Офицер то ряженый, подсадной!

Павел Соболевский
(из воспоминаний фронтовика)

"К тому времени как произошли события о которых пойдёт рассказ, уже год ходили слухи, что в нашей дивизии завёлся немецкий шпион. – Припомнил дед следующую историю. – Фрицы заранее узнавали о каждом шаге Советских войск на нашем фронтовом участке, будь то передислокация или стратегический маневр, и поджидали именно там, где штабом армии планировалось наступление.

Кто он, этот шпион, и как сумел затесаться в наши ряды, оставалось только гадать. Тем более удивительно, что шпион этот не мог быть простым солдатом – рядовым, сержантом или старшиной – потому что при штабе, как всем известно, служат исключительно офицеры.

Я к тому времени воевал третий год и был давно уже не зелёным юнцом. Пороху понюхать успел как следует и кое-что понимал в делах окопных и общефронтовых. По собственному опыту знал, по какой причине на войне порой случается то, что казалось бы не должно случиться. А потому начал я к одному офицеру присматриваться, уж больно вёл он себя подозрительно. Культурный слишком и правильный со всех сторон, аж смех берёт, на русского не похож совсем. А самое главное, офицер этот при штабе служил, а значит к документам секретным доступ имел.

И вот, как-то раз решил я за ним последить. Проверить, куда он шастает то и дело по вечерам – на ночь глядя. Если с бабой какой одинокой сошёлся из деревеньки неподалёку и к ней похаживает по известной надобности, то ладно, дело житейское, не нам судить. А если ещё куда, совсем по другой причине, вот тут я его за руку и схвачу!

В тот день, о котором хочу рассказать, офицер этот вёл себя особенно подозрительно. На каждом шагу озирался, словно опасаясь и проверяя, не следит ли кто за ним. А ближе к вечеру украдкой покинул полковую территорию, пошёл по лесной тропе в направлении линии фронта и углубился в лесную чащу, умело обходя дозоры. Я, понятное дело, за ним скрытно последовал.

"Быстро он топает и не в ту сторону, – подумалось мне. – Наш-то лагерь, относящейся к соседней дивизии, совсем не там. А дальше только село, где немцы засели".

Минут пятнадцать мы шли – он впереди, а я следом – и перешли таким образом линию фронта. Укреплений, ни наших ни немецких, в тех местах не встречалось – чаща дремучая всюду и овраг, крутой и глубокий. В такого рода местах вести в атаку солдат ни одному командиру в голову не придёт, себе дороже. Никакая техника не пройдёт, да и пешие запросто ноги пообломают, карабкаясь по кручам оврага.

И тут, как только мы овраг преодолели и ровная местность пошла, навстречу подозрительному офицеру двое фрицев из кустов вышли.

"На этом условленном месте они не первый раз встречаются!" – само собой возникло подозрение в моей голове.

Офицер поздоровался по-немецки с фрицами, обнял всех по очереди, словно родных, и передал бумагу какую-то.

"Важный стратегический документ!" – ошарашила меня следующая догадка.

Затем офицер и фрицы перекинулись парой быстрых фраз на их арийском языке, наскоро попрощались, и офицер в обратную сторону по тропе потопал.

А я в это время за сосной прятался, в глубине лесной чащи. Капитан этот, он же шпион фашистский, мимо меня прошёл, не заметив, и углубился в чащу.

Я, понятное дело, опять за ним последовал. Не отстаю и из вида не упускаю.

Примерно через полкилометра я неслышно приблизился к нему со спины и громко крикнул:

– Хэндэ хох, а то пристрелю!

Офицер вздрогнул от неожиданности и руки вверх машинально вздёрнул. Застыл на месте, в позе на полусогнутых, словно в штаны наложил. Очень медленно повернулся и с опаской в мою сторону глянул. А узнав меня, опустил руки и принял непринуждённый вид. Словно вовсе он никакой не предатель, гуляет по лесу – собирает лютики и ромашки.

– Лихо ты меня разыграл, Потапов! – капитан натянуто улыбнулся и задал провокационный вопрос, надеясь сбить меня с толку: – Ты что забыл за линией фронта?

Я медленно положил руку на автомат, не отрывая взгляда капитана.

– Я тебе не Потапов! Руки в гору и шагай вперёд! – я подал знак автоматом: поднимай, дескать, выше. И добавил в качестве назидания: – А вздумаешь дурака валять – пристрелю на месте, как предателя Родины, на погоны офицерские не посмотрю!

Капитан ухмыльнулся криво, но спор затевать не осмелился, и молча развернулся ко мне спиной. Я ткнул ему дулом между лопаток, подталкивая вперёд. Топай, дескать, в расположение, там разберутся, что ты за фрукт!

В общем, привёл я этого ряженого капитана в штаб полка и рассказал там в подробностях как дело было. Сперва штабисты не больно-то мне поверили. Но полковник Лыжина не проведёшь! Посмотрел он документы этого капитана и сразу сообразил, что дело нечисто. Скобы документов были серебристого цвета, без всякого признака ржавчины. У настоящих же документов, советского образца, скобы делались из ржавеющей стали.

– Офицер то ряженый, подсадной! – вынес он свой вердикт.

Сперва, конечно, сомнения оставались. Но когда комнату, где этот оборотень в офицерской личине временно проживал, тщательно обыскали, то сразу всё на свои места встало. Нашли там тайник, а в тайнике бумаги, похищенные из штаба.

Капитана под арест взяли и сообщили в штаб армии о предательстве. Дождались особистов из СМЕРШа и сдали им шпиона в капитанском обличье из рук в руки.

А полковник Лыжин на меня с уважением посмотрел и спрашивает: – Ты как, старшина, догадался, что это переодетый фриц?

– Лицо у него "не наше"! – сказал я, нахмурив брови. – И ведёт себя подозрительно. Каждое утро безопасной бритвой рожу до глянца от щетины выскабливает. Водку вместе со всеми не пьёт, матом не выражается, галифе у него всегда безупречно выглажены, а махорку нашу солдатскую курит так, словно мучают его, насильно смолить заставляют".

– А меня, – улыбнулся дед, заканчивая рассказ, – за проявленную бдительность и смекалку командир дивизии лично благодарил. Руку жал с большим уважением и медаль вручил "За боевые заслуги"!