Ищущий

Алёна Бамбуча
И все эти гонки по вертикали когда-то утомляют настолько, что ты останавливаешься, начинаешь отдыхать. Делаешь шаг, вздох, поднимаешь руки, опускаешь руки, садишься, ложишься, замираешь. Думаешь. Протяжно вглядываясь в знакомое пространство, но... Ставшее как будто каким-то чужим, далеким. И что, что все до мелочей продумано тобой же, и что, что со всем этим связано так много мелких ссор, выездов в торговые центры, дискуссий и споров. И что, что ради этого мещанства приходилось так тяжко трудиться, насиловать мозг (свой и окружающих), терпеть неудобства. Вот оно всё - вокруг тебя. Можешь потрогать, пощупать, поскрести, покусать. Закрыть глаза и понять тщетность усилий.

Детский голос врывается в блаженную тишину. Папой зовёт тебя малыш, ласково обнимает, прижимается шелковистыми волосами к твоей мужской и бугристой щеке. След. Он - твой. Самый важный, самый видный, самый живой. Тот, ради которого, собственно, ты и бежишь в этом бесконечном колесе. Работаешь, не покладая рук. С кем любишь отдыхать, не покладая ног. Чья улыбка всегда приводит тебя в восторг, а слезы огорчают настолько, что "цават танем" не перестаёт слетать с твоего языка.

Небольшая передышка позволяет оглянуться и зафиксировать. Прошлое, настоящее. Дать толчок будущему. Зачем это все? К чему? Почему? И как? Ты говоришь, что слишком много причин, все слишком сложно, все чересчур запутано. Ты запрел в собственноручно сотканном бытии и вместо обновления предпочитаешь эскапизм. Конечно, так все делают. Ведь это естественно - всегда бежать. Сначала - вверх по карьерной лестнице, потом - налево до упора. Через овраги, каньоны, по лесам, по долам. Ибо там воздух свежее, солнце ярче, а влажность просто идеальная. И после каждого такого вояжа, поглощающего тебя целиком и полностью, уносящего в настоящий парадиз, ты уныло плетёшься обратно. Ужасаясь тому, что не вырваться из порочного круга, соблюдая правила приличия, дабы избежать пересудов, делая вид, что все отлично. Ты примерный семьянин, несёшь ответственность за тех, кого приручил. И никто даже не подозревает, что скрывается за обложкой со счастливой и улыбающейся тройкой лиц.

Печальные карие глаза смотрят на меня поверх бокала с тёмным пивом. Мы говорим о свободе, молодости, путешествиях и о том, что вся жизнь впереди. И темы для уютного разговора неисчерпаемы, но неспроста же Бродский писал, что есть предел у всего, в том числе у печали. И ответ найти на любой вопрос тоже можно, если попытаться поискать. И проблемы решаемы, и трудности преодолеваемы, и юность - это не то, что осталось позади. Ибо она внутри. Внутри нас. Смеющихся и мечтающих, обсуждающих грядущее и умиляющихся прошедшему. Когда весь мир у твоих ног, а вокруг такие душевные люди, странно быть как все те, кто раньше вызывал лишь осуждение, и думать, что это нормально. Забываться украдкой в чужих объятьях, злиться на самого себя за нерешительность и играть-играть-играть роли, которые тебе вовсе не свойственны. И никто тебе не расскажет, что и как, а если начнёт, то закрывай уши и игнорируй не в своё дело лезущих советчиков. Чужая семья - потёмки. Темно там так же, как у тебя в бокале, который ты осушил до дна, утолив одновременно с этим и печали. И отнюдь не с Натали. И вот это-то и достойно восхищения. Да и я не перестаю восхищаться тобой, задумчивый человек, знающий толк в куриных крылышках и не оставляющий надежд сдобрить всё щепоткой свободы!