Моим родителям, понятия не имевшим,
о чем, собственно, речь
I
Лысеющие макушки моих сверстников источают тонкое презрение к наступающему тотальному Хаосу - бывшие провинциальные шестидесятники стали ужасными жмотами, золотые капельки хрущевского кватроченто истаяли, испарились едкой канифолью, стали далекой декорацией юности, нетленными останками некогда бронзовых доспехов, руинами так никогда и не увиденных замков д'Иф. Остались лишь стойкая привычка есть непременно с книгой, умение читать между строк, неистребимый снобизм районного захолустья по отношению к столице бывшего советского государства, ревнивая любовь к джинсам и навязчиво звучащий мотивчик при всяком упоминании Америки: «Один американец засунул в ж… палец и думает, что он вращает патефон...»
"Зачем тебе солнце, если ты куришь «Шипку»?
Эти строки из раннего стихотворения Бродского («Не выходи из комнаты...») можно считать эпиграфом, лейтмотивом эпохи, краткой, всего каких-нибудь 10-15 лет жизни одного поколения, но оказвших огромное, так сказать решающее... и т.д.
«Шипку» курили все мало-мальски уважающие себя чуваки.
«Солнце», «Джебел», «Фильтр» были также в почете. Знаком избранности отмечались курившие «ВТ», «Родопы». Братские болгарские табакоделы снабжали своей продукцией весь огромный лагерь социализма, исключая разве что остров свободы - знали ли мы тогда, какой дорогой табак поставляла нам в обмен на "калаши" победившая капитализм Куба? Впрочем, «Partagas» «Ligeros», «Santa Morrisson»,от которых судорожноно сжимало в паху и зеленело в глазах, всенародного признания не получили - чего не скажешь о «Калашниковых» - в недрах арабских, осененных аллахом стран это оружие приобрело воистину магическую силу - кто знает, сколько правоверных заслужили себе путевку в рай, расстреливая ненавистных Магомеду неверных?
Но настоящим «апофигеем», реальной связью с далекой и прекрасной Столицей, ощущением почти роскошным были «Друг», «Тройка», «Герцеговина Флор»…
Москва манила, (Москва - не Манила!) зачаровывала резными полочками Вас. Блаженого, утренним запахом политого асфальтя, вежливой наглостью алкашей. Московские раскованные «чувихи» навеки запечатлелись в доверчивой юной памяти…
"Ленин - Сталин", сонмища народу на Красной (настоящей!) Площади - ничего подобного в Сумах никто и представить себе не мог!
Только что были прочитаны «Мастер и Маргарита», зощенковские рассказы и повести, зазвучали стихи людей, носивших поистине фантастические, невозможные имена -Вознесенский, Рождественнский, Евтушенко.
Вараны, отогретые на батареях центрального и периферийного отопления, закоренелые бородачи, обремененные семьями и долгами, завсегдатаи "сотни" середины шестидесятых-помните ли вы, как посланием богов, разверстым Космосом, чудным явлением презираемой природы БИТЛЫ обрушили (или довершили?) все, с таким трудом возводимое в родных школах?
Воистину, все мы вышли из гоголевской «Шинели», если имеем такие восприимчивые мозги и души, а временами сдается, что еще и не вышли...
О них, родных, столько написано, точнее еще столько не написано, что "пересічний" (так теперь говорят в телевизоре дикторы телевидения ) сумчанин и не тщится осквернять, так сказать. Тем более, что громоподобные усилители и проигрыватели, изобретенные словно затем, чтобы полчища собранных в одном месте юных клаустрофобов могли наконец-то почувствовать себя в еще большей опасности не имеют ничего общего с теми катушечными «Кометами» и «Днепрами», на которых звучало Божество.
А до того были еще старые, почти трофейные (у меня была немецкая, привезенная отцом –трофейная! - «Nога Telefunken») радиоприемники с откидной крышкой проигрывателя и стальными, похожими на гвозди, иголками. Разумеется, "твист на ребрах", причем твистом было все без разбора, меломанов в их теперешнем обличье не было. Это был вызов всему, что не входило в круг (надо сказать, очень узкий в смысле мировоззрения).
Полной неожиданностью для него (круга) стал Робертино Лоретти. "Мощный объединительный фактор" (слова из пропагандистких статей «Правды» собственно, а какие статьи не были тогда пропагандистскими?) песен любви и свободы, лившихся из глотки этого итальянского мальчика сплотил все поколения.
Ямайка!
Смущенные экзотикой гладкого, как прибрежный голыш, слова, а еще более-невыносимой для обыкновенного уха, привычного к бравурно-хоровому «Мы рождены, чтоб сказку сделать бы...» чистотой искреннего голоса- короче, нас пронзило по-настощему!
Нет, разумеется в реальности «лампочки Ильича» никто еще не сомневался, но и заурядное «до-ре-ми-фа-соль» никого уже не прельщало. Это уже был вызов всех против существующего строя - пусть неосознанный: прагматики обращались в романтиков, эпоха сталинизма, как тогда казалось, навеки уходила в прошлое.Мы не знали тогда, а тем более не знали наши родители, что впереди еще длительная агония - с поворотом рек, БАМом, Афганистаном...
Печально, что так прекрасно начинавшееся время Освобождения От Догм усилиями властей было бездумно и безжалостно разрушено. Следы разрушения повсюду и... - "ничего уже не каплет из зеленого глаза".
(Свобода - таки-да! пришла в виде первого московского Мак-Дональдса, но словно интуитивно почувствовав фальшивую подкладку (разогретая микроволнами невинная прежде булочка казалась враждебной подачкой все того же старого знакомого из карикатурных серий «Крокодила» - дядюшки Сэма. Пропаганда сделала свое дело и еще не умерла!) я так ни разу и не сподобился проглотить ее вместе с пучком портновски обработанного салата.)
II
...Тем не менее с эпохой порвать не удавалось - сатанински извернувшись и усилив накал старых лампочек, эпоха создала эффект изобилия - (исключая Барышникова, Бродского и т.д. (примечание для DJ - этот список можно продолжить в соответствии с собст. симпатиями), все остальные, позже нареченные "шестидесятниками", исправно отрабатывали социальный заказ…пока не догадались, что все эти новоиспеченные ВИА сработаны в одной мастерской... Слова «андеграунд» не знали не только мы, привитые к общему древу благоденствия варягами? хазарами? греками? (прим. для DJ - почитайте современную историю в изложении украинских «батьків нації» - не дивуйтесь, коли вам повідомлять, що и у Стародавньому Римі дуже цінували зразкову українську культурну спадщину), но и сами будущие носители имени.
Увы! Мы не знали не только самого слова - в необъятных просторах Империи легко было утаить кого угодно - от Мандельштама, Ахматовой и Пастернака до Высоцкого, Гребенщикова и Кинчева. То обстоятельство, что последним троим не довелось «сидеть» было только вопросом времени. Повторяю, ничего этого мы в своих «сахалинах» (прим. для DJ - не в палестинах же!) не знали.
Зато, вернувшись из Вооруженных Сил, куда почти убежденно шли служить все поколения, повзрослев ровно настолько, чтобы с легкостью можно было выпить в присутствии родителей полстакана неразведенного спирта (но не настолько все же, чтобы привести домой подружку) застали в Европе (точнее, в той ее части, которая никак не относится к парижским окраинам) повзрослевших девушек, «мечтающих возвысится над собой», умопомрачительно-короткие юбки которых вовсе не способствовали такому возвышению ( в основном из-за дефицита элементарных средств защиты от прыщавых сверстников) а, главное, легально существующий рок-н-ролл, хотя и по-старообрядчески осуждаемый оголтелыми блюстителями… уж и не знаю какой веры?
Самым доступным способом обратить себя в приверженца Новых Времен было отращивание длинных волос, шитье расклешенных штанов и покупка нейлоновых рубашек, всенародная любовь к которым могла сравнится только разве что с любовью к громыхающим "болоньям" - теперь я думаю, это из-за идентичности материала обоих изделий.
В музыке прочно главенствовали «завтрабудетлучшечемвчера», а «сегодня» никого не устраивало - только вперед, к светлому и радостному - так был сотворен еще один миф о вечном движении.
Между тем, серьезная музыка, конечно же, творилась в подземельях андерграунда, уже первых мучеников ее и адептов выводили - если не на эшафот, то к позорному столбу площадей (роль эту чаще всего выполняли ублюдочно-одинаковые актовые залы бесчисленных школ, техникумов, институтов и проч.) – нет, не говорю о нашей советской глубинке, здесь все было проще - исключение из, скажем, техникума или института почти никому не грозило, достаточно было традиционной публичной порки грешника.