Пулей танк не возьмёшь! - хмыкнул я...

Павел Соболевский
"Пулей танк не возьмёшь!" – хмыкнул я.
"Ещё как возьмёшь!" – не согласился Степан.





Немецкий танк надвигался на наш окоп в лобовую. Неминуемо, неотвратимо. Он был от нас метрах в семидесяти, не больше. Гудел мотором и скрежетал железом, словно злой рок, от которого нет спасения.

Мы со Степаном засели на дне окопа и старательно мозговали, как будем выкручиваться из передряги. Ложиться в сырую землю, по правде сказать, нам совсем не хотелось. Тем более, что по возрасту рановато было. Хотелось ещё пожить. Домой с победой вернуться, жену-красавицу расцеловать, мать-старушку обнять, с детишками малыми повозиться. Вот только война с нашими планами считаться ни в какую соглашалась.

Остальные бойцы нашего взвода к этому времени, после двух часов кровопролитного боя, полегли смертью храбрых под пулями. В живых остались только мы вдвоём – я и Степан. А против нас этот самый "Тигр" – бронированная махина с пушкой и пулемётами, который нужно как-то остановить. Расклад был предельно прост: не одолеем его – погибнем под гусеницами сами.

– Что будем делать, Степан? – спросил я, с суровостью сдвинув брови. – Как остановим танк? Орудие перебито, противотанкового ружья нет. Из гранат – одна единственная лимонка осталась. Но она нам вряд ли поможет – осколочная граната для железной махины, как комариный укус для слона.

– Зато у нас есть винтовка! – Степан погладил свою винтовку. Ласково и с душевным трепетом. Словно женщину, любимую и дорогую сердцу.

– Пулей танк не возьмёшь! – хмыкнул я.

– Ещё как возьмёшь! – не согласился Степан. – Бери лимонку и обходи танк сбоку. А я пулемётчика сниму из винтовки. Того, что засел на башне. Второй пулемёт тебе не угроза, он спаренный с пушкой. Всегда наведён в ту сторону, куда стреляет она.

Я кажется начал догадываться, что задумал Степан, и понимающе кивнул ему.

А "Тигр" тем временем приближался. Грохочущий и неумолимый, сеющий вокруг свинцовую смерть. Он был в каких-то двадцати шагах.

Я схватил лимонку, наспех перекрестился, хоть был отродясь неверующим и некрещёным, и пулей выскочил из траншеи. Пробежал со всех ног десяток шагов, пригибаясь как можно ниже к земле, перекатился по брустверу и юркой мышью шмыгнул в соседний окоп.

Пулемётчик на башне "Тигра" заметил мою перебежку. Он спешно развернул пулемёт и дал по мне прицельную очередь.

Я добивался именно этого, хотел отвлечь его и отвлёк. Пули не задели меня, зато я дал возможность Степану высунуться из укрытия и сделать прицельный выстрел. Секундочка эта дорогого стоила! Пулемёт затих вслед за выстрелом, пулемётчик повис на люке в безжизненной позе.

Молодец Степан! Ворошиловский стрелок, не иначе! Не зря так любит свою винтовку!

А вот теперь настала моя очередь!

Я выскочил из траншеи и со всех ног понёсся в сторону "Тигра". С разбегу вскочил на броню и швырнул лимонку в смотровую щель танка, предварительно не забыв выдернуть чеку.

Внутри железной коробки оглушительно ахнул взрыв, едва не стряхнувший меня с брони. Огонь и пыль повылетали наружу со всех щелей.

Живых после взрыва внутри кабины не могло остаться по факту. Осколки и бесчисленные рикошеты в замкнутом пространстве железной коробки сделали своё смертоносное дело.

Когда танковый мотор затих и всё было кончено, я уселся на броню поверженного мною "Тигра". С деловитым видом достал походную фляжку и сделал большой глоток. Поморщился и занюхал тем, что нашлось под рукой – прожжённым порохом рукавом.

– Хороша самогонка, земляк? – спросил подошедший Степан.

– Ах, хороша! – похвастал я и протянул фляжку ему. – Угощайся, раз человек хороший!

– И правда хороша! Не соврал! – похвалил Степан, сделав большой глоток и кхекнув от удовольствия.