Полуденное солнце уже начало клониться к закату, денёк выдался просто отличный – тихий, солнечный, почти весенний. Снег на обочинах покрылся тонкой корочкой, но из-за лёгкого морозца в кашу превращаться не спешил, а радостно искрился под весёлыми лучами, словно невеста под ласковыми поцелуями жениха. Асфальт на дороге прогрелся сильнее, он был чуть влажный, но явно не настолько тёплый, чтобы на нём просто так сидеть. Впрочем, сидел мужчина на корточках, так что задницу себе отморозить не рисковал. Девушка мило улыбнулась.
- Второй раз, - проворковала она.
- Чего "второй раз"? – не понял мужчина.
- Второй раз ты назвал меня по имени. Первый раз при встрече, когда спросил я ли это.
- А-а, ну да, но там ведь была… не совсем ты.
- Точно, однако я многое знаю о тебе из ваших разговоров с, э-э-э, не-мной.
- Так и говори "с куклой", хотя куклой её сложно назвать. Помещать в куклу частицу своего сознания, чтобы она вела себя разумно, я и сам умею, но в твою куклу вдобавок была помещена и частица души. Такого я ещё не встречал и даже представить не могу, какой силой надо обладать, чтобы совершить подобное.
- Не спрашивай меня, - продолжала улыбаться девушка, - я в этом ничего не понимаю. Пришёл человек с матерью-настоятельницей, он и провёл обряд. А ты когда догадался, что та я не настоящая?
- Не сразу, - прикуривая новую папиросу, признался мужчина. – Уж очень качественно выполненная кукла была.
- И даже не смотря на то, что догадался, ты всё же продолжал её защищать!
- Ну да, - вдруг смутился Клык. – Даже когда гибнет кукла с частичкой сознания, испытываешь сильную боль. Конечно всё зависит от того, насколько большая частица сознания была помещена в куклу. Но частичка души в любом случае добавит эмоциональной окраски, усилив боль в несколько раз. Я и представить не возьмусь, какую боль испытала в момент её гибели ты.
- Это точно, - погрустнела девушка. – Целых три раза.
- Кукол было три?
- Да, сказали что для безопасности так надо. Вообще всё было очень странно. После отъезда настоятельницы с тем мужчиной, мы какое-то время оставались в монастыре, я с падре и батюшкой должна была уехать последней, после того, как все мои, э-э-э, другие "я" уже отбудут. Но падре поменял решение и мы выехали третьими, последней покинула монастырь та "не-я", которую сопровождал ты.
- А её воспоминания о детстве были внушёнными?
- Нет, - Елена уже снова улыбалась, - настоящими. Она не помнила только момента своего создания, про других тоже не знала. В её воспоминаниях она получила письмо от матери-настоятельницы, после чего и отправилась в дорогу.
- А ты с чего решила ехать?
- Ну, - девушка немного замялась, - у меня есть то, что очень нужно матери-настоятельнице. А извлечь это в монастыре она не могла.
- Ключ?
- Ты знаешь?
- Немного. Точно знаю лишь одно – тебе нельзя идти в тот замок и передавать ключ.
- Почему?
- Это очень опасно, вряд ли намерения игуменьи и тех, с кем она связалась, чисты. Сомневаюсь, что ты знаешь истинное лицо своей настоятельницы, а связанного с ней человека и вовсе нельзя назвать человеком.
Тут падре решил вмешаться, выйдя из машины, он вцепился монашенке в руку.
- Садись, хватит его слушать!
Доля секунды понадобилась Клыку, чтобы выхватить револьверы. Уже не его привычные, а импортные Smith & Wesson. Хромированная сталь матово поблёскивала на солнце, встроенный пламегаситель и барабан под мощный патрон 357 Magnum в котором явно использовались пули, заслуженно прозванные в Штатах "Королями улиц", всё это заставляло уважать данное оружие и человека, уверенно держащего по подобному револьверу в каждой руке. У падре тоже очень быстро появился в руках его пистолет-пулемёт, отодвинув Елену к машине, он угрожающе повёл стволом в сторону Клыка. Не смотря на скорострельность оружия противника, наёмник имел все шансы выиграть дуэль, поскольку священник до сих пор одной рукой удерживал девушку, а отдача от "Аграма" достаточно велика, так что уйти с линии огня, даже с учётом небольшого расстояния между противниками, можно. Падре понимал это, как и опасность полуоболочечных пуль с экспансивной полостью и начальной скоростью 426 м/с, которыми были заряжены револьверы наёмника, поэтому начинать дуэль он не торопился. Тут до слуха обоих дуэлянтов донеслось грозное рычание. Неужели какой-то охотник забрёл в эти места? Три огромных пса со странными, очень уж "человеческими" глазами, приближались к машине, оскалив клыки и явно нацелясь на падре. С заднего сидения, пыхтя и отдуваясь, вывалился толстый батюшка. Он сжимал в руках икону Спаса Нерукотворного, похожую на Вятскую, но парящие ангелы на этой имели щиты и копья, так что скорее всего относились к ангелам-властям. Взяв икону в левую руку, батюшка правой достал большой крест, явно способный послужить и оружием ближнего боя.
- Ну вот, - отпыхиваясь, выдавил из себя православный священник. – Теперь и для меня работа появилась. Бесовское отродье, с ними мне иметь дело привычнее, нежели с человеческими негодяями.
- Подождите! – выкрикнула монахиня. – Падре, я понимаю что то, что вам довелось повидать, заставило вас вознегодовать на людские грехи. Но кто из нас безгрешен? Сказано ведь "не судите, да не судимы будете".
- Этот человек, - нахмурился падре, - он явно безбожник. От него ересью за версту несёт.
- Вы правы, падре, он еретик и за это ответит перед Господом. Но его стоит выслушать, ибо врать он не станет.
Елена прикоснулась свободной рукой к плечу тощего священника, с её пальцев словно бы заструился свет. Падре сразу успокоился, уже не так напряжённо поглядывая на наёмника.
- Пусть он уберёт револьверы и псов своих отзовёт!
- Не, оборотни явно бесовское отродье, - не согласился с ним толстый батюшка.
- Успокойтесь, святой отец! – порхнула, высвободив руку, теперь уже к православному священнику Елена. – Вы побывали у истинных в логове и потому-то видать и взалкали мирских благ. Но не бросили своего богоугодного дела по изгнанию нечисти. Вы молодец, батюшка! Однако должны знать, что оборотни испокон веков являлись врагами вампиров. Эти же и подавно на нашей стороне. Пусть они бесовское отродье, но сейчас нам не враги! Давайте послушаем Клыка, умоляю вас!
Вновь заструился свет, и теперь уже батюшка, криво улыбнувшись, спрятал икону под полу.
- Ну, ежели они нападать не собираются, то я на сей раз сделаю вид, что не заметил их. Только пусть бесовской облик скинут.
Клык с падре спрятали оружие, собаки перекинулись в двух мужчин с женщиной. На какое-то время конфликт был улажен.
- Вы чего припёрлись? – подойдя к оборотням, спросил Клык.
- Долг платежом красен, - отозвался самый старший из них, крепкий старик с седой лохматой бородой и пристальным взглядом из-под кустистых бровей.
- Так что ты собирался нам поведать, нехристь? – присаживаясь на сидение автомобиля, благостно вопросил православный священник.
- Ну, что касается настоятельницы по имени Анна. На самом деле её зовут Габрела Кнопчанка, она происходит из верующей католической семьи.
- Тьфу ты, еретичка, - прошипел падре.
- В четырнадцать лет сбежала из дома, - продолжал Клык, - по доброй воле начала промышлять проституцией. В шестнадцать повстречала на своём пути православного священника, перебралась в Россию и приняла постриг. Уж не стану углубляться в то, каким именно образом она заручилась благосклонностью вышестоящих лиц, да только спустя всего лишь восемь лет уже была игуменьей.
- И что с того? – пожала плечами Елена. – Мария Магдалена тоже была блудницей, но уверовала во Христа и спаслась. Может и мать-настоятельница сумела обрести Иисуса в своём сердце.
- Да без проблем, спаслась ваша Анна, или нет, то не моё дело. В Польше у неё осталась семья, отец пять лет назад погиб во время пожара. Заживо сгорел мужик, но дочка не приехала проводить отца в последний путь. Остались мать и младшая сестра, тоже пострадавшая во время того пожара. Ей и так было нелегко, поскольку она с детства прикована к кровати. Чтобы вылечить сестрёнку требовалась операция, причём дорогая и не одна, таких денег у семьи не было и нет. Тем более сейчас, когда отец погиб. В настоящий момент речь идёт уже не столько о восстановлении здоровья, сколько о жизни девушки. Мать же, вместо того, чтобы заботиться о дочери, все дни напролёт молится Богу. Но видать у вашего Бога уши заложило, поскольку никаких улучшений в здоровье младшей сестры пани Анны не наблюдается, врачи говорят, что в таком состоянии она не протянет дольше двух-трёх лет. Анна регулярно получала письма от сестры, но ни на одно из них даже не ответила. Вот так-то.
- Что ещё ждать от еретички, - вновь подал голос падре. – Но к счастью я не ей подчиняюсь, а святой Римско-католической церкви!
- Можно поинтересоваться, кому именно? – с Ленинским прищуром спросил Клык.
- Инквизиторскому отделу.
- Ага, и от кого именно тебе пришёл приказ везти девушку в этот замок?
- От приора Эмиля, - уже чуя подвох, ответил падре.
- Ага, от виконта Эмиля, - довольно просипел наёмник. – Начнём с того, что виконтов в Прибалтике никогда не было, это первая и самая меньшая ложь из всех, связанных с вашим приором. Отец того, кого вы знаете как приора Эмиля, латышский барон, мать происходить из богатой семьи немецких евреев. Оба они родились ещё в конце позапрошлого века, отец с самого начала поддерживал нацистский режим, потому и мать не попала под репрессии, продолжая заниматься своей фабрикой и снабжать гитлеровцев обмундированием.
- Это сколько же должно быть виконту лет? – ахнула Елена.
- Сто, или около того, - усмехнулся Клык.
- Ложь, - падре гневно сверкнул глазами, - я видел приора, ему никак не больше тридцати.
Наёмник медленно полез в карман, падре тут же уцепился за свой пистолет-пулемёт. Достав двумя пальцами пачку фотографий и каких-то документов, Клык подошёл к падре, протянув одну из них священнику.
- Он?
- Ну… похож, - согласился тот.
- Да не похож, а одно лицо, как я понимаю. Это единственный сын почтенного барона и его еврейской жены. Звали тогда Эмиля Айварсом. Как можешь видеть, здесь он в форме офицера латышского легиона СС, а вот (вторая фотография легла в руку падре) он же уже в чине гауптштурмфюрера ваффен-СС.
- Мне не интересна его родословная, - поморщился падре.
- Это не родословная, а его жизнь. Сейчас самое интересное, гауптштурмфюрер Айварс в июне 43-го получил серьёзное ранение и спустя два месяца скончался в полевом госпитале. О чём есть свидетельство о смерти, выданное врачом того госпиталя. Труп забрали родители, а спустя несколько месяцев после похорон у них появился управляющий по имени Янис.
Как копия свидетельства о смерти, так и новая фотография перекочевали к падре.
- Опять одно и то же лицо, не так ли? В семьдесят втором Янис, нисколько не постарев, исчезает, а появляется его сын, словно брат-близнец похожий как на своего мнимого отца, так и на нашего лже-виконта. Этот в свою очередь столь же таинственным образом исчезает в восемьдесят девятом. В том же году, как раз перед смертью старушки, появляется Эмиль. И вновь одно и то же лицо! Дети конечно похожи на родителей, но не бывают настолько точной их копией. В девяносто восьмом Эмиль по протекции одного из кардиналов принимает сан и поступает в отдел инквизиции. Кстати, в девяносто девятом он ведь вместе с вами находился в том Турецком городе? На сколько мне известно, он тогда попал в самый эпицентр землетрясения и пропал без вести, чтобы вскоре объявиться как ни в чём не бывало.
- Хочешь сказать, что он стал нежитью?
- Вероятно так. Старый барон баловался некромантией, точнее был весьма известным в своих кругах чернокнижником, а его жена обладала глубокими познаниями в каббале.
- Он что, зомби? – снова ахнула Елена.
- Вряд ли, - покачал головой Клык. – Зомби, они полулюди, полуживотные, чей дух отлетел, а души хранятся у чернокнижника. Зомби долго не живут, поскольку их тела подвержены разложению, а должного притока энергии они не имеют. Наш виконт скорее лич, чья душа продана тёмным силам, а дух помещён в какой-либо сосуд. Сознание же способно переходить из одного тела в другое. Не знаю уж, чем ему так приглянулось его изначальное тело, поддерживать которое в хорошем состоянии десятки лет требует неимоверного количества энергии, но он тел не менял. А зря, иначе отследить его было бы практически невозможно.
- Может он всё-таки побочный правнук того барона? - робко предположила девушка.
- Мало вероятно. Покойная баронесса отличалась суровым нравом, так что её супруг был полнейшим подкаблучником, не способным даже посмотреть "налево". И уж совсем невозможно предположить, чтобы она отписала всё своё немалое имущество внуку бастарда! Так что он явно либо лич, либо обращённый вампир. Но для обращённого вампира он слишком сдержан, я сомневаюсь, что будь он вурдалаком, то посмел бы вступить в инквизиторский отдел Римско-католической церкви. Его бы раскусили на раз. А вот лича можно вычислить лишь по тому, что он не стареет, так что лет двадцать у него до этого момента есть, дальше могут возникнуть вопросы. Падре, ты же видел его в том городе, изменился ли Эмиль хоть чуть-чуть за прошедшие шестнадцать лет? Как он это объясняет, пластикой?
Падре ошарашено смотрел на пачку фотографий, вытаскивая из неё то одну, то другую. И со всех на него улыбаясь взирал лже-виконт. Фотографии на паспорта, документы о наследовании, обычные фотографии, явно сделанные в разное время и разными людьми. Эмиль несомненно любил своё тело, стараясь запечатлеть его в разных вариантах, весьма неосторожно, если он действительно бессмертный лич.
- Так что ваш приор – нежить и сильный чернокнижник, - подытожил Клык. – Разворачивай оглобли, клиентка, я всё же отвечаю за твою безопасность, а в этом замке гарантировать её тебе не могу.
- Нет, - вдруг покачала головой Елена. – Я должна туда пойти.
- Ты что, с дуба рухнула? – остолбенел Клык. – Тебя ж там кончат. На кой это тебе надо?
- Я… должна. Я должна посмотреть в глаза матери-настоятельнице. Почему она так поступает со своей сестрой? Почему она так со мной? Мы… мы были подругами. В монастыре меня никто из монахинь не принял, лишь только она одна. Она всегда обо мне заботилась, я должна знать, за что она со мной так, и почему ключ на неё отреагировал.
- Ну ты и дура, - покрутил головой наёмник. – Насколько понимаю, отговаривать тебя бесполезно. Что ж, раз я подписался доставить тебя до места назначения, значит доставлю. Пусть это и не тот замок, о котором шла речь. К тому же со мной ещё не до конца рассчитались.
Падре молча уселся за руль, Елена села рядом с ним, толстый батюшка вновь впихнул свои телеса на заднее сиденье, а наёмник вспрыгнул на подножку. Трое оборотней, опять перекинувшись, побежали следом. До замка оставалось недалеко, кованные ворота оказались открыты, но падре остановил машину перед ними. За ворота зашли пешком, там падре и вовсе остановился. Сад занимал никак не меньше трёх гектаров, аккуратные вишни и яблони перемежались с отключенными на зиму фонтанами, по краям которых стояли мраморные статуи греческих богов и богинь, чья белая "кожа" с голубоватыми прожилками делала их похожими на тела в покойницкой. Мощёные плитами дорожки прорезали группы деревьев, подбегали к фонтанам и беседкам, огибая здание, уходили куда-то вглубь. В центре сада возвышался двухэтажный старинный особняк, центральная башня которого имела зубцы и шатровую крышу, возвышаясь над остальным строением ещё на несколько метров. Все вошедшие сразу почувствовали какую-то гнетущую атмосферу, нечто незримое и крайне неприятное витало в воздухе. Кладбищенскую тишину не нарушало даже карканье вездесущих ворон.
- А ведь мы стоим на костях, - втягивая носом воздух, сообщил православный батюшка.
- Точно, - согласился с ним Клык, – вероятно древнее захоронение, но и аура свежих страданий тоже присутствует.
Потыкав кнопки сотового, падре убедился, что телефон не ловит. Вероятно чтобы позвонить надо было лезть на дерево, либо подняться на второй этаж замка.
- Я лучше вас здесь подожду, - хмурясь сообщил падре.
Толстый батюшка, сжимая во вспотевших руках икону и крест, тяжело вздохнул.
- Иди, дщерь моя, коли уж так хочешь. Но возвращайся. Если через час не придёшь, то мы с падре пойдём выручать.
"Ссыкло", - мысленно попрекнул наёмник, проверяя всё ли новое оружие и амулеты на месте. Собаки тоже решили остаться, улегшись прямо возле ворот. Полсотни метров до колоннады и широких ступеней центрального входа наёмник с монашкой прошли молча. Лишь когда высокий сумрачный Кристас закрыл за ними входные двери, Елена тихо шепнула Клыку:
- Это он проводил обряд.
- Кукол изготовлял? Понятно, – так же тихо отозвался наёмник.
Если этот слуга обладает силой разделять душу, то его стоит опасаться.
- Оружие и амулеты прошу оставить здесь, - пододвигая пластмассовую коробку, приказал дворецкий.
- Предметы культа тоже? – поинтересовался наёмник, выкладывая всё своё добро.
- Покажите пожалуйста.
Елена предъявила свой нательный крестик, у Клыка оказался символ Сварога. Пристально посмотрев, Кристас крестик разрешил оставить, а вот боевой амулет наёмника, замаскированный под обережный знак, тоже перекочевал в коробку. Длинный коридор через анфиладу комнат привёл посетителей в центральную залу. Наёмник, внимательно примечая малейшие детали обстановки, на всякий случай считал шаги. В жарко натопленном зале всё было по прежнему, только виконт с игуменьей по случаю прибытия гостей переоделись в монашеские облачения. С того самого момента, как Кристас объявил, что "посылка доставлена", оба находились в приподнятом настроении. От взора наёмника не могла ускользнуть эта радость. "Ишь ведь, сияют как медные самовары", - с неприязнью подумал он, разглядывая портреты на стенах залы и уже не удивляясь, что все предки хозяина поместья жили до его якобы прабабки. Портреты после неё изображали исключительно самого Эмиля, которого различные костюмы и бороды с усами не могли изменить до неузнаваемости.
- Присаживайтесь, - широким жестом пригласил виконт. – Честно сказать я удивлён, что ты сумел узнать о настоящей Елене.
- Случай помог, - не вдаваясь в подробности, ответил Клык.
- Нанимал тебя не я, - продолжил Эмиль, - но, раз я здесь за главного, то так и быть, рассчитаюсь с тобой. С другой стороны, раз кукла погибла, то свою работу ты не выполнил. Ну да ладно, не будем мелочными.
Достав из кармана тугую пачку денег, виконт бросил её наёмнику.
- Здесь оставшееся и маленькая премия за риск. Можешь идти, теперь уж твоя роль точно закончена.
- Не совсем так, - прошуршав большим пальцем по уголкам купюр, наёмник спрятал пачку в карман. – Сейчас мой наниматель эта девушка, которую я обязался доставить обратно в целости и сохранности.
- Как знаешь, - презрительно скривился Эмиль. – Если девушка поступит разумно, то задерживать её здесь никто не станет.
- Что значит "разумно"? – Елена упёрла взгляд в игуменью.
- Это значит, - улыбнулась Анна, - что ты просто передашь нам то, что хранишь, и всё.
- Простите, мать-настоятельница, я уже говорила вам, что не могу передать ключ без весомых на то причин. Вы обещали мне предоставить таковые, за тем и пригласили приехать сюда.
- Девочка, - грустно покачала головой игуменья, - причина одна: если ты откажешься добровольно передать нам ключ, то злые дяденьки посадят тебя в темницу, где будут пытать, и даже твой охранник тебя не спасёт. И всё из-за какой-то безделицы. Так что не упрямься, зачем тебе такая ноша? Отдай её и живи спокойно.
- Господь не по силам ношу не даёт. Но вы… я ведь верила вам, мать-настоятельница! Как же вы могли предать нашу церковь, пойти на сговор с этими людьми?
- Церковь, - скривилась игуменья. – Что ты, девочка, знаешь о священниках? Не вера в некоего бога, а желание пробиться наверх спасало меня, когда каждый из высокопоставленных святош норовил залезть своими похотливыми руками мне под подол. В этом мире есть лишь один бог – деньги. Поэтому, когда мне предложили хорошие деньги за то, чтобы я уговорила тебя отдать ключ, я согласилась даже не раздумывая! Но ты оказалась слишком упрямой, иначе всё закончилось бы ещё в монастыре.
- Как я понимаю, - вмешался Клык, - вам непременно надо, чтобы ключ был передан вам добровольно.
- Именно, - переключилась на него Анна. – Объясни этой глупышке, что это в её интересах, и тебе заплатят в два раза больше! Ты же не дурак, наёмник, понимаешь, что иначе живым отсюда не выберешься.
- Вот как? А если я возьму её в заложницы? По какой-то причине все вы боитесь причинить ей вред.
Елена вздрогнула, с испугом посмотрев на своего спутника. Он что и правда собирается прикрыться ею? Нет! Судя по тому, как он себя вёл по отношению к её дублю, он на такое не пойдёт. Значит стоит ему подыграть, возможно это и правда их единственный шанс выбраться отсюда.
- Боимся? – усмехнулась Анна. – Я лично не боюсь. Это Организация опасается, что при насильственном извлечении из тела носителя, ключ может пострадать. Иначе они не держали бы невесть где двух других носителей.
Эмиль взмахнул рукой в сторону игуменьи, из его руки вдруг выскочила длинная, острая, потемневшая от времени кость. Анна громко вскрикнула, когда подобная зазубренному рогу кость пробила ей живот, тут же скрывшись обратно в руку виконта.
- Бежим!
Схватив монахиню, Клык рванул к выходу. Виконт ткнул носком ботинка упавшую женщину.
- Ни на что не годная болтливая сука, - зло прошептал он, спокойно направляясь к дверям.
Корчась на полу, игуменья изо всех сил старалась удержать вываливающиеся кишки. Перед её глазами проплывали картины прошлого: парализованная сестра, вечно занятый отец, который если не пропадал на работе, то пил и бил Габрелу и её мать, после же шёл в церковь замаливать свои грехи. И непрестанно молящаяся богу рано состарившаяся мать, у которой на всё был один ответ: "Терпи, Господь терпел и нам велел". Ничто не согревало душу Габрелы в этой семье, которую и семьёй-то назвать было трудно. Ничто, кроме улыбки её младшей сестрёнки, которой одной было достаточно, чтобы рассеять тьму. Да, несмотря ни на что сестра продолжала улыбаться, никогда с её губ не слетело даже единого слова жалобы на несправедливость этого мира, столь жестоко обошедшегося с ней. Что Габрела могла написать в ответ на ободряющие письма сестрёнки, радовавшейся тому, что хотя бы старшая сестра нормально устроилась в этой жизни. Разве могла Габрела к ней приехать с пустыми руками? "Погоди, сестрёнка, - тихо шептали потрескавшиеся губы игуменьи. – Ещё немного погоди, скоро у меня будут деньги, много денег. Ты только дождись".
Спустя два года в одном из польских хосписов скончалась молодая девушка, ни сном ни духом не ведавшая, что она была последней в роду князя Светомысла. Проклятие волхвов наконец-то прекратило свою страшную работу.