Лето летит вечерним козодоем над темнеющей зеленью. Лето улиткой ползет по резному листу. Зеленая гроздь рябины. Краснеющие бусины бузины. Зачатки желудей среди плотной листвы, крепенькие узелки на длинных ножках.
После дождей приезжаешь на кордон на моторной лодке, а трава поднялась выше плеч. Идешь от пристани, замечаешь, как за неделю изменился рисунок следов на дорожной грязи. Раздвоенные копытца кабана и косули, отпечатки лисьих лап. По краю ямы, где кабан в грязи купался, прошла енотовидная собака. Кабан обкопал старый пень у дороги, пока меня тут не было. Неделя промелькнула зарницей. Прошелестела медленным серым дождем по изнанкам листьев. Пока шли дожди, зацветали все новые травы, перемешивались цвета. Выходишь к Липовой горе и не узнаешь запестревший неровный луг. Уходишь дальше, над головой несется серое, сухое уже небо, липы шевелятся впереди, роняя цвет, попорченный тлей. Ступаешь в колею – замечаешь, как разросся подорожник, как снизу доверху стало гуще и глуше. Зеленые монетки лугового чая. Золотистые лепестки лютиков. Видишь – новые тропы натоптаны, примята высокая трава. Больше ничего не видишь за зеленой стеной, не знаешь, за каким стволом спрятал рыло скрытный мохнатый вепрь, кроны смыкаются, и робеешь в этой гуще слегка. Шорох листвы, низкие голоса дроздов. Спускаешься с пригорка – попадаешь на широкий заливной луг. Близко к дороге подходит тихий ивняк, в недра которого тянется звериная тропа. Дальше сырая темная трава – прибежище гнуса. Широко распахнув глаза на пойменную панораму, ловишь глазом мошку. Глаз слезится, взъерошенные дубовые перелески влажно блестят и двоятся, плывут синие дали. В отворот сапога падает темнотелая улитка с хрупким янтарным панцирем. Их много в траве, они тянут темные влажные рожки и ползут медленно. Достаю улитку из сапога аккуратно, стараясь не раздавить, и бросаю в луговую волну. Налетает ветер, небо теряет однородность, вот-вот прорвётся вечерняя лазурь. Потоки прохладного воздуха уносят мошкару, под низким облаком птицы проносятся черными точками. Бинокль двоит немного, изображение далей не резко. Луга пусты.
Дорога к озеру идет мимо отцветающей шиповниковой гущи. Уже не тот аромат что прежде, вместо розовых лепестков – зелёные тугие ягоды. Кабаны истоптали урез воды, лежали в грязи возле бобровой плотины. Следы нечёткие, размыты дождями. Замечаешь, что что-то не так: рухнул большой дуб, стоявший на берегу протоки. Падая, ободрал ветвями крапиву и хвощи на склоне. Крона еще зелена, листва свисает до обмелевшего дна протоки, как живая. Хочется куницей взобраться на толстый ствол и увидеть сверху плоскость озера, ярко-зеленые заросли телореза, дремлющих уток. Ранний вечер, я иду на свой наблюдательный пункт возле бобровой норы. Прислонившись к дубовому стволу, вдыхаю затхлый запах ластовня. На воду слетает белокрылая крачка, вода выплёскивает серебряную рыбку. Озеро смотрит в меня большим голубым глазом, небо разъяснилось. Под землей завозились бобры, у выхода из норы показались пузыри, пошли круги по воде. Усатая мокрая голова приподняла лист кувшинки.
На обратной дороге, в сумерках уже, обнаруживаю себя на клубничной луговине. Брожу медленным зигзагом, как кабан, раздвигая травы, думаю о своём, глохну от треска коростеля. Последние ягоды - по запаху в ледяной росе. Тусклое небо темнеет к горизонту, просвечивает тонкий месяц. Заросли молчат, зябкий туман ложится на острия осоки.
Иду на кордон и напряжённо вглядываюсь в темнеющую округу. Днем мысли в голове всякие летучие, а теперь, когда золото заката стекло к лесным корням, ты весь – зрение и слух. Ожидаешь оживания ночи в форме большого зверя – темной тенью на дороге, фырканьем и треском в зарослях. На лугу трава шевельнулась, и тут же подробность мохнатой жизни потонула в сумерках. Луга глухи, сумрак смешался с туманом. Прохожу пустой темный осинник, тут уже и кордон (пустой одинокий дом). Округа безжизненно молчит, только коростель вдали. Как-то пусто и грустно вдруг. Не заходя в дом, прохожу к старому огороду, к сосне-чесалке, у которой я часто вечерами видела кабана. Пытаюсь в свете месяца разглядеть темное пятно, движущееся по поляне, или расслышать вдали звериные голоса, чтобы как-то ожила для меня этим вечером округа. Но только туман и сумрак, нудный комариный вой в наступившем зябком безветрии. Ухожу в дом.
Затворяю дверь, снимаю сапоги, полные мелкого лугового сора. А из лесной тени, тем временем, выступает хитрый кабан и, неузнанный, проходит полосой тумана к подножью Липовой горы. Лето дальше внимательным мягкокрылым козодоем летит, ползет по сырому листу чернотелой янтаркой.
2010,Брыкин Бор.