Находясь на перроне железнодорожного вокзала в Омахе, Стефан смотрел на рельсы, от скуки представляя появление важной особы. Конечно, не президентский кортеж из нескольких вагонов. Но кое-что, что могло бы его поразвлечь еще немного, пока она прибудет сюда. Долгое ожидание…
Он охотно допускал мысль, что она, скорее всего, уже немного престарелая дама, раз уж занимает такую должность. И судя из той не подробной биографии, что удалось достать Стефану перед ее приездом для лучшего знания того, кого будет сопровождать эти полтора дня, старуха она чопорная – наверняка, как пить дать. Вместо прически - колпак, наверное, похожий на гнездо. Губы сухие, как она сама от итальянского солнца. Да и внутри не лучше наружности. Наверняка с собственными философскими заскоками, и наверняка с феминистическими. Вечно недовольная, необходительная, пусть и с манерами весьма сдержанными. Но определенно с намеками на предвзятость. Особенно к нему – молодому американскому философу, которых точно недолюбливают европейцы. Наверняка, будет считать его недостойным ее компании, пребывая с надменным видом, выражающим огромное нежелание ехать с ним в этом такси, ночевать в этом номере их единственного в городе отеля, участвовать в этой конференции, принуждающей ее подниматься на сцену, стоять за трибуной, как и тех, кому эта конференция нужна не больше. Будет говорить с ужасным итальянским акцентом, что не пьет минеральную воду или шампанское, и не нужно предлагать ей бутерброды из белого хлеба на банкете со шведским столом в лучшем (единственном) зале для проведения торжественных мероприятий в их «безвкусной провинции» под названием Белвью. Город первым вызовет у нее культурный шок и отвращение, следовательно, ее будет отвращать все.
Вот, как представлял себе это Стефан, сам не зная, почему именно так. Возможно, от того, что ему сильно захотелось в туалет. Но как только он подумал о том, чтобы отойти, прозвучало объявление диспетчера о том, что нужный ему поезд прибудет строго по расписанию в 16:45. Уже через две минуты. Не успеет сходить в туалет. От этого Стефану стало еще неприятнее и его ожидание сделалось более нервным, чем до этого. Что, во-первых, было странно, ведь Стефан довольно редко нервничал, и даже если он нервничал в ожидании этой самой важной персоны, то, во-вторых – от чего же. Ведь все очевидно. Все будет так, или почти так, как он себе это представляет. Какие могут быть сюрпризы?
Ведь так? Стефан спрашивал себя, все же не зная наверняка, что за человек ступит на перрон его провинции. Поезд издал сигнал. Совсем близко.
Стефан поднял табличку, на которой была написана фамилия гостьи. Поезд остановился. Стефан стал смотреть на двери вагонов. Из одной двери высунулась стройная, изящная ножка, весьма длинная в черных матовых колготах. Почему-то, в женщинах Стефан в первую очередь обращал внимание на их ножки, на их изящество в острых уголках коленок, и плавность их движений, лишь затем поднимал глаза на бедра, в поисках более округлой, но подтянутой, весьма небольшой формы, сужающейся выше – на талии, расширяющейся к груди. И лишь в самом конце он смотрел на лицо, таким образом, смотря на женщину снизу-вверх. Собственно, и на эту даму, которая намертво приковала его взор, он смотрел также.
Сейчас он смотрел на ее черную юбку-карандаш, длиной чуть выше коленей. Она смотрелась превосходно, облегая ее высокие бедра, словно подчеркивая сказочную длину ее ног, при том, что он заметил сразу, дама не обладала высоким ростом. Скорее – средним. Руки были спрятаны в черные, кожаные, обтягивающие перчатки, скрывающие свои края под рукавами коротенькой норковой шубки, удивительным образом подчеркивающей хрупкость фигуры.
Наконец, лицо. Кожа очень нежная и белая, гладкая, словно шелк. Упругая на овальном, довольно милом, но серьезном лице. На вид, Стефан не дал бы этой даме больше тридцати пяти. Даже тридцать он давал ей с неохотой, настолько противоречиво выглядело сочетание непревзойденной фигуры, молодого лица и довольно серьезного его выражения.
«Это не может быть она» - подумал Стефан. Конечно, всей правды он о ней не знал. Но, исходя из того, что знал, он не верил своим глазам, до конца не принимая эту даму за ту, которую ждал. Если это она…
Ах, эти женщины!
Ее глаза скрывались под солнцезащитными очками, довольно ловко контрастируя с красной помадой на губах – таких красивых, округлых, но не больших губах. Броскость. Вот, что было в ее образе, непременно. А также то, что уготовила она Стефану на весь завтрашний день. Опять же, если это она.
Длинноволосая блондинка с прямыми, но ровными локонами стремительно, уверенной походкой зашагала к нему. Словно заприметив. Стефана передернуло внутри. Теперь у него не возникало сомнений, что это она. Сняв очки, она посмотрела на него своими жгучими карими глазами с еле зримой примесью зеленого. Но холодно, словно сдерживала всю ту страсть, что пылала в ней, что была видна, но которую она и не думала растрачивать, на кого попало. Собственно, кроме взгляда, в ней не было ничего итальянского. Так подумал Стефан, мысленно канув в лету, в ожидании ее ужасного акцента. Не мог же он быть настолько не прав в своих ожиданиях.
- Вы – Стефан? – спросила она изнеженным голосом, который, впрочем, оказался не лишенным уверенности, без малейшего намека на акцент.
Стефан кивнул в ответ, в попытках не отвесить челюсть от того ступора, что появился в нем.
- А я – Анна. Можете опустить табличку, – сказала она очень мило, но не улыбаясь, разве что, где-то там, глубоко внутри.
Стефан опустил табличку, чувствуя, как от волнения вспотело подмышками, и сердце не прекращало бешено биться, словно от десяти кружек крепкого кофе перед сном.
Анна не стала протягивать ему свою руку. Лишь молча посмотрела на него еще несколько секунд, после чего надела очки, и чуть повернув свою изящную, тонкую шею в сторону, спросила через плечо:
- Ты все забрал? – услышав, как о перрон цокнули колесики дорожного чемодана.
Из вагона вышел ее помощник. Он тут же оказал неистовое впечатление на Стефана. Очень экзотичной внешности молодой человек высоченного роста, с широченными плечами и длиннющими руками, сильными, как у орангутанга. Он походил на метиса. Его взгляд был каменным, даже убийственным. Но от обращенного к нему вопроса Анны, он словно покорно оживился, и ответил:
- Все забрал.
Стефан бегло посмотрел еще раз на этого мужчину, которого, как он услышал, звали Монсак, после чего тут же попытался переключить свое внимание на Анну, начав:
- Очень приятно познакомиться, мисс…
- Не нужно этого «мисс»!.. – постаралась быстро, но вежливо перебить Анна. - Можно просто по имени, Стефан!
- Понял, - зажато, но приветливо отозвался он, после чего предложил сесть в такси.
- В такси? – со сдержанной брезгливостью переспросила Анна.
И тут Стефан поймал себя на мысли, что хоть в немногом, но он все же оказался прав. Не место «голубой крови» в желтом такси. Ему было видно, как Анну насторожило его предложение. И что интересно, ловил он себя и на той мысли, что плохая это была затея, предлагать такой гостье такси. Можно было арендовать автомобиль. «Но чего же, Стеф, не сделал ты этого?», он мысленно корил себя, признавая, что порой совершает такие нелепые ошибки. Хорошо, что Робинсон не видел всего этого…
- Монсак, - обратилась через плечо Анна к своему помощнику, - позвонишь в службу аренды автомобилей и закажешь на завтра Lincoln Continental, раз уж мы в Америке. Ну, а сейчас… - она села в такси с видом «ладно, везите меня в свой отель».
Но Стефан потешил себя мыслью, что хоть не с видом «я не пью газировку». Хотя, все еще могло быть впереди. Он был готов. Ведь уже чувствовал себя чуть нелепо.
Когда они сели в такси, Стефан сел спереди, он все еще чувствовал себя неловко, к тому же старался пересилить свою фобию. Ради этой женщины и ради своего университета он сел в это тесное такси. И больше для того, чтобы не скатиться к панике, он решил заговорить с Анной. Хоть немного познакомиться с ней еще, не смотря на то, что он почти не видел ее в этом темном такси, ведь на улице уже смеркалось.
- Как вам город? В Болонье, наверное, сейчас намного теплее? – приветливо, но нечто нервозно спросил Стефан, повернув свою густую щетину в сторону заднего сиденья.
Анна сняла очки, и сказала, почти не смотря на Стефана, который стал покрываться потом:
- Во-первых, кроме перрона я пока что ничего другого не видела, поэтому не могу судить хоть как-то. А во-вторых, в Болонье я не была уже почти полгода, поэтому понятия не имею, какая сейчас там погода.
«Мда… Все же глупые разговоры – которые о погоде» - подумал Стефан и лишь скромно подметил:
- Я постараюсь хоть немного показать вам наш город завтра. Он небольшой, нам не понадобится много времени.
Анна ничего не ответила. Она молча посмотрела в окно. Наверняка, не от того, что хотела разглядеть в нем что-то. В принципе, ей было не интересно, что за этим окном. Скорее, она смотрела в него от того, что больше некуда было. Благо для всех, поездка оказалась вовсе не долгой. Через десять минут такси остановилось у входа в отель. Стефан расплатился и поспешил выйти из машины. Ему было плохо, но он всеми силами пытался скрыть это. А еще он хотел открыть дверцу автомобиля Анне. Но его опередил услужливый Монсак, подавший свою руку даме, а затем, возвысившись над Стефаном в полторы головы высотой, взял багаж, и пошел вовнутрь. Все сделал очень быстро. Стефан и засомневаться в его профессионализме не успел. Лишь успел предложить Анне коротенькую экскурсию по университету, но получил отказ. Анна сказала, что увидит университет завтра. Стефан снова поймал себя на мысли о том, что снова сглупил, после чего сказал:
- Ах, да! Вам нужно подготовиться! – изворотливо потирая руки от неловкости.
От Анны не поступило ни одной эмоции. Она холодно смотрела куда-то, даже не на него, а словно сквозь. Он понял, что не понравился ей. Собственно, он и не хотел в том смысле ей понравиться. Он знал, что в том смысле дамам обычно нравятся такие, как Льюис. Но она хотя бы могла улыбнуться в знак вежливости, чего не сделала. Пусть и была толерантной с ним, это он заметил и признал.
Возможно, она просто устала? Ведь, кроме этого, она очень воспитана, возможно она скрывает свою усталость. Стефан так для себя понял, особенно, когда она сказала:
- Сегодня вечером я хочу побыть одна, - и устремилась грациозной походкой, в которой одна нога заплетала другую словно косичкой.
Стефан кивнул ей вслед, проводя своим томным, но отчего-то воодушевленным взглядом, ее ножки. Бесподобные, с той мыслью, что завтра у него будет очень сложный и ответственный день. И чуточку себе его представляя, он также соглашался с Анной, что сегодня вечером и ему нужно побыть одному. К тому же, щемящее чувство в желудке снова вернулось к нему.
***
Утром Стефан чувствовал себя неважно. Большую часть ночи ему не спалось. А когда ему не спалось, он пытался писать. Если удавалось, печатал несколько страниц, и тут же становилось легче. Словно успокоительное. Его собственный рецепт, прописанный им же. Но если ему не удавалось и выдавить трех строчек, как сегодняшней ночью, то дело было плохо. Он чувствовал себя больным. Тем более, после того, как он сел в автомобиль, он до сих пор чувствовал в груди и в голове необъяснимую тревогу с тяжестью в пищеводе. В висках напряжение, словно от давления. Словно сама Анна вызывала в нем подобные чувства, не покидая его мыслей всю ночь. Все представлял себе, что и как будет завтра проходить, что будет говорить, как себя вести, мучаясь и переворачиваясь от безысходности таких мыслей. Тысячу раз перевернув одеяло, несколько раз подскакивая и смотря на луну, Стефан провел ночь в беспокойстве. И когда же, наконец-то, в окне показались первые лучики солнца, Стефан даже и не знал, рад ли он им, осознавая предстоящий трудный день.
Выпив кружечку крепкого кофе, а после еще кружечку, перекусив сэндвичем на завтрак, Стефан мысленно успокаивал себя, объясняя самому себе нетипичную для него взволнованность чувством повышенной ответственности, которая действительно легла на его плечи внезапно. Разумеется, находясь на лечении, Робинсону сейчас было не легче. Но во что бы он не поверил, так это в робость мыслей Стефана. Ведь именно ему он доверил столь важное задание. И думая о старике, Стефан пообещал себе, что в действиях он робости не допустит. Таким робким, как вчера перед Анной, он был лишь однажды, во время первого свидания с Мерилу, когда ему было девятнадцать.
Уже тогда Стефан был юным талантом в области философии и религиоведения, будучи напичканным знаниями из таких областей, как история, язык и литература. Она – обычная студентка, которой потребовалась помощь в нескольких совсем не сложных для Стефана вопросах. Он не отказал ей. Именно в тот момент, когда Стефан со всей старательностью в мыслях и самоотдачей в изложении старался как можно проще и доходчивее растолковать эстетический подъем человечества в эпоху Ренессанса, интеллектуальный подъем человечества в эпоху Просвещения, и морально-социальный подъем в эпоху Промышленной революции, пусть это и было из проблемной для Мерилу области – истории; именно тогда Стефан почувствовал свое при-звание. Он почувствовал, что хочет преподавать. Мерилу пробудила в нем эту любовь, влюбившись в него сама. А он, прежде любя только Ницше, не с первого раза понял ее однозначные намеки. Когда же он понял, что сам стал Ницше для Мерилу, он оробел как мальчишка, не зная, куда себя деть. Что делать с этой любовью? И теперь, вспоминая тот опыт с улыбкой на лице, он говорил себе, что будучи взрослым мужчиной уже не может так робеть при виде красивой женщины, пусть с настолько внеземной красотой, как у Анны.
Затянув покрепче темно-бордовый галстук, поправив воротник рубашки, Стефан осмотрел себя в зеркале, обещая себе еще кое-что: быть намного увереннее в себе, чем обычно. Без самодурства, конечно. Он главный все-таки. Нужно привыкать к чувству собственного достоинства, надевая драповый светло-коричневый пиджак, который Стефан надевал лишь тогда, когда имел для этого важный повод. Нужно быть важным самому в такой момент, уговаривал он себя с непривычкой, улаживая все те же непокорные волосы, все равно ложившиеся так, как им угодно. О щетине Стефан даже и не думал, пусть живет своей жизнью и не ломает очередной станок. Пшик духов на ворот, впрыск ментолового аэрозоля в ротовую полость. Ощущение свежести. Это важно.
Солнце за окном светило ясно, заведомо разгоняя маленькие тучки, и чуть ли не впервые, здорово нагревая стекло окна этой весной. Сегодня воздух обещал быть теплым, заметил Стефан, высунув голову из окна. Он даже принял решение, больше не надевать пальто или куртку. Весна вступила в свои права. Очередь за ним вступать в свои.
Как всегда пройдя свой путь пешком, Стефан прокручивал в голове много фраз, пытаясь вбить себе в голову то самое важное, что забыть недопустимо. Поздоровавшись с парочкой коллег у входа, Стефан решил постоять на крыльце, перевести дыхание, перед тем, как окажется внутри давящих ответственностью стен. Время еще было, ведь Стефан специально вышел пораньше, чтобы все заранее проверить, подготовить, проконтролировать, даже несмотря на то, что когда он выходил из квартиры, снова отворилась дверь его добродушной и заботливой соседки, которая снова одаряла его заботливыми фразами, излишними вопросами и милой старческой физиономией, отнимая время. В общем, все как всегда. Впрочем, который раз, думая о миссис Трефан, Стефан признавал, что пять минут на эту милую старушку ему не было жаль потратить. Ведь с кем она еще могла пообщаться, кроме как с ним и со смертью? Он даже усмехался от этих мыслей, с неохотой представляя себе это. Как человекоподобная фигура, тощая как скелет, стоит, возможно, еще не на пороге, но уже под окном миссис Трефан, воспевая песню молчания. И не со зла, Стефан представлял себе это. Ведь на самом деле, он очень любил эту старушку, и относился к ней, как к человеку, который на самом деле в его жизни значит пусть и не много, но хоть что-то значит, пусть зачастую он над этим может и не задумываться.
Он поднялся на кафедру. Там он встретился с Люси – маленькой стройной лаборанткой, которая мило улыбнулась исполняющему обязанности заведующего кафедрой – мистеру Полански, так она его сегодня назвала, после чего Стефан спросил:
- Ну что? Все в порядке? Все по плану?
- Все отлично, мистер Полански! – улыбнувшись, с хорошим настроением сказала Люси, словно зарядив этим настроением Стефана.
- Хорошо, - почувствовав небольшое успокоение, сказал Стефан. – Пойду в актовый зал, посмотрю лично, хочу убедиться в правильности всей организации. Так что, если что, искать меня там.
- Хорошо.
- Кстати, а где мистер Берг? – вдруг поинтересовался Стефан, нигде не встретив его и даже не увидев.
- Он позвонил, сказал, что чуть задержится.
- Интересно. Почему меня не предупредил? – задался вопросом Стефан, но уже с самим собой.
Неисправимый негодяй и типичный историк! Как всегда прибежит, опоздав, и будет сочинять разного рода истории, в которые Стефан не верит, зная Льюиса и его сомнительные достижения в плане личной жизни.
- Как только он появится, пусть пулей летит ко мне! - сказал Стефан и закрыл за собой дверь.
Скоро она начнется. Конференция, важность которой лично Стефану было сложно недооценить. Оставалось сорок минут до официального ее начала. Уже начинали собирать студентов и ученых, преподавателей и журналистов. Даже с регионального телеканала приехали, чтобы отснять материал о международной конференции в Белвью. Лишь бы не брали интервью! Стефан так не хотел, стараясь держаться от журналистов подальше, делал вид, что занят, а на самом деле нервничал, как перед экзаменом на первом курсе. Собственно, в какой-то мере это и был экзамен лично для него. И он очень хотел сдать его успешно. Естественно, автоматом не получится. Таковы реалии преподавателя. Все равно, он чувствовал себя всего лишь им, а уж не какой-то там важной персоной на сегодня.
Впрочем, огромных поводов для переживаний у Стефана не оказалось. Все шло как по маслу. И он убедился в этом. Но он все же решил выйти на крыльцо, дабы подышать немного. Успокоить мысли перед двухчасовым заходом.
Он не курил. Поэтому, просто дышал. Ему нравился весенний воздух, который одаривал его первым теплом. Солнечное, абсолютно безоблачное небо. На минуту он даже забыл обо всем. Но вдруг он заметил, как к корпусу университета стал подъезжать строгий, стройный, но тяжелый, невозмутимый, сдержанный, но представительный черный Lincoln Continental. У Стефана быстро забилось сердце. Он знал, кто в нем сидит. Такой не дружелюбный, отталкивающий автомобиль. Он словно проводил черту между ним – обычным человеком, и ею – все ее почести и достижения Стефан выписал на бумажку сегодня утром, чтобы прочесть, стоя за трибуной. Вообще, черные автомобили внушали Стефану больший страх, чем любые другие автомобили. Как же он их ненавидел…
Он долго и плавно выдохнул разгоряченный воздух из легких, чуть спустившись со ступеней, в ожидании выхода Анны из машины. Все, как и должно быть. Он лично ее встречает. Подает ей руку. Пока что, только представляет себе то, что будет через момент.
Момент. Автомобиль останавливается. Дверь плавно открывается. Показывается изящная ножка, затем вторая. Обе ножки ступают на асфальт в черных лакированных туфельках на острых, высоких каблуках. Ножки облачены в полупрозрачные черные колготы с соблазнительным задним швом на ногах. Ах, ее ноги… хватало только их, чтобы Стефан млел. И даже не от сексуального желания, которое пробуждали ее ноги, Стефан признавал это, но сдерживал. Просто именно ее ноги были таковы. Внушали высшее эстетическое наслаждение. Он заставлял себя не терять голову в этот момент, помнить о важности своей миссии на сегодня.
Снова черная юбка-карандаш, но уже более официальная, однотонная, без принта. Белая блузка с широким воротником, черный приталенный пиджак с узкими рука-вами и глубоким вырезом. Никаких перчаток. Теперь Стефану были видны ее тонкие изящные пальчики, на паре из которых виднелись золотые кольца. Сдержанный бледно-лиловый цвет губной помады, густые, длинные, но скромно собранные в хвост волосы, опрокинутые вперед через плечо. Таким был образ итальянской красавицы Анны Роккафорте сегодня. И Стефан был очень впечатлен, стараясь думать о ней лишь как об ученом, как о ректоре, но никак не о женщине. Давно его так не задевал облик женщины. Поэтому, сделать это ему представлялось весьма сложным.
Как и тогда на перроне, он лишь молча внимал то, как она приближалась к нему стремительной походкой. Она поздоровалась с ним, глядя в глаза. Приветливо, но холодно, словно с аристократичной надменностью, которая сама ненароком выдает себя в такой момент. Ни у кого так больше не получалось, как подумал Стефан, тут же признав себя дураком, что не подошел к автомобилю, не открыл ей дверцу, не подал руку. Хотя, это мог сделать и водитель… Но все же…
Опять бардак в голове. «Стефан, соберись! Хотя бы притворись джентльменом, если забыл, что это такое!»
- Добрый день, Анна! – улыбнувшись в ответ, сказал Стефан, и протянул ей свою руку.
Анна протянула свою, и он ощутил всю нежность кожи ее рук, словно прикасался к шелку. Гладко выглажен-ному одушевленному шелку. На ее руках не проступали вены. Даже мельчайших не было, словно их не было вообще. Возраст женщины почти всегда выдают их руки. Она может выглядеть сказочно красивой и молодой, но руки ее выдадут. Руки Анны ничего не выдавали. Стефан обратил на это внимание, опять же, не берясь судить о ней из того, что он о ней знал. Зачастую факты не имеют ничего больше, чем лишь само представление. Наяву все оказывается совсем иным. Ее первый супруг мог лично пожимать руку Бенито Муссолини, будучи женатым на смерти. Но это ведь еще ничего не значит. Так иронизировал свои наблюдения Стефан, не отпуская ее руку. А так не хотелось отпускать.
- Ну, что же? Теперь можете показать мне свой университет, - мило сказала Анна, да так, что Стефан расплылся в улыбке, стараясь показать ей свое лучшее дружелюбие.
Он с воодушевлением провел Анну по коридорам университета, показывая стенды, демонстрирующие скромные достижения их ВУЗа, фотографии ректора с губернатором штата и даже с министром образования, лучшие аудитории с самым свежим ремонтом, приблизительно десятилетней давности. Затем Стефан провел Анну на второй этаж и показал ей кафедру, на которой работает, скромно заметив, что он лишь временно исполняет обязанности заведующего.
- А что же с вашим заведующим? Почему его нет? - поинтересовалась Анна.
- Ах, мистер Робинсон, - вздохнув, протянул Стефан. - Мистер Робинсон, к сожалению, тяжело заболел. Вы, наверное, не знали.
- Нет. Мне лишь сказали, что меня встретите вы, но не сказали, что он заболел и не сможет принять участие в конференции.
Стефан кивнул с пониманием, но с мыслью «недочет». Это был их промах в организации встречи важных гостей. Заметив, что Анна особо не тронулась этим моментом, и напротив, была предрасположена к диалогу намного более, чем вчера, Стефан решил предложить воды. Сказал, что есть и негазированная, на что Анна ответила:
- С удовольствием выпью воды. Можно и с газом. Вы читаете мои мысли? – обескуражив Стефана.
Не ожидал он, что она пьет газировку. Быстро подал ей воду в стакане. Анна, чуть притронувшись губами к его краям, сделала пару мелких глотков, не оставив следов губной помады, и вернула стакан Стефану, поблагодарив его.
Затем они пошли в актовый зал.
- Для нас очень важен ваш визит, Анна, - говорил Стефан, показывая Анне, куда идти.
- Бросьте, Стефан! – нарочно смущенно сказала она в ответ.
- Нет, правда! Я не вру! Я уверен, что мистер Робинсон изрядно постарался и попыхтел для того, чтобы как минимум только связаться с вами, не говорю уже о том, чего ему стоило добиться вашего согласия на участие в нашей конференции.
- Не надо, Стефан! Не преувеличивайте! – любезно пресекла Анна. - Я хотела сказать, что нет ничего особенного в том, что я здесь. Я не Королева Елизавета. Я всего лишь я. Важность, назовем это так, термин сугубо субъективный. У каждого своя важность. Но у каждого она, почему-то, управляет процессом, а не движет его.
Стефан сдержанно улыбнулся, понимая, что не зря Анна автор нескольких философских трудов. Вдруг, он заметил, как Льюис промелькнул в толпе в конце коридора. Анна вовремя сказала, коль они уже стояли у прохода:
- Я займу свое место, если позволите, - подозревая, где оно.
- Да-да, а как же! Устраивайтесь поудобней, ваше вон то, как вы поняли. А я сейчас приду. Нужно еще один момент урегулировать, - сказал Стефан, проведя ее глазами, удостоверившись в том, чтобы она села на свое место, и чтобы ей было комфортно.
Он пошел в толпу, а затем крикнул Льюису в спину:
- Льюис, погоди!
Тот обернулся, и отозвался резвым голосом:
- Эй, Стеф! Что? Как успехи? Все путем?
- Ты где пропал?
- Я? А что?
- Я спросил тебя. Повторить еще раз?
- Я предупредил Люси…
- Люси? Конечно! А почему не меня? – требовательным тоном спрашивал Стефан, наблюдая небольшую растерянность в глазах Льюиса, – Ах, ладно… - махнул он рукой. - Ты скажи, что там у нас с банкетом?
- С банкетом… - протянул Льюис.
Стефан заподозрил неладное.
- Черт побери! Льюис! – выпалил он.
- Что? Остынь!
- Ты решил все испортить? – не слушая его. – Я тебе доверил организацию банкета! А ты?
- Стеф, погоди… - успокаивал его Льюис, тот совсем не слушал его.
- Ты хочешь сказать, что даже с этим не справился? Ты понимаешь, что подставляешь меня, честь нашего университета, и нашего города! Ты это понимаешь?
Стефан завелся.
- Успокойся, Стеф! Слышишь? Успокойся! Я улаживаю это как раз в данный момент!..
- В данный момент? Ты смеешься? Это не смешно, Льюис! Это не смешно! Чтобы через два, мать твою, часа было все как на министерском приеме! Ты меня понял? Или ты хочешь, чтобы я всех важных гостей отправил кушать сразу на перрон, да? Чтобы сразу в поезде поели? Чего же время зря тратить, так что ли?
- Нет, не так! Выслушай ты! Будь так добр! Чего завелся? – более претенциозно выразился Льюис, чтобы Стефан, наконец, умолк и выслушал. – Все идет по плану. Есть небольшой момент, который я сейчас улаживаю. Но я его решу. Я тебе обещаю. Поэтому, я и предупредил Люси, что на конференции меня не будет. Но банкет будет таким, каким он должен быть. Как на «министерском приеме», я тебе обещаю. Доверься мне!
- Я думал, ты будешь рядом со мной, в зале. Поможешь мне сопровождать Анну. Я один не могу разорваться на все моменты организации.
- Я должен быть там, если хочешь хороший банкет! Эти твари нас обвесить решили, порции не додали!
- Что? – с возмущением произнес Стефан.
- Послушай, Стеф! Я не участник конференции. Меня даже нет в списке. Ты мне сказал, заняться банкетом, я им занимаюсь. Здесь я на пять минут. У тебя нет других помощников?
- Вот так и знал! – подметил Стефан, выглядев разгоряченным.
- Стеф, расслабься! Все будет замечательно!
- Вечно ты со своим «расслабься», - подметил Стефан, после чего услышал, как в зале раздался звук включенного микрофона.
Видимо, последняя проверка перед началом. Он глубоко вдохнул, хлопнул Льюиса по плечу, мол «давай, не подведи», мысленно признав, что разгорячился, после чего отпустил его и мигом ворвался в зал. Посмотрел на часы. Еще пять минут. Уже все расселись. Одного его нет. А ведь он должен был объявить о начале конференции.
Быстрее забыть о Льюисе и вспомнить все, что хотел сказать, стоя за трибуной. Этого хотел Стефан прежде всего. Посмотрел на Анну. Она молча окинула его беспристрастным взглядом. Затем посмотрел на трибуну. Сколько раз он уже стоял за ней? Несчетное количество! Он должен чувствовать себя за ней уверенно. Как всегда. И поднимаясь к ней, он удалялся от всех ненужных мыслей. Лишь сердце все еще колотилось, не успокаиваясь. Горло, вот его нужно было расшевелить. Льюис, немного разогрел его горло, чему Стефан уже был немного рад.
Он начал, почувствовав, как разум его тут же прояснился, приняв нужный ход мыслей и тон голоса:
- Добрый день, дамы и господа! Приветствую всех присутствующих на нашей научной конференции, посвященной довольно глобальной тематике. Тематике, которую мы еще не поднимали на международном уровне в нашем университете, и на которую обращают внимание далеко не в первую очередь, когда приступают к изучению и практике межкультурных отношений. По сути, что это такое, межкультурные отношения? Обмен информацией? А что такое информация? Уделяем ли мы ей должное значение, когда говорим о духовности, когда говорим о морали? Массовая коммуникация – неотъемлемый инструмент общества, в котором существует как духовность, так и мораль. Именно из этого и состоит личность. Именно из этого состоит культура. Чем отличается наша культура от культуры, допустим, стран Восточной Азии? Возможно, вы предположите, что как раз таки в нормах морали, этики, эстетики, духовности. Я не скажу, что неверно так полагать. Но насколько верно? Именно для этого мы и собрались здесь: студенты, преподаватели, ученые, и даже политические деятели. Мы и выясним те самые проблемы, с которыми сталкиваемся во время духовной и ментальной интеграции наших с вами культур.
Стефан сделал небольшую паузу, словно перевел дыхание. Ему казалось, что у него в жизни не было более глупой речи, чем эта. Он желал поскорее передать слово:
- Посему, я больше не буду задерживать ваше внимание на условностях, и с пребольшим удовольствием передам слово нашей уважаемой гостье, - он опустил глаза, чтобы посмотреть на кусочек бумажки с заметками, чтобы не ошибиться. - Доктору философских наук; автору нескольких монографий, посвященных изучению личностного и духовного роста; советнику министра культурного наследия, культурной деятельности и туризма Италии; а также, бывшей актрисе, фотомодели, и самой красивой женщине в политике Италии по версии журнала Rinascita от 1984 года выпуска, и, наконец-то, действующего ректора Болонского университета – Анне Роккафорте.
Зал зааплодировал. Стефан спустился, и место за трибуной заняла Анна. Терпеливо дождавшись окончания оваций, она мягко и улыбчиво сказала:
- Приветствую всех! Конечно, можно было и опустить некоторые факты из моей биографии, - после чего присутствующие в зале рассмеялись.
Стефан рассмеялся с остальными. То ли от ее тонкого юмора, который, видимо, поняли все. То ли, действительно, он перестарался, снова почувствовав немотивированное напряжение, словно оно никуда и не исчезало, смотря на нее – начинающую свою речь; прекрасную женщину, буквально во всем.
***
Не менее прекрасной Анна казалась Стефану и на банкете. То ли от чрезмерной нервозности, то ли от осознания большой ответственности, или и того и другого вместе – Стефан чувствовал усталость. Но, наконец-таки, приятную усталость. Скоро все закончится…
Льюис удивил его отличной организацией торжественного вечера. Тем, как был оформлен интерьер, как были поданы закуски и выпивка. С каждым выдохом Стефану легчало. Он практически завершил свою важнейшую миссию. Осталось сопроводить Анну еще пару-тройку часов на этом вечере, чем он и пытался заниматься, но не докучать ей, просто находясь поблизости в случае чего.
Заприметив Стефана, Льюис ринулся к нему. Сразу же он увидел красивую даму возле него, трепетно познакомившись с ней, пытаясь хоть как-то завязать с ней разговор и не утрачивать контакта. Старая холостяцкая привычка – заводить знакомства с красивыми женщинами.
- Как вам наш город?
Стефан чуть не поперхнулся, засмеявшись про себя.
- А в Болонье сейчас, наверное, уже почти лето? – сыпал дурацкими вопросами Льюис.
Анну также это веселило, поэтому она решила развить этот диалог в подобном русле:
- Не сочтите за грубость…
- Льюис! – напомнил он свое имя.
- Я помню, - сказала Анна, - Может быть вы, Льюис, будете так любезны и принесете даме бокал шампанского? – опустив бокал с вином, наверное, оно ей не понравилось.
Льюис посмотрел на дальние столики, и увидел, как некоторые бокалы только что наполнил официант, готовый разнести их по залу. Но раз уж дама попросила… Льюису очень хотелось угодить ей. Стефан же уже не знал, что об этом всем думать. Поведение Анны в большинстве своем полностью развеяло весь тот образ и ожидания о нем, что до этого придумал себе Стефан.
- Кстати, хотел сказать, что ваши тезисы были шикарны, - решил заметить Стефан, пока Льюис вынужденно покинул их на мгновение, - Правда, вы довольно недавно стали ректором Болонского университета? – решил он спросить хоть что-то, наверное, от того, что привык к болтливости Льюиса, который вернется совсем скоро, и будет занимать их уши, нужно подготовиться к этому самому и подготовить Анну.
- Так получилось. Вряд ли я пробуду на этой должности довольно долго.
- Почему?
- Не люблю засиживаться на одном месте.
Стефан кивнул в ответ. Он заметил, как пристально она стала смотреть на него. Но она не сверлила его взглядом. Сам взгляд был проникновенным. Словно заглядывал в душу, при этом скрывая в себе свой собственный интерес (если он был, конечно). Она любила смотреть в глаза собеседнику. Это заметил для себя Стефан. При том, что сам он довольно редко смотрел в глаза людям, когда общался с ними. Даже сейчас, когда решил уже не первый раз за сегодня (и это при том, что старался как можно меньше говорить) изложить свои мысли по поводу ее тезисов:
- Знаете, что мне особенно понравилось. Это уже мои умозаключения, не воспринимайте слишком всерьез. Так это то, что сама по себе пагубная идея нигилизма способна на то, чтобы пагубной стала любая религия. То есть, по сути, возьмем человека, который ни во что не верит – истинный нигилист, не видит смысла ни в чем и, допустим, дети его учатся на его же примере, воспитываются – такие же юные нигилисты. Без ценностей, чувства морали и веры во что-то высшее, духовное, святое. У них нет даже элементарной веры в то, что завтра может быть лучше, чем сегодня. Они привыкли мыслить, что лучше не будет. И с этим и живут. Как их отец – научивший их думать, и воспринимать мир таким, какой он есть, а не додумывать к нему создателя. Это ли упадок? Вот, в чем вопрос. Ведь в государствах, в которых процент верующих является меньшим, по отношению к другим государствам, отмечается высший уровень экономики, образования, заработных плат, здравоохранения и продолжительности жизни. Конечно, есть исключения. Но сейчас я рассуждаю собирательно, и если что, прошу прощения за столь сумбурный анализ. Так вот, тот самый нигилизм – абсолютное отрицание истинности, морали и веры скорее предстает, возьму термин из искусства, неким декадансом мышления, что и противоречит сказанному мною. Ведь декаданс – это и есть упадок. Но! В неком плане он являет собой и созидательную роль. Ведь, ничто не символизирует перерождение так, как смерть, предшествующая ему. Например, если правительству наплевать на свой народ, народ больше не верит в это правительство. Народ ищет пути свержения этого правительства. А далее, независимо от того, кто победит – наступает разруха. Но ведь она же и символизирует возрождение. Не так ли?
После того, как Стефан задался вопросом, он вдруг заметил, что увлекся своим монологом, и чуть остепенившись, сказал:
- В общем, не буду уже переходить на тему политического нигилизма… Мда… Но мысль ваша весьма дельная… - и он закончил, как увидел, что Льюис подходит к ним с бокалом шампанского.
Анна со скрытым увлечением посмотрела на Стефана, заметив в нем не лишь минутное смущение, но и явную предрасположенность мыслить как нигилист, ибо так не загорелся бы, не услышав оное в ее тезисах.
- Ничего страшного, Стефан! Мне было интересно послушать ваши мысли, - мягко подбодрила Анна.
- Нет, правда! Уж слишком я увлекся, понимаете ли… - смотря, как ее внимание переключилось на бокал шампанского.
- Прошу, мисс… - встрял Льюис, – Точнее, Анна! Просто, Анна! Прошу прощения! Запамятовал!.. – вылезал со шкуры дамский угодник.
- Благодарю! – сдержанно приняв бокал, сказала Анна.
- О чем разговор вели, пока меня не было? - поинтересовался Льюис.
- Та так… - отмахнулся Стефан, предпочтя объяснение излишним.
Но Анна была иного мнения. Она сказала:
- Стефан говорил о созидательной силе нигилизма, который, по своей сути, не является исключительно отрицательной философской позицией или взглядом, - затем хитро глянула на Стефана. – Я правильно вас поняла?
- Да, весьма, - почувствовав еще большее смущение, сказал Стефан.
- А-а-а! Ха-ха! – выкрикнул Льюис со свойственным ему несдержанным задором, - Мистер Полански любит богохульничать. Он даже роман начал писать на подобную тему, - словно так отлично знал об этом, продолжал он.
- Вовсе не так! – недовольно сказал Стефан.
Анна с нарастающим вниманием стала смотреть на Стефана, пригубив шампанское. Льюис то ли дурачился, желая раззадорить этих «философских снобов», то ли действительно знал об этом не так хорошо.
- Что не так? – спросил он.
- То, о чем ты говоришь!
- В смысле?
- Где ты видел богохульство? И с чего ты взял? С одного названия? Я тебе всего пару слов сказал о том, о чем пишу, а ты уже решил, что роман призывает к вероломству? Что он богохульный?..
- Ну ладно, тебе! Чего завелся, Стеф?..
Анна терпеливо выждала паузу, а затем спросила:
- Значит, Стефан, вы еще и писатель? – смотря ему в глаза, которые он все еще отводил время от времени.
- Естественно! Стефан всему голова! – весело вклинивался Льюис, наблюдая за очередным погружением в себя его лучшего друга. - Научной деятельности нашему мэтру мало, и уж поверьте, не зря. Он способен на многое! Только он слишком скромен для того, чтобы выказывать это!
- Льюис, вы все сказали?
- Эмм… А что?
- Я спросила Стефана. Его я и хочу услышать, - с пресекающей важностью в голосе, заметила Анна, бросив взгляд на Льюиса так, чтобы тот умолк, а затем плавно перевела его на Стефана, мягко, но с нарастающим огоньком в глазах, вопросив. – Так что же? Расскажете мне? Вы пишете роман? Философский?
- Да, совершенно верно, - скромно ответил он, – Но он не богохульный! – посмотрев на Льюиса.
Льюис как всегда мог бы поддернуть, но не стал этого делать. Замечание Анны как-то странно на него подействовало. Он вдруг стал чувствовать себя неудобно, а затем ему захотелось отлить. Поэтому, он решил снова оставить их. Заодно нужду справит. А они поговорят.
Собственно, Стефан с Анной говорили не много. Очень емко, но этого хватало, им двоим. Стефан совсем немного рассказал ей о своем романе, мотивировав тем, что лишь недавно начал, и, по сути, мало что пока может сказать. Анна лишь упомянула, что любит американскую литературу, и этим летом собирается снова сюда прилететь, но в Нью-Йорк – на литературный форум. Что примечательно, Стефан также долгое время хотел попасть на этот форум, но исходя из материальных возможностей и особенностей его нервной системы, проглатывал это желание и переваривал его в себе, как косточку, еле пролезшую в горло.
Конечно, у него были исключительно приятные воспоминания об этом городе. Анна вернула его на минутку туда – студенческие и аспирантские годы, во время которых он гулял по Манхэттену, слушал Франка Синатру вживую, целовался с Мерилу на Бруклинском мосту. На этом мосту они были всего два раза. На второй раз Стефан сделал Мерилу предложение. Дул ветер, растрепывал ее волосы, нагонял на глаза. Но это не помешало ей надеть кольцо и сказать «да».
Ему очень захотелось в Нью-Йорк в этот момент. В чем-то они с Анной похожи, он поймал себя на этой мысли. Радоваться ли этому? Он не знал. Но знал лишь, что точно и определенно поедет в этом году туда. Хватит придумывать самому себе отговорки!
Стефан посмотрел в ее глаза. Наконец-то, более трех секунд. И он почувствовал нечто похожее на вдохновение – греющее чувство, начинающее свой ход в области диафрагмы, затем поднимающееся повыше, останавливаясь на уровне сердца, которое заставляет быстро, но приятно биться, словно силы наполняют поддерживающую жизнь мышцу, и от этого возникает сильное желание жить. Более сильное, чем обычно. А он еще и думает при этом: «Надо же, она еще и газировку пьет, как оказалось!»
Вот так и не заметил, как их весьма приятельский, но не лишенный официального тона разговор, подошел к концу. Монсак – настоящий помощник, прытко появился у него из-за спины и напомнил Анне, что через полчаса ей отправляться в путь. Все же, неприятно стало Стефану от его ловкого, вроде бы, и своевременного, но такого некстати появления. Даже Анна, опустив глаза, с долей принуждения в голосе признала:
- Ах, как быстро мчится время! Особенно для того, кто за ним не успевает.
Стефан кивнул в ответ, не зная, что добавить к такому, как он посчитал, довольно граненному высказыванию. Все заканчивается, рано или поздно. Их разговору тоже пришел конец. Довольно приятному разговору, что до сих пор немного удивляло Стефана, тем более, что с приятной дамой.
- Стефан, вынуждена признать, перед тем, как вы проведете меня, что я очень интересно и с удовольствием провела время. Особенно, во второй половине своего пребывания в вашем городе. Мне очень понравилась пицца, поданная здесь. Я оценила ваши старания. И очень благодарна вам за то, что вы терпеливо сопровождали меня все это время, что и требовалось от вас.
«Пицца?» - удивленно вопросил Стефан про себя. Как минимум по двум причинам. Первая причина – Льюис. «Как он мог до такого додуматься! На фуршет подать пиццу!» - думал он, отчасти желая его придушить за это. Вторая причина – Анна. Он был стократно удивлен, узнав, что обладая такой фигурой, она вполне спокойно позволяет себе съесть пиццу!
- Бросьте! – скромно отозвался Стефан на ее слова, - Позвольте, я вас проведу, в таком случае! Коль вам пора… - сдержанно продолжив.
- Разумеется, - добавила Анна.
Она взяла его за локоть. В первый раз за все время. Они устремились к выходу. Черный Lincoln с президентской подачей ожидал у парадной двери. Перед ней, Стефан отпустил Анну, так как дверь была узковата для того, чтобы пройти двоим, но приоткрыл ее и придержал, как настоящий джентльмен, что возможно и отметила бы Анна, если бы не была так сдержанна в комплиментах, которые, судя по всему, говорила лишь искренне, а не из надобности.
Анна ступила на порог, и вдруг резко отдернулась, чуть не упав назад, чуть ли не навалившись на Стефана спиной. С испугом, она тяжело задышала, крикнув что-то вроде «Чертова собака!», как послышалось Стефану. Он переспросил, поддерживая ее. Анна начала что-то объяснять, что черная, лохматая, огромная собака прямо на входе напугала ее. Но вдруг, тут же запнулась, перевела дыхание, словно что-то сию минуту осмыслила, подавила в себе внезапный испуг, будто и не было его, молча выровнялась, и загадочно переведя взгляд на Стефана, нетерпеливо сказала:
- Прошу прощения, Стефан! Видимо, померещилось.
- Точно все в порядке? – переспросил он. - Может быть, я…
- Нет! – тут же пресекла Анна с тем видом, что через несколько секунд беззаботно будет находиться в автомобиле, будто уже куда-то спешит, представляя себя подальше отсюда. – Дальше я сама. Всего доброго, Стефан!..
Морган Роттен © Богоубийство (2016-2017гг.)