1.
Из вязкого сна начало тащить наружу сначала вяло, а потом настойчиво. Дятел стучал по дереву. Опять потащило. Дашка теперь не особенно торопилась просыпаться. Два месяца в новой квартире не изменили ее первого утреннего ожидания: окно слева, дверь напротив, кусок цветастых обоев отошел от стены. Дятел стукнул еще.
Ну ладно!
Ресницы на правом глазу слиплись, (кто-то вчера не умылся) и вот оно чудесное превращение: окно справа, дверь слева, крашенная в голубой стена. Другая комната, другая жизнь. И можно вытянуться на постели. Полгода назад еще было нельзя. От утренних потягиваний схватывал живот, и за месяц выработалась привычка: не потягиваться. Даже в глубоком сне, даже не помня места- не тянуться. Лежать бревном. А сейчас можно потянуться всем телом всеми пальчиками ног вниз!
Стук повторился.
Дашка вспомнила, что так и не обзавелась звонком, стало быть, кто-то пришел.
— У нас пришелец, — зачем-то вслух сказала Дашка, и крикнула в коридор—Иду!
Изящно встав горячими пальцами на холодный пол, она снова потянулась. Стянула со стула махровый белый жесткий халат, запахнулась, кинула взгляд в зеркало шкафа, взъерошила короткие волосы. Пошла босая балетным ходом.
Щелкнула ключом 2 раза, зевнула, приоткрыла дверь.
Ого!
Мужчина уже собрался уходить.
— Простите, я сверху.
— Простите?
— Сосед сверху.
— А.
— У вас можно попросить воды? Так глупо, жду электрика, телефон недоступен, соседей будто нет других.
— А?
— А? Наверное, не кстати. Пойду.
— Да что вы! — спохватилась Дашка, — Я спросонья, туплю, проходите, конечно!
Сна уж как не бывало. Шутка ли! В субботу утром на дом такой мужчина- блондин загорелый, правильные черты, красивые морщины на лбу, длинные пальцы! О-го-го! Кольца нет! И эти: «простите, простите!» Да боже мой, конечно, берите воды, еды, переночевать!
Дашка сглотнула. Какой торс!
— Да, проходите на кухню. Где же бокалы? Я только переехала. А, вот!
Святая Катерина, пошли мне дворянина!
Все женщины хотят мужчин. По крайней мере те, кто не хотят женщин. И, даже те, кто...
Потому что он починит кран, розетку, допустим.
Принесет картошки, например. Утрет слезу, укроет одеялком, расскажет про блокчейны, если ты еще не нагуглила.
Поставит горчичник, подарит цветочек, отлюбит до цистита.
И наконец, просто будет лежать красиво на шкуре или диване. Дикий, но домашний зверь, которому зачем-то пригодилась именно эта женщина.
А если он будет лежать, то уж пусть лежит красивый.
Скажем, как Аполлон или, напротив, как звездный мальчик, может даже уродливый сатир! Нет уж, пусть тогда красивый. Как он!
— А как вас зовут?
— Меня — Иван. А вас?
— Дарья.
Иван с интересом оглядывался.
— Вы извините, я просто еще не решил про дизайн, а у вас так интересно. Можно полюбопытствовать?
— Велком! — она описала рукой пригласительный круг.
Помещеньице было маленькое: 40 квадратов. Из мебели были кухня и матрас.
— Такие цвета интересные здесь. Карамель и ваниль.
— Вы серьезно? Вы очень тонко подметили!
Кухня была светлой и теплой. Частично стены были в мозаике, частично окрашены. Фасад был слегка перламутровым, столешница мраморная.
Дашке это стоило каких-то немыслимых денег. Но зато, теперь вечерами от любых невзгод ее лечило созерцание глянцевых поверхностей и светло-шоколадной органзы с фалдами.
— А остальное можно глянуть?
Дашка кивнула. Коридор был выкрашен в терракот.
Иван заглянул в спальню
— Вот это да! Вот это Матисс!
Дашка торжествовала. Да! Стена слева была покрашена в голубой, а стена справа- в оранжевый. Стена с окном полностью перекрывалась шторами. А шторы точно также было две- голубая примыкала к оранжевой стене, а оранжевая- к голубой. Полы были такие же рыжеватые. Вместо люстры пока свисала лампочка. Да ну и ладно!
— А это ваш инструмент?
— Да, моя виолончель, только я давно не играю.
— Надо же и музыка!
Иван весь сиял:
— Великолепно! Это просто великолепно! Можете рекомендовать дизайнера? Пожалуйста!
Даша хитро сощурилась:
— Могу, это я!
— Ух ты! Вы профессионально этим занимаетесь или по наитию?
— По наитию. Поэтому, наверное, я не возьмусь.
— Но почему?!
— Видите ли, я опиралась на свои внутренние ощущения. Когда сам себе заказчик-это другое.
—Тут вопрос скорее в доверии. Я вижу ваш взгляд, он мне нравится. И я бы доверился вам, как художнику. Уж очень любопытно, что получится!
— Но дом — ведь отображение человека, а я вас совсем не знаю
— Давайте знакомиться, я — Иван. Пойдемте ужинать и болтать. Только ой, сейчас мне надо бежать к электрику. Телефон запишите.
2.
Захлопнув дверь, Дашка плавно шагнула к зеркалу. Покрутилась. В полумраке коридора на нее выглядывал ее двойник - а ничего такая! Она повернулась своим любимым профилем и обомлела- сзади волосы все были смяты в блин, а над ухом с прядки свисало предательское серенькое перышко из подушки.
— О, божи, божи, — она покачала головой, — Иван, наш, Царевич поди взопрел с такой красоты.
Но красота же внешняя-это не главное, не главное. Она загрустила. Вот правильно сестра говорила, что всегда даже мусор при параде выносит, ведь вдруг там ОН! ОН, понимаете?
Совсем уже от безрыбья крышу уносит- подумала Дашка. Зимой ушел Кирилл. Как-то резко ушел, грубо, с какими-то непонятными "ты меня душишь", с какими-то жестокими "мне все надоело". И к новому году у нее остался только седой терьер Тоби. Но и он ушел, сгорел болезнью за три дня. И долго Дашка шарахалась от намеков на ухаживания. Все думала, что она не может строить эти самые отношения. Да и самое страшное, что она думала, что все построила, а Кирилл ушел. Сунул в синюю жесткую сумку Икеи носки, трусы с лисятами, ноутбук.
— Остальное потом заберу.
А потом еще приехал, совсем такой чужой. Дашка, как безумная, выискивала следы другой женщины, кричала, что "небось новая баба тебе этот шарфик купила?!"
А он посмотрел на окно и спокойно сказал:
— Какие у тебя всегда окна грязные.
Хлопнул дверью.
Она разрыдалась. И до самого переезда натирала каждое пятнышко дождя на кухонном окне. И, казалось, никого не подпустить больше близко. И как-то всех сторонилась. Увлекалась тоже осторожно. Или все не получалось. В общем девиз последнего времени «все сложно».
И вот теперь, когда душный июль, она хочет, чтобы кто-то рядом. За каждого в мыслях выходит замуж, рожает двух девочек и одного мальчика, строит дачу, а потом слышит: «какие у тебя всегда окна грязные».
И страшно пойти ужинать даже.
— Так. Спокойно. «Что может случиться такого уж страшного?» — спросила Дашка себя.
Например, он станет смеяться, что у меня маленькие сиськи и я не читала Гомера? Вряд ли. Да и читала я.
Обычно такие внутренние диалоги длились минут 20, а потом Дашка занимала себя чем-нибудь стоящим, например, выбором мебели в интернете. На это она могла потратить часа два-три, меня запросы на "дизайнерская", "на заказ", "готовая". Заставляя мысленно комнату, то белым ампиром, то серым Провансом.
Дерево, ковка, стекло... перебиралось все. Но не то, не то, отчаянно не то!
Пальцы ног щекотало сквозняком, за окном покрывало тучами и выпускало из-под них солнце. Дашка решила вымыть голову и вытащить свою задницу в свет и движение воздуха. Почувствовать волны теплые и прохладные, бегущие вдоль дороги и поднимающиеся от поверхности земли. Сверху пересекаемые лучами переливчатого желтого, сочащегося через плотные ветви.
И так хотелось написать смску вроде: на улице пух, словно снег, а помнишь...? Тополиный пух, жара…"
Но нет, уж лучше неотправленная смс без ответа, чем какой-то пустой и холодный ответ, после которого в голове родятся, как грибы после дождя, варианты о том, что это значит, какие за этим чувства, стоит ли написать еще? Или молчание, которое тоже говорит что-то, но что?
Но самый странный знак был ей вчера, это никак не отпускало.
Дашка увидела на витрине балетки 44 размера. Такие небольшие лодки, в которые можно посадить котят или кроликов. Дашка с осторожностью и интересом повертела их в руках, размышляя о том, кто именно их наденет. О том, что женщина-гора, возможно, даже скорее всего не крушит все вокруг, а думает о сырниках, палисаднике, досадует на то, что эти балетки- единственная возможная в ее реальности обувь. Может быть ее сердце так же бьется неровно, может она тоже боится написать какому-то мужчине. Может даже маленькому какому-нибудь тщедушному мужичонке боится написать про снег и "тот вечер". А потом еще развалятся балетки и новых днем с огнем. А у нее может лучшие котлетки в городе, и она умеет любое пятно вывести.
Дожить бы до самого ужина. Но как сразу навести в себе всю красоту? Подтянуть там, убрать здесь. А мешки под глазами же? Господи! И маникюр! Куда бежать?!
Дашку спасло чудо, а точнее-диарея.
Сославшись на мигрень, она угомонила все внутренние диалоги, позвала маникюршу на завтра, записалась в Спа, и завалилась с ноутбуком в сагу о Форсайтах, 7 серий подряд. И литр мороженого с грецкими орехами. Диарея за ненадобностью ушла.
Только девчонки знают, что это такое: собраться на свидание.
И, уж, конечно, девчонкам от 30 до 40 сложнее всего. Потому что тем, что «до» освежиться проще, а те, что «после» уже могут взглянуть на себя иронично и избежать некоторых процедур. Да, мы тоже слышали, что где-то есть абсолютно уверенные в себе женщины, которые не сходят с ума перед свиданиями. Мы о них слышали, но никогда не видели. Зато знаем некоторых женщин, которые держат на работе бритвенный станок, смену белья и чулок, а также моют голову в парикмахерской, если классный мужик свалился внезапно. Дашка как раз такая.
Но как у всех «таких» женщин к нужному времени у нее не только маникюр не в порядке, но и вскочил прыщ на подбородке. Но бывали и хуже, гораздо хуже. В прошлой жизни, поэтому неважно.
Дашка решила, что наряжаться будет во что-то средне улётное. В декольте эй выкладывать было нечего, поэтому надо выкладывать ноги и зад. А ног там было о-го-го! Зада было в самый раз. Ему больше всего доставалось внимания фитнесе, мода такая на зады. Присед, выпад, штанга, стрельнуть глазами в тренера. Да, кстати, тренер недолго пробыл нашим увлечением. Среднего роста, красивый по-Дашкиному: стало быть, большие чОрные глаза, волнистые густые волосы, демоническая улыбка во все ровные белые крупные зубы… а как сложен! Это не был тренер-качок, это жилистый жопастенький мистер «так и ущипнула бы». Только вот он заикался, что сначала сбивало Дашку с толку. Но, как и сказано, он волновал Дашку месяца три-четыре по 2 раза в неделю до того момента как она вволю насмотрелась его фривольностей ко всем подопечным и осознала, что то, что она принимала за флирт было просто человеческой симпатией, бесполой, увы.
Дашка вообще чаще всего не понимала, что мужчинам от нее надо или не надо. Поэтому со временем стала предпочитать явные знаки- приглашения на свидания, сердечки в вотсапе там.
На этом этапе может показаться, что она совсем какая-то дурища. Но мы будем надеяться, что это не так. Потому что Дашка была существом изнеженным, романтичным и честным. Наверное, еще и наивным.
Чтобы не выглядеть слишком заинтересованной в свидании она надела голубое шифоновое летящее платье в цвет глаз, новенького белоснежного бельишка атласного и кеды… нет, сняла кеды и надела белые туфли на грубом каблуке. Хорошо быть рыжей- покупаешь себе рыжее, голубое и зеленое- 100% попадание. Да любое можно, рыжая – значит: заранее нарядная. И всегда важнее всего правильно нарядиться в духи. Дашка это умела. Она освоила давно беспроигрышную Шанель. Но не ту, что N 5, а ту, что Coco и бутиковые новинки. Запястья, за ушами и в пупок. Как-то один давнишний ухажер рассказал ей, что некоторые женщины мажут за ушами своим собственным, как бы это выразиться, соком интимных мест. И что это вызывает животное влечение мужчин. Дашка об этом думала всякий раз, нанося духи, но так и не решилась использовать. Это ей казалось сродни помидору в мороженом. Но кто знает, может на самом деле она просто боялась навлечь на себя самцов вместе с их соками. Кто знает?
3.
Кавалер ждал у подъезда в какой-то явно модной машине.
— Додж, — сказал гордо.
— Ух ты! — сказала Дашка.
— Я его у одного американца купил. Это редкая модель.
— Ух ты!
— Красивое платье!
— Ух… на распродаже взяла.
«Бляха» — про себя подумала Дашка. Чтобы скрыть смущение она отвернулась к окну и придала себе равнодушный вид на полминуты.
— Иван, а вы чем занимаетесь? В смысле работы.
— Я управляю проектами в Яндексе.
— Глупо, наверное, будет спрашивать какими, я все равно в этом ничего не понимаю.
— Никто не понимает, иногда и я сам. А вы? Может «ты»?
— Можно и ты. А я преподаю английский в школе и частным путем.
— Вау, а у меня с языками не очень. Ну то есть с английским языком- Иван повернулся и ухмыльнулся.
«А голубоглазка-то наша пошловата» подумала Дашка печально и поджала губу.
— Сори, глупо вышло, сам от себя не ожидал такой скабрезности.
— Сделаю вид, что не было этого. Вы, ты разбираешься в искусстве?
— Не так чтобы слишком. У меня есть друг—галерист, он не просто бизнесмен и управленец, но еще и искусствовед. Он любит заниматься моим образованием- Иван отвлекся от дороги и кинул в Дашку чумовой улыбкой.
«Голубоглазка очаровательна» —подумала она.
А глазки были очень хорошие. Голубые—голубые—голубые. Теплые—теплые—теплые.
И в целом хотелось схватить Зайку за щечки, и трепать—трепать.
Заодно Дашка успела подумать, что почему-то в выражениях она была строга: никаких там заек, голубоглазок и обожеже. Она сама с удивлением наблюдала свой внутренний словарный запас и восторженность, но живьем ничего такого из себя выдавить не могла.
В бытовом применении Дашка говорила: «Дорогой, любимый».
А внутри ДОРОГОЙ превращался в ушастика, зайчишку, малыша, сладенького и во всякую такую теплую живую штуку. Был даже принц, который со временем эволюционировал в мудака. Принц был как тот Звездный мальчик, но думать «звездный мальчик» было длинно, поэтому, распластав ЛЮБИМОГО на подушках, Дашка думала так как ей удобно, и так как никто никогда не узнает, поэтому она думала сладко, нежно и похабно.
«Оппаньки. А оно зачем сюда материализовалось на свидании с чудесным свеженьким мужичком, с которым мы нарожаем детишек? Это отболевшее, вымершее. Вон! Вон!» — подумалось Дашке. Принц задрожал и утонул в подушке.
— Если разбираешься, то какое же направление тебе ближе?
— О, ну я ничего не понимаю в современном искусстве
— Значит, ты не понимаешь в искусстве ничего,—виновато склонила голову Дашка.
— Как это?
— А твой галерист не рассказывал? В большинстве случаев нам кажется, что мы понимаем искусство только потому, что мы привыкли к репродукциям. Скажем, нас окружают конфетки мишки косолапые. И нам кажется, что мы понимаем картину. Или потому что там понятные вещи изображены, то нам кажется, что мы понимаем.
— Хм, допустим. Кого же тогда надо понимать, чтобы пройти этот тест успешно?
- Ротко, к примеру.
- А ты их понимаешь?
- Нет! – весело хмыкнула Дашка, — Именно поэтому я так смело и говорю об этом, выпендрежа тут никакого нет. Я смогу отличить их друг от друга, почувствовать что-то. Но понять не могу. Наверное, не могу. Хуже для меня может быть только «Бог предстает через зияние»
— О, боже. А это еще что за?
— Это про картины, которые представляют собой драные полотна.
— Если люди резали полотна вместо людей, то это спасательное искусство. И мы его понимаем!
Дашка утвердительно и радостно кивнула.
И про себя еще подумала:
«Интересно, можно считать, что у меня уже есть парень или это преждевременно?»
— А вот и оно!
Иван начал деловито крутить головой в поисках парковки.
У входа в заведение парили в воздухе подвесные горшки с иссиня-розовыми вьюнками. Они подбрасывались ветром, как непослушные кудри. Колокольчик брякнул.
Внутри было темно—оранжево и прохладно. В мягком свете кафе Иван в кремовой футболке с кармашком...
Откуда у девочек такая страсть к деталям одежды? А может не у всех девочек такая же страсть? Но Дашке уж очень хотелось потрогать кармашек на футболке.
В кафе была массивная мебель темного дерева и уютные шоколадные кресла-диваны. Как раз такие, в которых уютно и тонуть, и есть.
— Надеюсь, ты голодная? Здесь отличная еда.
— Что посоветуешь?
— Ты не веган? — Иван прищурился.
— О, нет!
— Спросил просто так. Любишь мясо, рыбу?
— Я бы салат.
Дашка чувствовала какую-то неловкость. Зачем-то полезла в телефон. Вот раньше было как удобно- не знаешь, что сказать, закури. А теперь? Она решила с пристрастием изучать меню.
Есть поверье, что мужчины обожают женщин с хорошим аппетитом, а женщины не хотят выглядеть обжорами и нудно ковыряют салат из сельдерея и чего-то там.
Дашка никогда заранее не знала, что за зверь в ней проснется: трепетная инженю, пацанка или редкое, называемое Дашкой «Ледь». «Ледь» или «Ледя» в обычном значении «Леди» в исполнении Дашки было жеманное желание очаровывать, оттопыривая мизинчик, хохоча, будто колокольчик, кидать надменные и чувственные взгляды. Бывала ли Дашка самой—собой? А кто сказал, что все это была не Дашка?
Но сегодня ей повезло меньше всего: на нее нашло какое-то отупение. Она не знала, что говорить, как сложить ножки, куда деть ручки- растерялась. И ощущала себя какой-то предельно глупой с самого момента, когда сказала первое «ух, ты». Кажется, дальше каждая ее фраза топила ее, топила и топила. Она даже начала немного паниковать и, чтобы отвлечься решила понаблюдать за посетителями в неловких паузах, которые, казалось бы, не смущали ее спутника совсем.
У окна в мягком свете сидела пара подруг. Их стол был как в сытном натюрморте заставлен графинами с лимонадами, стаканами, тарелочками, хлебными тарелочками, закусочными тарелочками. Графины переливались в оконном свете красным, зеленым. Подруги были расслаблены, мягко упавшие в кресла блондинка и шатенка с ухоженными волосами, простыми нарядами: футболки, кеды, кофты. Расслабленности того стола можно было позавидовать. Так могут сидеть только хорошие подруги после шоппинга. Да рядом с ними и стояли бумажные пакеты с трусами и духами, что было ясно из надписей на пакетах.
— Даш, как тебе салат?
— А, ой. Да, отличный, я немного призадумалась
— А как тебе пришла вот эта идея насчет Матисса?
— Даже не знаю, я просто думала-думала и придумала. Я так давно хотела свой дом, что, будучи совсем нищебродом, ходила по интерьерным салонам, смотрела журналы, выбирала. Не знаю, я как будто готовилась к тому, что когда-то смогу это купить. Поэтому к покупке квартиры мне надо было только отловить в голове все волны и вуаля! Знаю, это покажется безумством, но это настоящая магия.
— О, я согласен! Никогда не видел подобного. Все дизайнерские интерьеры обычно перегружены элементами, и отторгают человека как чуждый элемент! Человек там просто не нужен
— Лишний, ага.
— Поэтому я так впечатлился. А ты не думала заняться этим профессионально?
— Нет, пока не думала, — Дашка улыбнулась, — Я очень люблю преподавать.
— А у тебя школьники? Какой возраст?
— У меня две группы по 13 и 15 лет и школьники 9 класс.
— Наверное ты не сильно отличаешься от них внешне?
— Спасибо, конечно, но не настолько.
— А ты выбрала такой возраст сама или просто получилось?
— Я пробовала маленьким преподавать, но это совсем не мое. Взрослым дают тоже уроки, в том числе по скайпу. Но знаешь, взрослые… они хуже усваивают. Дети могут не делать домашние задания, но если они вовлечены, то будет толк, а взрослые могут быть вовлечены, а к следующему уроку все сначала. Среди них встречаются очень упорные, старательные, которым не хватает уже цепкости памяти, подвижности ума что ли. Им ужасно трудно. Но что мы все обо мне! Расскажи что-нибудь о себе. Что угодно. На свой выбор.
— Хм. Говорят, что первые встречи людей обычно двух типов: как собеседования и жалобы на предыдущих партнеров.
Дашка понимающе кивнула и снова улыбнулась.
— Поэтому, если попробовать нестандартно, то… Что же такого рассказать? Я немного художник. Не только не известный, не гениальный, но профессиональный. Со временем я осознал, что я не художник в широком смысле слова, во-первых, потому что я могу не писать вообще, а во-вторых, потому что воспринимаю это занятие как развлечение, а не как… как лучше выразиться… не как свою кровеносную систему
— Ого, какое неожиданное. Пояснишь?
— Я могу без этого обходиться, да я в общем-то аквалерист вообще. У меня есть бумага, краски, у меня есть мольберт. Но пишу я только тогда, когда мне тоскливо. И из новых знакомых об этом никто не знает кроме тебя. Так что теперь у нас есть секрет.
— Почему не знает? Это довольно мило.
— Вот именно. Я не уверен, что мужик должен быть милым. Есть мнение что женщины любят видеть какую-то уязвимость и тонкость в мужчине, но, наверное, это не то, что я хотел бы показывать.
— Да почему же в этом уязвимость?
— Не важно так это или нет, я почему-то так чувствую. И это мне хочется спрятать. Может из-за того, что мой отец не одобрял этого занятия. Он считал, что это вообще не мужское.
— Ох уж эти родители. Они всегда хотят как лучше, но никто из них (по крайней мере почти никто) не хочет понять, что хорошо для ребенка, а не для них самих.
— Но в целом-то он был, наверное, прав. Идея о том, чтобы получить достойное образование и найти приличную работу, а потому уже хоть в акварели, хоть в балет- что в этом плохого?
— Может то, что потом на балеты нет времени, или ты выпадаешь из этой среды, утрачиваешь какие-то внутренние ниточки, связывающие тебя с этим занятием, перестаешь так видеть и чувствовать, как требует того творчество?
— Может быть. Но я думал о том, что такой ли это насильственный навязанный выбор, чтобы презирать его последствия? Никто с пистолетом у виска не стоял, не было даже серьезного давления психологического. Может, конечно, пару смешков отца о перепачканном краской неудачнике сломали меня внутренне, но я не очень верю в это. Потому что в таком случае ни у кого нет шанса не только идти за мечтой, но и остаться сколько-нибудь вменяемым человеком. Всех нас задевало разное. Так, по идее, и выжить невозможно.
— Ну не скажи, запас прочности у каждого свой. Но, конечно, валить на родителей и трудное детство любой промах не стоит точно.
— Хорошо, а у тебя есть какая-то дурацкая фантастическая мечта?
— Да, есть.
— Какая?
— Но это прям… мечта из разряда: помечтаю, как в кино живу.
— То есть?
— Есть одно платье. Платье в виде бабочки монарх, модельера Лули Янг. Я мечтаю его надеть однажды. Но это невозможно.
— Почему?
— Потому что мне некуда было бы его надеть, оно очень странное. И оно стоит 40 тысяч долларов. Если бы они у меня сейчас оказались, то я не потратила бы их на него. Это такая детская мечта, как ей и положено, неосуществимая. А у тебя что-то такое есть?
— Прям такое? Я хочу ягуар e-type.
— Жалко, мне это ни о чем не говорит.
— О. я сейчас найду его в инете. Воот!
— О, да! Так в чем же дело?
— Их мало, он стоит дорого. Для наших условий он мало подходит, это такая была бы игрушка, блажь.
— Неужели все наши мечты упираются в деньги?
— Вовсе нет! Если подумать, то мы можем со временем купить это, но может мы недостаточно безумны для этого?
— Или недостаточно любим себя?
— Или недостаточно этого хотим?
— Может и того, и другого понемногу.
— Слушай. Я хочу тебя нанять как дизайнера.
— Как же нанять, если я не профессионал? Я не смогу взять денег и отвечать за результат. Да блин мне просто страшно.
— Давай ты просто подумаешь над моим предложением, ладно?
4.
Хорошо, когда к концу вечера ты не так напряжена, как в начале. Но больше всего Дашка любила первые свидания за то, что после первого свидания можно безболезненно не идти на второе и ничего не объяснять (что в данном случае ей не понадобилось, и второе то, что на первом свидании не принято целоваться. Если только охватит страсть или пьяный угар… Что бывало с ней немного раз. Нет этой неловкости, когда напряжение нарастает, но нет еще какой-то готовности. И самое противное в первых поцелуях, кроме того, что они могут быть сами по себе корявыми, так вот самое нелюбимое Дашкой- поцелуи у подъезда.
В подростковом возрасте ее раз освистали из темноты соседи-мальчишки. А теперь ей и вовсе было 35… и было как-то неприлично в трезвом рассудке впиваться друг в друга у дома. А звать прям так к себе чтобы все сразу, для этого Дашка была старорежимна и труслива.
Поэтому сегодня неловкость ограничилась тем, что ее рука была в его руке минуту, и она, смущаясь и торопясь радостно взвизгнуть, улыбнулась самой корявой из всех возможных улыбок и скользнула в подъезд.
Закрыв дверь, скинув туфли, прижавшись спиной и головой к этой прохладной двери, она шепотом утвердительно сказала: да!
За туфлями последовало платье, серьги, лифчик.
Только девочки понимают, что это такое поснимать с себя все эти туфли, колготки, лифчики. Это то ради чего всегда хочется приходить домой!
Когда Дашка увлекалась, она начинала чувствовать себя героиней фильма. Будто смотрела на себя немного со стороны. Будто сама за собой все время подглядывала. И та, что подглядывала заставляла краснеть ту, за которой подглядывала. А та еще и жеманничала, меняла голос на томный, походку на балетную, движения на танцевальные, и тому подобное. А еще Дашка как-то поглядела, что модели не просто двигаются во время съемок, чтобы изобразить естественность, они немного похожи на роботов, делают эдакий брейк-данс, сопрягая короткие медленные движения с остановками. И она такая же модель себя для себя, замирала в красивых позах на мгновения. В детстве Дашка отчего-то считалась некрасивой. Вернее будет сказать, что она считала, что считается некрасивой. Ее всячески дразнили. В ход шли и производные фамилии Туполева, и вариации на тему худобы, и специфические-ситуативные вроде Баба-мужик, полученное за очень короткую стрижку. Сама того не замечая, Дашка для себя самой в первую очередь старалась подчеркнуть и увидеть в зеркале округлость форм и женственность прически. И если кто-то захотел бы ее обидеть уже взрослой, то этому человеку достаточно было бы назвать ее тупой, дрищом или мальчишкой. Удивительно, но всякие вариации на эту тему допускали не случайные знакомые, а родители. Не то чтобы они хотели ее обидеть, просто иногда они хотели (и это получалось!) продемонстрировать свою безграничную власть над Дашкой, свое снайперское умение. Лучше всего это удавалось отцу, хотя может быть он просто имел больше этой самой власти над дочерью. Уже седой, сухощавый и медлительный, он подолгу сидел в неизменном коричневом кресле, щелкая пультом. Задавал вопросы, не поворачивая головы, небрежно, и, казалось, он не слушает ответы. Но он слушал, собирая как в калейдоскопе все ее ответы и делая какой-нибудь неожиданный вывод. Но почти каждый раз при прощании или, напротив, при встрече отец небрежно отпускал что-то вроде: когда ты уже начнешь одеваться как женщина? И тут же любой сколько-нибудь приятный вечер становился замызганным и отталкивающим.
Родители Дашки были из уходящей кончающейся интеллигенции: Закопанные в самиздатовские и взаменмакулатуренные книги, с домашними закрутками, в толстых очках, оба лишенные всякой пассионарности, выдержанные бывалые квартирные диссиденты строгих нравов, с оглядкой на соседей, родственников и коллег, она-врач, он-инженер, оба оставшиеся навсегда в Советском Союзе душами и, благодаря, плюшкинскости- телами. С ними уже давно жил белый безродный пушистый кот, который заменил им обоих ушедших из дома детей: Дашку и ее старшего брата Вовку. Кот по ошибке идентификации звался Надя. И это было единственное существо, в обществе которого отец становился вовлеченным, теплым и настоящим, таким каким Дашка его уже и не помнила с собой. Надя давно уже был жирным и ленивым. Но в отце он безусловно признавал единоличного хозяина- грел его, развлекал, охранял даже. Так в кресле они могли сидеть сутками, отвлекаясь только на обеды. По советской традиции мужчина в доме бабскими делами не занимался, а так как хозяйство было маленькое, то ремонтировать было особо нечего. Мать, конечно, шуршала вокруг. И Дашка чувствовала, что она вносит своим присутствием непонятный сбой в уклад родительского дома, поэтому в том числе, она старалась убраться оттуда поскорее.
Однако несмотря на все отвлекающие мысли, Дашка ловила себя на том, что Иван ей нравится скорее по совокупности известных качеств, а не чувственно. Поскольку у нее было немало друзей мужчин, она знала, что они, почти все без исключения, описывали своих новых девушек и отношения примерно так:
Она красивая (дальше шло перечисление выдающихся черт, среди которых была грудь, задница, волосы, губы, но глаза никогда), у нас был отличный секс, она прикольная. Один из самых давнишних друзей- Леша обычно добавлял: она такая спокойная и не клюет мозг! Он был женат трижды, прошел через бурные романы, у него было четверо детей от разных женщин, поэтому он знал толк в тишине и размеренном спокойствии, даже уныние и толику занудства почитал как истинную добродетель.
Но вот девочки, рассказывая о новых ухажерах говорили совершенно другое. Каждая начинала рассказ с того, что он классный, причем у каждой это было свое, но почти всегда означало разностороннего обаятельного игрунчика. Дальше называлось кем он работает, какая у него квартира и увлечения. Девочки, мужчина которых не блистал должностями и богатствами, концентрировались на описании сложности его натуры и социальными определениями, вроде «был женат, есть дочь». Про секс говорили только те, у которых до этого были какие-то неудовлетворенности, и те, которые встречались с женатыми. Женатых вообще принято было всячески идеализировать, хвалить за подарки, романтику и прибитые полочки. Да и вообще всегда было понятно, что чем неудачнее кавалер, тем сильнее ему нужно адвокатское досье перед подругами. Счастливые на встречах подруг больше молчали и строчили смски. Но самой обидной вещью оказалось не верить в новые отношения, относиться к ним снисходительно, не проявлять щенячьих восторгов и живого интереса. На этом закончилось две женские дружбы Дашки этого года.
Можно предположить, что и не дружбы это были вовсе. Но так как нет особого ведомства, которое ставит квалификационную печать на дружбы, мы никогда не узнаем были это настоящие или ложные дружбы. Дашка изредка по наитию заглядывала на странички этих бывших подруг, и видела там гулянки, платья, цветы, замужество- как доказательство своей неумелости различать что к чему ведет. Иногда ей казалось, что эти бывшие подруги ехидничают, что она так и не пристроена. А сама она изредка ехидничала новым подругам, что те бывшие уж слишком пиарят своих мужей и брак. Вообще по части ехидства Дашка была профи. Может показаться, что это какая-то мелкая и мелочная женщина, но это не совсем так. Ехидство было безобидное, да кто мог бы противопоставить этому всего чистого и правильного себя? Сплетни мужчин и женщин, разносортные, разно ядовитые даже скрепляют дружеские и любовные союзы повсеместно. Не только они! Но, между прочим, иногда ядовиты не языки, а уши. И, вопреки сложившимся мнениям, мужчины в сплетнях побеждают женщин.
Так вот Иван с первого рассмотрения был подходящим кандидатом. Но никакого особенного притяжения Дашка не испытала. Она даже списала это на его положительность, потому что ее преследовали мужчины сложные, драматические, требующие усилий. И хотя она понимала, что от таких «бечь» надо галопом, она увлекалась. А тут нечего было спасать. Разве что Иван был оставлен своей дамой. Но об этом он упомянул настолько вскользь и без огонька, что Дашка растерялась мелким бисером в чувствах и мыслях.
Она решила, что отсутствие страсти может даже и неплохо, может хорошо. И на трезвую во всех смыслах голову она со временем сможет разобраться брать или не брать. Хотя ей вроде ничего не предлагали. «С этим тоже со временем разберусь.»- решила она твердо.
Строго говоря, она еще давно была уже влюблена в другого. Это длилось месяца три. Со своим возлюбленным Женечкой она виделась всего дважды, целовалась единожды, писала затейливые смс и отправляла песенки фултайм. Женечка же всегда под разными предлогами не мог встретиться, но переписки и созвонки поддерживал. Уже месяца полтора как Дашка начала подозревать, что у него Еще! кто-то есть, но Женечка был всегда очень убедителен и наполнен планами на нее где-то через недельку. Где-то через каждую недельку Дашка начинала ждать свидания, но они не происходили. И все равно Дашка наметила провести свой день рождения в объятиях Женечки. И она, и он ждали этого момента. Ждать оставалось 12 дней.
Еще у Дашки был постоянный хороший поклонник— Юра, с которым она никогда не переходила черт, потому что считала его неблагонадежным бабником. А хорошим он был по внешней совокупности качеств, да и веселый еще.
При всем этом ей решительно не с кем было заняться сексом, потому что Иван был совсем новый и перспективный, с Юрой она боялась испортить дружбу, Женечка был в бегах. Были и еще сомнительнее товарищи, подход к которым она пока не понимала. Но так как все эти друзья постоянно что-то писали ей во все каналы связи, она была очень занята общением и не понимала, как выделить время еще на тиндер. Концентрироваться на ком-то из них тоже не получалось, так как все они были какими-то недокавалерами. Хотя большинство подруг жаловалось на тоже самое: на поверхностное общение, недостаточную инициативу, излишнюю потребность в независимости самцов, которые теперь на свиданиях не то, чтобы просто заглядывались на других женщин, но без всякого стеснения все время чатились и даже отвечали на звонки. Так делали все, кроме тех, которые прилипли к своим дамам еще до рассвета тиндеров. И то два из них были женаты, само собой женаты не на подругах, о которых мы упоминаем. Дашка думала, что может институт брака и верности вообще уже отжил, потому что столько возможностей, подтянутых тел и языков, столько средств коммуникации. Одна подруга еще не успела развестись, как нашла кем утешиться на едва остывшей от супруга постели. Другая… Да что там!
Старые добрые свидания с цветами, вздохи-охи стали настолько необычны. Все так спешили жить, точнее все спешили трахаться. Складывалось ощущение, что стоит только как-то невдумчиво ответить, немножко один раз не выйти в кафе и все! Кандидат тут же оказывался с другой дамой, потом еще одной и так далее. Все были в каком-то гиперактивном поиске, а те, кто так не привык, оставались одинокими. Фраза о том, что хороших разбирают еще щенками, стала казаться не такой уж безумной. А мужчины за 40, которые просто «не встретили ту самую» уже не вызывали такого интереса, потому что стало ясно, что с ними что-то оооочень не так. Несамостоятельные взрослые жили с родителями, самостоятельные жили самостоятельно и не хотели ни с кем делить пространство. По интернетам женщин учили минетам, бихеовиристике, борщу, умению молчать, говорить, не связываться с мудаками, отстаивать свои интересы, жить для себя, жить счастливо, валять валенки, читать картины Босха, накладывать макияж, торговать на биржах- словом, путали до невозможности. Дашка всему учиться не успевала, и была не легка на подъем, потому шансы ее были сомнительны. Как выяснилось в разговоре с двумя подругами обычной внешности и умений, их успех происходил от того, что они (дословно) никому не отказывали! И это сработало. Дашка же была хоть и игрива, но стыдлива. В давние еще времена она находилась по всяким чатикам с приватными переписками, почувствовала сначала к ним интерес, потом вкус, а потом отвращение. Да и ее нежную натуру там никто не ценил.
А на ее доброту, ответственность слетались как на то самое люди, чуждые этого всего, чтобы только посмотреть на это как на цирк уродов.
Периодически Дашка пыталась примерить на себя какие-то другие роли и тактики, чтобы найти ТОГО САМОГО. И даже находя кого-то она долгое время думала обычно, что тогосамческие качества дремлют где-то глубоко, там внутри, сейчас проснуться, вот-вот проснуться. Или ее любовь, ее открытость, служение и что-то там дадут ей ответную любовь, открытость служение и что-то там. Оно так и бывало время от времени, но потом что-то ломалось. А сейчас все вокруг сломалось. Все пространство отвергало привычный и желаемый отношенческий уклад.
5.
Утро было обычным: звенел будильник, Юра писал в фейсбук, Женечка в вотсап, студент по смс отменил частный урок по скайпу. Потом звонила мама. На мамины звонки нужно было отвечать всегда, слушать все что она говорила и стараться ее услышать. Между Дашкой и мамой были конфликты раньше, были месяцы отчуждения, но время шло, мама не молодела, а Дашка все сильнее понимала, что мама нуждается в этих разговорах. Разговоры были все о бытовых вещах: о распродажах, поломках в квартире, болячках, новостях из телевизора. Все это не имело для Дашки никакой практической пользы, мнения ее тоже чаще всего не спрашивали. Но Дашкина мама, которая провела всю жизнь рядом с правильным, но холодным и угрюмым человеком испытывала жесткое внутреннее одиночество, ведь даже кот Надя был не ее котом, он был больше кот отца. Грустные и больные вещи она рассказывала, только когда уже их пережила и сделать было ничего нельзя. Так Дашка узнавала, что у нее был сердечный приступ, когда даже отца не было дома. Так Дашка узнала, что она положила свои драгоценные скудные 80 тысяч рублей на вклад, а банк сгорел. Что-то вернуть можно, но кто этим будет заниматься? Еще обиднее было узнать, что маму раскрутили на договор в косметологии, кредитный, на 120 тысяч рублей. И что ей было стыдно сказать об этом отцу, а платить было нечем. И не пластические операции она там делала, а пыталась восстановить волосы, они стали выпадать. При том ее никак нельзя было уговорить на платных нормальных врачей, хотя организм ее сбоил постоянно. Кроме известных болезней, была куча разных симптомов, с которыми непонятно даже куда идти. Но сегодня она, как чаще всего и бывало, не за себя позвонила просить, а разделить с Дашкой печаль за ее брата Вовку. Вовка не работал уже полгода, пил, жил на кредитные деньги, жена его гуляла. При том он тоже был слабого здоровья, но считал ниже своего достоинства обследоваться и лечиться. Мама, понимая, что он уже взрослый, что сам отвечает за свою жизнь, вообще вроде бы все понимая, болела всей душой, помогала пенсией, плакала и не знала, что еще ей сделать. Дашка тоже ничего не могла сделать с этим, потому что ни к каким советам Вовка не прислушивался. Отец же грозился лишить наследства, но наследства была маленькая квартира и покосившийся домик фанерный за 150 км от Москвы.
— Даша, ты приехала бы на дачу в выходной. Там такой воздух! Поможешь мне листья собрать. Отец шашлык нажарит. Поспишь наверху.
— Не знаю, мам. Наверное, не получится. У меня ученики сейчас, а ипотека сама себя не заплатит.
Про учеников Дашка приврала конечно же. Не все выходные были у нее ученики. Но дистанция с родителями была залогом хороших отношений. Может вообще дистанция всегда является залогом?
Дашка видела, как есть, существуют и живут пары достаточно слившиеся друг с другом, так говорил ей фейсбук и сами эти пары. Но кто знает какова же правда?
Сегодня Дашка ехала к давней подруге Карине.
А это значило, что она наестся до отвала тыквенного супа, налакается Бейлиса, и выслушает длинную любовную историю с известным концом. Оно все стоит того, чтобы пилить на Нагатинскую. Тем более, там совершенный диван, похожий на эргономичное салатовое облако и Дашке не надо наряжаться. Они виделись примерно раз в полгода. Карина к тому времени успевала уже влюбиться и разбежаться. В момент любви Карина Дашку не звала, да и той скучновато слушать лепет влюбленной. Другое дело- конец сказки. Обычно Карина прощается с мужчиной почти на пике, ну чуть-чуть после, как только чует, что лучше уже в этих отношениях не будет. Помнится, только с Мишей она дотянула до естественной смерти любви, чем еще больше убедила себя в правильности раннего разрыва. Она говорила на контрасте, что агония была отвратительна, не сопоставима с уважением к себе, даже местами омерзительна. Она испытывала черные метания и познала, по ее словам, «всю эту вашу пошлость запоздалых смсок, унизительного секса, ненависти, злобы, печали, сомнений и отвращения. И иногда «метод Карины» казался Дашке вполне достойным выходом, а вовсе не бегством. Хотя брошенным ею мужикам, безусловно, он симпатичным не казался.
Подруги слишком давно друг друга знали, чтобы вразумлять или предлагать стандартные решения. У них были правила очень простые, честные, и союз безупречен.
В анамнезе у Карины развод, кот, своя квартира, Она-блондинка, театралка.
Карина Дашку потискает, зацелует, они развалятся на диване, расстегнув молнии на джинсах, не принимая красивых поз, не раскладывая волосы на подушках. И по ним будет ходить ее жирный ленивый кот.
Карина в этот раз была немного растерянной, задумчивой и медлительной. Дашка даже было подумала, что она пересела на серьезные колеса. Встретила в трениках, линялой футболке, с неопрятным пучком. Ограничившись парой банальных фраз, налила супа, бейлиса, пристроив все это на журнальном столике возле мятного дивана, вздохнула и начала:
— Он - мужчина мечты!
— Он — это кто?
— Вадим, я как-то тебе рассказывала в феврале что ли. Вспомни, ну!
— А! Капитан плаваний?
— Капитан — некапитан. Он.
— Припоминаю, но смутно
— Зазвал меня в Италию, знаешь. Да, ты знаешь. Все не было времени о той поездке рассказать. Как ты помнишь, прошлая моя поездка не задалась, а тут Италия с мужчиной мечты. У нас было море и Рим. Боже! Наше море оказалось прекрасным: чистое, теплое, большая линия мелководья. Пляж был собственный, с миловидной анимацией и…
Полотенце — 3 евро на человека в день, лежак — 3 евро на человека в день
Кафе работает только днем, еды маловато. Выбор коктейлей довольно ограничен.
К слову, наша столовка была приличная на вид. Но завтрак был скудный и однообразный, никаких тебе пиршеств как в Турции. А обеды были весьма дорогими с ограниченным выбором блюд и никакого шведского стола. Два блюда, Два десерта и напитки (типа колы) — 50 евро примерно. Поэтому мы тут же обследовали местность и нашли сразу два кафе и универсам. Сельпо было волшебное. Я хочу жить прямо внутри этого магазина. Такой выбор мяса, рыбы, фруктов… я будто приехала из СССР в ФРГ в 1990 г. Винишко было и по 1 евро, но я всегда беру подороже, просто потому что не разбираюсь абсолютно. В одном из кафе нам очень понравилось, хотя полноценный обед выходил 40 евро на двоих без алкоголя. Блюда очень большие, сразу пришлось отступить от идеи суп+салат+ второе+компот. Еда очень вкусная. Мясо мы почти не ели, не было охоты. Объедались пиццей, пастой, морепродуктами, фруктами.
Мы все время что-то ели, пили вино, болтали. Аппетит к сексу у него был в этой поездке просто невероятный!
— А что за отели были? Хорошие?
— Да, вполне хорошие отели. Четыре и три звезды. Я не особо вникала, он и бронировал все сам. Мы бегали по волнам, встречали рассвет, сидели до ночи на море. Один раз, представляешь, сидели ночью. Точнее лежали в гамаке и смотрели на звездное небо. Нас покрывала роса…
Карина задумчиво закатила глаза.
— Ну а дальше-то что?
— Накупили там шмоток: куртки, ботинки, футболки, да я покажу потом. Он читал мне вслух Мураками, делал массаж. Это был лучший отдых в моей жизни. В общем он такой как я, только мальчик. Ему нравится такое же, поэтому ему нетрудно мне угодить. А мне нетрудно угодить ему. Нет вопроса заказать мозги или морепродукты, идти в Ватикан или валяться…
— Так вы пошли?
— Конечно! А потом валялись. Идеальный мужчина. А потом…
— А потом ты его бросила?
— Не угадала. Потом он меня бросил, Написал смску, что мы уже пережили все лучшие моменты.
— Вот же черт. Это самый настоящий твой клон!
— Даааа! - сказала Карина с восхищением — вот только тоскую я по нему ужасно.
— Ну так позвони!
— Дашк, ты дура что ли? Я звонила, но он трубку не берет, отовсюду слился. А домой не поедешь, ну ведь это же он меня послал.
— И сколько этот роман длился?
— Месяца четыре.
— Может стиль у него такой?
— Конечно стиль, и мы знаем всю соль этого стиля. В общем я теперь женщина одинокая, зови меня в блудни недельки через две, сначала я хочу пострадать немного. А у тебя что?
— Да ничего особого нового. Только сосед.
— Ууу, сосед-это неудобно если не сложится. Что за сосед?
— Да подожди ты. Фотки покажь мужика своего того, да и вообще Италии.
— Нет, это ты подожди. Сначала давай в двух словах- с соседом серьезно?
— Да мы только один раз в ресторане были.
— Торкает?
— Нууу тааак.
— Пантянтна. Что Женечка?
— Все никак.
— Слушай, а он бегает или что вообще происходит?
— Да вот просто никак не складывается, а я все думаю о нем.
— А Юрик?
— Юрик все пишет, зовет туда-сюда. Ну ты же знаешь, бабник он.
— Похоже, женщина, ты запуталась в мужиках—то. Это я еще Кирилла не вспоминаю, он-то отпал?
— Нууу.
— Слушай, ты чот бежишь во все стороны, мать. Может пора как-то определиться хотя бы с некоторыми?
— Давай определимся и перейдем к твоему мужику. Кирилл-пройденный этап. Я с ним не общаюсь никак, он меня везде заблокировал, да и мне уже самой не хочется. Вычеркиваем?
— Это как скажешь!
— Вычеркиваем. Женечка… да не знаю я, а вдруг он просто на самом деле такой занятый мужик? Вдруг так просто складывается?
— Ты писала?
— Писала.
— Звонила?
— Звонила.
— Встречались?
— Встречались.
— А он тебе вообще насколько?
— Ох и на много!
— А ты уверена, что все вообще сделала?
— В каком смысле?
— Помнишь мы с тобой читали, что если хочешь что-то получить, то надо очень много сделать, и если отказываться от этой идеи, то надо хотя бы понимать, что ты сделал все!
Карина состроила хитрую гримаску. Дашка замахала руками
— О, нет—-нет—нет! Только не виолончель!
— Да—да—да, виолончель! Ты обещала!
— Нееее! Ты не можешь так поступить!
— Могу, милая, могу. Раз ты обещала в непонятной ситуации примчаться к мужику со своей огромной скрипкой, то ты примчишься!
— Ты безжалостна.
— Припрешься как милая. Вспомнишь адресок, посторожишь смсками, когда он дома и припрешься сыграть ему.
— А если что ведь это же какой-то позорный позор-препозор!
— А тут пан или пропал. Либо ты провалишься так, что сама будешь вспоминать, зажмурив глаза, либо взлетишь. Во втором случае получишь Женечку, в первом — свободу. Разве не пора?
Они условились, что Карина подбросит Дашку к дому Женечки в назначенное время и подождет пока та пришлет ее смс: «сваливай», ну или не пришлет, а выволокет виолончель, матерясь и спотыкаясь.
6.
Тот день настал. Женечка опять отменил встречу, кашляя в трубку. То есть он болел и болел дома. Так что явление Дашки можно было тем спокойнее замаскировать под поддержку больного. Типа: о-ля-ля, я проходила мимо с виолончелью, решила тебя поддержать, сыграв тебе Баха.
Нет, не так, конечно. Насчет «шла мимо» не годится. Но в целом…
Дашка надела белую летящую блузу и белые же летящие брюки, как следует взлохматилась и, брызнув Шанелью вверх, прошла под росой. Каринка даже помыла машину к этому свиданию века, например века Дашки.
Юра прислал стандартную смску: «что делаешь?»
Дашка начала набирать:
Навещаю больного друга (друга стерто)
Знакомого (знакомого стерто, затем все стерто)
Еду с подругой навестить (стерто)
Она остановилась и подумала: еду сыграть на виолончели мужику, который меня динамит. И зачем-то пишу про это мужику, который не вылезает из тиндера.
Еще немного подумала и мысленно добавила: А потом буду смотреть «Друзей» два дня в одиночестве. Пока мои яичники готовы выпрыгнуть и пойти искать мужика самостоятельно. А мой гинеколог- старая сухенькая еврейка каждый раз строго смотрит поверх очков: «Когда милочка рожать будем? Ваша фертильность орет мартовской кошкой.»
Когда они подъехали к дому, ладошки Дашки вспотели. Кажется и не только ладошки, весь зад вспотел, остались следы. Но что могло ее остановить? Может что-то и могло, но она уже собой не управляла. Она уже была просто исполнителем, который от сценария отойти никак не мог.
Чертыхаясь про себя, она вытащила футляр при помощи подруги из машины, та деланно перекрестила ее перед входом в подъезд, дверь которого была приветливо распахнута.
В лифте она деловито дыхнула себе в ладошку, проверила свежесть дыхания. Кинула в рот бананово-клубничную жевку, решительно вытерла пот со лба рукавом, и дверь лифта открылась
— Ух, бля, —сказала она куда-то вверх, шагнула к двери с ковриком «Welcome», быстро нервно нажала на звонок, чтобы не передумать. Это были самые длинные полминуты.
Щелкнул замок.
Дверь открылась, Женечка замер в оцепенении, приоткрыв рот. Виолончель захотела упасть, Дашка подхватила ее.
— А я тут решила тебя поддержать, чтобы ты поправился скорее — при этих словах жевка попыталась выскочить из ее рта, Дашка поймала ее рукой, выпустив виолончель, поймала виолончель, подняла глаза.
Женечка так и не закрыл рот. Она заметила, что он растрепан и вид у него правда неважный, болезненный.
— Так вот я сыграю тебе Баха. Можно зайти?
— А…
Тут из глубины комнаты послышался веселый женский голосок:
— Жень, пицца приехала?
И тут же из комнаты вышла какая-то ОНА в Женечкиной футболке с надписью про Виски, и в цветастых красных трусах-слипах. Да в слипах! Дашка именно так и подумала: баба в красных слипах.
— Ой, —сказала Дашка
Дальнейшее было смутно.
Она, кажется, закрыла ладонью лицо, покрепче прижала виолончель и попятилась к лифту.
Кажется, она и приговаривала дальше «ой—ой—ой».
Кажется, еще вздрогнула, когда хлопнула Женечкина дверь.
Кажется, хотела сбежать по лестнице, но куда уж с виолончелью.
И слава богу, что дверь хлопнула, и Дашку не видно в глазок.
Лицо пылало, она корчила сама себе странные рожи, пожимала плечами, поджимала губы, кусала их, дула на челку, часто-часто дышала, сглатывала слюну. Это была самая длинная поездка на лифте в ее жизни. А потом он сможет ее еще и увидеть из окна? Черт, черт, черт. Под недоуменным взглядом подруги она прошла мимо нее до угла дома ровно и медленно., с достоинством. Карина завернула за ней на машине, и увидела, как Дашка громко и немузыкально тошнит в клумбу.
— Вычеркиваем, —тихо самой себе сказала Карина.
7.
Виолончель Дашке далась тяжело. Хотя Добби и был свободен, но он был унижен и раздавлен. Ссылаясь на неотложные дела, Дашка сливала встречи с Иваном, словно заразилась от Женечки. Юре она тоже не знала, что и сказать о причинах своего настроения, поэтому просто на всякий случай ставила смайл в конце каждой фразы. И ему было, что называется НОРМ. Это всегда поражало Дашку как люди не понимают состояния собеседника даже примерно. Как покупаются на «все нормально», на любые общие фразы, на смайлы. Даже те люди, которым, казалось бы, интересна ты, воя жизнь.
Интересна ли в самом деле?
Поток ее грустных, точнее унылых мыслей прервался настойчивым стуком в дверь. Она посмотрела в глазок и увидела в искаженном изображении Ивана, показывающего файв.
— Я немного не в форме, — сказала Дашка, открыв дверь.
— Я понял, так мы тебе прямо сейчас форму и придадим.
— Сарказм?
— Не, у тебя нормальная форма, только унылость. Поехали кое-куда
— Не, я так не могу, надо одеться, все такое.
Иван хитро улыбнулся.
— А мы на машине в очень свое место. Мне показалось тебе надо немножко расслабиться, а потом взбодриться. Обещаю, что на любом этапе ты можешь сказать, что дальше мы не пойдем. Ну давай!
— Какого черта? Давай. Моя сейчашняя майка и шорты годятся?
— Вполне.
Дашка была тяжела на подъем, но безумства в ней иногда поднимались со дна сознания и кидали ее в непонятное. После виолончели было немного страшно, но в то же время понятно, что лимит позора на этот год исчерпан. Поэтому она накинула кеды и загрузилась в додж.
Иван предложил не спрашивать куда они едут, и вообще не доставал разговорами. Так и ехали молча. Хотя Дашка испытывала небольшую неловкость, это неловкость была меньше, чем ее нежелание говорить.
Они выехали из города, гадать стало проще- дача или дом отдыха.
— Я временно живу на даче родителей. Так как мы расстались с Полиной, я съехал со съемной квартиры, новая не готова, а летом здесь довольно приятно.
Машина зашуршала шинами по гальке и остановилась перед высоким зеленым забором.
Иван вышел, открыл ворота, и Дашка увидела небольшой сруб, а впереди еще пару построек, дрова, вагончик, простую беседку. Размер участка был непонятен, так как он уходил в лес, и был сам как прореженный лес— с огромными соснами, кустарником в глубине, с тропинкой, плотно заросшей обычной деревенской неухоженной травой. Кое-где виднелись даже колокольчики. Воздух после города оказался такой насыщенный, ароматный, вокруг летали мошки, мухи, пчелы- всего понемногу. Бабочка-капустница делала медленные пируэты вокруг желтых пирамидальных цветов.
— Разуваться не надо.
Приподняв непослушную ветку вишни, Иван сделал приглашающий жест в дом.
На маленькой веранде тут и там были сложены пакеты, разномастная обувь,
Горшки, комнатные цветы, бутылки, потертые куртки, удочки, ведра- все дачное немудренное богатство.
В комнате была простая обстановка: потертый угловой диван серого, пожалуй, цвета, старый пузатый еще телевизор, простой стол с клеенкой. Пахло немного сыростью, но, одновременно, уютом. Дашке стало очень спокойно, и Иван сразу таким показался домашним.
— Есть хочешь?
— Ну,— Дашка замялась.
— Быстро можем яичницу сбацать. Да? Да. Тут скромно, но я родителям не мешаю иметь такой дом как им нравится. Знаешь, они так привыкли ко всем этим ведеркам, коробченкам — это вся их жизнь. Там слева комната, в ней шкаф, найди себе там что-то с рукавами и со штанинами, вечереет, комары могут быть. Еще там кроссовки есть мои. Они тебе будут велики, но для леса сойдет.
Комната Ивана была очень маленькая, в ней и помещалась то кровать—полуторка, стол, стул и шкаф-развалюшка.
На столе стояла фотография, где был он с девушкой на фоне заснеженных гор, с лыжами, с улыбками.
Дашка открыла шкаф, но все же копаться ей было неловко, поэтому она призвала Ивана.
Пока она переодевалась в мешковатый для нее костюм, она услышала, как в ванной полилась вода. То, что на даче есть ванная, Дашку не напрягло. Ее напрягло, что Иван пошел мыться.
«Что это? Зачем это? А может он для этого? Блин. Что делать-то? Может он просто руки моет? Долго что-то. Может сбежать? Глупо как-то. Но можно же просто отказаться. Черт, говорила же Каринка, что пора уже. А может пора? Да что он вообще себе думает? Что за ерунда? Я что ему, потаскушка какая-то? А начинал так хорошо- дизайн квартиры, отдохнуть. Дачка такая. Лес, твою ж мать. А у меня ноги-то небритые. Черт. А если я в ванную пойду, это норм будет? А эта бывшая зырит ищ с фотки. А кровать-то какая узкая. Да господи! Я не собираюсь! Я не…»
На этом моменте Иван показался в дверях с мокрой головой. Сначала посмотрел недоверчиво, а потом прыснул смехом.
— Да жарко же, господи! У тебя глаза с полтинники. Ну ты и трусиха, умора просто!
— Ага! Не надо так пугать просто!
— Этим, по-моему, только тебя испугать можно. Ты вообще в каком мире живешь? Сейчас мужики женщин боятся больше. Есть пошли, а потом гулять. Дает вообще!
Они ели с очень простых тарелок, похожих на тарелки из деревни бабушки Дашки. Все разносортные тарелки, все непарные вилки, куском хлеба подбирали остатки яиц, кусали от целого помидора, помидор прыскал, они смеялись. Они мыли две тарелки, толкнув друг друга боками у раковины, когда пришла смс от Кирилла: «скучаю…». Сначала она подумала, что было неплохой идеей переименовать его в «Бывший», а честнее «козел». И всех бывших переименовать в козлов, потому что ну кто они еще после этого?
Дашка внезапно осознала всю нелепость таких сообщений, когда уже все выгорело и перегорело десятки раз, когда выплаканы все слезы. И то, что за этим может ничего не стоять- осознала тоже, и что сама такие слала, когда все горела внутри, и когда было скучно. Может Кирилл сейчас сидит где-то в баре, может лежит с кем-то в кровати. Но он подергивает за ниточку, чтобы проверить, узнать: оно там еще теплится в ней? Она еще готова нестись по первому зову? Злится еще? В общем чувствует что-то она или нет? И как только он получит ответ, ему уже будет малоинтересно.
И вот рядом стоит живой мужик: симпатичный, пахнет яичницей, теплый и живой, прямо сейчас его можно за руку взять, а не щупать смсками на предмет его живости. И можно прямо сейчас (возможно!) с ним испытать что-то, нет «что-то» точно можно испытать. И это что-то настоящее. Неизвестно сколько оно будет длиться и как оно будет длиться, но сейчас оно намного живее, чем то, что было. И ведь же не поленился как-то разблокировать, написать!
— Я смотрю ты повеселела прям! Тогда знаешь что, раньше чем мы пойдем гулять, я тебе еще кое-что покажу, но для этого нам придется залезть на второй этаж.
— Тогда лезем немедленно.
И они коряво, спотыкаясь по узенькой деревянной лестнице забрались на второй этаж. Тут же уперлись в дверь. Там, в почти пустой комнате, наверное, гостевой, бил из окна хороший широкий поток света, а немного в тени висело что-то в пакете на одежной вешалке. Пакет отсвечивал, но смутные предчувствия уже захватили Дашку.
— Прости, купить его нереально для меня сейчас. Но оно твое на неделю. Сними чехол-то.
Дашка осторожно, все еще не понимая, что это могло бы быть, расстегнула молнию пакета.
Там было платье-бабочка от Лули Янг. То самое.