Папа

Светлана Водилова-Здор
Он никогда не рассказывал, что довелось испытать в пыльном, душном Афганистане. Он молчал. А моё подвижное детское воображение уже рисовало картинки одну страшнее другой... Зачем отправили их туда, в этот эпицентр кровопролитной бойни? Что забыли они, едва оперившиеся юнцы, в этой человеческой мясорубке? На гитаре б парням играть — а им автоматы в руки. Им бы милых своих в кино водить — а они сами героями боевика стали. Кто, скажите, понесёт ответ за навек искалеченную психику? Разве можно бесследно стереть из памяти хотя бы один час пребывания в этом адовом пекле?

Нет, у меня никогда не было романтического представления о войне и её участниках. Тем не менее, он для меня был и остаётся героем. Бывало, украдкой приоткрывала дверцу шкафа и заворожено любовалась поблескивавшими на «афганке» наградами. А как ликовало моё сердечко, когда он, уступая многочисленным просьбам, облачался в неё, и мы отправлялись на парад! Я шла рядом, полная благоговейного уважения и трепета, с гордо поднятой головой. Не понимала, глупая, что в этот день ему лишний раз невольно приходилось мысленно возвращаться назад, туда, где погибали на глазах товарищи, туда, где и сам неоднократно нажимал на курок, преследуя живую мишень…

Помню, необычайно интересовала символика на его предплечье. Донимала вопросами, а он лишь смущённо отмахивался, уходил от ответа, старался отвлечь внимание от этой детали. Казалось, будто эта армейская отметина неприятна ему одним своим существованием. Это и понятно, ведь она являет собой молчаливое гнетущее воспоминание о той далёкой поре, где жизнь висела на волоске, а о мирном небе только мечталось.

Да, он молчал. Но в те редкие дни, когда в гости захаживал его друг и однополчанин, я слышала, как под семиструнную изливалось наружу самое сокровенное, то, что старательно пряталось глубоко внутри, в самых закромах сердца…

Горжусь тобой, папа! И люблю!


© Светлана Водилова-Здор