Рано. В пустом зале утра птичий распев слышен лучше, чем это бывает в середине дня. Рассвет скромно зевает. Ходит тихо, чтобы не помешать репетиции. У реки шевелит удочками ветвей ивы, у пруда - прутиками винограда. Каждый ждёт свой улов.
Дрозд сбежал от детей. Всего-то месяц, как он отец, а уж нет никаких сил.
«Гляди-ка, надо же, какой облезлый!»- Твердят окружающие.
«Облезешь тут,»- думает дрозд. Ему и обижаться-то недосуг. Искупаться бы, передохнуть и - в бой. Добывать еду ребятишкам. Жена говорила, что не сегодня - завтра они выберутся из гнезда. Но от этого почему-то не делается спокойнее. Летать не умеют, прыгают, как зайчата. В любом разе надо будет подкармливать их первое время.
Речная улитка, полупрозрачный кренделёк, осыпана своими малышами, словно орешками, с ног до головы. Копошатся в горсти, ёрзают. Мама пытается отдышаться, но где там,- невесомость невесомостью, а двадцать горошинок на спине любого заставят попыхтеть.
И вот у каждого ж - своя однокомнатная квартира, а мама всё равно волнуется, не отпускает от себя. Как не достанет сил удерживать их всех на плаву, так и опустится на дно. И тут уж, опасливая ребятня, по парам, да по одному, пробкой к поверхности и на ближайший лист. (То ли усталость, то ли мудрый мамин рассчёт!..) Только, как не рассчитывай, один-другой, от мамы не оторвутся. Так и будут подле, пока не опустеет мамина раковинка.
Рассвет давно уж передал свои удочки ветру. Лоза с наживкой голодного червяка усов дразнит невидимую рыбу. Но нет её и быть не может тут, под виноградом. И ветер сердится, рвёт лозу из земли, тянет. Ан нет. Те корни, стебли,что держат её в земле, прочнее посулов, прочнее ветреных порывов. Они её родня. А родство - дело святое.
Отец и мать. Родители. Хорошее слово. Особенно хорошо - если можешь использовать его в настоящем времени и во множественном числе.