"Угоню у фрицев танк, на раз-два! – похвастался командир. – Прямо из немецкого лагеря угоню!"
Случилось это на территории Польши. Точнее сказать не могу, где именно сейчас уже не припомню.
Наш танковый батальон одолевала скука. Вторую неделю мы простаивали без боёв, дожидаясь приказа от командующего фронтом. Само собой, по такому поводу пили водку.
И вот, стало быть, в одну из ночей мы напились, что называется, вдрабадан. А по пьяному делу, как это водится, начали про фронтовые подвиги друг другу рассказывать. Ну, и привирать конечно, как без этого? Да так привирать, что будь здоров!
Нахальней всех заливал наш командир. Ему, как командиру, так по чину положено.
Многие из бойцов на слово ему не поверили. В открытую сомнения высказывать никто не отважился, но втихаря многие ухмылялись, покачивали головами и ехидно перемигивались между собой. Совсем, дескать, наш командир заврался по пьяной лавочке. Стыд и совесть окончательно потерял.
Командира, понятное дело, недоверие к его словам задевать начало. В какой-то момент он совсем уж раздухарился, строя из себя героического героя. Рубаха парень, мол, я и смельчак, каких свет не видывал!
– Да я такой танкист, что вы по сравнению со мной все сосунки! – хвалился командир, наливая водку в гранёный стакан. – Я в рукопашную против фрицев без оружия выхожу и в плен их голыми руками беру. А танки на раз-два подбиваю. Да вот, хотя бы из револьвера!
Он выложил на стол заряженный револьвер и крутанул на гладкой столешнице.
– Ты танки, командир, в плен голыми руками берёшь, – хохотнул Жорка Колесников и подмигнул остальным. – А фрицев в рукопашной на раз-два подбиваешь...
– А что... могу и танк, голыми руками! – похвастал командир, как ни в чём не бывало, и закатал рукава. – Угоню у фрицев, на раз-два! Прямо из немецкого лагеря угоню!
Командир опрокинул стакан, закусил солёным огурцом, сунул револьвер в кобуру и вышел из здания временной казармы, оставив всех нас в искреннем недоумении.
– Открывайте ворота! Сейчас пригоню!
Часовые встревожились и вместе с дежурным по лагерю попытались отговорить командира. Хмельной ведь – погибнет от немецкой пули, почём зря!
Но вы плохо знаете нашего командира. Раз он решил, то отговаривать бесполезно. Тем более, что у него револьвер. А пьяный командир с револьвером – страшнее лютого зверя!
Сидим мы, стало быть, угрюмые в лагере и даже водку пить перестали. Косимся друг на друга хмуро и головами качаем. Командира по глупости потеряли – нет нам прощения!
Минут пятнадцать примерно прошло в траурной тишине, при гробовом молчании. И тут, вдруг на улице шум мотора послышался. Выбежали мы во двор и распахнули ворота. Прислушались: в нашу сторону как будто танк движется. Ни фар, ни света, только гул в темноте и треск веток под гусеницами.
Мы вскинули винтовки со страху, а танк всё приближается. И тут, на въезде во двор, он под свет фонаря попал. Мы смотрим – а танк немецкий, со свастикой на броне!
А про слова командира и хвастовство его давешнее напрочь позабыли со страху. Не поверили, что угонит танк из немецкого лагеря, разве можно на такое решиться в здравом уме? Оружие на танк со свастикой навели, собрались уже пальбу открыть.
Танк въехал через ворота на территорию лагеря и встал на стоянку, словно у себя дома. Следом открылся башенный люк, и мы с перепугу нацелили на него винтовки. Из люка высунулся пьяный командир, обматерил нас трёхэтажным матом за недоверие и уснул, не сходя с танка.
Мы стоим ошарашенные, косимся друг на друга. "Вот это да!" – думаем. А двое из нас, те, кто раньше других в себя пришёл, решили проверить, нет ли в танке ещё кого. Внутрь залезли, а там два немца-танкиста – связанные сидят. Глазами осоловело хлопают.
– Ну, командир! Ну, герой! – громче всех подивился Жорка Колесников.
Фрицев мы в сарае заперли, а командира спать уложили. Смельчак он у нас каких свет не видывал, а не болтун, как кое-кто сгоряча подумал! Настоящий герой и языком просто так не треплет. Доказал своё геройство на деле. Отныне в его словах усомниться никто не посмеет.
Утром командир проснулся и рассказал нам, что во вражеском лагере видел. Солдаты немецкие, как и мы, маются от безделья и баклуши бьют. А командиры их спились со скуки. У них там даже часовой не выставлен, настолько они от войны отвыкли.
– Эх-ма, так у нас ведь тоже не выставлен! – опомнился Жорка Колесников и со страху глаза выпучил, услышав на улице рокот танкового мотора...