– 1 –
Среди лесов, где лиственные и хвойные обитатели живут в мире по-соседству, среди оврагов, маленьких озер, густо заросших камышом болот живет себе спокойно, ничем не интересуясь, бесплотная Тоска.
Гоняет ее по лесу ветер, от одного смолистого ствола к другому; затем вырывает из лесной чащи и уносит в поле, где она, то и дело припадая к траве, напитывается запахом полевых цветов и свежей осоки. Тоску почувствовать здесь можно любому, но на природе ощущения от нее даже приятные: вспыхивают в голове на мгновения картинки ушедшего далеко детства, появляется желание сесть и о чем-то подумать, рассматривая зеленый пейзаж или верхушки высоченных сосен. Такую Тоску часто путают с грустью, хотя Тоска – она Тоска и есть, и никакая это не грусть. Просто здесь она как нахлынет, так и отпустит. Разожмет объятия и упорхнет, оставив после себя легкое недоумение в душе и мысли, вроде: «чего я – взрослый человек, из-за ерунды завелся…» А еще на природе она быстро забывается: сел в машину, проехал километр – и ты уже в повседневности.
Но стоит наступить ноябрю и лечь на вчера еще беззаботное, хотя изрядно пожелтевшее поле первому снегу, как Тоске становится холодно и неуютно. Ветер, что недавно ее гонял по лесу – холодный и резкий, а сам лес день ото дня становится все более угрюмым.
И мчится Тоска в поселок. Забирается на первый же попавшийся чердак и затихает там. А по ночам начинает бродить по пустым улицам от дома к дому, проникает в сновидения жителей, будоражит рассудок тех, кому ночами не спится. Ближе к декабрю становится она именно Тоской, безграничной и беспросветной. Тот, кто зимой дни и ночи проводит в четырех стенах, лишь изредка выбираясь подышать морозным воздухом – тот с Тоской почти что роднится, что делать ни в коем случае нельзя. Заболеть тоской – страшнее, чем любой другой болезнью, особенно если ты молод и здоров. Среди замкнутых помещений Тоска расцветает, превращаясь в чудовище с щупальцами. Душит, давит, изгоняет радость и жизнь прочь из дома, на мороз, где они, скорее всего, погибают.
Именно в относительно изолированных маленьких мирах поселков, где все жители давно знают друг друга в лицо, Тоска приживается как нигде. Не смывают ее ни весенние дожди, ни брызги шампанского на свадьбах, ни слезы маленьких детей, чьи души еще не очерствели, отчего слезы эти издавна считаются ангельским эликсиром. Строит Тоска здесь себе дворец и уходить из него никуда не собирается: не прельщают ее больше ни поля, ни леса. Играет она с людьми, как кошка с полузадушенным мышонком. То отпускает на недолгое время, то вновь набрасывает щупальца на шею.
Многие от Тоски бегут.
Многие бегут, но в пути оступаются.
А кто махнет на все рукой и просто ждет, когда на смену Тоске явится смерть…
Но, чтобы смертельно заболеть Тоской, нужна душа. Говорят, что душа есть у каждого, даже у самих плохих людей.
Даже у убийц, хладнокровно лишающих жизни тех, кого они всю жизнь знали, или, напротив, не знали до момента убийства вовсе.
За упокой людских душ молятся. Избирают им два основных места жительства: Рай и Ад, в зависимости от того, насколько хорошим человеком ты был при жизни. Невзирая при этом на то, что понятие «хороший» весьма и весьма растяжимо, часто ошибочно толкуется и попросту глупо звучит.
И пусто.
Впрочем, мир людской настолько противоречив, а, зачастую, настолько фальшив, что лучше оставить его в покое. Одни считают, что плохих людей нет вовсе, другие – что нет абсолютно положительных. Но почти неоспоримый факт – каждый человек живет при своей душе, хорошей или плохой. И в душу изгаженную Тоска пробирается куда реже. Да и зачем ей туда соваться – и так человек обречен.
В души светлые и впечатлительные Тоска рвется с особой радостью – есть, где разгуляться. Но есть и те, кого Тоска не касается вовсе. И даже шарахается от них, почуяв нечто чужеродное и жуткое. Что-то чуждое этому миру, но, тем не менее, в нем живущее.
Живущее, вопреки законам природы, законам мироздания и вопреки здравому смыслу.
Андрей человеком не был, поэтому ни в какое время года Тоски не испытывал. На чердаке его дома она никогда бы не поселилась, а если бы и залетела туда сдуру – рванулась бы прочь и унеслась, выбив при этом окно…
– 2 –
Прошумел, стуча колесами, товарный поезд. Вся привокзальная площадь на несколько секунд утонула в грохоте. Старушка, продающая рассаду у подземного перехода, только что начала что-то рассказывать соседке, но тут же замолчала. Разглядывая проносящиеся вагоны, она, похоже, нервничала: видимо, историю ее прервали на наиболее значительном месте.
Было около полудня, солнечный майский день. Пространство у вокзала битком набито людьми и машинами: выходной.
Смеялись и разговаривали нарочито громко беззаботные дачники.
Местные спешили за покупками в том, в чем обычно ходят в огородах; купив буханку хлеба или кое-что на вечер, они вдруг переставали спешить. По двое, по трое, уходили они туда, где солнце жарило не так сильно, и что-то обсуждали: кто новости, кто вчера увиденное телешоу, кто просто нес что-то несусветное.
Бегали разношерстные дворняги с высунутыми языками.
Рычали отъезжающие и только подъезжающие машины.
Товарный поезд уже давно скрылся вдали, но шума, кажется, не убавилось: там, где собирается множество людей, да еще и в выходной, шум появляется сам по себе и стихает только ближе к вечеру.
Из подземного перехода, сощурившись на миг от яркого майского солнца, вышел человек лет тридцати пяти на вид. Просто одетый: потертые джинсы, рубашка с короткими рукавами и легкая летняя куртка. Светловолосый, среднего роста. Быстрыми шагами он пошел мимо торговок, но вдруг остановился, будто вспомнив что-то. Вернулся к бабушке, торгующей букетами ландышей, купил букет и снова быстро пошел прочь. Причем на лице его можно было уловить некую стыдливость: букет он нес неловко, словно борясь с желанием бросить его в урну и убежать. Впрочем, неловкости на его лице никто читать не собирался, и через секунду он скрылся с глаз, а привокзальная площадь вновь огласилась свистом и грохотом очередного товарняка.
Встреча состоялась в заранее условленном месте: чуть дальше площади, за железнодорожными путями, совсем близко от асфальтовой дороги. Человек с букетом ландышей даже не успел толком осмотреться по сторонам: из-за поворота вынырнула несколько потрепанная иномарка и через несколько секунд затормозила.
- Садись… - вместо приветствия буркнул водитель.
Человек послушно открыл заднюю дверь. На сиденье лежал букет тюльпанов.
- Цветы только не помни… - букет уже был аккуратно сдвинут в сторону, рядом с ним на сиденье лег букетик ландышей.
Какое-то время ехали молча. Водитель хмурился и курил, сбрасывая пепел через опущенное боковое стекло. Пассажир тактично смотрел в окно, где проносились нехитрые детали сельского пейзажа. Разговор явно никто не хотел начинать первым, хотя поговорить было о чем. Лишь когда выехали на трассу, водитель выбросил окурок и сказал:
- Жара-то какая…
- Точно… - с каким-то облегчением в голосе подхватил пассажир. – А вот в июне, слышал, похолодание обещают…
Всегда так: не знаешь, как начать разговор – пожалуйся на погоду. Беспроигрышный вариант.
- В городе наверно еще жарче?
- А как же… Асфальт, пыль…
- Дождя бы не мешало…
- Верно…э…
- Андрей…
- Очень приятно…
Андрей усмехнулся.
- Тоже… приятно… ага, вот он…
Иномарка затормозила у автобусной остановки. Полный мужчина, в форме капитана милиции, торопливо отделился от остановки, открыл дверь и сел рядом с Андреем. Они обменялись рукопожатиями. Затем капитан снял фуражку, открыв пассажиру вид на коротко стриженый затылок. На макушке волосы уже начали заметно редеть. Пока Андрей выруливал обратно на трассу, капитан повернулся к пассажиру.
- День добрый… - ладонь у него была влажной.
Пассажир, привыкший сразу же подмечать в людях наиболее запоминающиеся черты, отметил тяжеловатое лицо, полное, вспотевшее. Маленькие голубые глаза рассматривали с какой-то хитринкой, на подбородке красовалось маленькое белое пятнышко – остаток зубной пасты.
- Цветочков купили? – кивнул на букетики капитан.
- Купили, купили…- почти сквозь зубы ответил Андрей. Неприязнь его к капитану стала очевидной за одно мгновение. Капитан же, похоже, то ли не заметил ее, то ли давно к ней привык, как привыкают к вечному ворчанию матери-пенсионерки, которая постоянно во всем видит нарушение каких-то ей одной известных устоев.
- Цветочки – это правильно… - капитан смотрел в окно. Фуражку он какое-то время мял в руках, потом бросил на заднее сиденье. – Как добрались? – не поворачиваясь, обратился он к пассажиру.
- Нормально…
- У меня сын книги ваши читает…
- Очень приятно… А сами? – глупый вопрос получился, но хотелось спросить хоть что-то. Несмотря на ясный солнечный день, внутри машины, в компании двух странных людей, писателю было неуютно, но с этим неуютом приходилось мириться.
- Сам-то? Нет, не читал. Времени нет – служба…
- Служба…- неожиданно подал голос Андрей, причем издав смешок. Повернувшись к писателю, он вдруг подмигнул. – Служба, как же…Да он букварь-то не прочитает, чтобы не сбиться. Как же ты протоколы свои составляешь? Ты же половину букв не знаешь…
- Чего ты несешь? – капитан потер щеки и стал похож на пристыженного двоечника из «Ералаша». – Ты, Андрей Владимирович, при гостях-то не выкобенивайся…
- Вы его не слушайте, вредный он мужик… - доверительно обратился он к писателю.
Писатель, улыбаясь, кивнул. Происходящее нисколько его не развеселило, скорее насторожило еще больше. В этой периферийной нехитрой перепалке, в этих дешевых весенних цветочках по соседству на заднем сиденье – во всей этой обычной рутинной ерунде он с трудом выверил главное: цель своего приезда.
На то, чтобы увидеть парня, который рулил сейчас иномаркой, у него ушел почти что год. И те, с чьей поддержкой он наконец-то попал сюда, выдали всего несколько предупреждений. Одно из них: старайся ничего не спрашивать и не верь ничему; выслушай то, что скажут, и уматывай писать свои книжонки. Ни угроз, ни жутких рассказов не было, напутствие заняло две минуты. Потом был вокзал, покупка билета, почти бессонная ночь в купе, снова вокзал, электричка, и вот он здесь.
Никаких замков с приведениями и ордами летучих мышей. Никаких зомби, торгующих картошкой на привокзальной площади. Да и Андрей ничем не напоминал харизматичного Дракулу или вожака стаи оборотней. Все просто, обыденно и… днем. Но все-таки писатель знал: на свой страх и очень серьезный риск, он приехал в место по-настоящему жуткое и гиблое. Сбор определенных данных должен был позднее обернуться новым бестселлером в жанре отечественной мистики.
Хотя – это как повезет.
Всего несколько вопросов… только вот тот, кому они предназначались, давно умер. Однако из недавней инструкции вывод был сделан четкий: ответ он получит от непосредственного участника событий, которые планировал указать в книге. Но, поскольку с тех пор прошло более восьмидесяти лет, в голове крутилась предстоящая встреча со старцем, которому хорошо за сотню. Этакий впавший в маразм местный старожил, сидящий в инвалидном кресле, высохший под грузом прожитых лет и весь в пигментных пятнах. Писатель даже предполагал, что шамканье старца скорее отнимет время, нежели снабдит данными. Виделся ему пропахший старыми тряпками домик на окраине поселка, в котором владелец коротает свои последние дни. За размышлениями на тему интервью со старожилом писатель не заметил, что иномарка ехала уже не по трассе, а свернула на проселочную дорогу.
Пару минут - и Андрей, щелкнув поворотником, поехал в гору, стараясь объезжать ямы. Машина пыхтела, пассажиров хорошо тряхнуло несколько раз, и писатель быстро вышел из задумчивости.
Лес. Всюду лес.
Иномарка остановилась.
- Все… - Андрей заглушил двигатель. – Дальше пехом… - и первым вышел из машины. Капитан принял от писателя фуражку и жестом напомнил о букетах.
- Куда сейчас? – писатель оглядывался по сторонам, в глубине души надеясь, что не зря он все это затеял.
- На кладбище… - буднично ответил Андрей и зашагал к лесу.
– 3 –
Капитан, смахивая пот со лба, шел впереди. Рубашка на его спине покрылась влажными пятнами. Дорога шла вверх, под ногами, точно вздувшиеся вены на руке, выпирали из земли толстые корки. Страж правопорядка дышал хрипло, то и дело сплевывал в сторону. Фуражку он снял и держал в левой руке, которой при ходьбе широко размахивал.
Андрей замыкал шествие и, напротив, никаких признаков усталости не подавал. Покуривая, он, казалось, не замечал жары и, когда писатель непроизвольно оглядывался, почти дружески кивал ему. Писатель, изображая нечто вроде улыбки, поворачивался и снова упирался взглядом во вспотевшую спину капитана.
Дорога заняла с полчаса. Почти на вершине горы тропинка ушла влево, увлекая за собой идущих. Никто не говорил ни слова, шли быстро, в одном темпе. Один раз только капитан, вовремя не убрав голову, оцарапал лоб низко наклонившейся веткой и тихо матернулся. Больше никто из идущих не сказал ничего: говорил лес. Кричали вороны, пели птицы, лесные запахи дурманили до такой степени, что писатель, последний раз гулявший в лесу лет пять назад, на минуту забыл о цели своего визита.
Кладбище не «появилось» и не «показалось», оно словно мгновенно выросло на их пути. Писателю почудилось, что старые деревянные и железные кресты, словно перископы из воды, выросли перед ним, а несколько секунд назад их не было: лишь усыпанная листьями и ветками лесная земля.
Но это был лишь обман зрения: вот оно, старое Кулагинское кладбище, о котором он столько слышал. Кресты без табличек и надписей, покосившиеся, растрескавшиеся, ветхие, прогнившие и ржавые. Сосны, ели и старые березы погрузили место скорби в полумрак, свет яркого майского солнца сюда пробивался слабо, и даже птицы, казалось, здесь не пели, лишь вездесущие вороны орали на верхушках берез.
Капитан остановился возле ближайшей могилы, вытащил из кармана брюк носовой платок, вытер пот со лба и мощно высморкался. Потом, к ужасу писателя, снова вытер платком лоб и шею.
- Ну вот, пришли… - он махнул в сторону старых могил. – Андрей?
Андрей подошел к капитану, наклонился к вспотевшему уху и шепнул пару слов. Писатель переминался с ноги на ногу и не сводил с них глаз.
- Понял, ага… - капитан кивнул и отошел в сторону на несколько шагов, засовывая платок в карман.
- Значит, так… - Андрей смотрел не на писателя, а на ближайший крест, будто сильно заинтересовался ржавой железкой. – За тебя поручились очень хорошие люди, иначе бы мы с тобой здесь не разговаривали…
Писатель ждал. Его предупредили, что говорить следует по возможности немного.
- Сказали, что мужик ты не из болтливых, хоть и пишешь всякую… - продолжал Андрей, чуть улыбнувшись. – Мне и это, в общем, не гарантия качества, но один из стариков наших книги твои любит… Хорошие у тебя книги?
- Что? – писатель, настроившись на конкретные и жесткие инструкции, был сбит с толку неожиданным вопросом.
- Книжки, говорю, хорошие?
- Книжки… ну, наверно, хорошие… раз читают… - ответ получился неуверенным, но Андрею этого, похоже, вполне хватило.
- Раз читают… - повторил он вполголоса и вдруг хлопнул писателя по плечу.
- Ладно, пошли. Раз старики разрешили, значит - разрешили… - и шагнул на едва видимую тропинку между рядами могил.
Могилы, многие без оградок, были очень похожи друг на друга. Кладбище оказалось куда большим по площади, чем на первый взгляд, и очень неухоженным: местами трава почти скрывала невысокие могильные холмики, несколько раз пришлось перепрыгивать через полусгнившие стволы упавших деревьев. Андрей, похоже, в этом беспорядке чувствовал себя как рыба в воде, но то и дело петлял, отчего у писателя мелькнула мысль, что Андрей просто путает маршрут. Но он ничего не говорил, лишь покорно шел за Андреем, хрустя валежником, и отдирал от лица прилипшую паутину.
Могила, огороженная невысоким, не больше метра в высоту, прогнившим штакетником, нашлась ближе к центру кладбища. Подходя к ней, Андрей замедлил шаг и теперь шел почти на цыпочках, будто боязливо, стараясь лишний раз не шуметь.
- Ну вот, товарищ фантаст… пришли…
Писатель кивнул, не отрывая взгляд от заросшего сорняками холмика земли. У могилы, что не редкость на старых кладбищах, даже не было креста – деревянные кресты живут недолго, непогода и время превращают их в труху. А менять их зачастую просто некому. Пришедшие переглянулись.
Андрей развел руками.
- Спрашивай…
- Извиняюсь? – писатель оторопел.
- Ну… вопросы свои задавай… Ты же за этим приехал?
- В общем-то да… Но…
- «Но» - лошадям говори… - парень усмехнулся. – Ты не бойся и не тупи: сядь вон с той стороны и говори. Я поблизости поброжу. Как все спросишь – позови. Все понял?
- Понял… - уяснив, что Андрей уже все объяснил и говорить больше не о чем, писатель окинул взглядом могилу и позвал, изо всех сил стараясь сдержать себя: – Андрей?
- Чего? – парень остановился и начал буравить собеседника холодным взглядом серых глаз.
- Почему... почему с этой стороны?
- А ты с ногами разговаривать будешь?
Писатель не нашелся, что ответить. Андрей бесшумно, как кошка, уходил прочь.
- Что за… - и, вовремя спохватившись, известный на всю страну писатель, боязливо перешагнул через низкую ограду и, подумав пару секунд, присел на корточки у могильного холмика.
- Уважаемый…э… Эдуард Генрихович…
Каркнула ворона. Происходящее отдавало бредом.
- Буквально пару вопросов… Меня зовут Сергей … хм… в общем, неважно… Я писатель и сейчас пишу новую книгу. Место действия – приблизительно ваш район… - тут писатель резко посмотрел по сторонам, словно ожидая услышать: «Добро пожаловать в «Скрытую камеру», а в стороне – умирающий от смеха Андрей делает ему ручкой.
Но ничего не случилось: все те же деревья и старое кладбище, опутанное корнями.
«Черт знает что…»
- В общем и целом… - он откашлялся.
Это была его любимая присказка.
«В общем и целом» звучало в начале каждой беседы, которые писатель вел не раз, узнавая нужные ему факты.
Периферия.
Маленькие деревеньки, запрятавшиеся от остального мира рабочие поселки – все это не первый год было литературным Клондайком.
Истории о вампирах в мегаполисе и оборотнях из соседней девятиэтажки уже вышли в тираж. Читателей это банально не брало за душу.
Писать зачастую было просто не о чем…
И в общем, и в целом…
Книги раскупались плохо, так как сюжеты их читатели могли разобрать, взвесить и понять уже через несколько страниц. Фантастика городская выдыхалась, как профессиональный бегун в преклонном возрасте.
Сергей был одним из первых, кто решил в поисках сюжета «потрошить» периферию. И эффект не заставил себя ждать: страшилки, не имеющие отношения к американским оборотням и уже тысячекратно затасканному «Вию» гениального классика, попадались не так уж и редко.
Он был на взлете. На новую книгу делались неплохие ставки. Проблема была только в том, что могилам Сергей вопросов еще не задавал. Но почти полчаса он именно этим и занимался, вытирая пот со лба носовым платком и минуте на двадцатой уже почти забыв, где находится. Перелистывая блокнот, он, словно говорил с немым, который все понимает, но ничего не может ответить.
Так ему казалось.
И он был очень недалек от истины. Немые не смогут заговорить. Но вот написать ответ на листе бумаги – вполне…
Когда вопросы закончились, писатель встал и растер затекшее колено. Андрея звать не пришлось: он курил неподалеку, прислонившись к березе.
– 4 –
Гостеприимство часто бывает излишним, особенно если человек у тебя в гостях ненадолго, особых симпатий не вызывает, уезжает скоро и шансов снова с ним увидеться немного. Похоже, капитан, производивший впечатление человека пусть и туповатого, но положительными качествами не обделенного, гостей размещать то ли не умел, то ли не любил.
То ли просто не задумывался над такими мелочами.
Иными словами, излишним гостеприимством не страдал.
Писатель, привыкший отдыхать во время «творческих командировок» в коттеджах, хороших квартирах или гостиницах, оказался в положении человека с ярлыком «незваный гость». О нет, никакой грубости в свой адрес он не услышал и не увидел. Просто ночь, или, по крайней мере, большую ее часть, которую пришлось провести в неком полубомжатнике в компании хмельного капитана и неряшливой бабки, выполняющей роль хозяйки, положительных эмоций практически не оставила.
Впрочем, ночь еще только предстояла…
Андрей, дождавшись, когда писатель выбрался из-за ограды, вытащил из пакета уже увядшие ландыши и тюльпаны и положил на могилу. Повернулся и сделал знак рукой, предлагая следовать за ним. Сергей, торопливо пряча блокнот в карман джинсов, поспешил следом.
Капитан, сидя на корточках, ждал на том месте, где его оставили примерно час назад. Увидев приближающихся, торопливо встал.
- Нормально все?
- Вполне… - ответил Андрей. – Пошли уже. Жрать хочется…
И двинулись в обратном направлении по лесной тропинке. Писатель, не удержавшись, бросил торопливый взгляд назад.
Кладбища не было…
Просто лесная земля. Просто деревья, тянущиеся к майскому небу и хриплые вороньи крики…
Иномарка катилась вниз с горы, оставляя позади лес, кладбище и вопросы, заданные холмику земли, поросшей сорняком. Писатель, вновь расположившийся на заднем сиденье, испытывал смешанное чувство растерянности и злости, злости на самого себя, ибо вся эта поездка являлась чистой воды балаганом.
Андрей высадил попутчиков все на той же привокзальной площади, что-то буркнул капитану и, не попрощавшись, уехал. Сергей вопросительно посмотрел на капитана. Тот поскреб затылок.
- Пока, вроде, все… Пива выпьешь?
- Пива? Можно и пива… Мне что дальше делать?
- Дальше-то? Переночуешь здесь, а с утра поедешь. Ночевку подготовим в лучшем виде… Вещи на вокзале оставил?
- Да… Там сумка одна всего.
- Андрей ночью заедет. Все, что нужно, привезет. А с утра отправим тебя… - писатель сам не заметил, что уже шел рядом с тяжело шагающим капитаном. – Ты не бойся, все будет в лучшем виде…
«В лучшем виде, в лучшем виде… Чушь какая-то…»
- А что он привезет?
- Слушай, литератор, тебе уже все объяснили, – капитан остановился и хмуро оглядел Сергея с головы до пят. – Тебе, кажется, уже дали понять, что лишний раз на этой земле клювом не щелкают… Вот ты и не щелкай. Все понял?
- Так точно… - автоматически сказал Сергей, ощутив неприятный холодок.
При нем не было даже сотового: кроме паспорта, блокнота и небольшой суммы денег, все лежало сейчас в камере хранения. «Люди» настояли на своем: телефон брать с собой запрещено. Как и незаменимые в таких случаях диктофон и цифровой фотоаппарат. В его власти было просто не ехать сюда. Но он приехал. И уже сильно начинал об этом жалеть.
«Сборище психов… Глотку перережут - и все… Черт с ними – заночую… Зря я вообще сюда сунулся… Может, свалить по-быстрому? А зачем тогда ехал?»
Капитан с полуулыбкой разглядывал писателя. Похоже, весь мыслительный процесс Сергея он легко и свободно читал на его лице.
- Ну? – переспросил он через какое-то время.
- Да, я все понял… Ночую и с утра уезжаю.
- Вот и молодец... – сразу же пришел в наилучшее расположение духа капитан.- Тогда пошли…
По дороге к магазину он доверительно спросил:
- Баблосы-то есть?
- Что? – не сразу понял Сергей.
- Деньги имеются, говорю?
- А… Есть… немного… - при нем было две тысячи пятисотками и еще рублей двести мелкими купюрами. Больше он с собой решил не брать, когда садился в электричку.
- Немного значит? – капитан мысленно что-то прикинул и решил.- Тогда пива не надо, только деньги зря тратить. Давай синьки зафигачим, ждать-то еще долго. Сядем как люди, закусим…
- Я водку пить не буду… - замотал головой Сергей.
- А я – буду… - успокоил его капитан и даже хрюкнул от удовольствия.
Возле магазина «24 часа» сидели на корточках трое личностей сомнительного вида, и вяло переругивались. Один из них то и дело прикладывался к пластиковой бутылке с минералкой, после каждого глотка сплевывая сквозь зубы. Двое других чадили папиросами, с неподдельным интересом разглядывая тех, кто заходил в магазин. Завидев издали капитана и плетущегося позади Сергея, все трое сразу оказались на ногах.
- Че третесь здесь? – поприветствовал их спутник писателя.
- Так это… отдыхаем… - ответил потребитель минеральной воды, почтительно оскалившись. Передних зубов у него было немного.
- Пошли отсюда, – с чувством сказал капитан. – Если к ночи нажретесь – бошки поотрываю…
Троица, как по команде, молча повернулась и двинулась прочь.
- Вот ведь рожи… - сказал капитан Сергею, переступая порог магазина. – Ведь пьют без продыху… как с такими работать? – тут он осекся, подошел к прилавку и начал обшаривать взглядом ряды бутылок.
- Здорово, Танюша… - продавщица, лет двадцати пяти, с запавшими глазами и скверно наложенной косметикой на лице, торопливо подошла к ним. – «Охотничьей» три бутылки, – он кивнул писателю и скомандовал: – Кто гость, тот и проставляется…
Сергей безропотно вытащил пятисотку. Похоже, пить сегодня все-таки придется. Главное, чтобы мозги не выключались. Ни одно лицо из увиденных сегодня не внушало даже малейшего доверия и казалось, что в животе возится здоровенная холодная лягушка – верный симптом страха. Дурные предчувствия от добрых отличались всегда тем, что сбываются гораздо чаще.
А дурных предчувствий сейчас хватало.
- И пельменей пару пачек… - пятисотка перекочевала из пальцев капитана к продавщице. Сдача ушла в капитанский карман. Сергей усмехнулся про себя.
- Ну, на выход… - человек в форме, неся пакет с бутылками и пельменями, теперь просто лучился, исходя хорошим настроением.
Когда они шли переулками к месту предполагаемой ночевки, капитан изрек:
- Сорок лет живу, и все думаю: как вы каждый день в городе гниете? Ни воздуха нормального, ни воды… Радиация одна… А вот у нас – благодать.
- Радиация? – переспросил Сергей.
- Ну, да… - громогласно подтвердил капитан. – Ядовитое все у вас, погань одна… И как у вас только люди живут?
Писатель пожал плечами.
- Так же, наверное…
- «Так же»! А вот ни хрена не так же!
«С этим, пожалуй, соглашусь…»
- А сынуля мой пару книг твоих в прошлом году купил… - добавил капитан, когда они свернули в очередной переулок. Отпинывая валяющиеся здесь в изобилие пустые бутылки и банки из-под тушенки, капитан, как ледокол, мощно прокладывал путь. – Фантастикой увлекается. По мне – ерунда это все… бластеры эти все ваши да пришельцы…
Сергей покорно слушал.
- Ты только не обижайся… - через какое-то время изрек капитан. – Ну, все по-своему деньги зарабатывают… Ты вот – книги пишешь, я – жуликов ловлю… - последнюю фразу он настолько веско произнес, что Сергей не выдержал и улыбнулся.
Переулки слились в один бесконечный переулок. И как отсюда обратно выбираться? Впрочем, всегда можно идти на звук проносящихся поездов – железную дорогу можно услышать отовсюду.
- Но всегда надо быть ближе к земле. – Закончив монолог этой мудростью, капитан, наконец, остановился. – Понимаешь о чем речь?
- Вполне.
- Молодец… Держи пакет… - капитан передал ему ношу, подошел к ближайшей калитке и громко постучал.
Залаяла собака, но в соседнем дворе. Пришлось подождать пару минут.
- Чего? Кто там?
- Павловна, открывай, КГБ пришло. – Сергей понял, что до места ночевки они добрались.
Наступил вечер, но солнце еще светило вовсю. За калиткой раскинулся маленький сад: пара яблонь, вишни и сливы вдоль дощатого забора. Возле слив вразнобой пестрели из травы тюльпаны. Писатель решил, что молчаливый Андрей здесь и соорудил свой нехитрый букет.
Тот, что лег на могилу на исчезнувшем в мгновение ока кладбище в лесу на горе…
– 5 –
За немытыми стеклами благоухала майская ночь.
Третья бутылка, запотевшая, только что из морозильника древней «Свияги», стояла на столе. Две ее опустевшие родные сестры стояли возле дивана, на котором роскошно раскинулся капитан: рубашка расстегнута, открыв волосатую грудь и изрядный живот, ботинки он снял при входе, обналичив стоптанные тапочки. В домике, где было всего две маленьких комнаты и крошечная кухня, пахло всем на свете: валидолом, грязными носками, кошачьим пометом, вареными пельменями, дешевыми сигаретами и еще чем-то едва неуловимым и неприятным. Такой запах часто может встретиться в сельских домах, где редко происходит уборка, но люди бывают часто, каждый принося какой-то свой запах. И все это сливается в одну картину… потому что проветривают такие дома очень редко.
Писатель захмелел. Это вам не с коллегами по перу добротного коньяка выпить, предварительно хорошо поев: капитан пил жестко, по половине граненого стакана сразу. Сергей, попытавшись отказаться и натолкнувшись на ледяной взгляд прищуренных глаз, проглотил свои первые сто грамм на автомате. Чудом не закашлявшись, он закусил скользким пачковым пельменем. Водка была явно местного производства.
- Между первой и второй… - буквально через минуту прохрипел капитан и снова плеснул в стакан.
«Он же меня напаивает…» - мелькнуло в голове. – «Ладно, боров, наливай…»
Сергей, в отличие от массы рафинированных коллег, пить умел, но на людях предпочитал много не употреблять – ненужная и сомнительная реклама для творческого человека.
На колченогом столике, кроме початой бутылки, стояли две тарелки с остывающими пельменями, пепельница, тарелка с нарезанными солеными огурцами, ржаной хлеб, уже черствеющий и оттого невкусный. Павловна в домашнем халате и платке, шарила туда-сюда по комнатам, то и дело что-то предлагала. На большинство ее предложений капитан либо отмахивался, либо мотал головой и отрицательно мычал. Из запасов погреба дурно пахнущего домика на стол было разрешено подать только огурцы. Так на столе появилась трехлитровая банка, где в мутном рассоле отмокала огородная культура. От квашеной капусты и любезно предложенного «анкл бенца» домашнего производства товарищ капитан отказался с плохо скрываемым отвращением на потном лице: видимо, уже имел опыт употребления закусок Павловны.
На водку хозяйка посмотрела с неодобрением, что-то сказала капитану, но тот коротко ответил: «Попозже…», и откупорил первую бутылку.
В углу комнаты сиротливо стоял древний черно-белый телевизор. На экране, густо покрытом пылью, кто-то нетвердой рукой вывел слово из трех букв. Есть целый пласт людей, которые просто не могут пройти мимо пыльной поверхности, не оставив автограф или рисунок. Обувь Сергей не снимал – дощатый пол, плохо покрашенный коричневой краской, был в грязных разводах, каких-то пятнах, со следами сигаретного пепла.
Разговаривали мало: капитан чавкал и стабильно наполнял стаканы, лишь изредка задавая ничего не значащие вопросы. Сергей вяло и односложно отвечал. Пару раз выходили во двор – «змея придушить», как комментировал происходящее капитан. В деревянный сортир не заходили, предпочитая проделывать «удушение змея» у стены дома. За забором иногда слышались голоса прохожих, которых нещадно облаивали соседские собаки.
Сергея «отпустило» только ближе к полуночи. А может оказала действие водка.
Исчез страх, отвращение к происходящему, и даже капитан уже не казался тупой и жирной скотиной. Неожиданно для себя самого Сергей, уже лет пять назад бросивший курить, угостился предложенной капитаном сигаретой. После пары затяжек зрение явно дало сбой, и звезды на небе стали вытягиваться в светящиеся линии. С трудом поднявшись со скамейки и сделав несколько шагов к входу в дом, писатель не сразу попал в дверной проем. Удивительно, но абсолютно не тошнило. Зато двигательные функции были почти утрачены.
В доме, который он оставил пару минут назад, его ждал сюрприз: на стуле возле дивана сидел, закинув ногу на ногу, Андрей и пристально изучал капитана, сидящего напротив. Капитан бросил тревожный взгляд на вошедшего Сергея, кашлянул и потупил взгляд.
Писатель не понял, как Андрей попал в дом: калитка не открывалась, да и через забор тот явно не перелезал – можно было бы заметить.
- Добрый вечер…- была уже почти что полночь, но иное приветствие не придумалось.
- Ага… - кивнул Андрей и указал на диван. – Да ты присаживайся, сейчас чаю попьем… – и, потеряв к писателю всякий интерес, поинтересовался у капитана. – Ты зачем напился, рожа?
- Андрей, чего ты… кто напился? – капитан, покосившись на писателя, попытался сесть поровнее и даже предпринял попытку застегнуть рубашку.
- Ну, не я же... – Андрей рассматривал толстяка преувеличенно строго, как маленького ребенка, промочившего ноги. – И сам нажрался, и гостя споил. Споил он вас? – поинтересовался он у писателя.
- Да нет… Все в порядке…
Андрей поднял с пола пустую бутылку из-под водки, повертел в руках. Вздохнул, поставил обратно на пол, затем вытащил из кармана куртки толстый конверт и протянул писателю.
- Колдыри… Павловна, неси чай. Мужикам взбодриться надо… И покрепче!
- Сейчас, Андрюшка.
Сергей открыл конверт, в нем лежало несколько густо исписанных тетрадных листов. Он пробежал глазами несколько первых строк.
Буквы заплясали. Он поднял ошеломленный взгляд на Андрея.
Тот вскинул брови.
- Что?
- Это…
- Ответы на вопросы. Сделал, как просил…
Сергей снова на время погрузился в чтение. Снова посмотрев на Андрея, он открыл было рот, но тот приложил палец к губам.
- Тише, тише… прямо описаешься сейчас от радости. Доволен, что ли?
- Да, спасибо вам…
- Мы свое слово держим… И ты свое держи…
Старуха принесла две кружки чая, поставила на столик. Вопросительно посмотрела на Андрея.
- Нет, не хочу. Дома пил.
Павловна кивнула и вышла из домика.
- А ты пей, пей, пока горячий.. – обратился Андрей к жадно читающему писателю. – Вижу ведь, что напоил тебя товарищ капитан… А после чаю легче будет… А бумажки свои потом почитаешь.
Сергей с сожалением оторвался от тетрадных листов. Аккуратно сложив их, он засунул конверт во внутренний карман летней куртки.
Чай был действительно горячий. Павловна сахара в чай не клала, да и хорошо – Сергей не любил сладкий чай. Несколько раз дунув, он сделал глоток.
Чай был необыкновенно вкусным.
- Давай, давай… - одобрительно сказал Андрей, наблюдая за писателем. – Хорош чаек?
- Очень даже.
- Павловна умеет чаи приготовлять… – заметил Андрей и почему-то рассмеялся от всей души. Капитан тоже издал какое-то хрюканье, не переставая возиться с пуговицами рубашки.
Раздался писк телефона. Андрей вытащил из кармана сотовый.
- Вот ведь… на работу пора… Поднимайся, капитошка… - капитан, икнув, начал подниматься с дивана.
- Вы уезжаете? – поставив пустую кружку на стол, испуганно спросил Сергей. Опьянение куда-то исчезло, зрение полностью выровнялось. Он отметил, что капитан про свой чай забыл, и его кружка сиротливо стояла у чадящей пепельницы.
- Да, пора нам… - Андрей, прикурив сигарету, уже был на ногах. – Ты здесь поспи, с утра тебя Павловна до вокзала проводит.
- А нельзя мне с вами? – почти с мольбой спросил Сергей. Оставаться в хоромах Павловны в одиночестве очень не хотелось: даже компания капитана была бы не лишней. Но капитан уже был в прихожей, одевая ботинки.
Андрей разглядывал писателя с интересом.
- С нами? А зачем?
- Один оставаться не хочу, – признался Сергей. – Место незнакомое.
- Ну, грабить тебя тут не станет никто… - усмехнулся парень. – И убивать тоже. Чего ты с нами попрешься? Спи себе спокойно.
- Никак нельзя с вами? – напрямую спросил писатель. – Я мешать не буду, в машине посижу, например. А с утра уеду.
Андрей прислонился к дверному косяку, о чем-то глубоко задумавшись.
- Ладно… - сказал он наконец. – Чай пока пей. Я созвонюсь… Если разрешат – поедешь с нами. Если нет – здесь останешься.
Он вышел на улицу, по пути доставая телефон.
Писатель допил свой чай, немного подумал и потянулся за кружкой капитана. Сделал глоток – и как током ударило – в капитанской кружке были самые обыкновенные помои из чайных пакетиков. Он не успел даже обдумать это, как в дом вошел Андрей.
- Если хочешь – поехали…
Писатель торопливо вскочил, надел куртку. Ощупал внутренний карман, проверяя, на месте ли драгоценные тетрадные листы. Андрей ждал, сохраняя на лице привычную полуухмылку.
- Я готов… - Сергей шагнул к выходу из домика.
- Я заметил… - ответил Андрей, выходя следом.
– 6 –
Память милосердна.
Слабая память, не способная удержать то, что случилось всего год назад – еще милосерднее. Память, которой лишают – милосерднее всех, ибо она исчезает, а вместе с ней события, люди и ощущения.
Впрочем, все ли ощущения уходят в небытие? Как тут не вспомнить фильм «Вспомнить все» с Арнольдом Шварценеггером. Сама завязка фильма четко дает понять: пробудив то, что когда-то с вами случилось, те области мозга, где ваше прошлое усыпили вроде бы навсегда, вы разбудите кого угодно.
Супергероя.
Маньяка-убийцу.
Гения.
В случае с Сергеем такого не получилось бы никогда.
Он проснулся тем же, кем и был. И никакой гипноз не смог бы воскресить того, что произошло с ним ночью. Той майской ночью, когда его попотчевали отличным чаем, после которого вспомнить что-либо из ночной поездки он ничего уже не мог. Сообщения в тетрадных листах превратились в еще один мистический роман, который население России приняло на «ура». Сами листы вскоре таинственным образом исчезли, будто растворились, что писатель быстро списал на генеральную уборку жены в его кабинете, а место, где Сергей приобрел столь интересные факты, фактически стерлось из его памяти.
Его самого это мало волновало: готовились съемки фильма по отлично продаваемой книге, и Сергей с головой ушел в написание сценария. Никогда ему уже не вспомнить страшного крика парня, которого разорвали на куски прямо у него на глазах, и фраза: «Будь ближе к земле…», хотя именно так он и назвал свой новый роман…
Иномарка ехала сквозь ночь. Дальний свет нащупывал на асфальте ямы, которые Андрей ловко объезжал, не переставая переругиваться с капитаном и дымя сигаретой. Писатель, запрокинув голову, сидел позади, глядя вверх и то и дело сглатывая: сказывалось недавно выпитое спиртное. Запах сигареты раздражал, но попросить Андрея выбросить окурок, он, конечно же, не мог.
Ему казалось, что ехали они очень долго, хотя прошло не больше двадцати минут с момента отъезда от дома Павловны. Темень была непроглядной, иногда до него доносились звуки проезжающего поезда и собачий лай.
- Ты скажи, я что, облажался хоть раз? – возмущенно говорил капитан. Повернувшись к Андрею, он, кажется, решил окончательно доказать свою правоту. – Ну, хоть раз? Нет же? Тогда чего ты докопался?
- Никто до тебя не докопался, кому ты нужен… Просто брать на работу дебилов – себя не уважать. Да и менять их приходится раз через раз…
- А кого еще брать? Может, сам поработаешь?
- Я скорее тебя запрягу… заодно и жир порастрясешь…
- Андрей… так растак… я тебя предупреждаю…
- Чего?
- Я тебя… предупреждаю…
- О чем предупреждаешь? – Андрей ехал с изрядной скоростью. Одну ямку он все-таки пропустил, и машину тряхнуло так, что у Сергея клацнули зубы.
- Я тебе что, падальщик беспонтовый? Я – офицер, и чтоб еще раз…
- Сиди уже, офицер… - хмыкнул Андрей. – Гнить бы тебе в сержантах всю жизнь, если бы старики не помогли…
Сергей напряженно вслушивался. Его смущало, что собеседники, кажется, вообще не стеснялись его присутствия и разговаривали свободно, часто переходя на личности. Капитан был пьян, и оттого явно перегибал палку. По крайней мере, Сергею показалось сразу, что водитель иномарки явно был не последним человеком в поселке, и хамить ему не следовало. Поэтому реплики капитана звучали как обыкновенная пьяная бравада.
- Я свое дело знаю… - уже гораздо спокойнее сказал толстяк. Шмыгнул носом и замолчал, глядя на ветровое стекло.
- А я свое знаю… - спокойно сказал Андрей. Он на секунду бросил взгляд на зеркало, где отражался писатель, старательно делающий вид, что его происходящее не интересует.
- И порожняк никогда не гоню: ты может пока и не лажал, но можешь, а старикам тебе за это голову оторвать – раз плюнуть... О тебе же беспокоюсь, дубина ты стоеросовая… А ты еще гавкаешь в ответ…
- Ладно, Андрюха, извини… - сказал наконец капитан. Машина ехала теперь значительно медленнее и вскоре остановилась.
- Хрен с тобой… Давай вылазь… – Андрей заглушил мотор.
Писатель выпрямился на сиденье. Водитель повернулся к нему.
- Ну? В машине посидишь или с нами пойдешь?
- А можно с вами?
- Авантюрист вы, Сергей Игоревич… - неожиданно сказал Андрей и улыбнулся.
- 7 -
Они вышли из машины и двинулись сквозь ночь.
Сама ночь, майская и теплая, угрюмо молчала, словно зная, что скрывает в своих дебрях. Неохотно заволакивала она небо пеленой облаков, предвещающих дождь, начинал подвывать ветер, уставший собирать облака в одно целое полотно и бросившийся вниз, к земле.
Шагали быстро. Писателя, пытавшегося не отставать, несколько раз ощутимо шатнуло, да так, что он еле устоял на ногах. Приписав все недавно выпитому, он снова ускорял шаг. Фигуры Андрея и капитана вдруг на секунду становились размытыми, теряли четкость. Но дело здесь было вовсе не в опьянении. Дурман от выпитого за столом чая понемногу обволакивал мозг, но делал это вкрадчиво, совсем не болезненно. Сергей, ни о чем не подозревающий, старался по возможности не спотыкаться. Он не знал, куда двигаются его провожатые, и не желал знать. Весь сегодняшний день и ночь, уже вступившая в права, казались ему неким сном, удивительным и пугающий. Такие сны ему, учитывая его работу, иногда снились, поутру выплескиваясь на бумагу и превращаясь в новые сюжеты для очередной книги.
Дальше все будто выросло перед ним, словно выскочило из земли, как кладбище, куда совсем недавно он наносил визит.
Горел маленький костер, дававший больше дыма, нежели огня, бродили воле него негромко переговаривающиеся люди, вокруг раскинулось поросшее сорняками поле. И сразу бросилось в глаза одинокое и потому неуместное здесь строение: сруб без крыши, старый и темный, догнивающие останки бревенчатого дома.
Писатель чуть не уткнулся носом в спину резко остановившегося капитана. Андрей же, напротив, продолжал идти вперед к костру. Люди, а их было человек десять – двенадцать, вдруг тоже замерли, не сводя глаз с приближающегося Андрея.
- Стой тихо… – сказал капитан. Сергей понимающе кивнул.
- Торжественную часть считаю открытой… - поздоровавшись таким образом, Андрей подошел к костру. Поглядев на едва тронутые огнем щепки, поднял голову и с нескрываемым интересом спросил:
- Кто костер развел?
После кратковременного молчания раздался голос:
- Я… Извините, Андрей Евгеньевич…
- Иди-ка сюда, фаерщик… - пригласил Андрей.
Одна из фигур приблизилась, встав на безопасном расстоянии. Невысокий, испуганный паренек лет восемнадцати, светловолосый, с лицом веснушчатым и детским.
- Петька… тупой мой Петька… - качая головой, Андрей уже затаптывал ботинком чадящие головешки. – И чего я спросил, и так все ясно… Как какой зихер – сразу ты...
- Андрей Евгеньевич, забыл я…
- Вот оторву тебе башку твою, нечем забывать будет… - Андрей потопал ногой, сбивая искры с ботинка.
Петька помертвел.
- Залей водой. Сказано же было – никакого огня… - и, отходя, добавил: - Сборище дебилов…
Шипящий костерок кто-то торопливо заливал водой из пластиковой бутылки.
Петька отошел к другим парням. Сразу же послышался звук крепкой затрещины и несколько непечатных слов. Сергей с удивлением отметил, что стоит рядом с капитаном, опираясь на его плечо. Капитан никак не выражал своего удивления и вообще не смотрел на писателя. Шмыгая носом и зачем-то часто вытирая ладони о брюки, он буквально пожирал глазами Андрея. Тот, не обращая больше никакого внимания на парней, толпящихся неподалеку, стоял возле сруба, положив на него левую руку и, казалось, во что-то вслушивался.
- Идут… - сказал он наконец. Резко повернулся и скомандовал: – Тащите мясо…
Что-то зашуршало – это трое парней тащили к срубу нечто, завернутое в старое одеяло.
Сергей тут же узнал их: те самые пьяницы, которых он и капитан встретили у входа в магазин. В том, что они торопливо волокли по земле, безошибочно угадывалось человеческое тело.
Писатель тщетно силился что-то сказать или спросить: тело было точно деревянное, а зрение явственно двоилось. Остатка сил хватало лишь на то, чтобы удерживаться за капитанское плечо и не валиться с ног.
Он все слышал и видел. Но рассудок точно вырвался из его тела и улетел по своим делам. Человек в одеяле, как только его небрежно бросили у ног Андрея, завозился. Послышалось сдавленное мычание – лежащий на земле пытался заговорить. Андрей быстро бросил взгляд на «мясо» и сказал, сбив с рукава севшего туда жука:
- Че мычишь… Отмычался уже…
Четыре фигуры, медленно показавшиеся из-за сруба, произвели впечатление на всех.
Капитан вдруг по-идиотски вял под козырек, этим движением чуть не свалив писателя на землю. Парни, все как один, согнули шеи в подобии поклона, Петька и вовсе чуть не поклонился в пояс, испуганно хлопая глазами. Глядя в поросшую одуванчиком землю, он, казалось, что-то шептал едва слышно. Самообладание сохранил только Андрей. Дождавшись, когда четыре темных силуэта подойдут поближе, он ясным голосом произнес:
- Мир земле нашей…
- Мир земле нашей… - отозвалась одна из фигур. И в этот момент с заволоченного облаками неба, неожиданно выглянула луна. От неожиданности Сергей зажмурился – перед глазами поплыли разноцветные круги. С трудом разлепив веки, он, покачнувшись, глянул.
Их было четверо.
Четверо стариков в потертых старомодных костюмах выстроились в ряд и разглядывают все и всех. Через несколько секунд, когда цепкий взгляд одного и них коснулся Сергея, тот снова зажмурился.
- Кто это, Андрей? – услышал он хриплый голос и понял, что спрашивают о нем. Ответа он не расслышал – Андрей отвечал негромко.
Набравшись смелости, писатель снова открыл глаза. Руку со вспотевшего плеча капитана он убрал и теперь нетвердо стоял сам по себе. Но на него никто не обращал внимания. Старики задумчиво рассматривали тело, ворочающееся у их ног. Андрей отошел к погасшему кострищу.
Капитан снял фуражку и вытер вспотевший лоб. От него несло потом и водкой. Парни, кроме троих пьянчуг, отошедших далеко в сторону, сбились в молчаливую кучу и чем-то напоминали стаю шакалов.
- Судим, ибо право на то имеем… - сказал наконец высокий старик в коричневом костюме. Остальные, будто в задумчивости, кивнули по очереди. Один из них, с висящими складками на бурой шее, на мгновение обернулся и бросил взгляд на писателя.
- Судим, ибо право на то имеем… - повторил высокий старик и вдруг одним резким и хищным движением рванулся к земле и поднял тело, завернутое в одеяло, на ноги.
Послышался треск рвущейся ткани, и в лицо старику глянули два помертвевших от ужаса глаза молодого человека. Темные волосы его слиплись от крови – на виске уже начала высыхать рваная рана. Увидев лицо старика, он, кажется, закричал, но Сергей услышал лишь глухой, далекий вопль: рот жертвы был заклеен большим куском пластыря.
От следующего действия старика до того, как потерять сознание, писателя отделяла всего одна минута, но он не знал об этом.
Луна светила безжалостно.
Первым движением старик сорвал пластырь.
Человек, завернутый в одеяло, набрал полные легкие и заорал так, что у писателя заболел висок и глухо отдалось где-то под сердцем.
Вторым движением старик, схватив жертву за основание черепа, оторвал ему голову.
Сергей охнул и начал быстро оседать на землю, но капитан подхватил его.
Кровь ударила фонтаном в разные стороны, капли ее, пролетев несколько метров, падали на майские одуванчики. Старик в коричневом костюме одним движением руки отбросил корчащееся тело в сторону. Голову он бережно передал одному и пришедших с ним и негромко сказал:
- Никто здесь свои порядки наводить не будет… - посмотрел на кучку парней, замерших неподалеку, и сказал: - Плоть к плоти… Ешьте…
Вся орава бросилась на обезглавленный труп, лежащий на земле. В стороны полетели клочья одеяла. Сергей вырвался и рук капитана, пробежал пару метров и упал. Его вырвало. Стараясь не оборачиваться, и чувствуя, что сознание покидает его, он судорожно глотал воздух, снова и снова опуская голову и содрогаясь в спазмах. Жуткие звуки наполнили ночь, но луна милостливо ушла за тучи.
Сергей лежал на жесткой непаханой земле, глаза его были открыты. Первым он увидел капитана, склонившегося над ним.
- Чего его тащить было? Андрей, дурак ты что ли?
- Ничего… - писатель слышал голос Андрея словно издалека. – Он любопытный… вот и полюбопытствовал… - Андрей чиркнул зажигалкой.
- Евгеньич, дурак ты, ей-ей…
- Не твое дело… Старики ушли, иди… Пусть там приберутся… Падальщиков – по домам… автобус уже приехал… Да – Петьку на контроль возьми…
- Андрюх, да тупой он просто… чего ты…
- Старики огонь не любят… лично ответить хочешь?
- Нет… нет, конечно…
- Вали уже… скоро едем – спать хочу…
Писатель уходил далеко в дурман. Андрей, уже подогнавший машину к старому срубу, не удержался и прилег рядом с ним на землю, вглядываясь в остекленевшие зрачки писателя. Из левого глаза Сергея стекала слезинка.
- Будь ближе к земле, писака… - негромко говорил Андрей. Он перевернулся на спину, жуя травинку. – Пиши свои сказки, но всегда будь ближе к земле… Один хрен – завтра ты не вспомнишь ничего, а потом будешь жить как жил… Так уж вам уготовано… людям…
Сергей почувствовал мягкое тепло, которое потекло с самых пяток к его голове. Потухли все мысли, он улыбнулся, закрыл глаза и заснул.
Андрей бросил травинку в сторону, сплюнул. Полез в карман куртки и вытер с уголка губы пятнышко крови. Быстро вскочил на ноги и пошел к машине.
Начал накрапывать дождь.
Писатель крепко спал.
- Давай вставай… тебе гостиница, что ли, здесь?
Сергей охнул и продрал глаза.
Павловна перестала его трясти за плечо.
- Чаю или кофею?
- А?
- Кофе будешь или чай?
- Э… Кофе…
Он с трудом поднял голову и осмотрелся.
Напился все-таки.
Выпрямившись на диване, он машинально похлопал себя по карманам.
Конверт был на месте.
За окном лил дождь.
Через несколько часов, уже сев в поезд, он открыл купленный в ларьке вблизи вокзала блокнот, подумал несколько секунд и вывел: «Ответы на вопросы». Положив перед собой первый из трех тетрадных листов, густо усыпанных мелким почерком, он погрузился в чтение:
«В ноябре 1912 года на территории нашего поселка было замечено свечение, длившееся всю ночь. Точную дату затрудняюсь сообщить. Свет фиолетового оттенка словно зародился в сосновом лесу, позже разросся, как утверждают очевидцы, и пошел на спад только на рассвете…»
Стучал колесами поезд.
Сосед по купе выпил три бутылки пива, молча залез на верхнюю полку и уснул.
Сергей продолжал внимательно читать.
Закончено 8 сентября 2010 года.