Лёвина доля
Видимо такие встречи случаются непременно в плохую погоду, в конце марта, когда в ожидании солнечной свежести грустно смотришь в трамвайное окно, и вдруг, мерзкая серая жижа плюхает в стекло; тогда, отпрянув от прозрачного проёма, зажмурившись, секундно ожидаешь грязи в лицо.
Я невольно отвернулся и увидел высокую даму в норковом манто.
Отмакияженное лицо, острый, чуть кривой нос со следами старого перелома. Обвислые уголки рта в губной помаде, отечные веки и мутные, когда-то голубые глаза. Норковая шапка сидела смешно на оттопыренных ушах, яркий, шелковый шарфик, незавязанным пионерским галстуком обнимал тонкую шею.
Она смежила веки, улыбнулась криво рядом стоящему тощему мужику в камуфляжной куртке и шапчонке со смешным помпоном. Тот осклабился пьяно, обнажив беззубый рот.
Неожиданный толчок тормознувшего вагона послал странную парочку вперед; они споткнулись и матерно, громко приземлились у моих ног. Я узнал их; брезгливо перешагнул тела, вышел из вагона.
Серая легковушка смачно чавкнула колесом в глубокой луже и плеснула мне в лицо весенней, свежей скверностью.
****
Со Львом я не виделся лет двадцать. Нечаянная январская встреча в алкомаркете, видимо была предначертана. Друг юности, когда-то коллега, теперь пенсионер-бездельник, желатель крепкой выпивки и пьяных откровений, покинул родной город к своему сорокалетию, окунувшись во второй или третий бездетный брак.
Крепкоголовый, с коротким ёжиком седых волос, круглыми глазами и румянцем на щеках, неведомо как сохранившимся в его возрасте.
- Рад, рад несказанно, дружище! Вот, я вернулся, возвратился, где был рожден, где юность счастливо провел, - Лев, приобнял меня, постукивая по спине литровой бутылкой.
- Идем. Отказов я, не принимаю, идем дружище водку пить! – продекламировал громко, довольный удачно сложившейся фразой.
Отказываться не было причин, я и сам желал осилить нынче не менее полу литра крепкого напитка.
- Здесь рядом, ты должен помнить, - и слегка подтолкнул к магазинному выходу.
Двухкомнатная квартира его родителей, теперь была знакома мне лишь старым трельяжем с облезлыми зеркалами.
- Полгода уж, «жирую» здесь. Ты, не обращай внимание на ветхость стен и скрип рассохшихся полов. Вот-вот ремонт начну, бабла срублю лишь, - Лев ковырял ножом консервную банку.
- «Завтрак туриста», помнишь, - улыбнулся и выложил на тарелку серую духаристую массу.
- Ну, да. Не хватает морской капусты и твоего «Лигерос» - усмехнулся я.
- Помнишь, помнишь значит, юности прошедшей дни? - Лев разлил водку по стаканам.
- Давай, как прежде: поперву стаканом полным.
- Давай!- я опрокинул ёмкость осилив содержимое двумя глотками
Лев долго цедил двести грамм, громко выдохнул, утерся рукавом рубахи и с улыбкой уставился на меня.
- Увы, а мне и не дано глотком осиливать стакан, - грустно вымолвил.
Мы обнялись, как прежде, слегка коснувшись лбами.
Мне был непривычен поэтичный говор моего товарища, я представлял это манерное изъяснение выпендрёжем. Когда-то, Лев великолепно владел гитарой и сочинял приличные стихи, но никогда не поэтизировал обыденную речь.
А он, каким-то образом услышал мой внутренний голос и усмехнулся.
- Я и сам не знаю от чего, иной раз прёт этот слог, от хорошего настроения, видимо, - глаза его блестели и грусть растворялась печалью в крупных морщинах.
-Я, рад, рад нашей встрече, дружище. Живу затворником, ни с кем не общаюсь.
- И даже с Игорем? – удивился я.
- Ну, есть у нас общее дельце, но я не встречаюсь с ним за дружеским столом, не приглашаю к себе и не бываю у него.
- Удивительно. Столько лет в крепкой дружбе, а теперь?.. – я плеснул водки в стаканы.
Мы выпили по половине. Лев ковырнул вилкой «Завтрак туриста», закурил и, выдыхая дымом, печально вымолвил: « Не друзья мы более. Тогда, двадцать лет назад, на очередной пьянке Игорь заснул, как-то странно, быстро. Мы и пьяными-то не были. Люська его материлась, возмущалась неестественно и вдруг, после третьей рюмки скинула с себя халат.
А я и не удивился во хмелю, зная её постоянную неверность мужу и, как-то странно забыл, что происходит это со мной. Ощущал себя со стороны, казалось, наблюдал за неверностью жены моего друга, и лишь внимал происходящему.
Мы, его друзья, как и он сам знали о порочной Люськиной страсти, но никогда не говорили и не намекали Игорю, считая такую жизнь их личным делом.
Видимо, обоих устраивал такой образ сосуществования. Они расходились и сходились по десять раз в году.
Мне надоело таскать их вещи из дома в дом, и я отказался помогать ему в этом. С тех пор не общались месяца два, до звонка его матери. Игорь лежал в больнице и ему требовались дефицитные лекарства после операции.
В пьяном угаре Люська раскроила спящему мужу череп бутылкой из-под шампанского. После серьезной травмы Игорь на удивление «восстановился» без последствий, за исключением дефекта черепа, который его и не беспокоил. Теперь, Люська обзывала откровенно мужа импотентом, ничуть не смущаясь окружающих, и часто пропадала « у своей матери» на несколько дней, а то и недель. Игорь выгонял её с отработанной годами частотой и принимал вновь, по заведенным ими правилам.
К чему она устроила тогда эту измену со мной и по сей день не ведаю.
Утром следующего дня я проснулся с мерзким ощущением совершенной кражи из дома, где мне доверяли всё. Маялся неделю, не отвечая на Игоревы звонки и не открыл ему своей двери, мерзопакостно ощущая своё паскудство. А через месяц покинул родной город.
- Да, и у меня завершилась дружба с ним неожиданно, - я открыл форточку, вдохнул морозно воздуха, - не выдержал, рассказал о похождениях его жены. А и не нужно оказывается было.
Я оделся, вышел на лестничную площадку. Лев пожал мне руку: «Ты завтра заходи, как проснешься – похмелимся.»
- Похме-ели-и-имся,- раздалось недовольное брюзжание. Из двери напротив выглядывала недовольная длинноносая соседка лет ста, не менее.
- Ты, Лёвка, пить бросай, уж скока можно, - пискляво запричитала седая старуха, часто кивая головой.
Удивительно, но утром, после вчерашнего, я ощутился «огурцом» без противного желания «подлечиться». Что меня заставило двинуть ко Льву, я не понимаю и по сей день.
Утреннее солнце слепило щекотно, мороз кусался на ветру, скрипучий снег радовал слух, как жаворонок летом. Впереди меня шумно приземлился старый ворон, развернулся, зыркнул зло бурым глазом, крякнул надсадно, недовольно повел сизой головой на фиолетовой шее и, тяжело взмахнув крыльями, подался восвояси.
У подъезда знакомого мне дома стоял полицейский «УАЗик» и пожилая женщина, подозрительно глянувшая, лишь я открыл входную дверь.
На встречу мне спускался Лев с глазами собаки, изгнанной с родного двора.
На руках наручники, полицейские сзади.
- Шура, я не виновен, не понимаю, что произошло, мистика, - скороговоркой промолвил, оглянулся у двери подъезда; губы его дрожали с похмелья ли, с испуга.
- Мистика, - выдохнул он напоследок.
- До-опи-ился касатик, - раздался голос за моей спиной. Старуха из квартиры напротив кивала головой в такт каждому сказанному слогу.
- Что случилось, бабушка?- спросил я.
- Какая я тебе бабушка! Дедушка!- возмутилась старушка.
- Вот, вернуть лет сорок и чем мы не пара, - хохотнула старая, обнажив полный ряд белых зубов, - Любовь я,- стараясь выпрямить спину, прокряхтела соседка.
- И все же, что произошло?
- Ну, заходи красавец, расскажу, - бабка распахнула дверь.
Обычная квартира в аромате дорогих духов, громадная «плазма» на стене, компьютер с большим монитором, где четко обозначилась дверь Льва…
- Милиция сказала - Левка Ваську зарезал ночью. Эт, сосед наш по площадке – алкаш одинокий, конченный.
А я не верю. Не за что Льву Ваську резать. Они хоть и оба пьющие, но не злые, да и не общались вовсе. Васька, когда выпить не на что, бывало, стучался к Левке, а тот и дверь не открывал.
Но, как сердце Васькино прихватилось, лечил окаянца дня два за свои деньги. А тот, болван, поправился да и ляпнул, - ты мол, Лёва, лучше на те деньги водки взял. Не любил Лёвка алкашей, хоть и сам близок к братии этой. А ты, видать, не особо пьющий, по глазам вижу, - улыбнулась хозяйка.
- Вспомнила тебя! Я вас всех, троих, что со Львом по молодости якшались, помню.
Теперь-то не всех узнаю, а тебя помню и Жорку. Как Лев заявился, месяц безвылазно водку жрали вдвоём, а к осени пропал Жорик. Вот, только Игорь изредка и захаживал. Я все вижу,- хитро подмигнула, старая, - у меня на пленке записано, - и кивнула на монитор, - внук оголец-молодец, камеру повесил над дверью, говорит, с ней безопаснее. Каждый день фильмы с нашей площадки смотрю. Хочешь глянуть?
Да, продвинутая старушка с нетронутым старостью мозгом. Приятно опередила мою просьбу заглянуть во вчерашний день.
На мониторе площадка этажа. 23.15 - вот, мы расстаёмся.
23.50.- тощий мужик в камуфляжной куртке входит ко Льву.
00.30. выходит, сам прикрывает дверь, Льва не видно.
01… 01.30,.. «прокручиваю» изображение. Чья-то рука в кадре и ничего не видно.
- Да-а, - кивает Любовь,- попадаются идиоты; краской в камеру брызгают. Внук, её пленкой всякий раз закрывает. Вот, с утра новую наклеил. Много дураков по подъездам шастает. От зависти, иль от другого чего, то плюнут, а то, вон – краской.
- Любовь, почему, вы этот «фильм» полиции не показали?
- Потому, что по-ли-ция. Эх, мужа моего на них нет. При нем убийство в городе – ЧП было! А нынче,.. - недовольно прошипела старушка, - они и не заходили ко мне, а бежать за ними сил уж нет, Шурик. Давай чай пить.
***
Не помню, любил ли я весну в юности? Нынче – не сомневаюсь. Тогда же, в восемнадцать …
Лишь поднялся я к квартире Льва, дверь напротив отворилась; и возникла богиня в коротком прозрачном сарафане. Спиной откинулась к дверному косяку, свела стройные ноги вперекрест, бедра линиями дивными к талии, руки белые на груди высокой. Губы вишнево-пухлые в улыбке блудливой. Глаза зеленью брызнули, закатились влекомо.
- Заходи-и, - Лёвка, грубо втащил меня в квартиру.
- Чё ты на неё пялишься, - прошипел зло, лишь дверь прикрыл.
- У неё муж зам начальника УВД. В два счета оформит тебе «командировку» лишь приметит, как ты глазами её раздеваешь.
- А чего раздевать, она и так голая.
- Понравилась? – ревниво спросил Лев.
- Да, - с вызовом ответил я.
- Она моя женщина, - прошипел Лёвка, - моя! Понял!
- А как же «командировка» от мужа? - я усмехнулся.
***
Старая Любка стояла в дверях, кивая головой.
- Ты, Шурик, Лёвке помоги, ему в тюрьму невинному никак нельзя, да и старый он для «подсидки».
Я и сам был уверен в невиновности Льва. Не мог он убить человека «по умолчанию»!
-2-
«Система» «выплюнула» меня из своих рядов, лишь на очередной мед. комиссии заподозрили неладное с сердцем. Обследовали и с вердиктом «не годен» послали… дозарабатывать на не скорую пенсию, как смогу. Быстро атрофировались и связи и знакомства. Кто-то перестал общаться из-за утраченных мною возможностей, а кто просто забыл о существовании когда-то нужного человека.
Проведенные годы в «силовой» структуре не дали мне ничего, кроме обидных воспоминаний о бессмысленно потраченных годах и больном сердце. Однако, прошлая моя жизнь оставила в памяти некоторых сослуживцев добрые воспоминания и о моем участии в их судьбах. Одним из них был зам. начальника следственного изолятора. К нему мне предстояло, теперь, обратиться.
Долговязый подполковник долго тряс мою руку, откровенно радуясь встрече.
Десять лет назад Толик-капитан получил перелом трех позвонков на работе.
Поехал ловить побегушника с «Черёмухой», наручниками и бронежилетом в походной сумке. Оружия не выдали, и его напарник долго посмеивался над бронежилетом без ПМа.
Расконвойник «Зелёный» «сделал ноги» с объекта по причинам известным и прописанным в учебниках по оперскому искусству. Не обладая особым интеллектом, беглец посетил родной дом, где его пятые сутки устало ждал задремавший Толик. Опер вовремя проснулся и пришлось ему догонять Зеленого на крыше трехэтажки, куда неведомая сила понесла бестолкового зека. Вот, тогда Зеленый и пальнул из обреза.
Понятно, бронежилет никак не смягчил падения с приличной высоты, но надежно защитил внутренности капитана от жакана.
Опер после операции с обидой готовился к увольнению, тогда ему и посоветовали встретиться со мной. Через полгода капитан удачно прошел мед. комиссию и уверенно зашагал по служебной лестнице.
Подполковник выслушал мою просьбу и тут же распорядился перевести подследственного в тюремную санчасть, поведав мне прокурорскую «историю болезни» Льва, где все улики сошлись против него, как в сказке.
- Дело дрянь, - заявил, подполковник,- даже при хорошем адвокате. Кстати, могу посоветовать толкового юриста…
Я вышел за ворота родного мне когда-то учреждения в совершенно дурном настроении.
На улице скверная погода. Влажный северный ветер, мороз, больно бьющие в лицо крупные снежинки, похожие на градины и тучная серость над головой.
В полдень следующего дня, в медчасти изолятора я встретился со Львом.
Воспаленные бессонницей глаза, виноватые по-собачьи, со страхом и надеждой смотрели на меня странно конвергентно*, от чего казалось Лев сошел с ума.
- Игорь принес мне денег с нашего мелкого бизнеса и бутылку водки. Я и не помню, как выпил, видимо, это был уже перебор, - он жестикулировал руками, растопырив пальцы, а они двигались вразнобой, ничего незначаще.
- Разбудили менты. Рядом Васькин труп с ножом в груди, руки мои в крови. Вот и всё. Я ничего не помню, ни-че-го, - Лев уткнулся лицом в широкие ладони, - не мог я убить! – простонал жалобно, безысходно.
Я слушал его и все более понимал свою дремучую некомпетентность в начатом расследовании.
Да, «Пинкертон» из меня не получился. Не смог ничего выяснить.
Лишь обратился с просьбой к начальнику медчасти взять у Льва кровь на токсикологию. Следователь посчитал это исследование ненужным.
Я же, никак не мог объяснить быстрый ночной «улет» моего товарища, хотя, понимал, что результат этого исследования недопустим для суда.
Видимо это была единственная идея, пришедшая в голову мне, совершенно не знакомому с методами ведения следственных мероприятий.
Снегопадом заполнилась улица. Сырые, крупные снежинки неприятно касались лица. Хотелось отвести снежную завесь, ступить в ясную близь бодрящего морозца, и яркого солнца с прозрачного поднебесья.
Никаких идей, предположений, размышлений. Немая пустота в сознании, противный снег, заполнивший мозг. И желание посетить старую Любовь.
Она открыла дверь, лишь я коснулся кнопки звонка.
- Знала, зайдешь. Идем чай пить, - и кивала головой, как будто соглашалась сама с собой.
***
Нам исполнилось по девятнадцать. Рожденные в один месяц, мы праздновали дни рождения один за другим, сетуя на неудачно сошествие звезд, лишивших друзей удовольствия растянуть празднества в течении года.
Я давил на кнопку Левкиного звонка, как вдруг, его дверь и дверь напротив, распахнулись одновременно. От соседки вышел Игорь с Жориком. Лёвка побледнел, сорвал очки с лица, зло глянув на друзей.
Игорь молча втолкнул хозяина в квартиру.
- Как вы могли!? Кто позволил! - рявкнул Лев и истерично закашлялся.
- Утухни, крепкоголовый, - Игорь хлопнул Лёвку по спине, - она те чё, жена? Делиться нужно, дружище. К тому же, она сама нас пригласила. И думаю, Лёва, исполнял бы ты роль свою достойно, мы и не понадобились. И заржал в голос, - ядреная! Я думал сорокалетние - старухи, а она-а, - и закатил глаза похотливо.
Сволочь! - Лев неумело, ткнул Игоря кулаком в грудь.
- Брось ручонками сучить, - цыкнул распутник.
***
- Люба, а есть ли, что интересного глянуть с твоих записей? - пытаясь оправдать свое появление, спросил я.
- Ну, только руку, что мелькнула в последний раз. Я её отдельно сфотографировала, - Любовь закивала часто на монитор.
Рука, как рука, с родинкой на запястье. Нет, со знакомой родинкой! Фрагмент видео не четкий, возможно артефакт.
- Возможно, - закивала старушка,- но уж шибко похожий, как специально нарисованный.
- Зачем? – я растеряно глянул на Любовь, - за что они сгубили их, в чём причина этого сумасшествия?
***
- Воронов меня не любит,- слизывая пьяные слезы с губ, жаловалась Люська, - я, от первого мужа ушла, оставила нажитое, а этот не ценит ни моей красоты, ни жертвы ему принесенной. Подонок, я не прощу ему своего первого развода. Он же нищий импотент. Вот, операция нужна, - она вытянула изящную руку с черным пятном на запястье, - такие родинки перерождаются в меланому. Операция деликатная, пластическая, не всякий хирург возьмется, а этот алкаш только и может на пузырь заработать. Шура, помоги мне, - застонала Люська, пальцы её трепетали неприятно, заползая под мою рубашку.
Это была единственная особь, которую я не считал женщиной. Когда-то красивая, фотомодельная потаскуха, знающая себе цену, но растерявшая к Бальзаковскому возрасту и благоличие и совесть. Хотя, совести у этой бабы и не было никогда. Она, видимо, так же ненавидела и меня, презрительно не замечая моего присутствия в редкой для неё трезвости.
- Сука, - я брезгливо убрал её руку…
***
- Значит, не собрал Игорь деньжат на операцию Люське, - задумчиво вымолвил я.
- Видать, нет, - вздохнула старушка, - кстати, Васька последнее время денег у меня не клянчил, а пьяный кажен день был. К тому же, два месяца назад, Люська его посещала.
- И, что?
- И, что, – передразнила меня старая, - ты мозги включи, касатик.
- Продал ей чего? – глупо спросил я.
- Продал, - проскрипела старуха, - в прошлом месяце катала Люська Ваську на заграничной машине, эдак, часа полтора. Привезла пьяного в усмерть, до двери не дополз. Думаю «развели» они как-то алкаша с квартиркой.
- Ну, бабка! Ну, голова! – я откровенно подивился свежести старого мозга.
- Я просила, Александр, не называй меня бабкой! Ты не зеркало и промолчать можешь, - старая действительно обиделась. Суетливо смахивала невидимые крошки со стола и головой закивала чаще.
- Извините,.. извини, Люба, - я коснулся губами её кисти.
- Эх, где ж ты был касатик, сорок лет назад? – усмехнулась, коснувшись пальцами моей щеки.
Ночное небо прояснилось яркими звездами. В синеве фонарных отсветов прохожие «парили» теплым дыханием, и робко скользили по замороженным тротуарам. Я заскользил сперва на обеих ногах, затем на одной, и…
- Лодыжка сломана, - белый халат расправлял гипс на моей ноге, - придете через три дня, лонгету поправим…
Вот так я и «выпал» из собственного расследования.
Теперь, без суетных предположений, на здоровую голову при больной ноге, всё сложилось пучком и очень правдоподобно. Я лишь не знал ничего о совместном бизнесе Льва с Вороновым - возможной причиной случившегося.
И решил поинтересоваться об этом у Жоры, третьего моего товарища, с кем не виделся около года. Одинокий мужик работал на автостоянке и в трех суточном безделье частенько разбавлял свое сиротство пивом и водкой. Хотя, и охраняя чужие машины, не отказывался от чего крепкого. Телефон его не ответил ни на второй, ни на третий день. Уже научившись ловко передвигаться на костылях, я сел в такси и двинул к Жорикову дому.
Пузатый мужик лет сорока, с нанизанным на вилку пельменем, облизывал толстые губы, придерживал Жоркину дверь ногой и хлопал сивыми веками, не понимая о ком идет речь.
- Я недавно въехал в эту квартиру, сам не местный,- пережевывая, загнусавил толстячок, - Жориков не знаю. Ты иди старый, ищи его в другом месте, - и махнул вилкой.
Толстобрюхий пельмень шлепнулся у моих ног, откровенно показав свое нутро.
Я вспомнил недавнее возмущение Любови и мне, вдруг, стало обидно за свои годы. До шестидесяти ещё два дня рождения, а вот, со стороны – уже...
- Нету больше Жорика, - из квартиры рядом, выглядывал лысый дедок, - допился, схоронили. А ты, значит, жив еще. Эх, алкаши, алкаши, - и пропал во мраке своей кельи.
Неожиданная, неприятная новость вдруг обострила «нюх». Я почему-то совершенно не сомневался в криминальной смерти моего второго товарища, и попытался возобновить беседу с Жоркиным соседом, но тот так и не вышел.
И от этой смерти повеяло тенью Вороновой. Не объяснимо, но совершенно осязательно…
Любовь слушала мои рассуждения, помешивая чай серебряной ложкой.
- Ты отвези меня завтра с утра к тому соседу. Мы по-стариковски сговоримся.
- По-стариковски? – удивился я.
- Не придирайся к словам, Шура, порой не обойтись без реалий. К тому же по-стариковски от того, что со стариком.
На завтра, у подъезда Жоркиного дома, за два часа уличного бдения я продрог до «инея на зубах», и лишь вошел в Любви хоромы, попросил плеснуть чего покрепче. Старая глянула на меня хитро.
- А приставать не будешь, - и водрузила на стол «пузатого» «Napoleon», - не поверишь, от мужа остался, - глаза старушки заиграли светом с роскошной хрустальной люстры.
Шершавая, темно-зеленая бутылка. Потертая, древняя этикетка почему-то напомнили картинку из школьного учебника, где замотанные в тряпье французы отступали из Москвы в трескучие морозы.
- Да, помнит старикан и Игоря и Люську, как в прочем и Льва, и тебя. Но, вот, народец, что квартиру смотрел на продажу, привозила Люська!
Любовь сидела в кресле, кивала головой и, казалось, никак не могла «ухватить» аромата золотистого бренди в тонком хрустальном фужере.
Она прикрыла глаза и слезы крохотными жемчужинами заблестали на коротких ресницах, пергаментные веки затрепетали по-старушечьи и сомкнулись крепко, до глубоких морщин
- Не смотри на меня Александр,- дрожливо выговорила.
- Муж гордился этой бутылкой, да так и не позволил себе её открыть. Торговцы с «Christie’s» как-то прошляпили ценнейшую бутыль коньяка «Наполеон Гранд Шампань Коньяк Резерв» 1811 года из коллекции английского короля Эдварда VIII. Того самого, что отказался от короны ради любви красивой женщины. Такая бутылка коньяка торговалась по цене одиннадцать тысяч долларов. Так муж утверждал, мол, это и есть тот самый раритет. Я не верила… А ты выпей, как мой Славик, когда-то, по мужицки.
Преступление раскрыто, а с ним и второе и третье, без оперативных данных, следственных экспериментов, изъятия вещдоков и экспертиз. Теперь мы знали всё и ничего не могли доказать. Но цель спасти Льва не достигнута.
- Иди к адвокату, - промолвила старая.
Круглоголовый, лысый Арнольд слушал меня, разглядывая крглоглазо потолок, стены, пол, завибрировал мизинцем в своём ухе, смешно сотрясая голову пухлой кистью, скривился в удовольствии, уняв ушной зуд, кашлянул для приличия.
- Следствие по делу завершено, представлены неопровержимые доказательства. На суде я постараюсь смягчить участь подзащитного, сославшись на возраст, профессиональные заслуги. Серьезное заболевание могло бы как-то повлиять на срок, но, к сожалению, ваш товарищ совершенно здоров, - адвокат часто барабанил сардельками-пальцами по столу.
- Ваша же информация, требует перепроверки, новых расследований, привлечение специалистов, обращение в гос. органы и теде, и теде. А к этому необходимо время, финансы и даже моё здоровьё, - и круглоглазый придвинул листок с умопомрачительной для меня цифрой…
На редкость чудный день. Солнце слепит зимней яркостью, сухой морозный дух щиплет нос, уши, обжигает щеки приятным прикосновением, а на душе непогода.
Если взять кредит в банке, неподъемная сумма приведет меня к полному разорению. Спасая давнего товарища, я пущу свою семью по миру и на старости лет окажусь в долговой яме, откуда выбираться придется моим детям. В праве ли я на такой поступок, ради человека совершенно не близкого на столько, чтобы ввергать родных мне людей в пучину долгового беспредела и нищенского существования. Моя совесть строила мне рожи, с каждым доводом перекрашиваясь из черного в белое и предательски задала последний вопрос: « Представь себя на месте Льва, как бы он поступил в такой ситуации? И ты, Шурик, ждал бы помощи от товарища!».
С этими мыслями я и вошел к старой Любви, огласив адвокатскую сумму.
- Да, время упущено, срок Льву прописан, - спокойно вымолвила старушка, - есть надежда на пересмотр дела, а деньги… деньги напротив, - и кивнула в сторону Лёвиной квартиры, - встречайся с ним, устраивай оформление генеральной доверенности.
Я позвонил Толику и он пообещал мне телефонный разговор со Львом.
Вечером я услышал его голос. И лишь поделился своей идеей, Лев неожиданно заявил: « Я подписал генеральную доверенность на Игоря, он обещал отличного адвоката с пересмотром дела в ближайшее время. Извини, завтра суд, мне нужно отдохнуть» и частые гудки в трубке.
Старая выбивала «морзянку» серебряной ложкой в такт вздрагивающей голове.
- Всё, Саша. Мы не смогли ни-че-го. Но видит Бог, пытались. Я представляю Льва через пятнадцать лет у мусорного контейнера в рваных полотняных перчатках и старом треухе на грязной голове. Если вернется, - и вздохнула печально.
- А теперь глянь, - и указала пальцем на монитор.
У Львовской двери стояла отмакияженная дама, с острым, чуть кривым носом, в норковой шапке и ярком, шелковым шарфике, на тонкой шее. Она заправски открыла дверь перед двумя незнакомцами и с услужливой улыбкой пригласила их войти в квартиру, обнажив на запястье черное родимое пятно.
конвергентно (конвергенция глаз) - сведение зрительных осей глаз по отношению к центру,