Колхозник. Шахтер. Партработник

 
                КОЛХОЗНИК. ШАХТЕР. ПАРТРАБОТНИК
                Брату моему, ушедшему неделю назад (в 90) лет, посвящается.

В свои восемьдесят пять лет Иван Иванович Петров оказался как рак на мели: беззащитный, всем доступный, не в своей среде. Овдовел старый шахтер. Жена его, еще крепкая, моложе его на шесть лет, решила глаза подлечить. На правом глазу катаракту сняли легко и удачно, а при операции на левом что-то случилось. На четвертый день забрал ее из больницы, чтобы похоронить.

Вот тут, как принято говорить, и прошла перед его мысленным взором вся его жизнь. Вспоминалось все, нужное и ненужное, важное и пустяковое.

Вот он вечером ведет местных пацанов в соседний колхоз на драку. Традиция такая вдруг зародилась. В то время сам воздух был пропитан агрессией – четвертый год шла война с нацистами. До призыва в армию оставалось кому два, кому три года. А потом – на войну! И надо научиться драться. Самоподготовка такая была у ребят. И они выкладывались, не жалея кулаков. Бились до первой крови, но честно, без применения палок и кастетов. Учились нападать и отбиваться. Как на поле боя.

В семье Иван был старшим. Прошел все должности рядового колхозника и не чурался любой работы. Такая жизнь ему казалась естественной и нормальной, так как другой он не знал. Ходил с молодежью на вечерки, любил петь частушки, весело отплясывал. Не было керосина для лампы? Сбрасывались по рублю, и где-нибудь темной ночью в одном из домов окна засветятся теплым светом. Значит, вечорки сегодня там. Спичек не было? У Ивана в кармане всегда лежало кресало, или огниво: он высекал огонь из камня. Если мать не хотела его будить рано утром для разжигания печи, она выходила на улицу и смотрела на дома поверх крыш. Увидев дымок из трубы, шла к тем соседям с баночкой в руках и брала уголек на растопку.

Воспоминания нахлынули все сразу, и не было от них отбоя. Поспать бы надо, но сон не идет.

Как все ликовали – война кончилась! Весть эта грела души, но жизнь не стала лучше. Колхозу по-прежнему доводили предельно высокие задания по сдаче государству и зерна, и молока, и шерсти. Самим крестьянам хлеба едва хватало до нового года. Пробовал Иван покупать хлеб в городе, да из этого ничего не вышло. Горожане держали продуктовый магазин в плотном кольце обороны. Раз или два ребята забрасывали его во внутрь толпы, но до прилавка он дошел лишь один раз, изрядно потрепанный.

В бесконечных буднях вдруг образовался просвет: парням допризывного возраста разрешили выезжать из села для поступления в производственно-технические училища. Иван с соседом Шуркой взяли в сельсовете справки, заменявшие паспорта, и отправились в Барнаул в железнодорожное училище. Там их приняли на отделение слесарей-инструментальщиков. Специальность универсальная, учиться нужно два года. Поселили их в общежитие, одели в униформу железнодорожника.

Училище уже сделало не один выпуск квалифицированных слесарей. Поэтому над первогодками из сел и деревень сразу нависли те, кто перешел на второй год обучения. Это были городские ребята. Начались «приписки»: считалось, что новичков нужно обязательно бить и отбирать у них деньги. Видимо, что-то такое заложено в природе человека, что каждый раз приходится выживать. Первокурсники держались кучками, но «старики» были опытными и всегда побеждали. Иван держался дольше всех, поэтому и попадало ему больше других. Шурка сдался быстро и уехал назад в деревню. У него отец вернулся с войны почти невредимым.

Ивану же отступать было некуда. Сестры подрастали, но замуж не выходили: женихов их забрала война. Братишка был еще ребенком. А инвалид войны отец не задумывался о будущем. Мать ежегодно рожала то братика, то сестренку, но они умирали. Семья обнищала окончательно.

Иван обзавелся настоящими друзьями, с которыми мог идти хоть в разведку. Они выбрали тактику нападения и вскоре отыгрались на заводилах из старшего курса. До конца года наступило равновесие: новички обзавелись ножами, которые собственноручно выточили в мастерских в тайне от мастеров. И драки прекратились. Но стадное чувство только укрепилось. По одному никуда не ходили.

Новый набор теперь уже второкурсники встретили точно так же, как встречали их. Загоняли новичков в угол и били в свое удовольствие. Иван даже стыдился своего поведения, поэтому его группа не свирепствовала. Повзрослели, что ли? Военкомат уже призвал их на медосмотр. Впереди ожидала служба в армии.

Комиссия, осматривая Ивана, уже спешила на обеденный перерыв. Врач мельком обратил внимание на изменения в коленном суставе ноги и записал в карточку: «нога». А после обеда уже принимал других. Так и осталась в документах загадочная запись.

И вот он уже выпускник. Получил третий разряд слесаря-инструментальщика и был направлен на завод. Но… с заходом в военкомат. Основной набор призывников закончился, комиссия уже не держалась за каждого.

- Что там у тебя с ногой? – спросил врач. Это был другой человек. А дальше Иван даже не может объяснить, почему он так сказал:

- Перелом кости. Одна нога короче.

Сказал и испугался: можно ведь проверить. Но в документы призывника уже записали: комиссовать. И пошел парнишка на завод изготавливать инструменты. Поселился в общежитии. Получил одну или две зарплаты, еще только рубашку себе успел купить, как явился к нему младший братишка. Приехал он на поезде за сто двадцать километров без билета и без копейки в кармане. Мать направила. И привез всего одну весть: отец из дома ушел в другую семью. Обнял Иван пацана, прижал к груди. И заверил: не бойся, не пропадем.

- Я в этом году поступлю в горный техникум на подземное отделение: там стипендия высокая. А ты заканчивай семилетку, и в следующем году поедешь со мной поступать. Будет у нас две стипендии, должно хватать. Проживем и без помощи родителей.

Свой план Иван выполнил и получил диплом мастера шахтного подземного транспорта. На последнем курсе женился и уже семейным был направлен работать в Кемерово. Был он молодым коммунистом. Еще в училище понял: нужно держаться коллектива, иначе пропадешь. А что в те времена было надежнее, чем партийная организация – ум, честь и совесть советского народа? Ничего надежнее не было.

И вот он уже в шахте. Доверили ему сначала самую простую работу – сортировать шахтные вагонетки. Заполненные углем отправлять к шахтному стволу. Из пустых вагонеток составлять новые поезда. Работал быстро, ориентировался легко. Ни дать, ни взять – прирожденный шахтер! Не зря отличник учебы четыре года за партой сидел и наставления слушал. Технику безопасности знал на зубок. Но вскоре она ему напомнила: мало – знать, главное – выполнять неукоснительно.

Вагонетки соединять меж собой нужно при помощи специального длинного крюка, так как если сунуть между ними руку по грудь, чтобы накинуть цепочку на крюк, то при резкой сдаче сцепки назад рука будет расплющена. Неудобно работать крюком, цепочка соскальзывает. Иван все же соблазнился - сделал одно сцепление вручную. И в ту же секунду, когда он убрал руку, вагонетки с грохотом ударились друг о друга. Иван Иванович и сейчас волнуется, вспоминая этот поучительный случай. Секунда отделяла его от инвалидности. Не зря говорят, что в шахте неожиданности - на каждом шагу. Все без исключения правила техники безопасности нужно соблюдать, так как написаны они шахтерской кровью.

Следующая ступенька по служебной лестнице была  более ответственна. Он возглавил бригаду проходчиков. Теперь отвечал не только за себя, но и за коллектив. Удалось убедить шахтеров, что не в быстроте движений успех, а в комплексном подходе. Все нужно делать спокойно, но своевременно и качественно. Бригада, постоянно совершенствуя приемы в работе, вышла на рекордную цифру по добыче угля. Потом взяла на себя повышенное обязательство и стала бороться за звание бригады коммунистического труда.

Выступая на партсобраниях, Иван Иванович говорил о том, что аварийную ситуацию на шахте создают сами шахтеры, среди которых есть рвачи и лодыри. Там отстали с креплением кровли. Тут не успели обработать поверхности против выхода метана. Вот и жди либо обрушения, либо взрыва. Он называл конкретных людей, обвиняя их в
небрежности.

А кто работал в те годы в шахтах? В основном деревенские парни. Они приезжали в шахтерские города, чтобы заработать денег и вернуться, построить дом и баню, жениться. Но не надрываться же на этой работе! Они быстро поняли: чем выше дадут они выработку, тем быстрее прибавят им норму. А этот неугомонный бригадир выслуживается, решили они, вот и подгоняет всех и критикует. Правда, сам он в работе чертовски ловок. Но надо же думать и о других!

Так рассуждали многие. Двое из них после собрания встретили его на безлюдной улице. С первого взгляда было понятно, что они задумали. Бригадир казался им легкой добычей. Был он небольшого роста и не казался богатырем. Но они не предполагали, что Иван прошел школу уличных драк, а еще занимался боксом. Четыре быстрых, как молния, удара – каждому по два, и оба они оказались на земле.

- Еще раз встречу кого-нибудь из вас – убью! – сказал он очень серьезно. И с тех пор стал носить с собой кастет.

Опасность поджидала его теперь в шахте. Как бригадир, он часто отлучаться из бригады, чтобы согласовать свои действия с подземным диспетчером. Материалы нужно выписывать заранее. И вот, когда он вошел в узкий вентиляционный проход, на него вдруг свалилась большая масса угля. Значит, его тут ждали и подстроили мини-обвал? Бывалые шахтеры заранее поделились с ним опытом, как вести себя в таком случае. Прижавшись спиной к стене, он выставил руки над головой в виде крыши. Когда падение угля прекратилось, над головой был небольшой запас воздуха.
Предположив, что над ним завал метра три-четыре по высоте, Иван Иванович стал действовать. Придерживая уголь над головой, он пропускал часть его под себя, опирался на него ногами и двигался вверх. Воздушный мешок над головой и у лица сохранялся постоянно, иначе он задохнулся бы.

Неискушенному человеку кажется, что завал в три-четыре метра должен был раздавить человека. Но есть законы природы. Давление горных пород направлено не только вниз, но и в стороны. Если начертить равнобедренный треугольник одним углом вверх, то будет наглядно видно, как распределяется давление. Вот почему не такие уж и толстые бревнышки крепления выработок удерживают от обвала километровую толщу породы. Они удерживают только ту массу, что находится под треугольником. Это свойство и используют горняки, прокладывая горные выработки.

Этот закон распределения давления в горных породах и использовал бригадир. Много времени и сил потребовалось ему, прежде чем из-под завала показались его руки, а потом и голова. Он как бы заново родился, теперь – из чрева земли. Ребята подхватили его и вынесли на свежий воздух. К нему уже спускались спасатели. В тесном проходе они встретили двух шахтеров, которые уходили от места завала. Их попросили вернуться. Выше завала они обнаружили перчатки и по ним определили, кто все это подстроил. Естественно, оба «мстителя» пошли под суд.

Иван Иванович два месяца пролежал в больнице. А потом ему дали санаторную путевку на Юг, к Черному морю. Вернулся он восстановившимся, веселым и энергичным. Юг его очаровал! В Сибири уже свирепствовали морозы, а в санаторном парке деревья стояли зелеными, цвели осенние цветы. Понравились ему и южане. Теперь он постоянно распевал услышанную от них песенку: «Ты ж мене пидманула, ты ж мене пидвела, ты ж мене молодого с ума с розума свела!» А перед глазами плескались волны моря и светило ласковое солнышко. Постепенно созревала мысль: надо перебираться на Юг!

Вернулся он на новую должность: его назначили диспетчером шахтного подземного транспорта – как раз по специальности. Неделю проработал он с напарником дублером, осваивая особенности транспортных потоков и развязок, а потом вышел на самостоятельную работу. И вряд ли кто заметил, что смену ведет новичок. Диспетчеров было четыре, каждый спускался в шахту со своей сменой. И по сводкам сразу было видно, сколько смена выдала угля «на гора». Чувствовалось, что Иван Иванович владеет ситуацией, ведет свою смену твердой рукой. 
Теперь он как инженерно-технический работник вынужден ходить на планерку к начальнику шахты. И вскоре с ним произошел анекдотический случай.

На планерке присутствовало начальство из треста, это требовало еще больше строгости и четкости в ответах. Пока люди собирались, Иван Иванович решил выпить стакан воды из графина начальника шахты. Он подошел к столу, за которым сидело все начальство, наполнил стакан и стал жадно пить. Кроме него все знали, в том числе и представители треста, что в графине - не вода, а неразведенный спирт. Причуда начальника шахты! А Иван, когда понял, что налил себе спирту, решил, что начальник шахты либо не успел графин поменять, либо перепутал.

Чтобы не подвести руководителя, залпом выпил содержимое стакана. Теперь нужно было запить спирт, а бачок с водой - в коридоре. Иван Иванович задержал дыхание, степенно вышел, а к бачку пришлось бежать. 

Представители треста и все присутствовавшие знали о графине со спиртом и молча наблюдали за Иваном. Когда он вышел за дверь, все сразу загудели:

- Вот это – настоящий шахтер! И глазом не моргнул!

- Такому доверять можно – не подведет!

- Это молодой, но очень перспективный диспетчер подземного транспорта, - говорил начальник шахты представителю треста. – Работает по направлению после техникума. Буду рекомендовать его в состав парткома шахты.

Жили Петровы в семейном общежитии. У них родился мальчик. Мечта молодых родителей – получить отдельную квартиру в деревянном домике, иметь приусадебный участок. В парткоме Ивану сказали, что в очередь поставят, но первыми будут те, у кого двое детей. Нахмурил Иван свои густые брови, глубоко вздохнул и сказал:

- А у меня их двое: младшую сестренку беру на воспитание.

И мечта сбылась. Теперь Иван Иванович после сдачи смены в двенадцать часов ночи, смыв под горячим душем пыль грязь и копоть, домой возвращался в хорошем настроении. За спиной слышались звуки работающей шахты. С грохотом опрокидывлась на верхушку террикона вагонетка, раз за разом вывозящая пустую породу. Ровно гудели машины обогатительной фабрики. Слышна работа компрессорной станции. Стучали буфера железнодорожных вагонов загружающегося углем состава.

Поселок уже спит. На широком освещенном шоссе ни машин, ни людей. На полпути к дому останавливается Иван Иванович и, повернувшись лицом к шахте, несколько минут слушает напряженную песню труда. Машинист тепловоза дал гудок, простучал вагонами на всю длину состава, и очередные тысячи тонн добытого и обогащенного угля отправились в путешествие. Долго слышался перестук колес на стыках рельсов. А Иван думал о том, что уехал не просто уголь, а сконцентрированная мощь народного труда, пот и даже кровь шахтеров. Если бы разложить по полочкам все то, что вместил в себя груженый эшелон, то какой-то процент выпал бы и на его долю.

Диспетчер в шахте – это организатор труда большого коллектива. Он должен все сделать для того, чтобы вагонетки без задержек подавались под погрузку, быстро освобождали путь для другого поезда. Транспорт в шахте работает в тесных условиях. И если не рассчитать, пустить поезда навстречу друг другу, то потом пол смены будешь их растаскивать. Вот и сорвана работа. Нет выработки – нет заработка.

Поэтому диспетчер – это сплошные нервы. Все шесть часов подряд кричит он по рации и по телефону, объясняя машинистам, проходчикам, электрикам, монтажникам, где им нужно быть в данную минуту, в каком порядке вести работы. Иногда его понимают неправильно, поэтому в адрес непонятливого летят гневные тирады, сочные замысловатые маты. После них взаимодействие улучшается. И никто не обижается, если даже пришлось выслушать и ругань, и нелестную характеристику. Смена пошла отдыхать. А в эшелоне уехал результат ее труда. К металлургам. На теплоэлектростанции. В котельные школ и больниц. На топливо сельским жителям.

Иван Иванович только что не дрался с шахтерами и транспортниками за высокую стабильную выработку в смену. Хуже от этого никому не было. Уж если спустился в шахту на глубину почти километр, где воздух горячий, где всегда опасно, так уж будь добр, вкалывай! Из четырех смен коллектив Ивана выделялся высокой отдачей. А это не только первая строчка в сводках, но и солидный заработок, высокие премиальные. Сберкнижка становилась весомой. Пришлось диспетчеру строить гараж и покупать автомобиль. Тот самый народный автомобиль – «горбатый Запорожец». 

Все эти годы Иван Иванович был членом парткома шахты, а на последней партконференции его избрали неосвобожденным секретарем парторганизации, то есть без отрыва от основной работы. Теперь это был второй человек после начальника шахты. С его мнением считались. Нагрузку между членами парткома он сумел распределить так, что это была коллективная работа.

Длилось это около девяти лет. Авторитет его был непререкаем. Предложили ему перейти на инженерную должность и работать на поверхности, но он отказался: для начисления пенсии шахтера очень важно, чтобы в общем стаже горняка было не менее пятнадцати лет работы под землей.

Из шахты на поверхность смена поднималась уставшей, опустошенной, но с чувством удовлетворения. После подземного царства Божий свет казался таким светлым, ярким и радостным! Душа ликовала! Ничто не могло омрачить крепких, накаченных мужчин, даже то, что почти каждую неделю в шахтерском поселке духовой оркестр играл похоронный марш.

Шли в пивную, чтобы сбалансировать содержание воды в организме, так как в условиях высокой температуры и искусственно нагнетаемого воздуха он сильно обезвоживался. В выходные дни собирались семьями и выпивали, но не пьянствовали, а наслаждались общением, музыкой, песнями. И это входило в привычку. Шахтера отличало от других людей то, что он выпивает, но не пьянеет. Так и закрепилось мнение в народе: если шахтер, значит – пьет!            

Первые годы выборная должность секретаря парткома тешила самолюбие Ивана Ивановича. Из деревни он выехал юношей с шестиклассным образованием, пройдя через изнурительный труд бесправного колхозника. Потом в железнодорожном училище приобрел специальность слесаря-инструментальщика, окончил в вечерней школе семилетку, получил средне-техническое образование в горном техникуме. То есть, времени зря не терял, целенаправленно повышал уровень знаний, расширял кругозор. Много читал. Теперь уже он на равных общался с людьми, получившими высшее образование.

Прилежно прослушал курс лекций в университете марксизма-ленинизма. Его коллектив гордо носил звание «Смена коммунистического труда». А сам он продолжал вникать в деятельность руководящего состава шахты и треста. Круто выступал на партийных собраниях, на отчетно-выборных конференциях. Критика его всегда была конструктивной и честной. Его терпели, так как считали, что в пруду должна быть щука: чтобы карась не дремал.   

К своему изумлению, начал он замечать, что далеко не все так близко к сердцу принимают производственные дела. Многие откровенно халтурят. Но о своих шкурных проблемах помнят всегда. Это в основном относилось к руководящему составу. Из обрывков фраз, из откровенных разговоров узнал он, что работники обкома партии, треста, начальники шахт и разрезов живут двойной жизнью. У себя в кабинете, на собраниях и конференциях они говорят правильные слова, выдвигают справедливые требования. А в это время где-то в лесу на базе отдыха, охраняемой и недоступной для простых работяг, жарко натапливаются сауны, щедро накрываются столы, плещутся в бассейне красивые молодые девушки. Там будут другие разговоры и другое поведение.

За день-два перед уходом в отпуск начальник шахты приглашает всех руководителей участков и дает наказы по работе на время его отсутствия. Каждый из подчиненных приходит на эту планерку с конвертом, в который вложены деньги. Считается, что руководитель производства должен  всегда чувствовать себя комфортно. В санатории собирается узкий круг руководителей, в том числе из треста и министерства угольной промышленности. От них полностью зависит материально-техническое обеспечение шахт и разрезов. Бывает, что от такой встречи за столом в ресторане зависит снабжение шахты в течение целого года. Вот и провожают начальника в надежде, что он не упустит возможности договориться с нужными людьми. Коррупция глубоко укоренилась в недрах Советской власти, но этого старались не замечать.

Ивану Ивановичу не нравилось панибратство в высших эшелонах власти. Возможно, он иначе воспринимал бы этот факт, но он в этот круг людей не был вхож. Ему разрешалось быть хорошим организатором производства, быть партийным руководителем и до хрипоты в голосе отстаивать интересы коллектива шахты, быть образцом честности и справедливости. Но не более.

В партийных кругах и на производстве уже произошло расслоение, образовались верхи и низы. А такие люди, как Иван Иванович с их щепетильностью и буквальным пониманием партийных документов, оказались как бы прослойкой. Парень с деревенским прошлым, с пролетарским воспитанием не мог смириться с этой фальшью, но и изменить ничего не мог. Хотелось сдать партбилет, но это значило бы оказаться один на один с несправедливостью.

Начались тяжелые душевные муки. Не излечила их и очередная поездка в санаторий. Хотелось тишины и покоя. К выходу на пенсию в пятьдесят лет у шахтера был уже полный стаж подземных работ, и он выходил на отдых с самой высокой пенсией. К этому времени многие шахтеры перебрались на Юг страны. В небольшой городок в шестидесяти километрах от Черного моря переехала и семья Петрова, влившись в компанию знакомых и друзей.

Стоило только попасть в спокойную обстановку – без ругани по поводу выработки угля и соблюдению техники безопасности, как казалось бы крепкие, могучие парни начинали болеть. Ходили на процедуры, употребляли лекарства. С перепугу бросали пить. Это же ожидало и Ивана. Но он знал, что нельзя так резко переходить от напряженного труда к праздному времяпрепровождению. Он сразу же после переезда устроился на деревообрабатывающий комбинат слесарем-инструментальщиком. Пригодились ему знания, полученные в училище.

Вот тут он и столкнулся с явлением, сформулированном в песне: «Кто на новенького?!» Местные рабочие комбината, потомки казаков, с подозрением следили за каждым его шагом. Выкупив двухкомнатную квартиру в пятиэтажном доме, шахтер стал обустраиваться. Решил изготовить стеллажи под банки с вареньем и соленьем. Замерил пространство, начертил эскиз, подсчитал метраж и с разрешения начальника комбината выписал себе несколько метров металлического уголка, заплатив деньги в кассу. После смены нарезал уголок по размерам и понемногу переносил домой.
Когда подготовку материалов закончил, его вызвали в партком комбината. Там уже сидел сосед Ивана по рабочему месту.

- Говорят, вы у нас материалы приворовываете? – ошарашил его парторг.

- Кто это говорит?

- Вот он, например. Уголок домой потаскиваете?

- Да. А что в этом плохого? Мне разрешили, я заплатил за него. Вот квитанция. Какие претензии?

Парторг посмотрел документ и передал его доносчику. Тот тоже уставился в квитанцию. Видно было, что оба они растерялись. Они уже обсуждали, как учинят расправу над новичком. А он оказался честным парнем.

- Он перенес домой больше, чем выписал!

- А это уже клевета. Пойдем, замерим. И вам не стыдно, взрослые люди! Прежде чем кого-то обвинить, нужно все изучить. Я сам девять лет был парторгом на шахте. И чтобы вот так, без проверки, нападать на человека? Это не по-партийному! Это оскорбительно. Пойдем замерять. А потом я поговорю с тобой отдельно.

У Ивана Ивановича уже чесались кулаки. Но доносчик идти на проверку отказался. «Предатель! Стукач! Доносчик!» - продолжал он кипеть по дороге домой. Случай этот подтвердил разницу в менталитете сибиряков и южан.

А шахтеры на Юге продолжали болеть. Некоторые, не дотянув до шестидесяти, покидали этот мир. Иван завел пасеку и уволился с комбината. Раз в неделю как по расписанию выпивал.

- А где они - те, кто бросил пить? То-то же! И работой загружать себя надо, работой!

Зимой, когда пасека спит, отправлялся в путешествие по стране. Навещал брата, двух сестер, родственников. Ремонтировал ульи, изготавливал рамки под соты. И проходил профилактическое лечение в госпитале. Сам себе удивлялся, отмечая семидесятипятилетие, восьмидесятилетие. А теперь уже и восемьдесят пят надвигались.

Незадолго до похорон жены, продолжая изготавливать рамки под соты, повредил циркульной пилой кисть правой руки. Остались на ней всего два пальца. Но крестьянский парень, дитя войны, частичка своего народа не стал хандрить, не запил, не ударился в панику. Сын помог ему приобрести компьютер, и теперь шахтер его осваивает. Мечта – держать постоянную связь с братом, с племянниками. Но пока научился только принимать послания.

Осенью, как всегда, вскопал землю на даче, весной посадил картошку и овощи. Каждое утро делает физзарядку, принимает холодный душ. А в субботу накрывает стол и приглашает соседа или приятеля. Из шахтеров его поколения уже никого нет в живых. Поправляя слуховой аппарат, слушает анекдоты, сам рассказывает, весело смеется. В воскресенье отдыхает, пьет рассол, но не опохмеляется. Самодисциплина у него железная. При случае ругает Горбачева. Имеет право: он старше его на два года. Теперь, познакомившись с южанами вплотную, он очень легко расшифровал его поведение.

«Подхалимничал. С народом заигрывал. Старался всем понравиться. За похвалу от Маргарет Тетчер, Рональда Рейгана развалил Советский Союз! Брехливый! Неужели он думает, что люди ему поверили, будто бы он записки посылал в бутылках, кидая их в Черное море? Где-то на чердаке нашел старый приемник и принимал последние известия. Разве это не смешно? Где в Форосе чердак? Откуда там старый приемник? Вот – деревня! И мыслит по-деревенски. Нахватался умных слов по верхушкам, выступал с энтузиазмом, а государственным деятелем так и не стал. Затеял склоку с Ельцыным. Но ведь и тот из деревни! Но только покрепче закалкой оказался сибиряк. Был бы Миша поумней, и Ельцына бы не травил, нашел бы ему работу, и СССР не развалил».
 
- Теперь уже придется жить до девяноста лет, до круглой даты. А что? Я себя неплохо чувствую, - говорит он по телефону брату. А тому уже под восемьдесят. Сестры тоже в годах.

- Давай, брат, прокладывай путь! Ты – впереди, мы – за тобой. Ты у нас как ангел-хранитель. Пока ты жив – мы чувствуем себя маленькими. Так держать!