Красное и белое 13
На счетчике такси из аэропорта имени президента Гавела до моего дома на Моджанах стояло 930 крон. Я дала тысячу, и поблагодарила, что сдачи не надо, у подъезда меня встречала Наташа с коляской, в которой лежал Давид, который не спал, но при этом и не орал, а смотрел на меня голубыми, как небо, глазами:
- Да-да! Да-да-да! - запела я на разные лады, я не видела его неделю перед отъездом, и неделю, проведенную в России, я не видела его две недели, он определенно вырос, он прямо возмужал, и с полным смыслом принялся вспоминать, как это тут перед ним скачет.
- Гу-гу-гу, - сказал он, наконец.
- Га-га-га, - подхватила я, - есть хотите? - да-да-да!!!
- Ну, вы пока тут общайтесь под сенью акации, а я в лавку к вьетнамцу сгоняю, у тебя дома даже хлеба нет, мама, - сказала дочь, - я же холодильник разморозила и протерла, как ты велела.
- Купи тогда мне бутылку вина, и себе сок, можешь еще каких-нибудь колбаски, сыру, ну и сигарет, мне и себе, - я дала ей пятьсот крон, - рыбные консервы, говяжья тушенка, гречка, сгущенное молоко, халва, и три килограмма конфет есть.
- Тогда будем есть гречку с тушенкой! - закричала Наташа на повороте к лавке, но я уже смотрела на Даду, и не могла наглядеться. Он не плакал, не орал, не скандалил, он просто уставился на меня, приподняв правую бровь, и в его глазах было все бездонное небо. А я, беззащитная, все мычала туда "Да-да! Да-да! Да-да-да!", пока небо мне не улыбнулось.
- Он еще и не то умеет, - говорила дочь, когда мы поднимались в лифте на седьмой этаж, - говорить нараспев "ладуш-ки, ла-душ-ки, где были, у ба-бушки!", он начинает ладоши соединять. Потом на них уставится, как будто в первый раз видит, и потянет в рот, сжав в кулачки, иногда прямо оба готов в рот запихать...
- Это у него зубки режутся, - убежденно сказала я.
- Не сочиняй, мама, - сказала дочь, бросая чемодан на колесиках без колесиков прямо на пороге комнаты, - вот скажи, зачем ты купила самый дешевый сак для поездки в Россию, за 600 крон? У меня кожаный, меньших размеров, стоит 2.200, но он выдержал поездку в Африку! И не фиг грешить на Россию, что там с багажом обращаются как со скотом, ни у кого колесики не обломались, кроме тебя!
- И так во всем, - согласилась я, села на кровать в чем была, и расплакалась, - Наташа, я ни на что не годная, ни к чему не приспособленная, никому не нужная, старая дура. Я - лузер, понимаешь?!
- Рассказывай все по - порядку, - сказала дочь, - а вот эти вот сопли для меня не распускай, ты нам обещала еще гречку с тушенкой.
Давид уже лежал на белоснежной моей постели (как же я соскучилась по всему белому!), и посматривал на меня, приподнимая уже левую бровь, как будто приглашая высказаться.
- Ну, значит, первый вывод такой, Наташа. Что я там была, что меня там не было, я ничего не смогла изменить, лучше бы меня там не было.
- Грешишь ты, хороший мой, - сказала дочь, - Ты повидала маму перед смертью, и убедилась, что эти люди сделают для нее все, что только возможно, чтоб она прожила как можно дольше, - помолчала секунду, и добавила цинично, - сделают хотя бы ради того, что каждый месяц получают ее пенсию в тридцать тысяч рублей и имеют шанс расплатиться с долгами на Ереванской до октября, потому что - что нужно человеку, который слег? Только кашки да супчики, да время от времени поменять памперс.
- Нет, еще нужен противопролежневый матрас, ежедневные процедуры, еженедельные купания, еще вот капризы, которые могут продолжаться всю ночь.
- Их там четверо, уж как-нибудь справятся, что могла бы сделать ты, когда ты на бабушку даже не смогла взглянуть голышом?! Молись, как сказала докторша, и, даст бог. С бабушкой решено. Что с дедушкой?
- Дедушка не перезвонил. Знаешь, мне вдруг показалось, Наташа, что он просто не хочет, чтоб я его видела таким. Поверженным. Он для меня всегда оставался богом - всесильным и всеблагим, ведь это он, он, всю мою ничтожную жизнь, подставлял мне плечо в трудную минуту. Что поделать, если это плечо сейчас тоньше ангельского крыла, - сказала я и опять заплакала.
- Дедушка еще не в маразме, - грубо сказала дочь, - даст бог, бабушка поправится, и он встанет на ноги тоже. Теперь друзья. Ты видела собственными глазами подруг, которые готовы тебе были к ногам положить собственные души?!
- Видела.
- Так что ты плачешь?! Ты видела хороших людей! Они были с тобой рядом все время. Где бы ты еще почувствовала, что тебя так любят?! А этот Кацев? А никольская? А Сергей? Не греши.
- Не грешу, доча, - сказала я, - иду ставить гречку.