В наше время, когда нравственность представляется иным обузой и помехой в деле культивирования личности третьего тысячелетия, говорить на эту тему — уже добродетель, и немалая.
Часто спрашивают о нравственном чувстве у ребенка, то есть о способности различения добра и зла и о тяготении детского сердечка к добру... Не ошибусь, если скажу, что это чувство, эта способность у ребенка врожденные, они даны ему от рождения, и, как премудро постулирует русская пословица, совесть есть голос Божий в человеке. Да и как бы, рассудите, мы могли привить соответствующий навык ребенку, если бы в сердце не был от Бога всажден самый корень, именуемый нравственным чувством?
Сегодня твердое слово священника о непреходящих и неизменных нравственных ценностях воспринимается неоднозначно, особенно теми, кто возносит на щит всякого рода «незалежность», независимость от абсолютных начал бытия. «Нравственность, — разводя руками, рассуждают скептики, — как и счастье, многие понимают по-разному... Сколько голов, столько и мнений. Еще гениальный Эйнштейн доказал, что все в мире относительно...» А наиболее глубокомысленный из скептиков-агностиков напоследок изречет: «Независимое мышление неизбежно приводит нас к тому, что добро и зло — всего лишь перевертыши, и поэтому говорить о четком, определенном критерии добра не представляется возможным...» Так все смешивается «в доме Облонских», а бедные дети оказываются лишенными всех и всяческих нравственных ориентиров. Что вы на это скажете, уважаемый батюшка?
Однажды потерявший веру в добро человек бродил по тихому сельскому кладбищу, и внезапно его взор упал на большой крест из белого мрамора, на котором он увидел изображение прекрасного лика Господа Иисуса Христа. Взор Спасителя, казалось, проникал в самое сердце подошедшего к распятию, на котором были выгравированы примечательные слова:
Я Свет — а вы не видите Меня.
Я Жизнь — а вы не ищите Меня.
Я ваш Учитель — а вы не слушаете Меня.
Я ваш лучший Друг — а вы не любите Меня.
Я ваш Бог — а вы не молитесь Мне.
Если вы несчастны — то не вините Меня.
Убежден, что нельзя рассуждать о нравственности с гордым умом и холодным сердцем. Тайна жизни открывается лишь душам, умеющим любить. Из многих определений добра мне особенно нравится краткая максима святого Иоанна Златоустого, пламенного проповедника христианской веры, отличительной чертой которого было неиссякаемое милосердие к униженным и оскорбленным. В каждом из меньших братий он видел живой образ Господа Иисуса Христа, из любви к людям восшедшего на Голгофский Крест и победившего смерть Воскресением. Итак, по Иоанну Златоусту, добро есть послушание Богу и Его непреложному нравственному закону, запечатленному в заповедях Христовых, а зло есть противление Богу и попрание Его закона, написанного перстом Божиим в сердце каждого из нас. «Где найти нравственные ориентиры?» — искренно спрашивает подслеповатое человечество. «Имеющий очи видеть да видит», — отвечает Евангелие, указуя на единственно верные вехи — новозаветные заповеди Христа, которые по присущей им обновляющей силе именуются животворящими.
Кто-нибудь из благонамеренных учителей, не потерявших надежду на лучшее будущее российской школы, вопросит нас о «методике» обучения нравственности, или «искусстве праведного жития», как выразились бы наши благочестивые предки. Метода предельно проста: прежде исполни сам то, о чем ты говоришь и проповедуешь. Если заразителен дурной пример, тем паче имеет силу пример положительный. Много лет, будучи по светскому призванию филологом, учителем русского языка и литературы, преподавая уроки нравственности, я стараюсь делать это в духе простоты и искренности, почти что исповедальной, а главное, — сердечной радости, источник которой — наше с детьми взаимное общение. По просьбе своих многочисленных друзей, преподавателей государственных школ, несколько лет тому назад мною была составлена книга – пособие, по счастью, рекомендованное Департаментом образования для изучения в светской школе. «Учебник жизни», который я посвятил своей маме, выдержал уже много изданий, и я буду счастлив, если кто-то из моих коллег посчитает для себя возможным познакомиться со скромными педагогическим и литературным опытом рядового батюшки – учителя-воспитателя. Основное в нашем искусстве — жить не по лжи, ибо дети, существа чуткие и даже прозорливые, не могут простить наставнику лишь одного — фарисейства, лицемерия и книжничества (начетничества) — пороков, наиболее обличаемых Иисусом Христом, нашим безгрешным Учителем.
«А что если учитель исповедует другую религию или вовсе атеист? Сможет ли он воспользоваться вашим учебником со столь необычным названием, дорогой
батюшка?» — слышу недоуменные вопросы в свой адрес. Не будем забывать, что
Россия — это страна с тысячелетним культурным укладом, краеугольным камнем которого является Православная вера. Нестор Летописец и Юрий Долгорукий, Минин и Пожарский, Кулибин и академик Павлов, Левитан и маршал Жуков — люди единой культуры, то есть веры, языка и чаяний. Сегодня, в век опошления и растления, педагог инстинктивно будет тянуться к этому многовековому пласту, духовному сокровищу России, если он только искренно желает своим детям – ученикам, питомцам, воспитанникам — блага, нравственного становления.
«И все же, имеет ли внутреннее право неверующий педагог преподавать нравственность?» Мне кажется, безверным может быть коммивояжер, дилер, банкир, в конце концов, но не учитель. Noblesse oblige (положение обязывает) — гласит французское изречение. Ну как ты, учитель, не имея веры в победу добра над злом, истины над ложью, Живого Бога над сатаной и сатанизмом, псевдорелигии андеграунда, будешь строить общение со старшеклассниками, запутавшимися в трех соснах вседозволенности, гонора и делячества? Что противопоставишь гимну современного студенчества, который может быть выражен словами известной старшему поколению песенки «А нам все равно?» Если не хочешь быть раздавлен прагматизмом и пересмешничеством тех, о ком сказал поэт: «Как мало прожито, как много
пережито», — веруй, веруй умом и сердцем Тому, Чьи слова самодоказательны, ибо несут с собой живительные свет и тепло исстрадавшейся в безверии человеческой душе. «Аз есмь Путь, Истина и Жизнь», — свидетельствует о Себе Тот, Кто именуется Солнцем правды и не имеет в Себе никакой тьмы. Не знаю, сочувственно ли отнесутся педагоги к моим словам, однако, выражу без обиняков свое мнение: «Как раскрывшаяся под теплыми солнечными лучами роза познается по далеко распространяющемуся вокруг нее благоуханию, так и религия, то есть правое исповедание веры являет себя через нравственность, чистый, честный, благородный, святой образ жизни, аромат смирения, кротости, целомудрия, радости, мудрости и, конечно, милосердия, без которых «весь мир — пустыня, а душа — алтарь без Божества».
Священнику-педагогу конечно же приходится знакомиться с современными программами по воспитанию нравственности и встречать там разделы, постулирующие по старинке тезис о «формировании гордости», этого «законного чувства» человеческой личности... Ах, если бы было возможно вопросить нашего пролетарского писателя, основоположника так называемого социалистического реализма, соответствовали ли его предсмертные переживания и ощущения главному, им же самим выведенному, философско-этическому постулату новой советской эпохи: «Человек — это звучит гордо!» Гордыня никогда и ни в каком виде не входила в список христианских добродетелей, но поставлена Господом Иисусом Христом в один ряд с тягчайшими пороками и темными состояниями души. «Ибо извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство. Все это зло извнутрь исходит и оскверняет человека» (Мк. 7, 21-23).
В заключение позволю себе сделать некоторые выводы из наших ненавязчивых размышлений.
Нравственное воспитание в сегодняшней России немыслимо без возвращения и творческого освоения самой жизнью педагога христианских этических ценностей. А для этого, как бы сказал Федор Михайлович Достоевский, вера нужна, верить надо — искренно и горячо, верой не слепой и фанатичной, но живой, разумной, зрячей, «действуемой любовью».
И если мы, учителя, не обретем ныне общие для всего народа нравственные ценности, то есть не оценим по достоинству животворящие заповеди Христа, Его драгоценный «закон свободы», то лишимся и права именоваться народом, но превратимся, не дай Бог, в быдло, которое не представляет своего быта без
жвачки — пресловутых хотдога или чизбургера, набив которыми уста, уже и не помышляешь «о Божестве и вдохновенье, слезах и вере, и любви».
Найти же точки соприкосновенья, то есть достичь взаимопонимания в вопросах нравственного воспитания православному педагогу и тому, кто, по инерции ума, именует себя убежденным атеистом, однако, считает себя не непричастным учительства, весьма легко: достаточно объединиться («вставай, страна огромная!») на поприще борьбы, выйти на поле сражения плечом к плечу, локоть к локтю с тремя «идолищами погаными» — курения, мата и разврата, которых наше безбожное время водрузило в педагогическом святилище – российской школе, а что еще страшнее, в сердцах наших бедных детей, вовсе не заслуживших этой участи. Имея одну цель, одни задачи, мы будем готовы, поделиться друг с другом накопленными богатствами души. Верующий — верой, надеждой, любовью, а неверующий... Ну, пусть он сам об этом расскажет или напишет, мне за него говорить трудно.
Современный педагог на уроках нравственности должен сполна пользоваться «великим и могучим» русским языком Чехова, Тургенева, Бунина и Шмелева, даже если сам он — не в числе служителей музы. О педагог! Поэтом можешь ты не быть, христианином быть обязан! Живое, искреннее, теплое и прекрасное слово — наше главное оружие.
Однако не будем кабинетными мечтателями, в самоуверенной надежде, что приобретем души всех наших учеников для света истины и любви. Но все же, по слову Апостола Павла, «будем проповедовать (учить собственной жизнью) всем, дабы спасти хотя бы некоторых». Главное — согреть детские сердца любовью, подготовить почву... а когда на ней появятся зеленые свежие всходы, ведает единый Бог, не нарушающий произволения царственно свободного существа по имени «человек»…