Антонио прервал свои размышления. За мутными оконными стеклами таверны уже наступали сумерки. Значит, уже семь. Солнце в начале мая в Мадриде заходит в семь вечера. Рано утром ему с бригадиром Вальдесом нужно отправляться в путь. Хорошо было бы выспаться перед дальней дорогой. Но в мыслях он снова возвращался к событиям тех недавних мартовских дней.
Падение Годоя было встречено солдатами с радостью и даже со злорадством. Он был ненавистен им за то, что из-за его алчных замыслов, из-за его злосчастного княжества Альгарве, соседи-португальцы теперь называют испанцев оккупантами; за то, что из-за его сговора с Наполеоном французские разбойники сейчас хозяйничают на всём испанском севере и безнаказанно убивают их братьев и сестёр.
Офицеры, сослуживцы Антонио, уже не так однозначно относились к случившемуся. Они разделились на два лагеря – «фернандистов» – сторонников молодого короля Фернандо VII, и «годоистов» - приверженцев свергнутого уже Годоя. Причины их симпатий к бывшему “valido” были разные: были те, кому Годой помог сделать карьеру; кто-то просто был приверженцем старого режима и боялся перемен; но были и те, кто руководствовался лишь служебным долгом и не мог предать старого друга. К тем, последним, принадлежал и маркиз Солано.
Антонио сейчас почему-то даже стало немного жалко поверженного Годоя. У этого человека было 19 официальных титулов, начиная от первого - Principe de la Paz – Принц Мира, и заканчивая последним – Protector del colegio de sordomudos y de los establecimientos de beneficencia de la villa de Madrid - Покровитель школы для глухонемых и благотворительных заведений города Мадрида. Благодаря его стараниям Испания вышла на первое место в Европе в деле обучения глухонемых. И Годой не жалел на это денег. Уже только за это ему можно было бы простить многие грехи. Но среди его добрых дел было не только это. В частности, он содействовал созданию мастерских художников и скульпторов, впоследствии ставших основой будущей Школы изящных искусств. Естественно, были и пороки – но, они и так всем известны.
- - -
Дон Мануэль Годой и Альварес де Фария был выходцем из семьи провинциальных идальго los hidalgos de provincias. Родился в Бадахосе* 12 мая 1767 г. Его отец – Хосе Годой и Санчес де лос Риос, мать – Мария Антония Хуста Альварес де Фария и Санчес Сарагоса, по происхождению португалка, но родившаяся в Бадахосе. Его отец был армейским полковником, получал скромную ренту, но принадлежал к старинному роду Годоев из Кастуэры. Правда, к тому времени их фамильный кастуэрский замок уже давно лежал в руинах.
В многодетной семье Мануэль был одним из младших сыновей. Отец позаботился, чтобы научить его фехтованию и верховой езде, так необходимым для будущего военного. Кроме того, маленького Мануэля обучали наукам лучшие учителя города, в частности, дон Матео Дельгадо, будущий епископ Бадахоса. Мануэль изучал арифметику, философию, литературу и историю; имел каллиграфический почерк; грамотно владел, как родным кастильским, так и латынью. Впоследствии он овладел французским и итальянским языками. Так, что укоренившееся мнение о безграмотности фаворита – не более чем вымысел его врагов.
В 1784 г. дон Мануэль поступил в Гвардию де Корпс, где уже служил его старший брат Луис. Четыре года спустя, в сентябре 1788 г. в составе эскорта Мануэль Годой сопровождал (в то время ещё) принцессу Астурийскую Марию Луису. На дороге между Ла Гранхой и Сеговией, он неожиданно упал с коня. Мария Луиса остановила кортеж, подбежала и помогла подняться красавцу-кавалеристу. Потом юная принцесса своим носовым платком вытерла кровь с его лица и поцеловала прекрасного рыцаря… Но, так обычно бывает в сказках. В действительности, принцесса была далеко не юной – ей уже исполнилось 37 лет. И была, мягко говоря, совсем не красавицей: к тому времени она уже потеряла значительную часть своих зубов, лицо покрывали морщины, а фигура её сильно пострадала от множества беременностей. Но, что поделаешь – такова жизнь... Несмотря на это принцесса обладала живым характером и, как говорили, любила пофлиртовать.
Спустя три месяца умер Карлос III, и принц Астурийский стал теперь королём Карлосом IV, а принцесса Мария Луиса – королевой. С этого времени и начался необыкновенный взлёт бывшего никому не известного гвардейца. Королева получила молодого любовника, а король – человека, лично ему преданного, не принадлежавшего ни к каким придворным партиям. По поводу интимных отношений между королевой и Годоем в то время ходили разные слухи. Кое-кто вообще отрицал сам этот факт: к моменту знакомства с Годоем Мария Луиса была уже 14 раз беременна и родила 10 детей. Какие уж тут любовные интрижки. Да и как ещё на всё это дело посмотрел бы сам король дон Карлос? Впрочем, нравы при дворе, что тогда, что сейчас, были фривольные, да и дон Мануэль тоже был мужчина хоть куда!
- - -
Хоть куда… Антонио вспомнил, как однажды (это было еще в конце марта) в Бадахосе какие-то бездельники вывесили на стене карикатурный портрет Годоя. Под ним в издевательской форме перечислялись все титулы фаворита, а также полный набор его грехов, среди которых числился и такой – poligamo brutal. То, что Мануэль Годой был «брутальным многоженцем» ни для кого не было секретом. Нет, королева здесь, разумеется, не в счёт. Но двоеженцем он был – это факт.
Правда это или нет, но рассказывали, что однажды в дом к Годою пришла вдова с тремя дочерями. Она ходатайствовала, чтобы её семье выплатили задержанную пенсию за умершего супруга, в прошлом артиллерийского офицера из Кадиса. Годой удовлетворил просьбу женщины, а одна из её дочерей – семнадцатилетняя Пепита – так и осталась жить у него в доме. Королю Карлосу IV это не понравилось: всё-таки его заботил моральный облик своего первого министра. Королеве тоже было неприятно, что Годой стал объектом сплетен и анекдотов. В общем, король решил срочно женить дона Мануэля на своей племяннице Марие Тересе де Бурбон и Вальябрига, графине де Чинчон. Годой с покорностью принял волю своего короля. К тому же, в результате этого брака дон Мануэль стал членом королевской фамилии. Их свадьба прошла с большой помпой в Эскориале 2 октября 1797 года.
Однако, Пепиту он выгонять после этого так и не стал, и обе женщины благополучно продолжали жить в его доме. Более того, по просьбе Годоя Карлос IV пожаловал донье Пепите (Хосефе де Тудо и Каталан) титул графини де Кастильо Фьель. И теперь эти две женщины часто появлялись вместе, сопровождая Мануэля Годоя на официальных приёмах: справа от него за столом обычно сидела супруга Мария Тереса, а слева – красавица донья Пепита.
Потом Мария Тереса родила ему дочку, а Пепита – двух сыновей. Дон Мануэль любил их всех. Так они и прожили до той злополучной ночи, когда в их дом в Аранхуэсе ворвались заговорщики. Здесь они встретили лишь двух его женщин с детьми. Солдаты жалели его супругу графиню де Чинчон, называли её "невинной голубкой", а донью Пепиту – коварной соблазнительницей. Но донья Пепита была с этим не согласна – всё-таки она была у него первой. А спустя некоторое время Пепита сбежала, прихватив с собой сундучок, наполненный драгоценностями. Дон Фернандо VII распорядился организовать её поимку, но кому сейчас уже заниматься всем этим? В такое то время!
А карикатуру эту горожане вскоре разорвали на куски. Во-первых: Бадахос всё-таки родной город Годоя, и ему здесь очень многие были обязаны; во-вторых: изобразили какого-то урода, а дон Мануэль вполне себе симпатичный мужчина. Конечно, в свои сорок он уже располнел и выглядит совсем не тем красавцем-юношей как прежде, но тоже ещё ничего...
- - -
У Годоя было множество пороков, но наивность и простодушие к ним не относились. Это был умный и дальновидный человек. Устранив этого человека «фернандисты» по сути дела подписали тем самым приговор себе и всей династии испанских Бурбонов. Ведь, если бы план Годоя удался, то король дон Карлос IV, где бы он ни находился – в Севилье, на Канарах, или в Мексике – оставался бы абсолютно законным правителем Испании. Наполеон не имел бы никаких шансов на успех в своих претензиях на испанский престол.
События в Аранхуэсе были обычным дворцовым переворотом, но их участникам хотелось представить их как «народную революцию». Реальными действующими лицами этого мятежа были гвардейцы, придворные, их слуги и обслуживающий персонал дворца. Народ здесь был допущен лишь в качестве массовки, а многие из тех, кто крутился вокруг дворца с вилами и мотыгами были подкуплены за несколько десятков реалов.
Спустя три дня, отрекшийся от престола дон Карлос IV взял своё отречение обратно, и написал протест. В тот же день он отправил письмо императору Наполеону с просьбой защитить его самого, его супругу и свергнутого Годоя. Карлос IV искренне верил, что император Франции примет его сторону в споре с сыном.
В тот же день дон Фернандо VII тоже написал письмо – Мюрату. Он просил великого герцога Бергского поддержать его в споре с отцом.
23 марта 1808 г. войска Мюрата вошли в Мадрид под предлогом защиты дона Фернандо от возможных происков сторонников «колбасника» - уже свергнутого Годоя. Под охраной гвардейцев Мюрата Фернандо VII торжественно въехал в Мадрид. Ликующие толпы народа вышли на улицы, чтобы приветствовать своего любимого короля, не осознавая того, что в этот самый день их столица уже была фактически оккупирована вражеской армией. Без согласования с испанскими властями, Мюрат расположил свои войска в Каса де Кампо, где на господствующих над городом высотах установил батареи тяжёлых орудий.
В тот же самый день, серьёзно раненого при задержании, Мануэля Годоя вывезли под конвоем из аранхуэсских казарм Гвардии де Корпс. В сопровождении хирурга, под конвоем, его должны были доставить в Мадрид для проведения следствия и последующего суда. Дон Фернандо чувствовал себя триумфатором и радовался унижению своего соперника, Ему доставляло удовольствие наблюдать, как связанного и избитого Годоя ставили перед ним на колени. Дон Фернандо не исключал вынесение смертного приговора для “valido.” Более того, сам народ решительно требовал от нового короля крови ненавистного им человека. В Мадриде разъярённая толпа с барабанами, горнами и флажками выкрикивая Viva el Rey! Viva el principe de Asturias! Muera el choricero!** громила и грабила дворец Годоя. Здесь уже была налицо та самая «народная революция» – жестокая и беспощадная. Жоаким Мюрат, опасаясь, что присутствие Годоя в столице вызовет ещё большее возмущение народа с фатальными и для самого маршала последствиями, распорядился остановить конвой с арестованным в городке Пинто. Там Годоя заключили в башню XV века, а 2 апреля, c усиленной охраной под командой маркиза де Кастеляра, командира роты alabarderos***, доставили в замок Вильявисьоса де Одон, где пленник должен был ожидать своей участи.
В эти смутные дни никто в Испании не мог с полной уверенностью сказать, кто в данный момент являлся их законным королём, и уж тем более, чём всё это дело закончится.
А по прошествии некоторого времени, оба монарха – отец и сын – отправились в Байонну. И каждый из них надеялся, что император Франции примет его сторону в затянувшемся семейном споре.
- - -
* кстати, в Бадахосе и сейчас помнят своего выдающегося земляка – ему установлен памятник на площади Сан Антон, есть также улица Мануэля Годоя в правобережной части города.
** исп. Да здравствует король! Да здравствует принц Астурийский. Смерть «колбаснику»!
*** алебардисты – подразделение внутренней дворцовой и церемониальной стражи, отличалось особой преданностью монарху и его семье.
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/06/29/1144