Главный письменный стол...

Эмануил Бланк
                Химия давалась легко.

                -Конечно! У него ведь папа химик!,- говорили те, кому, всегда и везде, все было понятно заранее. А мне просто нравились  научно-популярные книжки, где мудрые академики рассказывали о захватывающих открытиях, самопожертвовании отважных первооткрывателей, интересных деталях взаимодействий великих ученых, молекул и атомов.

                За отчаянной суетой окружающей действительности порой ярко и контрастно проглядывали  строгие законы Гармонии Вселенского Мироустройства.

                Самым сложным, оказалось, поддерживать авторитет моего папы. Как учитель средней школы, он давно и полностью переключился с химии на преподавание биологии.

                По старой памяти, он , конечно, совсем неплохо разбирался в решении большинства несложных химических задачек. Однако Этя Ароновна Фридман - наша классная  и химичка в одном лице , взирая на легкость, с которой я щёлкал обычные задания, стала извлекать из журналов особые садистские случаи.

                Такие сложные задачи, почти как коньяки, помечались звездочками.  Одной, двумя, иногда, тремя. Слава Б-гу, что неуемная фантазия составителей не добралась до заветных пяти звездочек.

                Глядя на бесконечные варианты, по которым могли проходить окислительно-восстановительные реакции, непредсказуемое поведение атомов хрома, железа и марганца, меняющих свои валентности как перчатки, отец безнадёжно махал рукой и отправлялся готовиться к своим завтрашним урокам по биологии.

                Виновато и немного хитро улыбаясь, он оставлял меня с тяжелейшими заданиями один на один. За стареньким письменным столом, доставшимся за бесценок от родителей одного отличника, начинались бесконечные часы мучительных раздумий.

                - Дай Б-г, чтобы Ваш сын учился не хуже нашего,- напутствовали стол его прежние пожилые хозяева. Они продали  его нам всего за одну красненькую потертую советскую десятирублёвку с изображением Ленина. А стол оказался, действительно, волшебным и очень-преочень удобным.

                Особенно восхищали выдвижные ящики. Они  двигались легко, бесшумно и плавно - одним  касанием пальца.

                На следующий же день после покупки, отец пригласил плотника - своего великовозрастного ученика из вечерней школы. Тот, вдобавок ко всему великолепию, устроил  на поверхности стола ещё и роскошное дерматиновое покрытие.

                Обложившись  учебниками, последними журналами и пособиями, папа пристраивался неподалеку от меня, составляя бесконечные планы уроков. На куске старой панели из ДСП, обитой невзрачным пластиком, он умудрялся писать удивительно красивым каллиграфическим почерком.

                Свой "письменный стол" отец , каждый раз, устанавливал по-новой,  засовывая панель в узкое пространство между подоконником и чугунными батареями отопления. В таком положении он высиживал часами. Зимой, когда батареи были слишком горячими , он прикрывал их старыми полотенцами.Места, конечно, явно не хватало. Книги, журналы и пособия приходилось раскладывать даже на подоконнике.

                - Передай привет папе,- видя блестящее решение тяжеленной задачи, Этя Ароновна понимающе улыбалась, похлопывала по плечу и давала следующее задание, вновь, казавшееся неподъемным

                Очень хотелось бы рассказать ей, пояснить, как-то намекнуть, что все решил именно я. Притом, что  решил абсолютно самостоятельно. Однако зародить хотя бы малейшую тень подозрения в папиной несостоятельности, было совершенно невозможно.

                Стёрлись в памяти  громкие победы в городских, республиканских и прочих олимпиадах. В суете сует поблекли и многочисленные достижения в перипетиях запутанных жизненных коллизий, казавшихся в те времена значительными.

                Нечасто, но вспоминаю свой любимый волшебный письменный стол, помогавший в сотнях локальных поединков с самим собою.

                Однако кусок старой древесно-стружечной плиты, с поцарапанным во многих местах светлым пластиком, за которым работал мой любимый папа, оказался самым главным, ничем не стираемым изображением. Он запомнился навсегда, каждой трещинкой, во всех своих мелких подробностях...