Туда собираются только те, кто точно знает , что оно произойдет. И ещё они умеют ждать. Не лентяйнически, глядя на стрелки часов, создающих иллюзию движения. Нет, это совсем не то. Так не годится! Совсем нет. Так чудо не произойдет. Так и будешь жить плосковато. А ещё печальнее, что перестанешь верить в это самое чудо.
И вот, когда жизненными дорогами да встречами они наконец собрались вместе... они сидят и терпеливо ждут.
Они пришли-приехали сюда, за десятки и сотни киллометров, отложив дела, чтобы всего лишь несколько минут или часов полюбоваться на чудо.
- А когда он начнется? - всё чаще раздаются вопросы.
Кто-то не выдерживает, уезжает.
Лавочки здесь, посередине пустыни, ветхие, поломанные. Железные и раскаленные до предела, пока металл не начнет плавится, поэтому нужно обязательно запастись простынями, льняными покрывалами и конечно же терпением.
Добравшихся до сюда, понадеявшихся, что самая сложная часть пути уже позади, ждет разочарование. Под палящим солнцем в ожидании можно было просидеть полдня.
Танцовщица могла узнать о том, что её ожидают спустя несколько часов после того, как начнут собираться первые зрители.
Но у неё большая семья. Нужно всех накормить, встретить, убраться дома, полить огород, подвязать пионы, сходить за водой, вышить узор на скатерти... да мало ли дел. И не все можно отложить.
Наконец, расслабленные от ожиданий и от знойного солнца, они слышат позывные звуки бубна.
Она выходит на сцену. Те, кто здесь впервые, часто розивают рты от неоправданных ожиданий.
Танец стрекозы ассоциируется со стройной юной танцовщицей в прозрачных газовых одеяниях. Но на сцене появляется дородная женшина средних лет. С мощными как у слона ногами, округлыми, словно полушария земли рыхлыми бедрами, испитыми ни одним ребенком обвисшими грудями, она начинает резво прыгать по сцене. Подол её синего платья развивается, образуя вокруг ее тела большой колокол. А руки это настоящий гипноз...
Тренированные едва ощущаемым косанием к нежной коже младенца, земесившие сотни килограммов хлеба, собирающие по весне охапки трав и цветов, они, одна за одной, рассказывали дивные истории. То, что видела пархающая по миру стрекоза.
После первого совершенно неожиданного впечатления, зрители погружались в полусонное состояние. Водимые по разным местам и временам, они смотрели на то как крупная женщина-мать-бабушка своим изящным танцем убеждала, что она юная девушка.
Отбивая ногами ритмичный такт она игриво прячет своё лицо за бубен, показывая гримассы, разных узнаваемых персонажей. На сколько мастерски у неё это получается, то ни один актёр не сравнится. Не играла она, нет. Живой поток сквозь себя проявляла. Собрав опыта пуды, она в мгновенье осмотрев могла продолжить человека. Ну всё как есть ему отобразить.
Танцует весело. Ее коса тонкой веревочкой не поспевая, в быстром нарастающем темпе не угадывая следующее направление движения, как хлыст стягает по ее танцующе-ликующему телу.
И вот она, соединив ладошки, голубей пускает прямо на зрителей. Те аж устремляют глаза в небо, готовясь созерцать полет свободолюбивых.
Танец её то быстр, то спокоен. Никогда не угадать. Всегда он разный, но всегда живой, в "сейчас" соединенный, знакомый каждому, словно пропетый о том, что теребит, терзает душу, что вдохновляет и даёт ростки...
Зеркало честное взгляд её, касающийся каждого, чью следующую историю станцует она.
То громом разъярившись, четко отбивает ногами гневный ритм, резкими движениями рук прогоняя всю лень, смятение, слабость, нерешительность. То нежно приголубит словно дитя заветное, убаюкает и усладит до самых воспоминаний младенческих.
Танец ее стирал все мыслимые границы, уводил за собою в бесконечную метаморфозу и безвременье.
Из её светло-зеленых глаз стуились обнимающие потоки тепла, сострадания и безграничного света. Обветренные целующие детей и животных красные губы выдавали её любовью дышащее сердце.
В какой-то момент в голове начинала крутиться мысль: " Какая она красивая! Какая настоящая!"
А где же чудо, спросите Вы. А чудо это преображение Души, соприкоснувшейся с откровением своего отражения.
По мотивам сказки Клариссы Пинколы Эстас "Женщина-бабочка"