива совершенно. Купается в океане любви. Так из неё производят артистку Дико. Главное умение танцовщицы и священника, — держать человека в напряжении, исчезать и выныривать, порождая нечто большее, чем жажда удовольствий. Люди ценятся те, кто говорит то, что всегда тебе хотелось слышать, высчитывают человека, перехватывают дыхание, проникают в духовный мир и отстирывают белье.

Стела видела Свалку, когда убегала из Интерната по шахте рабочего лифта. Эти побеги, возможно, являлись частью подготовки к будущей работе, и не пресекались руководством слишком строго. Десятый день рождения отметили всем курсом у ледяного фонтана, а на следующее утро надо было работать. Надев хрустальную корону, Стела приходила в скругленную комнату и пила воду с нескладным человеком. Глоток дядя, глоток она. Иногда они беседовали. Порой очищение души происходило в полной тишине.

Стела выслушивала глотки, потягивала воду, принятую из рук дядюшки и наблюдала, как в кубке завязываются кристаллы снов. Созревающие образы забирались в рот, глаза и уши, словно осы, жаля мускусом и ядом.

За открывшейся между людьми дверью, обнаруживался почти не освещенный серый Дом. Надо было прокладывать путь между этажами, выгребать мусор, чинить ржавые механизмы лифтов, избегая взгляда на свои руки, чтобы не проснуться. Перебирать зёрнышки образов, словно, теперь уже вполне реальная подружка Золушка-Сандрильона. Отмывать окна зрения. Вылетать за пределы личности, оглядывать архитектуру Дома сверху, падать и возвращаться. Пробивать мусоропроводы души. Просыпаясь, представлять больному диадемы, машинальные звезды, что бы это ни значило, монетки желаний и памятные медальоны. Очищать от песка важные даты. Разворачивать поле мечты, превращая сузившееся, словно забитый жиром сосуд, сознание, в залитый светом Аэродром.

Обычно дяденька не всё понимал в куплетах ее Оракулов, но они определенно действовали на душу. Насыщали ауру тонкой энергией, добавляли небесного и оранжевого цветов.

Иногда строение души представлялось в виде громоздкого автомобиля, который мчал по скоростной магистрали, никем, будто бы, не управляемый. Стела останавливала его на обочине, вытаскивала из приборной панели, зачищала и вновь скручивала провода. Ремонт не всегда удавался совершенно правильно, это занятие ужасно густило кровь в голове. Несмотря на то, что некоторые проводки оказывались лишними, мотор заводился, и машина начинала слушаться руля. Клиент оставался доволен.

Заказчиками были также и женщины. Стела объясняла, как нужно отходить от разговоров о постной хозяйственной ерунде, вильнув телом, вспоминать настоящую себя. Пить воду из пронятого тонким светом бокала, смотреть опасные сны и страдать за других, — вот, работа весталки, танцовщицы Дико.

Все мечтают иметь детей, которые перенимают и перерабатывают твое родительское «Я». Не бук, имеющих примерно половину генотипа, подростков, выслушивающих откровения предков с отсутствующим взглядом. Им не нравится ни наигранно ласковые прикосновения, ни всё, что мешает самостоятельно жить. Воспитанники Специального Интерната именно те дети, в которых можно безбоязненно ввинчивать депрессию, воспоминания и страхи.

Так, наобум, они изрекали трогательное нечто про тебя, от чего наворачиваются слезы, и хочется постоянно улыбаться. То, что действеннее казенных приемов психоаналитиков, с их лысиной, брюшком и поблескивающими очками, которые не заслужили право вскрывать грехи: ни собственным выходом за границы пола, ни общением с потусторонним миром. То, что обычно ожидают своего от чада наивные родственники, то великолепие непосредственной любви, которое изображается в рекламе шоколадных батончиков, где тебя с благодарностью и любовью чмокают в дряблую щёку.

Стелу обучили движениям диких животных. Танцы Дико расправляют комок воспоминаний, напутанный во время путешествий по чужой душе. Обыкновенные, на самом деле, танцы, чуть выше степени обычного совершенства. Нечто подобное можно видеть перед выступлениями гладиаторов на арене Амфитеатра. Броски из стороны в сторону, изломы, восьмёрки и волны. Светящаяся лента, мечи, батуты, другие технические атрибуты воздушного, земного, огненного и каменного танца.

После сеанса очищения души платежеспособные люди ощущали жизнь заново, могли использовать капиталы для еды, круизов, пылкой любви, а не только как подношение требовательному золотому тельцу.

Вот так взрослому дереву прививают сочную веточку, и пара растений взаимно изменяется. И, как генетика не способна разъяснить это супружество растительных организмов, так и современная медицина, имеющая в арсенале томографию, рентген и электроэнцефалограмму, массу приборов, не могла объяснить оживление нервных клеток клиента. Однако так было. У Интерната Специального Сервиса не ощущалось недостачи в клиентах.

Её запоминали. Со Стелой советовались важные люди. Она оставалась с ними навсегда. Именно, живая девочка, особая программа души, подсказывающая, утешающая, с приложением объемного видео.

Эта работа приносила неземное удовольствие. И дикое утомление, которое можно было вытянуть из головы и ног, плескаясь в бассейне со льдом. С тонкими подружками Ашанти, Дианой, Лаурой и Илоной.

Все рухнуло, когда обследование показало, что аура клиента не расцвела должным образом.

Она хотела проработать ещё год. Хотя бы только Наставницей, чтобы объяснять подопечным, как нельзя говорить, то, что всегда так невпопад произносят обычные дети. Очередной биофизический тест показал, что не все уже идет именно так, как нужно. Это не то Наставники по привычке отнесли к достижению совершеннолетия, когда девочка начинает дичиться и перестаёт дружить со всем миром.

Стела сбежала раньше, чем ей объявили, что она слишком стара для работы. Ей переслали решение Совета через информационный (небрежно защелкнутый Контролером на запястье) Ай-Ди браслет.

Тогда она захотела стать обычной женщиной. Нарастила складки на животе и бёдрах. Но жир не держался в ее теле. Ругательства вызывали смех и улыбку. Люди легко распознавали танцовщицу Дико по лунной коже, походке, трепетным ресницам и необычным глазам. По тому ещё, что она, не задумываясь, способна была броситься в ноги, взмахивая белой гривой, чтобы поднять и вернуть выроненную человеком вещь.

Иногда Стела подсаживалась к кому-то в пустом вагоне, отчего пассажиру становилось дико приятно.

Она стеснялась того, что была весталкой Сервиса, вышла на пенсию, и, вот, уже не является проводником высшей Силы. Чувствовала то же, что все люди, в детстве искупавшиеся в море любви; что пора делать шаг в направлении, противоположном былой святости. Начинать ругаться, злоупотреблять алкоголем и заплывать жиром. Уходить от строгой самодисциплины. Забывать правила ангела, как бы язык пальцев пианиста, который, если перестаёшь больно штудировать его, в течение трех суток, оставляет тебя.

Потому что всё, что могло быть солнечного и лунного, осталось позади.

Она не знала, что такое средняя жизнь, без подарков и трат, того, чтобы каждые сутки подкрадываться к пропасти. Ей всё еще двенадцать. И восемьдесят. Двести. Уже некоторое приближение к Вечности.

Она могла бы закрыться в реабилитационном центре Сервиса. Стать спутницей бывшего клиента, того, который теперь пожизненно искал бы в ней прежнюю девочку-весталку. Стать чем-то вроде дорогостоящего предмета искусства. Иногда показываться на светских раутах, выделывать реверансы и улыбаться всем тем, кто хотел бы приобрести её только для себя.

Всё это бы было не лучше, чем, к примеру, сниматься в ролике, привлекающем болезни, где она, вся такая красивая, улыбается и зовёт, обещая неосторожному пожирателю рекламы великое счастье. И вот, назло всем его чувствам, в кадр вплывает самодовольный, плохо выбритый самец, и бессовестно ласкает, холит уже как бы твою зазеркальную половинку.

Этим доказывается польза косметической продукции. И, до рекламщиков так просто не добраться.

Но этот выпад вызывает протест у нормальных мужчин. Будьте вы прокляты. Будьте прокляты.

Да, так, а они что думали?

Надо было измениться.

Время от времени такое ей представлялось. Всё начинается сначала, и, как бы, не с ней. Она шагает по нагретому Солнцем, ароматному асфальту, и вмешивается в подростковую игру; перебрасывание лимонно-желтого каучукового мяча. Запрокинув голову, оглушительно хохочет и выбрасывает из памяти все прежние, похожие на сон дни. Превращается в обычную девушку, только сегодня проклюнувшуюся из тинэйджера, шагает в свет, и улыбается от чего-то наипростейшего.

Нырнув в следующую жизнь, Эри не увидела Дота. Странно, я думал, прошлая Стела обязательно будет в нем, кем-то вроде помощницы директора секретной сети военных лабораторий.

Вторая половина девятнадцатого века и тридцатые двадцатого. Обломки, край других духовных подобий.

Царская Россия.

Мария.

Так эту девочку назвали приемные родители. Младенец, найденный на поле, где ничего, кроме темной травы не росло.

Тогда она была одновременно и чёрной, и белой. Веер перьев в смолистой гриве.

Та, которую дразнили за красоту, казавшуюся порой даже неким необычным уродством, рассказывала о железных шарах, скрывающих злой свет. О жалящих под кожу незримых скорпионах. О волнах всех воскрешающей любви. Было в ней нечто уютное, словно в меру нагретый медный самовар. То, для чего в дом приемных родителей приходили соседи, даже чужие люди, оставались на ночь и неделю, чтобы отогреваться, видеть прошлое, настоящее, и будущее.

Деревню обходили пожары и подати. Её будто не видели прожорливые государственные структуры. Здесь можно было найти надежный приют, смотреть в небо и ходить по окраине без одежды.

Несколько минут калейдоскопа, показывающего картины идиллии. Потом личность Марии отключилась, ее душа заговорила.

Вновь началось необъяснимое — осознанные перемещения Эри в прошедшем, уже, казалось, намертво замороженном мире. Иногда из Марии она перескакивала в душу соседской помещицы — и, ей там нравилось. Иногда — в дворовую девушку. Тоже не плохо. Минимум инициативы, жизнь в рамках установленных традиций.

Эри сказала, что последовавшая в ее прошлой старости Революция — не многоходовая борьба эсеров, кадетов, большевиков, или вмешательство пронырливых англичан, как пытались потом представить историки. Суть не в этом.

Народу требовалась форма силы, способная уничтожить преемников рабовладельцев, упырей, хотя бы не серебряной, но свинцовой пулей. Наказать тех, кто мог бы уцелеть, если бы не скрывал свои недостатки за вычурными манерами и словами. Если бы можно было понять, что они тоже люди.

Потомки любителей псовой охоты мыслили в настоящем веке, хотя могли бы спасти, наверно, даже кое-что из недвижимости, если бы раскаялись, и рассчитались за грехи своих предков.

Мария желала подсказать им, как пройти экзамен на вход в будущее. Металась среди чиновников, приказчиков, студентов, налитых вином и злостью людей. Эри почти полностью охватила нервную систему духовной подруги Марии. Пыталась высказать пророчество хоть кому-то. Но, её слова казались тем, умным, солидным людям, бредом. Лепетом деревенской глупышки, попавшей под ломовую лошадь. Кстати, гораздо легче проникнуть в душу людей, испытавших шок, влекущий отстраненность от односложного «Я».

Еще в тысяча девятьсот тринадцатом можно было просто приятно жить. Вот лакомые, как сказать правильно? духовитые пейзажи; дома, улицы, экипажи. Через пять лет ничего не осталось.

В тридцатых годах двадцатого столетия, почти такая же, как в крепостном веке, сестра Эри-Стелы-Марии, Надежда, жила в красивом, лишь потом пронятом скарлатиной теле. Тогда, когда машина мести потомкам рабовладельцев начала ускоряться, уже вовсе не разбирая пути. Зубчатое колесо проворачивалось, приходило ночами, светило фарами в дрожащие окна.

Еще двадцать секунд и зрение угасает.

Мы на кухне коммунальной квартиры. Последнее подобие Стелы в рябом прямоугольнике зеркала. Слишком красивая девочка среди предметов общественного быта. Сальная и, как сказать, если опираться только на фонетику? циничная, зализанная многолетней протечкой, раковина. Надтреснутые тарелки и кружки. Веревки поперек кухни — простыни и нижнее белье. Кастрюли в лепестках копоти. Солоноватый, словно подсолнечное масло, запах коммунальной жизни. Вид из окна — бордовые корпуса необьятной кирпичной фабрики.

Сознание вливается в прошлое так полно, что становится тревожно; вдруг мы забудем себя и останемся здесь навсегда!?

Улица среди домов, наполненных жизнью. Серое холодное утро.

Этот юноша проходит рядом и опускает голову. Мне известно: он сделает всё, чтобы я была вечно.

В нем проглядывает будущее. Город в скале, окруженный ветром и ледяным морем. Бетон, сталь и стекло. Ламповые, уютно тлеющие приборы, запах гетинакса, разряды первых примитивных дефибрилляторов, люди за Общим столом, слепые, закоптевшие от атомного света чайки. Колоритный вид заключенных Новой Земли, нашедших приют в Доте, и кое-что ещё из той далекой безразмерной страны.

Под конец сеанса — холод и сияние.


1
1. Скан путешествий Стелы по лабиринтам души клиента.

…Когда мне было лет десять, хотя уже считал себя ужасно старым, любил детскую металлическую горку. Сейчас от нее ничего не осталось. Вдруг у меня из кармана выпали какие-то ключи. И, та девочка с белыми волосами, немая, дико красивая, похожая на нашу Стелу, вдруг стремительно бросилась за ними. Я, приняв её за воровку, тут же скатился вниз, оттолкнул её, так, что она упала, взвыла и заплакала, закрывая длинными льняными волосами лицо. Был такой случай в моей жизни. Но, хватит уже минора.

Сейчас присматриваю за новичками, пробующими Синхронизацию в Купели, под Колоколом-5А. Некоторым это не подходит. Зависит ли эффект от состава коллектива, характера, частоты проб или свойств генератора колебаний? Во время уподобления, вымораживания степеней свободы соответствующими колебаниями, они бродят по кругу, одновременно совершают одинаковые движения и что-то бормочут. Иногда колотятся лбом о стенку бассейна. И никакого общего Сознания, блаженства, умиротворения и продвижения мечты. Такое, пишут, было в Заполярье — «мерячка», — когда людей, вплоть до атомов, синхронизировало Северное Сияние — скачки напряженности электрического поля ионосферы.

Хожу в Купель регулярно, веду наставнические разговоры, затем ускользаю в привычный круг общения.

По вечерам в Бане Эври, совмещенном с Кухней, декламируют старинные стихотворения. С выражением конечно и обязательно нараспев. Заодно транслируются мысленные образы. Таково новое веяние. Пока общее Сознание достаточно сильно, можно настроиться на отрывки сознаний людей прошлого даже с отдыхающим, разобщившимся Монолитом.

Дориан лучше всего выуживает литературные вещицы из Франции девятнадцатого века, приговаривая, что они замечательно подходят к описанию нашей работы:

В стране бесплодной и нагой

С утра трудиться до заката

И в землю упирать лопату

Босой, кровавою ногой

Так мы развлекаемся, а эрки, собирающиеся сдать экзамен на дина или даже лекса — набирают материал для диссертаций.

Недавно неутомимый Хетт, после какого-то очередного нашего спора на повышенных тонах, предложил представить, как выглядит моё альтер-эго. Он же специалист по окунанию вглубь себя. Я согласился и прошел к Купели. Обычные процедуры внутренней синхронизации; зеркало-катафот, возвращающее глазам лучи сетчатки, удары инфразвукового Колола и ослепительный Громовой Салют. Что явится мне на этот раз?

Над Купелью появилось облако. Придавило меня к вибрирующей воде. Я тут же забыл свое выдуманное, человеческое имя и очутился мистером Непомнящим в здании большой холодной Библиотеки. Часто встречи с собой происходят здесь. Хотя для некоторых место свидания Лифт и Подвал.

Явился Альт.

Такой, знаете ли, неуклюжий обезьяноподобный человек с выпирающей челюстью. Начал грубить. Провоцировал. Я долго все это терпел, затем не выдержал и принялся себя больно бить, заодно громко читая нотацию.

Вышел из Синхронизации, очнулся в основательно остывшей Купели. Понял, что Тур Алекс — грубиян, но, однако, на пути к исправлению. Кое-что основательно откорректировано. Только так можно переделать себя — плотно, вежливо, но иногда буйно общаясь с потусторонним миром. Ну, а советы душек психологов, как усовершенствоваться силой воли, запойным чтением их пособий, и все такое — в реальной жизни не особенно-то применимо.

Удивительно жить в Лазарете. Вещать, словно инфантильный вундеркинд, и не получать за это по лбу. Чувствовать себя, ну да, ожившим интерферирующим светом. Раздваиваться, словно луч, пролетевший зеркало, прогуливаться в чужих и знакомых, живых и умерших людях, цепляя их жизнь, мечты, глаза, шрамы и болезни.

Ожидал ли я этого, подписывая два года назад договор с Лазаретом? Мечтал ли стать Конаном-варваром, ангелом-львенком, поднять двести тонн золота, приобрести статус нобиля и жительство в Белом Квартале?

Ну и свинья же я! Теперь уже и сам не знаю, чего хочу.

*Вы уже получили поощрение. Научились разговаривать, понимая, что произносится правильно, как говорится, «в кассу».

Напишите откровенные автобиографии и, густо покраснев, представьте друг другу. Так вы существенно продвинетесь в осуществлении вашей мечты. Другие люди также ждут чудес, откровений и успеха.

Сближение иногда вызывает нервное напряжение. Общение, дружба, любовь, могут казаться излишне странным. Подумайте, что действительно хотите. Просчитайте все последствия исполнения желания.

Что бы вы проповедовали миру, проявись такая возможность сейчас? Что, простое, но перспективное?

БАЛ НА КОРАБЛЕ

Мы заслужили полноценный отдых. Хотя бы день без ноющей зубной боли в голове. Освобождение мозговых извилин от плохо переваренных масс труда.

Весь Новый Лазарет, за исключением самых ответственных лабораторий, пропитан гулом синхронизирующих Колоколов. Они размягчают реальность, помогают общим мечтам конструировать новую реальность.

— Летай, плачь, глодай кости, пей яды без вреда для здоровья, расправляй крылья, лови и отпускай синих птиц. Вот вам Еда Времени! Окунайся в Историю, изучай и поднимай со дня корабли.

Декорации Рая, с малой примесью ада, удались неплохо.

Стоит миновать бушующий, местами — вполне мокрый, полупрозрачный Океан — попадаешь в горние обители; храмы, крепости и прочие эфемерные сооружения. Вот, воздушные шары, на которых можно подниматься вверх, вверх, чтобы исследовать города, проявившиеся под потолками Ангара. Обычная бетонная лестница теперь тропа на травянистом, залитом светом склоне. Водопроводные трубы — кипарисы, тропические пальмы и хмурые доисторические хвощи. Еще немного общих мысленных усилий — лаборатории, стеллажи, вольеры, полностью сплошь обрастают деталями иного мира. Теперь это — древа Жизни, говорящие животные, поля, леса, Солнце, вполне реальный Океан, в котором можно дышать, и еще — отворившееся в потолке Небо.

Вот, вы, представьте, самые мрачные уголки мира, в которых вы когда либо долго жили, или даже, просто быстро, пугливо проходили. Подвалы, развороченные туалеты, коридоры завода с тоскливо гудящими белыми лампами, дом у самой автотрассы, тот, где, кажется, просто невозможно существовать. Но, теперь все это облагораживается, пронизывается тонкими веточками растений, света, веселья и настоящего смысла.

Снопы бабочек вылетают из бывших скромных решеток вентиляции. Этот Дом на обрыве лестницы, — сколько в нём запрятано чудес? Необычное сочетание чувств, когда мрамор и гранит можно нюхать, и даже пробовать на вкус.

В столовой на берегу Океана безгрешная еда и питье, не вызывающие пресыщения. Здесь всё очень правильно, но никогда не скучно.

Мы, работники Лазарета теперь короли, солдаты, сивиллы, паломники, просоленные моряки, загорелые кочевники, смертельные враги и сиамские близнецы. Добродушные палачи, и их воскресшие, смеющиеся жертвы.

Ни минуты без внимания всех ко всем.

В это Воскресенье я могу говорить от души, как тогда, когда пробудившись, произносишь в простыню некую тарабарщину, имеющую значение лишь в забывшемся сне. Божественный, несколько огрублённый плотью язык, владея которым можно пройти везде, везде, где захочешь.

Говорил я о завершении всех работ, спаренных микрочастицах, Общем Чае и вильнувших хвостиком, проснувшихся от наших ласковых касаний, золотых рыбках. О начале общего пути, когда в лабораториях и мозгах мы не видели ничего, кроме гулких коридоров, лестниц, чистых тетрадей и пустых комнат.

Приятно, как однажды выразилась Эри, «щекотно солнечно», когда люди дозволяют чувствовать их телами без особенных возражений; рассматривать отражения Общего Мира, преломленные хрусталиком личного опыта. Так находишь бесценное понимание. Сегодня все работники Нового Лазарета, начиная с продвинутых эрков и динов, прочно связаны нитями биологического вай-фая.

Вот, старина Хетт рассматривает карандаш, держа его у носа; переданная от него картина представляется мне как взгляд на заводскую трубу, испещренную шумерской клинописью. Равные по цвету, вкусу и запаху, объекты Вселенной, в индивидуальных душах становятся изумительно различными.

Недавно мы обменялись весьма полезными умениями. Я отправил духовному брату умение прыгать «ласточкой» с высокого трамплина. В ответ Хетт транслировал язык Древнего Вавилона, скрипящий выговор ассирийцев и, почему-то, жаргон моряков средневековой Португалии. Вместе с набором мысленных блоков в нас вплыло кое-что из интимных моментов жизни друг друга. Стыдно, но даже при этом получаешь удовольствие. И хочется говорить, говорить, не останавливаясь, наиважнейшие вещи.

— Нужно объединить души в безграничный коммунальный Дворец. Охватить этим движением все, без исключения человечество. Так, чтобы индивид был равен всему обществу и вселенной, пульсировал между состоянием «единица» и «бесконечность».

Я знал, что Хетт не упустит случая вопиюще поспорить.

Дже Хетт, бывший панк Террановы, ранее обычно отстранённый и плутоватый, теперь, оказывается, весь такой славный и понятный. Создал довольно удобный пробный интерфейс души. Когда окно открыто, можно быстро добраться до любой его точки — от детских воспоминаний, где все расставлено по датам и сопутствующим событиям, до полочек с полезными навыками.

В ответ он развернул такую перспективу:

— Если все начнут пробираться в твою душу, скоро все ее извилины заполнятся гниющими отбросами. Да, это же то, что уживаться в одной комнате со всеми твоими ближними и дальними родственниками, которые рассказывают о своих болезнях, висят на нервах, неосознанно оскорбляют, постоянно требуют от тебя решения самостоятельно непрожеванных вопросов. И непременно стремятся узнать, о чём ты же думаешь, стоит лишь на минуту принять немного отсутствующий вид.

Таким образом, мы провалимся в запутанную тюрьму общего сновидения (Хетт представил вид кирпичной камеры с расколотым общим унитазом посередине). Надо искать своих людей, не торопиться с распространением священных знаний.

Там, по ту сторону лба — приемник чудовищного массива информации. Когда-то я увлекался наркотиками известной марки, на самой грани самоконтроля. Хлебнешь чаю, обязательно с лимоном — и уходишь, отшатываешься от этих миров, постепенно выныривая к осознанности. Попадал я обычно в холодные, нейтральные залы, безразмерные заводы, производящие неизвестно что и зачем. Они не злые, но абсолютно безразличные. Это еще хуже зла, которое, по меньшей мере, подразумевает другой полюс — добро. Некого любить, если в двух словах. И сам ты там — никто и ничто. Нет возможности осознать, откуда пришел, для чего существуешь, свои место и цель. Можешь понять зато, насколько велика Вселенная, увидеть стереоскопично вихри рождающихся галактик, это захватывающе и действительно неприятно.

В действиях не просматривается никакого сюжета а, следовательно, меток времени. Отсутствует центральная личность. В коллективном разуме, инициируемом нами, может зародиться вот такое сознание без сборной точки, самой души. И, бодрящим лимонным соком тут дело не поправишь. Представь, границы «Я» окончательно сотрутся, и люди превратятся в странную вечную амебу. Можем ли мы такое допустить?

Я указал Хетту, что все сущее и возможное во Вселенной — это многоэтажный дом. Ты можешь путешествовать между этажами, заглядывать в квартиры — миры или чьи-то души, вот как то так. Из квартир в другие обители также есть двери, так, что все напоминает лабиринт или, отзывающийся на каждый твой шаг, калейдоскоп. Если что-то не нравится, важно уметь найти Путь к стене Дома, чтобы вновь иметь возможность осматривать всю систему в целом. Порой пугает разнообразие — анфилады коридоров, помещений, слишком сложных видеосюжетов. Когда ты упорно проговариваешь: «К Единому» — все сразу становится четче, осознанней. И, ты поднимаешься вверх, вверх, к прояснившимся сюжетам и смыслу. Внизу — там ад. Как тебе правильнее сказать? То, что в принципе, могло бы воплотиться, но не материализуется полностью, потому что это было бы слишком плохо. Но, наблюдать возможность есть. И даже частично его воплощать. Тут все так сложно…

Хетт сочувственно покивал головой. Выдвинул концепцию Мировой Игры, это когда все люди с объединенными в Сеть душами играют в нечто новое, совмещающее «бродилки», квесты, кроссворды, «стрелялки», и так далее. Хотел сам сказать ему об этом, но он меня опередил. Неужели в мире будущего, где все пользуются мыслями друг друга, не будет первооткрывателей, надменных единоличников, лоснящихся от самодовольства, каким и я, по большому счету, желаю быть?!

Поговорили еще о том, какими извращениями займутся непросвещенные люди, если способы перекачки душ дать им сейчас. На эту тему разговор постепенно заморозился.

Хетт дежурит в Броневых Залах, еще строгих, не праздничных лабораториях, в мире суровой дисциплины, доглядывает за животными и трупами людей, участвующими в экспериментах, часто с печальным исходом. Ему сложно безоблачно веселиться. Вообще, тема вывода знаний за пределы лабораторий сотрудникам Лазарета не особенно приятна.

Слияние душ еще более интимно, чем секс. Какие плоды оно принесет в каждом случае, — возможность совершать преступления, править, возвращаться в детство, лечить и воскрешать — зависит от характеристик людей, вступающих в Союз, их духовной родословной, и предсказуемо так мало, как облик только что зачатого ребёнка.

ПРИТЧИ

Замечательно! Добавляю в избранное!

Лекс Груденер, взошедший на гору стульев — теперь, как мы видим, вершину пирамиды Хеопса, проповедовал, раскрашивая некоторые свои скучные канцеляризмы красочным душевным видео;

— В Купели мы понимаем друг друга на все сто двадцать процентов. Когда разъединяемся, становимся неодинаковыми, чтобы без помех набирать свое ходкое золото, средства для мены — личный опыт.

Что дальше?

И самое демократичное общество все насквозь иерархично. Сосуществуют мастера и подмастерья, любимые и лишь уважаемые. Младенцы, рассчитывающие на ваше наследство и пенсионеры, желающие пожить неограниченно долго. Из-за социального неравенства, звенья стаи и государства, смертны.

Но, по мере того, как человек овладевает новыми способами приобретения знаний и физических состояний, он становится все более жизнеспособным. Выдавливает яд, побуждающий индивида умирать во имя общества. Теперь Он сам — Монолит. Нахождение частей в связи друг с другом — это и есть практический Путь к бессмертию.

Если сложить советы людей, пробовавших жить вечно, нужно вообразить, что ты превратился в мумиё.

«Что это?» — так вот, ищуще, спросите вы.

Вообразим полупрозрачное янтарное тело — собственные кости, мышцы, сердце, мозг и лёгкие. Организм насытился мёдом насквозь, им только вас и питали перед угасанием. Так, по древнейшему рецепту готовится Панацея. Ты вышел из иерархической системы, но всем теперь нужен. Ты — они, и они — это ты. Так, запросто, становишься целительным небожителем.

Понимаете притчу?

Ты — сладкий, кроткий и спокойный. Так чувствовали себя птицы после испытаний атомных бомб, — три дня лежали, затем, почерпнув энергию из далеких сородичей, передав им свои впечатления, взлетали и шли дальше.

Ты невидим для зла. На постоянной связи со всеми. Понимай, как знаешь, добрый человек! Все ежедневные беды на этом фоне становятся смешными. Можно найти выход из самого спутанного лабиринта.

Ещё мне понравилась притча о Блуждающих Кладах, которую транслировали Хетт с Деншном. Старожилы Лазарета заглядывали в лица новичков, стремились вымыть нам ноги и предлагали украшения, извлеченные Молами из прошлого.

— Блуждающие Клады — образ того, что не способно исчезнуть, потому, что когда-нибудь будет возрождено в той же форме, с воссозданием мельчайших деталей. Другого варианта совершенства нет. Золотые чаши, колье, браслеты, доспехи — словно оттиски идеальных тел. Да, их носят на себе сами ангелы, стоит лишь отвернуться. Хотя, подождите, слово «ангел», затерто не всегда правильным применением к деткам, любовникам, в минуту экзальтации и, непременно, службам экстренного сервиса.

— Для того чтобы люди могли видеть Клады хотя бы краешком ненасытного глаза, Кодекс Вечности требует, чтобы они были рабами, после многократных попыток побега, научившимися летать. Пусть не выше двух с половиной метров, но без воздушных винтов и магнитов, силой одного соединённого желания.

— Взамен беглец должен творить то, что хотят все, но стыдятся. Сеять в цемент влажные виноградные косточки. Останавливать прохожих в тёмных углах и, встав на колени, одаривать исповедью.

— Вести собеседования, которые обычно рвутся, как только люди понимают, что зашли слишком далеко. Они боятся, что в душах появятся отверстия, к которым подключатся опасные люди. Во всяком случае, жизнь станет другой, а прежняя, связанная с одиночеством и смертью, останется за стеклом.

— Такое состояние позволяет творить приятные вещи. Раздавать одежду, летать над всем миром, забираться в чужие дома, словно под собственное нагретое одеяло. Можно жить там сутки, нагадывая будущее хозяевам, отдирая слои штукатурки и подвергая анализу коммунальный жир. Чего там больше, похоти или благовоний? Что полезного в иссохшей слюне поцелуев?

— Потом, представив, что жилище это киностудия, снимать о нем фильмы, подбирать освещенность, доказывая, что жильцы могут быть божественно красивы. В этом состоит наша задача.

Дже синхронно отёрли губы и убежали на Кухню, пить Общий Чай.

Мою подопечную, Эри озадачивало действие, происходящее в Лазарете. Кошка в квартире с переставленной мебелью — вот, кто она. Эри воспринимает происходящее не с тем лучезарным энтузиазмом, стоит в стороне, рассматривая свою обувь. Похоже, с трудом переваривает подселение Стелы. Может, она, как утверждает Детка, всемерно не годится для дела Воскрешения? И, нам нужно найти человека более бесстрашного? Собственно, кого?

Я воткнул в ладонь подарок.

— Египетский кубок, вытянутый из Дальнего Времени Пристанью-52А. Пользуйся, пока он не превратился в слизь. Связи молекул не долговременны.

Эри повертела кубок в руках, даже украдкой лизнула бок.

— Старинные вещи с течением времени напитываются особым смыслом. И сами люди после смерти набирают интереса к ним, словно перебродившее вино. Пообщаться с ними — словно вернуться туда, где было все хорошо.

— Благодарю, Тур. Возможно, я когда-нибудь действительно разрешу меня воскресить.

Я прочел стихи, из тех, что выудил Дориан из прошлого. Надеюсь, они подходят к нашему моменту?

Дорогое дитя!

Унесемся, шутя,

К жизни новой, далекой, блаженной,

Чтоб любить и гореть

И, любя, умереть

В той стране — как и ты, совершенной

Там Прекрасного строгая власть

Безмятежность, и роскошь, и страсть

Эри, кажется, пришла в себя, глазки заблестели. Надо еще провести с ней еще тесты, растормошить, чтобы стала прежней Осой. Каково это — выносить в себе родственную душу, воскресить, не предоставив убежища, подавить? Не подхватила ли визи болезнь Свалки, конгломерат чужих сырых душ, как и сама Стела? Верю ли я Эри как аксиоме о параллельных линиях? Кто она? Что бы сейчас прочитал себе я? Может это?

Бог создал звёзды, голубую даль,

Но, превзошел себя, создав печаль

Растопчет смерть волос душистый бархат,

Набьет землею рот… И ей не жаль

Нет, на самом деле, всё еще очень сложно.

НОВЫЕ ПУТЕШЕСТВИЯ ВО ВРЕМЕНИ

Кир с Дашем просматривают прошлое Молом Эври, похожим на Шалтай-болтая. Громадное, неуловимо пульсирующее, расколотое Яйцо на подиуме. Его волновые дополнения плавают по Броневому Залу словно медузы, иногда лениво переворачиваясь.

В прошлом и настоящем Мол — одно. На расстоянии десяти метров уже чувствуешь холод, — молекулы воздуха и плоти тормозятся, не прекращая движения. Бег становится упорядоченным — из стороны в сторону, по прямой линии. Ливи прав. Машина Времени это холодильник, вывернутый наружу. Или, более романтично — Белая Река из моего сна, отстирывающая все. Уменьшение неопределенности координат вызывает увеличение неопределённости во времени. Некоторые микроскопические вещи вылетают из прошлого, материализуются в Столовой. Недавно почувствовал запах бульона с луком, выпитого здесь неделю назад, пахучие молекулы совершили путешествие в мое настоящее.

Важные чины Эври и Корпуса хлебали черничный, улучшающий зрение джем из Общего Котелка. Похоже, Кухня захватила Броневой Зал. И еще, теперь здесь спальня?

Лекс Арен налил воду в Чашу и прочитал начальную молитву дже.

— За Бога и его Друзей. К Единому!

— К Единому!

Мы одновременно опустили руки в Чашу и, вынимая их, подняли бурный фонтан. Водяное вино ушло в желудок, затем, — молитва удалась на славу, распустилось по телу, прошло по пищеводу, добралось до сердца и вспыхнуло, разбросав канальцы по всей Вселенной. Ребята вздрогнули. Такая, миниатюрная Купель. Пришло красноречие, способность высвечивать образы. От группы отделился и шагнул в туман Арки Мола рум Даш.

Удары Колокола, свечение, булыжная площадь с марширующими сотни лет солдатами, обрыв и снова туман. Вот, символ этого путешествия.

…Рум Даш, лежа в койке, возле разогревшегося Монолита, рассказывал о путешествии в Средневековье. Иногда прямой связи с путешественником нет, приходится смотреть его рассказ после окончания сеанса, как сейчас. Серые картинки в уголках глаз иллюстрируют повествование.

— Сражаться на мечах, убивать людей, оказывается, так звонко и интересно. Как будто это ты сам управляешь Смертью. Приставь лезвие ножа к пальцам и надави решительней! Вот лучшая затравка для видения через меня.

Даш глотнул луковичный бульон, придающий бодрости, принялся демонстрировать добычу:

— Стреляешь из лука; в помещении прикладываешь тетиву к глазам, на расстояниях к плечу. Бьешь человека под шлем, оттуда хлещет кровь. Он становится мягким и покорным! Идешь дальше, подобрав меч, будто сделал нужное дело, убив человека, собрал его мир.

Это меня увлекло.

В образе Мэрри, удар за ударом, я вошел в необычную область. Мраморная ванна, постамент и чаша, — видите? Это символы или реальность?

Понял, что теряю душу. Она перетекает в чужого человека безвозвратно, теряется в нем. То, что на самом деле ты — рум Даш, один из работников Лазарета, наемнику европейского Средневековья казалось неописуемым бредом.

Остыли и отнялись ноги. Даже сейчас не могу воспринимать это с юмором. Стал молиться: «Миленький Бог, помоги». Обычно приговаривал так, когда требовал от Неба почестей и денег. Но, если вдуматься, Бог не любит развязного попрошайничества.

Вспомнил «Отче наш», древнюю молитву из склеенного лазерного диска. Анемия отлетела с ног, словно каменное одеяло. И вот, я здесь.

— Почему не пробовал молиться нам, Друзьям и Единому?

— Пусть проверит это другой. Я увольняюсь с должности испытателя молитв!

Мы записывали услышанное — кто в блокноты, кто в рубрику души.

Эрк Маркер, деятельный новичок Лаза, высветил, каково быть механиком-водителем, таранящим чужой танк. Несколько минут повести — то, что обычно пропускают мемуаристы. Тела в квартирах и подвалах, грудой, поодиночке и частями. То, что видели в последний раз; удар, боль, удивление, онемение и свет.

Нагревшийся, потерявший спектр, ставший серым Монолит, издавал тончайшие сладкие вибрации, будто в нем всхлипывала металлическая скрипка.

Такой день.

Дори выдал задание подготовить пламенную лекцию, чтобы новички Лаза прониклись важностью дела, и с энтузиазмом принялись за поставленные задачи.

Подготавливаю речь перед электронным зеркалом. С пятого раза перестаю ненавидеть себя за это деревянное лицо, инфантильные речевые обороты и куриный голос. Когда разбираешь для других, сам начинаешь лучше разбираться в предмете.

Выглядит это предварительно так:

— Друзья! Мы исследуем все проявления Любви. Вас набрали дополнительно потому, что двое работников сошли с ума, а один умер. Да, здесь иногда умирают. Любовь непредсказуема и опасна. Кому это не по душе, может отправляться обратно.

Отправить новобранцев в «Единорог». Там взаимодействие с младшими налажено так, что на приказы они не обижаются, и просят еще.

Заправить в Алтарь Бингу, вежливо, с душой, как она любит. Обожает струить вибрации своего любовного воображения. Годится АМТ-12, надежный аппарат с вместительной выемкой. Ребята постигнут тему, как жить вечно, без прямых задач борьбы за еду, комфортный быт и знаки статуса. Чтобы они не поплыли, отправить в отдел Корпус, где работают универсальные Алтари.

Двинуть там, в порыве вдохновения, громовую речь:

— В поле Любви происходят неожиданные превращения. Это не поцелуи на скамейке, а важнейший вид физического взаимодействия.

Помимо того, что Любовь притягивает и отталкивает, преобразует попавшие в поле ее действия объекты. Притяжение идет по всему объему пространства и времени, так, что мы способны вытянуть из прошлого то, что нам нравится.

Будущим реаниматорам, имеющим особые отношения с подопытными животными, в том числе, оживающими котятами, покажу кубы аквариумов, где в лучах Алтарей вершится ускоренная эволюция. Представлю тигрисов. Водные создания, выросшие в поле сознания рассерженного человека. Несколько напоминают медуз. Некоторые считают их воплощением зла. Один экспериментатор потыкал тигриса палочкой и отключился. Его до сих лечат, совмещая сознание с памятью предков, это рассеивает любую болезнь.

После этого представления ещё что-то придумать.

Отправлю будущих братьев на Кухню. Пусть попробуют Общего Чаю. Дежурный по Столовой научит их готовить напиток, хотя это и не его дело. И — скорей в спальный корпус. После переезда хочется спать, в тепле и одиночестве, чтобы забыть все неприятное и угловатое. Интересно посмотреть на распределение мест. Как неофиты самостоятельно находят любовь и согласие?

И, отправлюсь по взрослым делам.

В Центральной лаборатории Корпуса проводится обсуждение моделей Рая. Осмысливается распорядок жизни греческих полисов и монастырские уставы, дух осажденных городов, кодексы поведения пиратов и порядки в игровых комнатах. Европа, Азия, Китай, Инки, Шумеры, Древние Римляне. Они подскажут, как это, в конце концов, будет сделано.

Мол Корпуса не может дать такого объемного проникновения в прошлое, как Пристань 52А Домена; только обрывки имен, видео и чувств, но тоже, неплохо.

Подробно изучаем Россию. Лекс Кир, считающий себя знатоком, выводит её устройство из государственности Персии, мирно объединившей массу несхожих народов.

Он всходит на подиум Мола, декламирует несколько слов на церковнославянском языке, замирает на минуту, делает «ручкой» и исчезает в тумане. Мы перелистываем коллажи, сотканные из точек зрения живших тогда людей. Леса, избы, глаза лошадей, утварь, снег, белые и черные купола.

Уточняем настройку.

Над головами вертится материализовавшаяся вьюга, холодает, в самом теле возникает изображение:

Церковь на перекрёстке петлистых дорог.

— Где это? — прошелестела Бинга.

— Чуть южнее Москвы. Кажется, я ученик священника. Если церковь остается на моем попечении, одна, молитвы читаются особенно звонко. Можно захлебнуться от счастья! Стоит поусердствовать в количестве молитв, чеканности обряда, можно сделать всё. Обратить зиму в лето, растопить сугробы, умиротворить помещиков, уговорить их освободить крестьян, воскресить мёртвых с прилегающего кладбища. Испечь солнечный хлеб.

Вот, похожий, или тот же самый, половозрелый «Я» в монастыре. Полвека позже это здание подменят торговыми рядами. В двадцатом веке здесь, у Красной Площади по краю заповедной территории, построен Универсальный Магазин. Некоторые значимые строения не являются даже в рисунке на полях книги. Кажется, люди своего времени просто не в силах были представить, что здание исчезнет. Но то, что монастырь просуществовал весь семнадцатый век, это точно. Устойчивый центр притяжения сознаний многих духовно родственных людей. Там — как правильно определить? Особый дух, вывернутое наизнанку настроение. Колокольня, пристройка с нравоучительными картинами. Вот, знакомые мне люди — что говорят, почти понимаю, но не могу осмыслить. Можно радоваться и благоговеть. Душа смущается тем, что к зданию примыкает душное кладбище. Во всех местах, и в той роще, непременно видишь могилы. Слишком много особ желало закопать свои тельца поближе к этому Устройству Воскресения.

— Показывай, что было дальше! — потребовали мы не к месту смешным, синхронизированным хором.

— Четырнадцать, шестнадцать, все еще очень здорово. Я молюсь о том, чтобы летать. Такие мирские молитвы… если научишься этому, все само собой станет лучше. Приобретешь невероятную красоту, ведь только безболезненные люди достойны полета. Отыщешь Друзей, увидишь многое новое, прояснившимся зрением. Завяжутся невероятные, объемные истории, откроется смысл. Ты на жаркой площади, все вокруг плоское, сальное, обихоженное, вы должны понимать. Ты просто сосредотачиваешься, и свечой идешь вверх. Чуть задерживаешься, посмотреть на крыши — и продолжаешь полет. Еще метров триста, и открывается освежающий туман. Утоляешь им жажду, осознаешь, как до того ужасно хотел пить! Еще выше — дождь. Освеженный, снижаешься в плотный воздух. Не на то самое место, куда падет жребий. Там знакомишься с новыми обстоятельствами, смотришь на прежнее выпрямленным взглядом, с другой точки зрения. Восемнадцать лет… картинка рвётся.

Думаю, тот «Я» умер от простуды. Тогда даже аспирина не придумали. Но, кажется, мне ничего не нужно было. Можно, покашляв, эвакуироваться на Небеса.

Либо я стал обычным самодовольным семьянином, отрекшимся от чудес.

— В них что-то есть. В русских церквях шестнадцатого-семнадцатого веков, — заметил Хетт. — То же я чувствую в голландских парусниках. Резной шкаф с секретами. Сколько сил положено мастерами на не функциональную отделку. Другой запах. Иная душа. Щекочет нервы. Беру в избранное.

— В начале двадцатого века люди искали социальную систему, которая позволила бы им стать единым, счастливым существом, — продолжал Кир, перепрыгнув сразу на три века. — Объединиться в единой семье. Была радость, хорошая погода, сытная еда. Кто-нибудь отправится в то время, чтобы подтвердить? Пару месяцев после Февральской революции в России длится период, когда можно было ввести власть Совета. Помирить всех.

Люди обмениваются чувствами и знаниями, сообща принимают решение. Совет. Кто тот человек, кто ввел во всеобщий обиход это слово? Шляпников? Ленин? Богданов? Если кто сойдёт в тот период, найдите его! Но как-то у них все не сладилось. Не появился работоспособный механизм согласования действий и желаний. Продуманный до последнего нейрона, он родился позже, в лабораториях Новой Земли.

Тогда люди впали в другую крайность. Стали излишне свободны. Полюбили противоречить. Одиночки демонстрировали замечательную эрудицию, но брезговали разрабатывать проекты и воплощать их. Потому были отметены партией дисциплины и действия.

Идея коммунистической системы управления, скажу по секрету, заключалась в устранении любой иерархии. Эта задача заворожила умы.

После Октябрьской революции всякий необычный человек был запрещён. Скажешь чуть больше, чем другие, с неправильной интонацией — ты вне круга! Искусством выживания стало угадывание общей линии поведения. Любой начальник, человек, который знает больше других и вправе отдавать распоряжения, брался на прицел. Но, после очередной серии уравнительных действий, там и там раздувалось неравенство. Так получилось, зло было обречено бороться со злом, порождая страдания.

Такая система характерна для тюрьмы. Низкий уровень потребления и синхронизирующие ритмы, когда нельзя пойти на обед, поужинать, когда хочется. Механизм уравнивания работал всегда, между тем, как должен включаться тогда, когда есть, чем меняться.

— Ты не указал важнейшую причину развала, — заметил Груденер. — Когда в 1967 году, вследствие провала в демографии в Советскую Армию начали призывать уголовников, в казармах проросли семена тюремных законов. К 1975 году с государственным строем все было, в принципе, решено. Марширующие люди стали радиостанцией, распространяющей сумрачные, или, как правильно показать? кирпичные мысли. Даже и без знания секретов работы Алтаря, понятно, что Армия стала институтом ненависти к Родине.

— Поговорим еще о кино, — Хетт оторвался от созерцания тарелки с фосфоресцирующим кальмаром. — Я знаю историю не намного хуже, чем Кир и Макс Груденер. Мой сектор, ТерраНова, представляет именно эту часть прошлого мира Земли.

Режиссеры России не желали представлять увлекательную правду. Создавали фильмы, представляя, что творят их для простаков с весьма примитивным мышлением. Типичный фильм той поры, — невнятные следователи борются с не намного отличающимися от них бандитами. Люди без прошлого и будущего. Серые, безобразные куклы.

Сценаристы не поднимали людей из топей. Транслируя истерию, они заявляли, что именно так надо изображать действительность. Посмотрите через меня отрывок пары фильмов: взял, как отрицательный пример. Субъект идет по коридору. Глядит на телефон и, как бы загадочно молчит. Кашляет. Бодливо целуется. Выпучивает глаза, бьёт тарелки и припадочно смеётся. Бьет кого-то в лицо. Вот весь ассортимент психологических наживок, на которые те режиссеры пытались ловить зрителя. Взаимоотношения народов и государств, да, действие средств расширения сознания, или настоящие душевные разговоры — это казалось им неестественным, стыдным и опасным.

Человек с хрустом жуёт яблоко. Извлеките из этого смысл, а если не найдете его, вы глупы.

Между тем режиссёры стран Запада стремились изображать человека в красках. И, так, буксировали реальность за собой. Сталкивали общественные структуры, выводили человека в космос, спускали под землю, отправляли сквозь время. Заставляли воевать с роботами, монстрами и государством.

Российские картины, в подавляющем большинстве, утверждали невозможность обретения свободы, счастья, честного материального достатка. Положительный герой часто погибал, наводя на мысль о том, что быть хорошим довольно опасно. Сами по себе плохо воспитанные режиссёры насаждали черный цинизм по отношению ко всему. Россия увязла в мыслеформах их непроветренных мозгов.

— И, главное, что они могли бы сделать, это реформу тюрем, — Кир нервно принялся бродить по Броневому Залу. — Каждый заключенный должен был бы получить свою личную камеру. Иначе он подпадает под власть адовой иерархии. Осуждённый человек, синхронизируясь с бандитами, создает радиостанцию для трансляции волн зла. Каждый год калечились десятки тысяч людей. Как все просто; стройте тюрьмы с отдельными палатами, снесите заведения, стены которых пропитаны болью. Всего несколько лет — и атмосфера ощутимо очистится. Ведь какие законы не выдавай увечным душевно людям, они не будут работать. Сколько не отсыпай отжатых у бизнеса денег на казенные дороги и заводы, страна распадется.

— Скажите им, тем, что в прошлом, если сможете, что, при высвечивании желаний существенны любые ритмичные действия, — провещал Лааг. — Это нужно делать, даже если не хочется. При высвечивании желаний человек должен кланяться. Дышите глубже. Думайте о хорошем!

— И пусть там, в кинотеатрах, перед сеансом демонстрируют мандалы, как это было принято в Индии, — нерешительно добавил Кир. — Чтобы народ читал установки правильной жизни. Выглядит неумно, но производит серьёзное действие. Так принято в Лазарете, а кто скажет, что мы не добились определенных успехов?

… — Давайте сменим тему! Помните сериал про Человека и Белую Собаку? — вдруг взволновался дже Деншн. — Друзья путешествуют по заброшенным кварталам. Собирают раритеты. Разыскивают зверей. Спасают души.

Разведчик Застенков, собиратель Ари, находит сундук с деньгами, и, поддавшись минутному настроению, швыряет в шахту, чтобы только услышать плеск. А в другой раз выполняет задание за малые деньги, зная, что оно против его правил. Но, вопреки всему, делает всем хорошо!

— Да, и сам он не нравственен, — Бинга погрозила вилкой воображаемому собирателю. — Вовсе нет. Помните сцену, где он хотел спариться с грациозной пантерой, ха. Искал новых удовольствий.

— Ну и что? — зашелестел рум Крин. — Свободный поиск потому и называют свободным. Так вот, дико, с отклонениями, мы подкрадываемся к неведомому Раю.

Ещё он разыскивал хороших людей. Чтобы залечить сердце! — рубен Лааг расширил глаза. — О, этот поиск друзей, с которыми нескучно жить вечно!

Вот, он идёт по Застенкам Дома. Рубит склизкие лианы. Тянет сеть по квартирам заброшенных кварталов, выуживая ценные и второстепенные вещи. Пробует действенность молитв. Выполнив задание, возвращается в конуру УниверСити, зная, что впереди ждут целые сутки спокойствия и уюта. Ну, а, за стеной, толщиной в полметра — он знает — чудища, погосты и костяной ужас.

— Главное, это его Белая Собака, — Бинга передернула плечами и сербнула Чай. — Его и моя. Он брёл за ней, как ребёнок. Давал пространные распоряжения. Она угадывала смысл приказов всегда по-своему. Спасти незнакомца, или удрать? Найти подругу или уберечь от расставаний? Ведь, если вдуматься, Белая Собака — это его, вынесенная наружу Душа.

— В своем прошлом Интернате я встречался с тем, что вся Свалка может уместиться в одном человеке, — включился я в многогранный диспут. — Хорошо разглядели мои воспоминания?

У циников вроде Хобо Чабиса можно увидеьть такой, знаете ли, серый мозг с множеством урн. Хобо на высоком уровне рисовал спаривающихся насекомых, сочинял задушевные песни, в конце сменяющиеся гнильем. И, когда, на третьем курсе я занимал койку рядом с ним, видел, как Хобо без стеснения мастурбирует.

Он такой.

Света не видевший.

Какой мир Хобо Чабис воплотит через себя, дай возможность? Ну, как если бы он стал квалифицированным владельцем Алтаря? Влил в людей мысли, заставил исполнять свои, из заскорузлого пальца высосанные законы?

Эри, как то так, вдруг, оказавшаяся рядом, ответила; к подобным ребятам её хорошо готовили. Здесь, в Лазарете можно идти еще намного дальше: звать людей по их настоящим именам, овеществлять мысли, очищать неисправные санузлы душ. Из плохого человека можно запросто сделать святого, важно только знать, где надломить.

Эри говорила как Детка в минуты вдохновения — с приятной примесью безумия.

Чтобы как то смягчить тему, отмыться, отправились туда, где еще гремел карнавал, там и там уже удушаемый тисками дисциплины. Услужливые режиссеры праздника уловили момент и предложили побыть там, где чисто.

Нас окатывают бодрящие волны. Чтобы душа отмякла, обязательно нужно водное лечение. Славно, щекотно и весело, когда тело все обволакивается организмом Волны. Словно охватиться бочкой воды целиком, после путешествия по Свалке. Мы практиковали такое в прежнем Интернате. Ух! Плюх! И — целомудренный оргазм, краткий, но мощный, словно рык пещерного льва.

ЛЮБОВНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ

Тим, пятый домен, оторвавшийся от группы «летучек» еще до основания Лазарета, прогуливается по секторам Дома. Пользуется особыми возможностями. Теперь мы можем видеть через него. Иногда домен дает зарисовку фильма, или же укутывается серым полотном, скрывая подробности личной жизни. Мы, Ливи, Бинга, я и Детка — слушаем, смотрим, впитываем.

АурумСити. Сектор Дома, предназначенный для беззаботных и безработных рантье. Как вам объяснить? Многопалубный рай. Рестораны, бары, сауны, салоны красоты и апартаменты, которые можно менять, чтобы чувствовать мир разным. Всё здесь рассчитано на получение тонкого удовольствия. Положено быть обаятельным и позитивным. Но, никто не обязан участвовать в совместном, важном, как вода и воздух, деле. Потому многообещающие знакомства распадаются через пару часов. После некоторой начальной эйфории это оказывается пустым, не обязательным к продолжению. Вы думали, беззаботным безработным быть очень приятно?

Этот рай — Большая Столовая, где человеку дают столько, сколько пожелает. Но, тебе, оказывается, ничего не надо. И это серебряное блюдо, куда можно накладывать всего, серое, не аппетитное, и маслины, и мясо. Фрукты, овощи и, казавшиеся такими лакомыми, морепродукты.

Нет здорового аппетита, потому что не нужно взаимодействовать, принимать подарки и дарить. Повсюду можно видеть здоровые красивые тела, и они недоступны. В заботе и любви нет необходимости, зависеть от кого-то считается опасным вторжением в личное пространство.

(Пошла еще более чёткая духовная телеметрия).

…. Вот, эта девушка красивая и лёгкая, хоть и не Дюймовочка. На теле родинки, быть может, предвестники опасного заболевания. Как тебя зовут? Можно ли говорить то, что думаешь? Опасные законы запрещают настаивать.

Люди освободились от необходимости создавать крепкий семейный клан. Женственность и мужественность перестали быть условием удовлетворительной старости. В обеспеченном всем АурумСити людям негласно рекомендуется жить в одиночестве. Защищенность и роскошь затушили страсти и привязанности.

…Малая Кухня. Уф! Можно отдышаться от чужого тела и видеть мир своими личными глазами.

На столе — Самовар из самодельного золота, новая реликвия Лазарета. Чашки, полные мощно парящего Общего Чая. Фарфоровые котелки с джемом.

— Он такой самостоятельный!

— Но с «фригидными овцами» никак не может справиться.

Лекс Бра отметил, что беглый домен ищет всего лишь элементарной любви, заботы и теплых слов, без нервных срывов и скандалов.

— Видимо, что-то у него произошло в прошлой жизни, от чего он так обозлён, — постановил Сей, хлебая джем из котелка. — Недоразумение, вроде того, как пёс становится замкнутым, если его укусят за естественное желание подойти поближе и понюхать чей-то хвост.

— И это наложило отпечаток на всю его жизнь, — добавил Макс Груденер. — Надо подумать, как помочь.

…Через три дня.

Я, Бинга и Сей, при содействии Хетта, сочинили диссертации, как знакомиться продвинутым людям.

Сей довольно критично отнесся к понятию «духовная личность». В своем трактате он вывел слабое мнительное существо, с притязаниями на мировое господство. Духовная девушка даже хуже, — имеет мечты о чём-то неопределённом, но не умеет, как любят мальчики, задорно танцевать. Считает, ее нужно принимать такой, какая есть. Имеет весьма высокое мнение о своих моральных качествах. Поболтать с ней можно, но глубоко понять человека такая особа не в состоянии. И, поэтому…

— Много слов, мальчики, — щелкнула кастаньетами Бинга. — Слушайте, при каких условиях происходит наша судьбоносная встреча. Знакомство знаменуется всплеском исторически значимых событий. Это очень скрепляет чувства. Важен духовный кризис одного, когда вторая сторона является необходимым лекарством. Человек должен устать, утратить психический иммунитет, чтобы открыться и стать доступным для слияния. Тогда чувствуешь; идет тайное движение, работает механизм музыкальной шкатулки, веет апельсинами и мускусом.

— Всплеск событий до или после?

— Всё равно, учитывая обратимость Времени. Иначе чувство не станет всеобъемлющим.

Сверив желания, мы, пока мысленно, подобрали пару. Получилась девушка, проживающая вдали от промышленных областей Дома. Дочь представителя силового блока — это дисциплинирует мысли и чувства. Мнения по цвету разделились. Я предложил чёрную гриву, Сей настаивал на ослепительной белизне, Бинга склонилась к тому, что девушка по окрасу должна напоминать лису.

Кандидатура занимается фитнесом, танцует, лечит людей. Любовь к животным приветствуется, если это не сфинксы. Желание иметь детей — плюс, но без фанатизма. Она не повторяет одно и то же. Ответственность за поступки. Если сделала что-то не так, насторожив уши, принимает положенные наставления.

— Цель её жизни, — Сей задумчиво смаковал Общий Чай. — Поддержка твоего духовного начала. Пусть занимается медициной, участвует в поставках горячего питания, сдает свою теплую, живую кровь. Агрессивна? Да. К несимпатичным людям. Кому приятна подруга, легко заводящая все новые контакты, густо напитывающаяся чужими мыслями, стоит разлучиться всего на пару дней?

Нагадали веру в сказочных существ, жившую в ней лет до одиннадцати. С некоторым сомнением приняли идею Бра, что в роду у нее весталки и провидицы.

К нашему разбухающему кружку доброжелателей, прилепился Хетт. Глядя в потолок, он сказал:

— Романтично, когда встречаются представители враждебных слоев. Здесь проявляется и энергия, как при встрече разноименных полюсов сети, и важная социальная задача.

Деятельная Бинга вызвалась присмотреть кандидатуры и подвести их к месту встречи. Макс Груденер, Сей и я обещали удерживать домена, на грани фола управляя его мыслями, чтобы он питался в одном заведении. Трудно сводить людей, если они имеют не нулевую скорость относительно друг друга.

И дело пошло.

ЛЮБОВЬ В ОБЛАКАХ

…На закате дня я выловил пёструю нежную рыбу. Ата. Такого полномасштабного действия по любви у меня еще не было. Может, и ни у кого.

Я устроил волнения в человеческих массах АурумСити. Поначалу это довольно стыдно — собраться с духом, выйти на площадь, перед многими людьми, и говорить о чём-то особом. Потом появляются сочувствующие, и подходящие ко всему слова.

Придя в себя, убежал, нераспознанный бродил в толпе, подчиняясь внутренним голосам. Революционером и пророком, пока не разрушен твердый мир, быть приятно. Нашел то, что незаметно от себя искал.

Неужели это все происходит со мной?

Несколько слов, сказанных в голове, но, так получилось, что и вслух. Я разучился отличать мысли от слов. Она радостно и звонко ответила. Ей понравилось, что я грубый, косный, но все-же — вестник лучшего мира.

Мы пошли дальше вместе.

Как записать и запомнить, чтобы в душевное видео не вкрались досадные искажения? Фарфоровая башня с беседками и бронзовыми кольцами. Широкая лестница, ведущая вверх и вверх. Улица с загнувшимися над головой, принявшими форму свода тоннеля, деревьями. Летающие жемчужные шарики везде, везде, будто бы добрые, но бесстрастные ангелы. Собравшись в подобие сверхающей ладони, они могут принести еду — виноград, персики, или же душистое мясо в горшочках. Удержать на краю пропасти. Подхватить на лету. Обтереть ворсистым, щекочущим во всех местах полотенцем.

Спрятанный алебастровыми стенами тоннель поездов, следующих через все Сектора Дома. Куда мы с тобой уедем на нем? Ата.

Багровые факелы освещают нас, всякие разные красивые, какие-то теперь потусторонние вещи. По правде сказать, я знаю не так много названий предметов роскоши и всестороннего комфорта. Разница между нерукотворными, изготовленными пылью объектами и лучшими изделиями людей-ювелиров примерно такая, как между роскошным императорским кубком и глиняной плошкой неандертальца. Приблизительно сказать, обстановка для нас лакомая.

Я понимал; этих чувств нам хватит больше, чем на сегодняшний вечер. Обычно на следующий день после встречи влюбленные перестают бояться друг друга, и выдавать в подарок наэлектризованные слова. Первоначальное возбуждение стирается, всё происходящее становится обыденным, как знакомство в стиле «приветик-привет». Ата.

Мы бродим по фарфоровым лестницам, будто все время вверх. Тайно, искоса глядимся друг в друга. Жемчужная пыль сопровождает нас, выстраивается во все новые, невероятные фигуры. Перламутровый фонтан, серебристые рыбки, дождь из золотых монет. Как это, собственно, само по себе устроено?

В игрушечных фаянсовых башенках витает особая атмосфера. Бесплатная еда АурумСити — сложно переслоенные организмы рыб, растений и животных, распускающиеся по телу теплыми цветками. Повышения давления, апатии, как было раньше после приема сытной пищи, эта живая еда не вызывает. Мы шалим, — сбрасываем столы и стулья с высоты, следим, как они разбиваются о булыжники Проспекта Променад, убегаем и улетаем. Спускаемся к океану.

Многокилометровый пляж весь усеян искусственными ракушками. Не обычные бледные и колючие обломки, а округлые панцири, будто бы созданные на заказ для будущих, более совершенных поколений моллюсков. Волны, поднятые подводными механизмами, затопляют пляж до Променад, взмывают в воздух и рассыпаются круглыми жемчужными каплями. Мы изощрённо забавляемся. Кидаемся лиловыми райскими яблочками. Она юркая и гибкая. Ата.

Развлечения за гранью фола. Я распростерся на мраморной плите, ноги каменеют, тело заостряется, будто приуготовляясь для сверхсветового полёта в Рай. Она сдавливает узел нервов на ноге ярко выбеленными зубами и пьет кровь, словно неистовый ангел. Убирает застой. Моей ступне, в которой много тумбовой, слоновьей неуклюжести, требуется такое внимание. Трудно объяснить, если вы никогда и близко такого не пробовали.

Ещё запомнились постели в Фарфоровых Дворцах. Новейшее слово техники и чувства, магнитные поля, что-то еще, когда можешь регулировать свой и ее вес до марсианской силы тяготения; 0,4 земной, всемерно подходящей для райского услаждения. И увлажнители воздуха, производители пьянящего тумана. Восточные благовония; сандал, мускус, кардамон, корица и много еще, о чем я не имею представления. И те синие листья, которые выискивали источники звуков, и поворачивались к ним. К нам.

Я понял; так прежний мир прощается со мной. Или, все еще пробует сказать. Что, прислушайтесь!

«Не переделывай меня, Шпион Вечности».

…Такая пикантная история!

Тим и его попутчица Ата, — тет-а-тет в недостроенном квартале Дома.

Ата. Неужели она пришла из Тоттенхаоса, Сектора, как говорят, абсолютного зла? Кажется, Ата сильнее Эри, легче, смелее.

Кругом глыбы демонтированных кварталов, гигантские краны, бульдозеры, руины и новостройки. Они бродят по стене, иногда трогая брутальную технику.

— Ах, я свечусь от восторга, — шептала куколка Агата, та самая красотка без приставки-титула. — Как романтично!

Домен поднимал спутницу к облакам, разжимал объятия, и она беспорядочно падала. У самой земли ловко подхватывал её.

К кружку любителей подглядывать и помогать подошел Хант, сказал, что нужно взрослеть, и притворил канал связи. Мы ещё поговорили о том, что так и не увидели откровенных сцен. Домен закрывает их, или действительно ничего такого между ними не было? Макс намекнул, летучим людям такие дела вообще не положены, иначе разговор с потусторонним миром навсегда обрывается.

Мне это как то так запало в голову.

ВАРИАНТЫ БУДУЩЕГО

Мысленные образы можно склеивать и эффективно, без фальшивых вставок, сохранять. Наконец-то я этому научился. Под влиянием грандиозных мыслей, снял в себе фильм. Предложил просмотреть прогноз забредшему в Кухню Хетту. Он пробовал удрать, но я толкнул его в кресло, пододвинул котелок с джемом, повернул лицо на экран для проецирования мыслеобразов. Он подёргался, словно кот, получивший наркоз, но смирился.

— В будущем обобществление точек зрения личностей станут единственной мировой религией. Чтобы проявились условия практического бессмертия, необходимо истинное равенство всех. Люди потянутся к такому объединению, когда смерть одного человека действительно ничего уже не значит. Потому, что все другие точная копия этого индивида, по всем параметрам. Видишь то же, что и я?

Вместе со мной Хетт пробирался по магистралям Дома, заглядывал в лабиринты Секторов, дворцы и души. Что там, в таком будущем? Чувство в кишках и печени как тогда, когда я отравился биг-гамом, презентованным веселым поваром на задворках фастфудовского кафе, или пачкой сигарет, выкуренной на спор в прошлом Интернате, за пятнадцать минут.

Всеобщее единение.

Кажется, с созданием воображаемого Единого мира я перестарался.

Призрак собирающего тела в одно месиво, Повара, вошел в саму нашу суть. Всё вокруг стало несущественным. Свобода превратилась в бесструктурную пустоту. Красивые вещи, ранее вызывавшие некоторую симпатию, будто бы покрылись тончайшим слоем пота, и мучительно устали. Еда опреснилась. Из нее, скажем навскидку, ушла тайная соль. Всё, все стало неутешительно, словно бы для человека, которому зачитали приказ о казни, которого уж никак не рассмешат густо размалёванные клоуны. Объединение человечества может быть и таким.

В сплочение душ по темному варианту будет затянуто всё население Дома. Что-то сделать с этим способны только мы, люди правильно объединяющие сознания. Или, Новый Лазарет, наоборот, работает для всемерной реализации чужого замысла? Нечистый невидимый Клоун смотрит на нас через миллионы электронных глаз и так странно, по-своему, смеётся?

Хетт задумался. Затем начал говорить что-то о любви. Невнятно. Не совсем по теме, как мне показалось.

— Знаешь, Тур, настоящая любовь, когда ты живешь в большом Приюте, и о тебе заботятся. Неизвестно точно, Кто. Игрушки — именно те, которые нужны для правильного развития. Полезная пища. Если когда-нибудь лишают десерта, то для того, чтобы ты лучше усвоил пищу. Или, оказывается, твоя конфетка другому ребенку нужна еще больше. Комплекс всех необходимых упражнений. Читабельные учебники. Тренировочные залы.

Наверное есть материнская, ну, или отеческая любовь. Привязанность, привычка, эгоизм, самолюбование, — вот вам их синонимы. Это, когда тебя выделяют, хотят предоставить только лучшее, а остальным детям — уже нет. Наверное, так. Только такая любовь, мой друг, я думаю, не совершенна.

ВЕЧЕР ЛАЗАРЕТА

Вечер. Светильники гаснут. Остаётся дежурный свет. Я — дежурный по Лазарету.

Прочь разговоры и коллективные мысли! Наполняюсь разумным эгоизмом. Молча прогуливаюсь по полостям Лаза. Полосатые, словно зебры двери с белым кругом в левом верхнем углу. Люк в отдел Корпус. После катания на шарахающемся «железном» лифте, еще пахнущим жидким азотом прошлого груза, пройдусь вдоль вольеров, проверю, накормлены ли звери. Здесь может встретиться Аква; мазнет меня шершавым взглядом, разбрасывая попкорн и, чуть повиливая, пройдет дальше.

Импровизированный дворец Эри. Танцовщица смотрит беспокойные ответственные сны. Направо логово Бра и Хетта. Похоже, друзья никогда не спят.

Возле Броневых Залов Домена — легионер в лоснящихся от оливкового масла пластинчатых доспехах. Начала собственной Службы Безопасности Нового Лазарета. Увидев мою повязку дже, хранитель отсалютует коротким мечом.

Дежурный по отделу сегодня дин Арен. Он забавный. Однажды я застал его, сидящего в лаборатории со стеклянной банкой на макушке. Внутри сосуда плавали растрепанные внутренности куриного яйца. Так он, оказывается, выяснял, не сглазили ли его в прошлой жизни, или, может, даже, кто-то здесь. Я посмеялся, а через две недели Арен представил Совету дже работоспособное устройство, выявляющие информационные болезни. После доработки в Эври, оно пошло в серию, стало настольным прибором специалистов по душам. И мне, кстати, тоже пригодилось. Пару пси-червей и троянов, мешавших общаться, тормозящих мышление, услал в карантин. Всё-таки, человек и компьютер ужасно похожи.

В коридоре, на полу, стенах и потолке отдела Эври плюшевые нейроны, оставшиеся от отбушевавшего уже Карнавала. За порогом, окаймленным неоновыми огоньками — Медиаториум. Там — Острова совмещённого Спектра, Пристани и Порталы. Здесь собираются специалисты Общей Реанимации. Пользуясь Устройствами, как костылями души, они проникают в точки зрения живших сто, пять тысяч, или миллион лет назад, похожих на них людей.

В рабочее, иногда и личное время Медиаториум оккупируют Мастера Танков — ведущие ответственных проектов. Дисциплинированно, словно мудрые и добрые священники, извлекают на свет бестелесные души. Тренируются разговаривать с ними, словно высокооплачиваемые психологи, оставаясь при этом бескорыстными батюшками и мамочками. Получают заряд мудрости и животворной энергии.

Здесь склад объектов, выловленных из пластов Времени. Жаль, эти предметы пока еще быстро рассыпаются, словно вынутые из саркофагов мумии.

Вот — пятиметровый каньон, весь застланный надувными матрасами и подушками. Груды лат и мечей. Фосфоресцирующие стенные газеты. Бассейн, подсвеченный прожекторами, с муляжом ржавой, но грозной подводной лодки. Это тоже зачем-то очень нужно.

В помещении спортзала даже сейчас, в полночь можно увидеть работников высшего ранга, лексов и дже, вдали от глаз подопечных эрков, соревнующихся в прыжках. Некоторые наловчились улетать с трамплина намного дальше, чем положено по законам Ньютона. Такие у нас здесь игры. Умею летать и я. Так теперь живём.

До сих пор не разобрался; то ли я попал в круг людей, намеревающихся исполнять мечты друг друга, беззастенчиво пользуясь ресурсами мира; приобретать апартаменты, кушать морепродукты, трогать красивых людей, — то ли бескорыстно работаем на саму Жизнь. Мы не изменимся? Как поставить правильный диагноз?

Вот, в этот вечер все нормально, идет степенная служба, а завтра произойдет решительная перемена всего, что мы сделали вместе. Как будто нет четко различимой грани между тем, что приходит как случайная мысль и совместным решением об измене. И это не предательство даже, а необходимое для продолжения Истории Жизни расставание. Да. Такая же необходимая потребность, как произвести выдох после вдоха.

БОЛЬШОЙ ОТПУСК

У Древних Инков были курьеры, бегущие по тропам и гулким каменным дорогам, от одного приюта к другому. Молодежное движение Хаски и Лисы, взяли подобный бег за основу своей жизни. Почти на каждой улице Дома есть зет граффити, в которых зашифровано, где можно найти ночлег, запрятана пара монет АурумСити и время, когда здесь становится опасно.

Я убываю в свободный поиск. Некоторые считают, что это просто такой интересный отпуск. Нужно понять, что в Доме почти так же хорошо, как у нас, изучить это, проследить корни, и присвоить. Лекс Груденер — создатель теории того, что к Раю, Счастью, вообще, всему такому Высшему, добро и зло прокладывают примерно одинаковые пути. Нельзя пренебрегать наработками конкурентов. Дориан, Эри, Хетт, Груденер и Детка сопровождают меня в начале. Но, потом я должен набрать опыт в одиночестве, отключившись, словно обычный человек, забыв, членом какой могущественной системы я являюсь. Не то, чтобы я хотел этого, просто, так получается по жизни.

Миную шлюзы, выхожу из лифта, довольно долго передвигаюсь по УниверСити, неся на поверхности души узор мыслей Друзей. Прежде всего, Дори. Он лучше всех нас знает Дом. С ним внутренний мир обогащается ассоциациями, стихами и красочными воспоминаниями. Сложно со всем этим расстаться и представить, что ты один. Побудьте еще со мной. Смотрите, как здесь весело!

…Мы окунаемся в конгломерат тоннелей, лифтов, терминалов, где везде разноцветно конфетно, витает запах белковой подростковой пищи. У Лис и Хасок, благодаря их покровителям, рекламным фирмам, открыты визы всех Секторов, где каждый раз встречаешь все новые времена и нравы. Можно спрятаться от друзей и старости, будто тихая, оторвавшаяся от законов стаи, разорвавшая общественный договор камбала. Плаваешь по тоннелям, перепрыгиваешь из мира в мир, словно бы окунаешься внутрь богато наряженной Мировой Души.

Угадываю обрывки схем мыслей древних строителей, прохожу за Стену по технологическим отверстиям в Крыше. Что, слишком быстро? Большая часть впечатлений прячется в архив. Там их потом можно будет расписать красками, немного приукрасить. Страшно и приятно. Небо исполосовано электрическими проводами. Подхожу к краю, смотрю в пятикилометровую глубину. Ступаю в пустоту. Воздух подхватывает тело у самой земли, будто вытянувшийся с неким запозданием парашют. Я у подножия Дома, впервые за сотню лет вижу жилище человечества со стороны. Смотрите! Разбегаюсь в клубах пыли, поднимаюсь на метр, два, избегая тяжеловесных ругательств, затем лечу, словно ангел. Необъяснимый, щекочущий восторг, словно музыка в различных частях тела. Поднимаемся выше, вдоль стены с узорами балконов — террас, лоджий, засыпанных пылью, утративших очертания, загадочных до того, что приятно щемит сердце. Взлетаем выше Крыши. И еще пару сотен метров.

То, что Дом вырос в форме квадрата, видно по соответствующим надломам горизонта. Крыша необитаема, место табу, но есть колодцы Свалок и внутренних дворов, где различимо дно и люди. Есть надстройки, вентиляционные кратеры, патрубки и роботы-уборщики.

Много ящериц. В этом закутке — несколько десятков сплетшихся скелетов. Ищем дальше. Что следует запечатлеть в долговременной памяти? Природа требует новизны, только тогда ей хочется жить дальше.

Интересно пролететь над Крышей сотню километров, до противоположного обрыва Дома. Я исполняю, смотрите и восхищайтесь. Открываются новые пристройки — мозаика изъеденных ветром и временем террас. Они тоже закрыты, с тех пор, как выход за пределы единственного жилища человечества полностью запрещён. Оборудование, груды мебели, рассыпавшиеся подиумы, колонны. Интересно смотреть на это всё, напитываясь прерыистым пульсом бушевавшей здесь когда-то жизни.

Эти пристройки будто бы отлиты из седого железа. Это как… Невозможно точно артикулировать то, что видишь глазами. Пусть — мавзолеи, пирамиды, фальшборты, террасы, каронады и мансарды. Обычные слова не передают действительность. Если хочешь что-то сказать правильно, нужно быть как мы, чтобы Транслировать душу.

— Алекс, можешь приземлиться там?

Агата сейчас она на связи, лопает что-то в Столовой, а я должен исполнять!? Ощущая в полости рта вкус золотистых зерен, переворачиваюсь в воздухе и, описав красивый полукруг, словно коршун, падаю на Крышу.

Есть, что смотреть! Кладбище старинной строительной техники. Ее переправляли на Крышу, или сбрасывали вниз.

Это что? Агата и Хетт, хватит жевать! Колодцы внутренних дворов Дома! Я могу видеть людей внизу. Кажется, они тоже видят нас, и машут руками.

Пережив приступ восторга, получив порцию одобрения от остающихся на связи Друзей, совершаю новые полеты. Брожу по стрелам огромных древних кранов. Да-да, это я, человек, умеющий летать. В отличие от вас. Правда, здорово!? Осматриваю внутренности кабин. Корявые рычаги, циферблаты, кнопки. Стоит напрячь области мозга за переносицей, и видны бегающие по ним руки. Нет, прошлое не исчезает, нужно только уметь взять.

Зависаю строго в центре над колодцем двора и осматриваю внутренности. Читатель! Чтобы понять, о чем речь, смотри фотографии внутреннего двора Коулун-Сити, вот, хотя бы так, для затравки. Где-то есть золотое сечение, оно гармонизирует постройки, тогда здесь — чугунное, свинцовое, стальное и железобетонное. Иду по периметру колодца, ножками, под стихи Дориана, пока не отыскиваю следующий, запыленный кусок Рая.

…Летят безумно птицы, тихо млея

От предвкушенья благ неведомых долин

И серые холмы смешат, и зло невообразимо…

Как вам его стрит-стихотворения? Поднимаемся, и летим туда, откуда веет сладкой жизнью!

Да, мы попали правильно, спасибо за подсказку, лекс Груденер. Вот это постройка! Будто остров посреди огромного внутреннего двора. Как объяснить тем, кто не с нами? Вообрази, читатель, слиток микросхем, перемноженный на самого себя миллиард раз. Золотая чешуйка под электронным микроскопом. Нечто квантовое, гудящее, будто гигантский Трансформатор.

Жду, когда соберется компания из Хетта, Дори, Агаты, Детки, Ливи и Рея, и начинаю Трансляцию.

«Я сам теперь — вибрирующее бестелесное сознание. Улавливаю дрожания помещений, коридоров, шахт, механизмов, пульсации напряжения, журчание воды, возгласы людей, музыку и шелест ветра. Металлический и солёный, как кровь, привкус биологического поля.

Атомная подводная лодка перед потрясенным ныряльщиком-дикарём.

Можно представить, что там, внутри — соты, однообразные тоннели, объединяющие миллионы ячеек. Но людей нет. Слишком они пестрые, противоречивые и беспорядочные. Их сложно уместить в холодную Вечность.

На самом деле они там, во множестве, интригуют, флиртуют, до тошноты занимаются своими играми. Разлитое в ауре Трансформатора летучее золото хочется впитать всеми фибрами души. Запрудить поток сознания, чтобы он никогда не истерся. Красивая детская кровь в обмен на ваши вибрации».

Вот такой я выдаю спич, и Друзья, на той стороне информационнуй трубы, определенно, проникаются моими состояниями. Дают советы, как себя вести, куда лететь, чем дельным, заняться. Многоголосье перерастает в смутную песню, затем ангельский хор и четкий мой внутренний голос. Я знаю, чем сейчас займусь.

Взлетаю выше, выше, лавирую между проводов, в короне высокого напряжения, а затем падаю, падаю на огромную, словно Луна Крышу. С ходу пробираюсь в мир, где перманентно кипит похожий на пиратский рейд, буйный и злой праздник жизни. По ходам вентиляции, где иногда встречаются скелеты беглецов-неудачников, от пыли, проводов и ржавых болтов, туда, где все становится чище и невнятнее.

Заранее натягиваю улыбку.

Спускаюсь все ниже, по техническим залам, коридорам и комнатам Сектора радости, блаженного АурумСити. Готовлюсь оценить биологическую кашу земного Рая всем телом. Кто и как получает здесь пищу, когда утоление голода сменяется вкусом депрессии и неожиданной старостью? Помучившись с кодом доступа, получив откровение от давно умершего мастера, открываю люк в жилой объем АурумСити.

ЗЕМНОЙ РАЙ, АУРУМСИТИ

Я знал, что будет хорошо, но, не настолько же! Будто попал в полость огромного мозга. Это конечно, общее впечатление, а вы ждете деталей. Шарики. Вот, что здесь основное. Мелкие, как бисер или пыль, и, также крупные. Они носятся везде, везде, выписывают в воздухе сложнейшие узоры. Могут замереть, но, обычно пребывают в движении.. Что-то, возможно, символизируют, сбивают с мысли, оценивают мое настроение по потенциалам кожи, дыханию, биению сердца, и выдают им свое соответствие. Это красиво, и совершенно нереально. Не вижу ни одного человека, но уже околдован, полностью сбит с толку.

Вычислили ли меня секретные службы Дома? Мы, Друзья Лазарета выше этого? Каждая крупинка пыли здесь на контроле. Может быть, всякая частица материи. Как все управляется? Световыми лучами, звуковыми вибрациями, или квантовыми компьютерами? В туалете мне не нужно заботиться об интимной гигиене, унижаться перед самим собой, все происходит без привычных манипуляций. Наверное, в давние времена у властителей были слуги, которые все санировали без него. И здесь так. Во всех областях. Не могу сказать, что мне не нравится. Только вы не смейтесь.



— Привет! Вы довольны? — Это произносит, делая смешные, но чуть жутковатые гримасы полотенце, изображающее примерно такого слугу. Я молча киваю. Улыбаюсь. Полотенце взвивается и ласково, очень нежно, но с достаточным усилием, протирает руки. Пыль слетает с одежды, едва видимой струйкой уносится в окошко вентиляции. Я иду дальше, забывая об осторожности и встречаюсь, наконец, с живыми людьми.

Они очень, очень красивые! Добрые. Нежные. Ласковые. Умные и добрые. Говорят то, что хочешь слышать. Глянем внутрь? Уж мы то, Друзья, умеем проникать внутрь самой сути, в сплетение нейронов, синапсов и ацетилхолиновых рецепторов!

Хихиканье Детки, возглас Ливи, глухое бормотание Хетта. Это куклы! Так вот, неведомые механизмы умеют составлять их из пыли и атмосферной влаги. Для кого?

Детка принимается говорить что-то, но я почти не разбираю ее слова. Слишком много новых впечатлений. Индивидуальный опыт рвет связь родственных объектов. Скоро я останусь полностью один.

Как это все сделано? Людьми ли? Прислоняюсь к стене, разбрасываю стеклистые нити-трубочки. Впитываю информацию из среды и связанного с ней времени. Пространство теперь — будто наклоненный аквариум, в котором плавают сотни искривленных, удивительно объемных человеческих лиц. Разговариваю с ними одновременно, и выбираю то, что кажется Началом этого Рая. Сосредотачиваюсь.

…Белый лабораторный стол. На нем провода, тиски, паяльник, тестеры. Вот начало этой изумительной магии. Надувной шар с приклеенными к бокам полосками фольги. Ферромагнитные сердечники, обмотанные проволокой, резонаторы, радиодетали… Человек, глазами которого я это вижу поднимается со стула, касается кнопок, самого шара, и тот, вибрируя, приниматся выписывать по комнате, задуманный ученым, правильный круг.

Вот так родилось это волшебство. Шарики, простенькие беспилотные летательные аппараты уменьшались до микрочастицы. Все это оборудование — терминалы передачи биотоков, силовые установки, генераторы вибраций, становилось компактнее, пока, будто бы, не исчезли вовсе. Оказалось, материя сама готова подчиниться разумной человеческой мысли, без тайных магнитов.

Техники отошли в сторону, остались программисты. Они, посоветовавшись с тысячами книг, набрасывали эскизы танцев шариков, их сочетаний, улыбок, эмоций, гримас и запасных, на все случаи жизни, словосочетаний.

В конце концов — вот как все устроено, после неожиданного упрощения технологий — практически одни лишь программы управляют, ранее такой грузной материей. Задумывай, что хочешь — немыслимой сложности конструкции, световые музыкальные инструменты, поющие люстры, ожившую одежду, мебель, посуду, пульсирующие, светящиеся, словно глубоководные рыбы, стены, маненкены людей и животных — все, все будет исполнено, вполощено и, оживлено.

Но, где потребители всего, люди из розовой ткани, хрупкие и ненадежные, капризные и требовательные, для которых все это создано?

Магия техники создает стены подобные шкурам животных, ласковое пламя, пышную траву, золотых рыбок, нежных кошек, и все такое, немыслимое и восхитительное. И еще — полный бред и тайную угрозу. Из коридора выходит огромный тигр, становится напротив и смотрит. Я, конечно, знаю, что зверь собран из мириадов управляемых электрическими полями пылинок, повинуется программам, разработанными программистами, обычными людьми, любящими порнофильмы, и проливающими кофе на клавиатуру. Но, это знание проваливается на второй, третий и сотый планы сознания. Сейчас истина — вопрошающий тигр.

На всякий случай выключаю центры опасения. Так реальный зверь перестает, как правило, воспринимать вас жертвой. Медленно ухожу.

Если присмотреться, здесь много разных непродуманных существ. Некоторые эти программисты были явно не в себе. Мы сделаем Рай лучше.

В поисках людей забредаю далеко, в вязь лабиринтов помещений, коридоров, дворцов. Людей здесь уже нет.

На всякий случай выписываю им рецепты правильной жизни на обрывках картонных коробок, расклеиваю листовки везде, куда нельзя дотянуться обычному человеку. Мой долг исполнен. Пользуясь необъятной памятью, выбираюсь из лабиринтов этого отдела АурумСити, выхожу на лунную поверхность, улетаю, вновь бросаясь в пустоту. Летающие шарики? Неплохой улов.

Так вот, мирно, по крысиному и лисьи, я тяну из мира намагниченные проволочки Вечности. Стараюсь отыскать, что еще в мире есть долгоиграющего, интересного; Ками, в чем присутствует Бог, как говорили древние японцы.

Теперь какое то время, приземлившись, можно просто идти по гремучей вентиляционной шахте, и ни о чем не думать.

Перепархиваем на Сектор Девон. Он похож на музей старинных вещей. Отыскивается все, но, будто бы влажное, ветхое, пропитанное эмоциями.

С предметами, впитавшими аромат чьих-то симпатий можно играть, будто девочка с любимыми куклами. Если уметь спрашивать, они проигрывают чувства людей, которые их любили, составляют лекарство от уныния, болезней и старости, всего, что вы сейчас подумали.

Отпускаю разум без ошейника. Информация об АурумСити переваривается где-то в затылке и соседней галактике, на соответствующих полочках души. Хочу теперь стать совсем молодым, и не умным. Утверждено. Буду истекать слюной, ночью мёрзнуть и утром отогреваться. Приставать к людям, будто прохожие мои друзья, принимать подачки без возражений. Вилять привязанным к бедру мохнатым хвостом. Проходя через опасные кварталы, смотреть в глаза бандитов без особой опаски. Приносить любой брошенный предмет желающим — таков один из загадочных обычаев Хаски.

И бежать, бежать, гремя подковами на ботинках, чтобы весь этот мир переместился в меня. В тебя.

Хорошо, когда тело здоровое, свежее, и желает труднодоступной простой еды. Привет, любезные биг-гамы, с соусом из кетчупа и майонеза, со слипающимся на языке влажным тестом! Сколько желаний очищается от наростов повторений! В душе гремит мелодия металлической скрипки, песня о том, что можно найти всё, что тебе нравится.

Можно пройти по тоннелю и заскочить в многокрасочный людный магазинчик. Пробежать по узлу лестниц, просто так завернуть в галерею кварталов, до шахт лифтов, способных унести в пустыню Сетана или пестроту Пандуса, переварить впечатления, чтобы вновь захлебнуться чувствами.

— Никогда не была в этой области Девона! Здесь всё такое необычное… (рвущимся, мерцающим голосом — дже Бинга).

В ресторане быстрого питания раздаю биг-гамы нуждающимся, рассчитываюсь ходкими монетами АурумСити, не желая слушать слова официанта об идентификации, выбегаю из заведения.

Все новое!

Если войти в информационную ауру места, многое интересно меняется. Это как береговая линия, фрактал; если смотреть с высоты гладкая, не манящая; спускаешься и видишь, что, вот теперь она длиннее. Так и в обычной улице, после входа в прошлое, открываются новые размерности. Видите, как я? Сделайте поправку на серый цвет глаз. Отставьте от себя еду или инструменты, благожелательно сосредоточьтесь. Здесь кто-то долго шагал от стены к стене и размышлял, как бы покончить со всеми. Там некий человек впервые получил дар — звон ласковых слов и сияющие глаза. На этом перекрестке случилось столкновение Лемуров и одухотворенных Хаски, закончившееся победой моих духовных друзей. Так дельфины побеждают акул — короткими точными ударами в жабры. Стену с граффити долго рассматривал чей-то, оставленный в личной собственности, маленький, сияющий ребёнок.

Хорошо быть таким как Хаски, с цепочкой, обвивающей щиколотку, свисающим с бедра хвостом, молодым и прыгучим. Люди хотят расспросить тебя о тебе, прошлом и будущем, будто ты святой ангел, следят за каждым движением, так что тонизируешься, словно плывешь в слое электризующего озона.

По новому обычаю представители движения путешествуют вдвоем, с домиками, немного напоминающими перевернутые лодки. «Где появляемся мы, все становится лучше» — таков их девиз. Отойдя от своего жилища, они пасуют друг другу бурлящую газировкой бутылку. Такое незатейливое развлечение — перетолкать «Бутыль Желаний» через пару кварталов, включая в игру прохожих и полисменов. Ведь это действительно важно, привлечь к себе внимание.

ПОБЕГ ИЗ ТЮРЬМЫ

Связь с Лазаретом перекрылась, тремя слепящими ударами, в лицо, грудь и солнечное сплетение. Все необходимые для настройки с Друзьями мысли сминаются. Только что я пользовался объединенным сознанием. Теперь совершенно один. И все эти, или почти все сверхъестественные способности, ушли. Контролеры Дома, оказывается, вовсе не снисходительны к мальчику с фальшивой Визой, не идентифицированному, и без электронного Компаньона.

Безрадостное пробуждение. Тюрьма. Жизнь в автономном режиме — теперь это навсегда? Был ли я недавно ангелом?

С левой стороны три ступени. Три или четыре? Бачок с водой. Медная ложка для ее распределения. В середине камеры открытая воронка туалета и маленький лифт — раздача пищи. По периметру — двадцать… два сидящих на корточках, человека. Попасть в ЭкзоСити можно за нарушение Общественного Порядка, в его широком понимании, а выйти — лишь по произвольному желанию неизвестного Контролера.

Время летит быстро и очень медленно. Поймете ли вы меня теперь?

Мой новый знакомый, Радж, раскачивается, сидя на корточках. Я уговариваю его поверить общей мечте о свободе. После его включения в работу, мысли приобретают объем и четкость. Мы дышим синхронно, прислушиваясь к импульсам соединенных ниточкой пальцев. Нажимаем прорисованные на камне клавиши, набираем Номер Побега. Это психологическое упражнение, называйте, как вам кажется правильным, помогает выкарабкаться из тупиковой ситуации, и, после первых наборов не отменяется. Главное, когда мыслишь — делать что-то в реальности, как некое продолжение желания.

Мой внутренний ритм переходит будущему другу. Для высвобождения способностей нужны два человека. Атмосфера разрежается. Мы ощущаем, что уже где-то подготавливается схема нашей эвакуации.

…Я умею летать, но — всего лишь мелкий воришка. Меня ловят под потолком супермаркета, где я высматриваю лакомую всячину. Ну, а во второй серии сновидения я находился в будущем, где все счастливы, и царит справедливость. Демонстрирую свою летучесть как фокус, безразличным, очень хорошим людям. Меня опять игнорируют.

И тогда я становлюсь злым. Чтобы всегда замечали.

Такие сны.

Наяву восстановилась четверть Способностей. Вспоминаю отрывки упражнений на сосредоточение, тысячи раз повторенные в тренировочном зале Лаза. И еще — лица Детки, Ливи, Хетта, Эри, доменов, Столовую и наш Общий Котел. Записываю в перезагруженную Вечную память.

Охранники приходят в камеру и мы, совершенно без эмоций, пристраиваемся к ним. Видеть за других, это как жонглировать бокалами, составленными в зыбкую пирамиду. С постными лицами, мелкими шажками, на выход. Несколько въевшихся навсегда мысленных кадров — стена из красного, словно вспотевшего кирпича, озадаченное, старающееся сфокусироваться лицо контролера, шлагбаум. Холод в спине, когда ворота тюрьмы остались позади, но, не далеко. Нейтральная Зона, шлюз в другие Сектора. Выходим из транса. Мы ушли.

Или мы могли бы остаться. Благодаря синхронизированным молитвам все бы здесь улучшалось; отношения между заключенными и охранниками, быт, чистота, пространство, освещенность, так, что Рай произошел бы в тюрьме сам.

Мы ушли из ЭкзоСити в свое время. Редкая удача. Вы и сами, наверное, заметили, что исполнение желаний обычно невыносимо запаздывает. Наша жажда свободы не девальвировала в сточенную монету. После побега Радж еще мог смеяться, был резвой мышью, прыгающей из опрокинутой банки на свободу.

Разошлись мы на перекрестке 3D лифтов, в Нейтральной Зоне, месте табу для полиции. Еще три дня остаточной синхронизации я беззастенчиво упивался чувствами попутчика. Ну, а он, конечно — моими. Солнечный шатёр — как вам изобразить наглядно? Телесная часть Раджа рыскала в Секторе Тоттенхаос, где, на Зеленом рынке беглецы получают Ай-Ди браслеты, переформатированных Компаньонов, вдыхают алкогольные пары муви-масок, другая, — у нас, в мире восхитительного полета над плоскогорьями Времени. Ну, вот так, в первом приближении, хотя вам и кажется, что это экзальтация.

Я следую дальше, путем правильного питания. Без особых трудностей миную шлюз. Маленькие пестрые магазинчики, кричащие вывески, живые и пластиковые пальмы, песок, фонтанчики, рыбки. Радиаторы в Сетане жарят в полную мощность.

Немного Белого Вина со Специями, чтобы вспыхнул салют. Почему, если и так хорошо, нельзя обойтись без напитков, закругляющих у мира острые углы?

Поев инжира и медовых фиников, пробираюсь к Крыше, выведывая коды доступа вентиляционных тоннелей у мертвых технических работников. Протискиваюсь в шахту, цепляясь за теплые жгуты проводов. Всего четыре с половиной километра, а уже так мало воздуха для легкого дыхания.

Снова Открытое Небо. Пространство — четкое ощущение, что оно затянуто гудящими электрическими проводами. Распахнутся ли невидимые крылья и на этот раз? Не вошел ли я в излишне плотное взаимодействие с простыми земными удовольствиями?

Шаг в пустоту. У самого подножия Дома распахивается мой невидимый парус. Я снова могу летать. Все именно, как нужно — ангел в мире хаоса и зла, ждущего откровений. Вряд ли я променяю такое удовольствие на комфорт в благоустроенной среде праведников на пенсии. Вы поняли?

Здесь нет ни одного человека. Летите и шагайте! Приземлившись в пыль, слоняюсь среди груд мусора и автоматических заводов. Бараки, машины, раскрошенные плиты, серые деревья говорят со мной обо всём. Вот разумные собаки, поселившиеся в бараках строителей Дома, понявшие, как работают выключатели, краны с водой, отопление. Инфораструктура трансформирует своих обитателей. Вдали грохочет огромный шагающий мусоросжигающий завод. Вдруг там еще живут люди, полубезумные, настойчивые?

Это аэродром. Обвалившиеся, уткнувшиеся в землю, неожиданно огромные самолёты. Я долго, внутренне молча рассматриваю все это сумеречное великолепие. Один аэробус разбит на краю взлетой полосы.

Накатывают волны нечеловеческой тоски. Будто поворот выключателя — и настроение кардинально меняется. Теперь понимаю, почему гибли люди, потерпевшие кораблекрушение, хотя на плоту была и пресная вода, и консервы. Они теряли связь со всеми своими духовными родственниками, и аккумуляторы души разряжались.

Обратный путь, вентиляционное отверстие, служебные лифты, почти на автопилоте.

Сектор Тоттенхаос. Иногда он выглядит вполне даже мило. Случайный разговор в посёлке пятнадцати квартир. Бар с забавной вывеской; две жирные утки и селезень. Смехотворные напитки. Фотография собаки, к голове которой приставлен пистолет и призыв, во избежание смерти животного, приобретать товары только здесь. Разноцветная пыль, принесенная из дребезжащего жерла вентиляции. Просроченные, но вполне съедобные продукты. Старая, вполне славная музыка.

Монеты Тоттенхаоса. Бронзовые кружочки, на них кошачьи черепа, и прыгающие над булыжной мостовой улыбчивые дельфины. Монеты. Отлитые в материи свобода и довольствие. Даже ангелы не вовсе равнодушны к ним.

Я установил контакт с унылым барменом. Поделился мыслями о блю-тузе между человеческими мозгами.

Моя душа, как я видел, представилась ему в образе учебника иностранного языка, с детскими считалками, стихотворениями и назидательными рассказами. Ещё в книгу уместились молоты, отвертки, щипцы, ножи, буравчики и сверла, которыми можно конструировать нового себя.

Я принял от бармена умение торговаться, и вести учет контрафактного товара. Хотя, нужно ли это нам обоим?

Взял бы я этого человека к себе в Вечность?

Я катаюсь в лифтах, просматривая встреченных на Пути людей. Забираюсь в Подвалы, где, под слоем кристаллического бетона — чуть копни — проглядывает первозданная земля. Добраться до корней — то, что нужно, чтобы капитально отдохнуть.

Вкрадываюсь в обители, смотрю, как мои дальние подобия едят, спят, совершенствуются и опускаются. Если люди начинают заниматься сексом, могу к ним подключиться. Сначала тела и губы, словно резина. Затем чутко чувствуешь ими, нервы прорисовываются в чужой плоти. Насколько это опасно для морали? Пока я в одиночестве набираю опыт, на подсказку Друзей рассчитывать не приходится. Как вы всё это потом запротоколируете?

Жители Сектора Владений имеют многоярусные квартиры, слуг, свои законы, гарем из мужчин, женщин, детей и животных, дорогую, сложно переслоеную еду, и что? Желудок один, пищевод, сердце, печень. Глаза с пятнами ДСТ. Довольно ограниченный словарный запас. Лишь мы, дисциплинированные ангелы выходим за пределы единственного комплекта тела, знаем все языки мира, прошлые и настоящие, вкусовые предпочтения мертвецов и ныне живущих.

Разъезжаю в 3D лифтах, нахожу виновных в чем-то, хохочу, проявляясь, бью пощёчины, выношу приговор. Так выглядят папарацци Рая!

Заглянем в Подвалы Дома.

Несколько десятков километров погоста. На серых плитах — фотографии, замкнутые видео, за стеклом — любимые вещи. Пять часов иду, общаясь с обрывками душ, словно пьяный архангел, судия последнего Дня, затем — наверх.

В вагонах трехмерных лифтов приятно живые люди. Но, из шести или семи вряд ли один кажется достойным Вечности. Я прогуливаюсь с ними, уловив ритм дыхания, шепчу проповеди о воскресающих благодарных мертвых.

Это задумывалось как настоящая моя жизнь.

НАЧАЛО ИСТОРИИ

В новом путешествии увидел настоящий Океан. Стоит вывернуть глаза, и вместо гофрированной поверхности воды появляется равнина с танкерами, крейсерами, контурами городов. Когда долго пользуешься таким зрением, на несколько часов совершенно слепнешь. Тогда приходится жестко приземляться и, поднявшись, идти наугад, потому, что отдыхать нет сил.

Вытряхнув из глаз сверкающий песок, разбегаешься, поднимаешься, задевая ногами неровности, затем, поймав уверенность, ввинчиваешься в стратосферу. Озябнув, доходишь до томительных видений, пересчитываешь звёзды, рассматриваешь росчерки комет. Вдохнув озон, пикируешь вниз, к плотному воздуху и реальности. Постигаешь жизнь сердцем, всеми его формулами и справочниками.

Надо поведать вам о тюрьмах и дворцах, полётах и непроглядной тьме. Мир, война, власть, любовь и знания — всё готовится в нашем Золотом Котле. Вычисления хода света между отъюстированных зеркал и прорастающих семян, определение констант и переменных. Мы найдем лучший ответ.

И, может быть, тот, кому точно можно верить, приняв экзамен, скажет мне, так, безоговорочно:

— Все было правильно